Текст книги "Красноармеец. Фронтовик"

– У тебя фонарик есть? – удивился капитан. – Почему не сообщили?

– Я итак отлично вижу.

Фонарик отобрали, это местный трофей, теперь точно посадят батарею, и капитан, подсвечивая под ноги, поспешил вперёд, оба бойца за ним, хоть что-то видели, так и дошли своих. Опознались криком и вышли. Действительно свои, и именно их мы должны забрать, но часть офицеров штаба попали в плен, там и рация была потеряна, они и сообщили о попытке эвакуации, выдав место. А генерал носил фамилию Лазарев, какое совпадение. Причём, был командиром авиадивизии. Подойдя к генералу, он как раз закончил допрашивать Киреева, я испросил разрешения, обратится.

– Говорите, старшина.

– А у вас дочки есть. Пятеро?

– Пятеро, – медленно повторил за мной генерал, внимательно меня рассматривая. Тут два костра в глубине леса горели в овраге, что-то видеть можно. – Откуда знаете, старшина?

– Встречались. Сказали, что дочери генерала, думал армеец, оказалось наш, из ВВС.

– Где вы их видели?

– В районе Гродно, там колонну машин расстреляли, с семьями комсостава, мало кто выжил, а им повезло, вышли на меня, я купался в речке у аэродрома. У меня как раз самолёт транспортный был, в Москву их доставил. С дочкой вашей старшей, Ольгой, в переписке. Вот, недавно первое письмо пришло. Я уже два отправил.

Тот почти выхватил письмо из рук и стал его читать, подойдя ближе к костру. Я встал в стороне, письмо желал вернуть, а так размышлял. Девчата-то самолёты знают, уверен, что отец их катал, и разбираются, думаю. Вот попадос. Тут и им понятно будет, что разница в технологиях, не просто большая, а огромная. А и ладно, пусть идёт, как идёт. Он дочитал, и возвращая письмо, я его аккуратно убрал нагрудный карман, уточнил:

– Сам-то кто?

– Сирота вроде, полковой особист так сказал.

– Вроде?

– Травму получил, посадка аварийная, память отшибло. Не вернулась. Сначала войны из сержанта в старшины прыгнул, орден вот и двенадцать сбитых. Больше на самом деле, но подтвердить только эти смог.

– На чём летал?

– Первые шесть на «ишачках» сбил, остальные на «МиГ-три».

– Так ты тот Соколов, что у Белостока проявил себя? Как же, слышал. Будем знакомы.

Дочка его много что написала, как устроились у бабушки, написали матери, она в Куйбышеве в командировке, вспоминала наш полёт, ну и всё такое. Думаю, как отцу, генералу это было важно прочитать. Так и познакомились. У меня к его дочери серьёзные намеренья, если что. Собрались, шестерых на носилках несли, и двинули к тому «СБ», Киреев о нём доложил. Я впереди, как разведчик, раз вижу всё хорошо в темноте, выбирал, где удобнее пройти. Зато не участвую в переносе раненых. Вообще в группе генерала бойцов и командиров пять десятков было. Голодали. Я через час сделал вид, что нашёл кем-то брошенный небольшой склад припасов, накрытый плащ-палаткой, три ящика тушёнки и сухари. Ох, как окруженцы им обрадовались. На полчаса задержались, поесть, все голодные были, и силы теряли. Добрались до самолёта, за час до рассвета. Немцы на хвост так и не упали, хотя поиски велись, уже у разбитого самолёта были, «Глаз» это показал, но мы ушли. Я ещё мимо одного поста наблюдения противника группу провёл незаметно, покинув зону охвата. Так и дошли. Лётчиков в группе генерала хватало, даже авиационный инженер имелся, быстро осмотрели, и вердикт был ясен, хана левому мотору. Но баки половину объёма имеют. А лётчики сами ушли, прихватив парашюты, и патронов не было у самолётов. Или сами забрали или стрелки из окруженцев. Однако шансы взлететь были. Я думал, не рискнут. Но нет, всех раненых погрузили, и Киреев смог поднять «СБ» в воздух, восемнадцать человек удерживали хвост, чтобы тот мощности одним мотором набрал, когда бомбардировщик уже начал подскакивать, отрывая шасси от земли, тогда и опустили, быстро разогнался, и с трудом оторвавшись от поверхности луга, потянул в сторону наших. Уже как раз рассвело. Надеюсь, долетит, мы же, избавившись от обузы в виде раненых, экипаж Киреева тоже тут остался, одних раненых отправили, сами двинули к тому «мессеру», глянем, что за аппарат. Где он находится, я сообщил. Может к нему вышлют следующей ночью транспортный самолёт? Если рискнут.

