Текст книги "Дети лихолетья (сборник)"

Примерно такого же содержания письмо А. М. Деревянко подготовил и на имя начальника паспортного отдела Управления внутренних дел Курганского облисполкома. В частности, просил сообщить, в какие детские дома были направлены эвакуированные дети, и среди них През (Пресс) Борис.

Быстро пришло сообщение из Кургана. В краткой, всего несколько машинописных строк, записке сообщалось следующее:

«Необходимый Вам През (Пресс) Борис Антонович, 1938 года рождения, по бюро прописки не значится».

И несколько строк от руки:

«В архиве сектора учета детских домов облоно През (Пресс) Б. А. с 1941 по 1945 годы по Курганской области не значится».

А вскоре приблизительно такого же содержания ответ пришел и из Москвы.

Конец надеждам? Немало довелось А. М. Деревянко получать вот таких лаконичных сообщений: «Адресат не значится». А может, это начало? Отсутствуют в одном месте, значит, надо искать в другом. Сколько раз, казалось, совсем в безнадежных ситуациях вспыхивал огонек надежды. Возможно, и здесь не все потеряно. Надо ждать ответа на другие письма.

А. М. Деревянко посмотрел на обратный адрес, на штемпель. Вероятно, произошла ошибка, могли и просмотреть курганские товарищи необходимую фамилию. Словом, время покажет, что к чему. Такая уж у них служба. А вдруг Борис живет в соседней Челябинской области? Когда-то Курган входил в ее состав. Пошли письма в Челябинск, Пермь и другие города. И повторное – в Курган, на этот раз на адрес городского отдела здравоохранения:

«Просим проверить по журналу учета детей за 1942–1944 гг. и сообщить нам, в какой детский дом был переведен През (Пресс) Борис».

Наконец пришло первое обнадеживающее письмо:

«Сообщаем, что по данным архива Курганского облоно значится Пресс Борис Михайлович, 9 мая 1939 года рождения, который находился в Довговском детском доме Долматовского района. 25 апреля 1951 года направлен на учебу в ремесленное училище № 23 города Чебаркуль Челябинской области».

Откуда мог знать А. М. Деревянко, что не только милиция ищет Бориса Преза. Делом заинтересовался журналист областной газеты «Советское Зауралье» М. Забегай. Пока сотрудники паспортного отдела Министерства внутренних дел БССР переписывались с курганскими коллегами, в областной газете был помещен очерк М. Забегая «Дети войны», в котором рассказывалось о том, как были эвакуированы из Минска воспитанники сада-изолятора, с какой сердечной теплотой встречали их жители Кургана.

Рассказ журналиста взволновал многих. С еще большей активностью сотрудники разных учреждений Кургана и области включились в поиски Бориса Преза. Но об этом Александр Михайлович узнал позже.

Пришли ответы на запросы. Значит, рано или поздно они докопаются до истины. Получено конкретное подтверждение тому, что юные минчане, и среди них Борис През, воспитывались в детском доме. Смущало, что заменены не только фамилия (През – Пресс), но и отчество: разыскивался Антонович, а здесь Михайлович. Есть расхождения и в годе рождения: 1938 г. и 9 мая 1939 г.

Словом, письмо из Кургана добавило загадок. Но какие сведения мог ли быть записаны со слов ребенка? И что конкретно мог сказать трехлетний малыш? Хорошо, что хоть имя и фамилию запомнил. Интуиция под сказывала А. М. Деревянко, что это и есть тот самый Борис.

Не откладывая, Александр Михайлович пишет в Отдел внутренних дел Чебаркульского горисполкома, просит сообщить, куда направлен после учебы Борис Пресс. И опять потекли дни, недели.

Через месяц на столе Деревянко лежал ответ из Чебаркуля:

«Б. М. Пресс в 1956 г. окончил училище и получил распределение на одно из предприятий Челябинска»[58]58
  Гойтан, У. Пошук / У. Гойтан // Звязда. – 1983. – 11 жн.


[Закрыть].

И снова Челябинск. Казалось, поиск вот-вот окончится, но ответ из Челябинска еще больше запутал дело. Сообщалось, что Борис Пресс на самом деле работал на заводе. Но в 1958 г. был призван в ряды Советской Ар мии, где служил до 1961 г. Теперь ни в городе, ни в области не проживает.

Прошло несколько месяцев. Однако дело Бориса Преза оставалось незаконченным. Непосредственный руководитель Деревянко на дело наложил резолюцию: «Прошу изучить весь материал и дать заключение о целесообразности дальнейшего поиска».

