Текст книги "Великая армия Наполеона в Бородинском сражении"

Наряду с великолепным трудом Даффи, в котором были использованы в основном классические методы исследования, в историографии 1970-х гг. наметилось новое направление, связанное с поисками иных ракурсов в исследовании и иной методологии. Это были, главным образом, работы Филиппа Дж. Хэйторнтуэйта и Отто фон Пивки (Д. Смита)[502]502
  Haythornthwaite P. J. Uniforms of the Retreat from Moscow, 1812. Dorset, 1976 (См. также: Idem. The Napoleonic Source Book. L., 1990); Pivka O., von. Armies of 1812; Idem. Armies of the Napoleonic Era. Newton Abbey, 1979; etc).


[Закрыть]. В 1976 г. Хэйторнтуэйт издал работу, рассчитанную на широкую аудиторию и посвященную истории военной одежды в эпоху Отечественной войны 1812 г. За внешней популярностью этой книги скрывалось стремление через символику, военный мундир и военные аксессуары не просто показать перипетии кампании 1812 г., но и воссоздать живой образный мир того времени. Понимая, что одежда является сферой материальной жизни, через которую могут быть познаны важные человеческие стороны эпохи, Хэйторнтуэйт предложил многочисленные штрихи к «структурам повседневности» наполеоновской и, в меньшей степени, русской армий 1812 г. На основе воспоминаний, рисунков очевидцев (прежде всего, А. Адама и Х. Фабер дю Фора) и других материалов, Хэйторнтуэйт затронул характер взаимоотношений солдат и командиров Великой армии, дух наполеоновского войска и его отдельных частей, эмоциональный настрой бойцов и взаимоотношения разных наций в рамках единой европейской армии.

Другой историк – О. фон Пивка (под этим именем скрывался британец Дигби Смит), предложил еще более оригинальную работу, предприняв попытку соединить в одной книге униформологический материал, анализ динамики потерь различных соединений Великой армии в 1812 г. (это он сделал на основе данных, опубликованных Г. Фабри) и собственные размышления о причинах неудачи Наполеона в русской кампании. Главную причину гибели Великой армии автор увидел в глубоко порочной практике наполеоновских маршей в начальный период войны. Негативные последствия этого «прыжка» во всей полноте обнаружились в Бородинском сражении. Представив динамику потерь корпусов Великой армии, Пивка показал, что 50-процентный рубеж в уменьшении численного состава все соединения центральной группировки (за исключением одной только императорской гвардии) перешагнули еще до Бородинской битвы. Потери французской армии в ходе самого сражения (автор относит сражение только к 7 сентября) составили 28 тыс. человек и 13 орудий. Русские потери были в 52 тыс. (включая сюда пленных и отставших примерно 9 тыс.) и 40 орудий. В бою при д. Шевардино потери были в 3,6 тыс. у французов и в 6 тыс. у русских[503]503
  Pivka O. Armies of 1812. P. 157.


[Закрыть]. И все же следует признать, что, несмотря на интересный материал, представленный Пивкой, ему не удалось убедительно совместить разные плоскости своего исследования: все три части работы выглядели как совершенно самостоятельные, соединенные чисто механически.

В 1976 и 1980 гг. в Англии появились два любопытных исследования в жанре военно-исторической биографистики, посвященные жизни М. И. Кутузова и М. Б. Барклая-де-Толли[504]504
  Parkinson R. The Fox of the North. Life of Kutusov, general of War and Peace. L., 1976 (2-е изд. вышло в том же году в Нью-Йорке); Josselson M., Josselson D. The Commander: a Life of Barclay de Tolly. Oxford, 1980. В многочисленных биографиях наполеоновских маршалов, вышедших в Англии, внимание Бородину было уделено скромное. См., например: Dunn-Pattison R. P. Napoleon’s marchals. L., 1909; Wattson S. J. By Command of the Emperor. A Life of marshal Berthier. L., 1957; Gallaher J. G. The Iron Marshal. A biography of Louis N. Davout. L., 1976; etc.


[Закрыть], где затрагивалась тема Бородина. Бегло остановился на Бородинском сражении, не добавив по существу ничего нового, и Майкл Гловер, автор иллюстрированной истории «Наполеоновских войн»[505]505
  Glover M. The Napoleonic Wars: an illustrated history 1792–1815. L., 1979.


[Закрыть]. Достаточно традиционной выглядела и книга Найджела Николсона о Наполеоне в 1812 г., изданная в 1985 г.[506]506
  Nicolson N. Napoleon: 1812. L., 1985.


[Закрыть] Целиком скомпилировав на основе литературы картину событий, автор вместе с тем счел вправе заявить о том, что атака императорской гвардией могла бы стать решающей для хода сражения, однако не изменила бы результат всей кампании: захватив Москву, Наполеон вскоре столкнулся бы с воссозданной русской армией.

