Текст книги "О себе и о других"

В начале 1970-х годов новгородский инженер Марк Костров, работавший на заводе полупроводников, предпринял некий сувенирный бизнес, наладив производство очень приблизительных копий берестяных грамот. Кусочки бересты с написанными на них текстами запаивались в эпоксидную смолу и продавались в киосках любопытствующим туристам. Предприятие это было, к счастью, кратковременным, хотя успело ввести в заблуждение составителя сборника «Отчий дом» Тамару Князеву. Сборник был издан «Молодой гвардией» в 1978 году, а в его иллюстрациях были воспроизведены два образца костровской продукции, принятых за берестяные грамоты.

Прошло еще два десятилетия. 27 июля 1999 года газета «Тосненский вестник» (г. Тосно – районный центр Ленинградской области) опубликовала следующую заметку под броским заголовком «Нашлась берестяная грамота»:

Саша принес экспонат в музей, вероятно, еще не совсем понимая его ценности. Он так и спросил: «А что это? Сувенир или экспонат?» В прозрачной эпоксидной слюде была замурована одна из лент берестяной грамоты за номером 112, найденной, как выяснилось, в 1954 году экспедицией А. Арциковского [sic!] на Неревском раскопе Великого Новгорода.

<…>

Грамота когда-то была похищена из новгородского музея, а затем найдена в развалинах старого дома тосненцем Сашей Коротким – учащимся местного ПТУ[13]13
  Профессионально-техническое училище.


[Закрыть].

Мы приняли этот экспонат с благодарностью.

Она имеет большое научно-исследовательское значение. Не в каждом краеведческом музее есть подобные находки.

Спасибо тебе, Саша.

В. Зайцев, сотрудник Тосненского историко-краеведческого музея.

Нет смысла подробно оценивать научную квалификацию сотрудника музея, принявшего сувенирную безделицу за древний предмет. Но каков В. Зайцев! Полагая, что имеет дело с подлинной берестяной грамотой, украденной из другого музея, который находится хоть и в соседней области, но в какой-то сотне километров от Тосна, он с благодарностью принимает вожделенный дар от более умного Саши. Ему даже в голову не приходит позвонить в Новгород и сообщить о «счастливой находке»! И это в эпоху широкого общественного обсуждения проблем реституции культурных ценностей! Следует к этому добавить, что берестяная грамота № 112 никогда не хранилась в Новгородском музее. Она после ее опубликования в 1958 году поступила в Отдел рукописей Государственного Исторического музея в Москве, в коллекциях которого благополучно пребывает и сегодня.

В 1970 году Новгород посетил в качестве туриста американский мультимиллиардер Дюпон. Побывал, в частности, на Михайловском раскопе, где с тоской наблюдал, как пилят плахи очередного яруса древней уличной мостовой, и сетовал мне:

– Вы, русские, не знаете своей выгоды. Если бы было возможно, я купил бы у вас этот настил, перенес бы его в свое имение и гордился тем, что я сам и мои гости имеем возможность прогуляться по мостовой XII века!

Во время осмотра Юрьева монастыря ему рассказали сочиненную еще в 30-е годы в НКВД[14]14
  Народный комиссариат внутренних дел.


[Закрыть] сказку о том, что владелица юрьевской мызы Анна Алексеевна Орлова якобы была монахами отравлена причастием, очнулась в гробу и умерла в этом кошмаре второй раз.

– Вы, русские, – сказал Дюпон, – не знаете своей выгоды. Если бы в мызе Орловой был устроен отель, я бы был готов платить тысячу долларов за ночь, чтобы иметь возможность остановиться в том покое, где графиня встречалась с архимандритом Фотием!

Это высказывание было тут же учтено новгородскими властями. Из мызы спешно выселили занимавшее ее воинское учреждение и устроили в ней гостиницу. Однако, так и не дождавшись тысячедолларовых гостей, преобразовали ее в правительственную резиденцию, в которой останавливался Косыгин, министры и другие высокие гости.

