Текст книги "Врата рая России – лучезарная Ялта"

Аю-Даг

Подъезжая к Ялте с востока, со стороны Гурзуфа, мы любуемся горбатой горой – Аю-Дагом или Медведь-горой. Она выступает далеко в море и служит хорошим ориентиром для моряков. Еще античные мореплаватели одну из гор назвали Криуметопон, что значит «Бараний лоб». А в средневековье люди находят в ней сходство с медведем, пьющим воду из моря. Много легенд связано с Медведь-горой.

Как твое настоящее имя – Святая гора, Медведь-гора, или ты и есть неуловимый Криуметопон, упомянутый античным географом Страбоном? Какие ветры истории шумели над твоим диоритовым силуэтом?

Выйдя из троллейбуса, спускаемся к подножью Аю-Дага. Гора медленно приближается, вырастает, и вот уже дремучая, каменная и загадочная вздымается над головой.

Вы когда-нибудь искали клады? Улыбаетесь. А я вот всю жизнь хотел открыть для друзей-археологов древний памятник с мраморными статуями, надгробными плитами с пространными эпитафиями. Мне казалось, что для моих мечтаний самое удобное место – Аю-Даг. Как-то вычитал в книге «Аю-Даг – Святая гора»: «Более интересных, более загадочных памятников, чем на Медведь-горе, в Крыму не найти, да и за его пределами мало им равных».

А если знаменитый храм Девы-Артемиды из легенды «Ифигения в Тавриде» как раз находился на Аю-Даге? Археологические поиски Криуметопона и храма Девы еще не завершены. Но как завораживают, как зовут к размышлениям и открытиям строки римского поэта Овидия в его «Письмах с Понта»: «Еще и ныне стоит храм, опирающийся на огромные колонны, к нему ведут сорок ступеней… Там стоит подножие, лишенное статуи богини, алтарь, который был сделан из белого камня, изменил цвет и ныне красен, будучи окрашен пролитой кровью… « Медленно поднимаемся на Святую гору. Идем поклониться памятникам Таврики. Побывать на горе, где будто курится античный фимиам с остатками храма Девы (Артемида у греков, Диана у римлян), прикоснуться к камню, дереву, цветку, листку, черепку амфоры. Серо-зеленые камни Аю-Дага, как страницы древних манускриптов, окружают нас. В который раз открываю книгу «Аю-Даг» – Святая гора» и наслаждаюсь прочитанными строками. Вспоминаю тех, у кого черпал знания об этой горе призраков, горе неожиданностей, горе восторга, горе молчания и загадок: Колли, Репников, Габлиц, Сумароков, Еврипид, Бламберг, Кеппен, Скимн Хиосский, Публий Овидий Назон, Страбон, Помпоний Мела, Плиний Старший, Флавий Арриан, Корелий Тацит, Геродот, Дионисий, Птолемей, Кондараки, Блаватский, Бертье-Делагард, Мартин Броневский. Наши современники – Фирсов, Соломоник, Домбровский, Баранов использовали труды этой блестящей плеяды, создавая описание одного из самых замечательных памятников археологического Крыма.

И власть-очарование задумчивой горы витает над каждым, кто, не спеша, поднимается по ее гранитным ступеням. Точно входит во дворец. Гора-дворец, подаренная нам природой и историей. Гора знаний по геологии, ботанике, археологии. Гора-уникум, гора-музей.

Прежде всего, Аю-Даг один из ценных ландшафтных памятников природы. 150 млн лет назад, в среднеюрское геологическое время, по разлому в земной коре внедрилась магма, но пробиться на поверхность земли не хватило сил, и под толщей осадочных пород она застыла. Это и есть лакколит, «несостоявшийся вулкан». За миллионы лет осадочные породы были размыты, обнажились магматические породы в виде куполовидной горы высотой 547 м над уровнем моря. Тропинка проходит по бывшим уплотненным осадочным глинам и песчаникам таврической серии, которые в контакте с сильно нагретой магмой превратились в роговики.

