Текст книги "Дети лихолетья (сборник)"

От Ипути до Кемерова: Улуковский детский дом Гомельского района

Значительное количество детских учреждений было эвакуировано в глубь страны из Гомельской области, где для спасенных детей создавались более благоприятные условия. Территория области была оккупирована гитлеровскими войсками в конце августа 1941 г.

Организованно был вывезен Улуковский детский дом – одно из лучших детских учреждений такого типа в республике. Размещался он в живописном месте среди строений бывшего барского поместья, построенных в стиле барокко, с видом на реку Ипуть.

Чистые, светлые, просторные помещения были хорошо оборудованы мебелью. До войны детдом прошел через разные формы организации, и здесь трудился слаженный коллектив воспитателей и учителей. Самоотверженно работали с детьми воспитатели Лёля Леонтьевна Кулак, Степан Ефремович Кулагин, пионервожатый Олег Халецкий, директора детского дома Б. С. Шустеров и Талецкий.

Учеба, работа и занятия чередовались с отдыхом, играми и развлекательными программами. Были организованы многочисленные кружки, спортивные секции. Летом детдом превращался в лагерь труда и отдыха. Вместе с воспитателями дети обрабатывали огород и участок, работали на животноводческом дворе, где были коровы, кролики, свиньи и лошади. Каждый находил занятие по душе. Вместе трудились и отдыхали, занимались спортом, ходили в кино.

Объединяла сама жизнь, общий трудовой интерес, спортивные занятия. У всех были одни и те же радости, одинаковые заботы. Много радости детям принесла электрификация зданий и двора детдома. А открытие мастерских?! В отдельных помещениях размещались швейные, слесарные мастерские, станочное оборудование.

Все воспитанники, которым исполнялось 14 лет, переходили на предприятия, становились рабочими. Они получали места в общежитии и бесплатное питание.

Наиболее способным к учебе детям давали возможность окончить семилетку. Такое право перед войной получили Борис Игнатюк, Иван Зайцев, Гриша Рабинович, Андрей Майский и еще шесть девочек. Все они остались в детдоме, где их и застала война.

Игнатюк Борис адамович – воспитанник детдома:

– В 1931 г., когда мне не было еще и шести лет, я стал воспитанником 31-го кавалерийского полка 6-й Чонгарской дивизии. Полк дислоцировался в Гомеле. Помню, начальник штаба полка лично проследил за тем, чтобы мне пошили форменную одежду красноармейца-кавалериста. В этой форме я и пошел в школу – подтянутым и по-армейски дисциплинированным мальчиком. Известно, что и форма, и военное воспитание выделяли меня в классе.

Отец мой, Адам Григорьевич Игнатюк, поляк по национальности, окончил Варшавскую академию и работал в Москве почтовым служащим.

В 1928 г. его арестовали по подозрению в контрреволюционной деятельности. Аресты по наветам уже тогда были в ходу. Мама моя, Ирина Семёновна, белоруска, родом из Гомеля, осталась после ареста отца в Москве без работы и средств к существованию, с двумя детьми на руках.

Наша семья хорошо была знакома с русским писателем Владимиром Галактионовичем Короленко. Мама обратилась к нему с просьбой о помощи. В. Г. Короленко добился освобождения отца из тюрьмы. Однако жить в Москве семье не разрешили, и мы вынуждены были переехать в Гомель, на родину мамы. Здесь отец работал разнорабочим на строительстве. Еще в тюрьме он заболел туберкулезом и в скором времени умер.

Жить стало невыносимо тяжело. Голод и неустроенность выбросили нас на улицу. Мы с сестричкой (она младше меня на два года), чтобы не умереть с голоду, бегали в детский приемник – там кормили и занимали играми детей-сирот в течение дня, спать отправляли домой.

В Улуковский детский дом я попал в 1934 г.

