Текст книги "Искания на Святой горе. Служение и борение иеросхимонаха Антония"

Письмо владыке

Утром в каливу пришел иеродиакон Николай, принес номер «Русского инока».

– Вот! – открыл журнал иеродиакон. – Еще о книге «На горах Кавказа». Письмо в редакцию.

Отец Антоний взял у брата Николая журнал, прочитал вслух.

– «На Афоне продолжаются распри по поводу книги схимонаха Илариона “На горах Кавказа”, весьма сродной с хлыстовщиной, которая, как пожар, захватывает теперь всю Россию. Сущность этой хлыстовской прелести заключается в том, что какого-нибудь мужика, хитрого и чувственного, назовут воплотившимся Христом и какую-нибудь скверную бабу Богородицей и им поклоняются, вместо Бога, а затем предаются свальному греху».

Бросил книгу на стол.

– Этакое в устах высокопреосвященного, высокомудрого?

И снова взял журнал.

– «Вот к такому-то заблуждению и направляет своих неразумных последователей отец Иларион, сам того, как мы надеемся, не сознавая. “Каким же образом? – спросит читатель. – Ведь он только силится доказать, будто в имени Иисус Сам Бог, что имя это и есть Бог”. Да! – ответим мы. – Только этого и надо хлыстам. Они назовут какого-нибудь мужика Иисусом или Христом, а затем уже, на основании неразумных рассуждений Илариона, и будут уверять всех, что он и есть Бог. Так, у них один Христос Бог был в Москве (Полосков), другой – в Петербурге (Чуренов), третий – в Суздале (Стефан Подгорный) и еще Богородица в Ораниенбауме, недавно умершая от сифилиса Матрена Киселева, прозванная ими Порфирней, а кроме того, Михаил Архангел и Иоанн Креститель в виде здоровенных мужиков, которые около нея увивались.

Кажется, надо прежде с ума сойти, чтобы признать в этих преступных личностях Бога и святых, но вот к их услугам теперь книга Илариона: если эти беспутные мужики и бабы носят имя Иисус, Богородица, Архангел – значит, они и суть таковые небожители, сошедшие на землю, чтобы дурачить и обирать честной народ».

Теперь отец Антоний положил жуткий журнал как-то очень бережно.

– Хочется выдрать эти два листа. Несчастный владыка сам себя казнил.

– А что с ним станется? – спросил иеродиакон.

– Все дни у Бога, как и эта истекающая минута.

– А что с нами будет?

– Нам за славу Божию с книжниками-фарисеями биться.

– К тебе, отец Антоний, старцы просятся, Ириней, Феодорит.

– Я – должник старцев. – Быстро сел за машинку, недопечатанный лист вынул, заправил чистый. – Вот что я для них делаю. И для всех нас.

Машинка защелкала, буквы стучали громче обычного.

«Ваше Высокопреосвященство.

Благословите, Владыко Святой.

Припадая к стопам Вашим, прошу Вас с кротостию выслушать объяснение того заблуждения, в которое впала редакция “Русского инока”, доверившись неверным сведениям об иноках фиваидских и о книге о. Илариона “На горах Кавказа”, доставленным Вам иеромонахом Алексием (Киреевским) и иноком Хрисанфом. На основании их слов вы изволили признать книгу о. Илариона “вредной и опасной”, а пустынников фиваидских – прельстившимися Именем Иисусовым, которое они якобы почитают Богом по существу и молятся имени сему, а не Самому Господу Иисусу Христу, присущему во имени Своем…

Позвольте, Владыко Святой, вам доложить, что это совершенно не верно и есть невольная клевета, в которую впали по какому-то роковому недоразумению иноки Хрисанф и Алексий.

Одному Богу свойственно не ошибаться: и мы, ведая смиренномудрие российских святителей, чуждых самомнительной непогрешимости католических пап, дерзаем надеяться, что и вы, выше святительство, дадите место в “Русском иноке” и этим нашим строкам, в которых мы защищаемся от возведенной на нас клеветы, помещенной в “Русском иноке” и чрез него разглашенной десятку тысяч его читателей.

