Текст книги "Правила игры"

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

– Вставайте, господин! У-у, зануды!

– Уже встаю!

Но если вы думаете, что я сейчас поскачу в вашу комнатенку на первом этаже, – ни демона подобного! Хотя…

Вчерашняя работа по расшифровке листочка, принесенного «академиком», настроила меня на благодушный лад. В конце концов, какие-то дурацкие опасения – прочь! Я совершенно здоровый человек и докажу это себе, отправившись в проклятую комнатку и вняв Мугиду. Я совершенно здоровый человек!

Явившись в Большой зал, я хотел было сообщить Чрагэну о том, что работа сделана, но он почему-то отвернулся и стал оживленно общаться с госпожой Валхирр. Наверное, хочет, чтобы все осталось «между нами». Пускай его!… Я сегодня великодушный.

Когда вся наша группка спустилась вниз, на мгновение я почувствовал неуверенность и страх перед тем, на что собираюсь вновь согласиться. Я даже готов был уйти, сославшись на здоровье, на усталость какую-нибудь, но в это время Мугид, обернувшись, пристально посмотрел на меня, с этаким внимательным участием, с которым обычно смотрят… ну я не знаю, так обычно смотрят мальчишки: «Слабо?»

Не слабо!

Я вошел и сел в кресло. Какой же я все-таки…

ПОВЕСТВОВАНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Какой же я все-таки дурак!

Брэд Охтанг закрыл глаза и некоторое время рассматривал оранжевые и желтые кольца и полосы, жившие своей необяснимой жизнью, совокуплявшиеся и распадавшиеся на более мелкие. Кольца смеялись, а полосы пренебрежительно кривились: «Какой же ты все-таки дурак!»

– Ставьте лагерь, – велел он и открыл глаза, чтобы посмотреть на тьму.

Тьма шевелилась, устало переговаривалась и лязгала сбруей. Брэд Охтанг взглянул повыше, туда, где тьма переливалась в ночное небо. В месте соединения одного и другого возвышались гигантские распухшие пальцы – сторожевые башни Ашэдгуна. Там было тихо – ни огонька, ни движения.

Ждут. Они все давным-давно знают и только ждут, пока мы войдем. Проклятье!

Данн (северяне сказали бы «старэгх») совершенно неуместно зевнул и спешился. Сумасшедший, на грани сил и возможностей марш через всю страну, организованный лишь затем, чтобы теперь половина – и это в лучшем случае – войска хуминов полегла в треклятом ущелье. «Так велел Берегущий». И братьям глубоко плевать, что невозможно проскочить такое небольшое, по сути, ущельице, каковым является Крина. «Так велел Берегущий».

Рабы уже ставили шатер, разжигали огонь в треножниках, задавали корм лошадям. Дозорные отъезжали к границе будущего лагеря, остальные спешивались, чтобы ухватить те недолгие часы отдыха, которые были им дарованы.

К Брэду подошел Нол Угерол, поклонился:

– Как долго мы будем стоять, данн? Да пошел ты!…

– Еще не знаю, Собеседник. Думаю, не дольше, чем это окажется необходимым.

Жрец нового Бога, этот плешивый шакал, кивнул, отчего тонкая заплетенная косица – все, что осталось от некогда пышной шевелюры, – вздрогнула. Не говоря более ни слова, жрец удалился.

Брэд Охтанг с плохо скрываемым презрением посмотрел вслед Собеседнику и напомнил себе: этот человек сейчас могущественнее тебя во много раз. Вернее, могуществен не он сам, а те, кто стоит за ним, что, впрочем, мало меняет дело.

Данн снова зевнул и направился к шатру, бросив поводья рабу-конюху. Нол Угерол – забота будущего; ущелье, «гостеприимно» ожидающее армию, – забота нынешняя.

В шатре он скинул с себя тяжелый плащ (когда тот рухнул, пыль поднялась маленьким плотным облачком и некоторое время висела в воздухе, не желая опадать), прошел к разборной скамеечке, которую уже поставил рядом с треножником расторопный раб, опустился на нее и блаженно вытянул ноги. Несколько очень коротких минут можно ни о чем не думать. Потом… Потом одна надежда – на то, что Гук Нивил справился со своим заданием.

