Текст книги "Войсковая разведка Красной Армии и вермахта"

В августе 1942 г. на Брянском фронте был захвачен документ, подписанный командиром 248 пп полковником Небауером из 88 пд вермахта. Документ содержал подробное описание немецкой стороной силовой разведки у Красной Косоржи.

«В ночь с 25 на 26.3.1942 ударный отряд русских численностью 50-60 человек совершил нападение на опорный пункт Красная Косоржа. Впереди шел русский передовой отряд численностью до 6-8 человек, который продвигался между двумя опорными пунктами и со стороны приблизился к немецкому часовому, стоявшему перед домами. В эту ночь было очень темно.

Среди русских один хорошо говорил по-немецки. Во время приближения русский несколько раз крикнул своим солдатам “Тише!” При дальнейшем подходе русских между русским солдатом и немецким часовым завязался следующий разговор:

Немецкий часовой: “Пропуск!”

Русский: “Кто тут?”

Немецкий часовой: “Кто там?”

Между тем русский подошел ближе, ударил часового прикладом по голове и попытался заткнуть ему рот. Но часовой закричал и своим криком поднял обитателей дома. Когда люди хотели выскочить из дома, в переднем помещении уже разорвалась граната, а пули стали проникать в дом. Люди, находившиеся в доме под командованием лейтенанта Калленберга, поодиночке выпрыгнули на улицу и ручными гранатами подавили ручной пулемет, находившийся на позиции перед домом. Русские потеряли 2-е убитых. Был захвачен 1 ручной пулемет и 1 винтовка. Основная масса ударного отряда русских после получасового огневого боя снова отошла назад. Наши потери: 1 убитый, 3 легко раненных от снарядов пехоты и арт.огня.

Этот случай был объявлен в целях обучения всему составу войск»[60]60
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 435. Л. 27.


[Закрыть].

Из этого описания следует, что ни о каких трех десятках убитых и раненых солдат вермахта речь не шла. Зато немцы весьма точно назвали потери советской стороны у Красной Косоржи. Ну а как же победная реляция командования 121 сд, утверждавшая о немецкой панике в Русаново и полном уничтожении там 7 роты 10 моторизированного полка? Вот что гласит ЖБД 9 тд о событиях на ее позициях в ночь на 26 марта 1942 г.:

«1.30-4.00. Одной вражеской штурмовой группе, используя фактор внезапности, удалось ворваться в Русаново. Контратакой она была отброшена назад. Кроме того, были отбиты атаки штурмовых групп противника под Крюково и Красной Косоржей. Потери противника: 23 убитых, ок. 20 раненых, 1 раненый взят в плен, 1 пулемет и много ручного оружия взято трофеями.

Наши потери: 5 убитых, 11 раненых, 2 пропавших без вести.

При осмотре тел русских восточнее Русаново была обнаружена карта, на которой безупречно обозначена 121-я стрелковая дивизия в составе трех стрелковых полков и штаба в Мелихово. Штурмовая группа, судя по солдатским книжкам, была из состава именно этой дивизии. Наблюдавшаяся ранее, особенно 23.03., интенсивность железнодорожных перевозок без сомнения связана с прибытием этой дивизии»[61]61
  NARA. Т 315. R. 538 9. Pz-Div. Fr. 1017.


[Закрыть].

Фрагмент из отчета 9 танковой дивизии о действиях противника 25 марта – 8 апреля 1942 г. Речь идет о советской карте, обнаруженной у убитого советского офицера в Красной Косорже. «У одного убитого в этой операции русского офицера была обнаружена карта, из пометок на которой видно, что позади 13 гв. дивизии находилась 121 стр. дивизия в составе 383, 573 и 705 полков. Присутствие этой новой дивизии было установлено также по записям в солдатских книжках. Намерения противника были пока не выявлены»

Позже немецкий штадив уточнил свои потери на 26 марта, изменив их на 3 убитых, 13 раненых и 2 пропавших без вести. Вероятно, двое немцев, изначально записанных в убитые, оказались тяжелоранеными, но выжили. Таким образом, две сотни убитых и раненых военнослужащих вермахта в Красной Косорже и Русаново были вымыслом советской стороны. Отдельно стоит обратить внимание на двух немцев, пропавших без вести. Вероятно, они были теми пленными, которых разведчикам 121 дивизии удалось взять в Русаново. А вот остальные пять пленных, которые «2-е померли дорогой от тяжелых ран, в том числе и офицер, и три были уничтожены при отходе роты», документами противника не подтвердились.