“Имя Божие есть Сам Бог”, – говорим мы и о. Иларион. “Имя Иисус – Сам Господь Бог Иисус Христос”. Противники же наши, услыхав эти слова, соблазнились ими и, не поняв или не пожелав понять, в каком смысле это говорим мы, укорили нас в нарушении второй заповеди о несотворении себе кумира, поняв эти слова как “обожение имени” и “воплощение имени в самую сущность Божества”. Считаем долгом, во-первых, сказать, что это выражение принадлежит не нам и не о. Илариону, но принадлежит облагодатствованнейшему приснопамятному российскому пастырю о. Иоанну Кронштадтскому: “Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божиим, с верою и любовью прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему имени”. Вот почему строго запрещает заповедь Божия употреблять имя Божие всуе, потому то есть, что имя Его есть Он Сам, Единый в трех Лицах, простое Существо, в едином слове изображающееся и в то же время не заключаемое, то есть не ограничивающееся Им и ничем сущим…

Позволим себе спросить о. Алексия (Киреевского): слыхал ли он когда-либо, чтобы кто из пустынников молился: “Имя Иисус, помилуй мя”?.. Не слыхал ли он, наоборот, что все молимся: “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помулуй мя”, – веруя, что, призвав Его имя, имеем и Его Самого, тайно, и незримо, и неотделимо от имени Своего в Нем присутствующего и скоропослушающего молитвы наши.

Рецензия инока Хрисанфа вся построена на опровержении слов, что “имя Божие есть Сам Бог”, которые инок Хрисанф не потрудился понять в должном смысле.

Позволим себе спросить: откуда он взял, что о. Иларион “воплощает имя в самую сущность Божества”? Мы этого у о. Илариона в книгах нигде не нашли…

Инок Хрисанф “убоялся страха, идеже не бе страх”, в конце своей рецензии он угрожает нам быть отверженными на Страшном суде Христовом за то, что мы поклоняемся имени Иисус, а не Самому Господу Иисусу Христу, что, как вы, Владыко Святый, ныне сами видите из выше написанных строк, есть лишь плод его воображения и ничем с нашей стороны не подтверждается. И посмотрите, в какую он сам впадает хулу: он дозволяет себе живую веру в таинственное и неотделимое или, так сказать, соприсносущное и воипостасное присутствие Божие во имени Своем приравнять пантеизму, то есть безбожному зловерию, будто Бог присущ всякой твари… Итак, до какой же степени он этим унизил достопоклоняемое, и Божественное, и зиждительное, и спасительное, и страшное имя Божие, приравняв его всякой твари и отняв от него всякую Божественность…

Итак, откуда же он взял, что мы само имя Иисус обожаем и самому имени Иисус отдельно от Господа Иисуса Христа м олимся…

«Изми первее бревно (неверия и хулы) из очесе твоего, и тогда узриши изъятии сучец (мнимого имяпоклонства) из очесе брата твоего» (Матф. Гл. 7, 5). 7 мая 1912 года. Святая гора».

А подпись будет такая:

«Иноки афонские».

– Сегодня седьмое мая 1912 года, – сказал иеродиакон Николай.

Отец Антоний уточнил:

– Сегодня день обретения мощей преподобного Нила Мироточивого.

Искренность игумена

Под утро разбудила радость. Не мог понять, отчего так хорошо. И ахнул: негус поднялся – и совершенно прежний. Сладкий сон.

– Господи! Вербное воскресенье! Господи!

Исчезла боль. Ложился – удрученным: Великий пост, а дорога в храм заказана. Опущенные шторы на окнах келлии – не спасают. Болезнь, нажитая то ли в Африке, то ли в Японии, – полумрака не признает. Ей подавай мрак: зеленые очки, натянутый на лицо черный мешок…

А вот негус превозмог свою немочь во сне. Но наяву нет боли в глазах.

Скорее в скит.

Игумен Иероним увидел иеросхимонаха в соборе, отвел в алтарь. Служить.

Служил, благодарный чуду.

Исцеление?

Возвращаясь в каливу, изумился красному от цветов дереву. В сумраке утра – не заметил. А дерево и само в пурпуре, и земля вокруг в пурпуре – лепестки опадают. Выходит, и дерево славит Иисуса Христа. Народ ликовал, встречая сына Божия в Иерусалиме.