/смещение – над горизонтом идет гроза/

Как выяснилось, Джергил поторопился. Хумины хоть и подошли к Крина, но входить в ущелье явно не собирались. Самые зоркие из башенного гарнизона, забравшись наверх и понаблюдав за врагом, сообщили, что те, судя по всему, намереваются разбить лагерь. Правильно, в общем-то, намереваются.

Если бы хумины сглупили и вошли в Крина прямо сейчас, возможно, план Талигхилла оказался бы просто не нужен. Но хумины не вошли, план оставался в силе, а правителя все-таки разбудили, причем – зря. Теперь же, зная о том, что завтра начнется, он не мог уснуть и затравленно шагал по своей комнатке, вызывая нервный тик у нескольких наскоро зажженных свечей.

Сквозь узкую дыру в стене, которую и окном-то назвать было нельзя, внутрь проникали лишь завывания ветра. Талигхилл старательно напрягал слух, чтобы уловить хотя бы намек на звуки из хуминского лагеря, но… ничего, только ветер, только один проклятый ветер! Он даже остановился, чтобы шаги не мешали слушать.

Ф-фу-ты, какая чушь! Конечно, в Северо-Западной не может быть слышно ничего, что творится южнее, ты же это прекрасно понимаешь. Прекрати нервничать. Пойди прогуляйся, что ли…

Идея пройтись по башне показалась Талигхиллу не такой уж плохой. Обычно нагуливают аппетит, но, может быть, ему повезет, и он нагуляет сон – не сон, а именно сон, нормальный, здоровый, можно с разными там наложницами и всяческими усладами плоти. Говорят, тут подмешивают что-то такое в суп, чтобы солдат не отвлекали несвоевременные мысли. Не знаю, не знаю…

Правитель вышел из покоев и наткнулся на телохранителя. Джергил виновато кашлянул, мол, понимаю, что поторопился, но… Пресветлый махнул рукой:

– Перестань. Ты все сделал правильно…. Не ходи за мной, останься здесь.

По кольцевому коридору он добрался до лестничной площадки и задумался: куда же, собственно, идти! Вокруг сновали люди, некоторые не замечали или не узнавали его, задевали локтями, просили отойти в сторону. Он, наверное, должен был пожалеть о том, что приказал Джергилу остаться, но не жалел.

– Не спится? – спросили за спиной.

Талигхилл обернулся и увидел Хранителя Лумвэя.

– Не спится.

– Понимаю, понимаю, – сказал «глава семейства». – Ничего, со временем, уверен, это пройдет. – Да, – добавил он, – я сделал, как вы просили, и велел звонарям обращать внимание на Коронованного.

Правитель рассеянно кивнул, что при желании можно было расценить как благодарность.

– С вашего позволения, удаляюсь, – улыбнулся господин Лумвэй. – Дела, дела…

Он стал спускаться по лестнице, сопровождаемый своими помощниками, которые внимательно выслушивали распоряжения Хранителя, кивали и что-то даже записывали на небольших пергаментных свитках.

Талигхилл поднял глаза и увидел знакомый силуэт:

– И вы здесь, госпожа? – Он вежливо поклонился предводительнице Клинков, но Тэсса лишь скупо кивнула в ответ и даже не попыталась улыбнуться. – Что-то случилось?

– А?.. Все в порядке, благодарю вас. – Она неопределенно махнула рукой. – Так, мелочи всякие.

– Если я могу чем-либо помочь, только скажите…

– Благодарю вас.

Ув-Дайгрэйс, откуда в нем столько вежливости? Он что, переел сладкого на ночь?

Но воительница тут же мысленно хмыкнула и мысленно же похлопала себя по плечу. Да ладно тебе, как будто не понимаешь? Этот высокопоставленный господин положил на тебя глаз. Ну… ты же сама хотела, ведь так? Вот, получи. Обстоятельства не позволили правителю взять сюда свой гарем, так что приходится с такими, как ты… Между прочим, великая честь быть обесчещенной…

Тьфу, гадость какая! О чем ты только думаешь?!

/А он ничего./

Кстати…

Тэсса еще не знала, что «кстати», но была твердо уверена: еще чуть-чуть, и она начнет невыносимо дерзить. Поэтому быстренько попрощалась и поспешила к себе, проклиная все на свете.