Недалеко ушли, я высмотрел подходящее место для днёвки с помощью «Глаза», и Лазарев решил там отдохнуть. Тихо тут и водоём есть. Вымотались почти все. Искупались, и спать, подхарчившись.

Подъём в пять часов дня, доели остатки припасов что я «нашёл», и мы двинули дальше. Рывок до темноты удался, вышли к «мессеру». Инженер и два лётчика, оба майоры, сразу стали его осматривать. Инженер доложил Лазареву:

– Штатная посадка. Самолёт цел, повреждений от воздушного боя не вижу. Есть несколько старых, но, заделаны механиком. Экипаж ушёл, оставив парашюты. Правда, самолёт явно находили наши бойцы. Колпак открыть не смогли, но на крыло по большому сходили.

– Почему самолёт брошен? – спросил Лазарев.

– Баки сухие, – пояснил инженер. – Не знаю, что за задание выполняли оба лётчика, но вернуться обратно им запаса не хватило. Почему немцы не забрали машину, не знаю.

– Скорее всего, лётчики по какой-то причине не дошли до своих, – сказал один из командиров. – Кто может им управлять?

– Думаю я смогу, – сказал генерал. – Доводилось управлять этой машиной. Только более старой модификацией. Эта явно новее.

– Транспортный борт будет, если будет, перельём часть бензина и сможем улететь. Сколько человек он может взять? – допытывался особист. У него был шкурный интерес, оставаться не хотел, а транспортный борт всех не заберёт.

– Трое в кабине уместятся, думаю, ещё трое-четверо в бомбовый отсек, – прикинув, сказал генерал.

– Ну, хоть что-то.

Стали готовить место для посадки, темнота особо не мешала, костры сигнальные складывали, и ждали самолёт. А мы ведь даже не знаем, долетели наши или нет? А если долетели, вышлют борт сюда, или опаска перевесит? Просто ждали, кто-то спал, кто-то на дежурстве с заготовленными тряпками, это факелы, чтобы пробежать и костры зажечь. Я тоже уснул. А проснулся от рёва движков, транспортный борт уже катил по полю, скидывая скорость, горели костры. Опять «ПС-84». Дальше всех старших и ценных командиров отобрали на перевозку транспортным бортом, и пока с одним ведром бегали, сливали с баков транспортника бензин, больше ёмкостей не было, хоть это нашли, генерал проверял системы истребителя, пока те, кто был отобран, устраивались на борту. В бомболюк влезло аж четверо командиров. В баки тяжёлого истребителя-бомбардировщика заливали топливо, пусть медленно, но дело шло, когда инженер прикинул что хватит, собрались и вскоре улетели. Генерал уверенно поднял «мессершмит» в небо и последовал за транспортником, стараясь держать его скорость. Он доведёт до аэродрома. А улетело тридцать семь командиров и редких специалистов. Я остался, экипаж Киреева в это список тоже не вошёл. Оставшимися принял командование хмурый капитан, он зенитчик, оборонял штаб дивизии Лазарева. А почему хмурый, так все такие, было ясно, что транспортник сюда больше не погонят, генерала вывезли, самим выбираться из окружения нужно. Тут одно радовало, «СБ» с ранеными всё же долетел до наших.

Задерживаться не стали, немцы могли отреагировать на то, что наши где-то тут сели и патрули выслать, поэтому направились прочь. Я снова впереди, как разведчику и проводнику мне цены не было. Это ещё генерал сказал. Они ночью не раз передвигались, а как я появился, это делать стало куда проще, да и скорость движения выше. Направлялись к тому истребителю, «ишачку», всё равно по пути, поэтому капитан решил не менять маршрут. Шли быстро, частично по полевой дороге, всё же по ней передвигаться, особенно в тёмное время суток, куда легче. Когда был привал, отдыхать тоже нужно, удачно попалось озеро, многие воды набрали во фляжки, сами пили, я подошёл к капитану, сел рядом и сказал:

– Идея одна есть.

