Текст книги "Дети лихолетья (сборник)"
Автор книги: Владимир Павлов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Опаленное детство: детский сад № 27 г. Минска
Об этом детском заведении мы тоже долгое время ничего не знали, не было сведений о его военной судьбе. Но отыскалась одна из воспитанниц.
Сморовская Марина – воспитанница минского детского сада № 27. С группой малышей и подростков из Беларуси оказалась на приемном эвакопункте при железнодорожном вокзале Саратова в середине июля 1941 г. Направили ее сначала в Саратовский детский дом «Красный городок», а спустя два месяца оказалась в детском доме № 6 г. Хвалынска.
Вернулась в родной Минск в октябре 1944 г. Десятки лет, до ухода на пенсию, работала телефонисткой на городской телефонной станции.
Сморовская Марина:
– До войны я жила в Минске, ходила в детский сад № 27. Детей из нашего садика на третий или четвертый день войны посадили в товарный вагон. Едва отъехали от Минска, эшелон был атакован немецкими самолетами. По жар!.. Было так страшно: кто успел – выпрыгнул из вагона… Помню, бегу сломя голову, а куда бегу?.. Поймала меня женщина, тащит вновь к железнодорожному полотну. Я с ревом иду за ней неохотно, будто на поводу, и брюзжу:
– Пустите меня, я в лес хочу.
– Там – звери, – пугает меня женщина.
Я в ответ:
– А мне все равно.
Потом каким-то образом я оказалась в военном санитарном вагоне. И тут не повезло. И этот эшелон был разбит фашистскими летчиками. Кто успел – выпрыгнул из вагона, а кто не успел… Я оказалась в числе «счастливчиков».
Выпрыгивая из вагона, зацепилась за что-то, порвала платье. Выглядела не лучшим образом: скуластая, костистая, да еще в рванье. А в дальнейшем пути случалось всякое: шла пешком, ехала на повозке, в деревнях просила милостыню. Вновь оказалась в эшелоне, на сей раз с совершенно незнакомыми подростками из разных мест Беларуси. За пом нился мальчонка лет десяти с перебинтованной головой. Говорили, что он из Минска, что раненым его подобрали на железнодорожной станции. На некоторых остановках его выводили на перевязку.
С этой группой детворы я оказалась в середине июля 1941-го на эвакопункте при железнодорожной станции Саратова…
Эпопея с поездкой по дорогам войны завершилась в маленьком приволжском городке – Хвалынске.
В 1941 г. в школу я так и не пошла. Опять – невезение. А все из-за чрезмерного наплыва детворы. В детском доме не сумели подготовить первоклашек к первому сентября.
Хвалынск запомнился необыкновенной тишиной, красками и очаровательным по весне запахом. Разумеется, запомнился и детский дом. В первую очередь дружбой ребят.
С огромным желанием я приезжала в Хвалынск на встречу с однокашниками по войне. Была на встречах в 1980 и 1982 гг.
Война есть война, всякое бывало. Что интересно, меня раза два пытались взять из детдома местные жители, удочерить, но я категорически отказывалась, заявляя, что мне и в детдоме хорошо.
Я ждала маму, свою маму…
Но позади уже 1941, 1942, 1943 и 1944-й на исходе. И вдруг… Письмо!.. От мамы! От родненькой!.. Пришло второе письмо, третье. Я радовалась письмам, перечитывала их десятки раз, берегла, храня у изголовья кровати. Но когда приехала мама, случилось, казалось, невообразимое. Я не узнала ее, не бросилась в объятья. Эта встреча поначалу казалась трагедией. Думалось: «Не обманывают ли меня? Кто на сей раз передо мной?.. Не очередная ли, желающая меня взять на воспитание тетя?» Боялась покидать детский дом, друзей. Мол, уйду, а что дальше? – ни детдома, ни друзей, ни мамы. Мама беседовала со мной подолгу, в течение целой недели, вспоминала и рассказывала об отдельных моментах из моего детства…
Наконец-то, 20 октября 1944 г. маме выдали на руки справку, заготовленную, как оказалось, еще 12 октября, т. е. неделю назад. В справке указывалось:
«Выдана настоящая Сморовской Марине в том, что она с довольствия детского дома снята с 20 октября 1944 года, ввиду отъезда к матери в г. Минск».
Эту справку как самую дорогую реликвию я хранила десятки лет и привезла с собой в Хвалынск в 1980 г. на первую встречу детдомовцев войны[46]46
Там же. – С. 143–145.
