Текст книги "Войсковая разведка Красной Армии и вермахта"

Порядок в разведке Ставка начала централизованно наводить после окончания Сталинградской битвы. 6 февраля 1943 г. первый заместитель наркома обороны маршал Жуков издал приказ № 87705, касавшийся вопроса пленных и трофейных документов. В нем подчеркивался важный недостаток работы штабов фронтов и армий по изучению противника:

«весьма ценные официальные документы пр-ка: приказы, распоряжения, карты, письма проходят мимо разведывательных органов и командиров штабов. Не понимая всей важности официального материала в деле изучения пр-ка, командиры и бойцы забирают себе на память ценнейшие документы.

Имеют место случаи, когда эти документы без надобности застревают в недрах политических аппаратов и особых органов, попадая в руки разведывательных органов с большим опозданием. Ценность такого документа – теряется. Так, например, важный приказ по 6 армии противника Командующий Фронтом получил слишком поздно и при этом оригинал был даже утерян»[76]76
  ЦАМО. Ф. 1848. Оп. 0000001. Д. 0178. Л. 9.


[Закрыть].

Допрос немецкого солдата, взятого в плен разведчиками 49 гвардейской стрелковой дивизии. Его допрашивают (слева направо): заместитель начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» 49 гвардейской стрелковой дивизии гвардии капитан Федор Петрович Жигалкин (1918 г. р.), начальник отдела контрразведки «СМЕРШ» 49 гвардейской стрелковой дивизии гвардии подполковник Александр Алексеевич Васильев (1903 г. р.); неизвестный разведчик

В отношении пленных видна все та же история со слоном:

«Опрос пленных производится неправильно. Пленных стремятся опрашивать во всех инстанциях, на что расходуется много времени и часто высшие штабы получают важные военные сведения с большим опозданием. При пленении не соблюдается элементарное правило обращения с военнопленными – часто не отбираются оружие и документы. У пленного генерала был обнаружен револьвер только в штабе фронта и это после опроса в штабе полка, дивизии и армии»[77]77
  Там же.


[Закрыть].

Далее маршал требовал донести вплоть до командиров батальонов следующее. Все трофейные документы без исключения отдавать в первую очередь разведывательным органам в штабах дивизий. После быстрого ознакомления с ними последние должны передавать их в штабы армий, которые обязаны уведомлять о поступлении документов штабы фронтов. Пленных солдат и офицеров противника тщательно обыскивать. После предварительного опроса в штабах полков и дивизий незамедлительно уведомлять вышестоящие разведорганы как о наличии самих пленных, так и о полученных от них данных в виде протоколов допросов. Важных пленных – офицеров и генералов – быстро доставлять на автомашинах в штабы армии или фронта.

Ничего нового для штабных работников Жуков не сказал. Фактически требования маршала полностью соответствовали пунктам 199-200 «Наставления по полевой службе штабов Красной Армии», изданного Генштабом весной 1942 года. Эти пункты описывали порядок действий при работе с пленными и захваченными документами, и штабные офицеры должны были четко придерживаться этих положений. Но, как показала практика, штабная культура в Красной Армии того времени находилась на низком уровне. Поэтому Жукову и пришлось отдельным приказом разъяснять штабам то, что они должны были уже знать из «Наставления».

Было бы несправедливо винить в безобразном обращении с пленными и трофейными документами только штабных работников низшего и среднего звена. Вопрос о работе с ценными источниками информации еще до начала войны должны были проработать высшие инстанции – Народный комиссариат обороны и Генштаб. От них войска должны были получить внятные инструкции о том, как работать с пленными и что делать с документами. Но, судя по всему, такая система не была создана. Как следует из вышеприведенных слов генерала Никишева, опросы пленных были бессистемными, а штаб СФ сам передавал подчиненным штабам перечень вопросов, которых нужно было придерживаться.

Уснувший после допроса немецкий офицер, взятый в плен разведчиками 49 гвардейской стрелковой дивизии

Упомянутое «Наставление» 1942 г. обрисовывало общий механизм работы с пленными, но подробностей не содержало. К примеру, его пункт 199 гласил, что в полковых штабах опрос должен быть коротким, «рассчитанным на получение лишь данных, интересующих полк на настоящий момент боя». Полученные сведения следовало заносить в опросные листы, которые затем вместе с пленными направлялись в штабы дивизий. Далее наставал черед допроса в штабах дивизии и корпуса:

«Опрос пленных в штабах дивизии и корпуса производится начальником разведывательного отдела (отделения) после предварительного просмотра опросных листов, присланных подчиненными штабами.

