Текст книги "Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы. Два сценария"

– Ну… с плёточками

– А кто соси-каблук? Ты?.. Или он? — выказал Андрюха свою абсолютную и здоровую неосведомлённость в делах садо-мазохистских.

– Он… Но, я ещё толком не разобралась.

– Бля, позорно!… А ты ему соси-ствол сделай. Враз дурковать завяжет!

*

78.*

У Азии зазвонил телефон.

Высокий чин в погонах с крупными звёздами:

– На рейсах из Тюмени за последние семь дней нет ни одной пассажирки с именем Виктория. Среди лётного состава тоже

– Хочу просмотреть видеозаписи прилёта всех рейсов из Тюмени. За трое суток.

– Мне нужен час, – послушно пообещал высокий чин.

*

79.*

Кухня.

Анна и Андрей.

Андрюха выпил.

Но невесело.

Пожевал.

Хотел что-то спросить…

– Не спрашивай меня ни о чём, – остановила его Анна, – Потом поймёшь… А ты сам-то как к старушке попал?

– С армии пришёл, поеду, думаю, в Москву. С вокзала вышел – куда идти? И пошёл, куда глаза глядят. Иду такой, по столице нашей родины. У людей спрашиваю – а где храм Христа-Спасителя? И, прикинь, никто не знает. Один туда показывает, другой туда. Вдруг тачка тормозит, такая, круче, чем в кино. И, такая, тёлка выходит. В очках. Знаешь, почему она очки не снимает?.. Говорит – специальные – я в них вижу инфернальных существ.

– Бесов?

– Ну, а кого ж ещё? – и передразнил старуху, – «Они такие лапочки! Это попы их оклеветали. Они подсказывают мне верные решения».

– Да, дурит, – отмахнулась Анна, – Ничего она не видит. Просто глаза у неё старческие. Линялые. Вот и прячет.

– Наверно… Ну, вот, – она подошла – а тёлке – лет триста! Я чуть не умер!

– Я тоже. – Потом в кабинет к себе заволокла… Смеяться будешь… – Не буду. Я уже поняла

– Чё, ты, поняла?.. Прихватила меня за это место – и так… требует, как будто я ей сто рублей должен – давай, мол, я сейчас… Вместо завтрака. Мне, говорит, врачи прописали – омолаживает организм. Сделаю, говорит – вовек не забудешь… А зачем мне её помнить?… Эта, в юбочке, сидит язык высовывает, дурочка. Её Юлечка зовут. Я её долбоюбочкой прозвал. Ну, точно – Юля – юла. Юлит, как…

Анна, вспомнила и улыбнулась:

– Я тоже. – В смысле. – Я тоже прозвала её долбоюбочкой

– Круто! – восхитился Андрюха созвучию мыслей, – Не, они там точно – съеханые. У их крыши с передком местами поменялись.

– Ну и ты?.. Накормил старушку

– Не, ты чё!.. Я отвечаю – могу рулить, могу в тыл ходить, могу стрелять, могу с пластидом работать, могу сапёрной лопаткой, а вот это – не могу. Не то, что не могу – не хочу. Извиняйте, бабушка. Она мне – ну раз ты такой лох, будешь баранку крутить. И девочек моих телохранителем. Тела их продажные охранять. А мог бы, говорит. хорошие бабки делать, у меня полно голодных клиенток… Ну, позорно, бля!.. Блевану я – на старушках прыгать… А тебя-то не рвёт?

– Нет, – ответила Анна, глядя в окно, – Меня, бля, уже всю вырвало.

– Мне тоже – тошно всё это… В общаге валяюсь на койке, с души воротит, выть охота, другой работы нету… Ты думаешь, ты деньги под своими клиентам будешь делать? Ты компромат на них будешь поставлять… для… – и он неопределённо показал куда-то рукой, – У неё всё пишется… Звук, картинки.

– Ну, а ты-то что такой смелый?

– Ты пока чистая. Это потом будет… А давай вместе жить? Ну, я в смысле – просто вместе. Как брат с сестрой. В магазин буду ходить. Одной-то тоска…

– А давай, – согласилась Анна.

– Хотя – нет… – вдруг передумал Андрюха, – Я твоих соси-каблуков покрошу… – сделал он ударение на у в слове каблук, – На винегрет… Я не быкую. Это не ревность… Просто… что тебя пачкать будут.

Он виновато улыбнулся, она грустно улыбнулась в ответ:

– Ты только не думай, что все женщины такая падаль как я.