Во время войны детдом эвакуировали дважды: сначала в Донбасс – г. Старобельск. В октябре 1941 г. в связи с приближением врага к Донбассу детский дом снова вынужден был погрузиться на колеса. На этот раз путь пролег далеко на восток – в г. Колывань Кемеровской области.

Там младшие учились, помогали, как могли, фронту. Старшие воспитанники приобретали рабочие специальности, трудились на разных предприятиях города.

После освобождения родных мест детский дом возвратился на берег Ипути в восстановленные здания детдома.

Но еще в Старобельске часть старших мальчиков и девочек, достигших 16 лет, направили на автотракторный завод. В их числе был и Б. А. Игнатюк. Однако недолго ребятам пришлось работать на предприятии. В том же ноябре завод эвакуировали на Урал.

Игнатюк Борис Адамович:

– В г. Кузнецке Пензенской области директор завода нас, детдомовцев, высадил и сказал: «Трудоустраивайтесь сами, кормить мне вас нечем». И мы остались. Обратились в горком комсомола. Правда, комсомол помог. Трудоустроили на завод Кузнецксельмаш. Завод выпускал минометы. Оружие для фронта – работа ответственная, и мы трудились по-фронтовому. В 1942 г., когда развернулись бои за Сталинград, мы с Колей Прусом убежали на фронт, добрались до Ртищева, далее не удалось – военная комендатура задержала. В Сталинград мы не попали. В феврале 1943 г. меня призвали в Красную Армию.

После войны я окончил военно-политическое училище и исторический факультет Белорусского государственного университета. В запас из ря дов Советской Армии вышел в воинском звании подполковника, прослужив в войсках около 30 лет. Боевые заслуги отмечены орденами Красной Звезды, Славы III степени, Отечественной войны II степени и медалями.

Улуковский детский дом стал настоящей школой формирования целенаправленных людей твердой воли. Среди воспитанников нашей группы – Наташа Лещук – заслуженная учительница Республики Беларусь, сейчас пен сионерка; Яша Крангауз – юрист; Катя Федосова – долгие годы работала в аппарате Совета Министров[76]76
  Ігнацюк, Б. А. Нас аб’яднала жыццё / Б. А. Ігнацюк // Памяць: гіст. – дак. хроніка Го-мельскага раёна. – Мінск, 1998. – Кн. 2. – С. 177–178.


[Закрыть].

Стоит и сейчас в Улуковье в излучине реки Ипуть детский городок. Сколько путевок во взрослую жизнь здесь получили обездоленные дети!

Детей принимал Алтай

Как родных и близких встретили 120 белорусских детей жители Барнаула – центра Алтайского края (откуда они прибыли, точно неизвестно). Одно из учебных учреждений, эвакуированных из прифронтовой полосы, подготовило помещение и открыло в короткий срок детский сад для белорусских мальчиков и девочек. Из-за отсутствия нужного оборудования детям предлагалось первое время сидеть на пенечках, пользоваться наспех сбитыми столами. Однако недостаток необходимой мебели и оборудования восполнялся заботой и материнской любовью работников детского сада, благожелательностью местных жителей. Сначала садик размещался на пригородной даче, а с наступлением зимы переехал в Барнаул. В городе под него был отведен двухэтажный особняк с четырнадцатью комнатами. В далекой, но родной Сибири дети Беларуси обзавелись родным домом[77]77
  Народная адукацыя і педагагічная навука ў Беларусі (1917–1945). – Мінск, 1993. – С. 457–458; Андреева, Е. В те грозные годы / Е. Андреева // Дошкольное воспитание. – 1975. – № 5. – С. 13.


[Закрыть].

Они тоже из Беларуси

Значительное количество детей из Беларуси эвакуировались на восток страны вместе с родителями, предприятиями, на которых они работали. Точное количество эвакуированных установить невозможно. Многие из ребят, потеряв в пути родных и близких, ехали в эшелонах, уходивших на восток страны, самостоятельно. Но их не бросили, а позаботились на второй родине.

