Текст книги "США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев"

Линкольны: Авраам & Мэри

По традиции начнем свой сказ об этом бурном, многострадальном браке с воссоединения в 1842 году бывших возлюбленных – Авраама и Мэри – после долгой загадочной разлуки, затем настроим нарратив от их стремительной свадьбы 4 ноября 1842 года («Я хочу, чтобы меня впрягли, как лошадь, в женитьбу этим вечером», – сказал поутру будущий президент своему священнику) до убийства Линкольна 14 апреля 1865 года.

Вот краткая, до женитьбы, биография обоих фигурантов.

Линкольн родился на диком, без всяких приманок культуры, пограничье между Индианой и Иллинойсом. Злосчастие преследовало его с нудной оголтелостью. Рождение – низкое и нищее, в девять лет сирота без матери, неотесанный деревенщина, неуч – всего лишь год в начальной школе, – батрак, юрист-самоучка, всегда в долгах. Отец хотел, чтобы сын рубил лес и работал батраком в поле, а не зачитывался книгами, хотя снова и снова Линкольн говорил своим соседям: «Мой лучший друг – тот, кто назовет мне книгу, которую я не прочел». Никогда не простит отцу, что тот всеми силами отваживал его от образования и культуры. Ни разу не пригласит отца в свой дом в Спрингфилде, не поехал к нему, когда тот умирал, и не явился на похороны.

Одна мечта – как можно скорее вырваться из лесной глуши Индианы. «Ну, ребята, – сказал он, придя на вечеринку вскоре после переезда в Спрингфилд, – какими чистыми выглядят эти девицы!» Линкольн был упадочный тип, надолго погружался в депрессию, не желая из нее выходить, что не помешало ему трижды за пять лет предложить руку и сердце и получить отказ от двух своих избранниц. Три возлюбленные, не считая женщины, на которой он наконец женился.

Но Линкольн испытал только одну настоящую, страстную и романтическую любовь, которая окончилась трагически и только усилила его врожденную меланхолию. Юная Анна Ратледж, за которой он долго и терпеливо ухаживал, наконец согласилась выйти за него. Разумеется, как и во всякой романтической истории, существовали непреодолимые препятствия. Девушка все больше влюблялась в своего грубоватого, но пылкого ухажера, однако подхватила жестокую лихорадку, звала в бреду Эйба, он пришел и в последний раз увидел живую Анну. Она умерла через несколько дней – 25 августа 1835 года. Эта история первой (и последней) настоящей влюбленности Линкольна обязательна в его биографии. Горе его было неописуемо. Он стал другим, более саркастичным и трезвым человеком. Что не помешало ему уже через год после смерти Анны приударить за другой женщиной, предложить ей стать его женой и быть, к крайнему его изумлению, отвергнутым.

И здесь мы наконец, минуя еще одну неудачную попытку Линкольна жениться, приближаемся к его будущей жене Мэри Тодд. Она была почти на десять лет моложе и полной ему противоположностью – в физическом плане, в темпераменте, в происхождении, во вкусах и склонностях, да почти во всем. Дочь из богатой аристократической семьи в Кентукки слыла настоящей «южной красоткой», ее обслуживали рабы, она очень гордилась своей родословной. Всегда оживленная, остроумная, говорливая, Мэри была просто очаровательной, когда хотела, но также язвительной и резкой, когда ее обижали, а обижалась она легко, хотя и ненадолго. Получила прекрасное образование – намного выше, чем большинство девушек того времени и места. Как и ее жених, запойно читала. Как и он, была честолюбива. Еще девочкой Мэри привычно говорила своим друзьям, что собирается выйти замуж за человека, который станет Президентом Соединенных Штатов.

В Спрингфилде, где Мэри жила в просторном и благоустроенном доме своей сестры Элизабет, она вращалась в кругах куда более изысканных и культурных, чем те, в которые был вхож и к которым привык Линкольн. Хватало и богатых и знатных «подходящих» поклонников. Когда Мэри отнеслась поощрительно к грубоватым, неуклюжим ухаживаниям (скорее – приставаниям) Линкольна, ее сестра пыталась всячески воспрепятствовать этому ложному (как она считала) союзу. Она была уверена, что он Мэри не пара, что этот топорный, толстокожий мужлан, несмотря на всю его порядочность и прирожденные таланты, не в силах будет дать счастье и довольство беспечной, привередливой и легкоранимой Мэри. Элизабет всерьез считала «абсолютного плебея» Линкольна невеждой, выскочкой (он самостоятельно выучился на юриста) и самым непритязательным и простецким мужчиной в Спрингфилде.