При опросе пленных в каждом штабе прежде всего должно быть уделено внимание сбору сведений, предусмотренных планом разведки данного штаба»[78]78
  Наставление по полевой службе штабов Красной Армии / Ген. штаб Красной Армии. M. : Воен, изд-во, 1942. С. 81.


[Закрыть].

Кажется, изложено четко и понятно. Но гладко было на бумаге. Как следует из вышеизложенных примеров безобразий с опросами языков и затяжками времени при их передаче в высшие инстанции, сотрудники разведки частей и соединений не имели подробной инструкции, разъяснявшей, что и как им нужно делать. Как удалось установить, инструкции, регламентирующие работу штабов с пленными, появились лишь в 1943 г. после приказа Жукова № 87705. Правда, их разрабатывали штабы фронтов, а не Генштаб и НКО. Доказательством тому является «Инструкция частям и соединениям Степного фронта о порядке допроса пленных и обработке трофейных документов». В ее вступлении говорилось:

«Настоящая инструкция разработана разведывательным отделом штаба Степного фронта в соответствии с приказом НКО СССР от 6.2.43 г. и в развитии Наставления по Полевой службе штабов Красной Армии 1942 года в целях создания порядка в деле обработки пленных и документов штабами войск»[79]79
  ЦАМО. Ф. 413. Оп. 0010393. Д. 0008. Л. 233.


[Закрыть].

Из этого следует, что до нее в этом деле в войсках царил беспорядок, который творился при попустительстве высших инстанций Красной Армии. Знакомство с документом показывает, что к 1943 г. в штабах фронтов уже придавали большое значение этому вопросу. Инструкция буквально до запятой регламентировала работу разведорганов, четко и грамотно разъясняя порядок работы с пленными и документами. После ознакомления с ней у офицеров-разведчиков не должно было возникать никаких фантазий и отсебятины в отношении ценных источников информации.

Приказ командира 111 стрелковой дивизии о запрете расстрелов пленных. Этот документ не имеет даты, но есть все основания предполагать, что он был издан в конце января 1945 г., когда дивизия вела боевые действия на немецкой территории во время Висло-Одерской операции. За этот период существуют и другие приказы комдива о прекращении уничтожения гражданского имущества под предлогом «мести и ненависти к противнику». Этот документ является одним из свидетельств, что случаи расстрела пленных имели место и в конце войны

Можно предположить, что такие же инструкции появлялись и на других фронтах. Однако сложившуюся ситуацию они полностью так и не исправили. Печальным примером продолжавшихся безобразий в отношении пленных служит приказ штаба 3 А от 24 августа 1944 г. В нем начштаба генерал Ивашечкин отмечал:

«Обработка пленных, захваченных в дни активных действий в звене дивизия-корпус, поставлена исключительно плохо. Разведотделы корпусов мало занимаются допросами пленных, с целью выявления противостоящих частей противника, их состава, границ отхода, задачи и так далее. Например, поданным РО 22.8.44 г. соединениями 35 ск было захвачено – 78, 41 с к – 8 пленных, но данных допроса в разведотдел армии передано не было»[80]80
  ЦАМО. Ф. 916. Оп. 1.Д. 214. Л. 250.


[Закрыть].

Изучая документы, касающиеся проблем войсковой разведки Красной Армии, можно прийти к выводу, что причины поражений 1941-1942 г. связаны с низкой штабной культурой, с военачальниками различных рангов, не понимавших значения разведки, с неоперативной обработкой тех скудных данных о противнике, которые поступали в Генштаб. Корни проблемы произрастают из довоенного времени, о чем свидетельствует упомянутое совещание высшего руководящего состава Красной Армии в декабре 1940 г. Кроме Мерецкова, о слабом понимании роли разведки в войсках говорили и другие военачальники. Неудивительно, что начавшаяся война вскрыла множество проблем по ведению разведки и работе с добытыми сведениями.

