Текст книги "Врата рая России – лучезарная Ялта"

Рускофиль-Кале

Ковер-самолет у нас под ногами. Синие, зеленые и золотые цвета моря, земли и неба. Ярко-красные ягоды земляничного дерева на фоне солнечного ноябрьского дня. Волнуется и трепещет душа. Расстилается прозрачная даль, где таинственным островом плывет Меганом. И будто ясным ликом в багровых облаках встает мой далекий средневековый предок, построивший здесь замок. Он выбрал чудное и великолепное место – мыс Мартьян, соединив красоту широкого пространства воды, каскада исполинских гор, диких лесных сводов с пустынностью летейских берегов. Теперь печаль и тлен таятся в таврической твердыне. Но ведь здесь жил мой предок. Он любил, трудился и верил в Бога, в свой домашний очаг и надежный кров. Вот научное описание из трудов археолога Виктора Мыца о Рускофиль-Кале: «Замок ХIII– ХIV вв. Находится на оконечности мыса Мартьян. Оборонительная стена, сложенная из бута на известковом растворе, отгораживает с напольной (северной) стороны площадку размером 15 х 30 м. Толщина стены 1,1-1,2 м. Сохранилась на высоту 1-1,3 м. Протяженность куртины 32 м. На восточном фланге обороны А.Л.Бертье-Делегард видел круглую башню (не сохранилась), на западном – прямоугольную, поставленную на самой высокой точке мыса, занимающую господствующее положение в обороне крепости. Но эта небольшая башня не выступает за линию стены, то есть могла обеспечить только фронтальный обстрел. Размер башни 3,5 х 6 м. Ориентирована она продольными стенами на северо-восток. Вероятно, это развалины крепостной часовни.

Общая площадь укрепления невелика и не превышает 450 кв.м.». Не будем говорить о смутности прошедшего времени и о бессмысленных разрушениях человека. Как бы там ни было, но сейчас трудно отыскать развалины замка. Окружающая действительность мира своей грациозной прелестью с легким головокруженьем заглядывает в очи твои, ласкает зеленой морской водой распахнутые ресницы. И я будто горячие губы целую, точно стою в осеннем крымском раю, где среди цветов и листвы золотые висят плоды. Тропа, как гибкая женщина, ныряет в листву, легко пробегает по влажному ручью, обнимает меня тонкими руками и замирает у края обрывов. И в открывшемся «окне» призрачных снов наяву, я вдруг оказался на тропическом «острове сокровищ». Дикий чистый пляж с желто-красным драгоценным песком. Священные свечи-столпы скал с горящими на солнце светильниками. Захватывающее дух узкое ущелье. Вокруг – непролазные кущи, таинственные травы, лакированные стволы земляничника и векового мудрого можжевельника. Еще при входе в заповедную сторону я прочитал на щите, что здесь сохраняется 22 вида редких растений и животных, занесенных в «Красную книгу». А вот извлечение из справочника симферопольского ученого Василия Ена «Государственный заповедник «Мыс Мартьян»: «На протяжении почти двух километров вдоль берега моря сохранился небольшой участок реликтового лесного ландшафта средиземноморского типа. Площадь заповедника – около 120 га и столько же акватории. Ученые Сада выявили на мысе Мартьян более 500 видов высших растений, из них 14 эндемичных.» Вот только несколько экзотических названий из флоры мыса: ремнелепестник козий, анакамптис пирамидальный, ятрышник пурпурный, шафран сузианский, глауциум желтый, пузырник киликийский, солнцецветы, чабрецы, 22 вида орхидей, маленькие вики, клевера, чины…

На мысе Мартьян тишина. Тропа под названием «Благодать» ласкает меня пышным золотом волос, и миндалевым ароматом, и мимолетной тоской о мелькнувшей Прекрасной Незнакомке. Навсегда останется воспоминание о нашей несостоявшейся встрече, сладкой и сильной любви, которая, на миг засияв, угасла под осенним безжалостным ветром, срывающим листья, приносящим дожди, туманы, грусть, горечь разлуки.

Вечерний венец земли

Обрыв мыса Мартьян. Впереди простор моря без единой морщины. На горизонте гряда розовых туч, а за спиной скалистый нимб гор. Пожалуй, только в этой точке можно созерцать радужный венец горного и морского краев земли в закатных лучах солнца. Здесь можно подолгу стоять, думать, философствовать, говорить на языке природы и любви, чувствовать аромат распускающегося леса.