– Говори.

– Тут километрах в семидесяти, у Минска несколько аэродромов, на одном у немцев транспортная часть. Предлагаю добраться, ночью проникнуть на территорию и угнать грузовой «Юнкерс». Как раз нас достаточно, с перегрузом, но заберём всех. Я ночью хорошо вижу, снимем часовых, чтобы не мешали, сам сниму, и угоним. Думаю, с самолётом справлюсь. Ничего сложного.

Вообще где мы находимся? А за Минском, если в сторону границы идти, направление между городом Лида и Барановичей. До Минска и есть километров восемьдесят.

– Шансы?

– Высокие.

– Хм, мне нравится.

Капитан собрал оставшихся командиров, семерых бесполезных, раз не улетели, посовещался, и было принято решение, идём к Минску, угону самолёта – быть. Однако была существенная проблема, нет припасов, всё подъели. Тут или у деревенских побираться, может продать что-то удастся, или добыть у немцев. Шансы что я снова такой мини-склад найду, были признаны неосуществимыми. Ну, тут они правы. А пока топали к «ишачку». По пути я видел брошенные советские машины, немало с армейскими обозначениями. Указывал и их проверяли, немцы прибрать их не успели. Тут немало наших окруженцев бродило, машины, по сути, вычищены, но «Глаз» мне показал одну, лежавшую на боку в овраге, густо поросшем кустарнике. Свернули к ней, и о радость, там были припасы, с нашего склада. Судя по побитому пулями тенту, гонял машину немецкий истребитель. Рядом могильный холмик с крестом, видимо шофёра похоронил кто-то. В общем, почти всё забрали, что не попорчено сыростью, тут же недалеко, у берега речки приготовили горячего, котелки были. Десять штук на всех, я ещё и в кабине одной из машин красноармейский нашёл себе, тоже готовил. А варили суп. Я ещё лепёшки пёк, мешок муки мы забрали, тесто тоже сам месил. Поэтому за остаток ночи и не успели к истребителю, пустые желудки набивали, а есть хотелось постоянно. Я вот молоко любил и запасы у меня были, но я же не мог свой уже ритуальный стакан молока выпивать при всех? Нет уж, вернёмся, там и продолжу. Пёк на хорошо отмытой пехотной лопатке. А потом ещё утром время захватил, с запасом лепёшек напёк, в один из вещмешков убрали, двое бойцов последовали моему примеру, тоже пекли лепёшки, быстро набив руку.

Мы устроились на днёвку, решили вечером дальше выдвигаться, наблюдателя оставили и вскоре многие спали, сытые и довольные. А вот мне не спаслось, «Глаз» показывал интересную картину, я с высоты двух километров наблюдал за любопытным сюжетом. В шести километрах от нас хутор был, я наблюдал, как из амбара выводят пятерых, лётчики явно, их принимали трое полицаев, связали в одну колонну и повели следом за телегой. Видимо к селу, оно километрах в семнадцати. Лётчики нам нужны, пригодятся, нужно освобождать. Сев, я быстро оделся, а искупался, спал в исподнем и подошёл к часовому.

– Тихо? – спросил у того.

– Тихо, – ответил боец.

Это был бортмеханик с машины Киреева.

– Оп-па, – произнёс я скорее для бойца, делая вид, что всматриваюсь в дальнюю опушку леса. До него километра два было, там как раз и хутор в лесу находился. – Никак наши?

– Это где? Ну, у вас и зрение, товарищ старшина, – восхитился часовой.

– Человек десять, двое вроде лётчики, а лётчики нам нужны. Надо с капитаном посоветоваться.

