Текст книги "Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы. Два сценария"

– Чё-то не густо. Как пустые карманы.

Анна стала совать в бюстгальтер салфетки.

– Давай, суй побольше. Чтоб солидняк был! – участвовал Андрюха.

Анна сняла с его головы берет и одела на него платье и парик.

Накрасила губы и подвела глаза.

Набросила на плечи тонкую шаль.

Полюбовалась.

Всем был хорош Андрюха, в женском, и ноги были не кривые, но платье на Андрюхе в паху предательски выпирало.

Анна стояла и смотрела.

И так, и сяк.

Андрюха смутился.

– Ты… это? – попыталась деликатно спросить Анна.

– Чего это? – не понял Андрюха.

– Ну… взволнован?

– Да, нет, – не сразу сообразил Андрюха, – Ты ж, как сеструха.

Анна расстроилась:

– Да-а,… ты хозяйство-то отрастил не по-детски.

– Ничего я не отращивал, – обиделся Андрюха.

Анна задумалась:

– А нельзя убрать куда-нибудь

– Куда ж я уберу? – совсем смутился Андрюха.

– Ну, куда-нибудь… покомпактнее

Он сказал, – Не смотри, — отвернулся, задрал подол, раскорячил ноги и, приседая, стал укладывать своё хозяйство компактнее.

Анна давилась со смеху.

Андрюха повернулся, красный как помидор.

И показал.

Всё равно выпирало.

– Не… ты смеешься, – совсем обиделся Андрюха

– Да не смеюсь я! – засмеялась Анна, – Просто мне весело. Ты не понимаешь – это здорово, когда у тебя есть брат. Давай так – сумочкой прикрой. Прошмыгнёшь… и в машину… а сюда больше не возвращаться. И не звони мне. Никогда больше, – почти приказала Анна.

Андрюха сложил в пакет свои зелёные штаны, сапоги и берет, и взял с собой.

– Закон разведки знаешь? – обернулся у двери.

– Нет

– Салабона учат – вот у тебя в деревне появился бык – бычара! – кулаки с футбольный мяч, всех товарит, как сухофруктов – и ты чё?.. Ну, салабон, обычно, топорщится – да я! да ствол! да я ему гранату в зубы… А ему говорят – не-е-ет. Ты должен огородами-заборами подкрасться сзади, занырнуть в гавно, с ушами, а когда бык проявится – вынырнуть… и кирпичиком… не в лобешник!.. в затыльную сторону лобешника… сзади… но наповал!.. и, назад, в гавно, занырнуть… живым… сдохнешь – не зачтётся… потому как – следующий бычара на подходе… Закон разведки… А когда базар, там… медали давать начнут – выныриваешь живая и, давай ручками махать – ой, беда!.. быка паразиты завалили!… какой человек был!.. И все тебя будут спрашивать – а что это от тебя так гавном несёт? А ты – на быка пошла, да со страху обосралась… не герой я… и место моё в гавне… И убивайся – ой, быка завалили!.. Закон разведки.

– Я поняла, – глядя ему в глаза, которые он старательно убирал, медленно сказала Анна, – Я поняла.

– А с мега-прапором-то что вышло? — вдруг спросил Андрюха.

– Его сделали, – ответила Анна.

– Ну, позорно, бля! – расстроился Андрюха.

– Он дал себя сделать. Сам сказал – моё время вышло. Если б он не дал, его б никто не сделал.

– Не позорно. Уважаю! – стрельнул вдаль стальными глазами Андрюха.

И Анна поняла, что Андрюха стеснялся в жизни своих стальных глаз, а не того, что она думала раньше.

– Ты фильм видала «В шесть часов вчера после войны»? – Нет. – Короче – там война – смерти по колено, а народ стрелку забивают: встречаемся в шесть часов вечера после войны. А когда она кончится? выживут ли? Никто не знает. Но верят!… Короче – давай на Красной плошади, ближе к Василию Блаженному, когда ты своего хомяка сделаешь я тебя каждый вечер ждать буду в шесть часов?.. Ну, там, плюс-минус… кто не пришёл – того нет. – Почему хомяка? – Людям хамит – вот и хомяк

– Давай… Только одно условие. Закон разведки, Андрюша, сегодня блюдешь незыблемо.

– Да я чё – водила! – удивился Андрюх., – Это ты блюди. Незыблемо.

Собрался, было выйти, но что-то нерешительно топтался у двери.

Стал какой-то неуклюжий.

И вдруг попросил:

– А давай крестами обменяемся?

Анна растерялась.