Люди любят создавать легенды. Потом все читают их возвышенную и торжественную поэзию. Легенды всегда красивы и чувственны. Бывают и печальны. Но это – осенью, до нее еще так далеко. А пока хочется жить, веселиться, петь и обязательно влюбиться…

Сейчас для меня легенда – это пурпуровый ятрышник. Вот что пишут о нем ботаники: «Многолетнее, самое крупное из крымских ятрышников растение до 80 см высотой, с широкими ярко-зелеными листьями в густой прикорневой розетке. Соцветие плотное, до 20 см длиной: цветки многочисленные, с красно-фиолетовым шлемом и светло-розовой губой, покрытой темными точками. У различных растений наблюдается большая изменчивость окраски цветов и рисунка губы. Цветки с тонким ванильным ароматом». Точно поэтическая проза в научной монографии.

Я насчитываю двадцать четыре цветка в одном соцветии. Значит, нужны строки из стольких же слов. И каждое – алмазная капля росы. Довольно легко, весь русский язык – чистейшая поэзия. Просто мы перестали это замечать и материмся, ругаемся без конца…

Иду по белой тропе, узкой морщиной пересекающей высокое чело горы. На прогалине пурпуровым эльфом качается сказочное соцветие. Всегда обнадеживает поиск счастья в зарождающихся бутонах жизни. Вот-вот они расцветут и вместе с ними твоя радость будет купаться, как пчела, в нежных сладких лепестках. А пока, опьяненный запахом ванили, обретаю сладкое успокоение.

Вокруг – зеленая и синяя грань венцов, соединяющая высоту горных иззубрин и летящую бездну с белоснежной каймой облаков. Медведь-гора и я опустились на колени и… он голубое море пьет, а я очарован запахом дивной Тавриды. Глазами строю замок, словно читаю старинный манускрипт, а точнее, пытаюсь зрительно восстановить рухнувшие стены и башни, стоявшие здесь в далекой древности. Мне помогают мысли, подносящие камни и кирпичи из розового тумана, строящие крышу из листьев, а окна – из солнечного стекла. Вот уже готов портик храма с мраморными столпами колонн из небесного эфира. И все в нем совершенно и слито воедино: душевный порыв, гармония природы и торжество небес.

Песнопение птиц и особенно чудного соловья серебряным хоралом льется с лазоревых сплетений ветвей. Первая звезда, как далекая юность, слабо горит в быстро синеющем вечернем венце золотой земли и беспредельности неба. Что-то я загулял по южнобережным лесам, пора и домой. Но хрупкий лучик будто связывает меня со звездой, висящей над Гурзуфом, где я родился. И вся моя жизнь яркой кометой пролетает над горой Авинда и быстро бесследно сгорает.

Уч-Кош

Укромный и задушевный уголок, где камни малахитового цвета. Здесь, потаенные и сладкие, бьют холодные ключи, а в зарослях встают на тонких ножках прекрасные крокусы – светло-фиолетовые, хрупкие и нежные цветы. И будто живет там, в горных столпах ущелья, уходящего в озаренную топазную высь благоуханного халифата, прелестная одалиска по имени Величественность – в овале скал, откуда несется душистый ветер, смолистый, пряный и пьяный. В этом томном и тихом местечке, под воркованье сизарей, наши волосы спутаны, а лица омыты предзакатным лучом. И губы шепчут, повторяя, напев листвы и хвои. На развернутом, затейливо вышитом ковре листьев сумаха пылает костер. И тает дух осенний, медовый, золотой из диких груш и яблок.

Люблю я этот изумрудный и драгоценный уголок. Попасть в Уч-Кош – Ущелье Трех Гор совсем просто. Сначала автобусом до жилого массива санатория Долоссы, а там хорошая тропа – дорога ведет вниз, в узкое ущелье со звонкой и чистой горной рекой Бала (приток Гувы). Прямо перед нами вздымается скала Балан-Кая, навевающая мысль о романтических приключениях. Стоит она, опаленная Ангелом Смерти, медленно парящим с раскинутыми крыльями. Необъяснимая сила притягивает смотреть и глядеть на нее, замирая от страха и восторга. Что есть она, гора каменноокая и классическая, как стих Серебряного века? Ты стоишь рядом, живой и смелый, и будто медленно читаешь волшебные, страстные строки. И неописуемо счастлив от встречи с дикой природой.