Вернувшись в лагерь, наши спали в тени деревьев на берегу речки, и, растолкав капитана, его фамилия была Бунтарёв, сообщил, что «видел» наших. Мол, лётчики там есть. Стоит соединиться с этой группой, тем более если один самолёт угонять, то можно и два, а на том аэродроме я несколько бортов видел. Тот подумал и дал добро. Капитан дальше спать, а я в одиночестве побежал к опушке прямиком по открытому полю. Брать с собой никого не стал, пусть отдыхают. Это официальная версия. Так-то мне свидетели не нужны. Эту группу что «видел», я якобы упущу, не найду, но зато полицаев встречу на лесной дороге, и пленных, освободив. Хорошая версия. В качестве трофея лошадь и телега, будет, на чём припасы вывозить, не на себе нести. Очень неплохой план. И нужно поспешить, полицаев хочу перехватить именно на лесной дороге, а им, чтобы к опушке выйти, ещё полтора километра идти. Я добежал до опушки, разделся до нага, и дальше по лесу уже нёсся большой волк. Я, наконец, смог перекинуться в волка, не так и давно. До этого вторая моя сущность не давалась. Видимо после перерождения восстанавливалась. Ну, или ещё что. Мне-то откуда знать? Добежал быстро, это вам не на двух ногах, там, в стороне снова оделся, и подкравшись, тремя точными выстрелами поразил полицаев. Шансов не давал, я их своими не считаю. Дальше с пистолетом в руке, у меня табельный «ТТ», вышел на дорогу, осматриваясь. Лётчики, радостно переглядывались, один со шпалами капитана в петлицах, спросил:

– Старшина, тоже из сбитых?

– Да, товарищ капитан.

Достав из сапога финку, быстро перерезал верёвки, дальше с телеги забрали вещи, оружие, две винтовки «Мосина», плюс в телеге личное оружие лётчиков было, а их документы у одного из полицаев. Сами тела полицаев за ноги я утащил подальше в лес, взял под узды коня, он беспокоился, я в курсе, они чуют мою волчью сущность, и повёл летунов к нам в лагерь, заодно выясняя кто такие. Ну и меня расспрашивали. Я описал, как прошло спасение генерала, а они, как их сбили после бомбёжки железнодорожного узла Варшавы. Как и думал, дальняя бомбардировочная, из одного экипажа. На хутор зашли еды попросить, им богатый стол накрыли, а очнулись уже в сарае, под охраной.

– Среди белорусов предатели редкость, но бывает, – сказал я.

– Да это поляки были, – вздохнул капитан.

У него фляжка была, именная, подарок комдива, на хуторе осталась, и тот всё её вспоминал. Подумали и решили на хутор завернуть, всё равно по пути. А почему нет? Тут и месть и припасов наберём. Хотя нам много не надо, я рассказал план по угону транспортных самолётов, сам капитан был в сомнении, что что-то получится, но против, особо не возражал. Да и не он у нас в группе командует. Хутор мы окружили, и по-пластунски сблизившись, там тишина и благодать, и врывались в помещения, наставляя стволы пистолетов, связывыли местных. Девять было ровным счётом. Сюрпризом для меня и лётчиков стало то, что нашли девушку, в одной комнате заперта была, из наших, санинструктор, красивая. Её тут в рабынях держали, для постельных утех. Спасли. Лётчики о ней ничего не знали. Всех жителей хутора приговорили, двое из лётчиков исполнили. Штыками работали. Я же доил коров, убирая надои в хранилище, всё интересное тоже, погреб проверил, там холодец настаивался. Ура, снова мне с ним повезло, целый таз был. Также в телегу припасы разные, картошку, другие овощи, и выдвинулись в сторону лагеря. У нас теперь две телеги, вторую на хуторе добыли. И капитан свою фляжку вернул. Довольный. Четыре часа меня не было, пока не вернулся. Будить командира группы не стали, лошадей расседлали, пастись отправили, те и воды попили, а сами спать. Потом, когда подъём объявят, уже познакомятся.

* * *

Быстро перебирая пальцами по кирпичам, подо мной пропасть метров в восемь и брусчатка, разбиться, как нечего делать, а бежать надо, генерал-рогоносец бесится в квартире, обвиняя жену в изменах. А так ведь всё хорошо шло. Чую, этот случай мне припомнят. Сам генерал и сделает, доказательств нет, а подозрения к делу не пришьёшь. Сам виноват, подставился. Языком я не треплю о своих похождениях, хотя о них знают, не люблю это дело. Думаю, выследили. Пару раз «Глаз» засекал неприметного парнишку, что следовал за мной, думал органы, теперь не уверен. Спустившись по водопроводной трубе, пару раз хрустнув жестянкой, я отряхнул форму, поправил фуражку и быстрым шагом направился прочь. Нужно достать машину и добраться до части. А пока ехал по улочкам Москвы, размышлял, как я дошёл до жизни такой.

