Текст книги "Крик жаворонка. Жизнь и судьба Ивана Трубилина"

Гладко было на трибунах…

Чтобы понять динамику жизненного успеха таких людей, как Трубилин (а их на Кубани тогда оказалось немало), нужно знать характер и окраску времени, в атмосфере которого тот успех начинался. Чтобы не говорили о Хрущеве сегодня, ему удалось главное – он создал надежду, что страна, наконец, раскроет возможности социалистического общества: без «охоты на ведьм», без страха за жизнь, с открытостью общественных процессов и возможностью любому человеку реализовать свои лучшие качества.

После угрюмого и немногословного Сталина нам всем казалось, что живой, публичный, всепроникающий Хрущев – это именно тот лидер, которого страна так долго ждала. Он выступал по любому поводу, называл сотни молодых имен, которым придется воплощать намеченное, и среди них однажды прозвучало и имя Ивана Трубилина.

И это неслучайно, поскольку Хрущев хорошо понимал, что именно сельское хозяйство, его состояние и успешность определяют благосостояние всего народа. Его первые решения, безусловно, снимали с советского крестьянина оковы разного рода ограничений, в том числе и возможности свободы перемещения. При Сталине, как известно, отсутствие паспортизации на селе создавало режим запрета покидать место жительства. Для молодежи разрешалось только при поступлении в учебные заведения (техникумы или вузы) или при призыве на действительную службу в армию.

Но главное, покончено с вредной практикой ущемления интересов колхозников в отношении количества скота, находящегося в личной собственности, отменен натуральный налог, материально поощрялись успешные мероприятия по выращиванию молодняка и продуктивности животноводства, увеличению поголовья кур, уток, гусей, индеек. Для продажи колхозам стали выделяться строительные материалы и даже разрешали создавать собственное производство по изготовлению кирпича, шифера, заготовки леса.

Словом, Никита Сергеевич делал немало, чтобы улучшить жизнь крестьян, и в ответ на это в первые пять лет пребывания его на посту Первого секретаря ЦК КПСС страна резко подняла производство мяса, молока, масла, яиц, других продуктов животноводства, а также других важных видов сырья для легкой и пищевой промышленности. Надо сказать, что и во всех иных отраслях хозяйственной деятельности наметились чрезвычайно нужные процессы для ее оживления, проявления инициативы, стремлений вскрывать недостатки и определять наиболее верные пути к успеху, в том числе и духовной сфере.

Неслучайно именно тогда страна узнала имена многих писателей и деятелей искусств, которые стремились в своих произведениях дать оценку тому духовному «застою», что царил в стране в течение долгих лет. Знаменитый и не раз битый писатель Илья Эренбург тем процессам дал наименование «оттепель». Заметьте, не тепло, а именно оттепель, как бы осторожно намекая, что после оттепели нередко наступают заморозки.

Увы, он не ошибся! В этом смысле весьма точны рассуждения Байбакова, которые касаются еще более важной сферы – производства продуктов питания, где почти во все времена советской власти царила система жесткого нормирования, подчас на грани полуголодного существования миллионов людей. Хотя, как считает один из крупнейших (если не самый крупный) стратегов советской экономики Николай Байбаков, дело могло быть совсем иначе. Он пишет:

«…Я всегда считал, что колхозы и совхозы способны накормить население страны, но при одном условии – если не мешать им, если дать колхозникам подлинную самостоятельность. У нас же в те времена получалось так: сначала предоставляли колхозам некоторую свободу, а потом стали ее глушить. В этом проявлялась непоследовательность Хрущева в проведении аграрной политики, его волюнтаризм. Прежде всего, это относится к свертыванию кооперации и народных промыслов, ущемлению личных подсобных хозяйств крестьян.

В немалой степени этому способствовало и то, что, развенчав культ личности Сталина, «наш дорогой» Никита Сергеевич благосклонно отнесся к созданию собственного культа. С годами он все болезненнее воспринимал критику. Ему все больше нравилось славословие подхалимов, он радовался каждой очередной государственной награде.