– А вынесешь мой? – Хочу

Анна сняла свой крест.

Он свой.

Поцеловали.

И поменялись.

Одели.

– Я теперь твой крест понесу, – улыбнулся Андрюха.

– А я твой… У нас с тобой дорожки одинаковые по этой жизни. Коротенькие…

И Анна поцеловала его.

Андрюха потоптался:

– Знаешь, я в Чехии всё смерти ждал. И боялся. По салабонности. А потом понял – она придёт, всё равно придёт. Когда Бог ей разрешит. Чё грустить!.. Да?.. Бог не выдаст – свинья не съест… Никого у меня не было, а теперь сеструха есть. Круто!

И он пошёл.

Анна перекрестила его в спину.

*

129.*

Азия и два охранника сидели в машине вдалеке от дома.

Андрюха вышел из подъезда.

– Вон какая-то! – показал охранник постарше.

Закрывая пах сумочкой, и умирая от комплексов, Андрюха пошёл к машине.

Странно, но никто не обратил внимание, что это переодетый мужчина. А из джипа заметить это было ещё трудней.

Пока Андрюха шёл – вошёл во вкус, – беспечная молодость взяла своё – отставил ручку и стал качать бедрами и даже состроил глазки какому-то прохожему.

– Свои?.. Или парик? – задумчиво, непонятно кого, спросила Азия.

Андрюха подошёл к машине и увидел…

Макароны на сверкающей крыше.

Свежие.

Но, разваренные.

Видимо, чтоб лучше приклеились, когда высохнут.

Только что кем-то сверху прицельно брошенные.

Андрюха поднял голову.

На балконе над машиной стоял-курил и не скрывался, по пояс голый, с брюхом, но крупный и не вполне трезвый мужик, видимо, борец с дорогими иномарками, и с нетерпением жаждал скандала.

– Ну, ты чабан! – похвалил его Андрюха и стал, было, соображать, как преподать ему свой фирменный урок жизни и воспитанности, но вспомнил, что в чулках и только спросил мужика, показывая на макароны:

– А чё один гарнир? Где котлета?.. Сам срубил?

А мужик, вдруг понял, что внизу переодетый женщиной мужчина.

И обомлел.

Чтобы не сказать хуже.

И только воскликнул:

– Во, бля!

Андрюха взял двумя пальцами одну макаронину и сбросил.

По-женски.

И строго сказал наверх:

– Чтоб вечером мне по-флотски сделал! С мясом! Мясо не экономь.

Сел и втопил с места.

А мужик на балконе всплеснул руками сам себе:

– Не, ну ты видал чё творят!

*

130.*

– За ней! – скомандовала Азия охраннику и джип поехал за Андрюхой.

*

131.*

Анна смотрела в окно сверху, как чёрный джип уехал за её машиной.

Потом открыла коробочку, достала осколок прапорщикова лезвия.

Сломала пополам.

Отрезала кусочек пластыря и приклеила половинку за ухо.

И поправила волосы.

Она была готова к вечеру.

*

132*

Андрюха летел по городу с кучкой макарон на крыше.

– Не, я не понял? – всматривался издалека охранник за рулём, – А чё у неё за камуфляж на крыше?

– Антенна, – ответила Азия.

– Чё-то стрёмная

– Макароны, – ответила Азия

– Не, я не понял, зачем? – Обед забыла

– А может, знак какой?

– Знак победы, – устало ответила Азия, – Над картошкой.

*

133.*

Андрюха ехал и куражился.

Набрал номер и сказал женским голосом:

– Алё, Ань!

– Ты где? – спросила Анна.

Андрюха:

– Ой, я такая вся загадочная, такая вся пилю по трассе, а за мной такие мужчинки увязались – ой, проходу не дают. И одна лесбиянка. Так гонят – наверное, сильно хотят интима. Но сегодня, наверное, не догонят. Часа два побегают и отстанут.

– Вот, дурень, а!.. Давай, чтоб всё нормально было. Береги себя.

– Да мне-то что? Сижу в чулочках, педальки жму, колеса разминаю. Им меня догнать – штаны сначала себе пусть купят. Два часа покатаюсь и к братишкам. Ты себя береги.

– Спасибо тебе. – Пока, сеструха. – Пока, брат. – В шесть часов вечера? После войны? Незыблемо?

– Незыблемо!

*

134.*

И Андрюха стал играть в догонялки.

То уходил от джипа, то давал себя догнать.

Потом выскочил на шоссе и как дал за двести – так, что охраннику за рулём пришлось сильно понервничать.

