Текст книги "Великая армия Наполеона в Бородинском сражении"

Среди многочисленных, но не всегда верных союзников Наполеона особым рвением и последовательностью в борьбе с русскими в 1812 г. отличались поляки. Это была их война, война за свободу, «вторая польская война», как назвал ее Наполеон в своем обращении при переходе Немана. Большинство поляков всерьез воспринимало тезис наполеоновской пропаганды о том, что поход 1812 г. – это поход против варварства, который закончится наступлением счастливой эпохи в истории человечества[218]218
  См., например, специальную брошюру, выпущенную по этому поводу в Париже: Montgaillard G. H.M. Seconde guerre de Pologne, ou Considération sur la paix publique du continent. P., 1812. В советской историографии делались попытки поставить под сомнение антирусские настроения среди поляков в 1812 г. (см., например: Абалихин Б. С. Поход русской армии в Польшу в конце 1812–1813 г.// Из истории классовой и национально-освободительной борьбы народов дореволюционной и советской России. Волгоград, 1975. С. 57–96).


[Закрыть]. Готовясь к битве под Москвой, а затем вступая в русскую столицу, многие из поляков обращались к картинам далекого прошлого, вплетая происходившие события в ткань своей национальной истории. «Можно понять, какое испытывал я чувство при виде древней столицы царей, возбудившей во мне столько великих исторических воспоминаний, – обращался под влиянием трагических польских событий 1830–1831 гг. к своим ощущениям 1812 г. Роман Солтык, состоявший в день Бородина адъютантом генерала М. Сокольницкого. – Над ней в начале XVII столетия победоносные поляки водрузили свое знамя, и перед ним преклонялся московский народ, признав своим государем сына нашего короля. И вот их потомки, сражаясь в фалангах Наполеона, пришли во второй раз осенить ее своими победоносными орлами. Все эти победы моих соотечественников, старые и новые, сливались в одно целое в моем воображении, и я припоминал деяния Ходкевичей, Жолкевских и Сапег, заставлявших трепетать Московское царство»[219]219
  Soltyk R. Op. cit. P. 259–260.


[Закрыть].

Стоит ли говорить, что Бородино было воспринято его польскими участниками как победа, достигнутая во многом усилиями и кровью поляков? «До Москвы известия были великолепны», – вспоминала графиня А. Потоцкая, находившаяся тогда в Варшаве. Но когда началось отступление, «отчаяние охватило всех»[220]220
  Потоцкая А. Мемуары графини Потоцкой. СПб., 1915. С. 217, 219. Из 74 722 человек польских войск Великого княжества Варшавского вернулось на родину лишь 6 тыс. (Новацкая М. Поляки в войне 1812 года// Военно-исторический сборник. 1913. № 1. С. 178).


[Закрыть]. Рушились столь долго лелеянные надежды на то, что «вторая польская война» завершится возрождением Польского государства. Большинство поляков, современников 1812 г., упорно не хотело видеть, что вся «польская» политика Наполеона уже давно была подчинена решению исключительно военных задач, а энтузиазм и антирусские чувства поляков должны были обеспечить ему «пушечное мясо»[221]221
  См., например: Askenazy S. Napoleon a Polska. Warszawa, 1918. T. 1–3; История Польши. М., 1956. Т. 1; Федосова Е. И. Польский вопрос во внешней политике Первой империи во Франции. М., 1980; и др.


[Закрыть]. Но вскоре трагические для поляков события Русского похода подернутся дымкой забвения, Адам Мицкевич воспоет прекрасную «весну великих битв» 1812 г., и останутся только воспоминания о чудесных надеждах на освобождение, казавшихся тогда столь реальными, особенно после разгрома русских в битве под Москвой. Эта «польская романтизация» Бородина только усилится благодаря трагическим событиям 1831 г., когда во главе польских войск окажутся герои Бородинского сражения Я. З. Скржинецкий (1786–1861), в 1812 г. капитан 16-го пехотного полка, М. Рыбинский (1784–1874), в 1812 г. подполковник 15-го пехотного полка, и многие другие, вновь встретившиеся на поле боя с русскими, тоже нередко героями Бородина (как, например, генерал И. Ф. Паскевич).