– Искать! – твердо ответил Александр Михайлович. – Мы же обещали, что сделаем все возможное. Да и дело достойно того, чтобы довести до конца. Сколько горя людского связано с ним.

– Тогда, что конкретно думаешь делать?

– Необходимо обратиться в Центральный архив Советской Армии. Там должны сохраняться данные.

Осень на дворе. Когда же окончится эта бесконечная переписка? Все чаще Деревянко ловил вопросительные взгляды сослуживцев: дескать, ищешь ветра в поле. Были и сомнения: а вдруг напрасные надежды? Может, это совсем другой Борис? Но Деревянко гнал вон сомнения. Верил в успех даже тогда, когда, казалось, рухнула последняя надежда. Опыт, интуиция подсказывали: он на верном пути.

В ноябре на имя начальника Центрального архива Министерства обороны СССР пришло письмо. А через несколько недель получили ответ, что Б. М. Пресс в декабре 1961 г. был уволен в запас и отбыл в Челябинск. Однако и на этот раз судьба будто бы насмехалась: сведения из райвоенкомата не добавили ясности. На самом деле, сообщалось в письме, после службы Борис Пресс возвратился в Челябинск. Однако ненадолго. Вскоре он куда-то уехал.

И опять письма понеслись в разные стороны. Опять недели, месяцы ожидания. И только в марте – ровно через год со дня начала поиска – из Управления внутренних дел Хабаровского крайисполкома пришел долгожданный ответ:

«Борис Михайлович Пресс, 1939 года рождения, с 16. 10.1978 года проживает в Хабаровском крае, поселок Ванино, улица Портовая, дом 6, кв. 57».

Теперь необходимо узнать самое главное: тот ли это Борис През, которого ищут? Вдруг совсем другой человек? Александр Михайлович написал начальнику Ванинского райотдела милиции. Кажется, никогда так не волновался. Сообщил, когда, где затерялся след мальчика. Попросил обязательно встретиться с Борисом, подробно расспросить его, проверить все биографические данные.

Разгар лета. По графику надо собираться в отпуск. Но о каком отдыхе может идти речь, если вот-вот должен прийти ответ. Наконец – долгожданное письмо! В нем записка от Бориса Михайловича Пресса.

Незнакомый человек писал, что очень плохо помнит детство. В памяти только, что его долго-долго везли в автомашине. Знает свою фамилию и имя. Жил в Новоюхновском детском доме. Потому и в метрике написали, что родился в Новом Юхновце. Во втором классе ему дали отчество – Михайлович. А год рождения записали примерно – 1939. Что касается дня рождения, то он также условный – 9 мая, в честь Дня Победы. Сообщил и о том, что долгое время болел трахомой.

Еще и еще раз Александр Михайлович перечитывал письмо. Сомнений больше не было. Отыскался, наконец, тот самый Борис През. Мальчика с самого ада войны выхватили в июне 1941 г. Пётр Васильевич Дыло и его соратники, а потом отвезли в далекий Курган, где незнакомые люди встретили и обогрели как родного. Подтвердились догадки насчет возможной ошибки в фамилии. Как предложил мальчик, так и записали.

А как же мать? К этому времени она успела переехать к дочери в Ри гу. И Александр Михайлович Деревянко сел писать письма: матери – в Ригу, сыну – в Хабаровский край[59]59
  Гойтан, В. В. И вечный бой / В. В. Гойтан. – Минск, 1989. – С. 56–58, 64–66.


[Закрыть].

Всю жизнь надеялась найти своего сына – Мишу Клюйко и работница минской кондитерской фабрики Ванда Ивановна Стречень. В первые годы войны она потеряла двух детей. Дочь нашлась, а двухлетний Миша, который находился в саду-изоляторе № 43, пропал. В. И. Стречень написала письмо в редакцию курганской областной газеты «Советское Зауралье».

– Дорогая редакция, – просила Ванда Ивановна, – может быть, вам удастся что-либо разузнать о моем мальчике. Очень-очень прошу помочь найти моего сына.

Большую работу по поиску Миши Клюйко провел уже известный нам журналист курганской областной газеты М. Забегай. Он обратился с запросом в разные организации своей области.

В Доме ребенка нашелся «Журнал движения детей курганского Дома ребенка за 1942–1944 гг.» Если верить записям, то напротив Миши Клюйко значится: «Умер от осложнения кори в г. Челябинске в январе 1942 г.»