Вершину Аю-Дага слагает габбро-диабаз, порода состоит из зеленоватого полевого шпата и черного пироксена. Габбро-диабаз – прочный и красивый камень пятнистой окраски, особенно эффектен после полировки. Это прочная и ценная магматическая порода. Крымским диабазом облицовывают архитектурные строения, делают памятники. Трибуны на Красной площади и несколько станций метрополитена в Москве тоже оформлены аю-дагским диабазом. Краеведы считают, что Аю-Даг – минералогический музей Южнобережья, Число минералов здесь достигает 18, а недавно найден еще один – неизвестный в Крыму минерал везувиан.

Дополняет звероподобный вид Аю-Дага его густая «шерсть» из кустов и деревьев. Вечнозеленое земляничное дерево, кустарники иглицы понтийской, иглицы подъязычной, ладанник крымский, жасмин кустарниковый. В приморском южнобережном лесу, покрывающем Аю-Даг, можно увидеть дуб пушистый, дуб скальный, можжевельник высокий, сосну крымскую, грушу лохолистую, кизил, держидерево, шиповник. На перешейке между «туловищем» и «головой» Медведь-горы растет роща фисташки туполистной. Есть на Аю-Даге и редкие травянистые растения, например, особый подвид лесной капусты, открыты здесь и редчайшие папоротники: аногремма токолистная и краекучник орляковый. Всего во флоре Аю-Дага учтено 577 видов растений.

Говорил я о поисках клада, и, кажется, его нашел – гранитный дворец Аю-Дага, расписанный солнечными фресками, увешанный красными лампадами земляничника и можжевельника. Камни, камни, обомшелые каменные кладки, развалины последних покинутых человеком жилищ… Оторвалось что-то тут однажды, много лет назад, и навеки ушло вместе с водой. А еще в эпоху средневековья светился Аю-Даг огнями селений. Епископ Крымской Готии Иоанн сделал гору своей резиденцией, но после какого-то катаклизма, возможно, землетрясения, гора стала необитаемой. Ушли люди, нет сейчас на ней ни одного источника питьевой воды, и тихо, глухо стало на горе, как на кладбище, одном из кладбищ истории. Только загадки, тайны и легенды кружатся над дивной горой.

Маяк пиратов-тавров

Среди пиратов Понта своим коварством и жестокостью выделялся Тавр. Исполинский рост, огромная физическая сила сочетались в нем с мужеством, смелостью и коварством. Он был умен и хитер. Тавр в переводе означало Бык, кличку ему дали греки. Нападение Тавра и его пиратов всегда были внезапны и беспощадны. Они грабили и топили торговые суда, медленно плывущие мимо скалистых берегов. Своих кораблей тавры-горцы не имели. Спускаясь к морю, они хоронились между утесов, выслеживая путь купеческих судов. А в тайных бухточках у них стояли на приколе легкие лодчонки для окружения тяжело груженых кораблей. Понтийский царь Митридат пиратов поддерживал, если они нападали на римские суда, или на купцов, торговавших с римскими областями.

Военная когорта, посланная в Пантикапей для осады города, возвращалась в Херсонес, главную базу римского войска на севере Понта. Задача была выполнена блестяще и совсем без кровопролития. Старый понтийский царь, окруженный изменниками, велел телохранителю заколоть себя. Он предпочел смерть позорному плену. Опьяненные победой над грозным царем, войска вновь отплыли в Херсонес.

Нагруженные награбленным добром, корабли медленно двигались вдоль берегов Тавриды. Стояла поздняя осень. Небо вдруг потемнело, и над Понтом разыгралась жестокая буря. Корабли разбросало среди бушующих волн. Рядом виднелись берега, но повернуть к ним – это верная гибель: суда бы вмиг разбились об острые скалы. Шторм набирал губительную силу, и трудно стало веслами и парусами бороться со страшными порывами ветра и гигантскими пляшущими волнами.

– Это Юпитер разгневался за нашу легкую победу над Митридатом и хочет покарать нас! – воскликнул, сидя на носу триремы, один из старых центурионов с лицом, покрытым шрамами. Внезапно на темном скалистом мысу запылал огненный силуэт – громадный пылающий воин со шлемом на голове и круглым щитом в руке. Сквозь рев Понта донесся звук буцины.