По сути, именно разгром польского восстания 1831 г. послужил толчком к появлению польской историографии 1812 г. В книге Станислава Богуславского, посвященной жизни Юзефа Понятовского, военного министра Великого княжества Варшавского, командира 5-го (польского) корпуса Великой армии, ставшего в 1813 г. маршалом Франции, были строки, посвященные героической борьбе поляков в Бородинском сражении[222]222
  Boguslawski S. Źycie księcia Józefa Poniatowskiego. Warszawa, 1831. Ряд сюжетов, касавшихся Бородина, нашел отражение в книге Дезидерия Хлаповского (1788–1879), воевавшего в 1812 г. в чине начальника эскадрона 1-го полка шеволежеров-лансьеров императорской гвардии, а в 1831 г. в чине бригадного, а затем дивизионного генерала (Chlapowski D. Lettres sur les événements…).


[Закрыть]. Почти одновременно с тем, как А. Мицкевич создавал в 1832–1834 гг. знаменитую шляхетскую историю 1811–1812 гг. «Пан Тадеуш», Роман Солтык, польский граф, в 1812 г. командир эскадрона, состоявший при топографическом бюро Великой армии в качестве адъютанта Сокольницкого, тоже в отрыве от родины писал воспоминания о событиях Русского похода. В 1836 г. они, наконец, были изданы в Париже[223]223
  Soltyk R. Op. cit.


[Закрыть]. Собственно мемуары были существенно дополнены общеисторическими сюжетами, основанными главным образом на французских источниках и литературе. Это делало работу Солтыка первым историческим исследованием кампании 1812 г., вышедшим из-под пера поляка. Книга Солтыка отличалась явной антирусской направленностью. Несмотря, в целом, на верные подсчеты численности сторон перед Бородинским сражением (103 тыс. пехоты, 31 тыс. кавалерии и 587 орудий в Великой армии на момент переклички в Гжатске; 114 тыс. регулярных и 17 тыс. иррегулярных войск и ополченцев в русской), цифры потерь выглядели, по меньшей мере, странными: русские потеряли 50 тыс., тогда как французы и их союзники – только 18[224]224
  Ibid. P. 201–202, 245–248.


[Закрыть]. И все же Солтык писал о результатах сражения как о недостаточно решительных. Некоторые ремарки, передававшие слова генерала Сокольницкого, который отвечал за разведку всей Великой армии и 7 сентября фактически исполнял роль координатора между Наполеоном и 5-м корпусом, заставляли читателя часть ответственности за нерешительные результаты баталии возлагать и на Понятовского. Последний, командуя корпусом, вывел его к русским позициям недостаточно быстро и тем самым не смог синхронизировать его действия с действиями основной группировки наполеоновской армии[225]225
  Ibid. P. 219.


[Закрыть]. Солтык же полагал, что главная причина была в том, что русские своевременно передвинули на Старую Смоленскую дорогу корпус Н. А. Тучкова. В целом же автор не жалел красок при описании героизма поляков в сражении с «московитами». При этом раненым «московитам», писал он, после сражения была оказана медицинская помощь наравне с солдатами Великой армии. В Колоцком монастыре, утверждал Солтык, оказалось после сражения 25 тыс. русских и только 12 тыс. раненых наполеоновских солдат[226]226
  Ibid. P. 252. Note 1. В декабре 1840 г. генерал Рыбинский и Солтык будут присутствовать при возвращении праха Наполеона во Францию, в Париж.


[Закрыть].

Общий обзор действий польского корпуса в кампании 1812 г., кратко остановившись в том числе и на Бородинском сражении, дал в середине 1840-х гг. Л. Жельский[227]227
  Jelski L. Marsze I działania korpusu polskiego w kampanii moskiewskiej 1812 roku. Od Mohylewa aż do końca zaczepnej wojny // Pamiętniki polskie / Wyd. K. Bronikowski. Paryż, 1845. T. 3. Str. 45–49.


[Закрыть]. Однако слабость документальной базы, отсутствие политических и материальных условий сдерживали в течение долгих десятилетий формирование глубокой и устойчивой историографической традиции «польского» Бородина. На протяжении 2-й половины XIX в. вышло значительное количество мемуаров поляков – участников Бородинского сражения, что позволило не только конкретизировать ряд моментов, касавшихся действий польских войск, но и наметить некоторые исключительно национальные черты польской историографии Бородина[228]228
  Наиболее интересными для нас представляются воспоминания Ж. Залуского, в 1812 г. капитана 1-го гвардейского полка улан (Załuski J. Wspomnienia o pułku lekkokonnym polskim Gwardyi Napoleona I. Kraków, 1865), И. Красинского, бригадного генерала, командира 16-й (польской) пехотной дивизии (Krasiński J. I. Pamiętniki wojenne 1792–1812. Drezno, 1871), графа С. Наленч-Малаховского, полковника, командира 14-го (польского) кирасирского полка, боровшегося за д. Семеновское и батарею Раевского (Malachowski S. Op. cit.), Д. Хлаповского, капитана 1-го полка гвардейских улан (Chłapowski D. Pamiętniki. Poznań, 1889; есть немецкое и французское изд. – Chlapowski D. Erinnerungen. Berlin, 1910; Chlapowski D. Mémoires sur les guerres de Napoléon. P., 1908) и К. Колачковского, служившего в штабе 5-го корпуса (Kołaczkowski K. Wspomnienia. Kraków, 1898. Ksiega 1; есть русский перевод: Записки Колачковского // Варшавский военный журнал. 1899. № 2), а также известного политического и культурного деятеля Ю. У. Немцевича (Niemcewicz J. U. Pamietniki. 1811–1813. Poznań, 1871).


