Текст книги "Врата рая России – лучезарная Ялта"

Красный камень

Над Ялтой, у самой кромки зеленых гор, высится скала-камень. Встает солнце, и в утренних лучах камень розовеет, потом его покрывает полуденный пурпур, а на закате он становится алым, как кровь. Это – Красный камень.

С Красного камня Ялта похожа на зелено-голубую раковину у синего моря. Чуть выше камня, среди перекрученных от зимних ветров крымских сосен, стоит диоритовый памятник партизанам. Здесь сражались бойцы Ялтинского партизанского отряда. Отсюда партизаны вели наблюдение за городом, здесь находился их боевой секрет, тут отражали атаки карательных отрядов. С Камня уходили партизаны на боевые операции, …Фашисты окружили землянку, где жила пятерка во главе с Владимиром Андреевым. Он приказал товарищам уходить в лес, а сам вступил в бой, прикрывая друзей. Храбро сражался командир пятерки, метко стреляя по врагам, но получил тяжелые раны в плечо и живот, и потерял сознание. Фашисты пытали и жгли Андреева. Он умер молча. Погибли и его товарищи, попав в засаду.

Командир другой партизанской пятерки, Василий Кулинич, ялтинский мастер-часовщик, выбрал место для землянки на перекрестке лесных троп. Тщательно замаскировал.

Каратели, разгромив землянку Андреева, шли по тропе уверенно, не таясь. В центре шагал высокий офицер с большой кокардой на фуражке.

Кулинич не спешил. Он уже пропустил мимо фашистскую усиленную разведку, потом вторую группу солдат – все выжидал важную птицу. И дождался: в упор расстрелял ялтинского коменданта Биттера, родственника Геринга.

Фашисты растерялись. Партизаны воспользовались этим и забросали их ручными гранатами. Лесная артиллерия навела панику на фашистских солдат, они побежали. Так партизаны отомстили за погибших товарищей… Красный камень. Точно застыла капля алой крови, пролитой партизанами в боях с фашистами.

Красный камень. Партизанский камень. 16 апреля, в день освобождения Ялты от фашистов, сюда поднимаются горожане и чтят память своих погибших сограждан. Цветы и лавровые венки, перевитые алыми лентами, ложатся к подножью диоритовой колонны. В минуту молчания застывают люди, а по ущельям бегут облака, как грозные дымы суровой прошедшей войны.

Бережно хранит Ялта память о своих защитниках.

Красный камень. Партизанский камень. Памятник героям-мстителям алеет на вершине Крымских гор.

Прощание с товарищем

Умирают ребята, уходят друзья… Почему-то торопятся, будто вскакивают на черного иноходца и пропадают навсегда.

Сергей Ассельберг… Он прошел сквозь свист пуль и камней. Он вошел в историю Ялты, стал частицей этого милого и романтичного города. Постараюсь из маленьких мозаичных осколков слепить его жизнь, уместившуюся почти в семьдесят лет. Я не был с ним рядом в военные годы, но знал его очень давно по нашим горным походам.

…Сергей Ассельберг – выходец из немецких колонистов с Херсонщины. Еще до войны его отец переехал в Ялту на лечение, отсюда и ушел воевать комиссаром полка. А Серегу закрутило, затрясло по жизни – военной и суровой. В мае 1942 он в Аджимушкае. Фашистский вал накатил на Керчь, но ему удалось выскользнуть и пробраться в родную Ялту. Здесь он встретился с Николаем Степановичем Анищенковым, бургомистром города. Тот приютил и даже формально усыновил Серегу. Позже обоих взяло гестапо за освобождение советских военнопленных. Потом Сергея выпустили на свободу, но установили наблюдение – вдруг кто-нибудь выйдет на связь? Не дождались и вновь арестовали. Однако Сергей сумел прикончить гестаповца, забрать его «вальтер» и уйти в горы. Нашел партизан и стал сражаться в лесах Крыма.