На трапезу в каливу к отцу Антонию пожаловал сам игумен.

– Я – проведать. Вижу, отче, улучшение совершенно замечательное.

– Ради праздника Господь столько света даровал сегодня, а я смог быть в храме, служил.

За столом отец Иероним не осетру подивился, но ухе.

– Из ершей!

– От матушки доставили. Живых из Сулы! Из родной.

– И у меня есть подарок! – Игумен достал страничку. – Свидетельство святого Иоанна Златоуста об имени Господа. Здесь, в толковании первой главы Послания к Римлянам, святитель говорит: апостолы посланы проповедовать «в послушание веры во имя Господне», а имя Господне «само требует к себе веры», ибо творит чудеса.

Отец Антоний вздохнул, совершенно счастливый.

– От слов твоих, батюшка, у меня глаза перестали ныть.

– И тело по вере! – улыбался игумен. – Шарахаемся от простого, умничаем. Ежели батюшка Иоанн Кронштадтский сказал: «Имя Божие – Сам Бог», то так и следует верить. Отец Иоанн был муж особо благодатный.

– Батюшка душу мою спас! Я ведь на Кавказ письмо изготовил: написал, вразумлял старца Илариона… И вдруг вижу на полке даренную мне самим автором – в напутствие, в наставление «Мою жизнь во Христе». – Отец Антоний быстро поднялся из-за стола. – Прости, отче, я тебе не показывал, а мне ведь батюшка прислал письмо и фотографию за месяц и двадцать дней до преставления.

Подал конверт с кратким письмом и фотографию отца Иоанна Кронштадтского.

Игумен прочитал:

– «Ты будешь моим письмоводителем».

И на фотографии:

– «Афонским инокам – венцы мученические».

Посмотрел на отца Антония.

– Что-то пророческое.

– Есть книжники, соблазненные собственной ученостью, но не по-монашески видеть в них мучителей.

– Господи, воистину так! – воскликнул отец Иероним. – Слово может ранить, но голов не рубит, не могу согласиться теперь и навряд ли соглашусь когда-либо, что имя Иисус есть простое человеческое имя, исторически существующее менее двух тысяч лет. Одним словом, молодое по сравнению с именами библейскими: Ной, Авраам, Лот, Иосиф, Иуда, Моисей… У святителя Дмитрия Ростовского ясно сказано: имя Иисус – «от Предвечного Совета бе предуготовано, на небесах написано и доселе хранимо».

Распрощались умиленные беседой, счастливым согласием.

Вербное воскресенье

Праздничный день прожит празднично. Был в храме, служил, принимал в каливе игумена. Отец Иероним твердо стоит за истину, открывшуюся батюшке Иоанну Кронштадтскому, имя Бога есть Сам Бог.

Сон о негусе… На небо взят – отмучился? Превозмог болезнь?

Отец Антоний встал на молитву, а сил нет. Иссякли. Глаза весь день почти не тревожили, и снова боли, да такие – молитву потеснили.

Почти два месяца прожито во тьме. Тьма целительная – он это чувствовал – в последние дни перед Вербным воскресеньем сливалась в нем с другой тьмой.

Возможно, такое будет в Судный день. Ты и тьма прожитых тобою мгновений, вернее утраченных, ибо ты был, а словно бы не был. Присутствие в мире Божием противно воле Творца. Всему существующему назначена своя цель и свой срок. Отстраниться, выпасть из круговорота все равно что воспротивиться Замыслу. Неведомому. У Бога – вечность, а у всякого создания – жизнь.

Отец Антоний понимал – уступая немочи молитву, уподобляешься хаосу, обрекаешь себя на ничто.

Мысль и жизнь, пусть в пределах одного человеческого «я», – сподвижничество Творцу. И не грех ли говорить о себе как о пылинке, если тебе дано – Слово. Ты сам – Слово, ибо сотворен Словом.

Открылось: необходимо уяснить истину. Истину, которая стала его верой. Имя Господне таинственно и духовно есть Сам Господь Бог, присутствующий в имени Своем. Это сокровенное знание ради самой жизни, ради иноческого призвания необходимо понять разумом.

Увы! Приказать разуму: «Думай!» – просто. Но одно дело – поставить перед собой тарелку с кашей и, не имея аппетита, съесть кашу. Другое дело – искать истину, приказывая себе.