Вот некоторые воспоминания об этих годах.

Вольский Аркадий Иванович – воспитанник хвалынских детских домов № 3 и 7:

– Родился я 15 мая 1932 г. в Беларуси, в г. Добруше Гомельской области. Войну встретил в Бело стоке, ныне принадлежащем Польше, а в сорок первом это был один из областных центров Беларуси.

В Белостоке я с родителями оказался в начале сорок первого. Переезд был связан с назначением мамы заведующей городским отделом народного образования.

Война ворвалась в мое детское сознание внезапно, с первого ее часа, в четыре утра 22 июня сорок первого. От странного шума проснулись всей семьей и поспешили на улицу. Поначалу было так интересно: в утренней дымке в разных местах города то и дело появлялись зеленые вспышки залпов. Думали, наверное, наши войска проводят приближенные к боевым действиям маневры. Вот только не могли понять, почему бомбы падают прямо в городе.

Аркадий Иванович Вольский. 1996 г.

С тревогой вернулись в дом… Снова – на улицу. Картина представилась ужасной, худшего и не придумаешь: значительная часть города – в огнях пожара. Стало яснее ясного: бомбили немцы. Война…

Все дальнейшее – будто кадр за кадром в кинокартине…

С годами многое забылось. Запомнились автомашины с фанерными будками в кузовах. Погрузка детворы. Сели и несколько взрослых.

Родители проводили меня…

Спустя годы узнал: отец оказался в одной из воинских частей и солдатом протопал по дорогам войны, до ее конца, до сорок пятого. Мать осталась на территории Западной Беларуси, а потом пешком добралась до восточных областей и ушла в партизаны. Закончила войну в штабе партизанского движения.

На машинах поехали в сторону Минска. В город не стали въезжать: было опасно, и там вовсю полыхали пожары. Поехали дальше. Известно, дорога военная – туманна и полна таинств… Откуда едем? – От врага. А куда путь держим? – На восток…

Поначалу и голода не ощущали. Страх преобладал над остальными чувствами.

Уехать бы поскорей, подальше от бомбежек, но по дороге нешибко разгонишься. Порою из-за возникших заторов пробирались едва-едва. То маршевые колонны военных, то машины, повозки, колонны беженцев… Случались и продолжительные вынужденные остановки из-за приближения немецких самолетов или из-за поиска бензина для заправки машин. Если остановка была у деревни, стучались в окна ближайших домов, просили подаяние.

При налетах немецких самолетов выскакивали из машин и бросались на землю, а если неподалеку был лес, сломя голову бежали туда….

Где-то за Оршей остались без машин… Помытарились, но все же повезло, пересели на поезд, разумеется, не пассажирский. Поездом добрались до Саратова. На эвакопункте при железнодорожном вокзале нас приняли страшно изможденных. Покормили, и кого куда…

В первых числах июля я оказался в Хвалынске, в детском доме № 3, а год спустя меня перевели в детский дом № 7, в котором была детвора, тоже эвакуированная из Беларуси.

В Хвалынске не гремели бои, не гибли люди, но городок жил войной. В детские дома изо дня в день поступали сироты, а в госпитали – раненые солдаты и офицеры…

Хвалынск – очень милый городок. Весной особенно хорош в белой кипени садов. Волга-река, красавцы-пароходы… Баржи… Чайки над водой… Запомнилась помощь фронту: вязали варежки, носки, шили и расшивали кисеты. Приходилось работать и на заготовке дров. Для пацанов – работа не из легких, но справлялись…

Я, как и многие детдомовцы, ощущал себя сиротой, но летом 1944-го случилось невероятное – приехала мама.

Перед Хвалынском я благоговею и по сей день, считаю его своей второй родиной. В этом старинном приволжском городке я пережил войну.

Окончив школу-десятилетку в родной Беларуси, А. И. Вольский переехал в Москву и поступил на учебу в Институт стали.