[Закрыть]. Так, Юзеф Залуский, в 1812 г. капитан 1-го полка гвардейских улан, попытался уверить читателей, что битва была совершенно выиграна и не было даже повода, ни политического, ни военного, для Наполеона использовать гвардию[229]229
  Załuski J. Op. cit. Str. 261.


[Закрыть]. Несмотря на широкое использование материалов, заимствованных из французской историографии (в частности, работ Гурго, Сегюра и Тьера), книга Залуского несла на себе отпечаток польской интерпретации Бородина. Это проявилось хотя бы даже в том, что она связывала традиции «старых гусар» начала XVII в. с их потомками, воевавшими под Можайском против «москалей»[230]230
  Ibid. Str. 37.


[Закрыть]. Граф Станислав Наленч-Малаховский попытался уверить, что вся Бородинская битва «была битвой исключительно артиллерии и кавалерии» и что пехота просто бездействовала на своих позициях[231]231
  Malahowski S. Op. cit. Str. 108.


[Закрыть].

Сам же Малаховский во главе двух эскадронов польских кирасир только у д. Семеновское, опрокинув русскую оборону, взял в плен более 300 пехотинцев и две пушки (впрочем, его солдаты здесь же захватили «еще 4 пушки, но, разъяренные, и не слыша голоса рассудка», порубили лафеты, а сами орудия «бросили в неприятельской крови»[232]232
  Ibid. Str.107.


[Закрыть]). Более реалистичной выглядела картина сражения у Клеменса Колачковского, который попытался определить задачу, поставленную Наполеоном перед корпусом Понятовского, и выяснить причину того, почему успех дня дался с таким большим трудом. Потери корпуса за 5 и 7 сентября он исчислял в 2 тыс. убитыми и ранеными[233]233
  Kołaczkowski K. Op. cit. Str. 123.


[Закрыть].

В начале ХХ в. в основном завершился выход воспоминаний польских участников войны 1812 г. и Бородинского сражения[234]234
  Weyssenhoff J. Pamiętnik. Warszawa, 1904 (русский перевод: Из записок генерала Яна Вейссенгофа // Военно-исторический сборник. 1912. № 2–3). Были переведены на польский язык мемуары Г. Брандта, немца, сражавшегося под Бородином в польском Легионе Вислы (Brandt H. Pamietniki oficera polskiego. 1808–1812. Warszawa, 1904).


[Закрыть] и начался период многочисленных жизнеописаний. Вышло несколько биографических работ о Юзефе Понятовском[235]235
  Skałkowski A. Ksiązę Józej. Bytom, 1913; Askenazy S. Ksiażę Józef Poniatowski. Poznań, 1913.


[Закрыть] и биография генерала М. Сокольницкого[236]236
  Sokolnicki M. Generał Michał Sokolnicki. Kraków, 1912.


[Закрыть]. Значительно повысился интерес и к организации войск Великого герцогства Варшавского[237]237
  Gembarzewski B. Wojsko polskie. 1807–1814. Warszawa, 1905 (2-е изд. вышло в 1912 г.); Chelminski J. V., Malibran A. L’Armée du Duché de Varsovie. P., 1913; Gembarzewski B. Wojsko Księstwa Warszawskiego. Warszawa, 1923.


[Закрыть]. И все же вряд ли можно считать, что польская историографическая традиция войны 1812 г. окончательно оформилась.

Окончательное становление польской историографии связано с именем военного историка Мариана Кукеля (1885–1973). В его работах, написанных в бурные годы возрождения польской государственности в 1918–1919 гг.[238]238
  Kukiel M. Dzieje wojska polskiego w dobie napoleońskiej. Warszawa, 1918. T. 2. Str. 92 –102; Tenże, Jazda polska nad Moskwą. Poznań, 1919.