Сейчас второе июля сорок второго года. Я капитан ВВС, дважды Герой Советского Союза. Двадцать девять сбитых, официально подтверждены, что вы хотите? Бежал я из окружения, на тяжёлом истребителе «Ме-110». Вообще дело было так, капитан наш, командир группы, увидев сколько мы припасов привезли, да котёл на десять литров, решил, что афера с аэродром не стоит того, так дойдём, есть чем питаться и отменил решение угонять вражеский самолёт. Не все его приказу последовали, я, оба члена экипажа Киреева, а они под моим командованием, пусть и временно, мы ещё числимся в одном экипаже, плюс лётчики, которых я спас. Мы отделились, добрались за два дня до нужного аэродрома, и угнали. Причём лётчики на «Юнкерсе» взлетали, а я, приметив в стороне стоянку тяжёлых истребителей, решил такой угнать. Смогли, взлетели друг за дружкой под тревогу на аэродроме. Причём, самолёт мой с бомбовой нагрузкой, я скинул их на спавший полевой лагерь немцев по пути, он большой, не промахнёшься, добрались до своих. Там проверка, в полк вернули, а оттуда через неделю в Москву, на награждение. Звезду получил, и орден «Боевого Красного Знамени», за угон вражеских машин. Мне ещё в полку младшего лейтенанта дали, документы оформили, а в Кремле прыгнул в лейтенанты. Наверное, ошибка какая-то. При этом оставили меня служить в ПВО Москвы. Причём, служу до этих дней, командир эскадрильи. Остальные сбитые, семнадцать вражеских самолётов, это именно во время прикрытия столицы, особенно в битве за Москву поработать пришлось, в любую погоду на взлёт. А в основном сбивал, во время ночных полётов. Тринадцать на счету, ночников, остальные днём в зимних боях. Так и воюю на «МиГ-3».

Моя эскадрилья самая лучшая по результатам и счёту. Я ночью вижу всё и не только сам сбиваю, а по рации навожу своих парней на немцев так, чтобы точно в хвост выходили, дальше знают, что делать. Сбили, и на следующего навожу. Наводчиком работаю. Потому и результаты такие. Пятеро у меня Звёзды Героев получили. Этой ночью у нас был вылет на защиту столицы, массированный налёт, от Брянска шли, счёт моей эскадрильи тринадцать сбитых самолётов противника, и два из них мои. Повезло двух «Хейнкелей» заземлить. Пока не подтвердили, хотя в штабе, когда рапорт писал, я точно указал где все сбитые упали. Поэтому официально у меня всё ещё двадцать девять на счету. Вылетов больше не планировалось и меня отпустили, я к любовнице рванул, к молодой жене генерала ВВС. В принципе, всё. Ах да, Ольга Лазарева меня кинула, она замуж выскочила в сентябре сорок первого. Ну, каков отец, бросил меня в тылу у немцев, такая и дочь. Тьфу на них. Награды получил, в чинах рос, мне нравилось в ПВО столицы служить, комфортно и сытно. За полгода, как комэксом стал, ни одного подчинённого не потерял. Их у меня восемь, три тройки в эскадрилье, полный штат. Да и сейчас нравится. Но чую седалищным нервом, что вот это мне припомнят. Потеряю я тёпленькое место, это и тревожило. А так доехал до части, привычно свернул в овраг, убрал машину и дальше дошёл пешком. Ведь я в самоволке. Стоял запрет, без особого разрешения покидать расположение полка запрещено. Но объяснить свои пропажи несложно, территория большая, мол, там был, или там, потому найти не могли. Вот и сейчас, когда в здание штаба прошёл, дежурный поднял взгляд от журнала, и спросил:

– Ты где был? Тебя искали.

– У ангаров был, прикинул собрать из трёх разбитых машин одну. Потом по стоянкам прошёлся. У девчат в медсанчасти чай пил.

– Не нашли тебя там. Везде искали.

К комполка я зашёл, но по какой причине искали, он не знал, из штаба авиакорпуса был запрос. Впрочем, сейчас же я был никому неинтересен, поэтому отправился спать.

Идиллия длилась четыре дня, налётов нет, последний массированный был с большими потерями, двадцать девять самолётов потеряли из полусотни, к Москве никто не прорвался. Поэтому занимались своими делами, теория ночных полётов, наземные тренировки, а механики приводили материальную часть в порядок, всё же полетали эти машины изрядно.

