Текст книги "Великая армия Наполеона в Бородинском сражении"

Наконец, в 1857 г., когда Энгельс при участии Маркса работал для «Новой американской энциклопедии», был окончательно сформирован взгляд на Бородинское сражение. Основным источником послужил труд Бернгарди (при периодическом обращении к Жомини, которого Энгельс явно предпочитал Клаузевицу). Французская армия, имея в целом около 125 тыс. бойцов, 5 сентября потеснила русских на левом фланге, что позволило Наполеону в день генерального сражения попытаться прорвать этот фланг, «ограничиваясь наблюдением за центром русских». Весь «план Наполеона был построен на ошибках Кутузова». Несмотря на ожесточенное сопротивление русских у люнетов южного фланга и в центре (по мнению Энгельса, «редут Раевского» был взят французами к 11 часам и отбит войсками Васильчикова в начале 12-го), атаку Платова и Уварова (которая «до некоторой степени» расстроила план Наполеона), ситуация для русских складывалась критическая. Будучи сброшены с позиций у Семеновского оврага, «в беспорядке мелкими группами они бежали к Можайску, и их удалось собрать лишь поздно ночью; только три гвардейских полка сохранили некоторый порядок». Уже в 12 часов французы заняли позицию непосредственно в тылу русского центра. Около 3 часов дня русские уступили редут в центре и затем начали общее отступление. Русские потери насчитывали 52 тыс. человек; в строю на следующий день оказалось столько же. Численность французской армии, потерявшей 30 тыс., была значительно большей, особенно с учетом сохранившегося гвардейского резерва в 14 тыс. пехоты и 5 тыс. кавалерии и артиллерии. Французам удалось захватить 40 орудий и 1 тыс. пленных. «Если бы Наполеон ввел в сражение свою гвардию, то, по словам генерала Толя, – писал Энгельс вслед за Бернгарди, – русская армия была бы наверняка уничтожена. Однако он не рискнул своим последним резервом… и, может быть, поэтому упустил возможность заключения мира в Москве»[176]176
  Энгельс Ф. Бородино // Там же. Т. 14. С. 256–261. См. также: Маркс К., Энгельс Ф. Барклай-де-Толли // Там же. С. 92–94.


[Закрыть]. Энгельс еще не раз обращался к Бородинской битве[177]177
  См., например: Энгельс Ф. Кавалерия // Там же. Т. 14. С. 324; Ф. Энгельс – К. Марксу. 23 мая 1862 г.// Там же. Т. 30. С. 196.


[Закрыть]. Однако, хотя отношение пренебрежительного превосходства к русским у Энгельса постепенно проходило, его представления о Бородине остались, по-видимому, неизменными.

В 1860-е гг., когда в германской исторической науке господствующие позиции все более стали занимать «малогерманцы» (Г. Зибель, Г. Трейчке и др.), превознося деятельность прусской монархии, продолжали выходить многочисленные материалы немецких участников Бородинского сражения[178]178
  Meerheim F. L.A. Op. cit. (в виде приложения были опубликованы воспоминания полковника А. Ф. Лейсера, командира полка Гар дю Кор – S. 278–301); Suckow K. Aus meinem Soldatenleben. Stuttgart, 1862; Schehl K. Selbstbiographie des jüngsten niederrheinischen Veteranen der Großen Aemee von 1812. Krefeld, 1862; Martens C. Vor fünfzig Jahren. Tagebuch meines Feldzuges in Rußland 1812. Stuttgart, 1862 (1-е изд. было в 1814 г.); etc.


[Закрыть], наиболее важными среди них были воспоминания Франца Людвига Августа фон Меерхайма (1785–1858), первого лейтенанта саксонского полка Гар дю Кор, впоследствии полковника и адъютанта короля Саксонии, изданные сыном. Вместе с ними были опубликованы письма «с берегов Волги» его командира полковника А.В.Ф. Лейсера, попавшего в день сражения в русский плен. Эти материалы окончательно закрепляли саксонскую версию взятия «большого редута», которая почти напрямую оспаривала французскую версию, ставшую к тому времени символом военной славы и предметом гордости французов. Пройдет 10 лет, и германские войска растопчут французскую армию, с которой они воевали бок о бок на Бородинском поле. Большой интерес представляли также мемуары мекленбуржца Карла Фридриха Эмиля фон Зукова (1787–1863), который в 1812 г. был лейтенантом 4-го вюртембергского полка линейной пехоты в 25-й вюртембергской дивизии корпуса Нея и участвовал в бою у Семеновских укреплений, а также воспоминания Карла Шееля, трубача 2-го карабинерного полка из дивизии Дефранса. Продолжали публиковаться и переводиться на немецкий язык специальные работы[179]179
  Smitt F. Zur näheren Aufklärung über den Krieg von 1812, nach archivalischen… Leipzig; Heidelberg, 1861; Bogdanovitch M. I. Geschichte des Feldzuges im Jahre 1812. Leipzig, 1863; etc.