Разум открывает мысль нежданно. Сам до такого не додумаешься. Потому что земное «я» – то же самое, но имеющее благословение быть вечностью, иное – преображенное.

В ночь кануна Страстной недели, смежив глаза, увидел ослика. Милого и неупрямого. Ослик поворачивал голову, ожидая седока. Но ослик вдруг предстал ослей. Осля – конь арабских кровей. Белее снега. На осле – патриарх, ведет ослю – царь. Антоний узнал царя: Алексей Михайлович. Патриарх могучий, на лице власть и милость. Святейший Никон…

– Мне надо думать о тайне имени, – сказал себе… мальчик. Но мальчик этот уже мчался на дивном коне, припав лицом к гриве… Буцефала. Оглянулся – Нехаенок позади. Буцефал – желанный, лучший на белом свете конь…

И сразу глиняный пол. На доливках неведомый цветок, и очень хотелось подышать на этот цветок. Дыхание оживит доливки и Христю. Вдруг сказал, во сне, но себя услышал:

– Я знаю.

Пасха

На Страстной неделе отец Антоний разрешил себе воду и сухарь перед сном: голод помеха сну.

Молился о грехах своих, соединяя все мерзкое, все нич тожное в образ, просящей пощады старческой руки и тьмы глаз… мальчика, тьмы ствола – «Маузера». И слоненок обязательно являлся. И жирафа.

Игумен Иероним пригласил отца Антония служить. Пасха редкостная: совпала с Благовещением.

«Днесь спасения нашего главизна, а еже от века таинства явление; Сын Божий, Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует»…

Каждое мгновение праздничной службы открывалось Антонию, как чудо. И когда столп света пролился из-под купола, затопляя огромный храм во имя Первозванного апостола, боли в глазах не случилось.

Увы! Великий пост и Святая неделя не умиротворили Агафодора, игумена Мисаила, отца Алексия (Киреевского), игуменов скитов, благочинного.

К старцам Новой Фиваиды монастырские начальники ради Дня Дней милости не выказали.

Отец Антоний видел: защитить Имя Господне некому на Афоне.

Молил Господа: «Открой мой ум для разумения тайны Твоей».

Господь открыл иеросхимонаху раки с мощами угодников Божих: апостолов, святителей, мучеников, преподобных отцов.

Такова традиция, но уж очень ко времени.

За семь недель Великого поста отец Антоний написал статью о молитве Иисусовой, об имени Господнем. Игумен Иероним труд иеросхимонаха благословил, сам отправил статью в Духовно-цензурный комитет Санкт-Петербурга.

Но статья – это мнение, нужна «Апология» – богословское обоснование истины об имени Бога. И конечно, понимал: для такой работы неподготовлен.

Прикладываясь к мощам, просил каждого угодника помолиться о рабе Божем Антонии, благословить «Апологию», благословить искреннюю веру старцев, названных учеными-богословами – мужичьем.

Каждый день на Святой неделе прикладывался к главе апостола Андрея Первозванного. Глава источала благоухание. Просил безмольно вразумления об имени Иисус. Однажды заплакал. Такого с ним не бывало. Тотчас вспомнил: «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыбаками. И говорит им: идите за Мною, Я сделаю вас ловцами человеков».

Стало просто и ясно: чтобы было, надо начать.

В каливу свою шел, пролетая над землей.

На столе листы. Христосуясь, их передал в храме отец Павел – паломник с гор Кавказа.

Шторы раскрыты, бумага в машинку заправлена, щелкал буквицами, заглядывая в записи отца Павла.

– «Слава бо имени Божия вечна, бесконечна и неприменяема есть, как и Сам Бог: того ради ни умножитися, ни умалитися в себе не может. Но наша христианская должность требует того, чтобы мы как сами в себе славили оное, так пресекали тое, чем оно хулится, и хулящим заграждали уста, сколько можем.

Свт. Тихон Задонский, т. 3, кн. 2.65».

Все здесь сказано! И о простецах Фиваиды, и об Агафодоре, о Мисаиле, об Алексии (Киреевском)…

Открыл свою тетрадь, напечатал отчеркнутое. «Раскольники, и еретики, и ариане, никакого общения вам буди». Св. Антоний Великий.