[Закрыть], концепция Бородинского сражения была намечена только в общих чертах. На основе опубликованных материалов Кукель попытался показать роль польских войск в победе Великой армии над русскими 5–7 сентября 1812 г. Принимая в целом французскую версию Бородина, он одновременно постарался отдать должное немецким и, особенно, польским союзникам Наполеона. Этот взгляд Кукель развил, к тому времени будучи уже бригадным генералом, в работе «Наполеоновские войны», вышедшей в 1927 г., а также в статье, сделанной на ее основе и опубликованной во Франции[239]239
  Kukiel M. Wojny napoleońskie. Warszawa, 1927. Str. 219–223; Idem, Les polonaises à la Moskwa // Revue des Etudes napoléonienns. 1929. № 1. Janiary. P. 10–32.


[Закрыть]. Силы французских войск он определил в 130 тыс. при 587 орудиях, русских – в 121 тыс. регулярных войск при 637 орудиях[240]240
  Kukiel M. Wojny napoleońskie. Str. 220.


[Закрыть]. На этот раз Кукель предпочел не особенно подробно останавливаться на действиях немецкой кавалерии, как в предыдущих работах, зато доблесть поляков была еще более оттенена. Корпус Понятовского сыграл существенную роль и в бое за Шевардинский редут, и серьезно способствовал войскам Даву и Нея в покорении Семеновских укреплений. Не слишком быстрый успех 5-го корпуса в районе Старой Смоленской дороги объяснялся его недостаточной численностью. Итогом сражения стала потеря русскими 58 тыс., в то время как Наполеон потерял 28 тыс. человек[241]241
  Ibid. Str. 223.


[Закрыть]. Сомнений в наполеоновской победе у Кукеля не возникало.

Особое место описание Бородина заняло в главной книге Кукеля «Война 1812 года»[242]242
  Kukiel M. Wojna 1812 roku. Kraków, 1937. T. 2.


[Закрыть]. Это двухтомное фундаментальное исследование было подготовлено польским генералом после длительной работы с документами французских (Национального архива, Исторического военного архива, Архива внешней политики) и польских архивов[243]243
  См.: Ibid. T. 1. Str. I–XVIII.


[Закрыть]. Им были привлечены все основные документальные публикации и труды, в том числе и русские, по войне 1812 г. Большое значение для работы Кукеля сыграла также публикация А. Сталковским в 1923 г. 4-го тома корреспонденции Понятовского[244]244
  Stałkowski A. Korespondencja księcia Józefa Poniatowskiego. Poznań, 1923. T. 4.


[Закрыть]. Несмотря на демонстративную объективность, Кукель постарался в максимально выгодном свете представить действия поляков. Дело доходило до явных передержек. Например, осталось непонятным, на основе чего Кукель утверждал, будто 5 сентября «две польские роты» совместно с солдатами Компана вошли в русское укрепление. При этом Шевардинский бой, как оказалось, закончился только благодаря взятию поздно вечером 5-м корпусом леска в тылу у русского редута[245]245
  Kukiel M. Wojna 1812 roku. T. 2. Str. 172–175.


[Закрыть]. Наиболее «пропольской» выглядела картина событий к вечеру 7 сентября. Когда наполеоновские войска взяли батарею Раевского и император размышлял над тем, посылать ли ему гвардию в огонь, Понятовский предпринял решительное наступление на русские позиции в районе Старой Смоленской дороги. Русские войска были отброшены, и поляки могли бы легко дойти до Можайска (13-й польский гусарский полк, опрокидывая обозы Кутузова, оказывается, уже вышел под сам Можайск!). И только два обстоятельства помешали полному разгрому русских. Во-первых, уже наступившая ночь. Во-вторых, недооценка Наполеоном потерь противника (58 тыс. у русских против 28–29 тыс. у французов и их союзников), что привело императора к ошибочному отказу от маневрирования в ночь после битвы[246]246
  Ibid. Str. 182, 197–199.


[Закрыть].

После Второй мировой войны генерал Кукель, который был министром обороны в эмигрантском лондонском правительстве, оказался вдали от родины и более к теме Бородина не возвращался[247]247
  В наиболее заметной работе, написанной в эмиграции, Кукель развивал идею единства Польши с «западноевропейской цивилизацией», которая противостоит России (Kukiel M. Gzartoryski and European Unity. 1770–1861. Princeton, 1955).