По окончании учебы в институте 15 лет работал на автозаводе им. И. В. Сталина (ныне ЗИЛе). За эти годы не только достиг вершин в качестве организатора производства, но и поднабрался житейской мудрости. По достоинству и высокие награды – медаль Выставки достижений народного хозяйства СССР, Государственная премия СССР и продвижение по службе от мастера литейного цеха до секретаря парткома завода.

Далее перевод на работу в аппарат Центрального Комитета КПСС. Весом его вклад в строительство гигантов промышленности: КамАЗа и Атоммаша.

За заслуги перед Родиной награжден орденом Октябрьской революции, тремя орденами Трудового Красного Знамени, медалями.

А. И. Вольский – академик ряда российских и зарубежных академий.

В годы распада Советского Союза, смены общественно-экономической формации он не изменил гражданской позиции, верой и правдой продолжал служить Отечеству. Был членом Конституционной Комиссии Российской Федерации, председателем Комиссии по политической стабильности Общественной палаты при Президенте Российской Федерации…

А. И. Вольский создал и возглавил Российский союз промышленников и предпринимателей, который перерос границы России и даже бывшего Советского Союза, объединив представителей более двадцати государств.

Не так давно его не стало.

Удалось эвакуироваться из охваченного пожарами Минска и юной Светлане Стеблиной (Журавлёвой).

Стеблина (Журавлёва) Светлана – в 1941 г. ей было 6 лет, воспитывалась в Хвалынском детском доме № 4, откуда была взята на воспитание в местную семью:

– Отец в первый же день войны был призван в армию. В Минске – бесконечные бомбежки, было ясно: в городе оставаться нельзя. Я, мама и тетя – мамина сестра собрались в дорогу. На второй или третий день войны (каким-то чудом!) попали в товарный вагон, набитый минчанами. Ехать пришлось недолго, фашисты нас и в дороге достали. Бомбежка… Мамину сестру убило… Благо, неподалеку оказался лес – многие из уцелевших бросились к нему. Мы с мамой побрели лесной дорогой. Тут – две повозки. Добрые люди взяли нас с собой. И – опять беда… Фашист и здесь достал. Бомбежка – и убита мама.

На этом, в шесть лет, мое детство закончилось.

Меня подобрали чужие люди, втолкнули в товарный вагон, и я снова поехала, а куда – не имело значения.

В числе большой группы бежавших из Беларуси я оказалась в Саратове. На эвакопункте, что был на железнодорожном вокзале, принимавшая меня женщина, выслушав мой рассказ, расплакалась, а я ей сказала: «Тетя, ну что зря плакать, я спать хочу».

Определили меня в детский дом «Красный городок». Пробыла там недолго – и снова в путь: препроводили в Хвалынск, в детский дом № 4.

Запомнился первый день пребывания в детдоме. Ужин. Дали пшенную кашу. Попробовала – не понравилось. Мне показалась каша подгоревшей, я – в рев. Убрали от меня тарелку с кашей, а взамен подали в жестяной кружке – несладкий чай…

Год спустя покинула детдом, оказалась приемной дочерью местной горожанки, фамилию которой называть не хочется. При мне была фотография мамы, но приемная мать порвала ее. Если что-то не так, грубила. Стало особенно не по себе, когда однажды та заявила, что взяла меня из детдома только из-за того, чтобы не ходить по трудовой повинности работать на оборонные объекты.

Кое-как прожила у нее до окончания шестого класса и распрощалась.

С. С. Стеблина (Журавлёва) окончила ремесленное училище, получила профессию водителя трамвая. В Саратове вышла замуж и переехала на жительство в Уфу. Участница встреч белорусских сирот в Хвалынске (1980 и 1982 гг.) и Минске (1981 г.).