– Смотрите, огненный Юпитер указывает рукой путь нашего спасения! – закричал центурион.

– Вперед, к берегу! – приказал префект когорты. Прикованные к скамейкам рабы дружно взмахнули веслами – им тоже не хотелось погибать в морской пучине. Римская эскадра нашла спасение в закрытой и не заметной с моря бухточке.

Миновав пенный бурун у утеса, передовая трирема вошла в тихую гавань, где ветер свистел высоко в скалах. Загадочный и странный маяк точно указал им верный путь. Кто зажег этот маяк? Откуда взялась эта укромная бухточка?

Римляне с шумом высадились на берег. Тут же воткнули длинный шест с позолоченным орлом, распростершим крылья. На шесте – эмблема императора: щитовидный значок с изображением оскаленной волчицы на красном фоне. К префекту когорты подбежали разведчики и доложили: силуэт огненного воина вырублен в скале, в гроте. Там и установлены светильники с маслом.

– Здесь есть люди?

– Да, нашли только одну женщину, поддерживающую огонь в светильниках.

– Привести ее сюда! – приказал префект.

Скоро перед его глазами стояла стройная гибкая девушка в шерстяной тунике. Густые волосы обрамляли смуглое лицо с черными сверкающими глазами.

– Что ты здесь делаешь? – по-гречески обратился префект.

– Чту память отца и братьев, – тихо ответила девушка.

– Кто ты?

– Я дочь гор! – гордо произнесла она.

– Где твои близкие?

– Они погибли в море, на рыбной ловле.

– Соболезнуем тебе.

– Прошу вас выпить чашу вина, – предложила девушка.

В широком и высоком гроте на козьих и медвежьих шкурах стояли чаши, сделанные из черепов диких животных. Девушка отпила глоток, показав этим, что в чаше нет яда, и протянула ее префекту.

– Что-то недоброе таится в этом гроте и иссохших черепах, – подозрительно заметил центурион.

– Пей, дружище, нас, римлян, никто не посмеет тронуть! – лихо крикнул префект, уже опьяневший от первых глотков.

Пир разгорался. С триремы выкатывали полные бочонки боспорского вина. Пили все. Праздновали победу над Митридатом и свое спасение от холодных глубин Понта. Лишь дозорные, выставленные по краям бухточки, хмурились. Вина им не наливали.

Смуглая красавица в обнимку с опьяневшим префектом стала подниматься по каменным ступеням, уходящим к маяку.

– Куда вы, господин? – смущенно спросил телохранитель.

– К огненной любви!

Меч Тавра ударил префекта за ближайшим поворотом. Над каменным гротом внезапно раздался воинственный клич, и, сраженные дротиками и стрелами, попадали римские часовые.

– К бою! – четко отдал команду старый центурион, не выпивший ни одного кубка вина. Римляне кинулись строить боевую «черепаху». Дротики, копья и стрелы пронзали замешкавшихся, не успевших прикрыться щитами. С разных сторон, взмахивая железными мечами, на них кинулись варвары.

– Отступать к триреме! – приказал центурион, встречая копьем из-за щита напористого варвара.

Внезапно сверху скалы отвалилась большая каменная глыба и со страшной силой ударила в трирему. Камень пробил деревянные палубы, раскроил черепа прикованным рабам и выбил дыру в днище судна. Трирема затонула на мелководье.

Пьяные римляне вяло отражали удары, а варвары с неистовой жестокостью рубили врагов, попавших в ловушку. Тавр стоял на каменной лестнице и наблюдал за кровавой сечей. Вдруг он увидел, что старый центурион с ловкостью и искусством поражает наседавших врагов. К нему пробивались наиболее сильные легионеры. Они хотели вырваться из западни. Тавр рыкнул, как медведь, и бросился к центуриону. Тот прикрылся щитом, но Тавр страшным ударом разрубил щит и голову центуриона. Старый воин замертво распластался у его ног.