Воительница была в растерянности. Все это время она занималась исключительно проблемами Клинков и только теперь урвала несколько минуток для того, чтобы

/выплакаться/

побыть одной. А ей необходимо побыть одной.

Она вошла в комнату и яростно хлопнула дверью, желая, чтобы каменная кладка начала разваливаться ко всем треклятым демонам, чтобы… чтобы…

Ну как он мог?! Как он мог остаться там, когда она сидит сейчас здесь?! Почему он поехал в восточные башни? Ну почему?

Да нет, я сама виновата. Это же я руковожу Клинками. Конечно, распоряжался разделением каторжников Сог, но ведь… Да нет, при чем здесь Сог?

/Подожди, а зачем он вообще ввязался в эту затею?/

Ну, я не знаю. Да не в этом же дело! Почему я вовремя не обратила на это внимания? Ну почему?! Боги, я так долго ждала, а теперь…

/А может, это и к лучшему? Вы ведь совсем-совсем чужие. Ну, не совсем, конечно, но все-таки. А так… все уладится… каким-нибудь образом./

Конечно, он изменился. И я изменилась. Но не настолько же! И тогда… зачем вообще?..

«Изменилась». Это слово неожиданно стало самым главным. Она осторожно прикоснулась пальцами к глазам и поняла, что те абсолютно сухие.

«Предводительница Вольных Клинков не имеет права на слезы».

Такой ли она была когда-то?

Нет.

И что же теперь? От всего отказаться, отказаться от любимого, отказаться от себя самой? Я ведь уже такая, какая есть. И он – такой. Но мы любили… мы любим друг друга до сих пор. Значит, еще не все потеряно, значит…

Тэсса встала с кровати и прошлась по комнате. С этим нужно что-то делать. Нельзя все оставлять как есть, иначе будет еще хуже. Но что можно сделать, находясь по эту сторону ущелья?

Стук в дверь нарушил ее размышления, как будто осыпал холодным градом.

– Кто там?

– Кэн. К тебе можно?

Она оглядела себя, потрогала лицо – не покраснело ли?

– Да, входи.

Брат сегодня весь день был какой-то смурной, но только сейчас Тэсса поняла, что это серьезно. А ведь ничего удивительного нет. Мабор говорил такие вещи, от которых поневоле станешь смурным.

– Я знаю, тебе плохо, но постарайся забыть. Это он сгоряча, сам понимаешь.

Кэн невесело засмеялся:

– Ну конечно! Боги, Тэсса, это ведь я пришел тебя утешать!

Воительница махнула рукой и хотела отвернуться, но не отвернулась.

«Предводительница Вольных Клинков не имеет права на слезы».

– Не стоит, Кэн. Война ведь рано или поздно закончится, правильно?

Он кивнул. Да, но для кого-то она может закончиться раньше.

Опустился на ближайший стул и спросил:

– Что решили с… каторжниками? – . Воительница рассказала.

Брат кивнул, словно ожидал услышать нечто подобное.

– Послушай, Тэсса, ты задумывалась над тем, что происходит?

Она вопросительно посмотрела:

– Что ты имеешь в виду? Происходит война.

– Верно, верно. Я говорю о другом. О том, на чьей мы стороне, мы, Вольные Клинки. Мы… уже очень давно не нанимались на службу к Пресветлым, так давно, что я готов был сказать сейчас «никогда». Укрин знает это лучше меня, но и я, в общем-то, немного разбираюсь. Мы всегда были вольнонаемными – не кривись, я знаю, что тебя коробит это слово, но ведь такова правда – мы были вольнонаемными до последнего времени. И уж совершенно точно то, что мы никогда не объединялись под чьим бы то ни было руководством.

– Это камень в мой огород? – тихо спросила Тэсса. Кэн покачал головой:

– Нет, конечно нет. Я просто хотел сказать, что с Братством что-то происходит.

– Ничего удивительного, – пожала плечами воительница. – Времена меняются, меняются и люди. Ты боишься этого? Странно, я никогда не считала тебя таким уж яростным приверженцем соблюдения всех без разбора традиций, которые Братство успело накопить за свое долгое существование.

– Есть традиции, и есть Традиции. Если начать нарушать последние… – Кэн замолчал и растерянно качнул головой.

– Жизнь не стоит на месте, Кэн. Ты знаешь.