В конце 1980-х – середине 1990-х гг. среди британских историков возникла тенденция к выявлению исторических параллелей между эпохами борьбы Британии с наполеоновской Францией и с империей Гитлера. В этой связи их привлекал и вопрос о роли России в противоборстве Британии с враждебной ей континентальной Европой. По-видимому, традиция сопоставления Наполеона и Гитлера была заложена голландским профессором Питером Гейла, бывшим узником Бухенвальда, издавшим в 1949 г. книгу «Наполеон: За и Против», и по сей день чрезвычайно популярную в англосаксонском ученом мире[507]507
  Geyl P. Napoleon: For and Against. L., 1949.


[Закрыть]. Как мы уже упоминали, в 1957 г. британец У. Джексон опубликовал книгу «Семь дорог на Москву», в которой обратился к истории вторжения Наполеона и Гитлера в Россию, а в 1988 г. вышла работа Десмонда Сьюарда «Наполеон и Гитлер»[508]508
  Русское изд.: Сьюард Д. Наполеон и Гитлер. Смоленск, 1995.


[Закрыть]. Главные причины поражения Наполеона и Гитлера авторы видели не только в обширности русских пространств, особенностях климата, но, в неменьшей степени, и в непоколебимой стойкости русского правительства, народа и в «живучести русской армии».

В 1995 г., когда для Великобритании приобрел особую актуальность вопрос о формах европейского единства и о перспективах отношений Альбиона с европейскими континентальными державами, вышла работа преподавателя Ливерпульского университета Чарльза Дж. Исдейла «Войны Наполеона»[509]509
  Esdail Ch.J. The Wars of Napoleon. L., 1995. Русский перевод: Исдейл Ч. Дж. Наполеоновские войны. Ростов-на-Дону, 1997.


[Закрыть]. В предисловии Исдейл счел своим долгом посетовать на то, что «новая научная история», вошедшая в моду в конце 1950-х гг. и склонная к использованию «изощренных современных методик и приемов», упорно обходит вниманием наполеоновскую эпоху. Исдейл же заявлял о готовности представить увлекательное исследование, демонстрирующее новый обобщающий взгляд на природу, характер и последствия Наполеоновских войн. Полагая империю Наполеона продуктом деятельности мощной милитаристской группы во Франции, возникшей благодаря стечению различных обстоятельств и стремящейся к полной гегемонии в Европе, Исдейл вместе с тем декларативно отвергал роль национальных народных движений в ликвидации этой империи. Точно так же и в событиях 1812 г. главную роль, по его мнению, сыграла не народная война, но военные просчеты Наполеона. В общем, хотя точка зрения автора и была спорной, но без сомнения, заслуживала внимания. Наполеон, по утверждению Исдейла, был в 1812 г. уже не таким динамичным руководителем, как в молодости; император заметно пополнел и начал болеть. Автор утверждал, что под Смоленском Наполеон упустил последний шанс на победу, хотя через несколько строк вдруг заявлял, что возможность одержать решительную победу под Бородином, оказывается, все еще была. Вместе с тем, «не имея никаких разумных причин», Наполеон отверг идею стратегического окружения русских. Вместо этого он решился на серию массированных фронтальных атак, которые требовали предельного напряжения сил от измотанной и деморализованной армии. У императора не оставалось другого выхода, как ввести в сражение всех оставшихся в резерве солдат, но делать этого он не стал. «Было ли дело в том, что император устал и был болен», или в том, что он «безнадежно ошибся в оценке реальной ситуации либо его просто оставило мужество» – на это автор счел возможным ответа не давать. Исход Бородинского сражения, констатировал он, предопределил окончательный проигрыш войны[510]510
  Исдейл Ч. Дж. Указ. соч. С. 380–387.


[Закрыть]. В целом книга Исдейла скорее рождала больше вопросов, в том числе в отношении концепции автора, чем проясняла важные проблемы, уже не раз до него поставленные исторической наукой[511]511
  См., например: Дунаевский В. А., Орлов А. Л. Книга парадоксов. О характере и значении Наполеоновских войн // ННИ. 1988. № 4. С. 182–187.


[Закрыть].

В 1993 г. известный в литературных кругах Британии и Швеции писатель Поль Бриттен Остин, живший в те годы в Южном Девоне, опубликовал первую часть трилогии, посвященной эпопее 1812 г.[512]512
  Austin P. B. The March on Moscow. L., 1993.