– Да я и не думаю. – Мне просто уже всё равно

Он закурил и объяснил:

– Когда выпью – всегда курю. В чехии научился. Раньше не курил… Скоро брошу.

И налил ещё по рюмке:

– Давай?

– Давай, – невесело согласилась Анна.

– Мы третью, всегда, не чокаясь… за ребят… за братишек… за всех наших… не возражаешь?.. знаешь, сколько ребят, бля, полегло….

Андрюха встал и, отставив локоть, серьёзно выпил.

Сел и не стал закусывать.

Анна выпила и погладила его по затылку.

Как брата.

*

80.*

Москва сверху.

Огромная.

Беззвучная.

*

81.*

Старуха-красотка вышла из своей шикарной машины и куда-то деловито шла вдоль высотного дома, своей безупречной и юной походкой манекенщицы, выбрасывая вперёд ногу за другую и властно накалывая каблуками асфальт.

Человек в люльке реставрировал на крыше высотки голову истукана со зверской улыбкой сталинских времён.

И… то ли по его оплошности, то ли от старости… от истукана откололась улыбающаяся голова и медленно полетела вниз…

Реставратор свесился из люльки и заорал, что есть мочи…

Крик растворился в грохоте города и не долетел до земли.

Но старуха подняла глаза вверх и, как заворожённая смотрела в небо, на летящую прямо в неё улыбающуюся голову истукана…

Она упала, чёрные очки слетели и в небо застыли старческие, водянистые и бессмысленные глаза.

Из открытого рта выползла большая зелёно-золотистая муха.

И улетела.

*

82.*

Багровый закат над Москвой.

Офис Заказчика.

Заказчик. Азия и охранники.

Азия:

– Рекомендую отменить все мероприятия связанные с юбилеем.

Заказчик:

– Это исключено… Есть такая примета – сорок лет не отмечают… Суеверия это всё… Какое красивое у тебя имя, каждый раз произношу и получаю удовольствие… Азия… Аза…

– Спасибо

– Мне она нужна живая и здесь, – сказал Заказчик, показав указательным пальцем в пол.

Азия почему-то промолчала.

Заказчик:

– Только я тебя прошу… Ты попридержи свои… штучки

– Кодекс чести вы называет штучками? – сдержанно удивилась азиатка, – В старину слуга называл хозяина – ваша честь. Я всей моей честью служу вашей чести. Если с вами что-нибудь случится, я не надолго переживу вас. Это дело моей чести.

– Спасибо, Азия. Но лучше давай жить долго. И будем делать вид, что счастливо. И ещё… Поторопись. Не дай ей наделать глупостей.

Азия поклонилась головой.

– И не наделай их сама. Я тебя прошу. Ты слишком… средневекова. Сейчас в моде милосердие… двадцать первый век всё-таки… Цели те же. а методы утончились…

– До ватников, – вкрадчиво уточнила Азия.

– Кстати! Когда гости будут съезжаться пусть крутят военные песни – «Бьётся в тесной печурке огонь, и горит на поленьях смола, – закрыв глаза, безголосо и тихо запел Заказчик, – До тебя мне дойти не легко… а до смерти… четыре… шага»… Любовь и смерть всегда вместе. В наше время любовь… злее смерти…

– В наше время, мужчина боится смерти больше, чем женщина, – сказала Азия.

– Не я не понял, а мы чё тут – опущенные? – показал на напарника старший охранник.

– Опустившиеся, – поправила его Азия, – Потому, что любите жизнь, больше женщин.

– Не, я не понял?.. – Какие твои годы…

– Не надо, Азия, – остановил её Заказчик и сказал охраннику, – Знаешь, Сашок, а где-то она и права…, – и снова переключился на Азию, – Юбилей, я бы рад отменить, да не могу. Уже все приглашены. Речи, подарки… и надо будет пить… Постарайся до банкета. Я тебя прошу.

– Вам не надо просить. Вам надо лишь приказать, – удивилась Азия и пошла на выход.

Охранники за ней, как тени.

*

83.*

Улица.

Джип и Азия.

Парень, который дал телефон Анне, шёл и хрустел чипсами.

– Молодой человек, можно у вас попросить телефон, – чересчур вежливо попросила Азия.

– Извините, у меня на нём совсем мало денег – отключат, – виновато улыбнулся ей парень.

Вышли два охранника.

– Колись, давай! – заорал на него старший, – Пока я тебе зубы не вывернул наизнанку.

И выбил из рук пакет с чипсами.

Несколько человек обернулось.

– Она попросила телефон, я дал – вот и всё.

– То есть она тебя предупредила? – поймала его на слове Азия.