Он задумался, опустив свой твердый подбородок на сцепленные кулаки. Стул, на котором сидел Брат, еле слышно скрипнул, словно тяжесть подбородка передалась и ему.

Следующие слова, произнесенные Кэном, Тэсса поняла не сразу. Потому что тот говорил уже о другом:

– Он ведь прав. Он прав в главном, мой брат. Я здесь не ради него, нет. Понимаешь, Сестричка, когда мать умирала, она просила меня приглядеть за младшеньким. Среднего тогда уже не было… ты знаешь, Сестричка. Просила приглядеть…

– Ты и приглядываешь, – завершила Тэсса.

– Приглядываю. А он знает… ну, если не знает, то догадывается. Он всегда был догадливым.

От слова «гадить», – подумалось ей. – Я, пожалуй, буду молиться Ув-Дайгрэйсу, чтобы тот прибрал Бешеного к себе. Это лучший выход для всех нас; наверное, именно поэтому мы можем на него не рассчитывать.

– Ничего, Кэн. Там будет видно.

– Верно, Тэсса. Завтра станет полегче, начнется дело, тогда – не до мыслей.

Воительница согласно кивнула. Дело – это хорошо. До нас, правда, вряд ли докатится, по крайней мере – завтра-послезавтра.

– Кстати, не забывай, пожалуйста, о том, на каких условиях мы здесь, – сказала она как можно небрежнее. (Еще в столице договорились, что о рассекреченном плане Талигхилла они будут упоминать не иначе как намеками. Вокруг могли быть – наверняка были – внимательные уши и зоркие глаза)

– Я присмотрю, – пообещал Кэн.

– Да, – вспомнила Тэсса, – присмотри еще за тем пареньком, Кэйосом.

– Моя ошибка, что он попал сюда.

– Ошибки станем делить после, когда выберемся, – резко и жестко сказала она.

– Верно, – согласился Брат. – Спокойной ночи, предводительница.

Тэсса смотрела на дверь, закрывшуюся за Кэном, и во рту было сухо и горько, как будто глотнула питья, в котором был растворен яд.

/смещение – блик на изгибе бокала/

Как ни странно, после разговора с Тэссой Талигхилл вернулся к себе и почти сразу уснул. Он, правда, так и не смог потом вспомнить, были ли во сне «всякие там наложницы и прочие услады плоти», но утром правитель чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

За завтраком компанию ему составил лишь Тиелиг, поскольку все остальные «сколько-нибудь значительные господа» либо уже откушали, либо так и не нашли на это времени. Правитель знал, что в лагере хуминов уже четверть часа назад началось движение – видимо, враги намереваются войти в ущелье. Давно пора.

– Как вам спалось, Пресветлый? – спросил верховный.

– Отлично, спасибо. Я так понимаю, Тиелиг, у вас ко мне какое-то дело? Жрец улыбнулся:

– Отнюдь. Сегодня моих дел с лихвой хватает на других, вам, уж простите, ничего не осталось. Приятного аппетита.

– Вам тоже, Тиелиг.

Когда в зал вошел Хранитель, завтрак приближался к концу и уничтожение грозило сладкому.

Господин Лумвэй принес с собой запах тертых кож и стати Не садясь, он склонился над столом, взял в руку кувшин и налил себе слабого сладкого вина; выпил жадными глотками, утер усы и сообщил:

– Пошли. Теперь главное, чтобы в Юго-Западной не подкачали.

– Думаете, не подкачают? – Талигхилл внимательно посмотрел на Хранителя.

– Не подкачают. Там Амджай, я его хорошо знаю. Ударит в самый раз, когда эти молодцы расслабятся и начнут пересчитывать облака над головой.

– Сомневаюсь, что они расслабятся, – негромко сказал Тиелиг.

Лумвэй обернулся в его сторону:

– Здесь вы правы, здесь я согласен. Эти господа не настолько глупы, чтобы переть напролом. Еще по вчерашнему их поведению было понятно. Если б их данн не ждал неприятностей, они бы сунулись сюда, как только пришли. Но знаете, Тиелиг, мои дозорные высмотрели некоторые детали, которые могут вас заинтересовать.

– Я слушаю.

– Вам ведь известно, что хумины не верят в Богов? Тиелиг покачал головой:

– Это не совсем так. Они верят в Богов, но только их Боги отличаются от ашэдгунских. Это своеобразные духи природы, которые в представлениях хуминов являются главенствующими силами в мироустройстве… Ничего, что я говорю так учено?