[Закрыть] Чандлер, предпославший предисловие к книге, с обоснованным восторгом отметил, что автор смог собрать, обработать и сопоставить между собой до 100 воспоминаний участников Русского похода. Действительно, Остину удалось создать внушительный образ мощного человеческого потока, подобного тому, который представил великий Э. Золя в романе «Разгром», с той только разницей, что британский автор предоставил участникам похода возможность говорить самим, без, казалось бы, посредничества писателя. В книге Остина удачно соединились таланты историка, писателя и журналиста. Вместе с тем книга, представившая живую ткань событий и человеческих чувств, была не лишена и недостатков. Нередко автор весьма вольно и некритически интерпретировал и соединял между собой воспоминания очевидцев, игнорируя особенности такого своеобразного источника, как мемуаристика, и допуская тем самым массу фактологических ошибок или представляя весьма спорные точки зрения. Так, по непонятным причинам, Остин перемешал ряд событий, произошедших 5, 6 и сентября[513]513
  Ibid. P. 266–267, 283; etc.


[Закрыть], лишив тем самым свои выводы, и без того весьма размытые, исторической достоверности. И все же Остин смог добиться того, чего не удавалось профессиональным историкам, – он воссоздал эмоционально-психологическую атмосферу, царившую в рядах Великой армии накануне, в день и после Бородинского сражения.

К 11 часам дня 7 сентября, как писал Остин, отмечались явные признаки внутренней усталости наполеоновских солдат. Сам Наполеон, встревоженный отсутствием пленных, стал проявлять обеспокоенность ходом сражения. Несмотря на то что ему в конечном итоге удалось взять «большой редут», французские войска не вышли на Московскую дорогу, что единственно и могло решить исход боя. С большим писательским мастерством Остин смог показать метания Наполеона при принятии решения отказаться от использования гвардии. К концу сражения, не добившись решительного успеха, Наполеон все еще продолжал считать, что победу принесет взятие Москвы. Но вступление в древнюю столицу уже не имело значения из-за того, что русская армия так и не была разгромлена.

В 1998 г. вышла еще одна книга Д. Смита (О. фон Пивки), на этот раз специально посвященная Бородину[514]514
  Smith D. Borodino. Moreton-in-Marsh, Gloucestershire, 1998.


[Закрыть]. Дважды, в 1992 и 1993 гг., Смит побывал на Бородинском поле и, поддерживая постоянный контакт с участниками российского движения военно-исторической реконструкции (своеобразного аналога западного движения «Re-enactment»), смог воспользоваться рядом русских публикаций. Впрочем, основную канву событий Бородина Смит выстроил по работе Даффи, расширив ее за счет более широкого использования немецких воспоминаний и, в меньшей степени, русскоязычных материалов. В основе видения автором Бородинского сражения лежит парадокс: обе армии проявили сверхгероизм, а оба главнокомандующих выказали удивительную бездеятельность или, по крайней мере, не проявили «высокого стиля командования». Это проявилось, в частности, со стороны Наполеона уже при подготовке к сражению, когда он отказался принять план ночного обхода русских позиций Даву. Смит высказал предположение, что причина этого отказа могла заключаться как в болезненных страданиях, испытываемых императором в тот час, так и в тонкой сфере взаимоотношений Наполеона с маршалом, который предложил якобы лучший план. Однако через десять страниц, до известной степени противореча самому себе, автор удивлялся столь прекрасному размещению войск Великой армии перед сражением, «как будто Наполеон имел в руках копию русской диспозиции». Рассматривая ход сражения, Смит вполне убедительно повествовал о перипетиях борьбы за «флеши», в районе Старой Смоленской дороги, за батарею Раевского и на северном фланге. Он полагал, что рейд Уварова и Платова имел важнейшие последствия, так как русская армия, будучи расстроена, таким образом была спасена от полного разгрома. Русские потери за период 6–7 сентября он оценивал в 58 тыс., отмечая, что 8 –10 тыс. в течение нескольких последующих дней вновь присоединились к армии. О французских же потерях автор писал довольно размыто, хотя и приводил данные Деннье. Несмотря на, в целом, убедительную картину событий, Смит допустил многочисленные частные ошибки. Некоторые моменты просто вызывают удивление. Так, явно цитируя русского историка Геруа, Смит ссылался почему-то на немецкого ученого Хольцхаузена, а приказ Наполеона на сражение по непонятным причинам давал по английскому изданию «Войны и мира» Л. Н. Толстого[515]515
  Ibid. P. X, 45, 49–52.


[Закрыть].

В 2004 г., когда Д. Смит опубликовал очередную книгу, посвященную 1812 году[516]516
  Smith D. Napoleon against Russia. A concise history of 1812. Barnsley, S. Yorkshire, 2004.


[Закрыть], вышло одно из обсуждавшихся в британской историографии сочинений по русской кампании Наполеона – «1812. Фатальный марш на Москву» А. Замойского[517]517
  Zamoyski A. 1812. Napoleon’s Fatal March on Moscow. L., 2004 (второе изд. – Нью-Йорк, 2005; русское изд.: Замойский А. 1812. Фатальный марш на Москву. М., 2013).