[Закрыть]. Отдельные работы, опубликованные поляками-эмигрантами в Западной Европе и США, только вскользь упоминали Бородинскую битву[248]248
  Примером может служить классическая работа профессора Оскара Халецкого, впервые вышедшая еще в 1942 г., а затем, с доработками, множество раз издававшаяся в Западной Европе и США. Халецкий особенно подчеркивал последовательную приверженность Понятовского и многих поляков «общеевропейскому» делу Наполеона в борьбе против России. Несмотря на его советы германским союзникам в этом духе, действия последних на разрыв общеевропейского единства оказались фатальными для судеб Европы и Польши (Halecki O. A History of Poland. N.Y., 1981. P. 223).


[Закрыть]. Однако и в новой, «народной», Польше память о польских героях 1812 г. энергично поддерживалась. Издавались и переиздавались биографии Понятовского и его соратников[249]249
  Askenazy S. Kiaźe Jósef Poniatowski. Warszawa, 1974; Szenic S. Ksiaźe wódz. Warszawa, 1979; Przewalski S. Generał Maciej Rybiński. Wroclaw, 1949; etc.


[Закрыть], говорилось об их подвигах под Бородином в общих трудах[250]250
  Rutkowski J. Historia gospodarcza Polski do 1864 r. Warszawa, 1953; Grochulska B. Księstwo Warszawskie. Warszawa, 1966. Последняя все военные сюжеты давала по Кукелю, тем самым подчеркивая преемственность с прежней историографией буржуазной Польши.


[Закрыть]. Но главной работой, воспевшей «польское» Бородино в социалистической Польше, стала книга военного историка Габриэля Зыха, изданная в 1961 г.[251]251
  Zych G. Armia Księstwa Warszawskiego. 1807–1812. Warszawa, 1961.


[Закрыть] Хотя Зых и воздерживался от откровенных антирусских выпадов и упоминал работы советских историков, особенно П. А. Жилина, но в то же время не скрывал, что продолжает традицию Кукеля и других польских авторов. Польские войска, и особенно корпус Понятовского, считал он, сыграли чрезвычайно большую роль в Бородинском сражении. Несмотря на малочисленность корпуса (на 2 сентября в его рядах было 8430 человек пехоты, 1638 кавалерии и 60 орудий), его смелая атака утром 7 сентября заставила превосходивший в силах корпус Тучкова отойти от Утицы. После того как французские корпуса Даву и Нея завязли у «флешей» и Наполеон через Сокольницкого вновь потребовал у Понятовского решительных действий, последнему, несмотря на превосходство неприятельских сил, вновь удалось отбросить русских, на этот раз с Утицкого кургана[252]252
  Ibid. Str. 317–318.


[Закрыть]. Правда, закрепиться здесь поляки так и не смогли. Между 3 и 4 часами пополудни Понятовский ожесточенной атакой окончательно захватил курган; при этом 13-й гусарский полк смог пройти по русским тылам до Можайска. Отброшенные на 4 км, «русские уже не были способны к борьбе». При подсчете потерь обеих армий в сражении Зых, отметив разноречивость сведений, все же предпочел цифры 40 тыс. у Великой армии и 50 тыс. у русской убитых и раненых. Вторая уступка русско-советской историографической традиции заключалась в том, что успех сил Великой армии Зых охарактеризовал как формальный, соединенный с «неуспехом наполеоновской теории генеральной битвы». Но здесь же подчеркнул, открыто полемизируя с Жилиным, что военно-исторические споры не следует чересчур политизировать, и поэтому нужно отдать должное Понятовскому: он сковал русские силы и ослабил русских на главных направлениях[253]253
  Ibid. Str. 320–322.


[Закрыть].

Последние обращения поляков к теме Бородинского сражения немногочисленны.

В 1984 г., когда Польша вновь предпринимала усилия обрести свою национально-политическую идентичность, Роберт Билецкий и Анджей Тышка опубликовали сборник воспоминаний и документов польских участников Наполеоновских войн, где были материалы, в том числе и новые, посвященные «Можайскому сражению»[254]254
  Dał nam przykład Bonaparte. Wspomnienia i relacje zołnierzy polskich. 1796–1815. Kraków, 1984. T. 1–2.


[Закрыть]. В первые годы XXI века увидела свет публикация Билецкого, известного журналиста и популяризатора истории, умершего еще в 1998 г.[255]255
  Bielecki R. Możajsk – batalia gigantów // Mówią wieki. Magazyn historyczny. Numer specjalny. Ów rok 1812. Str. 72–75. Статья была впервые опубликована в “Encyclopedia wojen napoleońskich” (Warszawa, 2001).