– Мы туда детей никогда не отправляли, – говорила Анна Андреевна Дышкантюк.

Главный врач Курганской городской больницы С. И. Тульчинский сообщил:

«Согласно книге регистрации больных, которые находились на лечении в Курганской городской больнице, за 1941 год зарегистрирован Клейко Миша 2-х лет, воспитанник. Дата 20 октября 1941 года, диагноз ветряная оспа, кровавка, выпадение прямой кишки».

Фамилия Клейко, а идут поиски Клюйко. Не совпадает дата смерти. Также в журнале значится, что мальчик умер в Челябинске, больница утверждает – в Кургане.

Ответ должен был дать ЗАГС.

– Нет, в октябре 1941 г. смерть Миши Клюйко не зарегистрирована, – ответили из курганского ЗАГСа. Не значится мальчик и среди умерших в Челябинске.

Клейко. А ищем Клюйко. Допустим, что это неточность записи. А почему не совпадают дата и место смерти? Не кроется ли за такой путаницей людская трагедия и тайна? Мы знаем немало примеров, когда дети, зарегистрированные как умершие, потом находились. А кто знает, может это как раз тот случай[60]60
  Забегай, М. Это было в июне сорок первого. В дополнение к напечатанному / М. Забегай // Советская Белоруссия. – 1964. – 10 окт.


[Закрыть].

Ванда Ивановна Стречень не так давно умерла. Сегодня очень надеется найти своего брата сестра Миши Клюйко Мария Владимировна Иодо, жительница г. Минска, которая в годы войны была эвакуирована со своим детским учреждением в Саратовскую область.

Спасенные живут и помнят о тех, кому обязаны жизнью. Часто в Минск в дом по ул. Красноармейской, где жил П. В. Дыло, приходят письма. Письма-исповеди, письма-размышления, письма, в которых так много душевной теплоты и уважения. И почти в каждом строки: «Дорогие Пётр Васильевич и Татьяна Петровна, Вы подарили нам жизнь. Где найти нужные слова, чтобы высказать нашу признательность Вам?..»

Есть ли в мире что-то дороже жизни?

Долгая дорога в Бугуруслан: дошкольный детский дом № 4 г. Витебска

Внезапно пришлось сниматься с родных мест и коллективу Витеб ско го детдома № 4, директором которого работала Елизавета Трофимов на Разумовская (Молоткова).

Детский дом располагался рядом со сквером и памятником героям Оте чественной войны 1812 г. Под руководством Е. Т. Разумовской (Мо лот ковой) детдом превратился в хорошо организованное детское учреждение: имел благоустроенное жилое помещение, прекрасный сад с яблонями, грушами, вишнями, кустами смородины, крыжовника и малины. В детдоме наряду с детьми-сиротами росли и воспитывались и дети «врагов народа».

Молоткова ирина николаевна – дочь директора, проживает в Витебске:

– Когда началась война, мы думали, продлится этот ужас недельку, две. В один из дней мы рано встали, позавтракали. Отец был мобилизован на фронт. Мама достала семейный альбом с фотографиями, мы рассматривали снимки, на которых были все вместе. А потом стали собираться.

Елизавета Трофимовна Разумовская (Молоткова)

На вокзале нас ждал поезд: детский дом вывозили за город и мы должны были ехать одним эшелоном. Но тут моя старшая сестра Нина заупрямилась. Она была комсомольской активисткой и заявила, что останется в Витебске, а если город не удастся отстоять, уйдет в партизанский отряд. Чуть уговорили ее ехать с нами. Когда добрались до вокзала, началась бомбежка. Мы попрятались под вагонами. Земля тряслась, я дрожала и думала: только бы бомба не попала. А воспитатели, слышала, молились[61]61
  Корбут, В. Последний эшелон / В. Корбут // Советская Белоруссия. – 2006. – 5 окт.


[Закрыть].

Логинова Зинаида Ароновна – воспитанница детдома, проживает в Ви тебске:

– Когда началась война, мне было 10 лет. Родители отправили меня в пионерский лагерь недалеко от Витебска. Мой отец работал директором спецдетдома № 9 в Витебске, но когда меня привезли в город, моих родителей, детского дома уже не было. Их вывезли на восток. Я могла потеряться, если бы меня не забрала Елизавета Трофимовна в эшелон с детьми детдома № 4. Так я попала в эвакуацию. Отец разыскал меня через год…[62]62
  Логинова, З. Последний эшелон / З. Логинова, В. Корбут // Советская Белоруссия. – 2006. – 25 окт.