Скоро все закончилось. Триремы были разграблены и сожжены, римские солдаты перебиты. В гроте опять стояли чаши-черепа с налитым вином. Огненный силуэт воина показывал рукой на спасительную бухточку. К ней, моля о помощи Юпитера, гребло новое судно…

Эта новелла основана на историческом факте, его привел римский историк Корнелий Тацит. Возможное место действия – гора Криуметопон (Бараний лоб).

Горзувиты

Стоял томительно-счастливый день далекого шестого века. Светло-радостная гамма красок разлилась над скалой Дженевез, где строители могущественного монарха Юстиниана I возводили крепость. Из мраморовидного известняка серо-тусклого цвета вырастали стены и башни, розовея под лучами восходящего солнца. Величавые очертания крепости Горзувиты будто олицетворяли могущество Византии. И в тоже время крепость поэтично и романтично вписывалась в двурогий скалистый лик утеса, с трех сторон омываемого морем.

Константинопольский писатель-историк Прокопий Кесарийский впервые упоминает о Горзувитах в трактате «О постройках». При Юстиниане I средневековая Византия по-прежнему высокопарно называет себя «держава ромеев». Словно свежая струя влилась в нее с приходом к власти энергичного императора. Повсеместно началось интенсивное строительство, завоевание новых земель, возвращение старых: иногда войной, но чаще умелой дипломатией. Укреплялись византийцы и в Таврике. Возводили длинные стены, охраняющие горные перевалы, строили крепости на южнобережьи. Опорой державы здесь стали местные жители – готы: земледельцы, скотоводы и отменные воины.

Крепость Горзувиты прожила четырнадцать веков. Археологи различают три этапа: первый (VI-VIII вв.) – от времени царствования Юстиниана I до нашествия хазар, второй (ХI-ХIII вв.) – промежуточный, «между хазарами и генуэзцами», третий (ХIVХV вв.) – генуэзский, до турецкого нашествия в 1475 году.

В шестидесятые годы мне посчастливилось участвовать в экспедиции по раскопкам крепости с известным крымским ученым-археологом Олегом Ивановичем Домбровским. Доброта и улыбчивость сочетались в нем с возвышенной одухотворенностью и поражающей работоспособностью. Он рисовал, делал записи, производил топосъемку, замеры – профессионально руководил всем ходом археологических раскопок. Всю жизнь Олег Иванович возился с нами, пацанами, малыми и большими, воспитывал и учил, переживал за судьбу вырастающих и всегда помогал, чем мог. На школьных каникулах регулярно организовывал походы и экспедиции, с их емким и хлопотливым хозяйством. А как доходчиво и интересно рассказывал нам на раскопках об истории родного края! И будто оживал язык земли и камня… Крупными античными чертами лица учитель так ярко напоминал мне византийца Прокопия Кесарийского. И постоянная искра-забота в его золотистых, дорогих и любимых глазах… Он знакомил нас с методикой работы археолога. Стратиграфия вскрываемого грунта четко изображалась на листах бумаги линиями, условными штрихами или красками. Рисунок раскрывал внутреннюю структуру, очертания, толщину – весь слой природной и культурной материи, древний человеческий мир. Археологи изучали его и старались прочитать по всем его остаткам давнюю и загадочную жизнь средневековья.

Византийские стратеги избрали великолепную скальную громаду для строительства крепости – неприступной, несравненной и неповторимой в конфигурации каменных глыб с оригинальной планировкой и параметрами. Потомки переделывали и перестраивали крепость, но пространственное окружение и главные центры обороны остались прежними.

История шумными и влажными ветрами пронизывала века, двигала их, засыпала днями-песками, погружая в глубокую воду времени. Родовой строй сменили феодальные отношения, будто подстегнутые хазарским нашествием. Ушела в тень Византия. Военное дело развивалось, потребовалась новая фортификация и ремонт крепости. Все эти новшества, следы перестройки археологи читают в каменных стенах-страницах Горзувита.