По скалистому каньону поднимаемся вверх. У каптажа ключа поворачиваем вправо и по тесному заросшему ущелью идем в роскошное увяданье леса и меланхолию воспоминаний. Эхо, как верный пес, осторожно и вкрадчиво крадется за нами, повторяя звуки журчащей воды и шепот давних жгучих поцелуев юности. И девичьи имена зелеными звездами загораются в вечернем веере синего южного шелка.

Черный глаз подземного грота обыватели назвали «пещерой Любви». Рядом – башни и каменные оракулы скал. А над ними – отблеск золотого сумрака надвигающейся легкой и светлой ночи.

Очарование Ялты

Из светоносного камня, как цветок магнолии душистой в зеленом водопаде листьев, искусной рукою Творца-Человека возведен прибрежный город.

С удобной скамейки, вырубленной на тропе, ведущей из верховьев Уч-Коша, открывается созданье Небесных живописцев под названьем Ялта. Чудесная картина! Рядом каньон, а там, за дальними стволами корабельных сосен, твой дом и кров понтийский, пурпурный закат и сладкий вкус инжира.

Врата Рая. Блистающая радуга перекинулась от санатория Долоссы к деревне Ай-Василь. Под ней – розовый античный берег с мраморными дворцами. Знакомство эллинов с северными берегами Черного моря началось в VIII-VII вв. до н.э., во времена Гесиода. Для греков Северное Причерноморье, Крым и Кавказ были странами легендарными, мифическими. В них вместе с людьми могли обитать и боги, которым не осталось места в тесной Элладе. Сюда, на северные и восточные берега Понта, воображение греков отсылало и бродягу Геракла, и подвижника Прометея, и несчастную Ифигению…

Очарование Ялты привлекало сюда не только греческих героев, но и царей, поэтов, писателей, художников, композиторов. Здесь побывал весь цвет и ум России. Достаточно раз пройтись по набережной, по узким улочкам и горным переулкам, чтобы вас тянуло в Ялту постоянно, как в мифический Эдем. Но славный город реален – с запахами и ароматами солнца, моря, роз и знаменитых южнобережных вин.

Сидишь на горной скамейке, любуешься городом, воспетым писателем Александром Грином как волшебный Лисс, с плодоносной землей, где наливается нектаром виноград и вьются глицинии сиреневым каскадом. А за спиной, в ущелье глухом, в серебряном гроте – обитель нимфы. И вправду, толщу горного хребта пронизывает диковинная пещера. Наверху, на Никитской яйле, спелеологи бросали флюосцерин – зеленую краску, и она окрасила изумрудом подземные воды, которые вырываются наружу мощным потоком в Массандре. Но найти вход и проникнуть в пещеру еще не удалось никому, видно время и таинство берегут ее. Лишь один спелеолог-шаман знает ее таинственные начертанья, он живет среди нас и просил пока не открывать его имени. Он ждет Великого указанья. И почему-то странно и горько шаманит, исполняя колдовские танцы, и стучит в мою дверь по утрам.

Поднимись повыше по ущелью Уч-Кош, туда к Красному Камню, прислони голову к скальной утробе и услышишь из подземного нутра звон золотых подошв. Там обитает Дева Святая – Богиня тавров, древнего народа Крыма.

А воздух какой! Вдыхаешь его и тут же здоровеешь, будто пьешь эликсир молодости. И наполняешься божественным духом!

Приходи, странник российский, или турист чужеземный, или обыватель хамовитый, в эту лесную обитель. Посиди в тишине, полечись хвоей сосновой, подумай о Вечном и подними взор очарованный на Врата Рая – блистающую солнцем и радостью светлую Ялту.

Легенда о Ялте

Какое-то смутное ожидание преследовало меня всю жизнь – я ждал… Что именно – и сам не знал, но будто остро чувствовал Великую Причастность к чему-то окружающих лазурных линий гор и моря, служивших прелестными Вратами рая.

Нераскрытая тайна будто витала над городом и моими мыслями.