[Закрыть].
Живи и помни: сад-изолятор № 43 г. Минска
Над землей занималось июньское утро. Шел третий день войны.
Пётр Васильевич Дыло после окончания медицинского института (1927 г.) возглавил сад-изолятор № 43, который находился по ул. Ямной (сейчас ул. Краснозвездная). Правда, сад этот был не совсем обычным, скорей специализированным. Здесь содержались и одно временно лечились дети, больные чесоткой и конъюнктивитом.
Пётр Васильевич спешил на работу. По радио объявили, что над Минском появились вражеские самолеты. А в яслях дети и дежурная медсестра Мария Иосифовна Адамович. Что она сможет сделать одна, когда налетят фашистские стервятники?
– Я с тобой, папа! – решительно заявила шестнадцатилетняя дочь Таня. – Мне все равно дома нет дела! – А ты куда? – спросил он у жены.
– В школу, – ответила Евгения Николаевна. – Со вчерашнего дня установлено круглосуточное дежурство. Сегодня моя очередь.
– Подождите чуть, – крикнула вслед Евгения Николаевна. – Послушайте, что я вам скажу. Помню, что еще в Гражданскую, выходя из дома, некоторые на всякий случай обменивались адресами. Все может случиться. Война есть война. Вдруг доведется раз лучиться на многие дни или даже месяцы. Куда писать? У меня есть несколько адресов здесь, в Минске и в Борисове. Запишите их.
– Тогда запишите и адрес моей подруги Ольги Кирик, – вмешалась в их разговор Таня. – Помните, мы с ней учились с четвертого класса. Вы еще дружили с ее родителями. А после переезда ее семьи в Нижний Новгород мы с ней начали переписываться. Вот адрес.
Думали ли тогда взрослые, что ребенок, каким-то невообразимым чутьем, принял единственно правиль ное на тот момент решение? Как пригодился им вскоре тот адрес…
Часов около одиннадцати утра первые бомбы посыпались на мирный город. Вздыбилась земля, вспыхнули пожары.
Пётр Васильевич Дыло
Пётр Васильевич Дыло с женой
Вблизи двухэтажного здания сада-изолятора был подвал. Едва успели перевести туда детей, как все вокруг загрохотало, загремело. Застонала земля, задрожали бетонные стены – это во дворе дома разорвалась бомба.
Когда поутихло, вышли на улицу. Ужасающая картина открылась перед глазами. Здание засыпано песком и землей, битым кирпичом. Ни единого целого стекла. Столетний тополь, росший во дворе, рухнул, а рядом – огромная воронка от бомбы. Черные клубы дыма поднимались ввысь. Все вокруг было охвачено огнем.
Что теперь будет с малышами? Куда девать их? Эти мысли не давали покоя главному врачу и директору. Он попробовал было связаться с городским отделом здравоохранения. Но телефон молчал. И здесь больше нельзя оставаться. Здание и так чуть держится. К тому же снова могли налететь фашисты… Единственный выход – скорей вывезти детей за город, выхватить их из этого ада. Только на чем? А здесь еще прибежали врач и нянечки из соседнего Дома грудного ребенка, прихватив с собой детишек. Их так же не бросишь здесь.
Пётр Васильевич вышел на улицу. Мимо изредка проносились грузовики. Остановил один. Однако шофер категорически отказался помочь, ссылаясь на какое-то ответственное задание. То же было и со вторым, треть им… И тогда директор решил действовать иначе.
– Вот что, женщины, – обратился Дыло к медперсоналу и нянечкам. – Пока я буду разговаривать, вы усаживайте детей в кузов. А там увидим.
Показался большой грузовик. Пётр Васильевич, не слушая грозных сигналов, бросился едва ли не под колеса. Шофер вынужден был остановиться. Врач вскочил на подножку и начал что-то объяснять водителю. Пока тот уже в который раз доказывал, что едет выполнять какое-то важное поручение, женщины успели посадить почти половину детей. Увидев это, шофер махнул рукой, дескать, что с вами сделаешь, садитесь все, только скорей!
