Текст книги "Социология"

По сравнению с социологическим рассудком, социологический разум – более сложный познавательный инструмент. Его основная функция – структурирование социальной реальности в соответствии с фундаментальными философскими, метафизическими принципами. С его помощью осуществляется синтез результатов познавательных усилий социологического рассудка и интеллектуально-метафизической интуиции.

Конкретной формой рационально-разумного мышления является социологическая рефлексия как способность социологического разума к исследованию своих отношений с социальной реальностью. Субъекту рефлексии свойственно интересоваться не столько социальной практикой самой по себе, сколько тем, как она отражается и какой вид принимает в его собственных перцептивных (связанных с особенностями человеческого восприятия), оценочных и аналитических структурах, какие она порождает в них состояния и противоречия?

Социологическая рефлексия позволяет субъекту познания преодолевать свои непосредственные оценочные реакции и погружаться в сплетение сложнейших содержательно-смысловых зависимостей, опосредованных многими практическими и духовными факторами. Чем более развито социологическое сознание, тем эффективнее его рефлексивная деятельность, тем больше она позволяет обнаружить смысловых интерференций, ценностных полутонов, нормативных и экзистенциальных коллизий в социальных феноменах.

В результате рефлексивной активности социологического разума действительные социальные противоречия обретают в очерченном им проблемном пространстве вторичные знаково-символические формы образов, идей и концептов, помогающих освоению наиболее значимых проблем социально-правового существования.

В распоряжении социологического рассудка и социологического разума находятся специальные понятия – социологические категории. Они выполняют инструментально-познавательную функцию, являясь орудиями-средствами, с помощью которых социальная реальность исследуется в самых разных аспектах и направлениях.

Многие известные мыслители признавали, что вещи и явления несут в себе гораздо больше того, что в них доступно восприятию и рациональному анализу, что познавательные возможности разума отнюдь не безграничны. В те моменты, когда это обстоятельство осознавалось с наибольшей остротой, рождались грустные сентенции, вроде известного сократовского признания: «Я знаю, что я ничего не знаю». Возникали болезненные состояния человеческого духа, пронизанные чувствами бессилия и подавленности и получившие благодаря Декарту название «интеллектуальной печали».

Вывести дух из подобного состояния помогает такая познавательная способность, как интеллектуальная интуиция. Там, где социологический разум бессилен перед непостижимостью тайн социального бытия, интеллектуальная интуиция, активно использующая скрытые резервы подсознания и сверхсознания, позволяет продолжать погружение человеческого духа в глубины этих тайн.

Для интеллектуальной интуиции все сущее, каждый фрагмент социальной реальности, живет и движется не только в пределах наблюдаемых физических измерений. Она позволяет предполагать, что у всякого социального феномена имеется, кроме очевидной, еще и другая, ненаблюдаемая, тайная жизнь.

В отличие от разума, нередко идущего на сознательный разрыв с мифологией, мистикой, религией, интеллектуальная интуиция никогда не теряет с ними связи и готова выступать в роли их преемницы. Если язык разума денотативен, т. е. стремится обнажать скрытые смыслы, то язык интуиции коннотативен, т. е. предполагает присутствие смысловых подтекстов, которые до конца словесно невыразимы.

Социологическая интуиция как одна из модификаций интеллектуальной интуиции предполагает непосредственное, внерациональное проникновение в средоточие разномасштабных социальных peaлий. Ее познавательный потенциал особенно важен на первых стадиях исследования, когда идет процесс формулировки гипотез и очерчиваются примерные контуры исследуемых предметов. Она незаменима там, где необходимо мысленно соотнести предмет анализа с объектом, а объект – с социальным целым, с задаваемыми этим целым нормативными, ценностными и смысловыми координатами.