У авторитарности Никиты Сергеевича были свои особенности. При нем резко повысилась роль референтов, помощников. Он усвоил порочную практику прерывать выступающих товарищей своими репликами, создавая тем самым обстановку, невозможную для развертывания критики. После того как пленум ЦК вывел из состава Президиума Маленкова, Молотова и Кагановича, власть Хрущева усилилась, ему уже никто не мешал верховодить, принимать важные государственные решения келейно, в узком кругу. Хрущев отвергал все, что хоть как-то могло затмить его собственную роль в руководстве партией и страной. Если его предшественник, можно сказать, руководил народным хозяйством из кабинета Кремля, то Хрущеву в кабинете, казалось, было тесновато. Его деятельную крестьянскую натуру влекло на просторы полей, где в простой форме, без лишних формальностей он общался с агрономами, хозяйственниками и партийными руководителями. Часто разъезжал и по предприятиям. Ему собственными глазами хотелось все видеть. Не там ли, «на местах», ему пришла мысль покончить с жесткой централизованной системой управления, сформированной в бурные 30-е годы?

«Бюрократы-администраторы в министерствах оторваны от народа и являются виновниками того, что мы плохо решаем вопросы на местах», – любил повторять Хрущев. Он был полной противоположностью своего предшественника. Сталин суховат, сдержан, немногословен, Хрущев общителен, многословен, в сердцах мог выругаться, а в гневе разогнать, например, приглашенных на совещание. Однако на него смотрели как на человека обыкновенного, которого, в отличие от Сталина, можно и провести…

Вся наша беда, что люди из ближайшего окружения Хрущева никогда и не пытались критически отнестись к принятому им решению, а поддакивали и во всем с ним соглашались. Да я и сам на собственном опыте убедился в том, что значит перечить Первому: стоило мне высказаться против децентрализации системы управления и ликвидации министерств, как он тут же понизил меня в должности. Да, нелегко терять привычные кресла в кабинетах, поэтому большинство и помалкивало.

К слову сказать, одновременно с ликвидацией министерств в структуре ЦК по указанию Хрущева было образовано много отраслевых отделов: по энергетике, строительству, машиностроению, химической промышленности и так далее. Аппарат Центрального Комитета партии ширился, множился. И чем хуже шли дела в стране, тем громче и восторженнее звучал хор льстецов об успехах.

Хрущев недооценивал объективно существующие в народном хозяйстве взаимосвязи, и это привело к нарушению пропорций в экономике. Так, непродуманная программа развития химии проводилась за счет существенного ограничения вложений в ряд других важных отраслей промышленности. Но тем не менее при всех присущих Хрущеву недостатках я считаю, что он много сделал для страны. Действительно много. Можно даже сказать, что в определенные периоды Никита Сергеевич играл революционную роль в обществе…»

Иван Тимофеевич Трубилин тоже так считал, несмотря на то, что его стремительный взлет на высокую должность, а затем довольно скорый уход с нее тесно были связаны именно с личностью Хрущева. И тем не менее во многом и Трубилину, и другим кубанским руководителям того времени очень повезло, что именно Байбаков пришел в край на самом старте их карьеры. Без назиданий и нравоучений, без разносов и упреков он научил их многому, а главное подходить к решению любых проблем с позиций целесообразности и очередности их важности, когда всякий предшествующий шаг способствует следующему, не сбивая общего движения с ритма и намеченного пути.

«Надо уходить от счастливого случая, за который сегодня дают ордена, а завтра могут снять с должности. Меньше популизма, больше терпеливой работы по созданию фундаментальной системы, попадая в которую любой механизм начинает работать продуктивно, а человек, что им управляет, понимает, что только так и никак иначе можно добиться запланированного решения. При этом надо помнить, что народохозяйственный комплекс может хорошо работать только во взаимодействии, когда все звенья отлажены и каждая шестеренка находит нужные «зубья», не ломая их, а входя во взаимосвязь точно друг с другом, как крепкое мужское рукопожатие.

Как ни странно это звучит, но если поискать, вы обязательно найдете тесную связь общего успеха от успешности работы даже таких далеких, на первый взгляд, производств, как нефтепромыслы и животноводческая ферма…» – говорил он на одном из пленумов крайкома партии.

Я думаю, что период работы и жизни Трубилина в качестве председателя крайисполкома совпал с деятельностью Байбакова и во многом определил дальнейшую судьбу Ивана Тимофеевича, прежде всего в реальной оценке перспективы, темпов развития краев и влияния на эти процессы собственных решений. Если хотите, способности преодоления подчас обидных трудностей, без которых ни одна выдающаяся судьба состояться не может. Считал, что не так страшны трудности, как глупости при принятии решений по их преодолению. Оттуда и эта возвышенность размышлений.