Раздвоенная («двурогая») Генуэзская твердыня имеет четыре площадки. Небольшая Верхняя возвышается над крепостью. Отсюда виден весь мир, заключенный в синюю сферу неба, пространство моря, зеленый каскад гор в твоих глазах и объятиях. И будто прозрачные легкие крылья появляются у тебя за спиной и возносят в волшебные струи вечности. Когда-то и твой предок-пращур стоял здесь в задумчивом трепете очарования, влюбленный и восхищенный. Здесь встретились и мы. Твое голубовато-зеленое одеяние развевается, фигура стала совсем легка и воздушна. Ты тоже полетела сквозь Лету, и путь наш освещен золотым солнечным лучом. Значит, мы с тобой не умерли, не сгинули, а живем, живем постоянной радостью земли, солнца и воды. Не страшны нам ни смерть, ни тлен, ведь возвышенные души остаются здесь, в родном краю, навсегда. А глаза твои, как капли росы, сверкают влажной мозаикой млечного мира… Каменные стены с парапетами укреплены с моря, мшанковые плиты с плотно пригнанной облицовкой, с розовым цемянковым раствором – здесь была цистерна для воды. А на отвесном выступе скалы прилепилась часовня, выложенная из бута. Ты молился здесь, предок! Тогда вместе с нами летят посланники Бога, ангелы византийского, генуэзского и современного Гурзуфа.

Могучие боевые стены основного узла обороны занимали Северную площадку, лежащую ниже Верхней. Высокая скала со следами висячей лестницы прикрывала ее с северо-восточной стороны. Вершина Северной площадки представляла собой выровненное ложе с перилами и зубцами.

С приходом генуэзцев появилось огнестрельное оружие. Среднюю и Нижнюю площадки подпирают мощные крепиды. Стены утолщали, устраивали амбразуры для пушек. Все архитектурные подробности и детали крепости с высоким мастерством описал Олег Иванович Домбровский в свой книге «Крепость в Горзувитах». Она напечатана в 1972 году в серии «археологические памятники Крыма» (издательство «Таврия»). Современный старый Гурзуф полностью повторяет планировку средневекового Горзувиты.

…Несмотря на ранний час, поселок давно проснулся. На склонах крутого скалистого холма теснятся каменные домики. Виноградные лозы обвили веранды, садики, крепиды небольших площадок, на которых громоздятся постройки. На очагах возле домов хозяйки готовят пищу. У общественного фонтана выстроилась очередь за водой. Запах жареной рыбы из харчевен сливается с ароматом смолы, доносящейся из гавани, где матросы шпаклюют палубы.

В мастерских и кузнях, что на окраине поселка, пылают горны, здесь куют якоря, изготавливают посуду, плетут рыболовные снасти. Двухколесные повозки скрипят по мостовым узких улиц. Открываются лавки с вином, рыбой, хлебом, мукой, пряностями и заморскими товарами. Разноликое торжище на главной улице гудит, как улей. А на скалах у моря, сливаясь с серым камнем и силуэтами крутых утесов, грозно и молчаливо возвышается крепость…

Крепость Горзувиты, построенная генуэзцами на фундаменте византийской – редкий памятник. Неповторимость его в умелом использовании зодчими природных пиков и скальных глыб для сторожевых башен, бастионов, высоких стен. Здесь, на скале Дженевез, сохранились романтичные руины средневековья. Это о них писал Александр Пушкин:

 
                         Пойду бродить на берегу морском
                         И созерцать в забвенье горделивом
                         Развалины, поникшие челом…
 

Под парусом у Аю-Дага

Яхту «Морской луч» потребовалось перегнать в Керчь на ремонт. Капитан яхты Александр Ткачук слыл за бывалого. Он избороздил Понт и Средиземноморье, а его тюремные отсидки в Турции, Сирии и Италии за безвизовые плавания и контрабандные грузы придавали ему особую популярность и шик среди яхтсменов. По возрасту Александр только подбирался к пятидесяти, но уже выглядел старым морским волком. Сбитый, крепкий, он был довольно привлекателен благодаря бронзовому загару, синим глазам и курчавым золотистым волосам.

Вторым в команде яхты был его сын Шурик, двадцати трех лет. Он только окончил Одесский институт и болтался без работы. Вот папаня и взял его на яхту, они вдвоем катали отдыхающих в Ялтинской бухте.