Теоретическое воображение представляет собой способность творческого сознания к достраиванию недостающих связей между исследуемыми реалиями, а также между ними и авторским «я». Творческое воображение способно дорисовывать до необходимой полноты картину исследуемого предмета, окрашивать интересующую исследователя реальность в те тона, каких она сама по себе не имеет. Когда для построения социологической модели отдельного социального факта, явления, процесса не хватает уже существующих, готовых к использованию и ранее использовавшихся другими исследователям объяснительных компонентов смыслового, ценностного, нормативного характера, социолог вправе прибегнуть к компонентам воображаемым. В итоге в определенное место воздвигаемой концептуальной конструкции, будь то базовое причинное основание или венчающие все сооружение смысловые своды мета-социологических выводов, вместо реальных содержательных блоков вписываются блоки виртуальные, измышленные автором или заимствованные им из других культурных контекстов. Привнесение их туда, где их никто ранее в таком функциональном преломлении не использовал, может считаться прямой заслугой творческого воображения исследователя.

Достаточно распространенной является точка зрения, будто бы в науке, в отличие от искусства, воображение не играет существенной роли и потому в нем нет особой надобности. Не делается исключения и для социологии как одной из рядовых социогуманитарных дисциплин. Так, например, французский исследователь Ж. Карбонье писал, что социолог, в отличие от писателя, не должен пропускать изучаемый объект сквозь призму своего воображения. Но американский социолог Ч. Р. Миллс в своей работе «Социологическое воображение» утверждал противоположное. Согласно его позиции, исследователь социальных проблем не должен сдерживать свое социологическое воображение. Напротив, он обязан как можно активнее привлекать его ресурсы к творческому освоению исследуемых проблем.

Воображение выполняет важную функцию в моделировании социальных коллизий, при выстраивании мысленных экспериментов. Без сомнения, оно сыграло определяющую роль для М. Вебера, когда тот создавал концепцию идеального типа. Ведь идеальный тип вбирает в себя то, что разрозненно, разбросано по частям в социальном мире, и в качестве целостности он появляется именно как плод теоретического воображения ученого.

Социологическое воображение имеет еще более важное значение там, где социология обнаруживает ограниченность своих познавательных средств. Когда социологические построения наталкиваются на непреодолимые методологические препятствия в виде ограниченных возможностей принципа социального детерминизма, когда каузальный вектор намерен устремиться за пределы социальной реальности, но при этом обнаруживается нехватка исходного материала и несовершенство социологического инструментария, на помощь приходит творческое воображение.

В подобных ситуациях социологии не следует сторониться метафизики, помня об их общих культурно-исторических корнях. Если в пределах сугубо социологических, преимущественно рассудочных, построений воображение играет в основном вспомогательную роль, то при выходе на метафизический уровень его роль становится ведущей, что предопределено различными свойствами социологических и метафизических средств познания. Так, если социологию интересует прежде всего мир реального, то метафизике интересен еще и мир возможного (равно как и невозможного).

Социология исследует социальные реалии, будучи прочно привязана к ним, крепко стоя на почве фактов и имея весьма скромные возможности для полетов теоретического воображения. Метафизическое же воображение, как правило, не рефлексивно и далеко не всегда связано с результатами непосредственного созерцания. Имея свои цели и прокладывая свои пути к ним, оно, в силу своей природы, более свободно и раскованно в полетах и играх творческой фантазии.

Метафизика готова делиться с социологией результатами собственных изысканий, вносить свою специфическую лепту в концептуальные блоки будущих теоретических построений социологической теории.

Если социология с ее пристрастием к социальным фактам чем-то напоминает живопись импрессионистов-пуантилистов, поскольку ей присущ интерес к «точечным» фактам и сиюминутным состояниям социальной среды, то метафизика – это нечто вроде живописи постимпрессионизма, ибо она стремится разглядеть за социальными реалиями их сверхфизические сущности и обозначить их концептуальные контуры при помощи собственных изобразительных средств.