С 1943 г. НКО и Генштаб начали наводить в войсках порядок, борясь с творившимися в разведке с первых дней войны безобразиями. Как свидетельствуют документы, окончательно победить эти безобразия не удалось: пренебрежительное отношение к пленным как к ценным источникам информации продолжалось вплоть до 1945 г. Однако повышенное внимание со стороны командования Красной Армии к проблемам разведорганов все-таки помогло улучшить их работу. Приказ народного комиссара обороны И. Сталина № 0072 «О состоянии органов войсковой разведки и мероприятиях об улучшении ее боевой деятельности» от 19 апреля 1943 г. и последовавшие за ним проверки организации и техники ведения разведки на фронтах, проводившиеся офицерами Генштаба, сыграли свою положительную роль.

Можно сказать, этот приказ оживил войсковую разведку Красной Армии. В структуре разведки произошло важное изменение: начальники разведотделений дивизий и разведотделов уровня корпус – фронт наконец стали заместителями начальников штабов. Это повысило их статус, весьма низкий в первые военные годы, и дало им новые возможности в работе. В отношении трофейных документов Сталин использовал недвусмысленную формулировку «немедленно доставлять в разведывательные отделы штабов фронтов и армий», узаконив это правило окончательно. Благодаря этим и другим изменениям войсковая разведка Красной Армии наконец-то обрела силу и внесла свой вклад в победу в Великой Отечественной войне.

В годы войны перед разведподразделениями стрелковых частей и соединений стояла важная задача – взятие контрольных пленных. Выполняя ее, разведчики буквально ходили под смертью, сталкиваясь со множеством опасностей. Самой страшной из них были мины, и потому важнейшую роль играла инженерная разведка перед проведением поиска. Саперы должны были установить наличие минных полей на намеченном маршруте и сделать в них проход. Бывало, что саперы ошибались, а иногда разведчики выходили на задание и вовсе без инженерной разведки. Тогда случалась трагедия: разведгруппы и разведпартии подрывались на минах. Характерным примером служат разведакции 274 и 348 стрелковых дивизий в 1944 г., обернувшиеся потерями разведчиков.

В начале июля 1944 г. части 274 сд из 61 ск, входившего в состав 69 А, готовились к наступлению, вошедшему в историю войны, как Люблин-Брестская наступательная операция. Дивизия занимала оборону на реке Турья, южнее Ковеля, у населенных пунктов Острув, Свинарин, Дажва, Осьминоговичи, Новы Двур. Ее разведподразделения – взводы пешей разведки полков и 340 отдельная разведрота (далее – орр. – Прим. автора.) — проводили поиски по взятию языков. Однако в целом эти акции дали отрицательный результат: разведчики несли потери, а пленных не захватывали. Об их деятельности рассказывает журнал боевых действий 340 орр за 1944 г. Интересно то, что часть отмеченных в нем поисков никак не отражены в дивизионных документах. В основном это касается неудачных акций, где разведчики несли большие потери.

Часть схемы расположения частей 274 сд в июле 1944 г. на реке Турья, на участке Свинарин – Дажва – Осьминоговичи

Командир 340 отдельной разведроты капитан Дмитрий Тришкин

Июльские записи разведжурнала начинаются с описания неудачной разведки бойцов младшего лейтенанта Георгия Чиганова. В ночь с 30 июня на 1 июля 1944 г. тринадцать разведчиков под его командованием действовали у высоты 214.8, имея задачу взять языка. Им удалось пройти вражеское проволочное заграждение, но затем противник их обнаружил, обстрелял из пулемета и минометов и забросал гранатами. Имея двух раненых, группа отошла в свое расположение, не выполнив задания. Эта акция подтверждается штабом дивизии, но с отметкой о четырех раненых.

А вот о следующих двух походах за языками, совершенных бойцами 340 орр 3 июля, дивизионные документы молчат. Согласно журналу боевых действий 274 сд, в тот день на ее фронте было затишье. Однако разведжурнал указывает, что на поиски контрольных пленных выходили две разведпартии (далее – РП. – Прим. автора.). Первую, насчитывавшую 12 человек, снова возглавлял Чиганов, и она действовала в том же районе. Вторая РП (14 человек) во главе с командиром 340 орр капитаном Дмитрием Тришкиным работала у высоты 222.5. Обе не выполнили задание по одной и той же причине.

Вот что случилось с Тришкиным:

«При движении РП к объекту саперами были задеты оттяжки от мин натяжного действия. Произошел взрыв, в результате чего было ранено 8 разведчиков, при отходе подорвались на своем минном поле еще 3 разв. РП задания не выполнила»[81]81
  ЦАМО. Ф. 1569. Оп. 1. Д. 136. Л. 9.