Потери же отрядов 6 и 121 сд немцы подметили почти верно, допустив лишь небольшое завышение. Согласно их данным, «23 убитых, ок. 20 раненых, 1 раненый взят в плен», тогда как советская сторона оценила свои потери в 16 убитых и 25 раненых. Удостоверения личности, обнаруженные у погибших советских воинов, помогли немцам определить их принадлежность к 121 сд, а найденная карта с позициями этого соединения стала для противника приятным сюрпризом. Наличиеу разведчиков личных документов и карты было грубейшим нарушением правил проведения разведакций.

Любопытно, что оверклейм советской стороны в оценках вражеских потерь во время разведпоисков касался не только живой силы противника, но и матчасти. Примером тому служит история с уничтожением немецких минометов, произошедшая на Карельском фронте (далее – КарФ. – Прим. автора.), у Мурманска в ноябре 1942 г.

Середина ноября 1942 г. для бойцов 72 морской стрелковой бригады (далее – морсбр. – Прим. автора.) была временем активных действий в разведке. Объектами их разведпоисков стали опорные пункты немецкой обороны южнее губы Западная Лица, в районе озера Череп. С 13 по 17 ноября разведчики бригады провели три поиска, из которых лишь последний завершился успехом: в ночь с 16 на 17 ноября был взят в плен обер-ефрейтор 136 горнострелкового полка вермахта. Однако наиболее интересной выглядит более ранняя акция – с 14 на 15 ноября, когда РГ 3 батальона бригады якобы удалось уничтожить немецкую минометную батарею рядом с высотой 263.5 северо-восточнее указанного озера.

Фрагмент карты линии фронта на Мурманском направлении на восточном берегу Западной Лицы в августе 1943 г.

Озеро Череп. Снимок наших дней

Согласно документам 72 морсбр, в ту ночь за языком вышла группа старшего сержанта (по другим сведениям – красноармейца. – Прим. автора.) Князева: 20 автоматчиков, 13 разведчиков и 5 пулеметчиков с двумя ручными пулеметами. Она должна была работать в квадрате 9870-3 у высоты 263.5, где ранее другими РГ были замечены немецкие огневые точки: «Выйдя на высотку в районе (9870-3) группа обнаружила за обратными скатами ее минбатарею противника и в 20 метрах жилые землянки. Через открытую дверь в одной из землянок видны были на нарах солдаты противника, спящие в нательном белье. Землянка освещалась электричеством. Минбатарею охранял один часовой»[62]62
  ЦАМО. Ф. 1876. Оп. 0000001. Д. 0010. Л. 57.


[Закрыть].

Сняв часового выстрелом из винтовки, бойцы Князева бросились к минометам и землянкам. Спрыгнув на крышу одной из них, сержант Шаров начал кидать гранаты в дымовую трубу. Другие разведчики бросали гранаты в окна и двери, стреляя из автоматов по выбегавшим немцам. Так, согласно отчету о разведке, один немецкий автоматчик, открывший огонь из окна, был убит. Сержант Янюшин попытался взять языка, но схваченный им солдат оказал сопротивление и был тоже убит.

Тем временем несколько советских бойцов попытались унести минометы, но «не смогли их поднять, ввиду большого веса». Тогда Князев приказал подорвать минометы гранатами, опуская их в стволы. Вскоре по его сигналу группа начала отход под огнем вражеских пулеметов, находившихся западнее места боя. Прикрывая возвращение разведчиков, советская сторона также открыла ответный огонь из минометов. (См. схему № 1.)

Схема действий разведгруппы

72 морской стрелковой бригады в ночь с 14 на 15 ноября 1942 г.