– Ничего, – отмахнулся Хранитель. – Что еще вам известно? Жрец пожал плечами:

– Многое. Вы спрашиваете о чем-то конкретном?

– Точно. Перед боем – что они делают перед боем?

– Приносят жертвы… этим самым духам природы. Господин Лумвэй кивнул:

– То-то и оно! Никаких жертв, никаких алтарей, вообще ничего. Мы здесь, на границе, много всякого слышали, знаете ли. Слухи тут ходили: говорили, у хуминов появился какой-то новый Бог. То ли Бегущий, то ли Берегущий – что-то такое…

– Считаете, это имеет сейчас какое-либо значение? – осторожно спросил Тиелиг.

– А вот это, господин верховный жрец, вам уж лучше знать, – заметил Хранитель.

– Хорошо. Спасибо, я подумаю над тем, что вы сказали. Может быть, вы и правы.

– Подумайте. А я, с вашего позволения, отправлюсь на балконы, проверить. – Он неопределенно махнул рукой.

Когда господин Лумвэй ушел, Талигхилл вопросительно посмотрел на жреца Ув-Дайгрэйса:

– Ну? Неужели вы не знали об этом?

– Представьте, не знал… Интересно, – пробормотал Тиелиг. – Очень интересно.

Оставив жреца в рассеянной задумчивости, Пресветлый направился на колокольню. Во-первых, чтобы посмотреть на происходящее внизу, а во-вторых, чтобы взглянуть на Коронованного: вчера как-то не вспомнил о нем.

Наверху уже собрались люди: звонари и их помощники. Храррип выразительным взглядом попросил их потесниться, и Талигхилл встал у парапета, как стоял вчера на закате.

Вот он, Коронованный. Гордо несет на голове венец и следит за ущельем, кутаясь в каменный плащ. Кажется, во-он у крайнего зубца кто-то стоит, хотя это может быть всего лишь обманом зрения. Но Армахог наверняка уже отослал сюда верных людей. За это можно пока не волноваться. А что там внизу?

Пресветлый положил локти на прохладный камень бойницы и перегнулся, чтобы взглянуть на происходящее в Крина, на самом его дне.

Большой лагерь – скопище людских и конских тел – шевелился, и казалось, это насекомые снуют по развороченной туше дикого зверя. Часть их отделилась от общей массы и сейчас, осторожно, не торопясь, входила в ущелье. Солнце, щурясь, играло на блестящих металлических поверхностях – но этих самых поверхностей было непривычно мало. Талигхиллу пришлось напрячь память и вспомнить: хумины предпочитали обтягивать доспехи и щиты плотной кожей, кажется бычьей. А оружие пока покоилось в чехлах и ножнах. Правильно. Против кипящего масла особенно мечом не помашешь.

– Ну что же они? – сказал кто-то за спиной напряженным голосом. – Почему до сих пор не начали?

Имелись в виду свои, с Юго-Западной и Юго-Восточной башен. Нетерпеливому звонарю было невдомек, что, если ударить сейчас, враг оттянется обратно почти без потерь и предстоящая осада будет для ашэдгуниев продолжительнее и тяжелее. Что поделать – звонарь не играл в махтас.

Хумины… пускай войдут, пускай войдут, все равно они не проскочат мимо Северных. Пускай…

– Слушай, мне кажется или?.. Гляди, гляди!…

Талигхилл удивленно обернулся, чтобы посмотреть на говорившего, потом перевел взгляд обратно вниз. Нет, он не видел ничего такого. Все нормально, враг движется по ущелью, как и должно быть.

Все нормально.

/смещение – солнечный зайчик в башне напротив/

Брэд Охтанг ждал до рассвета. Потом он оттягивал неизбежное еще некоторое время, хотя уже понимал: Гуку Нивилу по каким-то причинам не удалось выполнить задания. Теперь… что хочешь, то и делай, данн.

Но вся беда в том, что он вынужден был делать то, чего не хотел. Он не хотел посылать своих людей в западню, каковой, несомненно, было Крина. У тебя нет выбора, данн.

Нол Угерол явился

/за отчетом/

с вопросами, как только Брэд позавтракал.