А шестого июля меня вызвали в штаб дивизии, даже не полка. Там комдив лично сообщил:

– Поступил приказ направить тебя, Соколов, на фронт. Сам знаешь, части меняются, рокировка идёт, одни получают опыт на фронте, другие, получив его, отдыхают в нашем корпусе ПВО. Тут тоже бои есть, но для них это отдых. Ты у нас давно, три полка сменил, но служишь, защищая Москву, хорошо защищая. Я это понимаю, многие понимают, но не все. Вот тебе личное направление в полк ПВО. Вроде тоже на «мигах» воюют. Полк твой у Ленинграда стоит. Получишь новую машину, и с несколькими лётчиками перегонишь, группу истребителей, точно не знаю сколько. Там твоя служба и продолжится. Должность та же, командир эскадрильи. Это всё. Свободен.

Комдив отпустил, и я вернулся в полк. Штабы на одном аэродроме, только здания разные. Комполка уже в курсе был, злой как чёрт, понимал, что как ночного лётчика лучше меня просто нет, и терять меня категорически не желал, но приказ есть приказ. Оформили всё как полагается. Эскадрилью принял командир второго звена, тоже капитан, и Герой, он давно этой должности достоин был. Нового лётчика им принимать, одного командиром звена сделали, но прощались мы с парнями долго. Дальше на машине до железнодорожного вокзала, попутного борта не было, а формируется перегонная группа почему-то на аэродроме у Калинина. Думаю, для сокращения дальности полёта и потраченного топлива. Оттуда лететь ближе, чем от Москвы. Вечер, машину я обратно отправил, но вокзал меня не интересовал. Пока есть время, хочу его правильно потратить. Так что достал свой легкий мотоцикл и за город уехал, там с полевой дороги взлетел, причём на «яке», добытом в сорок первом году, и полетел к немцам. В смысле, на оккупированную территорию. А я молоко почти всё выпил, да и сметана к концу подходит, тем более не только сам пью, делюсь, остальное мало тратил. У меня четыре тонны свободно, хочу пополнить молоком. Дальности хватало и до Киева добраться.

Собственно, у Киева я и совершил посадку, заправил машину, ещё две сотни кило за счёт потраченного бензина освободилось, и на разведку. Взял несколько полицаев на ночной дороге, они и сообщили где есть действующие молочные фермы. Немцы их в охотку используют. Посетил обе, а перелетал на вертолете от одной к другой. У одной запас мал, забрали недавно, у другой набрал до полного, четыре с половиной тонны. Из них три тонны чисто свежего и вкуснейшего молока, остальное сметана и сыр. Тут сыроварня была. Ну и сразу полетел к Калинину. Да на том же «яке». Там совершил посадку, еле нашёл подходящее место, а гидролодку использовать я не хотел. Топливо экономил. Такое тут поди сыщи. Ничего, сел, заправил машину, на мотоцикле доехал до города, где остаток ночи потратил на сон во фруктовом саду. Два часа в спальнике поспал, пока не рассвело, но я дальше спал. А в десять утра, позавтракав, на аэродром. Там пропустили на въезде, оформили меня, и показали машину. Да новые «Як-7». Получается шесть единиц нужно перегнать в состав Седьмого истребительного авиационного корпуса ПВО.

Причём, эти истребители не в мой полк идут, я просто перегонщик, а свою машину получу уже в части. Это Двадцать Шестой истребительный авиаполк ПВО. И воюют в полку на английских машинах «Харрикейн». Видимо и я такую получу. А пока знакомился с лётчиками, определялись, как полетим, хотя маршрут нам накидали. Так как я был старше по званию, и был командиром группы то, определил её так, разбил на три пары, потому что было трое лётчиков только из училища. Звеном из четырёх машин командует старший лейтенант Бурмин, дважды орденоносец, пять сбитых на счету имеет. Моя пара будет идти выше, прикрывать. И вылетели в этот же день. То есть, это не ночной перегон. Типа вы сами истребители и отобьётесь? В шестнадцать часов дня взлетели и взяли курс на Ленинград. Звено на высоте трёх километров шло, а моя пара поднялась на пять. Я думал, встретим немцев, подерёмся, разгоним кровушку молодую, но полёт вышел скучным. Немцев мы вообще не видели, крутилась вдали пара, но это наши «илы» работали, без прикрытия. Долетели до Ленинграда, внизу аэродром, место прибытия, нам показали знак, посадка разрешена. Моя пара последней. Лётчик молодой, сержант, из училища только, но молодец, не отстал, да и посадил машину хорошо. Дальше я сдал все шесть истребителей, как ответственный за перегон, после чего меня на пролётку, тут бензин берегли, и повезли на мой аэродром. Сказали, до темноты доберёмся.