Тогда времени на раскачку никто не давал. Новый председатель крайисполкома в кабинете бывал редко. Его служебная машина все больше пылила по проселкам, ибо кубанская степь в любом районе начинала гудеть сотнями моторов. Я думаю, ни до того, ни после не было такого духовного и трудового подъема, который поднимал на поверхность самой громкой известности с глубинных слоев замечательных тружеников, яркие имена которых стали украшать страницы всесоюзных газет и журналов. Вот тогда страна узнала уже не кинематографических героев из «Кубанских казаков», а вполне реальных, но не менее ярких.

На всю державу зазвучали имена колхозных бригадиров Михаила Клепикова и Анны Череповой, руководителей хозяйств Вадима Резникова, Андрея Хомякова, Алексея Майстренко, механизатора Владимира Первицкого и Владимира Светличного, ученых Василия Пустовойта, Павла Лукьяненко, Михаила Хаджинова, вожаков районов: Пахомова из Усть-Лабинского, Медведева из Кореновского, Сергейко из Ленинградского и множество других замечательных людей, которые создавали послевоенную славу Кубани, которую все чаще именовали «Жемчужиной России». Что же такое необыкновенное в том? Да ничего особенного, просто у большинства людей того времени была иная мотивация, чем сейчас.

Кубань начинала светиться всеми гранями своих достижений, что было связано с той конструктивной и деловой обстановкой, которая складывалась во многом благодаря тому, что к руководству краем пришли новые, как правило, хорошо подготовленные люди, уже с опытом, умеющие находить не только пути к достижениям, но и вести уважительный диалог с теми, кто эту славу добывал на полях и фермах, в цехах и промыслах.

Для характеристики результативности того периода времени я хочу снова обратиться к воспоминаниям Байбакова, опубликованным через полвека, в 2011 году. Увы, уже после кончины автора, случившейся 5 марта 2008 года, в возрасте 97 лет.

– «Параллельно со строительством сахарных заводов создавались предприятия мебельной промышленности. Кубанская мебель пользовалась широким спросом не только в своем крае, но и в других районах страны. Был построен также крупный текстильный комбинат и реконструирован действующий.

Большая работа была проведена по развитию нефтяной и газовой промышленности, в том числе по разведке и разработке газовых и газоконденсатных месторождений. Добыча газа за время существования совнархоза возросла с 1 до 25 миллиардов кубических метров в год, что позволило «экспортировать» голубое золото в другие регионы по выстроенному для этих целей газопроводу Кубань – Ростов – Донбасс – Москва – Ленинград.

В период работы в совнархозе мне пришлось заниматься и многими другими вопросами развития производительных сил Краснодарского края. Значительную часть моего рабочего времени здесь, в крае неоглядных полей, фруктовых садов и виноградников, поглощали проблемы развития сельского хозяйства и пищевой промышленности. Благодарная земля Кубани издавна славилась высокими урожаями зерновых и других культур, поэтому не случайно удельный вес пищевой продукции Краснодарского совнархоза в общем объеме производства превышал 50 процентов. В то время на территории нашего экономического района находилось более 60 подчиненных совнархозу различных направлений: виноградарских, по переработке фруктов, овощей, выращиванию семян сахарной свеклы и других. В крае действовали крупнейший в мире завод шампанских вин «Абрау-Дюрсо», огромный консервный комбинат в г. Крымске, а также предприятия пищевой промышленности в разных районах, от крайнего севера до крайнего юга.

Естественно, занимаясь сельским хозяйством, мне не раз приходилось вникать во все тонкости дела, чтобы решить тот или иной конкретный вопрос. Например, как повышать эффективность этой отрасли, как сохранить от потерь зерно нового урожая и другую аграрную продукцию.

При благоприятных погодных условиях богатые черноземом кубанские земли дают высокие урожаи зерновых и других культур. Но, к сожалению, не всегда складывались такие условия, и поэтому колебания в сборе урожая были немалые. Выдвинутый кубанцами лозунг «Догнать и перегнать Айову», особенно по производству кукурузы, так и не удалось реализовать.