[Закрыть] По мнению Билецкого, к 5 сентября Наполеон располагал 127 тыс. солдат и 580 артиллерийскими стволами, русские – 120 тыс. и 600 орудиями. Потери составили 60 тыс. у русских и 30 тыс. у французов; особенно тяжелы были потери французской кавалерии. Признавая, что французская победа не носила решительного характера из-за отказа Наполеона ввести в дело всю императорскую гвардию, Билецкий не стал чрезмерно превозносить действия поляков, особенно 5-го корпуса. Однако он отметил, что Понятовский, возобновив свое движение около четырех часов дня, заставил русских отойти на новую линию обороны в нескольких километрах на восток. Обращает на себя внимание, что вторичная публикация статьи Билецкого состоялась в рамках специального номера известного научно-популярного журнала «Говорящие века», целиком посвященного событиям 1812 г. В создании этого номера, который представил достаточно взвешенный взгляд на события, наряду с польскими авторами приняли участие и современные российские историки (В. М. Безотосный, А. И. Попов и др.). Вообще же характерной чертой для современной польской историографии 1812 года стала готовность обращения к русскоязычным документам и литературе, а также расширение контактов с историками России[256]256
  Примером этого могут быть работы Д. Наврота (См.: Nawrot D. Litwa i Napoleon w 1812 roku. Katowice, 2008), публикации и деятельность А. Неуважного (1960–2015), внимание которого было сосредоточено в последние годы на проблемах польской национальной памяти и польской идентичности (Nieuwazny A. Napoleon and Polish Identity // History Today. Vol. 48. May 1998; Nieuważny A. My z Napoleonem. Wrocław, 1999; Неуважный А. Наполеон и Польша: неоконченный роман // URL: www. yeltsincenter.ru/en/node/3670 (дата обращения 05.08.2015)). О творчестве Неуважного см.: Земцов В. Н. Польский улан, или Искусство жизни Анджея Неуважного // Французский ежегодник 2015: К 225-летию Французской революции. М., 2015. C. 475–479.


[Закрыть]. Однако обращение к теме Бородинского сражения происходит сегодня чрезвычайно редко и отличается поверхностностью[257]257
  См., например: Kowalczyk R. Katastrofa Wielkiej Armii Napoleona w Rosji w 1812 roku. Lódź, 2007. Книга А. Замойского, которая вызвала заметный интерес научной и околонаучной общественности (Zamoyski A. 1812. Napoleon’s Fatal March on Moscow. L., 2004 (N.Y., 2005) (русский пер.: Замойский А. 1812. Фатальный марш на Москву. М., 2013)), находится в русле традиций англо-американской историографии.


[Закрыть].

Суммируем выводы. 1. Историографию 1812 г. и Бородинского сражения трудно представить без польской традиции и вклада польских авторов (особенно Солтыка и Кукеля). 2. Особенностью польской исторической памяти стало тесное переплетение осмысления событий Бородинского сражения с процессом национального становления и борьбы за независимость, которая мыслилась чаще всего через вхождение в семью западноевропейских государств. 3. Несмотря на попытки приспособления к особенностям политической минуты (как это делал, например, Зых), в основе польской историографической традиции оставалась явно профранцузская версия, соединенная с неумеренным подчеркиванием польских заслуг и с более или менее ярко выраженным антирусским фоном. 4. В последние годы стала проявляться, пока еще слабая, тенденция к диалогу с современными российскими историками.

Трудно определенно утверждать, когда именно появляется итальянская историография Бородинского сражения. В начале XIX в. жители Италии были еще далеки от полного осознания общности национальной судьбы и идеи собственной единой государственности. Вице-король Итальянского королевства Е. Богарне, составляя 10 сентября в Рузе рапорт об участии в Бородинском сражении 4-го армейского корпуса, в составе которого была бóльшая часть итальянцев, никоим образом не отметил «итальянскую доблесть». Да и сами итальянцы, по-видимому, значительно меньше французов, поляков, голландцев и даже немцев думали о той чести, которая им выпала благодаря участию в великой баталии. Несколько десятков писем итальянских солдат и офицеров из Великой армии, помеченных сентябрем – ноябрем 1812 г. и сохранившихся в российских архивах, хранят почти полное молчание о военных делах и совершенное молчание о Бородинском сражении. Делая обзор трофейных писем для А. А. Аракчеева, русский чиновник (вероятнее всего, тайный советник П. Т. Дивов) сделал пометку: «Письма итальянцев не имеют интереса»[258]258
  РГАДА. Д. 268. Л. 79.