[Закрыть]. Весь этот поток литературы апеллировал к чувству гордости немецких солдат за подвиги, проявленные на Бородинском поле, звал к новым победам во имя единой Германии и к мщению за страдания и унижения, которые достались немцам по вине французского императора в начале века.

После Франко-прусской войны и образования Германской империи память о Бородинском сражении продолжала оставаться важным формирующим элементом немецкой политической, исторической и военной культуры. Разница заключалась только в том, что коллективная память непосредственных участников событий 1812–1815 гг. теперь все более замещалась коллективными представлениями того поколения немцев, для которого страшная эпопея 1812 г. и последующее освобождение Германии были миром преданий и легенд. Романтизированное восприятие славного прошлого стало определять поступки государственных, политических и военных деятелей, а нередко немецких обывателей и рабочих на рубеже XIX–XX вв. «Государственная германская идея» и «германский дух», – писал наиболее влиятельный в то время историк Ф. Мейнеке, духовно объединивший реформаторов и реакционеров, о 1813 г., – наконец-то «нашли друг друга»: в огне борьбы произошло их мистическое слияние, истинным выразителем которого стало Прусское государство[180]180
  Кан С. Б. Освободительная борьба в немецкой исторической литературе // Вопросы истории. 1955. № 2. С. 131.


[Закрыть]. Важнейшим фактором, предопределившим интерес немцев рубежа XIX–XX вв. к эпохе Наполеоновских войн, и в частности к 1812 г., стала проблема войны для Германии на два фронта. На многочисленных примерах сражений наполеоновской эпохи, в том числе Бородинской битвы, Йорк фон Вартенбург и Фрейтаг-Лорингофен демонстрировали роль морального фактора, под которым они понимали прежде всего гений полководца, для исхода сражения. При этом исход всей вооруженной борьбы, по их мнению, мог быть решен только через сражение. Поэтому в сражении необходимо, хладнокровно жертвуя собственными войсками, добиваться полного уничтожения противника[181]181
  York von Wartenburg M. Napoleon als Feldherr. Berlin, 1884; Freitag-Loringhoven. Mit welchen Mitteluwurde er erstrebt? // Studien zur Kriegsgeschichte und Taktik. Berlin, 1903. Bd. 3. См. также: Гельмерт Г. Освободительная война 1813 г. в военно-исторической литературе прусского генерального штаба // Освободительная война 1813 г. против наполеоновского господства. М., 1965. С. 357–371.


[Закрыть]. В данном случае, по мнению прусских военных теоретиков, кампания 1812 г. и Бородинское сражение были свидетельством заката гения Наполеона, но не его принципов. Литература такого рода оказала сильнейшее влияние на немецкий Генеральный штаб, в том числе при подготовке к Первой мировой войне.