Суть заключалась в том, что кубанцы, борясь за высокие урожаи «королевы полей», не учли всех особенностей штата Айова, который в то время имел стабильные урожаи кукурузы в пределах 50–55 центнеров с гектара, а Кубань – всего 25–30 центнеров. По моей просьбе агрономы совнархоза и краевых сельскохозяйственных организаций проанализировали причины такого расхождения в урожайности кукурузы. Оказалось, что качество почв Айовы и Кубани, количество удобрений, вносимых в почву, и солнечный градиент идентичны, но по количеству осадков эти районы резко отличаются. В Айове в год выпадает осадков в среднем в 3–4 раза больше, чем на Кубани, что и явилось главной причиной такого большого различия в урожайности зерновых.

Учитывая это, я на одном из пленумов крайкома партии предложил более активно заняться вопросами мелиорации земель под посевы кукурузы, используя для этого созданные водоемы при сахарных заводах и тонкостенные трубы, которые мы начали изготавливать на предприятиях совнархоза. К сожалению, на мой призыв отозвался лишь секретарь Малороссийского райкома партии. На следующий день после заседания крайкома он пришел в совнархоз. Мы обсудили конкретный план действий по орошению 40 гектаров земель под посев кукурузы и вскоре приступили к осуществлению этого плана. На орошаемые земли были проведены водопроводы от действующих насосных станций Малороссийского сахарного завода и осуществлены два полива – в феврале (для влагозарядки почвы), когда сахарный завод закончил переработку свеклы, и в августе – перед началом работы сахарного завода. Эти два полива сыграли решающую роль в получении высокого урожая кукурузы, в чем я убедился, приехав в район на праздник урожая. Разница была поразительной. На контрольном участке был собран урожай в 27 центнеров с гектара, а на опытном поливном участке (площадью 40 гектаров) – 83 центнера с гектара, то есть в три раза больше.

Американский фермер Росуэлл Гарст отнесся к успехам краснодарских кукурузоводов с недоверием и приехал к нам, чтобы своими глазами увидеть эти достижения. Он побывал в ряде районов, ему показали все, что было сделано и над чем продолжали трудиться кубанские новаторы. Не знаю, убедили ли наши тогдашние результаты американского фермера, но опыт в Малороссийском районе подтвердил огромные возможности мелиорации земель.

Несмотря на то, что в Краснодарском крае, по существу, заново были созданы газовая и сахарная отрасли, значительно расширилась машиностроительная, цементная, пищевая промышленность, были построены новые крупные предприятия по производству искусственной кожи, хлопчатобумажных тканей, фарфора, обнаружились и крупные недостатки, проявились местнические тенденции. Подобное стало наблюдаться и в других регионах. Особенно опасными эти тенденции были в областях управления научно-техническим прогрессом в масштабах страны. Хрущев осознал, что создание совнархозов без надлежащего управления ими приведет к дальнейшему ослаблению руководства народным хозяйством.

На Кубани я многому научился. Если раньше я слабо знал сельское хозяйство, машиностроение, легкую промышленность, то за прошедшие пять лет мне пришлось основательно изучить принципы и механизм управления этими отраслями.

Помню, когда я впервые (в 1958 году) приехал в «Абрау-Дюрсо», этот завод шампанских вин производил 1,2 миллиона бутылок в год. С директором обсуждали вопрос: как расширить производство? Самое главное, по его мнению, состояло в том, чтобы построить подземные туннели, где можно было бы выдерживать вина в течение трех лет при температуре плюс 14–15 градусов. Побывал в Москве в Метрострое. С его помощью мы построили большое количество таких туннелей, и завод «Абрау-Дюрсо» через несколько лет стал выпускать более 3,5 миллиона бутылок первоклассного шампанского в год. Это шампанское славится во всем мире. И неслучайно королева Англии покупала его и другие вина завода «Абрау-Дюрсо».

За успешную работу на Кубани и в связи с 50-летием со дня рождения меня наградили орденом Трудового Красного Знамени. А за комплексную разработку и эксплуатацию газовых и газоконденсатных месторождений мне в числе других товарищей в 1963 году была присуждена Ленинская премия…»

Я неслучайно столь обширно цитирую Байбакова, поскольку Николай Константинович достаточно сжато, но убедительно показал достижения края, к которым, безусловно, были причастны и руководители Кубани, в том числе и председатель сельского крайисполкома Иван Тимофеевич Трубилин.

Впервые его я увидел как раз на церемонии вручения дипломов и медалей лауреатов Ленинской премии нефтяникам, удостоенных за разработку термических способов добычи нефти, примененных на промыслах Апшеронского района Краснодарского края.

