Текст книги "Искания на Святой горе. Служение и борение иеросхимонаха Антония"

Неожиданное путешествие

Тревога поселилась в каливе. На ореховом дереве листочек не шелохнется, а в сердце что-то похожее на поземку. Только вместо снега – горчайшее недоумение. Святая гора, благостные старцы Новой Фиваиды и постоянные, ранящие простецов, епитимии, налагаемые мудрым книжником с хорошей русской фамилией Киреевский.

За свое стоите – нет вам Святых Даров. Но стоят-то старцы за Иисуса Христа, и духовник Алексий за Христа, за умную любовь к Иисусу Христу. А у старцев, сорок лет молившихся на Афоне, любовь, стало быть, – не умная ко Иисусу Христу.

И вдруг отца Антония охватило беспокойство о Ваське. Вот уже четыре года Васька без причастия.

Перед глазами среди серых скал голубое озеро нежности. Деревья, улетающие вершинами в облака.

Сугробами птицы на воде. Трубящий слоненок. Как паводок – войска раса Вальде Георгиса…

А какое совершенство тела Македы! И душа ведь золотая в золотом ее теле.

Ничего не сбылось. А что могло сбыться?

Разве он чего-то ждал от Абиссинии? Или от негуса? А что можно было дождаться от зеленого восторга Маньчжурии? Дурной пули, выпущенной без цели, ради грохота… На Афоне возведен в сан. Матушку Евгению Андреевну известие о рукоположении во священника, уж конечно, не обрадовало.

Все надежды на генеральские чины пресечены, а она – верит. В свое…

Странное дело. Вспомнил о Ваське, и Петербург вспомнил о Ваське. Никто иной, один Булатович может добыть точные сведения о негусе Эфиопии Менелике II.

Обоснование командировки афонского монаха в Аддис-Абебу безупречно естественное: преподать Святые Дары воспитаннику, причем крестнику.

Игумен Иероним путешествие, необходимое Петербургу, благословил, а искренний человек отец Антоний на радостях поделился своей мечтой.

– Хочу основать подворье нашего скита на земле христиан, которых у нас называют черными. Кожа у эфиопов отнюдь не эбеновая, как у негров, – золотая. Подвиги святых отцов Эфиопии – аскетически невероятные. Вера дает им возможность жить годами на безводных амбах.

Отец Иероним к отцу Антонию испытывал и дружбу, и почтение: офицер лейб-гвардии, открыватель неведомых африканских земель, воин легендарный.

– Я чувствую, – говорил доверительно иеросхимонах, – мне уготовано для молитв иное место.

Нежданное признание отца Антония встревожило игумена. Иеросхимонах – человек богатый, денежные поступления из России – немалая поддержка казне скита.

Впрочем, желания и планы отца Антония, кажется, и ему самому не очень-то ясны, а вот задача иеросхимонаху Министерством иностранных дел поставлена точная и безотлагательная.

Разрешение на поездку отец Антоний получил от Афонских духовных властей в декабре 1910 года.

Но пришлось ждать денежного перевода от Евгении Андреевны, потом парохода, идущего в Джибути…

В Абиссинию отец Антоний взял с собой инока Иеронима – в миру Иван Козел был денщиком ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка. Понимали друг друга без слов.

Перед отбытием отец Антоний съездил в Новую Фиваиду, хотел побеседовать с духовником скита Алексием. Явилась мысль со временем забрать старцев Фиваиды, неугодных духовнику, в Эфиопию, на подворье Свято-Андреевского скита.

Не застал. Отец Мисаил – игумен самого большого монастыря русских иноков на Афоне – Пантелеимоновского – отправил отца Алексия в Константинополь, наставником монастырского подворья.

– Огорчил наших старичков и отбыл, – говорили отцу Антонию старцы Фиваиды. – Наказывал, не скупясь.

Отец Антоний повеселел.

– По-русски дело решилось. Обойдется. Само собой.

По Африке в рясе

Весна на сто лет молодит землю. У человека по весне, сколько ни живи на белом свете, – цветение души.

Лучшее из минувшего – детство, юность, любовь, все надежды несбывшиеся – дает побеги.

Чудится: уж теперь-то будут и цветы, и плоды.

Отец Антоний с братом Иеронимом успели в Аддис-Абебу на весну. Лейб-гвардии гусар возил в подарок негусу берданки. Груз инока – сокровища духовные. Сокровища Афона! Но духовное тоже имеет вес, объем.