Коком в плавание стала Мила Барамм, ее родословная уходит в древние крымские корни караимов. Хорошая женщина по характеру и жизненному укладу. А меня пригласили в путешествие, наверное, просто из уважения к былым совместным плаваниям.

За Ялтинским маяком – свобода! Поднимаем грот, стаксель – и в путь. Ох, как хорошо тянет ветерок с запада, с плато Ай-Петри!

Обрывы мыса Мартьян миновали быстро. Ветер крепчал. Волна – большая, округлая, – высоко поднимает яхту. Натягиваю резиновый костюм. Этот миг расставания с домом, городским укладом, и выхода в открытое грозовое море особенно приятен. Вместе с ветром в грудь словно вливается мужество, когда совсем нет страха, а стихия воды величественна, мрачна своей суровостью, и в складках волн будто скрыто колдовство и тайны всего мира. Вода зеленая, с малахитовой густотой, и лишь прорвавшийся светлый луч из сонма облаков пронизывает и скользит вместе с яхтой.

Но что-то непонятное, непривычное в море и на душе. Какое-то острое отчаяние рассекает воду, и неожиданно вырастают две огромные скалы. Это Адалары. Они стоят вечно, но вдруг утонули в водяной пелене и вновь выросли скальными скулами в пене разбивающихся волн.

Вздрогнула земля и вода, архитектурную стройность мира разорвала подземная мощь, смешав линии в хаос. Со свистом рванул гик грота на другой борт. Но мы успели увернуться. И страшный свет, быстрый, магический, разлился, расплескался по облакам и волнам. Красное, кровавое, колдовское кипело там внутри грозового мира, море горело космическим огнем. Казалось, яхта вот-вот взовьется вверх, ввинчиваясь в возникший столб воды, или рухнет в глубокую пропасть. Мы онемели, впервые ощутив себя на грани Непостижимости. Раньше только читали в местной газете, что над Ялтой и Ай-Петри все чаще замечают НЛО, серебристые облака, голубые суспензии, сверкающие тарелки, сигары и другие загадочные явления…

А чудеса продолжались. Опять передернуло мир, гора Авинда засветилась розовым светом, а над Аю-Дагом фиолетовые блики прорвали тяжелый гранит. Сумасшедший вал погрузил яхту в пучину, и изнутри Смерть вспыхнула серебром, и все засверкало поминальными огнями, натянутыми тросами-нервами, хохочущими лицами… Кто они?! Наша команда?! Отнюдь… Это – пришельцы.

Но «Морской луч» вырвался из тяжелого каскада, развернул паруса и смело ринулся в новый венок волны.

– Держитесь, ребята! – прохрипел Ткачук, сжимая руль и бросая яхту на верхушку пенящейся горы. Глухой, гибельный гул изливался со дна моря и падал твердью воды с непроглядных высот. Я многое видел в своих путешествиях, но такое… А может, это все? Значит, пришла Она? Тогда великолепный и красивый конец. Карусель продолжалась. Вода и волна, ломающиеся линии горизонта, скалы и камни, звон земли, музыка моря, хохот пришельцев, стон команды… И вдруг дикий порыв ветра подкинул яхту над кипящей бездной. Я схватился за леер, он горел в моих ладонях. Смута моря, а может, всей жизни нахлынула и придавила меня на корме.

Меж штормовой явью и скальными силуэтами вдруг встало двойное полукольцо ярких радуг. Они плавали, колыхались, вырастали нимбами над головами горных вершин, переплетались в радужное виденье странно меняющихся профилей воды, неба, облаков, утесов.

Яхта летела сама, Ткачук давно бросил руль, испытывая непонятную тревогу, нахлынувшую с силой урагана. Мы видели много бурь, но такую красочную – впервые. Что случилось? Куда мы попали? В какое волшебное кольцо? Прорвав его за Аю-Дагом, яхта втягивалась в черный омут ночи.

И только через неделю мы узнали, что были в эпицентре малого землетрясения, прошумевшего в земных глубинах Ялты осенью 1996 года.