Когда позитивистски ориентированные социологи обвиняют кого-либо из мыслителей прошлого, например немецкую школу, в метафизической умозрительности их теоретических построений, то они, по сути, обрушиваются с критикой на методологию метафизического воображения. Их не устраивает то, что мыслитель имел смелость поместить исследуемую реалию в контекст, гораздо более широкий, чем социальность, что он решился вообразить некие дополнительные каузальные зависимости сверхсоциального, универсального характера. Между тем умение соединить, синтезировать творческие потенциалы социологии и метафизики является одним из высших проявлений способности к социологическому воображению. Образцы такого умения содержатся в творчестве таких писателей-мыслителей, как О. Бальзак, Ф. Кафка, Дж. Оруэлл и других, умевших искусно соотносить интересующие их социальные факты с метафизическими универсалиями. Интерес к общезначимому позволял им в ходе социально-художественного анализа воссоздавать не столько характеры, сколько типы. Причем в каждом из таких типов, как правило, отчетливо просматривается и социальное, и метафизическое содержание. Взаимно дополняя друг друга, эти компоненты создают эффект необычайной глубины постижения сущности отношений человека с социальным миром.

Понятие дискурс (от лат. discursus – рассуждение, логический довод, аргумент) означает коммуникативно-речевую практику обсуждения и рационального обоснования различных мыслительных, в том числе и теоретических, моделей сущего и должного. Идея дискурса была выдвинута и получила развитие в работах Ю. Хабермаса, М. Фуко, А. Гидденса и других западных социологов XX в. как альтернатива принципам идеологической ангажированности, препятствующим серьезным интеллектуальным изысканиям в самых разных сферах социогуманитарной мысли.

Дискурс предполагает исходную установку на предельную непредвзятость при обсуждении научных проблем и требует отвлечения от всех привносимых мотивов прагматического, ценностно-ориентационного и нормативно-регулятивного характера, от традиций, а также каких-либо фобий (страхов) во имя обретения возможности интеллектуального консенсуса в форме взаимопонимания.

Согласование позиций в дискурсе требует высокой профессиональной компетентности, непредвзятости суждений и оценок, свободы от предрассудков и корпоративных пристрастий, интеллектуальной честности и толерантности. Оно достигается в результате дуэли аргументов, являющихся продуктом чистой мысли, и возможно лишь при отсутствии какого-либо давления и принуждения.

Для достижения дискурсивного консенсуса наиболее предпочтительна «идеальная речевая ситуация» (Хабермас), при которой субъекты коммуникации максимально свободны от внешних, вненаучных воздействий, а их аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга. В этих условиях обнаруживается скрытая, резервная возможность объединения несоединимого и согласия несогласного.

В концепции дискурса присутствует многое от веберовского «идеального типа»: это скорее модель должного, чем сущего, нормативно-ценностный образец научного коммуницирования, выстроенный в соответствии с логикой чистой рациональности, не принимающий во внимание иррациональные компоненты бытия и, в особенности, человеческой природы.

В современной практике социологического познания важную роль играет принцип диалогизма. Диалог ученых имеет своей целью выяснение позиций, поиск точек соприкосновения, обнаружение общих интересов, достижение взаимопонимания, разрешение существующих противоречий. В отличие от простого социального взаимодействия диалог имеет усложненную аксиологическую структуру. Некогда из попыток осмыслить его конструктивные возможности возникла античная диалектика. Как рационализированная форма живого диалога диалектика в основном сложилась к XIX в. В дальнейшем же лежащая в ее основе идея диалогизма должна трансформироваться в систему принципов аутокоммуникации и живого взаимодействия личностей между собой, в идею мирового диалога, в который включается человек.

Диалогизму противостоит монологизм как стратегия агрессивно-оборонительной социальной практики, ориентированной на самозамкнутость, обособленность. Для ученого-социолога монологизм губителен. Ему как воздух необходимы внутренние и внешние диалоги в силу его человеческой несамодостаточности, потребности в активном взаимодействии с миром, социумом и культурой. И он готов брать на себя всю меру ответственности за то, что происходит в диалогических взаимодействиях и в результате них.