Один из верблюдов нес на себе иконы с мощами, освященное масло, сосуды со святой водой.

– Господи! Васька! – заранее изумлялся отец Антоний. – У меня снимок есть: Васька дует молоко из бутыли, а бутыль эта с Ваську.

– Теперь-то юноша! – Брат Иероним с Васькой тоже в свое время помыкался.

– Ты – смотри! Смотри! – Антоний указал на серенькую птичку, невзрачную, суетливую.

– На что же тут смотреть? – удивился брат Иероним.

– Неужто не узнаешь? Соловей! Это – соловей. Сил набирается. У него впереди дорога далекая. На экватор.

Через четверть часа новое чудо.

– Видишь? В озере?

– Камни, что ли? – не понимал брат Иероним.

– Бегемоты! Здешние хозяева. А погляди на эти жуткие колючки акации. Сапог прокалывают, но для верблюда желанный корм – акация.

Брат Иероним дан отцу Антонию в помощь, однако помощь чаще всего была нужна ему. Бывший командир перевязывал бывшему денщику то руку, то ногу. Колючек обилие.

Плечом брат Иероним задел куст. Потянулся рукой освободить плечо – колючки вонзились в руку. Дернулся – в плену оказалась спина.

– Контыр! Не шевелись! – отец Антоний спасал, врачевал, Иерониму оставалось удивляться: иеросхимонах умел жить на этой дикой земле.

И совсем уж невероятное дело: в Аддис-Абебе их встречали крестным ходом, ликующим многолюдством.

Играли флейты, били барабаны, гремели выстрелы. Женщины, стоя на крышах, приветствовали русских высокими вибрирующими трелями.

Молебен служили в самом главном храме, служил абуна. Трапезу, на которой были великие воины, знавшие и любившие самого быстрого человека Эфиопии, была в богатом монастыре, на берегу полноводной, стремительной реки. На постой брат Антоний и брат Иероним отправились, однако, в европейский квартал, к французам – давним друзьям ротмистра.

Утром опять-таки служба с абуной. После молебна гостей повезли в монастырь, где в давние времена хранили ковчег Завета. До XVI века святыня была сокровищем храма Святой Девы Марии Сионской в царственном граде Аксуме. Мусульмане разрушили церковь, но ковчег Завета христиане спрятали. В народе говорят: ковчег сокрыт на дне озера. Озер в Эфиопии множество, истинную тайну хранят негусы – потомки царя Соломона.

Менелик эту тайну знает, а вот правитель лидж Иясу, коли не венчан на царство, тайны недостоин.

– Неужто ковчег Завета со скрижалями Моисея – достояние Эфиопии?! – изумлялся брат Иероним.

– Именно Эфиопии, со времен Соломона и царицы Савской Македы.

По дороге в монастырь отец Антоний рассказывал брату Иерониму историю обретения ковчега. Царица Савская, прослышав о великой мудрости иудейского царя Соломона, отправилась в Иерусалим. Испытала Соломона загадками, и, будучи великой государыней, разделила с ним ложе. О потомстве заботилась. Бог дал ей сына. Священники нарекли наследника престола именем Менелик – «сын мудреца».

Когда Менелику исполнилось двадцать два года, он поехал к отцу, чтобы видеть его и получить благословение. Царь Соломон, убедившись в мудрости и праведности своего сына, пожаловал его и царицу Македу ковчегом Завета. Коли сокровище сокрыто – хранили место, где некогда держали ковчег. Место это на неприступной, с отвесными стенами горе.

На гору иноземцам путь заказан, но отец Антоний был для Эфиопии своим.

Обоих иноков подняли в корзинах. Храм, где хранился ковчег, а может, и теперь он здесь, – был закрыт для всех железной решеткой. К решетке подошел хранитель великой святыни или места святого. Он замурован до конца дней своих. Благословил русских монахов.

– Выходит, ковчег в этом храме! – решил брат Иероним. – Если нечего хранить, зачем человека закрыли?

– Выходит! – согласился отец Антоний.

Домой возвращались радостно. Отец Антоний ждал гонцов из эльфина и Ваську.

Следующий день провели дома, но приглашения не дождались.

И Васька не появился.

Вечером из русской миссии прислали экипаж. Поверенный в делах посольства России в Эфиопии господин Чемерзин устроил для афонских монахов ужин.

– Прием, оказанный вам, впечатляет. – Чемерзин волновался, приветствуя отца Антония. – Но вы, кажется, недовольны…

– Негус Менелик давал мне аудиенцию на другой уже день по приезде… И где мой Васька? В эльфине знают: я прибыл в Аддис-Абебу причастить своего крестника Святыми Дарами.