Оценивая действия группы Князева, штаб 72 морсбр писал:

«В результате налета группой уничтожено 3 миномета крупного калибра, частично разрушено 4 землянки, убито и ранено свыше 20 солдат противника.

Гоуппа потеряла ранеными 5 человек бойцов. 2 бойца пропало безвести, вместе с личным оружием. Кроме того, тяжелораненым бойцом был оставлен один автомат.

Захваченный в ночь с 16 на 17.11.1942 г. пленный обер-ефрейтор 1/136 гсп, на предварительном допросе подтвердил уничтожение русскими разведчиками 3-х минометов и, кроме того указал, что там же была уничтожена метательная установка. Русские оставили на поле боя одного убитого»[63]63
  ЦАМО. Ф. 1876. Оп. 0000001. Д. 0010. Л. 57.


[Закрыть].

Казалось бы, все ясно. Хотя язык и не был взят, но урон противнику был нанесен солидный: выведены из строя более двух десятков фрицев, три тяжелых миномета и даже какая-то метательная установка. Однако при сверке с документами немецкой 2 горнострелковой дивизии картина оказалась не такой радужной. Оказалось, что советская сторона была неточна в своих оценках по причине явного оверклейма разведчиков и вероятного вранья пленного во время допроса.

Фрагмент советской карты линии фронта на Мурманском направлении на восточном берегу Западной Лицы. В ночь на 15 ноября 1942 г. на этом участке действовала группа советских разведчиков. Из коллекции Александра Антошина

Согласно немецким документам, группа Князева атаковала опорный пункт «Инсбрук» севернее высоты 263.5. Во время нападения потери немцев составили два человека убитыми и еще два ранеными, то есть советская сторона завысила их в пять раз. Впрочем, бой был скоротечен, и советские разведчики вряд ли могли точно оценить, сколько же фрицев они настреляли. В их отчете конкретно указаны лишь три немца, пострадавшие от их действий: часовой, автоматчик в окне и несостоявшийся язык. Все остальные «убитые и раненые» оказались вымыслом, построенным на гипотетических оценках.

Спутниковый снимок высоты, где располагался немецкий опорный пункт «Инсбрук» – объект атаки разведгруппы 72 морской стрелковой бригады

Немецкий минометчик с 50-мм минометом leGrW 36 (5-cm leGrW 36) на Восточном фронте

Наиболее любопытной представляется судьба взорванных минометов. В донесении штаба бригады четко сказано, что они были крупного калибра и тяжелыми в переноске. Вероятно, тут шла речь о 81-мм или даже 105-мм минометах. Однако, согласно немецким данным на 11 ноября 1942 года, 136 полк имел 25 легких (50-мм) и 20 тяжелых минометов (81-мм). А к 21 ноября у него имелось 22 легких и 20 тяжелых. То есть никаких потерь в тяжелых минометах он не понес, зато количество легких минометов сократилось как раз на три единицы. Если именно они и были предметом внимания разведчиков Князева, то непонятно, почему их не смогли поднять, ведь они весили не более пуда, и как в их ствол умудрились опустить гранаты. Впрочем, эти три единицы могли просто выйти из строя по техническим причинам или быть переданы в другую часть. Ведь уже к 1 декабря 1942 года число легких минометов в 136 полку увеличилось до 24 штук, то есть два из них были или отремонтированы, или возвращены, или поступили из арсенала как новые.

Советские бойцы осматривают захваченный 81-мм немецкий миномет

Косвенным доказательством того, что легкие минометы могли пострадать во время налета советских разведчиков на «Инсбрук», являются показания пленного. Однако они не вызывают доверия из-за его рассказа об уничтожении какой-то метательной установки. Можно предположить, что в этом случае речь шла о тяжелом миномете 10-cm Nebelwerfer 35. Действительно, в сентябре 1942 г. 2-й горнострелковой дивизии был передан батальон таких минометов – 18 единиц. Однако его штаб и батареи располагались на западном берегу Западной Лицы и никаких потерь в матчасти в ноябре батальон не имел.