(Может, затерянная страница связанная с именем царей, отдыхавших рядом, в Ливадии? Но обо всем столько написано и переписано…) Нет, что-то Большое и Прекрасное вставало над городом и горами, и сияло серебряной россыпью звезд, загадочными профилями золотых хребтов в летнем солнце, обжигающими прибрежные камни и плавящие асфальт.

…И вот оно неожиданно проявилось, словно из пурпурного цвета сказочных снов на современной фотопластинке.

В маленькой городской газетке «Ялтинское обозрение» я натыкаюсь на статью Евгении Щербаковой «В имени Ялты упоминается Бог».

Словно гром небесный прогрохотал, пролился с синих небес, окаймленных летучими и высокими облаками, и кружевной пеной прибоя зарокотал, зазвенел, заговорил вопросами у диоритовых камней набережной.

Когда и как возникла Ялта? Откуда взялась ее имя? Что оно означает? Древние корни происхождения поселения анализирует историк. Почти полностью передаю его гипотезу.

«…Имен у Ялты было много: Эталит, Джалита, Аэлита, Ялита, Ялта. И имена о многом могут поведать. В любом языке существуют неписаные законы словообразования. В языке наших далеких предков уже до Всемирного Потопа сложилось правило включения произносимого имени Бога в любое название, и не всем полным звучанием, но одной – двумя буквами, звуками.

Если разбить имена города на две части, то выглядеть это будет так: Эта-лит, Джа-лита, Аэ-лита, Я-лита, Я-лта. Первые части несут в себе божественные имена. Например, в слове Эталит три начальных звука имен – «Э», «Т», «А», «Э» – наиболее распространенное имя Бога. Самая древняя из этих частей – «А». И Адам, и Хавва получили в имение своем эти буквы.

«Т» – это произносимое имя Бога «Тот, Джехутти». Тот – Бог мудрости, Владыка. Позднее двух тысяч лет до новой эры в египетской титулатуре фараонов почти не встречается. Следовательно, это имя в своем звучании в слове Эталит могло прийти только до двухтысячного года до новой эры. То же в словах Я-лита, Я-лта. Первый звук можно записать как Ya? Y. Ya – это Бог. Не имя, но слово. «Бог да охранит» – Ya, akub, – eI. Так писалось в древнеаккадском, это тоже период до двух тысяч лет до новой эры (2400 – 2200 до н.э.) В древнеегипетском оно записывается Y, kb, r. И тоже в источниках периода до двух тысяч лет до новой эры. Это приводит к выводу, что все известные нам имена нашего города произносились еще до двух тысяч лет до новой эры. В третьем тысячелетии! С нового времени – более четырех тысяч лет назад!

Вы можете предположить, что «Я» от Яхве. А Яхве, имя Иеговы, пришло к евреям через Моисея значительно позже. Да, во второй половине второго тысячелетия до новой эры. Но в приведенных египетском и аккадском источниках речь идет о слове Бог, а Яхве – это имя. И существенно то, что еврейский народ был занят переселением в Египет и никак не мог оказаться на полуострове. Да и не один еврей тогда ни произнести, ни записать имени своего Бога не мог. Был строгий запрет. К тому же тетраграмма имени несла только гласные. Расшифрована как Яхве – Иегова она была только в новое время. Во все времена, как бы не менялось звучание первой части, вторая оставалась неизменной – лит, лита. Греческое Iithos – камень. В словаре особо оговаривается, что в окончание сложных слов оно указывает на отношение данных слов к камню! Получается, что все имена Богов тесно переплетались с одним словом – камень.

Теперь соединим обе части. Владыка каменный? Всевышний каменный? Бог каменный? Бог в камне? Или Камень Всевышнего? Камень мудрости? Камень Бога?

Более четырех тысяч лет имя города несет в себе устойчивое сочетание Бог и Камень. Первые поселенцы связывали с именем нашего города не любой берег черноморского побережья, а именно ту его часть, где заметили в горах каменное изваяние Бога.

Особенно понятно это становится, когда на одной из вершин мы видим каменное изображение человеческой фигуры очень крупным планом, которое хорошо просматривается на довольно большом расстоянии. Правда, платок и увясло, то есть повязку по платку, можно увидеть лишь с городских улиц, но это не меняет сути – перед нами каменное изображение лица духовного звания».