– Аудиенция вам и мне будет дана через три дня. В воскресенье нас примет глава правительства сам лидж Иясу.

– Императрица Таиту не при делах? – поднял брови отец Антоний.

– И весьма не при делах, – усмехнулся Чемерзин. – Перемены в Аддис-Абебе совершаются неприметно, однако ж неотвратимо. Мы до сих пор не знаем: жив ли негус Менелик? Не знают этого англичане, французы и сама Эфиопия. Все указы объявляются именем Менелика, но кто на самом деле стоит за этими указами?

– Бафена? – спросил отец Антоний.

Чемерзин быстро глянул на схимника.

– Лидж Иясу, обещавший нам свою аудиенцию, – внук Менелика и внук Бафены.

– Я запамятовал, кто отец лиджа…

– Король Микаэль.

– Ах да! Уоло… Уоло – стало королевством?

– Ваш крестник обучает детей Микаэля грамоте и языкам. Он также главный переводчик при их величестве.

Отец Антоний засмеялся.

– Драчун Васька – учитель!

– Король отдавал ему свою дочь в жены.

– Ах ты Господи! – воскликнул отец Антоний. – Если бы, если бы! – и в королях. По крайней мере, в принцах. Моя мама была бы в восторге, да и вся Луциковка: Васька – принц!

– Мы вас очень ждали, – сказал Чемерзин.

– Я приехал излечить негуса от немочей. Да услышит Господь молитвы наши! Господин Чемерзин, сделайте возможное и невозможное. Я верю: именем Иисуса Христа мы поднимем на ноги государя, создавшего империю.

– Эфиопия – единственная страна в Африке, избежавшая европейского рабства.

Чемерзин пригласил гостей к столу. Стол был русский. Отец Антоний прочитал молитвы, благословил пищу. Посольские люди принялись расспрашивать монахов о жизни Афона, о походах по Эфиопии отца Антония. Удивлялись точности его топографических карт.

– Говорят, вы поднимались на все вершины, указанные на ваших картах!

– В детстве я мечтал постоять, хоть мгновение, на каждой пяди земли, созданной Богом, – признался, посмеиваясь, иеросхимонах. – Вот и лез на всякую вершину, тем более стремился быть точным, указывая место вершины и ее высоту. В картах европейских путешественников оказалось очень много приблизительного.

– А сколько вершин на вашем счету? – спрашивали молодые сотрудники Чемерзина.

Отец Антоний удивился.

– Господи! А ведь я этого не знаю. Не считал.

– Столько сил отдано! – вырвалось у Чемерзина. – И ведь вся эта гигантская работа совершалась во время похода, даже во время столкновений с дикарями.

– С неприятелем, – обронил отец Антоний. – Всякое бывало.

– Мы читали обе ваши книги, – сказал Чемерзин. – У вас есть какие-то пожелания к нам?

Отец Антоний осенил себя крестным знамением.

– Есть. В неведомые края мы с братом Иеронимом не стремимся, но нам надобно найти на этой благодатной земле место для уединения и молитв.

– Уединения? – не понял Чемерзин.

– Эфиопия над уровнем моря поднята высоко. Страна, близкая Богу. Я хотел бы жить в Эфиопии. Устроить подворье нашего Свято-Андреевского скита, поселить для начала пять-шесть монахов… В скиту мы устроим школу, и христианская Эфиопия станет православной.

Воцарилось неловкое молчание за столом.

– Не вам объяснять, отец Антоний, – осторожно сказал Чемерзин, – здесь крокодилы, ядовитые змеи, хищники среди зверей и птиц, но главное, среди племен, не признающих законов и даже не ведающих о каких-либо нравах.

– Ничего, – кротко сказал брат Иероним, молчавший во время застолья. – Мы – солдаты эскадрона их благородия ротмистра…

Умолк, но понял, что надо бы объяснить то, что сорвалось с языка.

– Мы вшестером постриглись в иноческий образ вместе с нашим командиром… Прошу прощения, с отцом Антонием.

И снова грянула тишина. Вот они какие – гусары лейб-гвардии.

– Желаю успеха! – нашелся Чемерзин. – Свободной земли в Эфиопии сыскать трудно. Передел за переделом.

– Господин поверенный! – весело сказал отец Антоний. – Я найду землю, непригодную для каких-либо угодий, а вот для молитвы бесценную.