Благополучно добрались, как и сказал боец-возничий. Начало темнеть, когда мы к штабу авиаполка подъехали. У меня армейский вещмешок был с вещами, чемодан я не брал. Меня оформили, я стал числится в полку, но не командиром эскадрильи, должность уже заняли, поэтому меня назначили заместителем командира авиаполка по строевой части. Ну, тоже неплохо. Получил я «МиГ-3», их три было в полку, этот четвёртый, восстановили из нескольких разбитых. В состав ни в одного из подразделений я не вошёл, полк ночной, а там своя специфика, парами не летают, столкнуться в темноте легко, так что я поднимался на защиту Ленинграда в одиночестве. Комполка быстро понял, какой уникум ему достался, обо мне слышал, и я стал координатором обороны в случае налёта, направляя машины на врага, сообщая курс, скорость и высоту, подсказывая, чтобы наши заходили на немцев с хвоста. Две недели, два налёта отбили с большими для немцев потерями, ни одна бомба на город не упала. Это оценили. Всего две недели в полку, и я сменил петлицы со шпалами, на майора, и убыл в штаб корпуса, где получил должность координатора ПВО. Нет такой должности? А сделали. Именно по ночам я и управлял боем. В планах, пока налётов таких не было, всё в теории отрабатывали. Немцы после понесённых потерь раны зализывали. Финны же особо не летали, у них слабая авиация. Предпочитали тактику, удар и на скорости к себе.

В штабе корпуса я прижился. А с комфортом даже лучше, чем в Москве было, я прямо скажу. До конца августа шли воздушные бои, у города иногда и над ним. У наших мало авиации, да и топлива с боеприпасами, и немцы тут крупную группировку не держали. Ту, что была, перебросили в другое место. Налеты бывали, но не часто, и мы активно их отбивали. Мне ещё один «Боевик» за оборону Ленинграда дали. Причём, сам я не летал, как полк покинул, так машины мне не и дали. Поначалу из башни наблюдения вёл управление, но там видимость плохая, и стали использовать «СБ», поднимали его в ночное небо, и я, оттуда видя всё хорошо, координировал. А в конце августа, меня на транспортном самолёте, с другими командирами, в Москву. Ну, наконец третья Звезда Героя, дождался. Слетал я в Москву, жил три дня в своей квартире, её государство выделило, награду получил и обратно. Даже без приключений, хотя они меня любят. И да, жену генерала навестил. До этого я просто повёлся на смазливую мордашку, только потом узнал, что есть муж и кто он. Да и в моём вкусе она. Вообще насчёт назначения в Ленинград, я особо не расстроился. Хорошие там люди. Я чувствовал себя на своём месте, и это мне нравилось. Вернувшись обратно, продолжил службу. Даже успел к сорок четвёртому поднять свой личный счёт до тридцати семи. Иногда поднимался сам на свободном истребителе и сбивал.

* * *

– Заключённый Соколов доставлен, – сообщил конвоир, и толчком в спину заставил войти в кабинет начальника исправительной колонии, где я мотал десятку. Из них пока два года отсидел. Сейчас сорок седьмой был, декабрь, за окном метель завывала.

– А, Соколов. Насчёт тебя распоряжение пришло. А ты ведь прав был, не ты виноват в том, за что тебя осудили. Настоящего виновника нашли. Суд решил освободить тебя из заключения, вернув все награды, звание, и снять судимость, как незаконную.

– Это что, меня выпускают? – потёр я бритую голову. – А я не хочу.

Сказать, что начальник колонии удивился, значит, ничего не сказать. Хотя тот задумался и кивнул, опера всё знают, видимо доложили и тот понял мою причину.

– Ничего не могу поделать, – развёл тот руками. – Документы оформляются, завтра уходит судно на Владивосток, ты с ними, я уже договорился.

– Вот, чёрт, – расстроился я. – Кто хоть виновен-то?