– Да будет Берегущий с тобой.

– Да будет, – устало согласился Охтанг. – Ты говорил с ним, Собеседник?

Жрец приподнял правый краешек рта и покачал головой:

– В этом нет необходимости, данн. Его распоряжения достаточно ясны и недвусмысленны. Мы должны торопиться. Мы должны сегодня же войти в ущелье и пройти дальше.

– Скажи, Собеседник, ты не думал о том, что в Крина нас наверняка поджидает засада? что северяне не настолько глупы, чтобы не знать о наших планах, о нашем походе? что они готовы встретить нас здесь, в этом самом выгодном для них месте?

Нол Угерол опустил веки и снисходительно поджал губы:

– Разумеется, так оно и есть. Но с нами – Берегущий. У них тоже имеются Боги, идиот!

– Да, это все меняет.

Жрец сокрушенно покачал головой:

– Я усматриваю в твоих словах злую иронию, данн. Мне бы не хотелось начать сомневаться в твоей вере в Берегущего.

– В моих словах нет иронии, Собеседник. В них только забота о наших воинах.

– Это дело Берегущего – заботиться о них. Ты ведь не хочешь сказать, что сделаешь это лучше Бога?

– Разумеется, нет.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Нол Угерол. – Так когда войско выступит?

– Через час, – сказал, как сплюнул, Брэд.

Жрец проигнорировал тон произнесенного и вышел из шатра данна.

Шакал!

Охтанг опустил голову на руки и зарылся пальцами в свои сухие жесткие волосы. Он знал, что следовало бы сделать. Например, было бы очень неплохо остаться здесь еще на несколько дней и дождаться Гука Нивила, а тем временем разослать лазутчиков, чтобы найти другой проход, менее широкий, но не такой опасный. Или, положим, посылать через ущелье небольшие отряды – авось пронесет. Но новый Бог требовал, приказывал, повелевал… берег. Данн мысленно вознес прошение к Духу Воздуха, Гиэлу, покровителю

/былому покровителю/

его семьи. Этого нельзя было делать прилюдно, поскольку всех староверцев ждало одно – рабство («Ты в беспомощности перед прошлым, следовательно, ты – раб»), но вот так, оставаясь наедине с Гиэлом, Брэд обращался к нему. Он чувствовал, Связь еще не порвалась, но стала слабее. Дух уходил, слабел и

/умирал/

отдалялся. Когда-нибудь настанет день, и Гиэл не откликнется. Охтанг не знал

/не хотел знать!/,

что станет делать тогда.

Ну – признайся – на самом-то деле это не так страшно. Будешь верить в Берегущего. В конце концов, какая разница в кого – лишь бы помогал, когда это нужно, и не требовал чрезмерных жертв. Ты ведь наполовину веришь в нового Бога, иначе бы тебя просто никто никогда не поставил во главе войска. Собеседник ведь называется так не по чьей-то извращенной прихоти, он на самом деле может общаться с Берегущим; а было ли возможно такое раньше, чтобы жрец – с любым духом? Нет. Признай: за Берегущим – сила, и он в своем праве. Ты противостоишь ему больше по привычке, исходя из чувства чести, не желая «предавать» Гиэла, но Гиэл отдаляется. Когда Связь оборвется…

– Господин, молитва.

Худосочный раб смиренно опустил глаза и ждал повелений Брэда.

– Иду. И ты – иди.

Данн поднялся со своей любимой скамеечки, с которой не расставался никогда, ни в одном походе, и зашагал к выходу из шатра. Ежедневная молитва Берегущему стала уже традиционной. Ее проводили Нол Угерол и помощники Собеседника – жрецы рангом пониже. Заключалась оная молитва в скрупулезном повторении произнесенного Угеролом: стоявшие рядом проговаривали это, услышав от жреца, а те, от кого Собеседник был далеко, повторяли со слов соседей.

Вот и сейчас…

Люди – рабы и господа – стояли там, где их застала молитва: у шатров, у скакунов, рядом с треножниками; кто-то торопливо выбирался из ближайших кустов, подтягивая штаны. И спереди, из невидимого данну центра, кругами расходился шепот – как от упавшего в воду камня, как от брошенного в толпу слова:

– Верую в тебя, Берегущий нас, сущий на земле и небесах. Верую в тебя и молю тебя: не забудь нас, рабов твоих.