Экипаж увез гостей к французам, а Чемерзин долго сидел за столом при свете двух канделябров.

Воин, разведчик, открыватель земель, схимник, наконец! Но столько юношеского в невероятных стремлениях. Жизнь прожита за десятерых, а в человеке торжествует детство.

Чемерзину нравился иеросхимонах, и ответ из эльфина показался оскорбительным: аудиенция Менелика, назначенная на воскресенье, отложена.

Новый срок не указали, но уже во вторник поверенный в делах посольства Борис Чемерзин, иеросхимонах Антоний, инок Иероним предстали перед лиджем Иясу и властями.

Лидж в золоченом деревянном кресле, кресло на помосте, помост застелен огромным красным ковром. На всех трех ступенях помоста по стражу. Толпа придворных с обеих сторон от лиджа. Троном креслице назвать все-таки было нельзя. Сесть на трон, покуда негус Менелик жив, – это уже свержение. Трон не про лиджа.

Иясу совсем еще юноша, лицо тонкое, точеное, но темное. Отец галлас. Глаза у лиджа бегали, смотрел поверх голов.

Правитель – не царь, но сидел только он. Минуло доброе время, когда император приказывал подать русскому офицеру в чине – корнет! – стул.

Стояние в полном молчании длилось и длилось. Отец Антоний держал в руках золоченый футляр с иконой – подарок правителю, но разрешения говорить не было.

Наконец обязательные приветствия прозвучали, Чемерзин представил афонских монахов и высказал просьбу отца Антония видеть негуса. Отец Антоний для великого Менелика исполнял важные для Эфиопии поручения. Он любимый воин негуса, самый быстрый человек, одолевавший дальние дороги, как птицы. Отец Антоний привез с Афона святую воду, святые иконы с мощами и верит, что Господь даст здоровье императору.

Лидж так и не решился посмотреть на монахов, но жданное услышали:

– Я распоряжусь! Разрешение на свидание господина Булатовича с негусом будет дадено.

И тут отец Антоний сказал:

– Я приехал преподать Святые Дары – Кровь и Тело Господне – моему крестнику Ваське. Где он?

Ответил царедворец из новых:

– Васька живет при дворе короля Микаэля, отца лиджа Иясу. Святые Дары Ваське не надобны. Он принял ислам.

Отец Антоний стоял, хотя аудиенция завершена. К нему подошел Вальде Тадик, взял икону. Но для кого? Лидж Иясу тоже, должно быть, мусульманин. Тайный.

Великие Святые

Отец Антоний всякую ночь молился, приготовляя себя к встрече с Менеликом. Неделя ежечасного ожидания минула. В эльфин не позвали. Абуна и священники понимали, как удручен иеросхимонах с Афона. Будучи офицером, столько сделал полезного для Эфиопии, для негуса…

Стыдясь за власти, монахи монастыря, где когда-то бывали великие святые Яфкерана Эгзие, Закирия и Текла Хаварьят, пригласили отца Антония и брата Иеронима в свою обитель.

Отцу Антонию подали белого мула, брату Иерониму коня – на парадах бы скакать. Четыре часа хорошей дороги, к изумительно синему озеру. Лодка, усердные гребцы – и на острове.

Гостей встречала вся братия. Игумен, приветствуя отца Антония, был в сильном волнении.

– Я служил расу Вальде Георгису. Был в походе на озеро Рудольфа.

Отец Антоний достал и надел очки.

– Я помню ваше лицо.

– Это мне послал Господь найти раненого ребенка.

– Ваську? – вскричал отец Антоний и огорчился. – Я уже несколько недель в Аддис-Абебе, но Ваську от меня спрятали где-то далеко.

– Васька в Уоло, – сказал игумен.

– В Уоло! – помрачнел отец Антоний.

Гостей повели в пещерный храм. Храм глубоко в утробе горы, но наполнен светом и воздухом. В куполе множество естественных окон.

Отслужили молебен. Перед вечерней трапезой повели по острову.

– На этом камне молился Яфкерана Эгзие, – показал игумен.

Отец Антоний переводил его слова брату Иерониму.

– А кто он? – спросил инок.

Игумен и без перевода догадался: русские не знают о святости великого подвижника.

Житие Яфкераны Эгзие читали за трапезой. Для амхарцев этот святой был ровня Текле Хамайоту.