– А фотку она тебе не дала свою? – заорал охранник.

– Нет.

– Не, я не понял, а как ты дрочить будешь? – ещё громче заорал на всю улицу охранник.

– Настоящий мужской разговор, – посмотрела на него Азия, и он понял, что пора заткнуться.

– А вы по себе не судите, – вежливо, но дерзко ответил ему парень.

– Ты мне рот открой ещё тут! – не удержался охранник.

– Зачем? – спросила Азия.

– Что зачем? – не понял парень.

– Зачем телефон дал?

– Она красивая… – ответил парень.

– Красивые женщины любят красивую жизнь. А ты умеешь красивой женщине сделать жизнь красивой? – спросила Азия.

– Нет, – признался парень.

– Да, дрочить он токо умеет, – всё-таки вставил своё слово охранник.

– Интересный ассоциативный ряд, – ответила ему Азия и глянула на парня,

– Места своего в жизни не знаешь… Знал бы своё место, не было бы проблем… Садись.

– Зачем?

Два охранника сделали своё дело и машина уехала.

*

84.*

Кухня.

Анна и Андрюха:

– Нам взводного прислали. Литёху. С училища только. Думали – сырой. Носится, такой, как чумовой. Мы ему сразу кличку – Стрёма – Стремительный. У него и фамилия Стремнов. А как к чехам в тыл, бля, – другой человек – как кошка, неслышный. Идёт, бля, ни веточка не дрогнет, ни камушек не заговорит – вообще, бля, шума нет. Знаешь, как звук выключили

– Ты не говори больше это «бля». Тебе не идёт… Ты женщину унижаешь. Вообще – женщину.

– Ладно… Извини… Я не в смысле – бля – я просто, как Стрёмка. Вся армия так говорит… Не поверишь – он меня ходить учил. Как сына. Христос говорит, по воде ходил. Это мы тонем – гавна в нас много….

– Это точно, – согласилась Анна.

– Ну, да, – механически согласился Андрюха, – Стрёмка говорит – с молоду человек лёгкий, земли чуть касается. А потом с грехами всё тяжелее ходит. Грех в землю давит. Пока не ляжет в землю человек… А уже не человек, а гавна куча… Калаш, Стрёма говорит, надо держать в ладонях нежно, как воробышка, тогда он сам попадает… Ручки тоненькие – а удар, как кувалда… Всё мечтал – разбогатею, куплю, говорит, себе калаш хрустальный. Знаешь, такой, с водкой?

– Нет. – Ну, сувенирный такой… прозрачный, а внутри водка, настоящая… и братишек, говорит, всех помянем… ну, продаётся… наверное, литра три там… к чехам, как к себе домой ходил. В плен попал…

– А что ж он в плен попал, раз такой герой?

– Да, сдали! – удивился её непонятливости Андрюха, – Свои же сдали.

– Как это – свои! – Да это нормально… А штабные крысы на что?.. Мы там не за чехнёй гонялись – мы от своих бегали. Если б не свои – мы б их там быстренько отвинегретили…. да по домам… пастухов этих… чабаны храбрые… когда их сто штук… – А они хорошие воины? – Лучше русского солдата, только немецкие легковые автомобили. И то не все… А чехи орут – мы тебя обрежем, крест снимай. А он – этого не будет. Только вместе с головой… А у него жена и – токо-токо тогда – двойняшки, под Рязанью…. Ну, с головой и сняли. Живому… Но, креста не снял… Стрёма – братан… Я через него жизнь понял. – Прям мученик

– Ну, – согласился Андрюха, – Там все такие… просто про одних знают, а про других нет… Мы потом всю ихнюю группу покрошили. За Санька за нашего. За Стрёмку… А вот одна ушла…

– Кто? – Тёлка одна

Андрюха вынул бумажник с правами, порылся и достал и развернул, сложенную вчетверо и сильно потёртую на сгибах любительскую фотографию.

На фотографии стояла Азия в голубом берете.

В прорезях глаз была невозмутимость и библейское возмездие…

А в руке, за коротко стриженные волосы – чья-то отрезанная голова…

И Анна узнала девушку из охраны Заказчика, виденную в бинокль с крыши, но ничего не сказала Андрюхе, только брезгливо бросила фотографию:

– Зачем ты эту дрянь носишь?

– Это Стрёмка. – стиснул зубы Андрюха, складывая фотографию и убирая обратно в бумажник, – Братан… Я через него крестился.

– Она вахабитка? – зачем-то спросила Анна, и начала смутно догадываться, почему Андрюха Мазерати перебрался жить в Москву.