*

135.*

– Не, я не понял? – сказал охранник, с трудом уходя от яростно гудящей встречной машины, – Мы так долго колёса жарить будем?

– Скоро приедем, – ответила Азия, достала свой пистолет, поцеловала его. высунулась в окно и прицелилась.

И выстрелила.

Андрюха в зеркало заметил и резко ушёл в сторону, но пуля попала в машину.

– Во, как!.. А мужчинки-то нервные! – удивился Андрюха, – А у нас с собой было!

Достал из-под сиденья ТТ, взял в левую руку наоборот, высунул руку в окно и, прицелясь через боковое зеркало, и поглядывая то в зеркало, то на дорогу, плавно большим пальцем нажал спусковой крючок.

Выстрел назад.

Попал в фару.

Джип нервно заёрзал по дороге.

– Не, я не понял! – заорал охранник,

– Что ты орёшь? – тихо спросила его Азия.

– Она через жопу бьёт! – заорал охранник.

– Это ты через жопу едешь, – снова тихо ответила Азия и прицелилась второй раз.

Андрюха увидел, выждал и резко ушёл в сторону.

Выстрел пришёлся мимо.

– Вот сучка! – сказал Азия.

А Андрюха прицелился второй раз.

На втором выстреле ТТ заклинило.

– Во, гавно китайское! – подёргал затвор Андрюха.

Затвор заело намертво.

Андрюха выкинул ТТ в окно.

*

136.*

Чинно толпился бомонд.

Под кокосовыми пальмами, вокруг подсвеченного снизу бассейна с огромными красными рыбами.

Анна с Чистюлей под ручку входили в клуб на юбилей.

Звучали военные песни.

Всем выдавали блёкло-зелёную стеганую фуфайку без воротника и Чистюле с Анной тоже.

– Как это мило?… Стильная вещь, – слышались голоса.

– Буржуазия в ватниках. И планетарий, – сказала Анна.

– Он любит чудить

Анна услышала и, повторив, пропела:

– До тебя мне достать нелегко… А до смерти четыре шага…

Чистюля, почему-то, принял это на свой счёт.

Негры медленно вращали штурвалы – на вертелах, жарились на огне два быка целиком и было в этом что-то ветхозаветное.

Какой-то толстый, в галстуке и растерзаной на брюхе рубахе, уже принял своё и пытался не то залезть на пальму за кокосом, не то потрясти её и всё говорил:

– Эта-а ба-льшой валасатый фунду-ук… у нас в Москве расти не-е моо-ожет!.. Эта-а из пенапласта фунду-ук…

Видимо он был большой человек, поэтому все вокруг смеялись.

И тут выскочили с десяток негров в набедренных повязках и ловко залезли на пальмы. Огромными ножами срезали орехи и стали бросать вниз, другим неграм. Те наотмашь срубали ножами с орехов верхушки и длинноногие шоколадные негритянки стали раздавать кокосы.

Кто-то брал. Кто-то нет.

Скоро выяснилось, что внутри каждого кокоса – сюрприз, – золотые кольца серьги, броши.

Это отозвалось в сердцах.

Все бросились за кокосами.

Но кокосы вовремя кончились.

Потом гостям было предложено покормить крокодила.

Но крокодил уже так обожрался, что застыл, как труп, и куски парного мяса летели ему прямо на нос.

– Он умер?… Нет, он уже умер? – всё спрашивала кого-то какая-то дама, бросая мясо, – А тогда почему он не кушает?

Вокруг бассейна ползали несколько одуревших гигантских черепах и мечтали смыться в бассейн. На них можно было встать и проехать полметра. Потом черепаха убирала голову и застывала.

– Значит, будет суп! – догадалась другая дама, стоя на черепахе и поправляя ватник на плечах, – Значит, будет черепаховый суп.

*

137.*

Андрюха и джип пилили уже за двести двадцать…

Но новенькое шоссе кончались горой песка и щебня.

Стояла строительная техника и вагонник на колёсах.

Ехать было некуда.

Андрюха с визгом остановился.

Джип следом затормозил и, чуть не перевернувшись, развернулся, перегородив дорогу.

Из него тяжело и бойко выскочили два охранника.

Андрюха вылез из машины.

В женском платье и туфлях.

Охранники остановились, обалдело разглядывая Андрюху.

– Не, я не понял? – сказал старший,

– А хорошее у меня платьице, правда? – спросил его Андрюха, – А чулочки у меня какие!.. Не поверишь – в ажуре!

– Не я не понял, ты чё вырядился?.. Как снегурочка.