[Закрыть]. Надо отдать должное – Замойский заметно расширил круг источников и литературы, который ранее, нередко уже традиционно, использовался в британской историографии. Автор активно использовал и русскоязычные материалы. И все же мы должны констатировать: многое, в том числе и применительно к Бородину, было рассмотрено весьма бегло, а суждения большей частью оказались достаточно традиционными, а нередко и спорными. Французские силы, оказавшиеся под Бородином, Замойский оценил примерно в 134 тыс. человек при 584 орудиях (полагая при этом, что ¾ орудий были «легкими батальонными (?! – В.З.) пушками»), русские силы – в 154,8 –157 тыс. человек (при 640 орудиях), включая 10 тыс. казаков и 30 тыс. ополчения. Русская кавалерия, как он считал, была в лучшем состоянии, чем наполеоновская. Описывая само сражение, Замойский, к удивлению, допустил множество сомнительных утверждений, которые явно обнаружили его достаточно поверхностное представление об источниках и о ходе событий. Немало оказалось и откровенных неточностей: дивизия Морана почему-то оказывается в корпусе Нея, Ф. Меерхайм фигурирует как полковник, и т. д. Столь вольное обращение с историческими фактами заставляет сомневаться и в обоснованности тех цифр потерь, которые приводит автор: французские потери он называет в 28 тыс. человек, русские – от 38,5 до 58 тыс. Однако, явно заглянув в российскую энциклопедию «Отечественная война 1812 года», но не упоминая о ней, Замойский отметил, что «по более новым подсчетам» русские потери могли быть около 45 тыс. человек[518]518
  Zamoyski A. Op. cit. 2004. P. 258–288. В книге еще одного британского автора, вышедшей в 2009 г. (Spring L. 1812: Russia’s Patriotic War. Stroud, Gloucestershire, 2009), содержатся еще более сомнительные, чем у Замойского, утверждения.


[Закрыть].

Несколько более интересной представляется работа известного британского историка Д. Ливена[519]519
  Lieven D. Russia against Napoleon. The True Story of the Campaigns of War and Peace. L., 2010 (русское изд.: Ливен Д. Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807–1814. М., 2012).


[Закрыть], отличающаяся нетривиальными оригинальными выводами и значительно более активным использованием российских материалов, в том числе и наработок, сделанных российскими авторами последних десятилетий (в том числе и не без обращения к книге американского историка А. Микаберидзе). По мнению автора, сражение при Бородине было своего рода «микрокосмом кампании 1812 года», в течение которой русское верховное командование заставило Наполеона вести войну так, как хотело оно, но не он[520]520
  Ibid. P. 195.


[Закрыть]. По мнению автора, Наполеон располагал 130 тыс. солдат. Русская армия насчитывала 125 тыс. регулярного войска и 8,6 тыс. казаков. Потери составили 45–50 тыс. у русских и 35 тыс. у французов. Ливен придерживается мнения, что Кутузов действительно собирался сражаться на следующий после 7 сентября день и что он не планировал сдачу Москвы. К сожалению, работе Ливена оказались свойственны и явные недостатки. Так, автор отказался от необходимости глубокой проработки обширного комплекса первоисточников по Бородинскому сражению, совершенно оставил вне поля зрения документальную базу, исходившую от Великой армии, счел возможным не останавливаться на «частностях», хотя именно они нередко могли бы серьезно скорректировать и общие выводы по отдельным главам и по всему исследованию.

Подведем итоги развития британской историографии Бородинского сражения. Полагаем, что характерной ее чертой, несмотря на ряд исключений, является большая степень беспристрастности при оценке событий 1812 г. Стремясь к взвешенному анализу событий, многие британские авторы пытались воспользоваться по возможности всей доступной для них документальной и историографической базой, вне зависимости от ее «национального» происхождения. Нередко английская историография предлагала новые, оригинальные подходы в исследовании 1812 г. и Бородинского сражения – от фрагментарного использования количественных методов до психологических этюдов и униформологии. Наконец, характерной чертой стало пристальное внимание многих британских авторов к внутренней, человеческой стороне событий, когда выявлялись недоступные при традиционном исследовании срезы исторического прошлого. Вместе с тем британская историография демонстрировала и существенные недостатки. В отличие от французских историков, их английские коллеги совершенно игнорировали неопубликованные материалы, предпочитая в лучшем случае вводить в научный оборот малоизвестные публикации. Нередко предлагались «скороспелые» работы, явно рассчитанные на то, чтобы автор мог получить «осязаемый результат» в виде выхода книги, хотя и уступающей по глубине и масштабности опубликованным исследованиям. Наконец, британские авторы, затрагивая как бы вскользь спорные вопросы войны 1812 г. и Бородинского сражения и высказывая о них свое мнение, предпочитают, по большому счету, избегать критического и полномасштабного взвешивания всех «за» и «против». По причине этого решение практически всех ключевых проблем данного гигантского события оказывается вновь отложенным на будущее[521]521
  Приведем один пример из сферы торговой рекламы недавнего прошлого. В Британии (по-видимому, в 2001 г.) появился хлеб «Бородинский». Чтобы хлеб хорошо продавался, реализаторы придумали маленькую историю об этом хлебе. Будто бы его испекла перед сражением у Москвы по старинным рецептам жена одного русского генерала, а затем раздала этот хлеб солдатам. Запах и вкус этого хлеба столь глубоко наполнили ощущения солдат чувством родины, что они выстояли и заставили французов в расстройстве отступить. Хлеб тот получил название «Бородинский». Употреблять его, как рекомендовала фирма, лучше всего с украинским салом. Так современная торговая реклама, идя вразрез с британскими историографическими традициями, воздействует на массовые представления англичан о Бородине!