На рубеже веков о кампании 1812 г. и о Бородине вышло множество воспоминаний и работ мемуарного характера: воспоминания Г. фон Брандта (1789–1868), человека удивительной судьбы, офицера 2-го полка Легиона Вислы, который поведал о перипетиях борьбы за «большой редут» 7 сентября; целая серия публикаций о действиях 8-го вестфальского корпуса в районе Утицкого леса (подполковника И. Л. Бёдикера, раненного в день битвы пулей в рот навылет, капитана Й. Борке, капитана Линзингена, подполковника Л. В. Конради); мемуары лейтенанта 1-й вюртембергской конной батареи Х.В.А. Флейшмана, бок о бок сражавшегося с батареями 2-го кавалерийского корпуса; воспоминания В. А. Фоссена, немца из 57-го линейного французского полка 5-й дивизии Компана, боровшегося за Семеновские укрепления; лейтенанта К.А.В. Веделя, воевавшего в 9-м полку шеволежеров-лансьеров; и т. д.[182]182
  Brandt H. Aus dem Leben des Generals der Infanterie Heinrich von Brandt. Berlin, 1868. Bd.2 (уже в 1870 г. началась публикация 2-го немецкого изд.; французское изд.: Brandt H. Souvenirs d’un officier polonais. P., 1877; отрывки, опубликованные на русском: Брандт Г. Воспоминания // Записки современников 1812 года. СПб., б. г.); Die militarische Laufbahn L. Boedicker // Beiheft zum Militar-Wochenblatt. 1880. Hft.1; Borke J. Kriegerleben des Johann von Borcke, weiland kgl. Preuss. Oberstlieutenants, 1806–1815. Berlin, 1888; Linsingen. Auszug aus dem Tagebuch // Beihefte zum Militär-Woehenblatt. 1894; Conrady W. Aus sturmischer Zeit. Berlin, 1907; Fleischmann Ch.W.A. Denkwürdigkeiten. Berlin, 1892; Vossen A. Tagebuch des Lieutenants Anton Vossen, vornehmlich über den Krieg in Rußland 1812. Marburg, 1892 (русское изд.: Дневник поручика Фоссена); Wedel C. A.W., von. Op. cit.


[Закрыть] Были опубликованы на французском языке и воспоминания В. Г. Левенштерна, адъютанта Барклая-де-Толли, представившие взгляд немца с позиции русских и оспаривавшие подвиг А. П. Ермолова в отбитии у неприятеля Курганной высоты[183]183
  Löwenstern W. H. Mémoires du général-major Russe baron de Löwenstern. s. l., 1903. T. 1–2.


[Закрыть].

Война 1812 г. нашла отражение и в многочисленных полковых историях и историях армий отдельных немецких государств[184]184
  См., например: Schuster O., Frank F. A. Geschichte der Sachsischen Armee. Leipzig, 1885. T. 2; Ulrich M. Die Königs-Schevaulegers. Gedenklätter aus der Geschichte des königlich bayerischen 4. Schvaulegers-Regiments “König”. München, 1892; Barschewisch, von. Geschichte des Grossherzoglich badichen Leib-Grenadier Regiments, 1803–1871. Karlsruhe, 1893; Kattrein L. Ein Jahrhundert deutscher Truppengeschichte dargestellt an derjenigen des Grosse Hessischen Kotingents 1806–1906. Darmstadt, 1907; etc.


[Закрыть]. Целый ряд работ был специально посвящен войне 1812 г. и участию немецких контингентов в Бородинском сражении[185]185
  Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Rußland im Jahre 1812. Wien, 1870; Horsetzky A., von. Der Feldzug 1812 in Rußland. Wien, 1889; Bleibtreu K. Der russische Feldzug 1812. Leipzig, 1893; Exner M. Der Antheil der Konigl. Sächsischen Armee am Feldzuge gegen Rußland, 1812. Leipzig, 1896; Osten-Sacken C. Der Feldzug von 1812. Berlin, 1901; Bleibtreu K. Die Grosse Armee. Stuttgart, 1908. Bd.3; Heilmann. Die Bayerische Cavallerie Division Preysing im Feldzuge von 1812 // Jahrbücher für die Deutsche Armee und Marine. 1875. Bd.17; Minckwitz A., von. Die Brigade Thielmann in dem Feldzuge 1812. Dresden, 1879.


[Закрыть]. Среди них наибольший интерес вызывали книги известного писателя Карла Блейбетрау и военного историка К. Остен-Сакена, которые попытались критически подойти к имевшемуся в те годы документальному материалу. Так, Блейбетрау, использовав уже широко известные к тому времени работы французских и русских авторов, попытался подтвердить данные Денье о потерях Великой армии в 28 тыс. человек. Остен-Сакен склонялся к той же цифре, определяя русские потери в 52 тыс.[186]186
  Bleibtreu K. Der russische Feldzug. S.62–63; Idem. Die Grosse Armee. S. 103; Osten-Sacken C. Op. cit. S. 127, 330–331.


[Закрыть] Но ни тот, ни другой автор, собственно, не претендовал на новое слово в освещении Бородина. Общей чертой их работ был особый акцент на бессмысленности жертв, понесенных народами германских государств.

Своего рода «классическим» немецким исследованием по Бородинскому сражению стал в те годы труд Максимилиана фон Дитфурта, бывшего гессенского капитана, историка гессенской армии, умершего от гипертонии вследствие тяжелой исследовательской работы[187]187
  Ditfurth M. Die Schlacht bei Borodino am 7. September 1812. Marburg, 1887.