– Душно в штанах. Не зима всё-таки, – потряс подолом Андрюха, всё же немного смущаясь своего дамского одеяния, – А так – вентиляция… А Аполлон Бельведерский, между прочим, тоже бантик носил. Мифы читать надо!

– Аполлон, ты б лучше дрочил… в греческом зале, – дал ему совет по жизни охранник, – Чем в пидорах-то ходить… Не, я не понял, а макароны зачем приклеил?

Андрюха вдруг, отдал ему честь и заорал, как американский морской пехотинец:

– Правительство соединённых штатов просило меня спасти человечество от макаронного дождя из космоса!.. Сам ты пидор!

– Не, я не понял?.. Я пидор?.. – с лицом, переполненным праведного гнева, спросил охранник.

Вышла Азия, разглядывая Андрюху.

– О! Дочь степей, калмык! – весело поприветствовал её Андрюха.

– Ага. — как-то рассеяно ответила ему Азия, – Тампонов тебе подвезла.

– Ты б свалила, – добродушно попросил её Андрюха и кольнула какая-то мысль, да не удержалась в голове – не узнал он в Азии девушку своей мечты со своей потёртой фотографии – слишком она была теперь модная, да стильная.

– Сейчас. Свалю, – пообещала Азия, подошла и заглянула в машину, – Где эта шавка?

– Шавка – это ты, – ответил ей Андрюха и ещё раз весело попросил, – Свалила бы. Пока я твоих пацанов… – и осекся, – Не! Нехорошее слово. От слова – поц… Пока я твою братву товарить буду. Не тёлочье это зрелище.

Крепкий, но не крупный, перед охранниками, он был абсолютно уверен, что побьёт их, словно перед ним стояли дети.

– Не, я не понял! – нервно дёргая плечами и шеей, просто одурел от его наглости охранник, – Ты!.. В лифчике!.. С прокладкой!.. Ты меня прессовать собрался?… Меня!.. Крепового берета?.. Те чё, дрочить, снегурочка, надоело?

Вместо ответа Андрюха весело, отправил его лицом на землю, выбив одним ударом сразу несколько зубов:

– А я тебя признал! Ты ОМОН… Мы, когда чехов гнали, вы всегда за нами вовремя успевали. На зачистки свои. Пенсионеров зачищать. С холодильниками….

Второй охранник почему-то кинулся поднимать первого.

– Извини, братан, но сейчас и ты огребёшь, — сказал ему Андрюха, – Привет от голубых беретов! – задиристо улыбнулся и уже подёрнул было платье, чтобы удобнее было бить, сказав, – Ничего личного, только бизнес… Бля, в туфлях, как на лыжах. Сейчас бы, бля, сапошки мои, да на шнурочках. Да, омончик?

– Он контуженный. У него пластина тут, – показал себе на голову второй охранник, – На фугас наскочили.

Первый с бычьим упрямством пьяного пытался встать с асфальта.

– Ну, я ж не знал! – расстроился и словно извинился Андрюха, – Тогда надо майку носить – я контуженный.

Азия достала из-за пояса сзади пистолет и выстрелила Андрюхе в живот.

И поцеловала пистолет.

И спросила второго охранника:

– Что стоишь, как баран? – Команды огонь не было. – А тебе в койке тоже «огонь» надо командовать?

Он с болью посмотрел на раненого Андрюху и отвернулся к своему напарнику.

– Ты, косорылая, те чё тут война? – удивился Андрюха, держась за живот.

– А ты думал мир? – ответила Азия и выстрелила Андрюхе в плечо.

И поцеловала пистолет.

И выстрелила во второе плечо.

И поцеловала пистолет.

От второго выстрела Андрюха упал и расстроился, – Ё-маё!.. и мавзолей не зачистил и похоронят в колготках, как пидарка. Позорно, бля! Слышь, сына, – попросил он молодого охранника и показал на свою машину, – Там в пакете штаны. Сгоняй, а? – с трудом достал немеющей, почти уже мёртвой рукой Анин нательный крестик из-за пазухи и сунул его в рот.

Азия, казалось, ушла в машину, убирая пистолет за спину, но вернулась оттуда со штык-ножом.

Села над Андрюхой на корточки.

Сняла с его коротко стриженной головы Анин парик и спросила, разглядывая губы в помаде:

– Ты очко-то тоже помадой подводишь?

– Ага, – ответил ей Андрюха, – Чтоб тебе веселей было… Отсосал не пробегал?

– Пробегал, – спокойно ответила ему Азия, – Да пулю в брюхо схлопотал.