– «Звезда Евангельская, – звонким голосом читал житие юный диакон, лет десяти, не больше. – Глава звезд светлых. Печальник за все, что есть на земле: за людей, за скотов до червей. Табре Иисусу – отцу святого и его матери Евфимиле Господь даровал чадо непорочное после усердных молитв. Нарекли чадо именем Яфкерана Эгзие, ибо не родившийся еще младенец услышал прошение сердец отца и матери…»

Антоний слушал чтеца, наслаждаясь музыкой амхарского языка. Житие подвижника было простым, искренним.

Родители отдали сына в церковь Хамло. Однажды, когда он заготовлял дрова в лесу, сошел на стоящее рядом дерево Дух Святой в виде пламени. Пламя облекло отрока, но не обожгло, а наделило знанием слова Божия.

Приняв постриг, молодой монах взял посох и ушел на море Азар.

Шесть лет Яфкерана Эгзие предавался подвигу молитвы и слезам. За один час аскет делал семь тысяч поклонов, крутясь колесом, а за день – сорок две тысячи!

В земле Хамло святой взошел на гору Айрарба и жил год, питаясь кореньями, а жажду утоляя росой с листьев травы.

Чудеса Яфкераны Эгзие удивляли. В земле Хамло росла дурная трава, убивавшая скот. Подвижник освятил воду, люди окропили этой водой луга, и трава стала съедобной.

Ученик Яфкераны Эгзие наловил рыбы, ослушавшись запрета. Изжарить рыбу ослушнику, однако, не удалось, огонь не причинил рыбе никакого вреда… Некий хозяин поднял руку на слугу, но тот воскликнул: «Я поручил себя молитвам аввы Яфкераны Эгзие!» Хозяин все-таки ударил, и рука у него отсохла.

Пастух убил птицу, ощипал и повесил себе на плечо. Вечером пригнал стадо в селение, и святой увидел птицу, добытую для ужина. Благословил ее, и птица ожила, оперилась, улетела.

Отец Антоний слушал игумена со слезами на глазах. После трапезы сказал игумену:

– Батюшка, мы с тобой успели за день службу служить, быть на трапезе, где мне поведали о жизни дивного святого… Скажи, что ты во мне увидел огорчительного. Я и сам знаю: у меня нет простоты святых отцов. Они просили Господа, как родителя, а Богородицу – как мать родную, и все исполнялось. Чего во мне, батюшка, нет?!

– Веры, – сказал игумен. – Что тебе в нашем царстве не по-твоему?

– Одно. Я ехал к негусу Менелику, но видел лиджа Иясу. Я молю Господа, чтобы Он дал мне сил поднять негуса Менелика на ноги.

Игумен стал грустным, но потом улыбнулся.

– Расскажу тебе о дружбе преподобного Закарии и Яфкераны Эгзие. Они созерцали друг друга духовными очами. Закария жил на острове Чалела, Яфкерана Эгзие – в Гуэгуэбена. Однажды договорились встретиться на озере Азар. Оба, как посуху, пошли по озеру силою Господа Бога своего. Встретились на середине, поликовались. И тут Закария снял сандалии и отряс прах дороги. Авва Яфкерана Эгзие тоже снял обувь и вылил из сандалий воду.

– На твоих сандалиях прах, а в моих вода! – удивился Яфкерана Эгзие. – Отчего так?

– Помолимся Господу Богу нашему, – решил Закария. – Да откроет нам причину.

И услышали аввы голос неба.

– Яфкерана Эгзие, ты сокрыл ячмень! Побоялся, что его склюют птицы, а ведь сам говоришь: Бог милостив и промышляет о всей твари и дает всем пищу.

Аввы встречались на озере много раз, и никогда больше не было воды в сандалиях Яфкераны Эгзие.

– Мокрые ноги после хождения по озеру… А ведь я утонул бы. – Отец Антоний серьезно сказал такое.

Вечером после службы ради гостей была трапеза, и наконец-то гостя отвели в его келлию.

Антоний знал: стоит ему лечь, тотчас заснет. Будто гору перетащил на плечах с места на место. Изнемогла душа, как пустыня, семь лет ожидающая дождя. А всей тяжести – молитва. Поклоны, совсем даже не эфиопские.

Немочь – от бессилья молитвы. С такою верой стремился в Аддис-Абебу на помощь негусу. Искушение. Солдата в нем до сих пор много больше, нежели монаха.

Брата Иеронима жизнь на благодатном острове радовала. Взгрустнул, когда пришлось возвратиться в Аддис-Абебу, но минуло шесть недель, а разрешения посетить негуса Менелика не было.

– Боюсь, великого государя давно уже нет на белом свете, – сказал монахам поверенный в делах посольства Чемерзин.