Через несколько минут в кузове было так тесно, что вещи пришлось оставить. В машину посадили малышей Раю Адамович, Милу Снегирёву, Валю Махонь, Вову Карпенко, Колю Иванова и других. Потом «погрузили» маленьких пациентов Ларису Левкович, Женю Дерибо, Женю Саруль, Мишу Шульмана, Майю Андрееву, Алика Пинхасика, Сару Розенфельд, Зою Володину, Полю Шустерович, Лёню Синкевича, Мишу Свентаржицкого, Бори са Пресс, Геню Фишкину, Мотю Ротмана, Катю Микитенко, Витю Пусикова, Нелю Летунину, Фиру Русак, Алика Майкина, Жанну Жилинскую, Мишу Клюйко, Валю Кривец, Тамару Литвинову, Ваню Кабермана, Женю Синякова, Нели Лопухину и других детей[47]47
Дыло, П. Это было в июне сорок первого / П. Дыло // Советская Белоруссия. – 1964. – 2 авг.; Забегай, М. Страницы найденного журнала / М. Забегай // Советское Зауралье (Курган). – 1964. – 11 сент.
[Закрыть]. Перед этим престарелая родственница известной артистки Марины Дмитриевны Троицкой привела двоих ее детей: Юру Дедовича и Ксению Троицкую. Сама артистка в это время была где-то на гастролях. Старушка попросила прихватить детей. Ведь сама она уже не может смотреть за ними, да и дом разбомбили. Взяли и этих. Всех набралось столько, что и присесть негде было. Самых маленьких держали на руках. Так и двинулись в дорогу.
Минск пылал. Зловещие тучи дыма застилали небо. Иногда все происходящее напоминало какой-то жуткий сон, с одной только разницей, что сон этот не заканчивался.
Шофер вышел из кабины, осмотрел кузов, в котором находились более 60 детей и 14 взрослых. У него, по-видимому, было доброе сердце. Посмотрев на ребят, он махнул рукой, сел в кабину, и машина тронулась.
Вот и Могилевское шоссе. Оно забито народом. Словно человеческая река разлилась почти на всю ширину проезжей части. И конца не видно тому живому течению. За Тростенцом шофер хотел было остановить машину. Пётр Васильевич еле уговорил его доехать до ближайшего населенного пункта. Не выгружаться же с детьми в поле.
Вот и деревня Апчак. Она забита беженцами[48]48
Кисина, З. Спаси и сохрани / М. Кисина // Медицинский вестн. – 2005. – 13 мая.
[Закрыть]. У школы шофер остановил машину.
– Все! – решительно заявил он. – Или разгружайтесь, или я снова повезу назад в город, столько времени затратил. А меня же ждут. Если не выполню распоряжения, начальство по головке не погладит.
Подошли жители деревни. Помогли разместить детей в одной из школьных комнат. Кто соломы принес, кто одежду, кто хлеба, молока… Кое-как устроились на ночлег, накормили детей.
Тревожная, страшная ночь. На западе красные сполохи растекались по всему небосводу – горел большой город. Где-то там осталась мама. Что с нею? Таня еле сдерживала слезы.
Бодрствовал и Пётр Васильевич. Десятки раз перебирал в мыслях многие варианты. Нет, в городе оставаться нельзя. Хорошо, что удалось вывезти детей. Иначе бы погибли. Но надолго ли это затишье? Вражеские самолеты и сюда долетят. Фашисты никого не жалеют. Сам видел, как их летчики расстреливали из пулеметов мирных людей. Значит, выход один: везти детей еще дальше, на восток. Но на чем? Нет машины. И в этой суматохе найти ее будет непросто. Беспокоила и судьба жены.
Утром 25 июня Пётр Васильевич начал искать транспорт. Зашел к председателю местного колхоза. Тот руками развел. Только лошади остались. Потом вспомнил, что вчера вечером в деревне объявился шофер из Минска. Будто по дороге у него разбомбили машину, а сам он каким-то образом остался живым.
Нашли шофера. Это был Михаил Денисович Марченко. Договорились вместе искать машину.
Уже хорошо припекало. По дороге на Смолевичи потянулись беженцы. Они прибывали и прибывали.
У колодца Дыло обратил внимание на женщину, которая сиротливо присела у замшелого сруба. Подошел поближе. Позвал. Женщина спохватилась, подняла голову. Всю жизнь потом Пётр Васильевич будет вспоминать это мгновение. Странная судьба! Еще несколько минут назад ему казалось, что она надолго, а может, и навсегда разлучила его с женой.