– Да, бля… В чехии, бля, пронесло… а тут, бля, попал! – расстроился Андрюха голосом, до удивления похожим на голос майора Заломова из подвала, – Ты извини за зубы, слышь, краповый!

*

138.*

Среди зелёно-серых ящиков и линялых армейских палаток, в хлопающем на ветру нижнем белье на палаточных растяжках, сидели и улыбались за дощатым столом ребята с автоматами в лихих голубых беретах, в жилетах с рожками от автоматов поверх полосато-голубых маек и один молоденький лейтенантик в парадной форме.

Андрюха, держась руками за красное пятно на животе, подошёл к ним, удивлённо разглядывая.

Все приветливо обернулись и подняли гранёные стаканы с молоком, а лейтенантик встал и сказал:

– Молодец, что не узнал. Чтоб её никто не узнал… Андрюха! За тебя!…

Все встали и выпили залпом свои стаканы.

Не чокаясь.

И у всех остались молочные усы.

Андрюха вдруг узнал и радостно заорал:

– Стрёма! Братан!.. Литёха, бля! Живой?..

– Куда ж я денусь! – улыбнулся ему лейтенантик и тут же приложил палец к губам и шёпотом сказал:

– А вот «бля» здесь нельзя…

*

139.*

Шоссе.

– А вот «бля» это – не надо, – по-матерински пожурила Андрюху Азия, – Это только нехорошие мальчики так говорят… Десантура, а ты достойно будешь в гробу лежать – чулочки-трусики из «Дикой орхидеи»… а в морге тебя, по ошибке, опустят… на посошок… понял, дурак, как она тебя подставила?.. А, кстати – где она?

– Не… я сам. Если б я за неё не подставился, кто б меня подставил!

– И оно тебе надо было? – удивилась Азия и нежно погладила его по затылку.

– Она мне, как сеструха, – давясь кровью, объяснил Андрюха.

– Почему она?.. Почему не я?.. Только потому, что она красивая?

– Не, – морщась от боли, объяснил Андрюха, – Она чистая… Ей больно.

– Не поняла я… про чистую. А чувствовать боль – удел больных. И слабых… Так, где она?

*

140.*

Вдали на шоссе, появился золотой всадник на белом коне…

*

141.*

Азия на корточках над Андрюхой:

– Ну?.. Последний шанс… Где она?

Она достала из сумочки бумажник Андрюхи и положила себе в карман.

Андрюхе было очень больно, до рвоты, но он держался:

– Ты по жизни в одну харю давишь… а она делится.

– А ты не хочешь поделиться – сказать, где она? И поедем в больницу.

– А ты, бля, никак неживая? – вдруг удивился Андрюха, словно что-то увидел.

– Я-то как раз живая… а вот ты не очень… Да, я одиночка, и мне не больно… никогда не больно… но я тоже с тобой поделюсь, – тихо ответила ему Азия, – Ничего не хочешь у меня попросить?

– А поцелуй меня в очко, – попросил Андрюха. И строго уточнил, – Только в засос. И до утра, бля!

– С удовольствием, – согласилась Азия, – Но сначала, я отрежу тебе голову.

– А я как раз курить собрался бросать. – Я тебе помогу

– Во, ты, бля, шакалка! – усмехнулся Андрюха.

– А победителей – не судят, – поправила его Азия.

– Давай, бля… А я к Стрёмке пойду. Братуху увижу. Старшенького, – как-то вдруг светло и радостно улыбнулся Андрюха.

– Сейчас ты всех увидишь, – пообещала ему Азия и меланхолично-спокойно, даже скучая, стала отрезать Андрюхе голову, умело уворачиваясь от фонтанов крови.

– Не я не понял?.. Ты чё – совсем?.. Кончай. а?.. – заорал охранник, сплёвывая выбитые зубы,

Второго чуть не вырвало.

– А я кончаю… – остановилась и посмотрела на него Азия.

Но он не понял:

– Не, я не понял!.. Чё, ты, как это… аллахакбарыня… ну, уши ещё туда-сюда…

Андрюха, сжав белыми губами крестик, мычал-шептал:

– ГосподиИисусеХристеСынеБожийпомилуймягрешного…

Шептал, до последнего.

Как мог.

*

142.*

Анна рухнула на колени перед окошком отшельника и закричала:

– Батюшка, родненький, молись за Андрюшеньку! Мазерати! Его убивают! Убивают! Господи, прости меня, что не знаю молитв! Батющка, молись! Родной мой! Он умирает!

– Господипомилуй неслись, как облака.