После войны поступил в Симферопольский пединститут на факультет физвоспитания. Занимался гимнастикой. Крепкий и сильный был, с мощным торсом. Больше тридцати лет проработал преподавателем в ялтинских школах № 8 и № 10. Сергей Сергеевич был также заядлый турист и горнолыжник. Создавалась горноспасательная служба, и в нем нашли надежного и хорошего помощника.

…Над скалами ревел ночной зимний ураган. Двое отдыхающих из пансионата были еще живы. Взобравшись на скалы, они кричали, зажигали спички и бумагу. Но как к ним добраться? Сергей Сергеевич вывел нас по отвесным скалам: он знал здесь партизанскую тропу. В скалах были вбиты железные скобы, по которым мы смогли подняться наверх и спасти замерзающих парней…

…Бушевал горный пожар на скалах и обрывах. Пересохший от летнего зноя лес горел, как порох. Не было пуль и взрывов, как в войну, но страшный разящий огонь. От него не уйти: позади скальные стены, под ногами крутой сброс. В этот опасный закоулок заповедника отказались подниматься лесники и пожарники, только горноспасатели могли сбить пожар в скалах. И они яростно сражались с огнем.

Сергей Сергеевич всегда первым кидался навстречу опасности, будто шел в атаку на врага. Спасая людей, тушил пожары, и не раз в мирное время смотрел смерти в глаза. А молодежь не отставала от него. Вот фамилии тех, с кем он бывал в горах, тех, кто учился у него, и навсегда сохранит верность настоящей мужской дружбе. Они никогда не предадут ни памяти умершего старшего друга, ни товарищей: Воробец, Семенов, Челбаев, Жигрин, Ткачук, Мазур, Шубин, Пекарский, Канцеров, Некрасов, Гидерман, Стасюк, Федоров, Слесарский, Тенигин, Самойлов, Трапизон, Величко, Рыбаченко, Вульфиус, Богословский, Мухутдинов, Пенкин, Мартынчук, Королев, Иванов, Шевчук, Петров, Теплыгин, Павлов.

А вот рассказ Сергея Сергеевича из партизанской жизни:

«В ту ночь мы отмахали километров пятьдесят, а то и больше. И все почти бегом. Пить хотелось страшно. Но воды не было. Мы, двенадцать партизан вышли на железную дорогу Бахчисарай – Севастополь. Вторая группа отправилась на отрезок Бахчисарай – Симферополь. У насыпи залегли, пропустили фашистский патруль. Теперь быстро за работу: двое в охранение, остальные закладывать толовые шашки, каждому по десять штук. Короткий кусочек бикфордова шнура (большая ценность для партизан) и довязанная стропа парашюта. Самокрутками подпаливаем стропы, они хорошо горят. По команде старшего – Миши Апазова уходим. Бегом через хрустящее кукурузное поле. Ахнули первые взрывы. Над головами засвистели куски рельс. Полыхнуло пламя и за Бахчисараем, – значит, у второй группы тоже успех. По пути нам нужно проскочить между двумя селениями, но везде переполох, гудят машины, слышны команды, лай овчарок. Фашисты сели нам на хвост, только перед самым рассветом удалось оторваться от погони.

Физическая подготовка была очень важна в партизанском отряде. Спали на лиственном «полу», укрывшись палаткой, под головой автомат. Зимой строили шалаши, внутри которых разводили костры. О простудах мы не знали. Ночью отстоишь в дозоре, а днем отмахаешь пару десятков километров по горным кручам – любая хворь отскочит. И с продуктами баловства не было, куска лепешки хватало на несколько дней…» … Тогда, под хребтом Херолана, партизан окружили фашистские каратели. Македонский, командир отряда, вызвал троих – среди них был и Сергей Ассельберг, и сказал: «Идите на соседний хребет и пошумите, может, фашисты кинутся к вам, а мы постараемся ускользнуть. Сами уходите через скалы».