Это было в разгар лета 1963 года. Окна в актовом зале крайисполкома были широко распахнуты, и свежий ветерок хоть как-то облегчал воздействие жары, которая установилась прочно и надолго, как это часто бывало в период страды. Я запомнил тот эпизод до мелких подробностей, поскольку это был мой дебют в качестве репортера редакции новостей Краснодарской студии телевидения. В зале находились участники торжества. Прежде всего, те, кому должны были вручать награды, достаточно редкие, а по этой причине еще более почетные – Ленинские премии.

Много было людей, пришедших поздравить виновников торжества. Почти все женщины были с букетами цветов, нарядно одетые. Присутствовали несколько журналистов краевых изданий и единственная телегруппа, поскольку в ту пору телестудий в крае было только три – в Краснодаре, Сочи и Армавире. Награды от имени правительства должен был вручать председатель крайисполкома Трубилин. И вот он, наконец, вошел в зал под аплодисменты, высокий, подтянутый, молодой, красивый.

Одет был в светлый летний костюм и выглядел очень празднично, встречая каждого награждаемого улыбкой и теплыми словами. Байбаков, к сожалению, уже отбыл с Кубани, но его ближайшие соратники присутствовали: Брагин, Волин, Задов, Караев, Анисимов, Арутюнов, Барабанов, Дубовицкий, Сидоров. Я перечислил всех, хотя бы потому, что сегодня уже никого из них нет в живых. А вспомнить хочется потому, что Иван Тимофеевич характеризовал тогда их заслуги в области производства кубанского газа и нефтедобычи как прорывные, направленные на резкое улучшение жизни рядовых людей, особенно селян.

Тогда газовое топливо щедро пошло в дома станичников. Трубилин по этому поводу говорил столь искренне и приподнято, что с ответным словом тут же поднялся земляк Байбакова по Азербайджану Александр Григорьевич Задов, знаменитый нефтяник, впоследствии один из руководителей советской нефтедобычи, и особо отметил роль местных органов власти, которые делали и делают очень много, чтобы голубое топливо стало всеохватным, особенно для районов края, где в связи с этим резко повышаются условия быта сельского населения.

Надо подчеркнуть, что тамошняя власть на Кубани подобные задачи ставила вровень с развитием сельскохозяйственного производства, выводя его заботы в приоритетные. Газ тот сразу пошел на новые сахарные заводы, создавая невиданные доселе технологические возможности. Мне, начинающему журналисту, казалось, что будущее (в том числе и мое) будет столь же ярким и насыщенным, как тот летний день, когда на крыльце крайисполкомовского здания выстраивались для коллективной фотографии виновники торжества: молодые, сильные, сияющие улыбками и искренне считающие, что, наконец, наступило время, когда наша страна, как первые космические пилотируемые корабли, помчится вверх и вперед. Я думаю, что так думали миллионы людей, в том числе руководители всех рангов.

Но, увы, как раз в то время стали подспудно накапливаться факты, может быть еще не совсем заметные для общества, но весьма ощутимые конкретным людям, которым приходилось воплощать хрущевскую «стратегию» в реальные дела. В том числе и для Трубилина, отвечавшего не только за сельскохозяйственное производство, но и за условия жизни на селе, от уборочной страды до музыкальных школ, что стали появляться в райцентрах.

Основной политической фигурой на Кубани в то время был Георгий Иванович Воробьев, первый секретарь крайкома партии и что важно – единственный, кто был представлен от края в ЦК КПСС. У Трубилина с ним сложились хорошие рабочие отношения, хотя со стороны Воробьева несколько покровительственные. И это не только потому, что председатель крайисполкома во властной конфигурации, как бы, фигура второго плана.

Георгий Иванович был много старше Трубилина (на 17 лет), вступивший на путь партийного руководства чуть ли не в год рождения Иван Тимофеевича. Уроженец Суздальского уезда Владимирской губернии, до Краснодарского края он прошел путь от рядового инструктора до крупного партийца в Калининской, Ивановской, Ленинградской областях.

В Северной столице поднялся до уровня председателя облисполкома, и там уже поговаривали, что это будущий первый секретарь обкома партии. Он и стал им, но только в Удмуртии, хотя ненадолго, всего на 2 года. В 1960 году решением ЦК переводится на Кубань, где работает 1-м секретарем шесть лет, и почти все руководящее взросление Трубилина связано с личностью Георгия Ивановича Воробьева.