– Что ты орёшь! – раздался голос отшельника, – Как недоенная корова… Кого убивают, за что убивают – это не твоего лягушачьего ума дело. Значит – так надо… А за солдатика – ты ответишь… Кровища за тобой волочится… как… месячные у слонихи… пошла отсюда!

*

143.*

Шоссе.

Азия – охраннику:

– Что ты орёшь?.. Что вы так боитесь смерти? Умереть – это как ногти подстричь. Как волосы. У девочек плёночка между ног толще, чем эта грань между жизнью и смертью. Жрать много любите, подушки мягкие любите – вот и смерти боитесь. В вашей земле, на одном квадратном метре, зарыто по десятку человек, а вы, как девочки, тут морщитесь! Вы что, ОМОНы, историю свою не учили?

– Не, я не понял!.. Он те чё, жить мешал? – всё отплёвался кровью охранник, – Чё ты маньячишь!

– Он что вам – враг? Что вы беснуетесь? – подал голос второй, бледный как полотно – он достал Андрюхин пакет с формой и раскладывал на Андрюхином теле сверху полосатую майку, камуфляжные штаны, голубой берет и поставил рядом сапоги.

Азия:

– Он враг моего хозяина, которому я служу. А вот ты служишь своим соплям… ваш император Пётр Великий сам рубил головы своим врагам – историю надо знать… дурачок давно уже потерял свою голову от этой шавки, которую почему-то называл сестрой… а ты – сначала научись следить за зубами, – посоветовала Азия, всё ещё сплёвывавшему зубы первому охраннику, встала, наступила ногой Андрюхе на спину, и за волосы отломила голову от позвоночника, взяла за ухо и, достав телефон, пошла к машине, набирая номер.

*

144.*

Андрюха шёл в голубом заломленном на затылок берете и парадной десантной форме по пустому шоссе, стучал сапогами, радостно улыбался и нёс подмышкой свою голову, когда его неслышно догнал сзади золотой всадник.

– Сто четвёртый! Псковский! Парашютно-десантный! – лихо и весело козырнул Андрюха, – А у меня сегодня день рождения. День воздушно-десантных войск. Это – как мать родная!.. А вас Анька попросила?.. – и весь засветился в улыбке, – Сеструха! Уважаю!

Всадник склонился, подхватил Андрюху подмышки и легко, как мальчишку, усадил его перед собой на коня.

– А я Стрёме хрустальный калаш с водкой так и не купил, – вспомнил и расстроился Андрюха. И тихо попросил, как ребёнок, – А посидите со мной, пока я усну, ладно?

И уснул.

И так и не узнал в этой жизни, без роду, без племени, не знавщий даже дня своего рождения, детдомовец Андрюха, гвардии старший сержант – позывной на войне Мазерати, – что и Стёмке-братану и ему в День воздушно-десантных войск, который он отмечал, как свой день рождения, отрезала головы одна и та же молодая женщина.

Да это, наверное, так надо было…

*

145.*

Азия, с телефоном и головой Андрюхи:

– Здравствуйте, генералиссимус. Вы будете смеяться, но у нас тут ещё один труп… Какой?.. Не быть вам министром. Вы что там – в погонах – все тупые?… Ещё один трупяк!.. И башка на капоте. Отдельно… С буковкой V нерусской… От чего отдельно? От туловища отдельно… Как кто? А сами-то как думаете?.. Она – Анна Кашина. Она же Виктория Белородова… Это её водитель. И он почему-то в её платье и чулочках… Ну, это уж вы сами разбирайтесь… у трансвеститов свои причуды… Кто он?.. Трупяк он, идиот!… А какие у бешеных собак мотивы?…

И шлёпнула за ухо Андрюхину голову, как пивную кружку, на сверкающей капот бывшей Андрюхиной машины.

И задумчиво погладила по волосам. И тихо сказала:

– В этой жизни я тебя победила. До встречи. В новой жизни.

И кровью пальцем написала красную букву V на Андрюхином лбу.

– А как она могла отпилить ему голову, если она сейчас на дне рождения у твоего шефа? – со злой и кривой улыбкой спросил высокий чин.

– Ёб… твою бабушку! С дедушкой! В бессмертные их души… – выругалась Азия и заорала на охранника, – К шефу. Быстро! На день рождения! Она там!

Шлёпнула на крышу синюю мигалку, и джип сорвался с места, задымив по асфальту резиной.

*

146.*

К высокому чину в кабинет зашёл подчинённый и молча положил на стол пачку фотографий…

Азия с боевиками…

Азия с человеческой головой…

– Брать? – спросил вошедший.