– Он жив. Я добьюсь свидания с царицей Таиту.

– Бафена Таиту ненавидит. Мы уже целый год не знаем, где она, что с нею? – Чемерзина тревожила странная позиция эльфина.

– Поищу своих прежних друзей, – твердо сказал отец Антоний.

Эфиопия с облаков

С Вальде Тадиком встретились у подошвы горы Мангаши. О встрече договорились заранее. Вальде Тадик сварил для русских иноков кофе. Настоящий, амхарский.

– Все мои дороги по Абиссинии пройдены бок о бок, – сказал брату Иерониму отец Антоний.

Они сидели рядом, иеросхимонах и верный слуга негуса. Им было покойно, они наслаждались мгновениями от Бога. Снова вместе.

О важном, о тайном говорили на вершине. Здесь мог их слышать один Господь.

– Что с Менеликом? – спросил отец Антоний. – Он жив?

– Мой повелитель лежит разбитый параличом.

– Слава Богу, жив! А что с царицей Таиту?

– Царице запрещено покидать ее дворец.

– Слава Богу! Жива. Знаешь ли ты человека, кто поможет мне быть у постели Менелика? Я излечу негуса именем Господа Иисуса Христа.

Вальде Тадик молчал долго.

– Всесильна одна Бафена.

– Бафене восставший от болезней Менелик не нужен.

– Подарки Бафена любит.

Они смотрели сверху на зеленую Эфиопию, на сверкающие алмазами далекие озера.

– Я на Афоне пока что не чувствую Господа так близко, как чувствую Его присутствие здесь, на твоей земле, Вальде Тадик. Я хочу построить монастырь… Где-нибудь подальше от людей.

Вальде Тадик поклонился отцу Антонию.

– Да будет так! Твои желания – я тому свидетель – исполнялись. Помнишь, что просил абуна Текле Хайманот, завершив свой подвиг? Когда отстоял на одной ноге семь лет? Он просил Бога исполнить три моления. А молил Текла Хайманот за Эфиопию и за всех находящихся на ее земле благочестивых людей. Значит, и за тебя. Молил Текла Хайманот за монастырь Дебра Либанос, который сам и построил. Значит, и за твой монастырь. Третья молитва его за царей Эфиопии из рода Соломона: пусть Бог благословит их и удержит престол в их руках. Выходит, и о Менелике была молитва дивного святого.

Отец Антоний показал на птиц внизу.

– Как мы высоко с тобой, мой Вальде Тадик. Выше птиц, да благословит нас абуна Текла Хайманот. Его благословение – благословение Эфиопии.

Когда сошли с горы к лошадям, небо заливал поток золота. Вечерняя заря Эфиопии – сердца золотит.

Возвращались на рысях: ночи в Эфиопии падают на землю всякий раз нежданно, потому что уж очень быстро.

Расставаясь, отец Антоний спросил Вальде Тадика:

– А ты знаешь озеро необжитое и чтоб остров на озере?

– Шале, – сказал Вальде Тадик. – В двух днях пути от Аддис-Абебы озеро Хорошал. На озере остров Шале. Но места эти нездоровые, в озере соли больше, чем воды.

– Господь не оставит! – весело сказал отец Антоний.

Вечером, после службы брат Иероним спросил отца Антония:

– Почему так много знает твой друг?

– В Эфиопии существуют ежемесячные Богородичные праздники. Негус и одиннадцать самых приближенных баламуалов составляют общество Марии Махабер Замарием. Каждый из двенадцати дает обед. Негус ест на полу из одной корзины с членами общества. Вальде Тадик у Менелика был один из одиннадцати.

– А что означают плетеные шелковые нити на шее твоего друга?

– Эти нити производят, кажется, в Смирне. Нити разных цветов, но ты видел преимущественно темно-синие. Такие нити носят все христиане здешние, а нити, кстати, продают на вес.

И вдруг отец Антоний изумился.

– Какие огромные у тебя руки! – Посмотрел на свои. – Достань аптечку – начинается.

То был приступ малярии. Чемерзин прислал врача. В монастыре много деревьев, тень, замечательные источники. Все здесь было замечательно, а болел отец Антоний два месяца.

Едва окреп, приказал везти себя в Аддис-Абебу, требовал от Чемерзина добиться еще одной аудиенции.

Эльфин хранил молчание день, другой, а на третий за отцом Антонием и братом Иеронимом прислали экипаж.

Повезли не к лиджу, а к негусу.