[Закрыть].

19 июня 1812 г. США официально начали войну с Англией; война продолжалась до 1814–1815 гг. Поэтому события, развернувшиеся в далекой России, могли привлечь к себе только косвенное внимание американцев. И все же пресса, политические круги и даже общественность не упустили из поля зрения того, что происходило на полях Бородина. Если республиканцы и демократы, как правило, симпатизировали победам Наполеона над русскими, которые были союзниками Англии, то федералисты, склонные к соглашению с Британией и представлявшие торгово-промышленные круги Северо-Востока, занимали в отношении России благожелательную позицию[522]522
  См.: Болховитинов Н. Н. Становление русско-американских отношений. 1775–1815. М., 1966. С. 583.


[Закрыть]. Со своей стороны, русское правительство через посланника в США А. Я. Дашкова и консула в Бостоне А. Г. Евстафьева, пыталось выступить в качестве посредника в англо-американской войне. В этой связи Евстафьев развернул в Бостоне энергичную деятельность, стремясь создать у американской общественности благоприятное для России впечатление о ходе войны с Наполеоном. 3 декабря 1812 г. его стараниями была опубликована в «Бостон Гэзетт (Boston Gazette)» информация о Бородинской битве. Она оценивалась как «самая кровопролитная, которая когда-либо происходила в современной Европе». Несмотря на то что единственным источником для статьи Евстафьева был 18-й бюллетень Наполеона, количество убитых и раненых в Великой армии он произвольно указал в 50 тыс. человек[523]523
  Болховитинов Н. Н. Отклики в США на Отечественную войну 1812 года // ННИ. 1962. № 6. С. 94.


[Закрыть]. Чуть позже Евстафьев оперативно перевел только что вышедшую в Петербурге знаменитую работу П. А. Чуйкевича, напечатав в приложении к ней критический разбор книги американского журналиста и литератора Роберта Уолша, который являлся американским «первооткрывателем» русской опасности для цивилизованного мира[524]524
  Tchuykevitch (col.) Reflection on the War of 1812 with tables. Boston, 1813.


[Закрыть]. Еще позже, в 1814 г., все тот же Евстафьев выпустил сводное издание своих статей, куда вошла и публикация о Бородинском сражении[525]525
  Eustaphieve A. Memorable Predictions of the Late Events in Europe. Boston, 1814.


[Закрыть]. Однако те американские круги, которые были настроены по отношению к России враждебно и симпатизировали Наполеону, действовали не менее энергично. Многочисленные статьи в газетах, также основанные на бюллетенях Великой армии, старались создать образ варварской, деспотичной России, вынашивающей захватнические планы. В целом события 1812 г. в России вызвали среди американцев споры, дискуссии и разногласия. Благодаря этому Россия «из почти неизвестной и загадочной страны и какого-то неопределенного географического понятия стала приобретать в глазах американцев вполне конкретные и реальные очертания»[526]526
  Болховитинов Н. Н. Становление русско-американских отношений. С. 586.


[Закрыть].

Однако с окончанием Наполеоновских войн интерес в США к событиям 1812 г. быстро иссяк. Он возродился вновь только на рубеже XIX–XX вв. В значительной степени это совпало с началом осознания американцами той великой роли, которую их стране предстояло сыграть в мировых делах ХХ в. В. Слоон, американский автор жизнеописания Наполеона, выпустивший свою работу в 1896 г.[527]527
  Sloane W. N. Life of Napoleon Bonapart. London; New York, 1896. Vol. 1–4. Русское изд.: Слоон В. Новое жизнеописание Наполеона I. СПб., 1896. Т. 1–2.