– Нет, – откинулся на кресле высокий чин, – Пусть пока… погуляет.

*

147.*

В клубе, на юбилее, очередная поп-звезда старательно выводила под фонограмму очередной шлягер, что-то сладенькое, про любовь.

Анна и Чистюля за столиком.

Анна притворялась захмелевшей:

– У меня был один прапорщик… не поверите – он мог это делать сутками…

И тень брутального прапорщика легла на холёное астрологическое чело Чистюли. Он на мгновение почувствовал себя несколько ущербным, в сравнение, с далёким, неизвестным и могучим прапорщиком. Успокаивало лишь то, что он богат и знатен, а прапорщик, как бы хорош не был – наверняка, был всего лишь нищий босяк – что сразу успокоило и низвело таинственного прапорщика до ранга бессмысленного орангутанга в погонах, который, ну ничего, не может дать красивой и умной женщине, кроме бессмысленного и яростного совокупления до и после синих соплей…

А Анна наслаждалась его комплексами:

– И орал, – «бля!»… и как поршень ходил!… я на пару часов вырубалась… и по новой… вот столько водки, – показала пальцами, – С гречневой кашей. И снова работать!.. просто – как он любил говорить – в кал!.. не к столу будет сказано… мы с ним, после этого… обычно рвали зубами крыс.

– Крыс? – не поверил Чистюля.

Анна так посмотрела ему в глаза, что все его сомнения развеялись. Но он, вдруг, вспомнил слова старухи-красотки, про Аниного мужа.

И успокоился.

– Крыс! – подтвердила Анна, – И обязательно, живых.

– Ваш муж был прапорщиком? – Нет. Мой муж не был прапорщиком. Но у каждой женщины в жизни должен быть свой прапорщик

– А я люблю рвать зубами… проблемы. Так разорвать, чтобы хлестанул фонтан… Финансовый.

– Про фонтан – это вы, как поэт… Я сразу представила Самсона, раздирающего пасть льву.

Чистюля был польщён.

Анна:

– Помните, такой золотой фонтан в Петергофе… Мне нравятся мужчины, которые умеют делать деньги.

И посмотрела в сторону Заказчика.

Юбиляр сидел в окружении самых избранных, самых приближённых.

Чистюля понял её взгляд. И снова в нём полыхнул огонь ревности. На этот раз – серьёзной:

– Он многого добился в этой жизни. Гораздо большего, чем я, – согласился он, глядя в сторону юбиляра, – Вы, знаете, он не спит с женщинами.

– А чётверо детей у него из планетария?

– Да, – совершенно серьёзно ответил Чистюля, – Только это… конфиденциальная информация… Он говорит – за пятнадцать лет жизни с женой я спал с ней ровно столько раз, сколько у меня детей? Что значит – астрология? Царица наук.

– Прямо скажу – не густо! – и Анна тут же спохватилась, – Великая женщина – рожать по графику! А не по любви.

– Ах, любовь! – непонятно про что, тихо воскликнул Чистюля, – Есть женская любовь. А есть мужская.

– А есть просто любовь… А больше он ничего не узнал у царицы наук?… Когда он умрёт? И как он умрёт?

– Этого я не знаю. У меня на него, конечно, составлены свои карты… Его прочат в президенты. А я говорю – он будет царь! И верховный жрец! В одном лице. Он поднимет Россию с колен.

– Нет. Президентом он не будет. И планетарий не достроит.

– Это… надёжный прогноз? – снисходительноулыбнулся Чистюля.

– Абсолютно. Как говорил доктор Воланд у Михалафанасьича Булгакова – Сатурн в Водолее… эники-беники, ели вареники… Аннушка уже разлила масло… помните, чем это кончилось?.. Я смотрю на него… Аннушка уже пролила масло… осталось – порвать… порвать зубами. И я его порву. Как крысу. Назло царице-астрологии.

– Зачем? – умно улыбнулся Чистюля.

– А пусть не лезет в президенты, – капризно ответила Анна.

– А вы действительно верите в «глас народа – глас божий»? – вдруг пристально посмотрел на неё Чистюля, – Это же вой толпы.

– Ну что вы? – успокоила его Анна, – Боги шепчутся только с избранными.

И снова посмотрела на Заказчика.

Чистюля тоже.

– Мы с ним компаньоны. Он станет президентом – я сделаю вас министром… культуры. Хотите?

– Не-а! – отказалась Анна от портфеля министра культуры, – Это я его сделаю.

И улыбнулась.

– Вы сумасшедшая, – влюблено глядя, прошептал ей Чистюля.