«Верую… Верую… Верую…»

Толпа повторяла это слово уже неосознанно, но Охтанг чувствовал: в данном случае осознанность не важна. Важно другое: они на самом деле веруют. Даже если бы и не хотели этого. Он и сам вытягиванся струной между землей и небом, дрожал в унисон всем остальным, дрожал со всеми остальными – это было слаще любовного экстаза, сильнее напора времени, противиться этому было невозможно, как невозможно одному противостоять толпе. Он повторял: «верую», – и веровач, забывая о чести, о Духе Воздуха, забывая даже о своей неприязни к Нолу Угеролу, открывая для себя мудрого Собеседника и его Берегущего Бога – нашего Берегущего Бога.

Потом, когда молитва закончится, данн еще будет стоять некоторое время, глядя в небеса (сегодня они яркие, почти прозрачные, и кажется, только всмотрись как следует, увидишь там Божественный лик), он будет всматриваться, но не будет видеть, а потом… Потом он почувствует еще более сильную ненависть к Угеролу – именно за эти минуты молитвы и после молитвы. И созовет офицеров, чтобы отдать приказ к наступлению.

«Лагерь сворачивать?» – спросит один из них, бывалый, не боящийся задать вопрос данну, когда тот во гневе.

«Нет, – ответит Брэд Охтанг. – Нет. Не сейчас».

И будет знать, что прав.

Время подтвердит его правоту.

Потому что проклятые северяне, как выяснится, очень хорошо подготовились к встрече своих южных соседей.

…Он велел собираться сразу нескольким отрядам, но сборы эти заключались в основном в переодевании, поскольку роль воинов должны были выполнять рабы. Данн знал, что первый удар врага всегда приносит с собой много смертей, а жертвовать своими людьми он не собирался.

Хорошо, с этим все понятно. Но кто поведет их туда?

Он обвел взглядом своих офицеров, высоких и низкорослых, старых, старше его, и совсем еще молодых, из нового поколения. Кто? Послать юнца – это верная смерть. Послать ветерана – риск, что лишишься одного из самых лучших.

– Орз Витиг, Енг Цулан. Поведете людей в ущелье. Останьтесь для получения указаний, остальные – свободны.

Данн дождался, пока его приказ будет выполнен, прошелся по шатру туда-сюда, стараясь не встречаться взглядом с Витигом – старшим из выбранных (да и, кстати, старшим, нежели Брэд; просто… так уж получилось, что Орз был менее лоялен к новому Богу, чем Охтанг).

– Это проверка, – сказан, наконец остановившись, данн. – Это проверка, и поэтому от вас никто не ждет проявлений геройства. Да ты и сам понимаешь, Орз. Мне просто нужно, чтобы северяне показали, на что способны. Сделайте.

– Сделаем, – спокойно пообещал Витиг. – Не беспокойся, Брэд. Если б побольше времени… Охтанг раздраженно кивнул:

– Да, но у нас нет времени. Собеседник передал мне вполне четкие и недвусмысленные приказы Берегущего.

– Хорошо, сделаем, – повторил Орз. – Можно идти?

– Идите.

Офицеры вышли из шатра данна и, вполголоса переговариваясь, направились к северной оконечности лагеря. Там их уже ждали отряды, более чем наполовину состоящие из переодетых рабов.

Садясь в седло, Витиг украдкой посмотрел на своего спутника. Жаль, если Енгу не удастся выйти сегодня из ущелья. У него в Хуминдаре – жена, двое сыновей. Ладно, там посмотрим.

– Построиться! Начать движение! Оружие не обнажать, но быть наготове. Держаться ближе к середине.

Демона с два получится у них держаться ближе к середине. Крина – не рисовое поле, а эти… рабы и есть рабы. Да и воины в таких условиях тоже не очень бы…

Витиг прервал мысль и посмотрел вверх. Прозрачно-голубого неба стало уже значительно меньше, его стиснули челюсти ущелья, челюсти с четырьмя… нет, с пятью клыками: четыре башни и одинокий утес по имени Коронованный. Говорят… много чего говорят. Забудем.