– Мне откуда знать? В приказе не написано.

Дальше начались бюрократические проволочки и следующим днём я на грузопассажирском судне, который серьёзно мотало по волнам, и ведь решились выйти такую погоду, тут некоторые волны высотой до рубки судна, направился во Владивосток. Я лежал на лавке в каюте, тут четыре полки, как в купе вагона, и пребывал в задумчивости. Подставили меня в сорок пятом, шли бои за Берлин. За несколько дней до конца войны. Тут она тоже Девятого мая. Я был заместителем командира смешенной авиадивизии по строевой части, и случилась провокация. Чистая подстава. Была убита девушка, из молодых медсестёр, рядом нашли мой пистолет, из него и стреляли, это подтвердила экспертиза. Вот только я доказать свою непричастность не мог. Моя форма и личное оружие находились в землянке, штаб в поле стоял, не в городе. Да, форма и личное оружие осталось, я не один жил, четверо нас, но у остальных алиби, а я улетел тишком к венграм в тыл. Снова молочные фермы грабил. Вернулся, а там под руки и допросы. А как алиби построить? Не было у меня алиби, и покатил я по этапу, так и не признав своей вины, хотя обещали за это срок скостить. Думаю это классическая подстава, но кто, даже без понятия.

Я бы сбежал с этапа, ещё до прибытия на зону, а везли в Магадан, как потом оказалось, вон как далеко, подальше с глаз, вообще мне двадцать лет давали, но за боевые заслуги до десяти скостили. Про штрафбат даже не вспоминали. Да наплевать. Не сбежал я по той причине, что познакомился с дядей Ваней, стариком семидесяти шести лет, лучший краснодеревщик в Союзе. Пырнул ножом грабителей, что к нему залезли. Один из них не простым оказался, вот и осудили. Сынок важных людей в городе пошёл по кривой дорожке, а виноват дядя Ваня. Я собирал, коллекционировал, знания по разным направлениям, но то, что дядя Ваня показал, это просто волшебство, и я желал этому научиться. Меня не интервала воровская наука, а вот это… А какие шахматы делал? Произведения искусства, начальник нашей колонии эти шахматы лично распределял, делал подарки, а дядя Ваня новые вырезал. За это его хорошо содержали и кормили, своя коморка. А я у него в учениках. Многому научил, но до его высот мне как до Пекина раком. Кстати, Пекин тут недалеко, если так посмотреть.

Вообще всё это странно было, похоже на подставу спецслужб. Только смысл? Я с ними не пересекался. Девушку да, жалко, я к ней подкатывал, был известным ловеласом в дивизии, но меня отбрили, и это получило некоторую известность в штабе дивизии, я переключился на другую, но запомнили. Вот и мотив. Как видите, классическая подстава. Непонятно для чего убийство совершили, но это было сделано. А вот в то, что кто-то там нашёлся и якобы сознался, в это я не верю, бредом попахивает. Награды потерял, их описать успели, когда я вернулся, уже к материалам дела приписали. Пистолет мой сразу опознали, он наградной. Тут ошибки, что случайно оружие перепутали, никакой нет. И ситуация с освобождением, она напрягает. Значит, от меня ждут каких-то действий. А каких? Бесит незнание. Планы же добраться до Москвы, я там прописан был, там и выписку брали, когда военный суд проходил, там и паспорт возвращать буду. Награды? Да пусть подавятся, через эту бюрократию проходить, чтобы вернуть? Нет, никакого желания я не имею, и иметь не желаю. И без них проживу. На поезде поеду. Будут следить, в этом я уверен, увидят, что ничем не отличаюсь от других бывших сидельцев. Самолёт использовать не буду, тем более мой гидросамолёт имеет существенный недостаток. То топливо, на котором работают его моторы, ещё не производится, там особые присадки, и когда производиться будет, понятия не имею. А запороть движки не тем топливом, можно легко. Всего тонна в запасе осталась, НЗ для особо важных случаев. А я ещё, идиот, девчат до Москвы доставлял, сколько топлива бессмысленно сжёг. На поезд посадил, и хватит. Уже есть реактивные самолёты, а если их топливо разбавлять с обычным авиационным бензином? Такое пойдёт? Вот и я не знаю, самолёт хороший, в будущем топливо к нему купить, проблем нет, но сейчас как это не крути, мёртвый груз.