– Нет, – возразила ему Анна, – Это вы здесь все с ума посходили. Налейте мне белого столового вина.

Он налил ей немного водки в рюмку.

Она взяла бутылку, налила водки до краёв в большой бокал для воды, насыпала туда полперечницы перца, полсолонки соли и перемешала ножом.

В бокале поднялась серая муть.

Глотнула:

– Царская водка… Пора… Я хочу тебя… – Давайте… уедем отсюда

– Нет… нет… Вечер только начинается… я хочу тебя здесь… прямо здесь… в туалете… в кабинке. Пошли.

– Я вас обожаю, – прошептал Чистюля.

Она стали из-за стола и он за ней.

*

148.*

Джип Азии с сиреной и мигалкой летел по встречке.

Сумеречные охранники.

Азия рассматривала бумажник Андрюхи.

Нашла сложенный конверт.

Развернула.

На конверте от руки было написано:

«Личному составу 76-ой Псковской дивизии Воздушно-десантных войск.

Фото гвардии лейтенанта

Александра Стремнова 1982 – 2005

104-тый полк.

Вскрыть после моей смерти».

Конверт был запечатан.

Азия вскрыла его и достала фотографию.

И увидела себя.

С головой лейтенанта Стремнова.

И прочла текст от руки на фотографии:

– «Братишки!

В случае моей смерти прошу её ликвидировать. За гвардии лейтенанта Стремнова Александра Викторовича – брата по оружию. Остальных мы сделали. В 2004—05 в чехии позывной – Шаманка. Я не успел. Андрюха (Мазерати)

Гв. ст. сержант»

– Так вот ты какой – позывной Мазерати… – вспомнив Андрюхину голову, сказала Азия, – Гв. ст. сержантик… Я от тебя по горам трое суток уходила… а в Москве догнала… это судьба!

И Азия стала хохотать.

И передразнила охранника:

– Не, я не понял?.. Поклонники уже мои фотографии у сердца носят!…

А по улицам гуляли голубые береты…

– Объявляю охоту на саму себя! – и Азия пустила по ветру фотографию в окно летящего джипа, в компанию голубых тельняшек, – Догоняй, мужики!.. Чем, за щёлочками бегать… Ну! Кто первый? – и помахала им рукой, – А всё-таки в этих беретиках есть что-то бабское.

– Не, я не понял, кто сказал? – возмутился охранник.

– Я сказала

Молодой охранник с заднего сиденья видел фотографию, узнал Азию на ней, и в глазах на мгновение сверкнула ненависть.

Но он погасил её.

И отвернулся.

*

149.*

А фотография упала на тротуар.

И человек в голубом берете поднял её.

Потом конверт.

Всё тщательно прочёл.

Долго смотрел.

– Братишки! – тихо позвал народ, – Тут тема лютая пришла. Из джипа кинули.

Его обступили.

Все затихли.

Фотография пошла по рукам.

– Подъём, пскопские! – глаза стали стальными, – Я номера засёк.

*

150.*

Коридор.

Анна.

И Чистюля.

Анна:

– Я хочу в мужском… Там так пахнет мужчинами… Я люблю запах снега. Чистый, чистый. И ясный. Как детство. И запах осенних листьев. Пряный и грустный… И мужского туалета. Он меня пьянит… я зверею, – пьяно сказала Анна с бокалом и вошла в мужской туалет.

Чистюля, оглянувшись, шагнул за ней.

*

151.*

В туалете никого не было.

Анна поставила бокал на раковину и за галстук повела Чистюлю в кабинку.

Гладя в глаза, Анна опустилась перед ним на колени.

– Сначала я хочу посмотреть, как из тебя бежит твоя витая струйка. Такая горячая, такая золотая, как ты… – начала говорить, расстёгивая ремень и брюки.

– О, Анна! – задышал Чистюля, косясь на дверь, – О, Виктория!

*

152.

Азия с охранниками подъехали к клубу, выскочили из ма-шины и быстро вошли внутрь.

– Сколько вы жрёте! – брезгливо сказала Азия, оглядывая, столы, гостей, объеденных быков на вертелах, – Человеку в день нужно риса, сколько поместится в кулаке. Остальное – смерть. Иначе человек – животное.

– Если к этому – ноль пять, впрокладку, – показал паль-цами поллитра охранник и согласился, – Жить можно.

*

153.

Расстёгнув Чистюле ремень, Анна начала снимать брюки и вдруг так рванула его за ноги, под коленями, что он полетел назад, ударился затылком об пол и отключился.