[Закрыть]. Итальянские солдаты предпочитали писать о ежедневных бытовых хлопотах, вспоминали своих родных и близких, оставленных в солнечной Италии, мечтали о возвращении домой[259]259
  Там же. Д. 266–267.


[Закрыть]. Все письма, отправленные итальянским солдатам из дому, тоже были посвящены исключительно личным делам[260]260
  Там же. Д. 269. Ч. 1–2.


[Закрыть].

Хотя первая работа, специально описывавшая участие 4-го корпуса в войне 1812 г., появилась уже в 1814 г.[261]261
  Labaume E. Relation circonstancié…


[Закрыть], но, написанная французом по рождению, она не стала собственно итальянским исследованием. Однако те факты, которые приводил ее автор Эжен Лабом, описывая отвагу итальянских солдат, доблесть итальянской королевской гвардии, подвиг командира батальона К. Дель Фанте, по мнению автора, захватившего в плен русского генерала П. Г. Лихачева, создавали известную фактологическую базу на будущее.

Только в 1826–1827 гг. выходит первая собственно итальянская работа, уделившая внимание Бородинскому сражению, – книга Чезаре Ложье де Белькура (1789–1871), выходца из среды мелкого итальянского дворянства французского происхождения с о. Эльба, участника нескольких Наполеоновских кампаний, в 1812 г. – су-лейтенанта и старшего адъютанта полка королевских велитов итальянской гвардии[262]262
  Laugier C. Gli Italiani in Russia. T. 3. В начале ХХ в. французский историк Лионе издал «Воспоминания» Ложье, по всей видимости, просто «выделенные» им из ранее изданной 4-томной работы (Laugier C. La Grande Armée, recits de…). В 1912 г. вышло еще одно парижское изд. и русский перевод с французского изд. 1910 г. (Ложье Ц. Указ. соч.). В 1913 г. – итальянское: Pini C. G. In Russia nel 1812. Memorie d’un ufficiale italiano conte Cesare de Laugier de Bellecour. Livorno, 1913. Имеются и другие издания книги Ложье.


[Закрыть]. Вернувшись после Наполеоновских войн в Тоскану, Ложье к 1816 г. достигнет чина капитана. Позже он станет генерал-лейтенантом и военным министром. Готовя работу о событиях 1812 г., Ложье воспользовался уже имевшимися сочинениями – книгами Лабома, Водонкура, Шамбрэ и бюллетенями Великой армии, талантливо добавляя к этому материалы собственного дневника, который он вел почти ежедневно. На страницах книги Ложье впервые появился итальянский солдат наполеоновской армии, который, подобно французу, был охвачен духом военного соревнования и стремлением к славе. «У вас в жилах течет кровь римлян», – вспоминал Ложье слова Наполеона, обращенные к итальянцам. В строках, посвященных сражению, явственно чувствовалось влияние французской историографии – от исчисления сил Великой армии до описания подвига Коленкура. Правда, перипетии боя были изложены автором довольно сбивчиво, что отразило сумбурность воспоминаний самого Ложье. Не скрывал Ложье и того настроения подавленности, которым, несмотря на достигнутую победу, были охвачены итальянские солдаты.

Работа Ложье более 20 лет оставалась единственным оригинальным итальянским произведением, посвященным 1812 г. Только в середине XIX в., в связи с усилившимся среди итальянцев стремлением к объединению, заметно возрос интерес к наполеоновской эпохе, пробудившей национальный дух жителей полуострова. Война 1812 г. и Бородинское сражение нашли отражение в 3-м томе классического труда Ф. Туротти «История итальянской армии с 1796 по 1814 г.»[263]263
  Turotti F. Storia dell’armi italiane dal 1796 al 1814. Milano, 1855. T. 1–3. T. 3.


[Закрыть]. В работе Фердинанда Пинелли, посвященной военной истории Пьемонта, также были страницы о Бородинском сражении. Собственно, не проявляя интереса к самой битве, автор останавливался на примерах воинской доблести итальянских солдат, особенно пьемонтцев[264]264
  Мы воспользовались немецким изд.: Pinelli F. Piemont’s Militair-Geschichte. Leipzig, 1856. T. 2. S. 223–227.


[Закрыть].