Всё напрасно! Мэри сказала «yes», когда Линкольн, четвертый раз в жизни, предложил себя в мужья.

Их объединяли страсть к политике и безмерное честолюбие. Любопытно, что Мэри в период жениховства Линкольна не сомневалась, что он станет президентом. Казалось бы, откуда эта мистическая уверенность и сверхъестественная проницательность? Ведь он был тогда заурядным юристом, каких пруд пруди в Спрингфилде. В грубом, неотшлифованном камне, как говорили тогда, Мэри Тодд узрела чистый, без изъянов, сверкающий алмаз. И за эти могучие потенции она любила и ценила Линкольна и согласилась стать его женой.

Увлечение Мэри Линкольном было романтическим, честолюбивым и провидческим. Ее другие поклонники в Спрингфилде были политиками с большими амбициями, но в простоватом Линкольне она видела, чувствовала что-то особенное. То, что он беден, не останавливало ее. В письме к сестре она писала, что «выйдет замуж за доброго человека, способного добиться высокой должности, славы и власти; человека с надеждами и блистательными видами на будущее, а не за владельца всех дворцов и золота в мире».

В отличие от своих родственников и подруг, Мэри Тодд не была снобом. Ее не ущемляла, не задевала гордости нехватка у Линкольна денег, светских манер или формального образования.

Мэри могла быть на балах и вечеринках Спрингфилда кокеткой и болтушкой, но она никогда не была легкомысленной. Она выбирала себе жениха сознательно и целеустремленно. С Линкольном ее объединял страстный, неизбывный интерес к политике. Вместо того чтобы обсуждать на светских тусовках местные новости и пикантные сплетни, Мэри и Авраам уединялись, забывая об окружающем, и горячо спорили, кто выиграет на предстоящих, в 1842 году, выборах губернатора и легислатуры. Мэри чувствовала, что политика для Линкольна всегда была и надеждой, и любовью, и всей жизнью. Странно, но ее это не обескураживало (как многих, считающих Линкольна за его политическое талдычанье занудой и мертвяком). Наоборот, вдохновляло!

А теперь представьте, какой подарок 33-летний Линкольн на полном серьезе преподнес своей невесте незадолго до свадьбы. Длиннющий список выборных лиц за последние три законодательные гонки! Линкольн изучал результаты всех этих выборов, потому что сам надеялся добиться четвертого срока в штатной легислатуре. А как приняла 24-летняя Мэри это, мягко говоря, странное жениховское подношение? С восторгом, Читатель, с экстазом и упоением! Она внимательно прочла эти официальные списки, где был трижды упомянут Линкольн, перевязала страницы розовой ленточкой и сохранила для потомства.

Все перипетии романа Авраама и Мэри читаются с захватывающим интересом, но после их помолвки начинается уже детективное действо.

Они продолжали встречаться на балах и великосветских (в понятии Спрингфилда) тусовках. Оживленно беседовали о книгах и текущей политике. Линкольн как-то пригласил ее на котильон, добавив, что «хуже его нет танцора». «Он был абсолютно прав», – подтвердила позднее Мэри.

Но однажды Линкольн, обуреваемый сомнениями в необходимости ему, завзятому холостяку, обременять себя женой, признался Мэри, что не испытывает любви к ней. Она разрыдалась, он обнял и поцеловал ее. Так Линкольн скрепя сердце подтвердил их обручение. Они назначили дату свадьбы – 1 января 1841 года.

День настал. В особняке, где жила Мэри с сестрой, все готово к свадьбе. Жених опаздывал. Часы летели. Наконец Мэри ушла горевать в свою комнату, гости разошлись, свечи были погашены. Линкольн не удосужился появиться на собственной свадьбе!

Вполне возможно, что слухи о покинувшем невесту в день свадьбы женихе были несколько преувеличены. Но что-то очень серьезное случилось между Линкольном и Мэри. Он сам вскоре после этих событий писал в дневнике о «роковом 1 января 1841 года». И также признавался, что события этого дня погрузили его надолго в жуткую депрессию. Он медленно шел на поправку. Его угнетало и мучило чувство вины – но не оттого, что бросил невесту в день свадьбы.

Скорее всего, вот что случилось между ним и Мэри в тот роковой день: они разорвали свою помолвку, и инициатором разрыва был Линкольн. Отчего? Предполагается, что причиной был страх Линкольна, что он подцепил сифилис. Судя по письмам, он был не охоч возобновлять обручение и втравиться в брак. Не оттого, что совсем не любил Мэри, а боялся – и правильно боялся, – что не сумеет составить ей счастья.