…Много раз, подплывая к городу на яхте, я замирал в трепетном восхищение от увиденной картины. На Уч-кошем среди плавных дуг хребтов и резких ломанных линий обрывов я видел лежащего человека исполинского роста, плат его раскрашен в белые и красные полосы, сам в белом одеяние, а лицо – ярко оранжевое. И все сверкает на солнце!

«Разумеется, что каждый восклицает имя того Бога, которое он привык произносить. Такая картина описана в «Послании архиепископа Новгородского Василия ко Владыке Тверскому Федору (ХIY в новой эре). Новгородские мореплаватели во главе с неким Моиславом были занесены к высоким горам… На одной из гор виднелось нерукотворное изображение Деисуса.» Необычайной силы волнение и восклицание: «Деисус! Деисус!» Не в этом ли ключе звучало знаменитое «YaIos! Я – лос! Святой берег! Святой Боже!»?

В сочетании первой и второй частей важно обратить внимание не на слияние имен со словом камень, а на отношение слова Бог к слову камень. И тут выявляется удивительное! Ведь речь идет о том времени, когда это были не просто слова, а глубокого содержание судьбоносные понятия. Вспомните, как Христос сказал: «На камне сем поставлю церковь, и силы ада не одолеют ее». И в Ветхом Завете часто звучат слова камень, скала. В псалмах Давида: «Ты вознес меня на скалу». Здесь камень – понятие духовное: закон, устав, завет, учение. Это в древности именовалось одним понятием: мудрость.

Носителями мудрости были руны. Бог мудрости выступал владельцем магических рун, преданий, божественных каталогов. Хранителем их выступал божественный тул, жрец. Место хранения этих рун – святое место. О нем никто не должен знать. Постороннего ожидала смерть. Таким местом и была Ялта. Именно это она и несет в своем имени: Камень Всевышнего! Камень мудрости! Камень Бога!».

…С горной канвы смотрит на нас и церковь, сотворенная в скале, в пещере Иограф…

Могила Матвея

(Крест грота Массандры)

Иеромонаха Матвея перевели из Константинопольского монастыря Кирицу в Ялиту (Ялту), где он стал экзархом Хазарии и других мест по распоряжению патриарха Антония IV в 1395 году. Рождённый в Таврике, Матвей, будто солнечный луч засиял красотой и блестящим стихотворным слогом, вобравшим в слова и строки всю нежность, прелесть и музыку полуденного края. Творческий дух заметался над Ялитой, святой и благородный гений восславил лирой милый край. И воспела Муза Матвея волшебным лучом любви описание города Феодора в 153 стихах. Его стихи свидетелями живыми звучали и наслаждались великолепием и величием гордой столицей готов, отражаясь радостью и счастьем в глубине сердечной. И образ города светлый и сиятельный воссиял над Таврикой.

– Викарий Матвей, слуга Иисуса и прекрасный поэт! – обратился я к своему далёкому земляку. – Ваш дивный поэтический слог подобен цветку розе, вобравшей в себе прелесть и пламень, рдеющую нежностью красоты.

– Мне больше нравится белый цвет! – возразил Святой Матвей.

– Целомудрие и добродетель! Ялта любит праздник «Белый цветок», день благотворительности и милосердия, проводимый в мае.