Диалогизм прокладывает путь к взаимопониманию, которое, в свою очередь, выступает как интеллектуальное оформление процесса коммуникации, как стремление к логическому воспроизведению и уяснению содержания и смысла ситуации, являющейся «эпицентром» диалога. При наличии взаимопонимания диалог всегда будет и взаимообогащением, источник которого – в том разнообразии духовных миров, носителями которых являются разные люди.

Понимание – это ситуация оптимального отношения познающего субъекта к познаваемому объекту, имеющая своим результатом постижение искомых смыслов. Понимание в качестве особого метода социогуманитарных теорий противопоставляется объяснению как методу, общему для всех естественных наук. Основная особенность понимания состоит в том, что оно активно, т. е. не тождественно простому, непосредственному отражению.

Человеческому «я» свойственно привносить в рационально-логические модели интересующих его объектов свои собственные, сугубо индивидуальные штрихи и акценты. В результате на объект познания накладывается печать не только интеллекта, но и эмоций, интуиции, социального опыта, всей личности субъекта, стремящегося к пониманию. Понять – значит установить личностную связь между чужим и своим, включить то, что являлось до определенного момента внешним, в систему своих личностных смыслов, ценностных координат и собственного экзистенциального опыта. Именно это отличает научное понимание от научного объяснения.

Научное понимание – процесс смыслообразования, когда объективные свойства, содержащиеся в предмете, соединяются с субъективными представлениями, являющимися личным достоянием индивидуального сознания исследователя, и образуется нечто третье, проливающее дополнительный свет на суть вещей. Для социолога понять нечто – значит подчинить смыслы, содержащиеся в объекте, смысловым первопринципам своей концепции.

Смысл – логическая конструкция, формирующаяся в индивидуальном и коллективном сознании, указывающая на содержательно-функциональную значимость той или иной социальной реалии и предназначающаяся для того, чтобы определить ее место либо в иерархии сопутствующих человеку вещей, связей, отношений, либо в общей картине мира.

Категория смысла восходит к антропоцентрической модели бытия. Смыслы, изначально отсутствующие в самих вещах, не существующие сами по себе, исходят от человека, являются продуктами его духовно-практических усилий. Благодаря усилиям рассудка и разума они образуются в социокультурном пространстве, через которое тянутся связи, соединяющие человека с многообразием объективных и субъективных реалий.

Обнаружение смысла в том или ином элементе социально-правовой реальности выступает как понимание его предназначения и основных содержательно-функциональных свойств. Логика подобного понимания предстает как процесс преобразования хаоса возможных значений в структурированный, иерархизированный умозрительный космос первозначимых, второстепенных, третьестепенных и т. д. смыслов.

За пределами каждого смысла кроется хаос предполагаемых, в том числе самых невероятных, значений, уводящих разум от постижения действительной сути дела или предмета. Сам же смысл выступает как предельная, пиковая точка, в которой хаос абсурдных, кажущихся бессмысленными предположений и значений переходит в качественно иное состояние, превращается в логически упорядоченные структуры-формулировки, отвечающие на вопросы о сущности, содержании, свойствах и назначении данной реалии.

Если учитывать, что семантическое пространство каждого социального феномена практически беспредельно, то дискурс любого из его найденных смыслов принципиально открыт и в его структуру всегда можно ввести дополнительные конструктивные элементы. Ограниченное и, казалось бы, исчерпанное на данный момент число приемлемых вариантов искомого смысла, прилагаемых к конкретному предмету, способно изменяться под воздействием самых разных обстоятельств и событий в существовании мира, социума, цивилизации и человека.

Принцип детерминации. В распоряжении социологии имеется ряд общих методологических принципов, на которые она опирается при решении конкретных познавательных задач. В первую очередь это принцип детерминации, требующий исходить из того, что общественные отношения, социальные институты со всеми сопутствующими им социогенными структурами способны задавать существующим структурам отношений и сознания определенную целевую направленность и содержательно-смысловую конфигурацию.