Это был первый за последние дни светлый лучик. Вспыхнул, осветил омраченные горем и бедой души. Каким образом Евгения Николаевна выбралась из пылающего города? Накануне побывала около сада. Горы кирпича. Плач и стон матерей. Сказали, что все там, под руинами… И пошла, куда глаза глядят. Почему пошла по этой дороге? Как остановилась в этой деревне? Счастливая случайность…
Перебросились каким-то десятком слов – и каждый за свое. Евгения Николаевна подалась в школу, помогать женщинам, а Пётр Васильевич с Марченко продолжили искать машину. Нашли какой-то старый грузовик. В обычных условиях на нем со двора не рискнули бы выехать, а здесь в дорогу… Но что же делать?
Пока шофер осматривал машину, мотор, кое-что подправлял, Пётр Васильевич взял ведро и пошел искать бензин. Возможно, военные выручат. Увидел командира, который стоял на перекрестке дорог. Объяснил, что к чему. Тот остановил грузовик и приказал шоферу налить бензина.
Уже и солнце зашло на небосводе. Детей необходимо было срочно вывозить на восток. С запада все слышней доносилась артиллерийская канонада.
– Смотрите, смотрите, – воскликнула вдруг Татьяна Дыло. – Парашютисты!
На фоне голубого неба кружили гитлеровские парашютисты. Они, правда, были пойманы и обезврежены, но этот случай еще больше насторожил Петра Васильевича[49]49
Семянюк, М. Пад разрывамі бомбаў / М. Семянюк // Мінская праўда. – 1987. – 29 крас.
[Закрыть]. Наконец, в седьмом часу двинулись из деревни. Медленно, километр за километром они ехали по дороге.
Только часов в одиннадцать добрались в Смолевичи. Остановились у больницы. Весь медперсонал высыпал на улицу. Осмотрели детишек. Те, хоть и устали, держались.
И опять та же проблема: ждать здесь или двигаться дальше? Старый грузовик окончательно сдал. Что ни делал с ним Марченко, мотор так и не завелся. Выручили военные. Отдали почти новую машину, но со сломанным кузовом.
Почти всю ночь Дыло с Марченко провозились, пока заменили кузов. Зато теперь – гора с плеч. На такой машине можно хоть на край света. Запаслись бензином, кое-каким провиантом – и снова в дорогу. Здесь, в Смолевичах, подобрали Алика Малкина вместе с матерью. Большая семья еще увеличилась.
Вот и Борисов. Он также горел. А за городом происходило нечто жуткое. Над дорогой появились фашистские самолеты. Низко-низко, едва не цепляясь за верхушки придорожных деревьев, проносились они над землей, посыпая ее пулями. Что делалось с детьми! Их крики, казалось, заглушали рев самолетов. Шофер гнал и гнал машину дальше, к недалекому уже лесу. Скорей туда, под зеленую сень деревьев.
27 июня прибыли в Ярцево. Там Михаил Денисович от усталости уже не мог выбраться из кабины. Пётр Васильевич едва оторвал его от руля, начал массажировать занемевшие пальцы. Единственное, что предложили ему: «Терпи, братец».
Машину окружили люди. Несли все, что было. Дети за дорогу очень ослабли. Особенно плохи были грудные младенцы. Начались кровавые поносы.
– Подержите моего малыша, – решительно сказала одна из женщин, передавая своего ребенка кому-то на руки. Потом взяла чужого и поднесла к груди. Малый жадно засосал. За ней молча взяли на руки маленьких подруги женщины с грудными детьми. В комок сжалось сердце врача. «Спасибо вам, дорогие», – шептали его обветренные губы. А слезы застилали глаза. Для грудных детей материнское молоко, хотя и чужое, было тем самым эликсиром, без которого они вряд ли бы выжили.
Недалеко от Смоленска дети и их спасатели задержались на трое суток. Здесь, в лесу, километрах в 15–20 от города, сопровождающие детей люди с тревогой наблюдали страшную картину пожарищ и столбов дыма над городом. Все попытки П. В. Дыло разместить детей и младенцев в учреждениях Смоленска окончились неудачей из-за сложной военной обстановки в городе, и мученики вынуждены были продолжать свой путь дальше на восток[50]50
Пыск, Н. За жизнь детей боролись / Н. Пыск, Ю. Яцкевич // Вестн. Белорус. гос. мед. ун-та. – 2005. – 4 июля.
[Закрыть].