[Закрыть]. Дитфурт определял, вслед за Пеле, силы Наполеона к началу Бородинского сражения в 130 тыс. человек. Придирчиво подсчитав в процентах, сколько солдат и лошадей, перешедших Неман, и в каком состоянии смогло добраться до генеральной баталии, он делал вывод о значительной, если не решающей роли немецкой кавалерии в Бородинском сражении. Состояние собственно французской кавалерии, полагал Дитфурт, было значительно худшим, тем более что «вообще французы являются плохими кавалеристами». В подсчетах численности русских сил автор, опираясь исключительно на немецких авторов, отметил противоречивость данных, но отдал все же предпочтение цифре 142 тыс., включив сюда и ополченцев[188]188
  Ibid. S. 5 –12.


[Закрыть]. Особенно подробно, обращаясь к работам Рот фон Шрекенштайна, Буркерсроды, Рëдера и других немцев, Дитфурт описал организацию, вооружение, личный состав, а также моральный дух немецких контингентов к Бородинскому бою и пришел к выводу об их удовлетворительном (в отличие от французских контингентов) состоянии. Вполне убедительно, нередко детализируя, Дитфурт осветил главные события сражения, подчеркнув ожесточенность боя за Багратионовы «флеши», которые были взяты к 10 часам, Утицкий лес и д. Семеновское. Всюду немецкие войска сыграли решающую роль. Там, где французы действовали «в одиночку», как, например, при атаке Бонами батареи Раевского, все заканчивалось неудачей. Особую роль сыграла немецкая кавалерия в окончательном покорении «большого редута» и кавалерийском бое к востоку от него. Ключевую роль немцев Дитфурт отметил и в действиях противоборствующей русской армии – Е. Вюртембергского, Вольцогена и др. Хотя сражение и не закончилось полным разгромом русской армии, что Дитфурт связывал, прежде всего, с ошибками французского командования, недостаточно хорошей организацией и моральным состоянием французских частей, русские потери составили 40–45 тыс. (10–12 тыс. убитыми и 30–33 тыс. ранеными), 30 орудий и 5 тыс. пленными. Французские потери составили 30 тыс. человек.

В 1910–1914 гг. выходит особенно многочисленная немецкая литература, посвященная кампании 1812 г.[189]189
  В те годы в Германии был издан и переиздан большой объем мемуарной литературы, так или иначе освещавшей участие немцев в Бородинском сражении: Lossberg F. W. Briefe des Westphälischen Stabsoffiziers vom russischen Feldzug des Jahre 1812. Berlin, 1910 (в 1911 г. вышло лейпцигское изд., а в 1919 г. – снова берлинское); Wachsmuth J. Geschichte meiner Kriegsgefangenschaft… Magdeburg, 1910; Württemberger im Russischen Feldzug 1812 // Württembergische Volksbücher. Stuttgart, 1911; Morgenstern F. Kriegserinnerungen aus Westfälischer Zeit. Wolfenbüttel, 1912; Behm W. Die Mecklenburger 1812. Hamburg, 1912; Furtenbach F. Krieg gegen Rußland und russische Gefangenschaft. Nürnberg; Leipzig, 1912 (русское изд.: Фюртенбах. Из воспоминаний баварской службы обер-лейтенанта Фюртенбаха о походе в Россию в 1812 г. // Военно-исторический сборник. 1913. № 1. С. 181–194); Hochberg W. La campagne de 1812. Mémoires du Margrave de Bade (le comte de Hochberg). P., 1912; Obst A. Die Hamburger 1812 im Russischen Feldzuge. Hamburg, 1912; Preysing-Moos M. Tagebuch. Munich, 1912; Roos H. Mit Napoleon in Rußland. Stuttgart, 1911; Rüppell E. Kriegsgefangen im Herzen Rußlands. 1812–1814. Berlin, 1912; Schehl K. Mit der Grossen Armee 1812 von Krefeld nach Moskau. Düsseldorf, 1912; etc. Публиковались, хотя и в меньшем количестве, и собственно исторические работы: Gerdes A. Die Geschichte der Truppen Bergs und Westfalen 1812 in Rußland. Langendreer, 1914; etc.