В результате можно выдвинуть три версии:

• разведчики Князева сказали неправду насчет уничтожения трех тяжелых минометов, выдав за них легкие;

• РГ вообще минометную батарею на «Инсбруке» не уничтожала и в донесении явно приукрасила свои успехи;

• уничтожение батареи является уже вымыслом штаба 72 морсбр, хотевшей преподать начальству неудачный поиск как успешный на основании показаний пленного.

Какая из них является верной, установить теперь уже не представляется возможным.

Описанные случаи на Юго-Западном и Карельском фронтах показывают, что, бывало, при оценке результатов разведакций потери противника явно завышались, а иногда и вовсе могли быть выдуманы. При сверке с немецкими документами советские заявки на уничтожение вражеской живой силы и техники далеко не всегда подтверждались. Во время войны разведорганы Красной Армии уделяли должное внимание захваченным документам, чтобы проверить успехи, заявленные в отчетах, сводках и донесениях. Порой информация из немецких бумаг служила хорошим лекарством, излечивавшим головокружение от успехов, характерным примером тому является трофейное немецкое описание силовой разведки у Красной Косоржи.

Немецкий минометчик ведет огонь из 50-мм немецкого миномета 5-ст leGrW 36

Стоит понимать, что правдивая и своевременная информация является главным условием для того, чтобы командир принял верное решение. Она же служит основным материалом при оценке обстановки и, следовательно, имеет огромное значение для управления действиями войск. Однако в отношении советской войсковой разведки можно сказать, что единственным фактом, подтверждавшим успешность ее походов за языками, являлся захват контрольных пленных и документов. К сожалению, другие успехи, заявленные советскими разведчиками, далеко не всегда подтверждаются сверкой с данными противника. Увы, но и советские бойцы не чурались старинного принципа «пиши более».

Задача войсковой разведки на фронте – добывать сведения о противнике. Важнейшими источниками получения таких сведений являются захваченные пленные и документы. Однако ценность сведений из этих источников в первую очередь определяется временем: чем меньше его прошло между захватом и допросом пленных или изучением документов, тем выше значение полученной информации. Увы, во время войны далеко не все бойцы и командиры Красной Армии понимали значение этой аксиомы. В первые годы войны допросы языков были бессистемны, проводились некачественно и часто некомпетентными людьми. Миграция пленных по отделам штабов частей и соединений, не имевших отношения к разведке, чем-то напоминала известную басню, где по улицам слона водили. Когда же захваченные вражеские солдаты и офицеры все-таки попадали в разведывательные органы, ценность полученных от них сведений была уже низкой. Подобное происходило и с документами: вместо разведотделов они часто отправлялись в инстанции, никак с разведкой не связанные. Но хуже было другое. Бывали случаи, когда пленных расстреливали, а документы просто теряли или уничтожали. Командование Красной Армии боролось с таким отношением к источникам информации, особенно в начале Великой Отечественной, когда пленных брали мало. Посмотрим, удалось ли решить эту проблему.

Перед началом Великой Отечественной войны у Красной Армии дела с войсковой разведкой обстояли неважно. Этот факт был отмечен участниками Совещания при ЦК ВКП(б) 14-17 апреля 1940 г., которое было созвано с целью подведения итогов и учета опыта войны с Финляндией. К примеру, на утреннем заседании 16 апреля, во время выступления командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова, командовавшего 7 А, выяснилось, что в Разведывательном управлении Генерального штаба никто не занимался делами войсковой разведки[64]64
  На момент совещания Разведывательное управление Генштаба именовалось 5-м управлением НКО.


[Закрыть]:

«МЕРЕЦКОВ. Нет, одних данных агентуры мало, нужна хорошая войсковая разведка (…). Войсковая разведка требует опытных командиров, а мы, к сожалению, разведке укрепленных полос почти не обучались.

Агентура не всегда может дать точную точку расположения бетонного сооружения. Поэтому рассчитывать только на агентурную разведку нельзя. Я считаю, что всеми мерами нужно добиться научить войска вести разведку.