Симптоматичным явлением стал выход в годы борьбы за окончательное объединение Италии книги Бартоломео Бертолини, в 1812 г. капитана итальянской королевской гвардии[265]265
  Bertolini B. Di Sciabola di Bartolomeo Bertolini. Trieste, 1842. В дальнейшем книга неоднократно переиздавалась под разными названиями.


[Закрыть]. Как и следовало ожидать, в описании Бородина Бертолини уделил внимание исключительно итальянским солдатам Великой армии. При этом Бертолини нередко домысливал некоторые факты, утверждая, например, что 12, 21-й и 127-й линейные полки 1-го корпуса Даву, сформированные, по его мнению, почти исключительно из уроженцев Пьемонта, Тосканы, Эмилии и Романьи, особенно отличились при штурме Шевардинского редута, или описывая страшную бурю 5 сентября, от которой итальянские солдаты укрылись в ограде какого-то обширного монастыря. (В образе этой обители, вероятно, воплотились воспоминания автора о Колоцком и Звенигородском монастырях.) Основные события сражения были описаны во многом по работам Лабома и Ложье. Потери сторон он указывал следующие: 50 тыс. у русских и от 12 до 15 тыс. у французской армии. Впрочем, ни сам автор, ни издатели не стремились к критическому описанию Бородинской битвы. Задачи были другие: у автора – оставить часть своей индивидуальной памяти итальянскому народу, а у издателей – поддержать в итальянцах «дух древних римлян»[266]266
  К той же эпохе Рисорджименто относится публикация мемуаров уроженца Пьемонта Ж. Т. Колоссо, участвовавшего в Русском походе в чине старшего сержанта 24-го конно-егерского полка ([Colosso J.T.] Mémoires d’un vieux soldat. Turin, 1857). Позже, на рубеже XIX–XX вв., выходит еще ряд мемуаров итальянских участников войны 1812 г. (Canfalonieri F. Memoire. Milano, 1890; Baggi F. Memorie. Bologna, 1898; Venturini J. L.A. Carnets d’un Italien au service de la France// Nouvelle Revue Retrospective. P., 1904. Jan.-June).


[Закрыть].

Заметный интерес итальянских историков к русской кампании 1812 г. и Бородину проявился в канун и в период Первой мировой войны. В 1912 г., приуроченная к юбилею, выходит книга Дж. Капелло, составленная в основном на материалах Лабома и Ложье[267]267
  Capello G. Gli italiani in Russia. Citta di Castello, 1912.


[Закрыть]. А в 1915 г. публикуется работа Е. Салариса об итальянской артиллерии и инженерах в кампании 1812 года[268]268
  Salaris E. L’artigleria e il Genio deii’ Esercito Italico nella campagna di Russia. Borgo, 1915.


[Закрыть]. Ни та, ни другая книга не внесли чего-либо нового в изучение Бородинского сражения, но заставляли итальянцев вспомнить о заметной вехе в их истории. Впрочем, общедоступная литература рассказывала итальянцам о Бородинском сражении очень кратко: только о том, что под Москвой произошел большой бой, в котором французы и их союзники-итальянцы потеряли 25 тыс., а русские – 40 тыс.[269]269
  Borodino // Enciclopedia Pomba. Torino, 1929. T. 1. P.242.


[Закрыть]

С началом Второй мировой войны фашистские власти вновь вспомнили о 1812 г. На этот раз «история Бородина» опять оказалась связанной с личностью Бертолини. В 1940 г. итальянские власти посчитали нужным переиздать его книгу[270]270
  Bertolini B. La campagna di Russia. Milano, 1940.


[Закрыть]. Дух славного «нашего главного кондотьера», как писали о нем в предисловии фашистские издатели, должен был помочь итальянцам преодолеть тяжелые испытания, которые их ожидали[271]271
  Ibid. P. 72–79.


[Закрыть].

После Второй мировой войны ни итальянские историки, ни итальянская публика, практически уже не проявляли интереса к войне 1812 г. Полагаем, что современной итальянской историографии Бородина не существует.

Подведем итоги: 1. Интерес итальянцев к битве при Бородине носил эпизодический характер и проявлялся только в наиболее ключевые моменты итальянской истории: в период интенсивного становления национального самосознания (имеем в виду работу Ложье), в период завершения объединения Италии в середине и конце XIX в., накануне и в ходе Первой мировой и в начале Второй мировой войн. 2. Очевидна тесная связь итальянской историографии с французской традицией, что можно объяснить как слабым развитием итальянского национального самосознания в эпоху 1812 г., так и во многом поверхностным влиянием бородинских событий на национальную память жителей Италии.