Дыло Татьяна Петровна:
– В райздраве города Ярцево, где мы остановились через несколько часов, нам посоветовали ехать в какой-то поселок, который расположен довольно далеко от шоссейной дороги и где, по словам местных жителей, можно будет пристроить наших детей. Мы послушались и поехали. Однако, чем дальше отъезжали от дороги, тем настойчивей мучила меня мысль о том, что, израсходовав топливо, мы потеряем возможность выбраться из этой глуши. Следует остановиться и, взвесив все за и против, принять окончательное решение. Начался дождь, и мы отвели детей в сарай, в котором, на нашу беду, протекала крыша. И мы, промокшие, вынуждены были вернуться в машину и провести там ночь. Утром наш грузовик поехал назад, в сторону шоссе и дальше на восток.
Стояла страшная жара – до 30 градусов. Ехали в мокрой одежде, сменить ее не могли, так как выехали из Минска без вещей. Одежда сохла прямо на тельцах детей и наших плечах. Мы радовались. Мы были счастливы, что, наконец, отдалились от линии фронта и не слышали ни разрывов бомб, ни пулеметных очередей.
В Вязьме Михаил Марченко сказал категорически:
– Все, Пётр Васильевич! Дальше не могу. Я – военнообязанный. Мои товарищи на фронте. Сегодня же иду в военкомат.
И пошел. Провоевал почти четыре года, с боями дошел до Берлина.
Довелось идти к начальнику вокзала. С трудом, но выделили им вагон. Прицепили к эшелону. Обещали, что часа через три отправят. Хуже было с продуктами. Надо было хоть что-то достать в дорогу[51]51
Семенюк, Н. Трудный рейс / Н. Семенюк // Вечерний Минск. – 1986. – 14 марта.
[Закрыть]. В Пензе на вокзале он опять пошел к начальству. Пока оформлял документы, поезд ушел. Бросился к дежурному по вокзалу. Там ему объяснили, что эшелон идет в Куйбышев. Добрался туда – ни поезда, ни вагона. С ним даже разговаривать не хотели. После кто-то сжалился, сообщили, что эшелон расформировали, а вагон прицепили к какому-то поезду. Ищи теперь.
Поехал в Саратов, устроился на работу. И только здесь вспомнил адрес, который дала ему дочь. Не откладывая, написал туда письмо. Начал ждать. А вдруг…
Татьяна Петровна Дыло
Вагон с беженцами тем временем двигался на восток. Их цепляли то к одному, то к другому составу. Утратили счет дням.
Приехали в далекий город Курган. Там малышей определили в детский дом, туда же устроились на работу и те, кто сопровождал детей. Младенцев направили в Дом грудного ребенка.
Только для матери с дочерью приключения на этом не закончились. Паспорта же их остались у Петра Васильевича. А без документов, да еще в военное время… Словом, остались без работы, без средств к существованию и крыши над головой. Хорошо, что еще в городском отделе народного образования Евгении Николаевне как бывшей учительнице выдали небольшой аванс. Но вскоре от тех пятнадцати рублей остались копейки. Купив на последние гроши тарелку супа, Е. Н. Дыло со страхом думала о том, что ждет их завтра. И какое счастье! В этот же день почтальон принес телеграмму из Нижнего Нов города. Подруга сообщала, что нашелся отец.
П. В. Дыло начал работать врачом-ординатором в кожно-венерологической клинике Томского медицинского института, заведовал горвендиспансером, преподавал в зубоврачебной школе. В 1943 г. по вызову Министерства здравоохранения БССР приехал в г. Ярославль, принимал непосредственное участие в возрождении Минского медицинского института. После освобождения Беларуси возвратился в родной город, где защитил диссертацию, стал кандидатом медицинских наук[52]52
Памяти Петра Васильевича Дыло // Здравоохранение Белоруссии. – 1987. – № 10. – С. 17.
[Закрыть].
Весь далекий путь от Минска до Кургана вместе с детьми были медсестры сада-изолятора № 43 Мария Иосифовна Адамович (после возвращения в родной город она долго работала в лучевом отделении 1-й Минской больницы). Татьяна Петровна Дыло работала врачом-гинекологом, преподавала в Минском медицинском училище № 2. Заведующая хозяйством яслей-изолятора Софья Наумовна Вишня в Абчаке встретила мужа, троих детей и внучку, но не осталась с ними, а поехала с детьми и до конца выполнила свой долг. По-матерински относилась к малышам работница яслей Мария Степановна Подпалистая (сейчас Ерошикова), Полина Каравая (место жительства неизвестно). Трудолюбивыми, добрыми и внимательными к детям были работницы Дома ребенка: врач Файнберг (имя, отчество, место жительства неизвестны), Галина Демьяновна Гришук (работала в гостинице «Минск»). Большую заботу об эвакуированных детях проявляли учительница школы № 4 г. Минска Евгения Николаевна Дыло, медицинская сестра Мария Немытькова (умерла в Кургане в 1942 г.).