ГОЛОС. Почему ее нет?

МЕРЕЦКОВ. Вы мне скажите, тов. зам. наркома Проскуров [65]65
  Проскуров Иван Иосифович. В 1937-1940 гг., в том числе в период войны с Финляндией, возглавлял Разведывательное управление Генерального штаба. В 1941 г. арестован и расстрелян. В 1954 г. реабилитирован.


[Закрыть], кто ведает у нас войсковой разведкой?

ГОЛОС. Никто не ведает.

МЕРЕЦКОВ. У вас есть представители и в Генеральном штабе и в Управлении по боевой подготовке, а кто отвечает за руководство и обучение войсковой разведки – неизвестно. Нету нас настоящей войсковой разведки также, как, к сожалению, и агентурной.

У меня есть пожелание, чтобы в течение ближайших двух-трех месяцев предложить нашим людям крепко заняться учетом опыта, но беспристрастно, без этого могут погибнуть ценные данные»[66]66
  Зимняя война 1939-1940. Кн. 2. И. В. Сталин и финская кампания : Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б). М. : Наука, 1998. URL // http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/216753-zasedanie-chetvertoe-16-aprelya-1940-g-utrennee.


[Закрыть].

Кирилл Афанасьевич Мерецков – в августе 1940 – январе 1941 гг. – начальник Генерального штаба РККА

Проблемы войсковой разведки были отмечены и на совещании высшего руководящего состава Красной армии 23-31 декабря 1940 г. Ставший к тому времени начальником Генерального штаба Мерецков заявил на совещании следующее:

«Самым главным недостатком является то, что командиры подразделений в ходе боя не оценивают обстановку, не отдают себе отчета в том, что представляет собой противник, какова система его заграждений, не определяют, где находится передовая позиция промежуточных рубежей и какими силами он обороняется. Все это происходит потому, что командиры, выслав разведку, забывают о ней, вследствие чего сами находятся в неясной обстановке и тем самым неправильно воспитывают разведчиков» [67]67
  http://miIiteга. Iib. ru/docs/da/sov-new-1940/02. htmI.


[Закрыть].

Такое положение дел сказалось уже в первые месяцы войны. Отвечавшие за взятие контрольных пленных разведподразделения оказались не способны выполнять свои задачи. Часто командиры посылали в разведку случайных людей. К примеру, 1 августа 1941 г. начальник штаба 42-й тд Смирнов отмечал, что «случайные команды вместо того, чтобы разведать врага и захватить пленного, чаще всего возвращаются с пустыми руками, не добыв никаких данных»[68]68
  ЦАМО. Ф. 3036. On. 0000001. Д. 0005. Л. 64.


[Закрыть].

Капитан Смирнов был прав. Проблема с кадрами приводила к тому, что разведчиками становились неподготовленные люди, которые плохо понимали свои задачи, в том числе и ценность захваченных пленных и документов. К чему это приводило, свидетельствует приказ штаба 5 А от 11 июля 1941 г.:

«За последние дни части прекратили захват пленных, а при захвате немецких солдат уничтожают на месте. Документы, захваченные у пленных, несвоевременно направляют в штаб Армии.

Командующий приказал:

Наиболее ценных пленных с отобранными документами и с отношением обстоятельства пленения, после краткого опроса в частях, немедленно направлять в штаб Армии»[69]69
  ЦАМО. Ф. 3456. Оп. 0000001. Д. 0002. Л. 90.


[Закрыть].

То же самое происходило и в 9 А. В своем приказе 29 августа 1941 г. ее командующий генерал Черевиченко отмечал, что в подчиненных ему дивизиях разведка велась лишь под настойчивым давлением штаба армии. В результате командование и штабы дивизий в большинстве случаев пользовались случайными и непроверенными данными, а разведка поставленных задач не выполняла:

«Пленных, как основного источника сведений, не берут, а если берут, то не доводят до штаба армии, уничтожают, не имея на это никаких оснований» [70]70
  ЦАМО. Ф. 464. Оп. 5689. Д. 2. Л. 171.


[Закрыть].