Партизаны пошумели так, что взвод фашистов драпанул от троих. Стреляли сверху, с горы, метались среди камней, будто их сотня засела в засаде. За тот бой – благодарность от командира… Вообще медалей у Сергея Сергеевича немного, даже партизанской нет. Партизан награждали мало, в первую очередь им сбрасывали с самолета оружие и продукты, о наградах забывали. Но 9 мая у Красного Камня он привинчивал все, что получил. Когда горноспасатели проводили традиционные походы в горах, то обязательно приходили к памятнику партизанам ялтинского отряда.

Однажды мы забрались в дикую глухомань и долго кружили по лесу. Наконец вышли на старый обомшелый дуб с большой раскидистой кроной. Кряжистый ствол дуба поднимался от родника. Мощными корневищами, как мозолистыми руками, дуб держал воду, вытекающую в военную каску.

– Жив исцелитель! – поклонился дубу бывший партизан.

Мы сели у родника, испили прохладной водицы. Вода, переполнившая каску, настоялась на дубовых корнях, на могучей силе дерева и земли.

– Этот дуб лечил нас, никаких медикаментов в отряде давно не было. Мы обмывали раны водой из родника, и она будто врачевала раненых партизан.

Родник у дуба мы обложили камнями, а партизанскую каску забрали, она теперь в ялтинском спасотряде. Реликвия. Ведь ее когда-то, в грозные годы войны, носил наш Сергей Сергеевич. В апреле местные альпинисты проводят традиционные соревнования «Приз партизан» в честь освобождения Ялты от фашистов. Соревнования проходят на скале Крестовой, участвовать может любой желающий. Но выигрывает один – самый быстрый и ловкий скалолаз. Приз победителю вручал Сергей Сергеевич. Правда, ему не удалось участвовать в освобождении Ялты – их отряд бросили на Симферополь, где осколок снаряда, которым плюнул фашистский танк, угодил партизану прямо в лицо. Рану он залечивал уже дома, в освобожденной Ялте.

А вообще скромен и неразговорчив был Сергей Сергеевич. Ростом невысок, но идет по улице – залюбуешься: грудь развернута, ворот распахнут, всегда загорелый и гладко выбритый. Под конец жизни время все же скрутило, подвела нога. Пришлось ему топать с палочкой, но все равно гимнастическая стройность сохранилась в его фигуре.

«Последние дни и годы он часто жил в горах – работал сторожем в Тюзлере. Он знал здесь каждую веточку и поющую птичку», – так говорил его сослуживец на панихиде. Сергей Сергеевич будто слился с зеленым звуком сосен и скал. Позади трудные годы в дыму и огне, и можно было много созерцать и философствовать. Красота мира наполняла его душу вечностью. Теперь она острой мукой и мудростью пропечаталась в седых висках, плотно сжатых губах, печально закрытых ресницах. А ведь жизнь – это тоже вечная красота, которая длится всего мгновение в сиянии сгоревших лет. Сгоревших недаром, как и горячая любовь Сергея Сергеевича к очаровательной учительнице французского языка, – вырос сильный, смелый и умный сын Андрей, яхтсмен и деловой человек.

…Черные кипарисы. Черные облака и черные скакуны. Узнаю их ломаный шаг. За кем они понеслись? Поздно иль рано и нам умереть. А пока так здорово поднять заздравный кубок за синь и шум моря, за старые поэтичные улочки Ялты, за снежные хребты, за алую розу январского солнца, за любимых товарищей! Ах, как жаль, что нет тебя с нами, Сергей Сергеевич!

Палеокастрон

Воскресенье выдалось моросящее и сумеречное. Низкие облака повисли над городом. Море дымилось…

Хорошо открыть книгу и посидеть у камина с горящими поленьями, раскурить трубку, думать, сочинять. Но что-то, нет тому объяснения, словно дальнее и нежное пение скрипки со смутной и чудной музыкой – потянуло ближе к лесу, ближе к снегу и сорвало, как одинокий лист. И я, вскочив в троллейбус, уезжаю на Палеокастрон. Как в Грецию Байрон!