[Закрыть], счел необходимым посвятить немало страниц войне 1812 г. По мнению Слоона, главной целью Наполеона было оттеснить Россию от Европы и, быть может, «отбросить ее совсем в Азию». Хотя французский император и планировал захватить русскую столицу, но собирался сделать это не сразу, ограничившись в первый год взятием Минска и Смоленска. Однако нерадивость Жерома Бонапарта привела к провалу этого плана; стремясь восстановить престиж, Наполеон возжаждал генерального сражения. Кроме того, расстройство тыла, что Наполеон воочию увидел в Смоленске, еще более заставляло его продолжать движение к Москве. Это, в свою очередь, удлиняло его операционную базу и ослабляло силы. К дню генеральной баталии у Наполеона было только 128 тыс., в то время как русские располагали 120 тыс., включая ополченцев. Слоон счел необходимым отметить физические перемены, произошедшие в организме императора в 1812 г.: он сильно пополнел, сделался чрезвычайно медлительным, его движения утратили прежнюю живость, преобладающим стало вялое настроение. По временам, как, например, перед Бородинским сражением, увидев портрет сына, Наполеон демонстрировал склонность к чрезвычайной чувствительности. Однако все это, по мысли Слоона, нисколько не ослабило гений Наполеона. Хода сражения Слоон почти не касался, почему-то полагая, что оно произошло 6 сентября! Он только отметил, что, несмотря на ожесточенное сопротивление, русские были вытеснены со своих позиций. Но «русские были слишком утомлены, чтобы помышлять о бегстве, а французы до того выбились из сил, что не могли воспользоваться одержанной победой», – подвел Слоон итог Бородину[528]528
  Слоон В. Указ. соч. Т.2. С. 397–407.


[Закрыть].

Несколько более подробно описывали ход Бородинского сражения Е. Фурд и Х. Беллок[529]529
  Foord E. Napoleon’s Russian Campaign of 1812. Boston, 1913 (переиздана в Лондоне в 1914 г.); Belloc H. The Campaign of 1812 and the Retreat from Moscow. London; Edinburg; New York, s. a. (1-е изд. вышло без года, хотя из текста следовало, что книга была закончена в 1912 г.; она была переиздана в Лондоне в 1925 г. и в Нью-Йорке в 1926 г.).


[Закрыть]. Общим для этих работ было повторение того фактологического материала и тех оценок, которые ранее уже звучали в работах английских и американских авторов. На этом фоне явно выделялась фундаментальная книга Теодора Доджа «Наполеон. История искусства войны», в 3-м томе которой автор попытался взвешенно оценить ход и результаты Бородинской битвы. По его мнению, «технически» Бородино было поражением русских, которые оставили поле боя. Однако для французов это была «пиррова победа», которая означала несомненный провал русской кампании. В то же время, если бы Наполеон проявил бóльшую энергию и использовал гвардию, он бы разбил русскую армию, а Александр I пошел бы на мирные переговоры[530]530
  Dodge T. A. Napoleon. A history of the art of war. Boston; New York, 1906. Vol. 3. P. 560–587.


[Закрыть].

В период между Первой и Второй мировыми войнами в американской исторической науке не появилось ни одной новой работы, посвященной 1812 г. и достойной внимания. Только в 1947 г. Л. Страховский наконец-то нарушил длительный перерыв в изучении американцами русской кампании Наполеона[531]531
  Strakhofsky L. Alexander I of Russia. The man who defeated Napoleon. N.Y., 1947. Мы не можем согласиться с пренебрежительной оценкой работы Страховского Бескровным и Троицким, отзывавшимися о ней не иначе как об «опусе, реанимировавшем русскую дворянскую концепцию войны 1812 г. в ее самом слабом пункте».


[Закрыть]. Работа оказалась заслуживающей интереса. В определенной степени она продолжила традицию британца Розбери и русского исследователя Надлера, хотя, по существу, к самой картине Бородинского сражения и не смогла добавить ничего нового. То же можно сказать о статье Лео Яреша, вышедшей в 1956 г.[532]532
  Yaresh L. The Campaign of 1812 // Rewriting Russian History. N.Y., 1956.


[Закрыть] Подобно книге британца У. Джексона, изданной в 1967 г., это было своего рода исследование природы «русской силы» в условиях «холодной войны».

В 1965 г. Винсент Дж. Эспозито, бригадный генерал и бывший глава Департамента военного искусства и техники военной академии в Вест-Пойнте, и Джон Роберт Элтинг, полковник и доцент того же департамента, опубликовали своеобразный атлас военных карт по наполеоновской эпохе с коммментариями[533]533
  Esposito V. J., Elting J. R. A Military History and Atlas of the Napoleonic Wars. New York; Washington, 1964. В 1988 г. Элтинг издал фундаментальную работу о Великой армии, позволившую лучше понять функционирование этого сложнейшего военного и человеческого механизма в 1812 г. (Elting J. R. Swords around a Throne. Napoleon’s Grand Armée. N.Y.; L., 1988). Этот труд, уже не раз переиздававшийся, не имеет аналогов в англо-американской историографии.