[Закрыть] Это было вызвано не только столетним юбилеем великих событий, но и совершенно новой социальной и духовно-психологической ситуацией в Германии. Народ становился армией и по-новому понимал долг, достоинство и авторитет. Примером того может служить работа социал-демократа Франца Меринга (1846–1919) «От Тильзита до Таурогена», опубликованная в 1913 г. В начале ХIX в., полагал он, завоевательные стремления Французской революции «столкнулись с дикими захватническими инстинктами азиатской деспотии». 7 сентября 1812 г. Кутузов проиграл генеральное сражение. «…Если ужасная битва явилась все же для русских почетным поражением, то это заслуга Барклая, а не Кутузова, который бражничал вдали от поля сражения и имел бесстыдство донести царю, будто была одержана победа. Ответом на это явилось вступление Наполеона в Москву 14 сентября». Однако к Бородину у Наполеона было только 120 тыс., и пространства России быстро поглотили его армию. Последующее освобождение Германии Меринг категорически отказывался связывать с результатами Русского похода[190]190
  Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства. 6-е изд. М., 1956. С. 273–327.


[Закрыть].

Наибольшую известность приобрели вышедшие накануне Первой мировой войны работы авторитетного немецкого историка Пауля Хольцхаузена[191]191
  Holzhausen P. Erinnerungen Heinrichs von Roos. Stuttgart, 1910; Idem. Die Deutschen in Rußland 1812; Leben und Leiden auf der Moskaner Heerfahrt. Berlin, 1912; Idem. Ein Verwandter Goethes im russischen Feldzuge, 1812. Berlin, 1912. Хольцхаузен был автором предисловия к сборнику воспоминаний участников войны 1812 г. (среди которых были немцы Роос, Брандт, В. Г. Левенштерн и Е. Вюртембергский), вышедшему на русском языке в С.-Петербурге накануне юбилея великого события: Записки современников 1812 года. СПб., б. г.


[Закрыть], особенно книга «Немцы в России в 1812 г.». Попытавшись учесть всю массу опубликованных к тому времени документов, дневников и воспоминаний немцев – участников русского похода, Хольцхаузен создал масштабную и исторически достоверную картину Бородинской битвы. В его книге участники сражения как бы рассказывали сами о том, что они видели, как боролись и страдали. Со страниц работы Хольцхаузена вставала более сложная, чем привыкли убеждать себя в последние годы немцы, картина взаимоотношений наций в составе Великой армии и движущих сил, побуждавших немецких солдат воевать на стороне Наполеона. Не только воинская честь, но и стремление скорее прекратить страдания, а нередко и надежда получить свою долю славы, – вот что двигало немцами при Бородине. И вместе с тем Хольцхаузен оттенил гуманизм и лиризм чувств, которые, по его мнению, были характерны для немецкого солдата, при любых обстоятельствах остававшегося, прежде всего, человеком. Общие потери Великой армии Хольцхаузен оценивал в 28 тыс., в то время как русские потери – в 52 тыс. человек[192]192
  Holzhausen P. Die Deutschen in Rußland. S. 103.


[Закрыть]. Но победа была «незавершенной» из-за отказа Наполеона ввести в бой основную часть своей гвардии. Причину этого решения автор усматривал как в стратегических соображениях Наполеона, так и в физическом и душевном состоянии великого полководца, впрочем не сделав каких-либо окончательных собственных выводов[193]193
  Ibid. S. 105–106.


[Закрыть].

Тяжелейшие испытания 1914–1918 гг. и поражение Германии заставили немцев на время отказаться от романтически-воинственных оценок событий наполеоновской эпохи. В течение более десятка лет преобладали в целом умеренно-либеральные воззрения, соединенные с признанием роли прусской монархии и преисполненные чувством долга немецкой армии в деле возрождения Германии[194]194
  См., например: Ritter G. Stein. Berlin, 1931. Bd. 1–2.


[Закрыть]. Интерес к собственно военной истории 1812 г. был невелик[195]195
  Одной из немногих книг по 1812 г., вышедших в эти годы, были воспоминания Фердинанда Функа: Funck F. In Rußland und Sacheen 1812–1815. Dresden, 1930. На следующий год вышло английское изд. мемуаров Функа, посвященное более раннему периоду: Funck F. In the Wake of Napoleon: Being the Memoires (1807–1809) of Ferdinand von Funck… L., 1931.