– Не знаю. Может, да. Может, просто – наёмница. Стрёмкин берет, бля, напялила. Солдатка удачи, бля… Бабки к свадьбе копит… Встречу – женюсь, – вдруг весело сказал Андрюха, – Женщина моей мечты. Позывной Шаманка… Говорят, где-то в Москве, тварь, гуляет.

И Анна поняла, зачем он приехал в Москву.

– А он за Россию погиб, или за Христа? – задумчиво спросила Анна.

– А это не одно и то же, – не то спросил, не то ответил ей Андрюха Мазерати.

*

84.*

В комнате с кучей мониторов люди показывали Азии, парню и двум охранникам на нескольких экранах сразу видеозаписи из аэропортов…

Люди, люди, люди…

Бесконечный поток людей.

Анна…

Парень узнал её.

Азия просекла.

И остановила изображение.

– Она?

– Нет, – ответил парень, – Просто, похожа немного.

И стал смотреть на другие мониторы…

Но он не умел врать.

Азия пожурила его:

– Врать – не хорошо

– Да я ему!… дрочить не за что будет! – понял и попросил у её охранник.

Азия пристально всмотрелась в Анну.

– Да… красивая… Хочешь я тебе её фотографию подарю? – спросила у парня.

– Да он издрочится весь! – волновался охранник.

– Так и хочется тебе помочь, – посмотрела на него Азия и покачала головой.

– Я в смысле… по жизни… – объяснил ей охранник философско-аллегорическое значение слова дрочить.

– Я говорю вам, это не она, – пытался врать парень.

Азия пустила изображение.

Анна подняла голову и подмигнула в монитор.

И показала два пальца.

Азия нажала «стоп»:

– Ну, вот и наша Виктория… И знак победы

– Не я не понял?.. Во, борзость деревенская! – сказал в монитор охранник и сделал лицо, сильно уважающее Азию.

– Да это не она, – всё ещё пытался спасти Анну парень, – Та одета была красиво, как… девушка. А эта, как скинхедка. В сапожищах.

– Ты своё дело сделал, – улыбнулась парню Азия, – Сдал девушку своей мечты? – и жёстко приказала охраннику, – Быстро мне её паспортные данные!

– Не, я не понял, а как? – удивился тот.

– Руками, – дерзко посоветовал ему парень, – Если головой не умеете.

– Да, я!.. – окаменел от его наглости охранник, – Ты… дрочишка!

Азия покачала ему головой, положила парню руку на плечо и ласково сказала:

– Не надо хамить. У него медалей и ран, больше чем у тебя женщин было.

– У меня вообще женщин не было, – ответил ей парень, – Я не женат.

– У тебя всё ещё впереди… Ну, поехали, я тебя домой отвезу.

*

85.*

Анна вертела в руках старухину садомазохистскую кассету

– Извини… Мне надо просмотреть

Поставила в проигрыватель.

Андрюха встал и деликатно вышел на кухню…

Анна грустно смотрела кассету про свирепых девушек с кнутами.

Андрюха сидел на кухне и грустно смотрел в окно…

– А ты, когда в окно своё глупое пялиться закончишь!.. – вдруг заорала ему Анна, – Иди, и я тебе объясню, что такое жизнь!

Андрюха Мазерати смотрел в окно и чуть не плакал…

*

86.*

Человек, привёзший девочку старухе, сидел на улице в своей машине и раздражённо говорил по телефону, через слово с матом:

– Не, не.. пусть панель подметают!.. жопками своими безмозглыми…

Над машиной чуть склонилось и поскрипывало огромное старое мёртвое дерево, с реденькими зелёными листьями.

– Не, не… всё евро, тема сказочная… всё на высшем уровне должно быть… там пацаны для приюта нужны… ну такие, чтоб не сырые, но и чтоб не два метра, сорок пятый размер ноги… ну ты въехал…

Дерево медленно, со стоном, и всё быстрее и быстрее стало падать…

…упало и смяло поперёк машину с человеком пополам, как пустую сигаретную пачку.

Из-под скомканной машины медленно потекли густые чёрные ручейки масла из картера…

*

87.*

Пустырь.

Джип.

Закат и стая бродячих собак вдали.

Азия и два охранника в салоне.

И перепуганный парень.

– Сейчас будет немного физкультуры. Сидеть тихо. Как ниньзи. – приказала охранникам Азия и кивнула парню, – Вытряхивайся.

Все вышли.

Азия повела парня от машины.

– А чего она так тащится, что она из Африки? – спросил охранник, помоложе.