– Вот оно, первозванное слово.

Свет из окон слепил, но оторваться от света у отца Антония ни воли, ни силы не было.

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

Видение пустынника Ефрема

Отец Антоний за машинкой, брат Павел, разложив на подоконнике тетради и листы, подбирает свидетельства святых отцов для очередных главок.

Закончив страницу, Антоний подал ее своему помощнику.

– Это из главы «Имяборцы приписывают чудеса не силе Божиего имени, а силе человеческой веры». Прочитай вслух. Все ли так…

Брат Павел прочитал:

– «Но имяборцы, несмотря на такое ясное свидетельство Святого Писания, что имя Господа Иисуса Христа совершало чудеса, дерзают отрицать его Божественную и чудодейственную силу и утверждать, будто во всех чудесах, совершенных именем Господним, о коих свидетельствует Писание, имя Господне было бездейственно, ибо представляло из себя лишь силу посредствующую, главной же Божественной силой склонны почитать силу веры тех, над коими чудеса совершались. Так они отметают ясный и непреложный смысл слов Господних: “Именем Моим бесы ижденут”. (Мк. 16,17)».

– Спасибо. По-моему, заглавие ясное, точное и текст без премудрых туманностей, – улыбнулся брату Павлу. – Разве что по-солдатски прямо?

– В Евангелии ничего кривого быть не может. Сам же пишешь: вернулись апостолы, посланные Спасителем проповедовать, и радовались, как дети: «Господи" и бесы повинуются нам о имени Твоем» (Лк. 10, 17). – Взял с подоконника листок, порадовался: – Я в записях отца Иова нашел концовку для главы об умной молитве.

– Чье свидетельство?

– Из «Добротолюбия». Отцы Игнатий и Каллист Ксанфопулы. – Прочитал: – «Ум наш когда памятию Божиею затворим, ему все исходы, имеет нужду, чтобы ему дано было какое-нибудь обязательное для него делание, для утоления его приснодвижности. Ему должно дать только священное имя Господа Иисуса, которым пусть всецело и удовлетворяет он свою ревность к достижению предположенной цели».

– Очень и очень к месту. Здесь замечательно сказано о приснодвижимости. Мир, созданный Богом, в вечном движении. Ни единого дублирования нет. Нет очарования неповторимостью совершенного мгновения. Совершенство предела не ведает. Безобразия врага – будущего не имеют. Остановленное мгновение – смерть.

И тут в каливу пришел пустынник Ефрем. Странствуя по монастырям Афона, он останавливался на день-другой и в садовой каливе. Зимой пережидал непогодь, а май да июнь зноем тяготят. Но Ефрем водицы испьет – и словно бы отдохнул, заодно и хозяина каливы взбодрил.

– А я у тебя на Страстной неделе гостил, – объявил старец весело.

– Отче Ефрем! – удивился отец Антоний. – Я иные дни черного мешка с глаз не убираю, но слухом Господь меня одарил щедро. Не видал тебя, не слыхал!

– Не видал, не слыхал, говоришь… В Страстной четверг. Я причастился и пошел отдохнуть в новый гостиничный корпус. Смотрю, все комнаты пустые. Первую дверь открыл, лег и тотчас увидел себя опять в Андреевском скиту, в соборе Апостола Андрея. Служба к тому часу закончилась, а собор от пола до купола наполнен сонмом святых, шествующих со Пресвятой Богородицей. Богородица меня узрела, подошла и говорит, указывая в сторону твоей каливы: «Скажи Антонию, Я здесь Сама благодетельствую». С перепугу спросил Благодатную: «Какому Антонию?» «Тому, который в саду. Ты к нему ходишь». И увидел я себя в твоей каливе. Сидишь за книгой, сочинение напечатано в два столпца на каждой странице. Один столпец – черная печать, другой столпец – печать красная. Сидел ты задумавшись, а меня увидел – сказал: «Это надо разобрать».

– Вот и разбираю, – показал отец Антоний на машинку, заправленную новой страницей, на стол с книгами с тетрадями, на подоконник, на котором бумаги холмами.

Поклонился отец Антоний пустыннику.