Как свидетельствуют другие документы начала войны, подобные случаи происходили часто. Командование Красной Армией боролось с таким явлением кнутом и пряником. Кнутом были требования прекратить расстрелы и угрозы привлечь виновных к ответственности, а пряником служили разъяснения о ценности пленных и обещания правительственных наград за взятых языков. Уже в 1942 г. в документах СЗФ отмечался следующий порядок получения орденов за пленника, способного дать сведения о противнике. Отличившихся представляли:

«За рядового солдата к ордену “КРАСНАЯ ЗВЕЗДА"

От ефрейтора до фельдфебеля вкл. к ордену “КРАСНОЕ ЗНАМЯ"

За офицера к ордену “ЛЕНИНА"»[71]71
  ЦАМО. Ф. 2930. Оп. 0000001. Д. 0001. Л. 154.


[Закрыть].

Немецкие солдаты, сдавшиеся в плен на Северо-Западном фронте. Возможно, за них кто-то получил обещанные командованием ордена

Увы, эти меры не дали нужного результата. Борьба с расстрелами пленных велась на протяжении всей войны. Например, в январе 1943 года штаб ЮЗФ отмечал в своей директиве ряд случаев, когда пленных не доставляли в штабы соединений и армий, а расстреливали на месте или во время конвоирования. Командующий фронтом генерал Ватутин и его штаб видели в этом потерю ценных сведений и считали, что «такое положение далее нетерпимо». Подобное отношение командования Красной Армии к проблеме можно встретить и в документах 1944-1945 г. К этому моменту участников расстрелов уже ждал военный трибунал.

Усвоив горькие уроки 1941 г., советская войсковая разведка постепенно стала налаживать свою работу. По приказу командования в разведподразделения отбирались лучшие бойцы и командиры, которые обучались сложному ремеслу разведчика. Это не замедлило сказаться на результатах. Набираясь опыта, разведка начала добывать языков и документы, борясь как со своими детскими болезнями, так и с непониманием их значения у некоторых начальников.

Однако захват контрольных пленных и документов был только половиной дела. Для получения из этих источников важных сведений требовалось своевременно и грамотно опрашивать языков и обрабатывать захваченные бумаги и карты. Увы, изначально в Красной Армии с этим были проблемы. Например, 7 августа 1941 г. начштаба СФ генерал Никишев отметил большие недостатки в системе опроса пленных:

«В некоторых штабах дивизий и армий работа по опросу пленных и своевременному использованию получаемых от них данных – до настоящего времени не налажена, часто опрос пленных производится с большим опозданием, в результате чего ценность получаемых от них сведений снижается. Опрос пленных производится бессистемно, опрашивают вообще, не учитываются указания штаба Северного фронта с перечнем вопросов, которых следует придерживаться при опросе»[72]72
  ЦАМО. Ф. 363. Оп. 6208. Д. 43. Л. 151.


[Закрыть].

Удивительного тут мало. В начале войны опросом пленных могли заниматься случайные люди, а не сотрудники разведорганов. Проблема заключалась в том, что некоторые военачальники совершенно не понимали роли разведки. Так, 2 декабря 1941 г. в своем распоряжении штабу 37 А начальник штаба ЮФ генерал Антонов указывал, что три офицера из разведотдела армии вместо выполнения своих прямых обязанностей почему-то работают в ее оперативном отделе, а их начальник – капитан Щербенко – используется в роли порученца. Подобное происходило и на других фронтах. В ноябре 1941 г. начальник разведки Приморской армии майор Потапов прямо писал, что данные о противнике «поступают из всех других источников, а не по линии разведорганов»[73]73
  ЦАМО. Ф. 1100. Оп. 0000001. Д. 0042. Л. 26.


[Закрыть].