[Закрыть]. Характерные взгляды немецких историков в это время на события Бородина выразил очередной том «Истории военного искусства в рамках политической истории» Ганса Дельбрюка, вышедший в 1919 г.[196]196
  Мы воспользовались 2-м русским изд.: Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. СПб., 1997. Т. 4. С. 320.


[Закрыть] «Наполеон разбил русских под Бородином, – писал Дельбрюк, – взял Москву, был вынужден отступить и во время отступления потерял почти всю свою армию». Главная причина поражения Наполеона заключалась, однако, не в морозе и не в стойкости русских под Бородином, но в недостатках снабжения и в плохом людском составе многих частей Великой армии.

Картина в оценках событий 1812 г. существенно изменилась с приходом к власти нацистов. 1813 год превратился в прообраз 1933 года, а Шарнгорст и Гнейзенау стали предвозвестниками воссоединения германского духа и германской власти[197]197
  Blaschke R. Carl v. Clausewitz. Berlin, 1934; Botzenhart E. Deutsche Revolution 1806–1813. Hamburg, 1940.


[Закрыть]. На страницах целого ряда изданий рождается «гитлеровское Бородино»[198]198
  Lünsmann F. Die Armee des Königsreichs Westfalen 1807–1813. Berlin, 1935; Gerhardt O. Die Württemberger in Rußland 1812. Stuttgart, 1937; Blankenhom E. 1812. Badischen Truppen in Rußland. Karlsruhe, 1937.


[Закрыть], наполненное героическими поступками немецких воинов, не имеющих ничего общего с космополитическим духом Запада и рождающих подлинный дух немецкой народной свободы.

Подготовка плана «Барбаросса» заставила гитлеровское командование обратить пристальное внимание на военные аспекты кампании Наполеона в 1812 г. Г. Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, наступавшей в 1941 г. на Москву, вспоминал, как накануне войны немецкие офицеры изучали русскую кампанию Наполеона: «Места боев Великой армии Наполеона были нанесены на наши карты, мы знали, что вскоре пойдем по следам Наполеона»[199]199
  Блюментрит Г. Московская битва // Роковые решения. М., 1958. С. 68.


[Закрыть]. Немцы осознавали, что «все войны, которые вела Россия, были жестокими и кровопролитными… Наполеон считал Бородинское сражение самым кровопролитным из всех своих боев»[200]200
  Там же. С. 73.


[Закрыть]. Изучение событий 1812 г. показало необходимость разгромить русские армии западнее Днепра и Западной Двины. «Если они смогут, – писал Блюментрит о Красной армии, – отойти нетронутыми за эти водные преграды, мы столкнемся с той же проблемой, которая стояла перед Наполеоном в 1812 г.»[201]201
  Там же. С. 74–75.


[Закрыть]. При этом германское руководство ошибочно надеялось, что широкомасштабное использование техники позволит исключить всякую возможность повторения ситуации 1812 г.[202]202
  Ланес Ф. Значение прогрессивных традиций Отечественной войны 1812 г. и освободительной войны 1813 г. для антифашистского движения в Германии // Освободительная война 1813 года против наполеоновского господства. М., 1965. С. 288.


[Закрыть]

22 июня 1941 г., почти в тот же день, что и Наполеон, Германия начала военные действия против Советского Союза. «Перед глазами у меня до сих пор стоит живая картина первых недель войны, – вспоминал в 50-е гг. Блюментрит, – невыносимая жара, огромные облака желтой пыли, поднимаемой колоннами…» Как это было похоже на ту картину, которую нарисовал немец Брандт, совершавший в колоннах наполеоновской армии марш на Москву в 1812 г.! «Воспоминание о Великой армии Наполеона преследовало нас как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией»[203]203
  Блюментрит Г. Указ. соч. С. 93.


[Закрыть]. Поразительно похожими были также и настроения солдат гитлеровского вермахта и бойцов Великой армии перед генеральной битвой: «Каждому солдату немецкой армии, – писал Блюментрит, – было ясно, что от исхода битвы за Москву зависит наша жизнь или смерть». На Бородинском поле фельдмаршал фон Клюге (который, кстати сказать, нередко в шутку сравнивал себя с маршалом Неем) обратился к четырем батальонам французского легиона «с речью, напоминая о том, что во времена Наполеона французы и немцы сражались бок о бок против общего врага»[204]204
  Блюментрит Г. Указ. соч. С. 99.