Фролова Тамара прибыла в Хвалынск в июле 1941 г. неизвестной девочкой, оказалась в группе минчан-дошколят. В это время ей было 3 года. Была определена в детский дом № 2. В феврале 1942 г. взята из детдома приемными родителями. После совершеннолетия на постоянное место жительства обосновалась в Самаре (Куйбышеве). До ухода на пенсию работала на одном из местных заводов инженером.

– Рассказывают, что солдаты нашли меня возле убитой матери. Я плакала и просила ее встать… Было это на железнодорожной станции где-то под Минском. Солдаты посадили меня в один из вагонов поезда, который шел на восток, уезжая дальше от войны. Так с чужими людьми я попала в Хвалынск. Оказалась в детском доме № 2. Родителей не помню. Наверное, и назвали меня Тамарой только в Хвалынске, да и фамилия поначалу была – Неизвестная.

В детском доме не пробыла и года. Взяли на воспитание супруги Черкасовы из села Ивановка, что в семи километрах от Хвалынска.

Черкасовым за воспитание я очень благодарна. А угнетает меня то, что я, выходит, из «Иванов, не помнящих родства». Я не знаю кровных родителей, не знаю настоящих фамилии и имени. Не знаю, в каком месте Беларуси родилась. В памяти – пустота. В детском доме записали год рождения – 1938.

Живу с чувством, что родила меня война, потому что из детства помню только войну.

Еще об одной эвакуированной из Беларуси – Лидии Пенкасевич, жизни в Екатериновском районе Саратовской области в детском доме рассказывает ее подруга Мораева (Бегинина) Валентина:

– Я сама – местная, екатериновская, но в детдоме оказалась в связи со смертью родителей.

Детдом состоял из двух одноэтажных домов, названных интернатами. В одном жили мальчишки, в другом – девчонки, человек по пятьдесят в каждом.

Дома (интернаты) находились в разных дворах, но воспитанники жили одной семьей. В нашем девичьем интернате были общими кухня, столовая и комната, называемая «игралкой», в которой мы проводили свободное время и занимались в кружках художественной самодеятельности. Здесь же мы давали и наши праздничные концерты.

Встречались с детдомовскими мальчишками и в школе. Кстати, школа была общей для детдомовцев и сельчан.

Июнь 1941-го – началась война…

Все вокруг изменилось. А в июле того же, сорок первого, пришлось еще и потесниться. К нам, девчонкам, прибыло пополнение из десяти малышек от трех до семи лет. Все – из Беларуси.

Дом наш, конечно, не резиновый, для установки новых кроватей места не было. Выход из создавшегося положения оказался немудреным: малышек распределили по старшим детдомовкам, обязали «шефствовать». Шефство выражалось в первую очередь в том, что с новенькой надо было спать на одной кровати. Куда ж деваться – раз надо, так надо.

Мне в подшефные досталась Лидочка Пенкасевич, девочка лет семи, худющая, будто тростничок.

С родителями Лидочка рассталась в эшелоне во время эвакуации. Бежали из Витебска поездом, в вагоне-товарняке. Фашисты не раз бомбили эшелон, а поезд, будто хвост ящерицы: загоревшийся вагон отцепит и в новой сцепке снова торопится в путь. От одной из бомбежек досталось и Лидочкиной семье: отец – погиб, мать – пропала без вести…

Пока было тепло, мы с Лидочкой спали валетом, т. е. головами в разные стороны, а когда дошло до предзимья, стали укладываться – душа к душе. В спальне из-за плохого отопления было холодно. Печи топили кизяком, шелухой подсолнечных семечек и изредка дровами. Мы с Лидочкой привязались друг к дружке. Правда, поначалу я не знала, что делать со своей «подшефной». Она, хотя и слушалась, но была какой-то скованной. Часто плакала. Как могла, успокаивала ее. Потихонечку Лидочка оттаивала. В глазах появились искорки, а при улыбке на щеках – кругляшки-ямочки.

Месяц спустя моя подшефная стала активной участницей художественной самодеятельности – певицей.