– Молодая ещё… Дрочится… – мудро ответил старший, глядя в спину Азии.

– Говорит, воевала, – спросил молодой.

– Да, где она воевала! Между ног она воевала… Замуж выйдет – враз дрочить завяжет.

– Да кто её возьмёт. – Такой же. Узкоглазый. Чё их мало? Вон – пол Москвы – хоть спички вставляй. Всё уж давно оккупировали, пока мы, бля, дрочили

– Она сама, как мужик… Она, наверное, это… Миша-Маша… Если порыться там, небось, такой кончик будет, как у пацанёнка.

– Ну, это ты сам ройся, – отказался устанавливать пол Азии старший, – Может и найдёшь.

– Не, мне не надо! – поспешил отстраниться молодой, – Говорит, – мужская сперма, это как сопли.

– Да чё она ещё в сперме понимает. Сперма – это мужская сила. Сок мужика. Спермы нет и мужика нет. На пенсию! Огурцы поливать.

– А она говорит – меня тошнит, когда мужики в меня кончают, как сморкаются.

– Так в неё косоглазые и кончали, как чихали… ап-цхи!.. как воробьи… Взял бы, да подлечил дуру. Чем языком-то болтать. Если умеешь.

– Не-е… мне не надо! – снова поспешил отстраниться молодой, – Она говорит – вот смерть – это оргазм.

– Человек с войны такую хуйню не сморозит, – сморщился старший, – Дрочь всё это. Косоглазая. Плохо ёбаная… На войне – жизнь понимаешь.

*

88.*

Азия остановилась и приказала парню:

– Стой

Парень остановился.

– А сейчас я сделаю тебя мужчиной. – Да я, вроде не просил…

Парень боялся её.

– А зарядку делал сегодня? – спросила Азия.

– Какую зарядку? – не понял парень.

– А надо делать. Каждое утро.

И Азия ударила его.

Неестественным для женщины ударом.

Просто срубила.

Но он встал и сказал:

– Вы не правы

– А жизнь – она во многом не права, – философски объяснила ему Азия и ударила ещё раз, – Тем и прекрасна!

И Азия начала его бить…

Она била и не злилась, не напрягалась, била спокойно, как женщины вручную стирают бельё…

Парень был не кулачный.

Азия играла с ним, как кошка с мышонком.

Он падал, Азия отходила…

Парень подымался…

И всё начиналось с начала…

– Ты даже ты можешь себя защитить… Ну, хоть попробуй меня ударить… Ты мужик или нет?

– Не хочу… – вытирая кровь, ответил парень. — Руки пачкать…

– Вот как! – удивилась Азия, – Об меня? – и снова ударила…

Парень опять поднялся, уже с трудом.

– Есть искусство побеждать. Но есть искусство проигрывать… – учила Азия, – Кто не умеет проигрывать – никогда не победит. А побеждённый должен поблагодарить победителя. За урок жизни. За урок смерти.

– Вы просто больной человек, – сказал он ей разбитым ртом.

– Нет. Просто, я делаю свою работу… А ты – врач?

– Я будущий психолог

– Ах, бу-удущий психолог! – восхитилась Азия и усмехнулась, – Ты не будущий психолог, ты настоящий покойник.

– Вы больная… Это понятно всем. Не видно только вам одной.

Парень отвернулся, опустился на колени и стал креститься и класть поклоны.

Азия подошла к нему сзади, взяла за горло, наклонилась и зашептала ему в ухо:

– Ещё чуть-чуть и ты станешь мужчиной…

*

89.*

Вдали появился золотой всадник на белом коне.

*

90.*

Азия вынула из кобуры на поясе сзади пистолет с драконом на рукоятке.

Парень вздрогнул.

– Не описался? – спросила Азия и пощупала рукой у него в паху, – Ну, не густо… И с этим ты на красоток собрался?.. – и шутливо почесала ему стволом затылок, — Не обижайся… Женщина, когда летит в пропасть, ведь должна за что-то схватиться? – наверное, имея в виду любовную пропасть. И вдруг горячо зашептала ему в ухо, – Я сейчас выстрелю… и ты кончишь… как никогда в жизни… и никогда уже меня не забудешь… а мучатся ты будешь, оттого, что не успел меня поблагодарить…

Парень снова стал класть поклоны.

– Чего она творит? – тихо спросил старшего охранника второй.

– Да пугает… Пускай поиграет… А пацану полезно – пусть не дрочит. И не хамит.

– Надо было её пургеном накормить…

Азия поставила парню ногу на спину.

И выстрелила в затылок.