Царь России Александр III вышел мощного мужицкого телосложения, и одежда на нём была простого покроя с грубыми сапогами. Но лик венценосца поражал своим величием и значительностью с холодным волевым и грозным взглядом, настоящий государев взгляд, несущий тяжелое бремя ответа за судьбы народа и государства. Император-миротворец, будто помеченный меткой Бога, был любим российским народом, и в обыденной жизни оказался добр, прост и мил, избегал в частной жизни пышности и парадности. Южный берег Крыма нравился государю ещё с детства и много раз сюда с семьёй приезжал на отдых. Очень любил уединение среди скал, оставаться в тиши ароматных крымских лесов, созерцая прелестные панорамы извивов берега и горизонта блистающего моря, сливающегося с небом. Часто с небольшой охраной на лошадях они пробирались по заглохшим средневековым дорогам и тропам, иногда, оставив казаков, Александр в одиночестве оглядывал чудесные уголки природы. Однажды он оказался в Массандровском лесничестве, где наткнулся на «остров» скал с острыми вершинами, провальными пропастями , черными гротами, с тропинками, извивающиеся, как змеи, словно часть некой неведомой земли. Император осторожно обходил клыки вздыбившихся утёсов, с любопытством рассматривая замшелые, лишайниковые, разноцветные скалы, будто со странными древними письменами. Что-то пугающее было в облике каменного «острова», «плывущего» в сосновом бору, словно здесь творились тайные сходки лесных бесов и скальных духов. Но он словно слышал непонятный зов, не отпускающий его, поскорее вернутся к своему коню и казакам-охранникам. Даже больше странная сила толкала его заглянуть и обследовать черные дыры гротов и пещер, как оспы, пронзившие плоть камня. Свечи и факела у него не оказалось, и царь на ощупь медленно ступал сквозь узкие проходы, стиснутые каменными каньонами и блоками рухнувших пирамид. Вот он, словно держа на плечах тяжесть стопудового груза, как многоликую и необъятную Россию, вступил в низкий тёмный тоннель, где впереди и позади чуть сквозили неясные осколки света. В сторону уходил широкий вход с арочным сводом, вдруг накалившимся синим светом. Из тьмы веков и земной утробы перед царём обрисовался силуэт старца, словно раздвинувшего тяжёлую твердь и явившегося из каменной брони.

– Кто вы? – опешил царь от неожиданной встречи.

– Иеромонах Матвей, – просто произнёс прекрасный призрак. – Поэт и священнослужитель, – уже царь давал пояснения. – Я читал ваши божественные строки, где вы так поэтично описываете страну Дори и град Феодоро.

– Я рад, что вашим разумом владеет поэзия и литература, а не смертоносные войны! – в ответ иеромонах Матвей оценил деяния государя.

– Откуда вы вышли? – последовал любопытный вопрос Александра III.

– Здесь, в этих сказочных скалах, моя могила, мой мавзолей, ведь совсем рядом моя любимая Ялита, где по ночам я иногда появляюсь и брожу по укромным уголкам.

– Зачем вы позвали меня на встречу?

– Тебя, царь, и твою семью ожидает скорая беда, но я постараюсь отвести её и спасти вас.

– Благодарю, Святой Матвей!

– Возвращайся, народный царь, сюда, в тихий уголок, где так душе благоприятно!

– Постараюсь… И Александр III исполнил своё обещание, когда Его Величество Случай или Просьба перед Всевышним иеромонаха Матвея спасли царя и его семью от железнодорожной катастрофы у станции Борки под Харьковом. Многие из приближенных и прислуги погибли, но царская семья осталась живой. Государь явился опять к Массандровским гротам в скале Браво, где провели бетонированные дорожки, удобные и безопасные ступени, вырубили каменные сидения и выложили удобные площадки для созерцания великолепных панорам, где теперь любил гулять царь, придаваясь думам и надежде о новой встрече со Святым Матвеем. Но небо и земля молчали. А в гроте, где царь встретился с иеромонахом Матвеем, поднявшимся из могилы, высекли каменный крест.

Умер царь Александр III в Ливадии и дух его соединился с иеромонахом Матвеем в 1894 году.

Раньше гроты входили в территорию правительственной дачи и сейчас их окружают бетонные столбы с густой проволочной сетью, ныне разорванные и брошенные. Но дух секретности и гнетущая атмосфера от «псов-охранников», верно стороживших высоких особ, давит на психику ступающего здесь путника. В далекой зрелой молодости я сумел тайно пробраться к «родовому знаку Земли» словно каменной розой выросшей из горного склона. В царское время скалу называли «Браво». Но тщательно обойти скальный массив побоялся из-за встречи с коршунами-охранниками. Просто постоял, прислушиваясь к неясным шорохам, раздававшимся из «лепестков» скал. И тихо исчез, гордясь только тем, что сумел обмануть охрану государственной дачи.