Радиотрансляция в Новгороде чередует передачи из Москвы и из местной студии. Как-то утром в воскресный день звучит передача из Москвы:

– Знаменитый французский естествоиспытатель Кювье по одной косточке восстанавливал облик животного… У нас был свой Кювье – Михаил Михайлович Герасимов. Он по черепу восстанавливал облик знаменитых людей прошлого. Благодаря ему мы знаем теперь, как выглядел грозный царь Иван Васильевич, великий ученый средневековья Улугбек, сын Чингисхана Тамерлан…

Не успел я удивиться долгожительству Чингисхана (его и Тамерлана разделяют полтораста лет), как заговорила новгородская студия. Выступает музыковед Демидов:

– Сейчас мы услышим «Песню Варяжского гостя» из оперы «Садко». Должен сказать, что во времена Римского-Корсакова полагали, что варяги были скандинавами. Однако теперь выяснено, что слово «варяги» происходит от главного их занятия – «варить соль». А соль варили в Старой Руссе, откуда и приглашали в Новгород на княжение варяжских князей… Простим композитору его невольную ошибку…

Тяжело переживаю эту «научную» новость. А тут раздается голос новгородского архиепископа Льва:

– Дорогие прихожане! Вдумайтесь в замечательное совпадение: и икона наша чудотворная «Знамение» – XII века, и храм наш Софийский – XII века!..

Совпадение, действительно, оказалось бы замечательным, если бы Софийский собор не был построен в середине XI столетия.

* * *

Новгородский художник-реставратор Владимир Иванович Поветкин, блестяще воссоздающий форму и звучание древних музыкальных инструментов по их фрагментам, находимым в раскопках, рассказал на общегородском отчете об очередном сезоне раскопок про находку деталей гусель, называемых кобылками.

В радиорепортаже об этом отчете дикторша, захлебываясь от восторга, сообщила, что при раскопках были обнаружены детали музыкального инструмента – так называемые «коровки»!

Над проектом монумента Победы в Новгороде работали двое маститых – скульптор Нерода и архитектор Душкин, создавший две самые выдающиеся довоенные станции московского метро – «Маяковскую» и «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская»). В результате этого творческого союза возникло такое чудо эклектики в виде скачущего с поднятым мечем древнерусского всадника в окружении самолетов и кораблей, что уже на следующий день после открытия памятника в Новгороде распевали частушку: «Во саду ли, в огороде едет Душкин на Нероде».

Флегонтов рисует древние предметы в Отделе археологии Исторического музея, где две половины отдела зашлись в творческом споре, пытаясь перекричать друг друга. На пике кульминации спора раздается безмятежный голос глуховатого художника:

– Хорошо тут у вас! Тихо!

Дискуссия моментально увяла.

* * *

Работая в Новгородской экспедиции, Флегонтов прирабатывал, выезжая на берег Ильменя, где по заказу рыбсовхозов писал знатных передовиков производства для Доски Почета.

– Не люблю я этих передовиков. Его посадишь на бревно, дашь в руки поллитровку, чтобы тихо позировал… Только на минутку отвернешься, а он уже лежит! Не уважаю!

Как-то в пятницу Флегонтов уехал порисовать передовиков и пропал… Объявился в понедельник тихий и задумчивый.

– Константин Александрович! Где же вы пропадали?!

– Да вот, пришел на пристань, а там капитан буксира знакомый. Поедем, говорит, с нами. Я поехал. Они стали много пить, а меня к штурвалу поставили. Я повернул не туда. Трос оборвался. Нырять заставили… Поймал трос, привязал. Дальше баржу потянули… Я думал, отстранят. А они опять к штурвалу поставили… Так и плавали двое суток…

* * *

Разговор с экспедиционным шофером. (Флегонтов, контуженный на войне, плохо слышит.)

Флегонтов: Не могу работать! Не пишется! К женщине влечет!

Шофер: Дело житейское! Вам какие больше нравятся? Блондинки? Брюнетки?

Флегонтов: Да… К женщине влечет! А красок не подберу. Всё мне видится старуха такая! Охристая!

* * *

За стеной экспедиционной базы слышен негромкий голос Флегонтова: «Тамара! А я ведь первый раз вижу вас без трусов!» (это стажерка-аспирантка, постоянно ходившая в шортах, переоделась и появилась в юбке).