[Закрыть]

Ирина Николаевна Молоткова

Молоткова Ирина Николаевна:

– Мы не знали, куда едем. Даже из дома ничего не прихватили. Думали, переждем бомбежку за городом и вернемся назад.

Поезд после небольшой остановки продолжал мчаться на восток. На подъезде к Смоленску его еще раз попытались обстрелять немецкие самолеты.

Молоткова Ирина Николаевна:

– Мама, помню, быстренько вывела всех из вагонов и мы укрылись в кустарнике. Тогда стало понятно – это путешествие будет долгим.

Две недели витебские ребята, их воспитатели, семья Молотковых добирались до Бугуруслана – городка Чкаловской, а ныне – Оренбургской области. Из еды была только сушеная рыба, поэтому детей и сопровождающих мучила жестокая жажда. Всем казалось, останемся в живых, доедем до конца нескончаемоего пути – выпьем по целой бочке воды.

Но в Бугуруслане витебчан ждали не с хлебом-солью. Директору детдома уже на перроне объявили, что детский дом расформируется. Якобы нет смысла и возможностей сохранять его в прежнем виде, так как никто не сможет взять его на содержание «отдельной строкой».

Елизавета Трофимовна попросила несколько дней, чтобы подумать, прежде чем дать согласие. Но в душе женщина понимала: согласись она с этим – все годы, положенные на то, чтобы не дать вспомнить детям об их прошлом, вернуть ее детей к настоящей жизни, пойдут прахом. Хватит этой проклятой войны… И поехала в областной центр. Ей удалось убедить чкаловское начальство не расформировывать детский дом. Вот только довелось уехать из Бугуруслана в село Коровино. Там местный колхоз выделил для размещения детей здание местной школы.

Молоткова Ирина Николаевна:

– Когда мы добрались на нашу вторую родину, местные жители встретили нас едой, одеждой. Арбузы, дыни, самое главное лакомство – конопля, ее жарили и, как семечки, лущили.

Директор договорилась с колхозом, и сельчане поделились с детским домом (а на это уже была и команда сверху): выделили лошадей, коров, свиней. Помощи из райцентра, чтобы прокормить всю большую семью, было мало. Вскоре дети стали работать вместе со своими воспитателями на огородах, старшие пасли скот.

Молоткова Ирина Николаевна:

– А еще поля у нас были огромные. И когда местные ели хлеб с лебедой, мы питались довольно-таки сносно.

Хлеб насущный, впрочем, тоже не каждый день был сытный.

Молоткова Ирина Николаевна:

– Порой приходилось довольствоваться пшеницей в чугунке, запаренной без соли и жира, чтобы только желудки наполнить. Мы же и план должны были выполнять по сдаче продукции. Только остатки мяса и молока шли на стол.

Директор и воспитатели детского дома старались сделать все, чтобы хоть как-то дать детям почувствовать себя детьми, устраивали для них праздники, когда можно было полакомиться печеньем с молоком, конфетами «под у шечками».

Весь коллектив детдома каждый день – дети и воспитатели – ждали победы, возвращения домой, в родную Беларусь. А когда в 1944 г. освободили Витебск, директор организовала по этому поводу большой праздник.

Но еще некоторое время дети оставались на своей второй, хотя и временной, родине. Возвращаться было некуда, город был почти уничтожен, для проживания не было никаких условий.

В 1946 г. директору пришел уже не первый вызов из Минска: республике необходимы были специалисты, в том числе опытные организаторы детских учреждений. Елизавете Трофимовне предложили возглавить на родине дом для детей, родители которых погибли в партизанских отрядах Беларуси. Только что будет с витебскими воспитанниками, к которым она прикипела душой?..

Елизавета Трофимовна долго сдерживала в себе все эти душевные порывы. Однако все же решила вернуться в Беларусь. А витебский детский дом оставался в Коровино еще 10 лет.

Молоткова Ирина Николаевна:

– Когда мы с мамой и некоторыми воспитателями уезжали из села, за нашей машиной неслась толпа ребят. Мама оборачивалась и плакала. Дети кричали нам вслед, просили остановиться… Здесь остались наши лучшие друзья, наша вторая семья. Единственное, что нас не покидало, – вера: все можно будет начать сначала и люди после этой жестокой войны подобреют…[63]63
  Корбут, В. Последний эшелон.