– Спасибо, брат. Я на Страстной кое в чем разобрался. Без благодатной помощи такое было бы немыслимо.

– Доброе – добром, недоброе – мерзостью.

– Где еда, где постель – знаешь, – сказал Ефрему отец Антоний. – А я время упустил, торопиться надо, пока не изгнали.

– Тебя?! – изумился пустынник. – О тебе Богородица печется. В соборе нынче молился возле икон, тобою подаренных скиту. Сокровище. Владимирская старого греческого письма – должно быть, пятый век. А та, где Богородица в царских ризах с короною, и где Бог Отрок на царском троне, – там год указан – 1813. Тоже – сокровище.

– Из Сирии, – сказал отец Антоний. – А не слышал, брат Ефрем, что там за моления устраивает игумен Иероним в садовой церкви Успения Богородицы?

– Дождь вымаливает.

– Хорошо бы – дождя.

– Да уж очень хорошо! – согласился пустынник.

Черная икра

Объяснить соединение имени Иисус, Спаситель, с Богом-Словом отцу Антонию и брату Павлу помог святой Афанасий Великий.

«Если плоть неотделима от Слова, то не необходимо ли сим еретикам отложить заблуждение и поклониться, наконец, Отцу о имени Господа нашего Иисуса Христа, а не поклоняющихся и не служащих Слову, явившемуся во плоти, отовсюду извергать и причислять не к христианам, но к язычникам».

Для отца Антония хулители имени Иисус – люди далеких эпох и нынешние, домашние, – одного корня.

Святитель Афанасий Великий обличал ересь Ария 550 лет тому назад, ко Господу отошел в 373 году.

Истина в те поры стоила уж очень дорого. Обличая Ария, святитель обличал в измене Христу самого василевса – немилосердного Юлиана Отступника.

Владыке Афанасию пришлось быть героем: все остальные епископы польстились на манну мирской власти. Власть василевса Византии для них была страшнее вечной власти Бога.

Дико, но в 1912 году место язычника-императора заняли ученые-богословы. Для петербургских и казанских академиков собственное мнение монахов из крестьян – непозволительная абракадабра – деревенская, доморощенная или того хуже – поберушечья святость.

Перечитывая очередную имяборческую статейку в «Русском иноке», отец Антоний чувствовал непонятную гадливость.

Ах, вон что! Потом прошибло, а липкого не терпел.

Пошел, умылся, окатил себя водою. Когда ты в Слове, а Слово в тебе – чистота нужна безупречная.

Обуздывая кутерьму злых суждений, обиду неприятия не принимающих твоих ясных доводов, попытался настроить сердце на сожаление.

Господи! Как было бы просто, если вместо запальчивых обвинений в хлыстовстве, в свальном грехе похвалил бы владыка Антоний добрых старцев Фиваиды за их веру, за сорок, за пятьдесят лет молитв и поклонов. Потом и указывай. И даже со строгостью.

На трам-тарарам и ответ тот же: трам-тарарам. Говорите – мужичье! Лапотники. Ходоки знают, сколь невесом на ноге липовый лапоток.

Елизавета Львовна своего внука сама обувала в лапоточки. Возможно, что-то пророчила.

Вон сколько отмахал! Африка, Маньчжурия, Афон…

Отец Антоний заправил в машинку очередную страницу.

– Они получат заслуженное. Пусть не от святителя – от рабов Божиих самых малых, как мы с тобой. Но восстать против хуления имени Иисуса Христа – дело совести каждого православного человека.

– А мне тоже подумалось, – согласился брат Павел, – наша лепта мала, но мы защищаем имя Иисус – Бога.

Машинка застрекотала:

«И можно ли сливать, – говорит имяборец, – это человеческое имя с Божественным… имя Иисуса, относящееся к человеческому естеству Богочеловека? – Отец Антоний печатал, произнося текст вслух. Остановился, глянул на брата Павла. – И вот он, наш ответ, почитающим себя за высшую духовную касту. «Слышите вы, воскликнем мы, какую новую ересь проповедуют имяборцы, будто имя Иисус относится лишь к человеческому естеству Богочеловека, а, следовательно, не есть имя Богоипостасное?!»

– Здорово! – оценил брат Павел.