[Закрыть]. Но, если Наполеон все же смог войти в Москву, гитлеровскому вермахту этого сделать не удалось. Пытаясь проводить параллели между поражением Великой армии и гитлеровского вермахта, генералы Г. Гудериан[205]205
  Гудериан Г. Опыт войны с Россией // Итоги Второй мировой войны. Сб. статей. М., 1957. С. 114–116.


[Закрыть] и Блюментрит указывали на такие общие причины, как недооценка противника, растянутость коммуникаций, что затрудняло снабжение войск, и стратегические просчеты. Причем просчеты Гитлера они объясняли его авантюристичностью, тем, что этот «мечтатель игнорировал время, пространство и ограниченность немецкой мощи». «Наполеон был не французом, – писал Блюментрит, – а итальянцем с Корсики… Гитлер был не чистым немцем, а австрийцем»[206]206
  Блюментрит Г. Указ. соч. С. 66, 109.


[Закрыть].

После 1945 г. начался долгий путь преодоления немцами страшной трагедии нацистского рейха. У восточных немцев и западных это происходило по-разному. Но важной опорой в прошлом в этом преодолении и для тех и для других были события Наполеоновских войн. Историки ГДР предпринимали попытки провести параллель между предательством немецкими монархами в 1812 г., превратившими своих солдат в пушечное мясо армии Наполеона, и государственными деятелями Третьего рейха, напавшими на СССР в 1941 г.[207]207
  См., например: Абуш А. Ложный путь одной нации. К пониманию германской истории. М., 1962; Норден А. Народ восстал и победил // Освободительная война 1813 г… С. 5–7; и др.


[Закрыть] Особое внимание уделялось роли, которую сыграла стойкость русских войск при Бородине для подъема национально-освободительной войны немецкого народа в 1813 г. «Без Бородина не было бы Лейпцига», – сказал крупнейший исследователь Восточной Германии Л. Штерн в 1963 г. на совместной сессии историков ГДР и СССР, посвященной 1813 г.[208]208
  Поход русской армии против Наполеона в 1813 г. и освобождение Германии. М., 1964. С. XII–XIII.


[Закрыть]. При этом восточногерманские историки, много говоря о народном немецком патриотизме, не уделяли практически никакого внимания участию немецких воинских контингентов в походе 1812 г. О Бородине говорилось либо словами советских историков П. А. Жилина и Л. Г. Бескровного (в основополагающей для восточногерманской историографии фундаментальной «Германской истории» отмечалось, что при Бородине пало до 50 тыс. офицеров и солдат Великой армии и 40 тыс. русских, и поэтому вхождение Наполеона в Москву только со 100 тыс. солдат стало началом его стратегического поражения[209]209
  Deutsche Geschichte. Berlin, 1967. Bd. 2. S. 482.


[Закрыть]), либо вскользь[210]210
  Borodino // Meyers neues Lexicon. Leipzig, 1972. Bd. 2. S. 482.


[Закрыть], либо вообще ничего[211]211
  Markov W., Helmert H. Battles of Word history. Leipzig, 1978.


[Закрыть].

В Западной Германии ситуация была иной. Хотя принято считать, будто вплоть до 1960-х гг. в Западной Германии господствовал тезис о том, что нацистская диктатура являлась разрывом с национальным прошлым, но обращение к тематике наполеоновской эпохи дает несколько иную картину. Скажем, такой влиятельный западногерманский историк, как Риттер, на протяжении 2-й половины 40-х – середины 60-х гг. неизменно проводил идею об исторической связи между гитлеровским фашизмом и тем национализмом, который был связан «с полями битвы под Лейпцигом». «Авантюристам» типа Гнейзенау, пытавшимся мобилизовать массы, Риттер противопоставлял честных солдат-профессионалов, которые при любых обстоятельствах неизменно руководствовались чувством долга[212]212
  Ritter G. Geschichte dels Bildungsmacht. Stuttgart, 1946; Idem. Staatskunst und Kriegshandwerk. München, 1954. Bd. 1; Норден А. Указ. соч. С. 2 2; Бок Г. Французская революция и немецкое освободительное движение в немецкой реакционной историографии // Там же. С. 385–389; Петряев К. Д. Мифы и действительность в «критическом пересмотре» прошлого. Очерки буржуазной историографии ФРГ. Киев, 1969; и др.


[Закрыть]. «Разгулу народного духа» западногерманские историки до известной степени противопоставляли организующую и сдерживающую роль монархий[213]213
  См., например: Höhn R. Op. cit.