[Закрыть]

«Дорогая тетя Катенька…»: Зароновский детский дом витебского района

В поселке Зароново размещался дошкольный детский дом. Накануне войны для подросших воспитанников был открыт первый класс. В детдоме работал (вероятно, директором) Михаил Левит со своей женой. Трудилась с детьми и Наталия Галина.

Воспитателем детдома работала Екатерина Степановна Межевич (по мужу – Дервоедова). Когда началась война, ее назначили директором детдома, который эвакуировали в село Новиково Тамбовской области. На руках Екатерины, тогда двадцатипятилетней девушки, был 151 воспитанник. Ей помогали 14 человек персонала и 16 членов их семей. У нас пока нет сведений о самой эвакуации, жизни детского коллектива в Тамбовской области. Но можно предположить, что детский дом жил и трудился, как и сотни эвакуированных детских учреждений. Его коллектив ждал вестей с фронта, ожидал скорейшей победы, мечтал быстрее вернуться в родные места. Старшие воспитанники уходили в армию, кто помладше – в ремесленные училища и школы ФЗО. Летом все трудились на колхозных полях, шефствовали над госпиталями.

После войны в Зароново детский дом не вернулся, его разместили в Богушевске.

Во многом о взаимоотношениях детей и воспитателей, заботе последних о подопечных можно судить по письмам воспитанников своим спасителям. Многие письма – сердечные, полные благодарности – хранятся в музее «История Зароновского края» и переданы сыном Екатерины Степановны и ее мужа Василия Мартыновича Дервоедова. После тяжелого ранения на фронте Василий Мартынович был комиссован и в начале сентября 1943 г. приехал к своей Катюше, став ее заместителем по учебно-воспи та тельной работе.

Бывший воспитанник Владимир Матвеевич Перменов написал своим воспитателям с фронта. Письмо датировано 11 августа 1944 г.:

«Шлю я Вам свой красноармейский привет и желаю всего наилучшего в Вашей молодой жизни. Передайте привет всему детдому, вплоть до рабочих, и опишите, как они живут».

Далее Владимир сообщал, что он освобождал Зароново. Просил написать, какой деревню они увидят, когда вернутся на Витебщину.

Воспитанница Людмила Яблонская пишет:

«Дорогая тетя Катенька, я Вас буду помнить, как родную мать. И также Василий Мартынович мне, как родной. Я буду Вам писать, не дожидаясь Вашего ответа, потому что Вам, может, не будет времени отвечать… Если поедете в Витебск, то надеюсь, что не потеряем связь».

Письмо датировано 27 июля 1944 г.

Писали письма-благодарности не только воспитанники, но и их родные: кто с фронта, кто с уже освобожденной земли.

Рукович Людмила – воспитанница:

«8.01.44 г. Здравствуйте, дорогая тетя Катя и дорогой Василий Мартынович. Шлю Вам из Смоленска горячий комсомольский привет. Доехали мы благополучно, но с большими трудностями. От Смоленска осталось одно название. Все как есть сожжено, пепел развеян ветром и все занесено снегом. Город больше похож на поле, на котором стоят скелеты каменных домов с высоко поднятыми трубами. Ночью страшно ходить.

С 10 января иду в школу. Половина книг уже есть… Когда уедете к себе на родину, то напишите свой адрес. Целую вас обоих крепко-крепко-крепко и благодарю за все…»

Такие же теплые письма получали супруги от Марии Карповой, уехавшей учиться в железнодорожное училище в Мичуринск, от дяди Нины и Толи Пышкиных. Москвичка Е. Челышева просит директора еще хотя бы год позаботиться о своих младших сестрах Ире и Наде Татаржицких, так как она сама является студенткой и еле сводит концы с концами. Таких писем много получали директор и ее заместитель.

В Витебске живет Надежда Фёдоровна Лагуткина. В 1941 г. ей было двенадцать лет. Путешествовать ей пришлось много: Волковыск, Белосток, Зароново, Новики. В селе Зароново она пробыла всего несколько дней, но и сегодня помнит, что здание детдома стояло на берегу большого озера. Ди ректор (вероятно, Михаил Левин) довез их до Новиков и ушел на фронт. В г. Чашники Витебской области живет Екатерина Харина (фамилия девичья). Она также воспитывалась у Екатерины Григорьевны. Установлены фамилии еще нескольких воспитанников детского дома: Полина Григорьевна Шерман – живет в Новополоцке, Ольга Владимировна Куприянова – в Санкт-Петербурге. Поиск других воспитанников продолжается[64]64
  Мурашкина, В. В каждом письме – живое дыхание… / В. Мурашкина // Народное сло ва. – 2004. – 2 ліп.