Важно различать такие виды детерминации, как номотетическую (осуществляющуюся посредством необходимости) и эвентуальную (проявляющуюся посредством случайности). Традиционно считалось, что лишь первая играет существенную роль, задавая социальным реалиям исходные параметры. В классическую эпоху проблемы эвентуальной детерминации пребывали на периферии научных интересов и лишь в XX в. благодаря в первую очередь развитию синергетики изменилось отношение к роли этой разновидности детерминации в сфере социальной реальности.

Принцип противоречия. Согласно принципу противоречия социальная реальность предстает в виде разнообразных коммуникативных и мотивационных коллизий – конфликтов, антагонизмов, антиномий, антитез, оппозиций, диссонансов и т. д. Выявление в социальном феномене внутренних оппозиций противостоящих друг другу сторон – это в определенном смысле схематизация того, что происходит в социальной действительности. В отношениях между противоположностями за каждой из сторон всегда остается еще очень многое из того, что невозможно полностью учесть даже в самом обстоятельном исследовании и что полноправно присутствует в «живой жизни» человека, пребывающего внутри социальной реальности.

Эта невозможность объять необъятное, однако, не препятствует теоретическому анализу. Обращая основное внимание на социальные противоречия, социологическое сознание исходит из того, что эти противоречия – тоже «живая жизнь», причем взятая в ее наиболее существенном измерении.

В социологических исследованиях принимается во внимание то, что в каждом социальном феномене содержатся и могут быть выявлены различные по своей значимости пары противоположных сторон, свойств, качеств, функциональных особенностей, взаимообусловливающих и одновременно взаимоисключающих друг друга, находящихся в отношениях взаимозависимости и вместе с тем обладающих относительной самостоятельностью.

Отношения противоположностей предполагают содержательно-функциональную «асимметрию» сторон, т. е. наличие ведущей и ведомой, доминирующей и подчиненной сторон, каждая из которых обладает собственной тенденцией изменений, подчиняющейся как внешним воздействиям, так и внутренней логике своего развития.

Каждое конкретное социальное противоречие проходит в своем развитии ряд ступеней от возникновения до окончательного разрешения. Оно представляет собой общественное отношение, где стороны связаны непосредственными и опосредованными, постоянными и переменными, материальными и духовными узами между собой и со всей социальной системой. В зависимости от их содержательно-функциональных особенностей противоречия могут либо способствовать стабилизации общественной системы, упорядочению ее структур, повышению степени ее цивилизованности, либо же, напротив, способствовать ее дезорганизации, дестабилизации и деструкции.

Все социальные противоречия возникают, обостряются и разрешаются при непременном участии социальных субъектов, посредством их конструктивных или деструктивных усилий. При этом сами противоречия являются следствиями действия одних конкретных факторов и одновременно причинами возникновения других, столь же конкретных явлений и процессов. Каждое частное противоречие, разрешаясь, неизбежно ведет к тому, что в пределах того же ареала социального пространства неизбежно возникают новые противоречия. В этом состоит неустранимый драматизм социального существования людей, где гармония относительна, а противоборство в самых разных его формах абсолютно и неизбывно.

За счет динамики возникновения, обострения и разрешения бесчисленного множества конкретных противоречий в сфере социальной реальности совершаются благотворные или злокачественные изменения.

Принцип рационализации. Этот принцип предполагает, что познающий разум делает ставку прежде всего на построение сугубо рациональных объяснительных схем, касающихся того, что происходит в сфере социальной реальности. Рациональное понимание выглядит при этом как процесс смыслообразования, в результате которого объективные смыслы, содержащиеся в предмете, соединяются с субъективными смыслами, являющимися личным достоянием индивидуального сознания, и образуется нечто третье, проливающее дополнительный свет на суть вещей, процессов и отношений.