Что удивительно, до поступления Лидочки в детдом я была солисткой, но когда услышала ее пение, мне стало не по себе, застеснялась и пела уже только в группе. Солисткой стала Лида. Голос ее – не сильный, не звонкий, какой-то бархатный – то с ноткой печали и тоски, то с нежной задоринкой – покорял всех. Больше всего она любила петь знаменитые «Катюшу» и «Летят перелетные птицы».

А концерты наши были частыми, особенно в военном госпитале. При этом мы не только пели, но и помогали ухаживать за ранеными. А еще писали письма родным, близким, сослуживцам от имени нескольких раненых, которым не под силу держать ручку с металлическим пером или карандаш.

В 1943 г. после ухода из детдома я осталась проживать в Екатериновке, в доме старшей сестры. Лидочка почти ежедневно прибегала ко мне, выплескивала детдомовские новости, с удовольствием ела домашние блины.

В первый послевоенный год Лидочке посчастливилось разыскать мать, но встреча почему-то состоялась не в детдоме и не в Беларуси, а в столице Молдавии – Кишиневе.

Лидочку отвезла к матери воспитательница Лидия Семёновна Михалков

В очерке приведено только несколько фамилий эвакуированных детей, показана их военная и послевоенная судьба. Но это не единичные, а типичные факты из военной истории. Сотни ребят были с открытым сердцем приняты там, куда забросили их дороги сорок первого года. Детям предоставили кров, учили, заботились, воспитывали, за что они искренне благодарны.

Из партизанского края на Большую землю: дети Освеи

Заканчивался 1943 год. Для советского народа он ознаменовался большими победами над гитлеровскими захватчиками под Сталинградом, на Орловско-Курской дуге, освобождением правобережной Украины, Киева, форсированием Днепра. Немало славных боевых дел совершено и воинами 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Они, в частности, освободили города Новоржев, Пустошку, Невель и с севера вступили на территорию многострадальной Беларуси.

Партизанским бригадам и отрядам, действовавшим в тылу врага в прифронтовой полосе, приходилось очень трудно. Зимой и весной 1944 г. фашистское командование направляло против них одну карательную экспедицию за другой.

Освейщина (район на севере Беларуси) тогда представляла собой сплошную пустыню. Враг сжег буквально все ее деревни и поселки, уничтожил или отправил на каторгу в Германию тысячи мирных жителей – женщин, детей, стариков. Многие освейские дети были вывезены в страшный концлагерь в литовском Алитусе. А те, кто сумел укрыться от карателей, находились под охраной партизан. Народные мстители делили с ними последний кусок хлеба. Партизаны неоднократно делали попытки переправить детей, женщин, больных за линию фронта. Но в большинстве случаев это сделать не удавалось.

Именно в такой критический момент командование русских, белорусских и латышских партизанских бригад и отрядов, которые действовали на территории Освейского, Россонского и Дриссенского районов Беларуси, обратились в ЦК КП(б)Б с просьбой о спасении детей, раненых и больных путем переброски их в советский тыл на самолетах.

Помощь, которую так ждали, пришла. Были сняты с фронтов и направлены в распоряжение Штаба партизанского движения 25 самолетов У-2. В июне начались их массовые ночные рейсы на партизанские базы. С Большой земли самолеты доставляли оружие и боеприпасы, а возвращаясь обратно, забирали детей, раненых и больных.

С 22 июня по 13 июля 1944 г. военные летчики совершили 347 самолетовылетов. В советский тыл были вывезены 1571 мальчик и девочка в возрасте от 2 до 12 лет, 93 женщины, 105 раненых партизан. Это была по-настоящему героическая борьба советских воинов и партизан за жизнь наших маленьких граждан.

С того времени прошло много лет. А где теперь живут и работают партизанские дети? Как сложилась их судьба? Очень хотелось также знать имена летчиков и партизан, которые в тяжелые дни 1944 г. совершили свой благородный и высокогуманный подвиг.