Палеокастрон переводится с греческого как «старая крепость». Этот исар влияет на настроение, придает даже печали чистое и слабое сияние давно прошедших дней. А мечта всегда тянет в романтично-розовые картины.

Путь не долог. В поселке Никита схожу на остановке «школа». По тропинке поднимаюсь к Никитским скалам. Медленно миную их, вспоминая о былых спортивных баталиях по скалолазанию. Но все кануло и ушло навсегда в бледную ледяную даль. По кручам, по осыпям, по хвое лезу вверх в облака, где на мутном диске солнца – человеческое счастье, покой и благодать, музыка и ангельское торжество.

Склон Южного берега здесь сланцевый, но с Никитской яйлы когда-то откололась серия известняковых блоков. Они сползли вниз и вмялись в сланцы таврической формации. Гигантские обломки, громадные скалы и утесы, перевернутые ступени уступов с изорванными и иззубренными краями, трещинами, развалами – точно циклопы бушевали здесь, изломав камни и истоптав подстилающие сланцы и накопление суглинисто-щебенистого делювия. На древнем поле битвы застывший лик Земли – молчаливый и печальный. А может, это моя тоска и замершие облака?

Глухих и натоптанных, тропинок по пути вдоволь. Выбираю удобную, которая ведет к вершине исара. Густая сосновая сфера выгибается, вытягивается, выстраивается стеной. Отблеск зеленого сияния кружит и топит меня в хвойном эфире, в его пахучем и липком аромате. В изумрудной мгле исчезает небо. Не видно обрывов Никитской яйлы и горы Авинда. Да и белый столп Палеокастрона скрылся под завесой леса. Чтобы не проскочить мимо Палеокастрона и не оказаться на более высокой ступени оползневого рельефа, нужно прижиматься к скалам и каменным россыпям. Они и выведут на гребень известнякового зубца. Взобраться на вершину можно справа или слева по неглубоким кулуарам – промоинам в сланцах. Вот сосновый полог отодвигается и я на вершине исара.

Пока я лез, облака протянуло за хребет яйлы, туда, в северную муть степей и Сиваша. Умытое небо дохнуло синей вечностью. Взгляни, мой друг, какая даль морская, какая ширь земная и воздух бездны голубой! Остановись, душа, присядь, отдохни, осмотрись. Ведь так приятно после домашней тоски и суеты выйти на чистый и влажный осенний простор. Увидеть горы и море, деревья и облака, услышать тихий и торжественный хор земли, воды и неба. Посидеть на краю мирового пространства… От Палеокастрона сейчас осталось совсем немногое. Время, люди, природа разрушили Старую крепость и только догадываешься о фундаменте стен, что едва прорисовываются в земляном покрове. Куски битой черепицы и керамической посуды – можно еще найти на уступах обрыва. Этих, целых когда-то глиняных сосудов касались руки моего далекого пращура. Думал ли он, что вспоминать и говорить о нем будут через 1000 лет. Вряд ли. А впрочем?..

Верх скалы венчает крохотная ровная площадка на тридцать шагов. Главный оборонительный пояс Палеокастрона обращен к северу, в сторону седловины, откуда исар и был уязвим. Стены примыкали к отдельно стоящему, крупному скальному зубцу. Он стал природным бастионом, фланкирующим обе куртины. Северный рубеж сильно разрушен. Нижние ряды кладки в один-три камня еще видны в западной и восточной частях куртины. Вход в укрепление находился на западном фланге и был не шире калитки. С наружной стороны к нему вела лестничная кладка в несколько ступеней. Площадка на вершине наклонена к северу. С нее постоянно идет снос почвы, а с ней и культурного слоя. Поэтому обломки кувшинов, чашек, мисок встречаются за пределами укрепления. На трех фрагментах черепицы археологи нашли ремесленные знаки с греческими буквами. Обнаруженный набор керамики и панцирная кладка оборонительной стены с известняковым раствором относят Палеокастрон к группе средневековых исаров. Палеокастрон слишком миниатюрен, чтобы быть независимым опорным пунктом, и, наверное, входил в систему укреплений Гурзуфа или Ялтинской котловины. А возможно, он стоял в паре с крепостью Рускофиль-Кале на мысе Мартьян. Палеокастрон мог служить отличным наблюдательным пунктом, повисшим над дорогой Ялта – Гурзуф. Старый путь, возможно, проходил на том же уровне, что и современный.