Рациональное понимание – это не только овладение знаниями в виде информации, имеющейся в данный момент в распоряжении социологов и подлежащей усвоению. В индивидуальном сознании эта информация обретает субъективно-личностную окрашенность, изменяет содержательную конфигурацию под воздействием расставленных исследователем специфических смысловых акцентов. Так создается предпосылочная интеллектуальная ситуация, обусловливающая процесс максимально аутентичного понимания.

Принцип эмпиризма. Для того чтобы социологическая картина исследуемой реальности была достаточно полной, необходимо располагать информацией о множестве конкретных фактов. Среди социологов всегда находится достаточно большое число представителей их профессионального цеха, считающих, что именно работа с конкретными социальными фактами является их главной задачей, а статистические выкладки представляют собой вершину социологической мудрости. Как бы то ни было, социология располагает достаточно эффективным инструментарием для анализа фактов реальной социальной жизни. В ее распоряжении имеются разнообразные методы и методики эмпирических исследований. С их помощью осуществляются сбор и обработка первичной информации, добывается такая информация о деятельности правовой системы, которую сами юристы с их традиционными аналитическими средствами добыть не в состоянии.

Достоинством эмпирической социологии является ее способность получать объективную информацию о состоянии дел в социальной сфере, предоставлять ее в распоряжение не только государственных институтов, но и гражданского общества. А это помогает контролировать деятельность различных сфер социальной системы и своевременно принимать меры по ее совершенствованию. Объективность и беспристрастность получаемой информации являются ее важнейшими свойствами.

Когда некая реалия недосягаема для непосредственного эмпирического изучения (например, исчезла из настоящего и осталась в историческом прошлом), но от нее остались единичные тексты, письменные документы, то для социолога они могут служить источником информации. Документы в качестве артефактов свидетельствуют о действительных, некогда существовавших, первичных фактах жизни общества и личности.

Для сбора информации из области исторической социологии определенный интерес может представлять фольклор – древние мифы, народные сказки, легенды, а также различные этнографические данные. Социологи, наделенные художественной интуицией, могут успешно работать с литературными произведениями как источниками социально-исторической информации. Так, французские социологи склонны считать, что добротный материал по социологии собственности присутствует в романах «Человеческой комедии»

О. Бальзака, а по социологии семьи – в многотомной эпопее Э. Золя «Ругон-Маккары».

Для подтверждения гипотез и опровержения противоречащих им предположений социологи могут моделировать необходимые им социальные коллизии – реально-ситуационно или в воображении. Сферой разнообразных мысленных экспериментов можно считать талантливые драмы, романы, новеллы, созданные выдающимися художниками слова, в которых исследуются различные аспекты социальных отношений, сложные структуры индивидуального сознания.

В этом же предметно-проблемном ареале пребывают вопросы, связанные с использованием биографического метода, позволяющего: а) собирать необходимую информацию психологического, социологического, морально-правового характера; б) формулировать гипотезы, касающиеся особенностей отношения конкретной личности или определенной категории индивидов к тем или иным социальным явлениям и процессам; в) строить предположения о характере сознания, особенностях социального поведения лиц, интересующих исследователей.

Активное использование биографического метода началось в первые десятилетия XX в. Оно связано с выходом работ У. Хили «Преступник» (1915) и «Душевные конфликты и неправильное поведение» (1917), 3. Фрейда «Достоевский и отцеубийство» (1928). Многие западные исследователи, в том числе Ф. Знанецкий, Ч. Кули, Г. Д. Лассуэлл, Д. Г. Мид, У. А. Томас, обращались к изучению личных документов, писем, дневников с целью получить достоверные сведения о мотивах социального поведения интересующих людей. Эмпирические данные биографического характера позволяют реконструировать сложнейшие мотивационные коллизии внутренней жизни индивидов, оказавшихся в экстраординарных условиях ситуаций самоубийства, совершения преступления, тюремного заключения и т. д.