Но, Читатель, они все-таки поженились. Внезапно и скоропостижно. И Линкольн, несомненно, выказал преданность своей невесте, когда подарил ей кольцо с гравировкой внутри: «Любовь навеки». Изнеженная и прихотливая Мэри Тодд превратилась в работящую домохозяйку со скудным домашним бюджетом. Ее снобистские сестры издевались над ней, а она подолгу – месяцами – оставалась одна с детьми в доме, когда Линкольн-юрист вел дела в дальних окружных судах. Долгие годы страдала от одиночества днем и от страхов – ночью. Она всегда говорила, что «если бы ее муж оставался дома, как ему было положено, она любила бы его сильнее».

Здесь очень важно помнить, какой была Мэри Тодд до того, как стала Мэри Линкольн: романтиком, идеалисткой, беззаветно преданной своему многообещающему жениху, будущему президенту (а в этом Мэри, единственная во всем Спрингфилде, никогда не сомневалась). Вот только срок до президентствования – 18 лет! – оказался для честолюбивой и романтически настроенной Мэри непомерно и мучительно долгим.

Да, эти 18 лет не были заполнены, как ожидала храбрая Мэри, разговорами и спорами о политике, неуклонным продвижением Линкольна, с ее помощью и ценными советами, к Белому дому, приемами важных для карьеры мужа людей, которые она затевала устраивать у себя дома.

Увы, в брачной жизни ее ожидала самая тяжелая и выматывающая все силы и забирающая все время домашняя поденщина. Без слуг и без рабов, как жили ее замужние сестры. Первый удар ее гордости и честолюбивым планам был нанесен сразу же после свадьбы. Из богатого особняка сестры Мэри Линкольн переехала в свой новый дом – в трактир «Глоуб», где также сдавали меблированные комнаты. Там Линкольны сняли небольшую комнату. За четыре доллара в неделю они могли позволить себе спальню и еду три раза в день в коммунальной столовой – вместе с остальными жильцами. Переезд в трактир, где общительная и жизнерадостная Мэри не могла даже принимать гостей, означал колоссальные перемены в стиле ее жизни. Она привыкла к роскоши. Она знала, что ее муж беден, но не до такой же степени!

Вдобавок к трактирному житью, Линкольн-юрист в Спрингфилде обязан был подолгу – по три месяца в год – объезжать и вести дела в дальних окружных судах.

Впервые в жизни она осталась дома одна. Не выносила, когда муж так надолго уезжал, но понимала, что разъезды Линкольна по штату Иллинойс были отличной подготовкой для его политических кампаний. Образ мужа был всегда как бы окутан для нее будущим президентским величием, и она неизменно называла его «м-р Линкольн», а он ее просто и ласково – «Молли». Тем не менее Мэри всегда давала понять, что ею пренебрегают, и требовала от мужа внимания, заботы и ласки, когда он был дома.

Вскоре после свадьбы Мэри забеременела, и начался долгий период ее заточения в доме. Беременные женщины класса Мэри Тодд-Линкольн не осмеливались выходить на люди, поскольку считалось невежливым для леди выставлять напоказ свою беременность. Так они и жили в домашнем заключении до тех пор, пока не отнимали от груди ребенка.

Это кромешное – в полтора года – одиночество в трактирной комнате чуть с ума не свело компанейскую Мэри. Ее и без того нелегкий характер стал портиться. Она привыкала срывать дурное настроение на своем «м-ре Линкольне». К счастью, он был дома и с ней, когда она родила сына, которого назвали Робертом в честь ее отца. После родов Линкольн снова уехал, а у Мэри не было ни сиделки, ни служанки, чтобы помочь ей ухаживать за беби. Эти тяжкие физически и нравственно годы закалили ее для будущих тягот и жертвоприношений на алтарь блистательной карьеры мужа.

При финансовой поддержке отца Мэри они купили наконец свой дом – приличный коттедж, уместившийся на одной восьмой акра, на углу Восьмой и Джексон улиц в Спрингфилде. Всего несколько кварталов отделяло новый дом от юридической конторы Линкольна. Супруги были счастливы. Но по-прежнему Мэри приходилось экономить каждый цент. И, единственная из благовоспитанных леди своего класса, она громко торговалась и бранилась с продавцами фруктов и овощей за снижение цен. И неизменно добивалась своего. Куда девалась гламурная и привередливая Мэри Тодд! Она уже и с мужем ругалась, дралась и скандалила, как «фурия», как «тигрица»!