И резко оттолкнула ногой тело.

И сама отскочила назад.

От крови.

И поцеловала пистолет.

Парень завалился на бок.

Охранники замерли.

А Азия пошла что-то искать.

– Не, я не понял!.. – медленно подходя, спросил её старший.

Второй стрельнул в Азию испуганным и ненавидящим взглядом и отвернулся

– Что ты не понял? – переспросила Азия, заглядывая в какие-то ржавые бочки.

– Бля, я не понял, зачем пацана надо было класть!

– Ты, бля, родился тупым? – передразнила его Азия, – Или это, бля, образование?.. Ты ж сам хотел? Чтоб не дрочил, бля! – снова передразнила его Азия.

– Да это его проблемы! – заорал охранник, – Пусть дрочит!… Сколько хочет!

– Тебя не поймёшь, – хладнокровно издевалась над ним Азия, – То дрочи, то не дрочи… У него уже нет проблем. А кричишь ты зря, солдат.

Подняла какую-то палку, зацепила ею чёрную смолу из бочки и написала латинскую букву V на бетонной стене.

Охранник ходил за ней сзади и возмущённо заглядывал в лицо. По его лицу пробегали какие-то беспорядочные сокращения мимических мышц – стало видно, что он не вполне здоров.

– Ну, зачем положила?.. Пацанёнок же?.. – сбавил тон, но не унял он возмущения.

– А кто его положил? Я что ли? – Нет – я! – А кто?.. Я? – Не, я не понял?

– Его положила гражданка Кашина. Анна. Она же Виктория. Подрастёшь – поймёшь.

За этими разговорами Азия достала свою чёрную помаду и нарисовала на лбу парня чёрную букву V.

*

91.*

Парень уходил вдаль по пустырю, держась одной рукой за золотое стремя всадника, другой всё трогал свой затылок.

И оправдывался:

– Вы не думайте – я сам виноват… я их спровоцировал… вёл себя вызывающе… надо было просто объяснить им… а эта просто больная… и та девушка, на улице, – она ни в чём не виновата. Она очень красивая… а можно я маме позвоню?

*

92.*

В огромной ванной комнате в шикарных апартаментах Чистюли было заботливо разложено ночное обмундирование для Анны.

Чёрные вещи, чёрные сапоги и чёрная фуражка.

Анна оделась, осмотрела себя в зеркало – она была стройна, чёрно-зеркальна и похожа в фуражке, с плёткой, и в чёрной маске на глазах не то на женщину-кошку, не то на эсэсовку из концлагеря.

И рассмеялась.

Но глаза в прорезях маски остались печальными…

И вдруг она увидела в зеркале, как всадник ведёт парня, который дал ей на улице телефон…

И она рухнула на колени.

*

93.*

Стена, медный крест и окошко отшельника.

Запах ладана и красная тёплая точка лампадки внутри.

Слышно тихое:

– ГосподипомилуйГосподипомилуйГосподипомилуй…

Анна рухнула на колени в чёрном костюме с плёткой:

– Батюшка! Ну, батюшка! Ну, за что!..

– Ты посмотри на себя… Сейчас уже даже бесы так не ходят… Иди отсюда.

– Да не я это!.. Не я! – кричала Анна.

– Нет… Это – ты, – горько вздохнул невидимый голос:

– ГосподипомилуйГосподипомилуйГосподипомилуй…

*

94.*

Пустырь.

Парень на боку.

Азия и два охранника.

Азия набрала номер:

– Здравствуйте генералиссимус. Это Азия…

Высокий чин в мундире снова сморщился на том конце:

– Рад вас слышать. Опять угрозы?

Азия:

– Нет. Но как я и предполагала – первый труп. Если он первый. Видимо, это был её подельник – звонок с угрозой был с его телефона. Что уж они там не поделили, не знаю, но, думаю, он ей стал больше не нужен и она его убрала. Какие-то масонские знаки на стене нарисовала.

– Какие знаки? Если свастику – это дело политическое. Это пойдёт под фээсбэ.

– Нет. Латинскую букву V – Виктория. Но почему я узнаю об этом раньше вас? Мне эта Анна Кашина Виктория нужна сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Для вашей карьеры.

Азия отключила телефон и попросила охранника:

– Не надо расстраивать шефа. У него и так столько дел… юбилей.

Давай за него будем расстраиваться мы.

*

95.*

Была уже ночь.

По улице шёл человек в широком и длинном сером плаще, в шерстяной чёрной шапочке и с полиэтиленовым пакетом в руках.

Огляделся.

Быстро снял плащ и оказался в чёрной, военного образца, форме.