В туристский сезон в Новгороде для обслуживания экскурсантов из-за дефицита опытных сотрудников приглашали студентов местного педвуза. Своими ушами я слышал начало одной такой экскурсии у знаменитой церкви Спаса на Ильине с фресками Феофана Грека:

– Эта церковь называется «Спас-Преображение». «Спас» – так звали Господа Бога. А «Преображение» – потому что, когда обходишь ее кругом, она прямо на глазах преображается. Пойдемте все вместе смотреть, как она будет преображаться…

Направляясь из Новгорода в Демянский район по какому-то кляузному делу, Георгий Георгиевич тяжело задумался об ожидавшей его склоке и превысил скорость, за что был остановлен неожиданно возникшим из-за куста гаишником. Узнав, что у Акимченко нет денег, чтобы откупиться, тот отодвинул его, уселся за руль его «козла» и доставил нарушителя в райотдел милиции. Начальник милиции («Настоящий милиционер! – уважительно описывал его Акимченко. – Зад у него как раз на два стула!») разложил перед собой рапорт гаишника и документы нарушителя:

– Так! Машина принадлежит охране памятников… Знаю, старинные церкви охраняете… Скорость, значит, превысил! А денег на штраф нет!..

Подумав, двинул документы к Акимченко и сказал:

– На! Езжай! Культура! Нищета!

Как-то в 90-е годы в Новгороде гостила у меня француженка Ирэн Журден. Как все помешанные на качестве питьевой воды иностранцы, она первым делом поинтересовалась, можно ли пить воду из водопроводного крана. Не находя более остроумного ответа, я посоветовал ей лучше попить вместе со мной чаю. Остроумный ответ нашелся на другой день. Проходя с ней по улице, я обнаружил на одном из домов некую надпись, которую продемонстрировал гостье со словами: «Теперь ты видишь, что из новгородского водопровода пить воду ни в коем случае не следует! Посмотри, с чем здесь объединен водопровод!» На стекле красивыми буквами было выведено наименование учреждения:

НОВГОРОДСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ

ВОДОПРОВОДНЫХ И КАНАЛИЗАЦИОННЫХ СЕТЕЙ.

Реставратор Александр Петрович Греков, работая над восстановлением ковалевских фресок в Новгороде, целые дни проводил в подвале, занимаясь подбором и склейкой фрагментов разрушенной во время войны стенописи, и вылезал на божий свет, только чтобы наскоро перекусить. Однажды в воскресный день, когда обычно кремль бывает заполонен экскурсантами, он выбрался из подвала (а подвал находится в кремле, в Лихудовом корпусе) и с ужасом обнаружил, что кремль пуст. «Боже мой! – подумал он. – Что случилось?! Там ведь, в подвале, без радио ничего и не узнаешь, даже если война начнется!» Труси́ т А. П., озираясь, к выходу. И вдруг из-за дерева появляется «некто в сером» и отдает ему приказ:

– Попрошу вас не скапливаться!!!

Оказывается, в Новгород прибыл милицейский министр тов. Щелоков. Захотелось ему посмотреть кремль и музей, по поводу чего экскурсантов повытолкали взашей, чтобы всё было в полном порядке.

1996 г. Рассказывает о. Николай, настоятель Любытинского прихода (Любытино – районный центр Новгородской области):

– Приходит как-то ко мне женщина из церковной двадцатки. Она у меня вроде завхоза. И говорит:

– Отец Николай! Дрова пора покупать к зиме.

– Так что ж! Покупайте. Посчитайте, сколько надо денег, и я вам дам.

Постояла, помолчала, а потом говорит с сомнением:

– А может, не надо дров-то покупать?!

– Это почему же?

– Да сказывают, антихрист в мир грядет! И будто бы уже явился миру. Мне даже имя его, антихристово, называли. Только я запамятовала.

Дня через три бежит:

– Вспомнила! Вспомнила, отец Николай, имя-то антихристово. Компутер!

Мои встречи с разными людьми

В 50-е годы ежегодные отчетные археологические конференции стало обычаем проводить не в Москве, как прежде, а в разных городах. Конференция в Минске застала меня в ленинградской командировке, и я был приглашен Иваном Георгиевичем Спасским составить компанию группе эрмитажных и университетских археологов, отправившихся в Минск на микроавтобусе. В этой поездке я впервые познакомился с молодым Абрамом Давыдовичем Столяром, еще не подозревая, что всю жизнь стану связан с ним общим необычным воспоминанием.

Пребывание в Минске сопровождалось интереснейшими поездками. Одна из них, имевшая главной целью Брест, привела нас по дороге в Беловежскую пущу, где довелось остановиться на ночевку, предварительно полюбовавшись на пасущихся в вольерах оленей и зубров. Ужинали мы вместе с директором местной гостиницы, выслушав его благожелательное напутствие:

– Если вы в ночное время вздумаете прогуляться по пуще, имейте в виду, что многие зубры находятся не в вольерах, а на свободе. Столкнувшись с таким зубром, надо упасть на землю и притвориться мертвым. Тогда зубр обнюхает вас, но не тронет.