В 1846 году Линкольна избрали в Конгресс Соединенных Штатов. Как и ожидала, без всякого сомнения, Мэри, его политическая карьер а шла на подъем. Линкольн должен был переехать в Washington, D. C., где Конгресс заседал большую часть года. Возбужденная избранием мужа, Мэри решила, что она и мальчики, Роберт и новорожденный Эдди Линкольн, поедут вместе с ним.

Это было неслыханно, чтобы жены политиков сопровождали своих мужей в Вашингтон. Мэри Тодд-Линкольн была таким исключением. Она считала себя политическим партнером мужа и собиралась быть при нем, чтобы дать ему, когда нужно, совет и изучить на месте все ходы и выходы, все тайные вашингтонские интриги. Таковы были ее заносчивые планы. Но пока Линкольн заседал днем в Конгрессе, а вечером общался с нужными людьми на политических тусовках, Мэри с детьми жила в меблированных комнатах, почти всегда одна, занятая не большой политикой, как мечтала, а возней с детьми.

Не выдержав скучнейшей рутины столицы и в отвратительном самочувствии, Мэри отбыла с детьми к родственникам в Кентукки. В разлуке супруги писали друг другу длинные откровенные письма. Они обменивались взаимной нежностью и заботой, они, очевидно, скучали и тосковали в одиночестве. Но эти письма через шесть лет после свадьбы свидетельствуют о том, что уже тогда Мэри вела себя ненормально и что Линкольн-конгрессмен стыдился и краснел за нее. В Вашингтоне, не удовлетворив своего интереса к политике, Мэри впала в депрессию, страдала нервными спазмами, заперлась в своей комнате и выходила только за едой. С мужем она постоянно ссорилась и бранилась. После трех месяцев такой невыносимой жизни она и уехала с детьми в Кентукки, но вскоре захотела возвратиться. В ответном письме Линкольн спрашивает: «Обещаешь ли ты быть хорошей гёрлой во всем, если я соглашусь?»

Семейная жизнь Линкольнов продлилась двадцать два с половиной года. Несомненно, что в последние годы совместного житья Линкольн испытывал что-то вроде домашнего ада. Утратив всякое понятие о деньгах, Мэри предъявляла мужу чудовищные счета. Несмотря на общее мнение, что Мэри Линкольн была безумная мотовка, а ее муж – образец экономии, из письма Линкольна от 1848 года ясно, что супруги разделяли интерес к покупкам, желание принарядиться по средствам. «Как только ты уехала, – пишет Авраам своей Молли, – я прикупил, что показалось мне очень хорошеньким набором нагрудных запонок для рубашки – такие скромные и маленькие запонки из гагата, оправленного в золото, и стоят-то всего 50 центов за штуку, или $1.50 за комплект». В то время Линкольны оба придерживались бережливости, ибо средства на жизнь были скромны. А позднейшие Мэрины безумные и бессмысленные траты – например, на шали стоимостью в $1,000 каждая (в те времена столько стоила дорожная коляска!) – говорят о гнетущем отчаянии, душевном надломе и бедствиях – всё, что с лихвой обрушилось на обоих Линкольнов во время президентствования, пришедшегося на Гражданскую войну.

Похоже, супружеская жизнь Авраама и Мэри в Спрингфилде была бурной и нервозной, с частыми вспышками скандалов со стороны Мэри. Соседи вспоминали, как Мэри истерически кричала на мужа, когда была не в духе. Линкольн стоически терпел приступы гнева и дурное настроение своей жены и частенько уламывал ее к миру. Но иногда и он не выдерживал. Тем более что Мэри в запальчивости не делала различия между домом и улицей. Ближайший сосед Линкольнов наблюдал, как миссис Линкольн с ножом в руке гонялась за мужем по улице (в 1856-м или 1857-м). Спасающийся бегством Линкольн заметил людей, идущих навстречу.

Сбитый таким образом с пути, он «вдруг круто развернулся, схватил жену за ее тяжелую задницу – за ее бедра, если хотите, – быстренько затолкал ее в заднюю дверь своего дома – и с силой давил на нее, запихивал внутрь, одновременно шлепая ее по толстому заду и приговаривая: „Вот так тебе, будь ты проклята! Будешь теперь сидеть дома и не позорить нас перед всем миром!“» До сих пор неизвестно, что сталось с ножом.