Скатал на лицо края шапочки – и оказался в чёрной маске.

Глаза в прорезях были ледяные.

Быстро сложил и плотно скатал плащ и сунул в большой карман сзади на куртке.

Достал из пакета пятилитровую бутылку.

Подошёл к закрытому залу игровых автоматов.

Достал баллончик с краской и криво написал:

– СМЕРТЬ ОККУПАНТАМ! АРМИЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ.

И, размахнувшись, бросил бутылку в окно.

Грохнул взрыв.

Полетели стёкла.

Начался пожар.

Человек быстро ушёл между спящих домов.

*

96.*

Что уж Анна там сделала с Чистюлей неизвестно, но потом он стоял у кровати на коленях и гладил и целовал кончики её сапог…

И плакал…

И не мог остановиться.

А Анна лежала, смотрела вдаль и делала вид, что ей нравится курить.

И презирала себя.

*

97.*

Заказчик лежал на небесного цвета ковре в своём офисе, глотал чудовищно дорогой виски безо всякого льда и измученными глазами смотрел на плохого качества фотографию Анны из аэропорта.

Потом прошептал:

– Девочка моя… единственная моя…

И он медленно уронил голову.

*

98.*

Человек в маске зашёл в подвальную сауну схватил за волосы дежурную и поволок вглубь.

В небольшой комнате отдыхали два немолодых толстых человека с тремя некрасивыми девушками в простынях.

Человек в маске молча стал избивать обоих.

Спокойно и жестоко.

Женщины от ужаса даже не кричали, а сидели, забившись в углу.

– За что! – хрипели оба.

– А ты догадайся с трёх раз!

И оба умоляли на полу, – Не надо!,. Хватит!… Ну, не надо!

– Ещё раз увижу – будет хуже! Будет вам, бля, конец света!

– Возьми деньги!.. Не надо!..

– Деньги только бляди берут, – ответил он им и ушёл, бросив девушкам:

– Бля, позорно! Соски драные! Смотрите, не подавитесь!

И плюнул в сердцах.

Но женщины его так испугались, что позора своего не ощутили.

Он вышел и побежал дворами.

*

99.*

Чистюля заснул, свернувшись калачиком в ногах Анны, как собака…

Анна закрыла глаза и что-то начала шептать…

*

100.*

Человек в маске вошёл в гей-клуб, походя ударив в лицо рукояткой пистолета охранника, который сразу рухнул и закрыл голову руками.

Гей-клуб был маленький и уютный.

На эстрадке танцевал красиво сложенный юноша в микроскопических плавках.

Человек в маске выстрелил в потолок.

Всё затихло и застыло.

В прорезь были видны стальные глаза.

– А ну на пол, пидорьё! – заорал человек в маске, – Блевалами вниз, руки за голову!

Все безоговорочно упали лицами вниз. Один только танцор остался стоять на эстрадке.

– Тебе, что, пидорёнок, особое приглашение надо? – Я не пидор… Я здесь… танцую

– Честно? – строго спросил человек в маске.

– Честное слово! – с жаром поклялся танцор, — У меня тёлка есть.

– Ну, ладно, тогда.

Человек в маске достал из кармана допотопный будильник, перевернул на столике ведёрко для шампанского и накрыл им будильник.

– До взрыва час! Кто не спрятался, я не виноват! Конец света начался сегодня! Армия освобождения объявляет отстрел спидарья, как заразных крыс!

Будильник под ведёрком в тишине тикал пугающе громко…

Человек быстро вышел и убежал.

Вынул и одел на ходу плащ, закатал наверх маску.

Это был Андрюха Мазерати.

*

101.*

Бухали барабаны, как на плацу.

Не то японские, не то шаманские.

В азиатско-спартанской комнатёнке Азия ритуально сидела на полу, скрестив ноги, и, не менее ритуально, пила водку.

Из маленького фарфорового наперстка обычную русскую дешёвую водку.

И ничем не закусывала.

В бутылке на полу осталась ровно половина.

Азия смотрела прямо перед собой в бесконечную даль и была бесконечно одинока и бесконечно сильна и жалка в своём одиноком пьянстве.

Она сломалась и стала пьяно и ритуально укладываться спать.

Нетвёрдой рукой, но в маниакальном порядке, положила на полу большой серебристый пистолет с драконом на рукоятке, мобильник и маленький чёрный короткоствольный револьвер в кожаной открытой кобуре с ремешками, как у часов.

На тонкую циновку положила щетинистый коврик с тонкими иголками сантиметра полтора высотой и медленно легла на него спиной.