– Всем этим работникам, – говорил П. В. Дыло, – приношу глубокое признание и до последних дней моей жизни буду помнить об их благородном подвиге[53]53
Куц, Н. Поезд из сорок первого / Н. Куц // 7 дней. – 1995. – 6 сент.
[Закрыть].
Заведующая курганским Домом грудного ребенка Анна Дышкантюк вспоминала, как, приехав в город, три минчанки Мария Адамович, Мария Подпалистая и Татьяна Дыло сутками не отходили от малышей и часами держали их на руках.
Дышкантюк Анна – заведующая Домом грудного ребенка:
– Тяжелое это было время. Старый Дом грудного ребенка располагался в небольшом помещении. Когда прибыли белорусские дети, на них страшно было смотреть: кости, кожа да не по-детски серьезные лица.
Несмотря на невзгоды военного времени, на месте были приняты все меры, чтобы спасти детей. Переселили в более просторное помещение, выделили в наше распоряжение трех коров, лошадь на хозяйственные нужды. Детвора была окружена отеческой заботой и лаской[54]54
Забегай, М. Страницы найденного журнала / М. Забегай // Советское Зауралье (Курган). – 1964. – 11 сент.
[Закрыть].
В сентябре 1944 г. семья Дылов возвратилась в Минск. Пётр Васильевич сразу же обратился в Министерство здравоохранения БССР с просьбой вернуть детей из Кургана. Ему отказали, ведь за годы войны родители многих погибли. Почти год Пётр Васильевич, его жена и дочь писали и расклеивали по городу, особенно на домах по ул. Ямной, объявления. В них сообщалось, что дети, которые в июне 1941 г. лечились в саду-изоляторе № 43, живы. Семья Дылов оставляла на объявлениях свой адрес, но тогда откликнулись немногие. Позже к поисковой работе были подключены Министерство внутренних дел республики, белорусские средства массовой информации, Центральный архив Министерства обороны СССР. Удалось отыскать родителей нескольких детей. Но этого было очень мало. И тем не менее, это был тоже результат. Во-первых, где гарантия, что при тех колоссальных человеческих потерях, которые понесла страна за четыре военных года, смогли уцелеть родственники малышей? Во-вторых, надо признать, что наиболее активная часть поиска приходилась на то время, когда большинство довоенных жителей Минска продолжали оставаться за пределами республики и не могли в полной мере обладать той информацией, которая размещалась в белорусской печати. И последнее, попытки выйти на союзного читателя закончились безрезультатно. Последнюю такую попытку курганский журналист Михаил Забегай сделал в 1964 г. Он предложил тогда аджубеевским «Известиям» свой материал о спасенных детях. Думал, что многомиллионное издание сможет донести во все уголки Союза нужную информацию и поможет тем самым в поисках родителей и их детей. Но публикация не прошла. Поблагодарив автора за добротный очерк, а сотрудников яслей за их героические действия, московский журналист сделал короткое, но категорическое резюме: «Тема на сегодняшний день неактуальная».
Напомним, произошло это в период хрущевской «оттепели». Больше с просьбой о помощи к центральным изданиям никто из соратников Дыло не обращался.
Победу в Великой Отечественной войне называют всенародной. На нее работали все: старики и молодежь, атеисты и верующие, мужчины и женщины. Кто как мог и умел. Белорусский журналист Николай Куц метко и образно заметил (он также внес свой вклад в поиск детей сорок первого года):
«Я знал немало заслуженных людей, которые, не сделав на фронте ни единого выстрела, были тем не менее отмечены самыми высокими государственными наградами – за вклад в разгром врага. Знал немало слу чаев, когда человек всего одним поступком делал бессмертным свое имя. Инвалид с детства Пётр Дыло со своими помощниками сохранил их более шестидесяти. Как же отметило государство их подвиг? А никак. В это тяжело поверить, но ни один из команды Дыло не удостоен не только государственных наград, но и хорошего слова со стороны властей как союзных, так и республиканских».