Как видим, семейный покой и счастье не часто улыбались Линкольну. Но и он бывал нечуток, насмешлив и просто груб со своей женой – чувствительной, нервной, сумасшедшей и задавленной домом, воспитанием детей и активной помощью политической карьере мужа.

Другой сосед по Спрингфилду – он 19 лет жил поблизости от Линкольнов – рассказывал, что в общем-то они ладили неплохо, «пока дьявол не вселялся в миссис Линкольн», и тогда мистер Линкольн «брал за руку одного из сыновей и уходил из дома на улицу и потешался над ней, не обращая на нее ну никакого внимания, пока она пребывала в таком бредовом, яростном и неистовом состоянии». Этот же сосед очень жалел и сочувствовал Мэри Линкольн. Он знал, как тяжело ей одной подымать семью, как одиноко ей во время долгих отлучек мужа.

Я привожу эти фривольные эпизоды из личной жизни Линкольнов, чтобы муж и жена прошли перед читателями в более человечном, реальном освещении. Этих подробностей не найдешь в официальных биографиях Линкольна, где он обычно предстает слишком статуарно, хладнокровно и торжественно, будто овеянный грядущей трагедией и славой. Несомненно, если было что-то неладно в доме Линкольна, виновата была не одна Мэри.

И также несомненно, что семейная жизнь Линкольна ни в коем случае не была «сплошным адом», как воображал друг Линкольна и враг Мэри. Он также полагал, что «именно неблагополучие в доме погнало Линкольна искать удачи и успеха в адвокатуре и в политике». Все было как раз наоборот. Но ясно одно: на долю Линкольнов пришлось не слишком много и меньше, чем они заслуживали, семейного благополучия и счастья.

Вот здесь я хочу встрять и опровергнуть общий у биографов взгляд на супружество Линкольнов как заведомо безлюбое, асексуальное, с прохладцей в чувствах и без чувственности – без Эроса и без Венеры.

Уже одно, более чуткое, а главное – сочувственное толкование документов и фактов из личной жизни Линкольнов позволяет глянуть на их брак с большей симпатией, теплотой и пониманием. Помедлим на их раннем увлечении друг другом, на многолетней интимной (а сейчас сказали бы – сексуальной) близости, на ласковых, нежных, даже игривых словечках в их взаимной переписке.

Какие бы беды ни бушевали над их головами позднее, Линкольн любил свою Молли достаточно горячо, чтобы жениться на ней, а вовсе не прохладно, как сплетничали их соседи и кумушки – и как позднее подхватили упертые линкольноведы. В конце концов, Мэри Тодд была тогда «сама радость и задор» и «в ее силах было заставить епископа позабыть свои молитвы». И Линкольн видел в молодой жене «пленительное создание», а не ведьмочку и старую каргу – в последние годы их супружества.

Внимательно вчитываясь в письма надолго разлученных супругов, различаешь в них осторожный, но отчетливый эротизм, с трудом подавляемое желание, виртуальный секс. Когда Мэри пишет в конце письма «С любовью», а затем зачеркивает, это не знак враждебности, это само разочарование и тоска, крик души, лишенной любви, откровенное, но неутоленное желание.

Президент и первая леди также очень заботились о собственном имидже, который складывается у народа. Вот фотография обоих супругов, но это жаба, составная фотка. Они всегда отказывались сниматься вместе, памятуя о большой разнице в росте. Президент шутливо отзывался о себе и жене как о «верзиле и коротышке».

Их любовная история возвращается на круги своя самым что ни на есть трагическим образом: после Гражданской войны, после гибели Линкольна Мэри Тодд блуждает по Европе, возвращается в Соединенные Штаты, на ее руках умирает от плеврита сын Тэд (двое других, и особенно душераздирающе – любимец семьи Вилли, умерли раньше), ее предают суду за безумие по настоянию теперь единственного сына, а когда-то – «мамочкина сыночка» Роберта, который мечтает упечь «маменьку» в сумасшедший дом.

В ужасе и страхе – за ней летят фурии, она едва избежала насильственной инкарцерации – бедная одинокая Мэри, тревожно озираясь по сторонам, подходит к родному дому в Спрингфилде, где она вышла замуж, где спит только на одной половине кровати, оставляя место для своего возлюбленного мужа, и умирает, надев на палец свадебное кольцо с надписью изнутри «Любовь навеки».

Но это – будущее. Скорей обратно – в их текущую жизнь, в самую гущу их быта и времени.