Накрылась по грудь чёрным покрывалом с огненно-золотым драконом и положила руки вдоль тела…

А барабаны всё бухали.

– Барабаны судьбы… – вздохнула Азия с закрытыми глазами.

*

102.*

На обочине, в ночном призрачном свете, стояла стайка проституток, все на высоких каблуках, удлиняющих ноги, все в коротеньких юбочках.

Андрюха прятался в тени каких-то ночных кустов, смотрел на них своими стальными глазами и, вероятно, обдумывал свою акцию возмездия.

Издали, из-за столика ночного гадюшника, с грязными столешницами и прожженными пластмассовыми стаканами-пепельницами, его заметила проститутка, далеко не молодая.

И пьяная.

Или обколотая.

У девушек остановилась машина. Из неё вылезли четверо пьяно-громких парней.

В голове Андрюхи созрел какой-то план, и он уже пошел было на них, скатывая-опуская на глаза свою шапочку,

Она, нетвёрдо, словно по палубе, пошла наперерез и перехватила его на полпути:

– Ой, солдатик!.. на войну собрался?

И вцепилась ему в рукав.

Андрюха разозлился.

Не на неё – на самого себя – что её не заметил:

– Домой иду… со смены

– Ой-й-й… гудит, как улей родной завод, а нам-то хуля?.. ебись он в рот… домой-й!… да где у тебя дом-то?

– Мама, вы бы шли на… дело своё, – стиснув зубы, но сдержано-вежливо ответил ей Андрюха.

– Нашу фабрику пёзд и минета пошёл крошить? – нехорошо улыбаясь, пропела она, – Смотрю – крадётся… ангел-истребитель… в шапочке… а вот, ты как думаешь, сколько мне лет?

– Сто пятьдесят четыре… скоро стукнет

– Ну, это ты спиздел, солдатик, не подумав… по малолетству своему… ты скажешь, я вру… мне тридцать шесть лет… мне тридцать шесть лет…. и не дай тебе Бог узнать, что знала я.

– Да что вы знаете? – с брезгливой тоской ответил ей Андрюха.

– Ты в детстве машинки ломал?.. ломал, ломал!.. все ломали… ты думаещь, они бляди? … показала она рукой, как Ленин, на стайку девиц.

– Нет, бабки на свадьбу зарабатывают. – Ты их презираа-аешь… Как там эти, журналисты, дети горькой правды и отваги – мразь эта – в газетах пишут? – жрицы любви… твари они, эти журналюги… они мученицы… девочки эти… а, ты – жизни ещё не знаешь! – Бля. мама, шли бы вы на кроватку

– А вот это «бля», ты женщине больше не говори… никогда не говори…

Возле девушек остановилось сразу несколько машин.

Начались смотрины.

– А вот кто чище?.. эти козлы?.. в шоколаде!… которые думают, что за деньги можно купить женщину….или девочки мои?… жертвенные куколки… они на себя берут весь ваш мужской грех… всю вашу неполноценность, гниль вашу мужичью… всю вашу похоть… ты полюби их, хоть на миг полюби… и пожалей… дай денег… сколько можешь… я сейчас сдохну…

Андрюха сунул руку в карман и отдал ей все деньги, что там были.

Она взяла и пыталась поцеловать ему руку, но он вырвал.

Она заплакала.

– Ты меня спас… ты мне жизнь продлил… ещё, может, на ночь… ненужную мою жизнь… «и милость к падшим призывал»… это Пушкин… Алексансергеич… великий русский поэт… большая душа… его каждая тварь пропащая знает и любит… а тебя никто не любит, хоть ты и герой… а он сам себя пропащим считал… а вот ты… ты до завтрашней ночи не доживёшь…

Андрюха вырвал руку.

– А я тебя от греха сейчас спасла… ой, спасла-а…

Андрюха развернулся.

И ушёл.

Проститутка в миг протрезвела, недобро усмехнулась ему в спину и бросила вслед на асфальт два слова, как сплюнула:

– Сс-сына, бля…

*

103.*

Москва.

Плывёт внизу.

Ночная.

Залитая огнями.

Как грехом…

И медленно светает…

*

104.*

Утром Чистюля снова был собран, как чиновник и вежлив, как лорд.

И завязывая свой очередной красивый шейный платок, положил на стол кредитку:

– А паспорт мне нужен был, чтобы открыть вам счёт… Здесь достаточно, чтобы вам начать учиться управлять миром. Или хотя бы частью его. По имени Москва. Вы – очаровательны. Вы просто – прелесть.