[Закрыть].

Сквозь огонь и смерть: детский дом поселка Коханово толочинского района

Инсаров П. Ю. – воспитанник детского дома, работал учителем Подберезской восьмилетней школы:

– Когда оккупанты подходили к поселку Коханово, мы все вещи погрузили на подводы, а сами пешком направились на станцию. Там уже стоял эшелон, в котором находились дети из других детских домов. Нас повезли в сторону Орши. Перед Оршей эшелон стали бомбить. Много детей погибло, часть, в том числе и я, были ранены. Некоторые вернулись назад, в Коханово. А мы через определенное время, когда подали второй паровоз, поехали дальше. В Орше к нам присоединились воспитанники Лепельского и других детских домов. Путь лежал на Смоленск. Между Витебском и Смоленском поезд остановили люди в красноармейской форме, внезапно начавшие в нас стрелять (это был вражеский десант). Машинист не растерялся и сразу же тронул эшелон. Мы были спасены. В дороге к нам присоединялось все большее количество детей, поэтому делились на группы. С кохановскими воспитанниками ехала техничка, у которой была детдомовская печать. Это нас спасало: на станциях по бумаге, заверенной печатью, нам сразу же, без задержки, выдавали хлеб, другие продукты. Благодаря такой предусмотрительности простой женщины мы в дороге не голодали.

Сначала прибыли в г. Вольск Саратовской области, потом в Качалино Сталинградской области. Начали жить в бывшем доме отдыха. Было нам там хорошо, подружились с воспитанниками детских домов Украины. Но не задержались надолго и здесь. По Волге нас повезли в Астрахань, оттуда на нефтеналивной барже поплыли по Каспийскому морю в г. Гурьев. Фашистские самолеты часто совершали налеты. Самым страшным был первый из них. Мы, беззащитные, стояли на палубе, прижавшись друг к другу, и ждали своей судьбы. Самолеты пролетали так низко, что мы боялись их больше пуль, казалось, машина раздавит нас своей массой.

Так мы приехали в Гурьев, далее ехали поездом до станции Байток Андижанской области. В селе Пайтуг и жили до конца войны. Многих детей забирали к себе на воспитание местные жители. Учеба в школе продолжалась. Летом работали на хлопковых полях. Люди жили очень бедно, питались плохо – все было для Красной Армии. Летом, когда вдоволь овощей, прокормиться было легче. Для слабых, самых маленьких и девочек дети постарше просили лепешки, бегая по дворам. Хоть и стыдно вспоминать, но если говорить правду, так лазили по садам, подкармливали таким образом самых ослабленных. Время было тяжелое. Главное было вы жить, не умереть с голоду.

А учились и работали хорошо. Хотя и некого нам было ждать после войны, но делали все, как деревенские дети, – старались иметь в дневнике только хорошие отметки, чтобы показать их после Победы… но кому? И все ж так устроена детская психология, что необходимо было обязательно кого-нибудь ждать…[65]65
  З успамінаў П. Ю. Інсарава // Памяць: гіст. – дак. хроніка Талачынскага раёна. – Мінск, 1988. – С. 587.


[Закрыть]

Лапеко (Тренина) Клава – воспитанница детдома:

– Сиротой я стала еще до начала войны, воспитывалась в Кохановском детском доме Толочинского района Витебской области.

Четыре дня войны оставались в детдоме. 26 июня 1941 г. вместе с другими детдомовцами я была отправлена в эвакуацию, посадили нас на обычные грузовые железнодорожные платформы и повезли в Оршу. Проехали километров двадцать, и вдруг… фашистские самолеты. Стали бомбить. Многие ребята погибли. Оставшихся собрала воспитательница тетя Надя, и с ней мы пошли до Орши пешком.

В Калинине нас встретили, накормили, посадили на баржу и отправили по Волге в Саратов.

Поездка по Волге – совсем иное: простор, не слышно гула вражеских самолетов и взрыва бомб.

Из Саратова часть нашей Кохановской группы направили в детский дом № 2 г. Вольска. Там я пробыла шесть лет, окончив за эти годы десятилетку и поступив в том же городе в учительский институт[66]66
  Разин, В. Б. От Минска до Хвалынска: Дети Белоруссии на земле саратовской: 1941–1945 гг. – С. 97–98.


[Закрыть].

После окончания института К. Тренина в течение 40 лет учительствовала в Урусовской сельской школе Ртищевского района Саратовской области, а уйдя на пенсию, осталась проживать в Урусово.