Начальник штаба Северного фронта генерал-майор Дмитрий Никитич Никишев

О том, какие же это могли быть источники и что вообще происходило с военнопленными в советских штабах, свидетельствует приказ командира 3 гвардейского кавалерийского корпуса генерала Крюченкина от 30 апреля 1942 г. В нем генерал указал, что его дивизии не только берут мало пленных, но и доставляют их в штаб корпуса с большим опозданием без документов и личных вещей по следующим причинам:

«Укоренился и привился такой безобразный факт как отбор у военнопленных их личных вещей (…), при чем часть этих предметов и документов безвозвратно оседают в штабах и на руках отдельных лиц, а часть просто уничтожается.

Зачастую опрос разведотделениями дивизий и разведотделом штаба корпуса военнопленных задерживается еще и потому, что эти военнопленные почему то попадают сперва в особый отдел или политотдел.

При опросе военнопленных как правило присутствует много лишних, что конечно отражается на качестве допроса.

Как правило опрошенные в дивизиях военнопленные присылаются в штаб корпуса без протоколов предварительного опроса и без принадлежащих им документов. Присылаемые же впоследующем документы приходят в хаотичном порядке без указания места и времени их захвата, разбросанные, не сложенные и даже не упакованные как следует»[74]74
  ЦАМО. Ф. 3539. Оп. 0000001, д.. Л. 16.


[Закрыть].

Начальник разведки Приморской армии майор Василий Потапов, низко оценивавший организацию и проведение разведки частями и соединениями армии в 1941 г.

Командир корпуса считал такое безобразие недопустимым, так как оно наносило «колоссальный вред делу изучения противника». Крюченкин потребовал устранить недостатки и отработать систему опросов, при которой пленный уже спустя пять часов после захвата должен быть доставлен в штаб корпуса со всеми вещами и документами. Возмущение генерала можно понять: его подчиненные, не умея работать с пленными, фактически делали из них слона из известной басни, выставляя напоказ всем кому не лень. Долгое блуждание языков по отделам штабов дивизий приводило к снижению их ценности из-за потери времени. К сожалению, отмеченные в приказе явления не были редкостью и в других корпусах и армиях. К примеру, в 28 А также отправляли пленных в особый отдел НКВД вместо разведотдела штаба армии.

Такое же положение сложилось и с трофейными документами. В результате Генштаб Красной Армии и Ставка Верховного Главнокомандования получали информацию о противнике не от разведотделов армий и фронтов, а из сторонних источников. 16 июня 1942 г. исполнявший обязанности начальника Генштаба Василевский отправил в войска директиву № 6771, где указал на недопустимость такой работы с захваченными документами:

«Практика показала, что в деле собирания, обработке трофейных документов имеет место ряд крупных недостатков, вследствие чего Гпавное разведывательное управление лишено иногда возможности своевременно разрабатывать вопросы о противнике для доклада Генеральному штабу, СТАВКЕ и своевременной информации нижестоящих штабов и войск.

Трофейные документы направляются из действующей Армии различными должностными лицами в различные инстанции и вследствие рассредоточиваются по многим штабам и Центральным Управлениям НКО.

Трофейные документы можно найти в ГДУКА, ГВХУКА, ГВИУКА, ГПК КА, в особых отделах НКВД и т.д., куда они направляются из армии и фронтов начальниками артиллерии, связи, хим. войск, инж. войск, политорганами, Особыми Отделами без обработки и просмотра начальниками развед. отделов общевойсковых штабов.

Вследствие этого имели место случаи, когда Гпавное Развед. Управление Ген. Штаба Красной Армии получало трофейные документы из различных центральных управлений НКО со значительным опозданием.

В своих войсках дело сбора трофейных документов поставлено из рук вон плохо, и к этому вопросу командиры частей, соединений и начальники их штабов уделяют недостаточно внимания»[75]75
  ЦАМО. Ф. 3246. Оп. 0000001. Д. 0004. Л. 157.


[Закрыть].

Командир 3 гвардейского кавалерийского корпуса Василий Дмитриевич Крюченкин

Пленный немец показывает на карте интересующую советского военнослужащего информацию. Автор снимка Н. Боде

Приказ Крюченкина и директива Василевского, а также ряд других документов наглядно демонстрируют, что в войсках не понимали значения разведки и ценности оперативной и правильной обработки информации, полученной от пленных и из трофейных документов.