Тихо оставили жизнь Пётр Васильевич и его жена Евгения Николаевна, не стало чудесного человека – шофера Михаила Денисовича Марченко. Он прошел всю войну, имел боевые ордена, а тот его первый и едва ли не главный подвиг летом сорок первого остался за кадром. Неизвестной завершила свой земной путь Софья Наумовна Вишня.
На сегодняшний день в Минске живут некоторые участники той героической эпопеи. Живут скромно и тихо, как большинство пенсионеров. По-философски относятся к сложностям быта, стойко переносят болезни, которые дают знать о себе уже не первый год. На судьбу не жалуются, ни о каких привилегиях не думают. И только где-то в глубине души, как и у всякого нормального человека, осталось чувство горечи и обиды.
На то есть причины. Все попытки хоть как-нибудь помочь П. В. Дыло и его единомышленникам терпели неудачу за неудачей. Сначала этим делом занимался журналист Владимир Гойтан, потом к нему подключился один из спасенных детей, курганец Матвей Ротман. Наконец, в поход за спра ведливостью отправился ветеран войны, полковник в отставке Николай Семенюк. Куда только не приходилось обращаться этим людям: в Верховный Совет БССР и СССР, в горком партии и горисполком, к районным властям – везде глухо. В отделе наград Верховного Совета республики ходокам заявили, что, дескать, нет такой награды, которая предусматривала бы те обстоятельства, в которых оказались работники яслей-изолятора. В Мингорисполкоме откровенно намекнули, что «поезд Дыло ушел и теперь уже решить вопрос не представляется возможным»[55]55
Куц, Н. Поезд из сорок первого.
[Закрыть].
Это и намек, и упрек. Если бы был Пётр Васильевич человеком более ловким и хватким, он бы еще в сороковых годах порадел о себе и своих коллегах. Но Дыло проповедовал другие принципы и главным считал дело, а не решение личных задач. Тех же взглядов придерживается и его дочь. На вопрос о награде Татьяна Петровна ответила лаконично:
– Главная награда для нас – живые дети. Все оставшееся – мелочи.
Нет, что б ни говорили, а характер передается по наследству.
Как же сложилась судьба спасенных детей? Многих из них, кто остался без родителей, воспитало государство. Некоторых после войны нашли родные. Например, Виктор Яковлевич Пусиков и Валентин Игнатьевич Кривец работали шоферами в Минске. Свою дочь Ларису из Кургана привезла в Минск Стефанида Бенедиктовна Левкович. М. Д. Троицкая встретилась со своими детьми в Кургане еще в 1941 г.
Некоторые бывшие воспитанники нашли свою вторую родину в Кургане, других городах России. Нередко в Дом грудного ребенка приходили местные жители и забирали в свои семьи детей. Просили отдать хотя бы на время, уверяя, что вернут малыша, как только отыщутся родители, что в семье будет ему лучше. И это несмотря на суровые условия военного времени. Какое же благородное сердце у русской женщины!
Взяла на воспитание мальчика и Ирина Петровна Верховская.
Верховская Ирина Петровна:
– На самом деле я воспитала приемного сына, Юрием зовут, – рассказала И. П. Верховская, – семерых сама родила, этот восьмым был. Помню, зашла в Дом ребенка маленьких отведать, взяла на руки Юрку, а он припал к груди. Так и пошла домой. Можно ли отрывать его от материнского молока? Вырастила мужчину. В люди вывела. Сейчас на бетонном заводе работает. Недавно сам отцом стал.
Майя Андреева была отдана на патронат семье Михаила Ивановича Усольцева. После войны они выехали из Кургана, и девочка с ними. Мы не стали искать Майю, достаточно было узнать, что с помощью добрых людей она вышла на самостоятельный жизненный путь.
Бывшая учительница школы № 11 г. Кургана Анна Дмитриевна Серовикова взяла на воспитание Мишу Свенторжицкого.
Серовикова Анна Дмитриевна:
– Сколько лет прошло. Вот здесь стояла его кроватка, – рассказывала Анна Дмитриевна. – Быстрый был малый. Около года прожил в нашем доме.
Сейчас Михаил Свенторжицкий живет в г. Барановичи.
Через сорок лет после войны встретился Борис През со своей матерью. Все это время мать неутомимо искала сына. Теперь бывший воспитанник живет и работает в Хабаровском крае. Несколько раз приезжал в Минск Матвей Ротман, рабочий из Кургана. Его усыновила сотрудница Курганского Дома ребенка Анна Наумова[56]56
Невядомаў, Н. Жыві і помні / Н. Невядомаў // Чырвоная змена. – 1984. – 4 крас.