[Закрыть]. Точный план Наполеона на Бородинское сражение, отмечали Эспозито и Элтинг, недостаточно ясен. Реализация предложения Даву по обходу левого фланга русской армии, полагали они, без сомнения имела бы успех, но оно не было принято Наполеоном. Несмотря на в целом успешные действия Великой армии, особенно ее артиллерии, решительной победы добиться не удалось. В то время, когда около 11 утра произошло взятие «большого редута» дивизией Морана, пришло известие об атаке Уварова и Платова. Хотя этот рейд не принес русским серьезного успеха, так как Кутузов не поставил перед Уваровым ясной задачи, но он серьезно помешал Наполеону в осуществлении его планов. Потери составили 28–31 тыс. у французов и более 45 тыс. у русских. Французская армия, за исключением 30 тыс. гвардии, оказалась совершенно измотанной. Возможно, пишут авторы, Наполеон был еще более уставшим, чем его армия. О долговременных последствиях Бородинского сражения Эспозито и Элтинг предпочли ничего не писать.

В 1970-е гг. тема войны 1812 г. оказалась отмеченной в американской историографии только одной небольшой работой[534]534
  Davis F. 1812 Campaign. Napoleon in Russia // Strategy and Tactics. 1972. № 35. P. 21–35.


[Закрыть]. Однако в следующем десятилетии американцами было предложено интереснейшее исследование, до сих пор, по нашему мнению, недостаточно оцененное специалистами. Кертис Кэйт, создав широкую панораму событий Отечественной войны на основе обширного комплекса опубликованных материалов, в том числе русских документов и воспоминаний, исходил из тезиса о поворотном значении 1812 г. для судеб мировой истории. Все, что произошло позже в 1813–1815 гг., было, по его словам, только «конвульсивным эпилогом», агонией режима Наполеона I[535]535
  Cate C. The War of the Two Emperors. The Duel between Napoleon and Alexander: Russia, 1812. N.Y., 1985. P. IX.


[Закрыть]. Вторым тезисом своего исследования Кэйт провозгласил право «не по-научному» ставить вопросы о том, «что могло бы быть, если бы…». Отсутствие этой формулы при рассмотрении прошлого, по его мнению, не оставляло за человеком права на решение и ошибку. Опираясь на эти два момента, Кэйт попытался показать, во-первых, как случай, зависящий от не всегда ясно объясняемого поступка отдельного человека, предопределял ход исторических событий, а во-вторых, характер взаимоотношений друг с другом отдельных действующих лиц той великой эпопеи. И все же провозглашенные Кэйтом принципы исследования оказались реализованы только частично. Склонность к литературной яркости в описании событий в ущерб предельной точности и глубине исторического анализа привела автора к заметной поверхностности. Он так и не смог выявить реальные «кризисные точки» в ходе войны 1812 г. и показать подлинную роль человеческого поступка. Так, очень неопределенными оказались такие принципиальные вещи, как планы Наполеона при подготовке всей кампании и планы на генеральное сражение, конкретные обстоятельства ряда ключевых событий боя, фактические результаты Бородина. Вместе с тем в работе Кэйта присутствовали талантливые, хотя и спорные, попытки разрешения ряда дискуссионных вопросов. Так, он считал, что для Наполеона сражение «фактически было проиграно, или, в любом случае, не выиграно» и результат был предрешен во время боя за «Семеновское плато», где император не сумел сконцентрировать свои силы и разрезать русскую армию надвое. Вину за это автор возложил как на «обстоятельства», так и на «странное» поведение Наполеона, Понятовского и некоторых других участников драмы. В заключение Кэйт предложил любопытный парадокс: если бы Кутузов по совету Барклая-де-Толли нанес удар на северном фланге, сражение было бы выиграно русскими войсками и французы бы не вступили в Москву. Однако тем самым Наполеон избежал бы провала всей кампании. Французские потери при Бородине Кэйт приводил по Деннье, хотя и отмечал, что реальная цифра может быть большей. Особенно сильно пострадала кавалерия Великой армии.

Конец 1980-х – начало 1990-х гг. были отмечены в США выходом двух обширных трудов по кампании Наполеона в 1812 г. – Джорджа Нафзигера и Ричарда К. Рьена[536]536
  Nafziger G. Napoleon’s Invasion of Russia. Novato, CA, 1988; Riehn R. K. 1812. Napoleon’s Russian Campaign. N.Y., 1990.