Получить ответы на все эти вопросы оказалось делом непростым. И вот почему. Среди детей, которых из вражеского тыла на самолетах вывозили за линию фронта, было немало сирот. Их родителей и близких расстреляли фашисты. Возвращаться домой было не к кому – все села и поселки Освейщины каратели сожгли. Многие дети не помнили свой адрес, ибо в 1944 г. им было всего по 2–3 года.

Тем не менее поиск партизанских детей идет и будет продолжаться. К нему подключились общественность, местные краеведы, жители деревень, бывшие партизаны. Большую работу провели журналисты тверской областной газеты, которые также ведут поиск партизанских детей. Они прислали в Верхнедвинск (район, в состав которого ныне входят бывшие Освейский и Дриссенский районы) список детей, которые после воздушной эвакуации находились в детских домах Торопца и Невеля. К сожалению, никто из указанных граждан теперь в этих населенных пунктах не проживает.

Найти конец, казалось бы, порванной нити помог случай. Один из активнейших поисковиков Я. Стаминок как-то в разговоре с агрономом одного из местных колхозов А. Ф. Железновым случайно вспомнил об эвакуированных детях.

– Я местный житель и слышал, что детей действительно отправляли самолетами за линию фронта. Вот только кого, куда и как, не знаю… Но подождите, наш колхозный шофер Алентий Слесарёнок однажды говорил, что его в войну также спасли летчики. С ним бы вам и встретиться, – сказал Александр Фокович.

В тот же день состоялась встреча с Алентием Арсентьевичем Слесарёнком. Вот что он рассказал.

Слесарёнок Алентий Арсентьевич:

– До войны наша семья проживала в д. Василевщина. Когда появились оккупанты, все вокруг завертелось. Во время одной из карательных экспедиций нашу деревню сожгли. Я и мой младший брат Толя вместе с мамой убежали в лес и таким образом остались живы. Мне тогда шел двенадцатый год. Поэтому все хорошо помню. Жили в землянках под охраной партизан. В первой половине 1944 г. гитлеровцы начали карательные экспедиции против партизан и мирных жителей. Бои не прекращались. Угроза смерти и ужас не оставляли детей ни на минуту. А здесь еще одна беда – заболела мама. Вот в этот критический момент партизаны предложили меня и Толика эвакуировать в советский тыл. Нас довезли до посадочной площадки, которая размещалась между деревнями Потино и Суполи, и посадили в самолет. С нами был еще один мальчик из д. Остров. Самолет оторвался от земли и взял курс на Торопец. Летели ночью. Гитлеровцы открыли по самолету сильный огонь из зениток. Но все прошло удачно, и через несколько часов мы приземлились на аэродроме. Нас высадили, покормили, дали какие-то лакомства и отвезли в г. Калячин, что в верховье Волги. Там нам оказали необходимую медицинскую помощь и устроили в детский дом. В Калячине мы жили около шести месяцев, потом меня и Толика забрала тетка Настя. Она привезла на Освейщину.

Теперь мы живем хорошо. С помощью колхоза построили новый просторный дом. Я работаю шофером, жена Ирина – начальником Игналинского отделения связи (разговор шел до распада СССР). Хорошо зарабатываем, всего хватает. Имеем двоих детей – дочь Ольгу и сына Сергея. Более всего мы желаем им, чтобы они никогда не увидели того, что в детстве пришлось увидеть и пережить мне[78]78
  Стамінок, Я. Дзеля жыцця на зямлі / Я. Стамінок // Віцебскі рабочы. – 1971. – 19 студз.


[Закрыть].

Так произошло знакомство с одним из тех маленьких граждан нашей страны, которым в тяжелое для них время чудесные люди протянули руку помощи. Поиск на этом не останавливается. Хочется верить, что отзовутся и другие партизанские дети, судьба которых в минувшую войну была тревожной и волнующей.