И тут прозвучала под дверьми каливы молитва. В Андреевском скиту древнее монашеское правило имело силу, но в других скитах и в самом Пантелеимонове монастыре, дабы не поминать имя Иисус, – стучали.

В дверях улыбающийся игумен Иероним. За его спиной такой же улыбчивый отец Климент. Сочинитель заметок для «Русского инока», для журнала «Наставления и утешения святой веры христианской».

Нестор игумена. Для начальствующего человек необходимый. Без публичной похвалы даже воистину значительные свершения принимаются как жизненная обыденность.

Игумен Иероним уловил особый дар иеромонаха Климента: умеет обронить словечко сердечного восторга нечаянно да вовремя.

В похвалах надобность случилась чрезвычайная. Трудами игумена Иеронима поднялся в скиту огромный, в три этажа, корпус во имя Сампсона Странноприимца.

Гостиница готова принять хоть всю матушку-Россию, но пустует. Власти в России заняты приготовлением торжеств во славу трехсотлетия дома Романовых.

Казалось бы, есть Балканы! Православные Балканы переживают счастливое время освобождения из-под власти османской Турции.

Греки, болгары, сербы, словенцы, черногорцы – все народы православные. Как не возблагодарить Иисуса Христа в таком святом месте?!

Ан нет! Не едут. Вместо молитв и благодарных служб – подлейший дележ. Делить было что: тысячи островов, спорные территории, моря, проливы, порты. Но главная печаль: разделенные границами народы. Болгарские земли отданы Македонии. Области, населенные македонцами, отошли Греции.

Молнии полыхают вдоль границ Сербии. У сербов множество претензий к соседям.

Вот и пустовала гостиница Свято-Андреевского скита.

Игумен Иероним, мечтавший соответствовать славою игуме нам-строителям, вместо признания обрел на свою голову – зубо скальство.

– Палаты для эха поставил!

Насельнику каливы в саду отец игумен принес новый номер журнала «Наставления и утешения святой веры христианской». Передавая, вздохнул:

– Был у меня отец Алексий (Киреевский). Я его просил навестить тебя. Уклонился.

Отец Антоний пожал плечами:

– Беседа с солдатом для человека академических знаний не очень-то привлекательна.

– А простецы в тебе души не чают! – засмеялся отец Иероним. – Я тоже – простец. Дождь вымаливаю. Вот идем в храм Успения. У меня молитвенники добрые. Это Николай, певчий, совсем юная душа. Это послушник отца Климента – переписчик Никита… Вас с отцом Павлом не смею отвлекать от работы. Очень даже уповаю на интерес читателей. И твоих, отец Антоний, и твоих, отец Климент. Умное, задушевное слово запечатляется сердцем.

– А что с Афоном решают? – спросил отец Антоний. – Ежели теперь он не турецкий, то чей? Царство иноков, но земля-то греческая.

– Салоники, – сказал отец Климент, – основал царь Македонии Кассандр. Но ведь Кирилл и Мефодий – здешние!

Улыбнулся отец Антоний.

– Да, здесь Византия, а также Фессалония – столица латинян.

Отец Климент – знаток истории.

– А про Османский султанат мы уж и не говорим! – подытожил игумен. – О Господи! Зной на дворе давящий. Совершенно нестерпимый. Фрукты в зародышах сварились. Правда, урожай маслин ожидается отменным.

Оглядел бумажное море. На столах, на подоконниках.

– Вот вам и чаю, работнички!

Поискал глазами свободное место и вручил склянку брату Павлу.

– Пригласил меня нежданно келарь Пантелеимоновского монастыря. Белужья икра. Гурьевская, с реки Урал. Одесское по дворье расстаралось: икра для патриаршей канцелярии. Патриарх прибаливает, кушает ли он черную икру – не знаю. Но канцелярия, глядишь, и вспомнит русских иноков в нужный час.

Благословил – и калива опустела.

– Чего ради нас икрой угощают? – не понял отец Антоний.

– Утешил. Высокопреосвященный владыка Волынский письма афонских иноков напечатать не захотел. Игумен жалеет тебя. Он за нас.

– Владимирской земли крестьянин, а старцы фиваидские – крестьяне всея Руси.