[Закрыть].

Аналогичное произошло и с Чигановым:

«РП при подходе к объекту наткнулась на мины натяжного действия, подорвалось 3 разведчика. РП имея потери и обнаружена отошла в свою оборону»[82]82
  Там же.


[Закрыть].

Таким образом, 340 орр понесла в тот день потери: двое убитых и свыше десяти раненых. А спустя неделю трагедия повторилась. В ночь с 11 на 12 июля РП из одиннадцати человек под командованием старшего сержанта Григория Одинокова вышла на захват языка в районе села Осекрув. Разведчики пересекли нейтральную полосу, выйдя к проволочному заграждению. Там они обнаружили мины натяжного действия. При разминировании произошел взрыв, убивший сапера Пинцерова. Одновременно двигавшиеся за ним бойцы зацепили еще одну мину. Вторым взрывом убило одного разведчика и восьмерых ранило. Понеся потери, РП Одинокова стала отходить.

Увы, но фортуна в тот день была не на стороне красноармейцев. На обратном пути раненый разведчик, младший сержант Александр Копылов, теряя сознание, отклонился с маршрута и попал на свое минное поле. Он упал прямо на мину, подорвавшись на ней. Этим же взрывом контузило комроты Тришкина и тяжело ранило санинструктора Оли-Оглы, встречавших возвращавшихся разведчиков. В результате этой неудачной акции погибли три бойца и десять получили ранения, включая Тришкина и санинструктора.

Данный эпизод из жизни 340 орр в документах штаба дивизии не отражен, однако отмечен в журнале боевых действий 61 ск. Причину неудачи разведчиков штаб корпуса видел в «отсутствии инженерной разведки местности». Из-за этого в первой декаде июля 1944 г. разведка 274 сд потеряла пять человек убитыми и около двадцати ранеными.

На этом беды с минами, к сожалению, не закончились. Как свидетельствует журнал 340 орр, ситуация повторилась несколько месяцев спустя.

В ходе начавшейся 18 июля 1944 г. Люблин-Брестской операции 274 сд наступала вместе с другими соединениями 69 А. Форсировав Западный Буг, она с боями дошла до Вислы, переправилась через реку у города Пулавы и создала Пулавский плацдарм. В конце ноября дивизия занимала оборону на западном берегу Вислы по линии населенных пунктов Анджеюв – Шляхетски Ляс – Рудки. Со слов пленных, противник готовил операцию по уничтожению плацдарма. Чтобы уточнить состав немецких частей на линии обороны 61 ск, его командир генерал Григорьевский приказал своим дивизиям захватывать контрольных пленных через каждые три дня.

Штаб 274 сд разработал план, согласно которому разведка полков и 340 орр должны были провести по три поиска с 22 ноября по 2 декабря. Однако из-за сжатых сроков, отведенных на подготовку, разведчики выполнить приказ не смогли. К примеру, рота капитана Тришкина сделала только два выхода за языками, один из которых закончился катастрофой, подобной июльской.

Фрагмент отчетной карты 1 БелФ с 22 ноября по 30 ноября 1944 г., с указанием позиций 274 сд на Пулавском плацдарме

В ночь с 30 ноября на 1 декабря 1944 г. РП лейтенанта Петра Васильченко в количестве 18 человек вышла на захват языка в районе северо-восточнее Шляхетски Ляс. Проделав проход в своем проволочном заграждении и минном поле, разведчики залегли у вражеского заграждения, ожидая его подрыва. Саперы заложили там фугас и вернулись, доложив о готовности к взрыву. После взрыва фугаса группа захвата бросилась к проходу и достигла немецкой траншеи. Увы, вражеских солдат в ней не оказалось. Старший группы старшина Силюк дал команду своим бойцам разбежаться по траншее в разные стороны, чтобы обнаружить противника. Вдруг сзади, у прохода, послышались один за другим несколько взрывов, а затем раздались крики и стоны раненых. Оказалось, что разведчики из группы прикрытия наскочили на минное поле, находившееся в 15-20 метрах от проволоки. Старшине пришлось отдать команду на отход и эвакуацию раненых. Итог этой акции был плачевным: разведчики Васильченко задания не выполнили, а вместо языка принесли одного погибшего и троих тяжелораненых товарищей. Еще четыре разведчика, включая самого Васильченко, получили ранения и контузии. (См. схему № 2.)