С вершины Палеокастрона разворачивается панорама от Аю-Дага до Ай-Тодора. Отсюда можно наблюдать довольно яркое явление, когда с моря ползет туман. Гонимый южным ветром, он усиливается с моря и уходит дальше к яйле. И одинокая скала Палеокастрона плывет среди белесых облачных клубов. В это время с обрыва Никитской яйлы северный ветер сметает тяжелые тучи. Они спускаются к морю. В единоборство вступают два воздушных потока – напористый южный и ураганный северный. В узком промежутке, как застывшая молния среди туч, торчит зубец Палеокастрона. Колдовство воздушных потоков создает впечатление, будто вы летите над сказочным ущельем ухватившись за бороду колдуна. А внизу ползут юркие жуки, у которых загадочно светятся огромные глазища. Это на шоссе в тумане снуют машины с включенными фарами. Картина впечатляет грандиозностью и фантастичностью.

Вдали над Ай-Петри торжествует феерия белого тумана, где вдруг блеснет солнце и разольется розовый цвет над Ялтой. Темной зеленью сочатся сосновые леса. Мрак, как черный снег, валит с горы Авинда.

Еще час, и морской туман поднимается выше. Северные тучи опускаются вниз. И все тонет во влажных клубах. Рядом сосны и громада камней Старой крепости.

Пещера-призрак

Эти странные события случились совсем недавно на вершине одного южнобережного исара. Стоял изумительный октябрь. Мы с Боней взобрались на скалы и с высоты созерцали открывшуюся панораму неба, моря и курчавых лесов. Лишь один белый мазок облачка упал на сине-зеленую палитру осени. Боня – мой пес породы эрдель-терьер, всю свою шестилетнюю жизнь лазил со мной по скалам, ходил в походы. Он даже полюбил подниматься по сложным вертикальным кручам.

– Правда хорошо здесь, Боня?! – обратился я к надежному и верному спутнику. Пес поднял лохматую морду с умными темно-коричневыми глазами и молча ответил: «Да, папа!» (Дома Боня знает меня как «папу», жену как «маму», ведь так обращаются к нам наши дети и он привык к этим словам.) Тучка, небесная странница, вдруг резко направилась на нашу скалу. Потягивал восточный левант и она должна была лететь мимо. Но нежданно-негаданно мы очутились среди плотной мокрой массы. Мгла наполнила её необъяснимым страхом. Как только облако изменило курс, Боня сделал стойку и тревожным лаем встретил приближающийся белый дым. Я онемел: щеки, губы, пальцы, все оголенные участки кожи ощутили прикосновение непроглядной мути, похожей на тело медузы. И в то же время облако будто изнутри мерцало зеленовато-фосфоресцирующим светом.

Над Боней образовалась корона из тонкого хрусталя. Наверное, и над моей головой тоже засиял драгоценный нимб. Жгучее любопытство преодолевало страх. Внезапно, в мистической сфере тумана я увидел медленно кружащихся птиц-людей. Что это? Призраки? Привидения? Галлюцинация?