[Закрыть]. Но это не было реанимацией «прусской легенды». Германия, будь то «революционная» или «прусская», не противопоставлялась Западу, а рассматривалась как его органическая часть.

Подобно тому, как после крушения наполеоновской Франции А. де Виньи поднял вопрос о чести и достоинстве солдата, о чести и достоинстве воина заговорили после 1945 г. и немцы. Пытаясь снять с немецкого солдата ответственность за преступления Третьего рейха, западногерманские авторы обратились к более ранней истории, стремясь показать немецкую армию носителем высших моральных качеств[214]214
  См., например: Пихт В. Указ. соч.


[Закрыть]. Решению этой задачи во многом были подчинены издания, где затрагивалась тема Русского похода и Бородина[215]215
  Kraft H. Die Württemberger in den Napolionischen Kriegen. Stuttgart, 1953; Schubert F. Unter dem Doppeladler: Erinnerungen eines Deutschen im russischen Offizierdienst 1789–1814. Stuttgart, 1962; Golling E. Die Schlacht bei Borodino // Wehrwissen-schaftliche Rundschau. 1962. № 12. S. 501–517; Wesemann J. H.C. Kanonier des Kaisers. Kriegstagenbuch der Heinrich Wesemann. Köln, 1971; Lenschrer P. Nur Wenige Kamen Zuruck 3000 Bayern mit Napoleon im Rußland. Pfaffenhofen, 1980; Kersten F., Ortenburg G. Die Sachische Armee von 1763 bis 1862. Berum, 1982.


[Закрыть]. Эти книги добавляли некоторые детали, но сколь бы то ни было серьезно не влияли на представления немцев о Бородине. Своеобразным отражением новой Германии, в чем-то ставшей интегрированной частью единого Запада, явился выход работ англичанина Дигби Смита, который многие годы служил в натовских структурах в Западной Германии и публиковался под немецким псевдонимом Отто фон Пивка[216]216
  Pivka O. Armies of 1812. Cambridge, 1977; Idem. Armies of the Napoleonic Era. N.Y., 1979; Smith D. Borodino. Moreton-in-March, Glocestershire, 1998.


[Закрыть]. Его взгляды на Бородино в целом вписываются в англо-американскую традицию, но отличаются большим вниманием к немецким источникам и обнаруживают теплую симпатию к немецким солдатам Великой армии.

В последние десятилетия немецкие историки не опубликовали ни одной работы, которая бы могла свидетельствовать о существовании сегодня хотя бы поверхностного интереса к теме Бородина[217]217
  Полагаем, что тема 1812 года в целом немцев (как профессиональную историческую корпорацию, так и околонаучные круги) продолжает интересовать. Об этом говорит деятельность Ф. Мерле, принявшего участие в проекте Германского исторического института в Москве по изданию дневника и мемуаров Г. Фосслера (Фосслер Г. На войне под наполеоновским орлом), К. Шарфа, работающего над биографией и наследием «московского немца» А. В. Нордхофа, и Т. Штамм-Кульмана, которого привлекает проблематика исторической памяти о 1812 годе (См.: После грозы: 1812 год в исторической памяти России и Европы: сб. ст. / под ред. Д.А. Сдвижкова. М., 2015).


[Закрыть].

Итак, Бородинское сражение стало для немцев важнейшим элементом коллективной памяти и коллективных представлений о прошлом. С удивительным постоянством «призрак Бородина» возрождался всякий раз, когда немецкий народ оказывался перед той или иной важной проблемой в своей истории. Витавший над полем Бородина немецкий национальный дух принимал в дальнейшем самые разнообразные формы: от «прусско-гогенцоллерновской идеи» до антизападного и антирусского национализма и прорусского социализма. Данный феномен может быть истолкован либо как вольное обращение немецких интеллектуалов и политиков с податливой массой «исторической памяти» Бородина, либо как результат многообразия сильнейших импульсов, посылаемых из прошлого немецкими солдатами Бородина своим потомкам-соотечественникам. Так или иначе, многочисленные интерпретации Бородина были связаны с осмыслением таких важнейших проблем истории, как взаимоотношения Германии и Франции, Германии и России, как место и роль Германии в формирующихся общеевропейских структурах, и с рядом других. Интерес к событиям 1812 года в германской историографии сохраняется и по сей день, хотя проявляется он и не столь интенсивно, как это было нередко ранее.