Мы не удержались от соблазна увидеть такого зубра и отправились погулять в ночное время. Идем по лесу, разговариваем. Вдруг слышим – навстречу движется велосипедист. Немного не доехав до нас, он с треском рухнул на землю. Мы бросились к нему, чтобы помочь подняться, и были встречены залпом, как теперь принято говорить, ненормативной лексики. Оказывается, он принял нас за зубра и – в соответствии с инструкцией – решил притвориться мертвым.

С тех пор прошло немало лет, но мы с Абрамом Давыдовичем до сих пор спорим, кого из нас велосипедист посчитал за переднюю часть зубра, а кого за заднюю.

В мои студенческие годы около филателистического магазина на Кузнецком мосту по воскресеньям собиралась толпа коллекционеров – собирателей марок, монет, открыток – ради своих обменных операций. Продираясь однажды через эту толпу, я остановился, услышав, как некий человек бубнит негромко:

– Ищу порнографию. Ищу порнографию. Ищу порнографию.

Тут же к нему протиснулся потенциальный продавец желаемого и развернул веером пачку образцов. Последовал брезгливый ответ эстетствующего собирателя:

– Мне такая порнография даром не нужна! Мне нужна девять на двенадцать с золотым обрезом!

Коллекционерские устремления привели меня однажды в дом вдовы певца Матвеева. Матвеев, обладавший великолепным тенором, успел еще до революции записаться на немногих дисках, теперь практически не находимых, а затем ослеп и вынужден был расстаться с певческой карьерой, хотя, к счастью, смог продолжить педагогическую деятельность и подготовил несколько обожавших его учеников.

Один их них побывал у меня в гостях и со слезами слушал граммофонные записи своего учителя. Вдова Матвеева жила в доме артистов Большого театра напротив бывшей Оперы Зимина на Дмитровке. Я имел возможность убедиться в величайшем уважении, каким пользовался Матвеев у коллег-музыкантов, когда она подарила мне фотографии Медеи Ивановны Фигнер и Леонида Витальевича Собинова с восторженными ему посвящениями и показала как величайшую драгоценность фотографию Н. А. Римского-Корсакова с его автографом, выражавшим те же чувства.

Сидим. Пьем чай. Я понемногу осматриваюсь и замечаю на потолке коричневые пятна непонятных протечек. С удивлением спрашиваю:

– Ведь вы не на последнем этаже живете! Что за наводнение вас постигло?

– А! Надо мной жила Гельцер. Кто-то посоветовал старухе для поддержания здоровья пить по утрам парное молоко. Так она купила корову, отвела ей особую комнату как раз над нами. И вот результат! Корову устраняли с помощью милиции. Наверх-то она забралась спокойно, а вот вниз забоялась, и ее спускали на веревках по доскам.

В 1988 году М. С. Горбачев включил меня в состав сопровождавшей его в Польшу делегации. Делегация представляла собой соцветие выдающихся имен: академики Н. Г. Басов, Н. П. Бехтерева и Л. Д. Фаддеев, кинорежиссер Т. Е. Абуладзе, писатели С. П. Залыгин, Ч. Айтматов, офтальмолог С. Н. Федоров, великая балерина Г. С. Уланова… Галину Сергеевну Уланову сопровождала ее массажистка Татьяна, мощная женщина, которая была сначала журналисткой, но после поездки вместе с китобойной флотилией «Слава» стала гарпунщицей, сменив потом эту работу на место при Улановой. С присущим ей ехидством Н. П. однажды высказалась:

– Существует такая картина «Вирсавия». На ней роскошной женщине прислуживает негритенок. Татьяна кажется мне таким негритенком при Галине Сергеевне!

* * *

Наблюдая за вихрями поклонниц, образующимися вокруг Абуладзе и Федорова, этих двух самых популярных членов нашей делегации, я заметил:

– Вокруг вас примерно равные толпы поклонниц. Только к вам, Тенгиз, выстраиваются в очередь за автографом исключительно хорошенькие девушки, а к вам, Святослав Николаевич, – какие-то всё косенькие да подслеповатенькие!

Министр культуры Евгений Юрьевич Сидоров включил меня в свой консультативный совет, походив на который я в каком-то газетном интервью сообщил, что дальше посещать этот совет не намерен:

– Мы там всё время льем слезы. Свиридов рассказывает, как плохо с хорами, Никулин – как трудно стало в цирке, Ульянов – о театральных бедах, я – о развале в содержании древних памятников… А дело никуда не двигается!