[Закрыть]. На первых страницах введения Нафзигер заявил о стремлении рассмотреть в совокупности все факторы, повлиявшие на военные действия в 1812 г.: политические, экономические и вопросы снабжения. Однако реально несомненным достоинством книги стал только подробный обзор организации Великой армии и сопоставление различных тактических приемов того времени. Политические и экономические моменты присутствовали слабо, а сами военные действия были рассмотрены достаточно бегло, без какого-либо критического анализа источников. Вообще, характерной чертой работы явилось восприятие автором описываемых событий в виде некой данности, не вызывающей каких-либо вопросов. При изложении событий Бородинского сражения Нафзигер активно использовал материалы книги Даффи, допуская при этом досадные промахи, которые свидетельствовали об отказе автора от собственного углубленного анализа источников. Почти совершенно отсутствовал в книге Нафзигера реальный человек, уподобленный автомату. Французские потери автор исчислял в 30 тыс.; число же русских потерь он решил не называть, отметив, что различные источники указывали цифры от 38,5 до 44 тыс. (при этом официальные данные, по его мнению, определяли потери в 43 924 человека)[537]537
  Nafziger G. Op. cit. P. 254.


[Закрыть]. Каких-либо итогов Нафзигер не подводил, отметив только физическую и моральную усталость обеих армий.

На первый взгляд, работа Рьена была построена по тому же принципу, что и книга Нафзигера: изложение военных событий 1812 г. предваряли обзор общего состояния Великой армии, анализ системы снабжения и «анатомии тактики колонн». Но содержание работы было заметно более оригинальным и глубоким. Так, описывая характер Великой армии, Рьен счел необходимым остановиться на качественной характеристике ее составлявших, как с точки зрения боевого опыта, так и с точки зрения национальных и политических настроений, солдат[538]538
  Riehn R. K. Op. cit. P. 65–82.


[Закрыть]. Бородинское сражение, по мнению автора, предоставило последний шанс Наполеону выиграть кампанию и подписать мир. Однако император не смог им воспользоваться. Ко времени генерального сражения французская армия уже очень сильно, особенно из-за ускоренного марша на Москву, ослабла. Только после переклички в Гжатске, считает автор, Наполеон потерял еще 15 256 человек (нам осталось неясным, на основе чего Рьен приводил столь точную цифру), оставляя гарнизоны, теряя солдат в авангардных боях, неся большие потери из-за тяжелой погоды и изнурительных маршей. К утру 7 сентября силы Великой армии (принимая в расчет подошедшую кавалерийскую дивизию Пажоля) составили около 124 тыс. человек при 587 орудиях. Русские силы автор оценивал в 103 тыс. регулярных войск, 7 тыс. казаков и 637 орудий. Конский состав Великой армии находился в худшем состоянии, чем русской; что же касается артиллерии, то, несмотря на перевес в числе орудий у русской стороны, значительная их часть в сражении не участвовала. Благодаря этому более слабая французская артиллерия превратилась в решающий фактор в сражении[539]539
  Ibid. P. 239, 242–244.


[Закрыть]. Причины отказа Наполеона от плана Даву Рьен видел, во-первых, в боязни отхода русских сил, а во-вторых, в нежелании (которое вряд ли можно объяснить только какими-то рациональными причинами) императора передать обратно в руки Даву из распоряжения Евгения Богарне две дивизии 1-го корпуса. Как результат такого дробления корпуса Даву, Евгений получил войск больше, чем он мог эффективно использовать, а Даву и Понятовский не получили достаточных сил для эффективной реализации своих задач. Вслед за Даффи, Рьен склонен был также считать, что Наполеон не понял особенностей русских позиций, полагая, что батарея Раевского и Багратионовы укрепления находились на одной возвышенности. При описании самого сражения Рьен уделил главное внимание поведению Наполеона, утверждая, что тот не проявил должной активности, не смог из-за дыма и пыли верно оценить складывающуюся в ходе битвы ситуацию и упустил шанс «раздавить врага». В целом автор без всякого снисхождения констатировал, что Наполеон при Бородине не показал ни умения выбрать направление главного удара, ни умения воспользоваться резервами. Он, который до сражения столь мало заботился о сохранении армии, внезапно стал «сверхзаботливым» в отношении гвардии. Автор спрашивал, чем мог рисковать Наполеон, бросая гвардию в бой? После сражения армия Наполеона все еще насчитывала 96 тыс., в то время как русская едва ли имела 52 тыс., не считая казаков и ополчения. Следовательно, заключал Рьен, потеря 5–6 тыс. ничего бы кардинально не изменила в численном отношении, но зато в случае успеха русская армия была бы уничтожена. Французские потери, по мнению автора, составили около 28 тыс., русские – около 53 тыс. (в том числе 1 тыс. пленными и примерно 8 тыс. «отбившимися»). В целом книга Рьена могла оказаться оригинальным и основательно фундированным исследованием, если бы не наличие в ней большого числа спорных моментов, которые свидетельствовали о недостаточно критическом отношении автора к источникам и использованной литературе. Кроме того, обратившись к «человеческому измерению» великого сражения, он счел возможным заострить внимание только на крупнейших фигурах, почти совершенно проигнорировав состояние внутреннего мира большинства участников Бородинской битвы.