[Закрыть]. Там живут и некоторые другие воспитанники из Минска.
Боль все годы не отпускает тех, кто утратил в военном ненастье своих родителей, детей. И все это время люди ищут своих родных. Надеются…
…В кабинет Александра Михайловича Деревянко, сотрудника Министерства внутренних дел, зашла женщина. В глазах – невысказанная боль, тревога, а еще столько усталости. И слезы…
– Слушаю вас, – еще раз обратился Деревянко, приглашая женщину к разговору.
– Думала, что все уже выплакала тогда, – растерянно развела она руками. – Да вот опять откуда-то взялись. Не знаю, с чего начать. Фамилия моя Цимбай, зовут Марией Осиповной. Живу в Минске. На днях попалась мне на глаза заметка в «Вечернем Минске». Так впервые узнала, что дети в яслях тогда, в сорок первом, не погибли. Оказывается, их вывезли на восток. Среди эвакуированных, наверно, находился и мой сын Борис. А я считала его погибшим…[57]57
Деревянко, А. Через 39 лет / А. Деревянко // На страже Октября. – 1980. – 3 окт.
[Закрыть]
Война ворвалась в жизнь минчанки Марии Осиповны Цимбай, как и в миллионы других жизней. Июньским днем она отвела трехлетнего сына в сад по ул. Ямной (Борис болел трахомой).
На третий день войны, когда женщина возвращалась с работы, Минск пылал. Прежде всего – к сыну. Как он там? Вот и знакомая улица. И вдруг ноги будто приросли к земле. Где же ясли? На месте двухэтажного дома зияла огромная воронка. На дне еще клубился дым.
– Борис! Сыночек! – воскликнула женщина и как подкошенная рухнула на землю.
В тот день беда постигла многих. А вскоре в город пришли фашисты. Она расспрашивала у жителей ближайших кварталов, не видел ли кто-нибудь детей? Нет, не видели. В здание попала большая бомба. Скорее всего, они остались там…
Цимбай Мария Осиповна:
– Вот так война почти в первые же дни забрала у меня сына. Когда Минск освободили, я продолжала поиск. Но безрезультатно. Потом у меня родилась дочь Валентина. И вот недавно прочла в газете, что дети были эвакуированы в г. Курган. А вдруг Борис живой? Знаю, что отыскать его через столько лет – дело почти невозможное. Три дня не могла успокоиться. Столько передумала. И вот не выдержала, пришла к вам за советом. Поймите меня правильно. Я же мать…
Александр Михайлович внимательно слушал женщину, делал необходимые пометки. Сколько людей обращаются за помощью в Министерство внутренних дел, просят кого-нибудь отыскать. Как правило, имеются точные данные. В первую очередь, где и когда родился, жил, работал. В данном случае только фамилия и имя. Следы затерялись более сорока лет назад (разговор происходил в начале восьмидесятых годов). Война вон как переворошила человеческие судьбы… Вывезли в Курган, разместили в детском доме. Только был ли там Борис През?
Деревянко хотелось помочь женщине в ее горе. Найти сына, которого забрала проклятая война. Только как?
Начались поиски. Нашелся Пётр Васильевич Дыло и члены его семьи. Через несколько дней Александр Михайлович подготовил письмо на имя заместителя начальника управления по поискам исполкома Союза Товариществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР.
«По просьбе гражданки Цымбай М. В., 1912 года рождения, которая проживает в городе Минске, улице Коржа, дом 5, квартира 29, мы разыскиваем ее сына Преза (Пресса) Бориса Антоновича, 1938 года рождения, который находился перед войной на лечении в яслях-изоляторе № 43 по улице Ямная города Минска. Согласно с напечатанным материалом бывшего врача сада-изолятора П. В. Дыло, Борис През был вывезен в город Курган и помещен в один из детских домов. Просим проверить и сообщить, какие у вас есть сведения по этому делу».
Почему он обратился за помощью в исполком Союза Товариществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР? Давно налажены тесные связи с этим учреждением. Происходил обмен необходимой информацией, сведениями о поисках людей. Может, у них есть данные насчет сада-изолятора или детского дома в Кургане, где воспитывались маленькие бе женцы? А двойное написание фамилии сделал умышленно. Допустил, что во время переписи детей «з» могли изменить на «с».
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?