Министр прочел интервью и пригласил меня на чашку кофе:

– Вы ведь тоже обиделись бы, если бы я где-то напечатал, что не хочу с вами встречаться!

– Да что вы, Евгений Юрьевич! – возражаю я ему. – Это ведь способ обратить на себя внимание и побудить вас к действиям!

И рассказываю ему такую историю:

– Копали мы когда-то на Валдае курганную группу и утром, уходя на работу, всякий раз шли мимо козьего стада, которое пас семилетний мальчонка. Выгнав стадо на травку, он вступал в единоборство со старым вонючим козлом, непрерывно раздражая его палкой. Когда мы вечером возвращались с работы, заставали мальчика и козла валяющимися почти бездыханными от изнеможения. Спрашиваем мальчика: «Зачем ты целый день дразнишь козла?» А он отвечает: «Если его не дразнить, он подойдет сзади и рогами наподдаст в задницу!» Мальчонка хорошо понимал, что лучший способ обороны – нападение.

Вот и мне хотелось напасть на вас, чтобы оборонить лишний раз нашу культуру!

Е. Ю. на это с горькой обидой возразил:

– Это что же? Вы меня сравниваете со старым вонючим козлом?!

Пришлось униженно извиняться.

На одном из заседаний Комиссии по особо ценным объектам культуры мне довелось шокировать тогдашнего мэра Санкт-Петербурга Анатолия Александровича Собчака следующим рассуждением:

– Давно установлено, что московский герб превратился в св. Георгия Победоносца только в первой половине XVIII столетия, а до того постоянно трактовался как «ездец» – изображение самого московского государя на коне. Традиция такого изображения восходит по крайней мере к XVI веку, когда именно так в источниках трактуется «ездец» на московских монетах. Между тем последним и наиболее значительным воплощением этой традиции, несомненно, является фальконетовский «Медный всадник». Не было бы уместным в связи с 850-летним юбилеем Москвы перевезти этот монумент с Сенатской площади на Красную, а вместо него из Москвы перевезти на Сенатскую площадь церетелиевского Петра?

В 1984 году довелось мне оказаться соседом генерал-полковника Желтова в самолете Москва – Париж и обратно. Желтов, летавший на юбилей высадки союзных войск на нормандские пляжи, был тогда председателем Всесоюзного совета ветеранов войны и рассказал о любопытном разговоре с Л. И. Брежневым. Незадолго до смерти генсека он обратился к нему с предложением ввести дополнительные льготы для ветеранов.

– А сколько их осталось на сегодняшний день? Что говорит статистика? – спросил Брежнев.

Желтов назвал цифру. Тот подумал и сказал:

– Еще рано!

Вспоминается странное Общее собрание АН СССР, посвященное проблеме искусственной пищи. Сначала выступил Георгий Константинович Скрябин, рассказавший, что в геополитических планах важное место занимает вопрос о том, кто накормит третий мир – мы или американцы: кто накормит, тот и будет хозяином планеты. В разработках промышленной технической микробиологии в нашей стране достигнуты большие успехи. Горсть микроорганизмов, брошенная в котел, за сутки заполняет его полностью готовой пищей. Однако микроорганизмы питаются в котле керосином, и полученную пищу, несмотря на ее высокую калорийность, ни один негр не то что в рот не возьмет, но из-за запаха и близко не подойдет. Задача состоит в том, чтобы отбить запах и придать пище товарный вид… Поскольку вслед за этим выступлением девушки в наколочках обнесли президиум и первый ряд партера несмеяновской искусственной икрой, у всех создалось впечатление, что именно А. Н. Несмеянов и отбивает у скрябинского варева керосиновый аромат.

* * *

Вскоре после этого собрания меня пригласили выступить в Курчатовском институте, и по дороге в поисках общей с провожавшим меня атомщиком темы разговора я высказал предположение, что рыба нототения выведена из искусственной несмеяновской икры.

– Почему вы так думаете? – спросил меня собеседник.

– Да ведь эта нототения появилась на прилавках как раз тогда, когда пошли разговоры об искусственной икре.

Собеседник резонно возразил:

– Но одновременно с нототенией в продаже появились так же невиданные раньше бельдюга и простипома. Не будете же вы утверждать, что они тоже из искусственной икры!