Конь всхрапнул и скосил правый глаз на Орза. Тот похлопал животину по шее и направил потихоньку вперед. Торопиться ни к чему. В башнях наверняка заметили чужаков и напряженно следят сейчас за двумя отрядами, вторгшимися на территорию Ашэдгуна. Где рубеж, за которым пути назад уже не будет? Какой шаг Орзова коня станет сигналом для стрелков, застывших на балконах и у бойниц? Вот этот? Или следующий?

В Крина пряталась тишина – сбежала от людей в узкую щель посреди горного хребта, улеглась, закрыла голову большими пушистыми лапами и пряталась. А люди пришли сюда, догнали ее. И тишина дрожала, как дрожит загнанный в угол мышонок, тишина хотела только покоя. Тишина…

Какая здесь отвратительная тишина! Она боится и готова сбежать в любой момент, и каждый момент может стать этим «любым». Но уже половина расстояния пройдена, уже навис над нами Коронованный, уже приближаются северные башни… когда же?..

Тишина не вытерпела и закричала.

Витиг не знал, что именно в этот момент последний воин второго отряда оказался в районе «действия» Юго-Западной. Он узнает потом… если узнает.

Небеса разверзлись, но вместо лика Берегущего оттуда посыпались стрелы и каменья. Ущелье за спиной Орза отозвалось глухими вскриками и испуганным ржанием. Он рванул поводья и оглянулся, машинально вскидывая руку, выхватывая из-за спины щит и поднимая над головой. Что-то ухнуло по выпуклой, обтянутой бычьей кожей поверхности, отскочило.

Ряды смешались, людей охватила паника. Этого и следовало ожидать. У раба есть только жизнь, и он отчаянно боится ее потерять.

– Назад! Я сказал – назад! Все назад!

Они знали это и без него. Разворачиваясь, выкрикивая бранные слова, люди неслись к выходу из ущелья, подминая под себя других. Кто-то уже оседал вниз, так и не поняв, что же произошло; кто-то хрипел, затоптанный сапогами. Кто-то с ужасом смотрел на стрелу, вонзившуюся в предплечье. Многих сбросило с коней, и они волоклись вслед за животными, запутавшись в поводьях.

Проклятье!

Витиг выглянул из-за края шита и посмотрел на Юго-Западную. На балконах башни стояли люди, которых до сих пор не было видно; они безо всякой суеты, согласно давно оговоренному и выверенному порядку, посылали стрелы и камни вниз. Выбраться отсюда? попробовать можно. Но больше шансов остаться вольным человеком, заявив во всеуслышание о том, что не веришь в Берегущего.

– Внимание! – рявкнул он, понимая, что, скорее всего, большинство из его людей и людей Енга Цулана сейчас не слышат ничего, кроме собственного крика отчаяния. – Внимание!

Услышали – неожиданно много людей обернулись и даже приостановились на миг.

– За мной, сюда! – Он махнул в сторону северного выхода из ущелья. – Вперед!

И дал шпор коню, так что тот встал свечой и отчаянно заржал. Ну, беги, родимый, беги!

В северных башнях не должны быть готовы к такому повороту. Вернее, должны, конечно, но сейчас вряд ли ждут подобного. Давайте!…

В Северных на самом деле не были готовы. Кто-то там, наверху, недовольно вскрикнул, когда догадался, что происходит. Но – поздно. Те, кто успел, кто сообразил раньше других, уже были у выхода из ущелья. Самых последних, правда, достало несколько стрел, но даже эти, раненные, смогли выбежать из зоны обстрела; только один остался лежать безвольным свертком.

Так, Витиг, а что дальше?

Орз отвел свой маленький отрядец (семнадцать человек, из них – пятеро раненых) подальше от башен и разрешил остановиться. Двое, у которых в этой свалке чудом уцелели кони, спешились, остальные просто рухнули на землю. Семеро из семнадцати – рабы (трое – раненых), остальные – солдаты. А чего ты ожидал, Витиг, а?

– Что теперь? – испуганно спросил один из воинов, длинноволосый светлый мальчишка, годков этак двадцати – двадцати трех. Он оглянулся на ущелье и вздрогнул: там кричала раненая лошадь, которая все никак не могла умереть.

Ну и вопросы у тебя, парень. В самую точку.

– Ждать до ночи, – велел Орз. – Ночью будем пробираться к своим.

Он догадывался, что, скорее всего, эта попытка обречена на неудачу. Северяне в башнях не станут зевать, уж будьте покойны.