Он был ровный, не очень публичный человек, если где-то выступал, то обязательно «по бумажке». Никогда не общался с журналистами, а уж тем более не отвечал на их вопросы, а если говорить честно, такой практики тогда вообще не было. Журналистов было мало, место они свое хорошо знали, и мнение их всегда калибровалось в глубинных тенетах идеологического отдела крайкома партии. Но, по общему мнению, человек был порядочный, не склонный к силовым решениям, никогда не повышавший голос, и к своему молодому коллеге, руководителю крайисполкома, относился ровно и дружелюбно.

Мне об этом рассказывал Александр Афанасьевич Пахомов, первый секретарь Усть-Лабинского райкома партии, в том числе как лично его Воробьев буквально спас от гнева председателя Совета Министров РСФСР Воронова, очень крутого и решительного мужчины. Тот однажды по дороге на отдых в Кисловодск заехал в Усть-Лабинск и никого не предупреждая, прямо на поле. В то время край мучили залповые ливни, и, чтобы не потерять зерно, пришлось молотить пшеницу без свала, напрямую.

Воронов, «не уха, не рыла» не понимавший в тонкостях сельского хозяйства (он окончил в Томске индустриальный институт), но часто слышавший от Хрущева о преимуществах разделенных методов уборки зерновых (по воле Никиты Сергеевича пару лет побывавший даже в должности зам. министра сельского хозяйства, того самого Пысина), кричал так, что разогнал всех комбайнеров и пообещал исключить Пахомова из партии «за вредительство». Мужик, действительно, был очень резкий, говорят, после Хрущева, дерзил даже Брежневу, за что, в конце концов, был снят со всех постов.

Пахомова тогда отстоял Воробьев. Он очень ценил Александра Афанасьевича и даже первым из руководителей райкомов партии представил к званию Героя Социалистического Труда. Александр Афанасьевич – воистину легендарный человек, очень располагавший даже своей несколько необычной для этой категории руководителей профессорской внешностью, подчеркнутой тонкими золоченными очками. Когда Пахомов вышел на пенсию, Трубилин усиленно зазывал его поработать в сельхозинститут, считая, что тот располагает огромным научным и педагогическим потенциалом. Но не случилось, тяжко заболел Афанасьевич, как его любовно называли в Усть-Лабинском районе. Это ведь он положил начало Усть-Лабе, как родине прославленных кубанских хлеборобов: Клепикова, Третьякова, Сидоренко.

Кроме всего, он был чрезвычайно радушный человек. Именно у Пахомова Трубилин познакомился с писателями, деятелями науки, искусства. На усть-лабинских землях снимались многие замечательные советские фильмы. Достаточно назвать легендарную «Стряпуху», через которую Иван Тимофеевич и узнал очень влиятельного в то время писателя и журналиста Анатолия Софронова, редактора журнала «Огонек». Нередко встречался с ним в Москве, на всякого рода приемах и торжественных мероприятиях.

То время было очень активным для Трубилина в плане знакомств с известными людьми, особенно из писательской среды. Достаточно назвать одного – Аркадия Алексеевича Первенцева, человека с легендарной литературной и человеческой судьбой. Он бывал на Кубани довольно часто, особенно когда по его произведениям снимались фильмы, «Кочубей» например. Одно время он консультировал масштабную кинокартину по роману Серафимовича «Железный поток», съемки которой проходили на Кубани. Их, по поручению крайкома партии, опекал Трубилин, в том смысле, что помогал в некоторых организационных вопросах. Более всего, конечно, в обеспечении батальных сцен конским поголовьем с помощью Новокубанского и Лабинского заводов, где пользовался большущим уважением еще с эмтээсовских времен.

Тогда и познакомились, а потом и подружились надолго маститый писатель и молодой руководитель. Особенно когда оба были избраны от Кубани в Верховный Совет РСФСР. Там, в Свердловском зале, сидели даже рядом. В Москве, после сессий, бывало подолгу, за ужином дружески беседовали. Иван Тимофеевич еще со школы знал Первенцева, особенно по книге «Честь смолоду». Помнил, как увлекла его повесть о мальчишках из предгорной кубанской станицы, становлении тогдашней юной поросли во имя будущего служения Отчизне. Во многом ведь и у него также все происходило. Несмотря на разницу в возрасте, разговор всегда шел на равных, с одинаковой степенью доверительности и интереса с обеих сторон. Тем более что Первенцев, как земляк, не только интересовался текущими делами, но мог и дать нужный совет, опираясь на свой опыт работы в крае. Особенно тот, когда после Гражданской войны занимался политпросветительской и журналистской работой в Тихорецком районе.