И это были не единственные жертвы минных полей у Шляхетски Ляса. Разведка 965 сп той же дивизии 29 ноября и 5 декабря провела там два неудачных поиска. В первом случае подорвался разведчик, которому взрывом оторвало ногу. Во втором эпизоде при проходе вражеского минного поля погибли сапер и боец из группы захвата.

К сожалению, злоключения разведчиков 274 сд не были исключением из правил. Подобные случаи происходили и на других фронтах. Доказательством тому служит трагедия, произошедшая в те же дни на Ружанском плацдарме, где держали оборону части 3 А генерала Горбатова.

После октябрьских боев 1944 г. на Ружанском плацдарме 348 сд была отведена во второй эшелон 35 ск на отдых и доукомплектование. В первой половине ноября ее части занимались боевой подготовкой. С 15 по 28 ноября два полка дивизии – 1170 и 1172 – на участке обороны плацдарма в 7 км от города Ружан сменили другие части, неся боевую службу охранения и ведя разведку переднего края противника. Вместе с ними там же действовала и 415 орр.

Необходимо было выяснить группировку противника в первой линии обороны на участке обоих полков. Предположительно считалось, что там находятся части 529 пп 299 пд вермахта. Тогда штаб 348 сд поставил перед разведротой задачу: 20 ноября взять пленного в районе Влосьц, чтобы обновить устаревшие данные. Изучив немецкий передний край, поведение противника, особенно в ночное время, комроты выбрал объектом поиска ДЗОТ на окраине деревни.

В течение трех дней разведчики проводили ночные занятия. Сначала они тренировались группами, а затем отрабатывали действия в траншее всей разведпартией. 17 ноября была произведена «разведка на себя» – вылазка к переднему краю для изучения маршрута движения и выявления на нем заграждений и минных полей. Разведчики бесшумно подошли на полсотни метров к вражеской траншее и залегли перед минным полем, наблюдая ночью за противником. Они выявили, что проволочного заграждения нет, а немцы ведут себя спокойно, изредка постреливая из винтовок в сторону советских позиций.

Советский сапер с индукционным миноискателем ВИМ-203 ведет разминирование перед окопом

В ночь с 19 на 20 ноября РП из 19 человек под командованием лейтенанта Василия Клыгина с наступлением темноты начала движение к ДЗОТу по намеченному маршруту. Разведчики ползли группами по пять человек: впереди двигались двое, следом трое – один возле другого. Перед немецким минным полем они пропустили вперед саперов для разминирования. Противник вел себя тихо, лишь изредка были слышны одиночные выстрелы и чуть вдалеке «лаяли» немецкие пулеметы. Но тишина вскоре сменилась грохотом взрывов.

Сапер 1 штурмовой инженерно-саперной бригады работает с обезвреженными немецкими противотанковыми минами. На снимке немецкие противотанковые мины T.Mi. 42, T.Mi. 35 Stahl и T.Mi.Pilz 43.

Предположительное время съемки – после марта 1943 года

Спустя полчаса после начала поиска сапер ефрейтор Николай Логинов и разведчик красноармеец Иван Трушкин не заметили мин натяжного действия. Трушкин задел ногой шпагат и… произошел взрыв четырех мин разом! Оба бойца погибли. Старший группы захвата красноармеец Михаил Голубев дал команду эвакуировать тела погибших и продолжать движение. Сержант Александр Мокроусов и младший сержант Кажибек Бектурсонов поползли к трупам:

«Впереди двигался Мокроусов. Не доходя до бойца Трушкина, Мокроусов тоже подорвался на мине, а в это же время вторично взлетел в воздух старший сержант Трушкин [ошибка в звании, так в документе. – Прим. автора.]»[83]83
  ЦАМО. Ф. 310. Оп. 4376. Д. 221. л. 189.


[Закрыть].

Видя, что дальнейшие действия не имеют смысла, так как на разминирование минного поля не было времени, лейтенант Клыгин приказал отходить, забрав тела Мокроусова и Трушкина. Разбирая причины неудачи этого поиска, штаб 3 А был краток:

«Ввиду отсутствия инж. разведки накануне действия РП, задача была не выполнена»[84]84
  Там же.


[Закрыть].