А сейчас я снова прогуливаюсь здесь со своим младшим внуком Глебом. Правительственная дача осталась, но территорию её урезали, отдав народу под музей царский дворец и часть лесных угодий. Давний страх, впитанный советским режимом перед высшими правящими особами, жил ещё в моём сознание. Я проходил мимо бетонных столбов, но уже с разорванными свитками колючей проволоки, где не стучали сапогами топтуны из верной охраны, а страх всё равно скользил рядом, кривляясь с разломанных столбов. Лишь пятилетний Глеб, как бесстрашная бабочка, летал вокруг, не боясь никого. Мы подошли к утёсам. Увидев ослепительные скалы, так и хочется воскликнуть – Браво! Скалы сияли каменным огнём земли, застыв вечным костром. Сквозь расщелины, теснины, разломы извивалась удобная тропа со ступенями и площадками. Оглядываясь, внимательно рассматривая творения природы, мы совершали обход скального массива, и часто останавливаясь, ожидая чего-то неизвестного. Я по-прежнему думал об окликах охранников, а мой внук замирал от таинства увиденной необыкновенной земли. Вот наткнулись на подземный проход, но впереди было видно слабое «окно» и мы, ослеплённые темнотой, осторожно ступали к далёкому солнцу. Из мальчишеской памяти вдруг всплыл рисунок первой советской почтовой марки, когда рабочий вышел из подземелья, убив у входа капиталистическое трехглавое чудище. Мне казалось, что там нас тоже ожидает неведомое страшное ископаемое. Но всё обошлось, и мы вновь ступаем среди яркого солнца, разноцветных скал и зелёного леса.

На пути каменная скамейка и площадка, приятные для трапезы и отдыха. Посидели и страхи наши улетучились. Опять закрутились в каменном хаосе с провалами, зарослями колючего шиповника и держи-дерева, вздыбившимися исполинами и скальным чудом. Выбираемся на удобный мостик, отсюда открывается милая панорама Массандровского дворца и парка, лезем выше и замираем от развернувшейся перед нами Ялтинской долины, где будто рассыпаны драгоценности и сокровища всей земли. Захватывает дух от умиления, мы купаемся в морской синеве, пронзительная чистота и небесный свет омывает наши глаза и тела. Перед нами блаженство рая. Мой внучок обнимает меня за шею и счастливо благодарит за увиденное божественное творение. Долго мы пили силу и красоту ялтинской земли.

Спустились к подножью, разложили свою походную снедь, достали термос с чаем, приготовились перекусить. Смотрю, а мой внук исчез, вот крутился рядом, отошёл к скале и пропал. Сначала я лениво стал его звать, а он не появляется. Крикнул громче. Мальчишка не откликается, наверное, играется со мной. А налитый чай остывает в кружке. Зову уже нервно и нетерпеливо. А его всё нет. Встаю и внимательно осматриваюсь, где же ты мой шалун? Опасная тишина сжала моё сердце, лишь дальнее эхо от моего голоса ещё кружится по зловещим скалам. Что случилось? Куда исчез мой пацан? И кинулся к скалам, куда он отошёл. Загадка каменными мощными столпами встретила мой разгоряченный бег. Я будто лбом наткнулся на непреодолимое препятствие. И сразу задрожал от тревоги опасности. И тут же приказал себя: – Стой, альпинист, осмотрись, куда мог исчезнуть малыш? И вижу, едва заметная тропка нырнула в низкий черный грот пол скалой. Наклоняюсь и, ощупывая путь руками, продвигаюсь в чрево земли. И там, в черной массе камня и мгле подземелья, я увидел дивный пламень, горевший над могильной плитой. Я кинулся к ней и тут же увидел своего ангела-Глеба, стоявшего рядом и державшего за руку седого старца в белом одеяние.

– Не бойся, дедушка, твой внук в безопасности, он рассказывает мне о вашем походе! – успокоил меня незнакомец.

– Кто вы?

– Разве не узнаёшь? А сам писал в своей книге о нашей встрече у пещеры Иограф!

– Иеромонах и поэт Матвей?

– Слава Господи, альпинистский камень, пробивший твою голову, ещё оставил тебе чуточку памяти!

– Так Вы остались в Ялте?

– А куда я без любимого города денусь, моя могила здесь в скалах, отсюда я любуюсь Ялитой. Вот решил освятить твоего внука – пусть вырастит гением! Ведь он нашёл мою могильную плиту и разбудил меня.

– Благодарю вас!

– Приходи ещё, ведь у Глеба ещё есть старший брат Гера, я хочу увидеть его! А теперь идите домой!

И мы с Глебом направились к выходу из грота. Оглянулись. Золотой крест сиял на могильной плите иеромонаха и поэта Матвея.