Плывучая дымка погружала меня в состояние оцепенения. Было неясно, где я и что со мной происходит. Я витал в серебристых каскадах. А в них – переливающиеся, искрящиеся, поражающие своей явью фантастические фигуры. Я будто приложился к окуляру калейдоскопа, и перед моим оком сверкала красками разноцветная мозаика. Сначала это был просто хаос света. Потом я стал различать яркие картинки незнакомой мне жизни…

Оборонительный периметр старой крепости имел ромбовидную форму и состоял из двух коротких куртин боевой стены. С других сторон исар был надежно защищен скальными выступами. Крепость нависала над полотном узкой южной дороги и оттуда можно было видеть все передвижения. Она входила в целую систему укреплений, охраняющих побережье с моря и горных иззубрин.

Сейчас дозорная крепость отражала нападение невидимого мною врага. Лучники, прикрывшись щитами, метко посылали разящие стрелы. Из пращей летели каменья. На центральной площадке крепости горел костер. Там кипятили смолу и воду, чтобы вылить ее на головы настырных осаждающих. Малочисленный гарнизон исара с трудом сдерживал натиск многочисленной рати обложивших его врагов.

Там, где я замер в ожидании развязки, ниспадал неприступный отвес и, естественно, нападающих здесь не было. Неожиданно мимо меня проскользнул раненый защитник крепости. За плечами у него повисла набитая чем-то тяжелым кожаная вьючная сума. Уходивший от яростной битвы воин зацепился за камень и растянулся на земле. Из выпущенной сумы вывалились драгоценные кубки, кресты, чаши и еще какие-то предметы, блеснувшие красным золотом. Он поспешно поднялся, сгреб в кучу и снова сунул в кожаную суму растерянное богатство. Потом подошел к обрыву и стал спускаться в пропасть. Видимо, путь ему был хорошо знаком. Он умело и быстро ступал, точно касаясь скальных ступеней, ведущих в пустоту. Рык Бони сопровождал мелькавший силуэт.

И тут грянул победный гром и звериный вой смертельного отчаяния. Запылал подожженный хворост, загорелся сигнальный огонь, оповещая округу о прорыве противника. Черный дым закружился над поверженной крепостью.

Стальное облако-странник сгустилось, все поглощая и растворяя в пространственной плотности и прозрачности поля, словно в копях алмазной пещеры. И все пропало.

Белая тьма сгинула и снова пронзительный осенний день засиял над земным миром. Я встряхнулся после неразгаданного и непонятного наваждения. Облако было совсем рядом. Оно, как воздушный фрегат, меняя курс, вдруг понеслось навстречу воздушному потоку.

А, может быть, все это и вправду было сновиденье? Я подошел к камням, где еще недавно кипела смола. Камни оказались горячими. Боня бегал вокруг и тщательно обнюхивал площадку. Значит, какое-то зерно правдоподобия есть в мутно-туманном блефе? Тогда скорее за тенью с кожаным мешком, набитым драгоценностями.

Тень исчезла по скалам в неизвестность! Вперед!

Но страшно качнувшаяся пропасть под ногами резко охладила мой горячий пыл и я стал внимательно просматривать предстоящий маршрут по обрыву. Путь все же не представлял большой опасности и я начал спускаться вниз. Боня преданно последовал за мной.

Возможно, на глыбах остались древние знаки-тотемы, отмечавшие висячую дорогу? Но никаких царапин и мазков красок на известковых стенах я не нашел Еще несколько шагов – и внезапно подо мной разверзся черный оскал пещеры с маленькой железной дверью. Я попытался спуститься к скальной дыре. Это оказалось не так просто. Пока я болтал ногами, крепко ухватившись руками за каменные зацепки, пытаясь найти прочную опору, Боня, мой опытный четвероногий скалолаз, быстро прыгнул на наклонную монолитную площадку и тут же громко зарычал. Я так и не нашел подходящего положения тела для безопасного свободного спуска по скалам. Нужна страховка, но у меня не оказалось даже куска репшнура, чтобы завязать его на уступе или за ствол сосны. Посмотрел вниз: Боня в стойке ощерился перед пещерой, будто ожидая оттуда внезапного нападения.