– Тогда вполне можно было и на пулю нарваться, – вспоминал, помешивая ложечкой чай в стакане, – в том числе и в родной твоей Шкуринской. Что и говорить, казакам было, что терять… Я ведь, когда «Кочубея» писал, горы материалов перебрал. Страшное время было, брат на брата шел…

Рассказывая об этом, Аркадий Алексеевич всегда намекал на некое фатальное везение ему по жизни. Однажды вспомнил, как во время продотрядовского рейда свинцовый жакан ручного литья просвистел в сантиметре от уха. Потом рассказывал, как в детстве, снежной зимой, вышла на него возле стога сена волчья стая во главе с голодной волчицей.

– Все, думаю, – рассказывал писатель, – сейчас разорвут… А она долго-долго, мне показалось целую вечность, изучающее смотрела на меня, а потом равнодушно отвернувшись, повела стаю куда-то к лесу… Но самое главное везение состоялось все-таки во время войны.

Первенцев однажды поведал Трубилину, как летели они глухой ночью из Краснодара в Москву на фронтовом «Дугласе».

– Представляешь, еле вырвались из осажденного Севастополя, по сути при последней возможности. Адмирал Октябрьский помог, усадив нас, группу военных журналистов, на лидер «Ташкент». Он, переполненный по клотик, шел в Новороссийск без всякого воздушного прикрытия. Вся палуба усыпана гильзами от зенитных пулеметов – налеты немца отбивали. К стволам прикоснуться невозможно. Представляешь, дошли… Женя Петров, ну тот, что с Ильфом «Золотого теленка» написал, достал заветную бутылку коньяка, распили мы ее с командиром прямо на мостике за счастье наше сиротское. А через сутки немецкий пикировщик полутонную бомбу положил прямо по центру «Ташкента» и утопил его у причальной стенки. Но к этому времени мы уже добрались до Краснодара, где в сумерках сели в самолет и в ночь полетели на Москву. Но добрались только до Матвеева Кургана… Летчики, опасаясь ночных истребителей, прижимались к земле, да так, что не заметили в темноте и задели крылом один из меловых откосов. Помню только пламя и грохот…

Погибли все, включая и незабвенного Женьку, родившего Остапа Бендера. Один я остался! Полгода провалялся в госпитале, а потом до конца войны не единого ранения, хотя в переделках бывал не меньших, чем в Севастополе… Видать, кто-то берег?.. Второй такой Костя Симонов. Вот уж кого судьба носила по самым горячим фронтам, и, представляешь, ни единого ранения… Словно заговоренный! Генерал Горбатов, его сосед по квартире, однажды сказал: «Вас, Константин Михайлович, судьба берегла для одного – чтобы рассказать правду о Великой войне».

Он и рассказал ее недавно… У нас, в издательстве, лежит его новый роман, «Живые и мертвые» называется. Скоро выйдет, прочти обязательно.

Впоследствии эта книга у Трубилина стала настольной. В тот период приходилось многому учиться, но главное тому, чему нигде и никогда не учат – выстраиванию отношений в высших эшелонах партийной власти. Трубилин получил всю «атрибутику» своей важной должности: член бюро крайкома партии (этакий ареопаг, где все и решалось), само собой депутатство, право стоять на праздничной трибуне и приветствовать восторженные колонны краснодарцев дважды в году: 1 мая и 7 ноября, в честь очередной годовщины Октябрьской революции. Председатель крайисполкома справа, а по центру трибуны «хозяин края», первый секретарь крайкома партии, Георгий Иванович Воробьев, увы, нынче прочно забытый. (Даже в Кубанском энциклопедическом словаре указан без года смерти. Никто не помнит! Я напомню – он скончался в Москве, 21 марта 2002 года, в возрасте 88 лет.) Но в шестидесятые годы не только всесильный, но достаточно уважаемый руководитель. Важно подчеркнуть, что Хрущев относился к нему с большим доверием, и не зря. Со всех трибун Георгий Иванович прославлял Никиту Сергеевича, говорил о его непроходящей роли в развитии Советского государства, о чрезвычайной компетентности во всех вопросах народохозяйственного комплекса, ленинской заботе о благе народа и прочем таком же.