– Боник, спокойно, мальчик, я скоро приду к тебе! – ободрил я пса. Боня слышал мой голос, но даже не поднял вверх голову. Он по-прежнему стоял, как вкопанный, вперившись в пещерный зев. Пока я искал способы страховки и спуска в пещеру, вечерние сумерки быстро сочились из всех щелей горного ущелья. Что делать? Такой круглый вопросительный знак не раз нависал над моей судьбой, в критические моменты моих путешествий и приключений. Но сейчас я был в ответе за своего любимого друга. Как помочь собаке? Ей явно, что-то грозило из темного проема пещеры.

Я долго метался по исару, пытаясь найти что-нибудь для страховки или другой путь к пещере. Но тщетно. А ночь тем временем стремительно погружала скалы в темноту. Все! – Уже ничего не видно…

– Боня, держись, дружище, до утра! – крикнул я ему и разжег костер на вершине исара, подбадривая пса. Огонь трепетно и философски беседовал со мной. Языческий древний разговор человека и стихии природы. Он вечен, и всегда – с продолжением. Только я должен был поддерживать эту беседу сухими дровами, а их-то рядом и не оказалось.

Из пропасти раздался тревожный лай пса. Видно, Боня отчаянно сражался со страшными силами и страхом перед ними. Схватив горящее полено, я кинулся на край скалы и стал размахивать им над обрывом. Я надеялся, что волны света отпугнут неизвестное зло, вывалившееся из темного рта пещеры. И это, кажется, помогло. Лай стих.

Я опять прилег у догорающих поленьев. Крепкий сон легко одолел уставшие от пережитых дневных потрясений тело и голову. Очнулся я от бурных толчков. Мой красавчик Боня радостно тыкался в мои ноги. Как он выбрался из черной пропасти? Кто помог ему преодолеть отвесные скалы? Эти загадки до сих пор висят над обрывами исара. А Боня молчит, про себя переживая ночную драму. Больше он никогда не подходит к скалам исара. И если я направляюсь в сторону крепости, теперь всегда оставляет меня, отправляясь домой.

Что же спасло и напугало моего пса? Это навсегда останется загадкой, необъяснимой тайной природы.

Утром я опять попытался спуститься в пещеру – кожаный мешок с красным золотом не давал мне покоя. К великому моему удивлению, пещеры я не нашел. Я облазил обрыв сверху донизу, вдоль и поперек несколько раз. Но только серые скалы отвеса встречали мой удивленный взор. Я даже нашел зацепки, на которых недавно висел на руках, пытаясь спуститься на площадку перед входом в пещеру. Я не верил своим глазам. Там, где вчера зиял черный зев пещеры, сейчас были гладкие и крутые скалы!

Впоследствии я не раз приходил к исару в разное время дня – тщательно и внимательно изучал скальный рельеф. Но никаких гротов, входов, лазов я больше не встречал на неприступных каменных бастионах крепости. Может быть, это солнечный свет рождал иллюзию открывшегося подземелья, или заходящие лучи создавали падающую черную тень от изорванных утесов, обрисовывая железную дверь в пещеру?

И все же не могу успокоиться. Я ведь не мог обмануться! Пещеру я видел отчетливо, и Боня стоял перед ее входом.

Позже, неожиданно для себя, дважды я натыкался в газетных публикациях на рассказы о пещерах-призраках. Такие загадочные подземные объекты, наверное, все же встречаются в горах. Из уст в уста передаются легенды и слухи о необычных подземельях. Очевидцы обнаруживают пещеры, которые затем пропадают, и все попытки найти их заканчиваются неудачей.

Вот какое предположение на этот счет высказывает автор одной из этих статей. Он описывает эпизод, когда Дон Хуан, герой произведений писателя Кастанеды, человек, постигший законы магии, знавший ответы на многие загадки природы, рассказывал своему ученику о таинственной двери, появляющейся иногда в горах. Ведет она в другое измерение, в мир, параллельный нашему. Открыть ее по силам лишь избранным…