Текст книги "Мгла над миром"

Противостояние развернулось в садике, где в самые жаркие дни воздух благоухал жасмином, а в дни мирные – еще и курениями из расположенного рядом святилища. Сейчас, однако, о мирных днях ничего не напоминало. Деревья были срублены, кусты поломаны, а цветники затоптаны. Святилище осталось цело, но в забранных решеткой окнах отражался бушующий в торговом доме напротив огонь. Кучка жрецов в зеленых рясах Великой Матери встала между толпой и строем.

– …владычица покоя, ты – стук в груди Усира! – голосил тучный священник, и ему вторили бубенцы на головных уборах с бычьими рогами. – К тебе обращаюсь, о обитель мира, где созидатель правды обретает свет!

Впрочем, его никто не слушал. В Черных Братьев летели камни, куски мозаики из мостовой, а иногда и стрелы.

– Оберни свой лик милосердный к нам! И небеса твои в мире, и земля твоя…

Жирные подбородки жреца тряслись, но слово за слово тот выводил молитву, не обращая внимания на воцарившийся хаос. Дух ясно видел, что колдуны, которых поминали за каналом, приближаются. Ему хотелось кричать, но бесплотное существо не знало, что такое крик. В бессилии, оно могло лишь наблюдать, как черный строй пришел в движение. Бросавшие камни горожане метнулись врассыпную, но воины Братства были быстрее.

– Ну что, ублюдок, докричался? – выдохнул сквозь черный шелк солдат.

Оборванец, к которому обращался воин, на самом деле молчал, но кривой клинок в ответе не нуждался. Аккуратно обогнув жрецов, строй Братьев вытеснил всю чернь из садика и двинулся по улице: меж стен, увешанных к празднику знаменами, мимо одиноко журчащих фонтанов и древних кипарисов. Тряпичными куклами на мостовой остались мертвые тела.

Дух не знал, какие они, человеческие мертвецы, но отчего-то думал, что их будет больше. Братьев интересовала не голытьба, а баррикады, под чью защиту та сбегалась.

Кто-то догадался воздвигнуть пламенную стену. Братья откатились обратно неровной черной волной, а вслед им полетели камни, стрелы и улюлюканье. Однако радость бедноты была недолгой: несколько мгновений спустя огонь вдруг взвился к небесам и погас – и тогда-то воины бросились вперед.

– Стоим! Стоим! – истошно вопил кто-то. Как будто это отведет стальной клинок!

Быть может, человек пришел бы в ужас… существо не понимало речи смертных. И все же нечто близкое к ужасу оно испытывало, потому что нити силы извивались, как змеи, точно пытаясь ускользнуть от рук умелого ткача. На мгновение-другое дух пережил приступ удушья. Это колдуны что-то сделали, отчего вся сила вдруг исчезла, а затем обрушилась на смертного, который создал стену пламени.

Зейдан, возникло имя. Человек звался Зейданом…

Дух не очень понимал, что делает – жажда мести, ярость и еще что-то, темное и страшное, бросило его на врага. Врага?… С каких пор смертный стал врагом? Их было двое, и они были пугающе обычными: сухонький старичок с пегой козлиной бородкой и начинающий толстеть мужчина с красивым чувственным лицом. Дух безошибочно выбрал того, что сильней и старше.

Колдун поднял защиты, но слишком поздно: они покатились по призрачным плитам, извиваясь и нанося удары, а призрачный город сотрясался от схватки. Дух знал, что смертные слышат отголоски битвы, но, удивительное дело, сейчас ему было все равно. Нужно убить хотя бы одного заморского выродка, все остальное не имело значения.

Оставив противника за баррикадой, второй колдун напал сзади, быстро отбросив духа прочь. Линии силы изогнулись, стискивая существо в светящейся клетке. Он сам не знал, как вырвался. Не раздумывая, он вновь ринулся в атаку, на сей раз с удвоенной яростью. Силы было много. Дух купался в переплетении потоков – и смеялся, смеялся, смеялся, терзая плоть врага.

Он смотрел в глаза смертному и в то же время со стороны, подмечая летящие во все стороны клочья света. Поэтому, услышав голос, существо не сразу поняло, что это. Извернулось, бросилось к второму колдуну… Но тот не звал подмогу, и голос исходил не от него. Голос был живым, и звучным, и еще неуловимо знакомым. Так, словно это был последний раз, дух бросился в атаку: не убить, так обратить в бегство! Ему даже почудилось, что у него получилось…

Голос звал. Требовательно, настойчиво, настырно.

– …я ведь просил не колдовать! – Ханнан был вежлив, но непреклонен. Как нянька для вельможных отпрысков. – Аджит не сможет раз за разом вас вытаскивать.

– Слушаюсь, господин мой.

Газван обессиленно откинулся на спинку кресла. Каменные чудища, в чьих лапах покоился диск зеркала, – и те смотрели с укором. Угрюмого лица чародея не коснулась даже тень улыбки.

– Если запахнет жареным, потребуется каждый маг, – сухо отвечал Ханнан. – И в особенности связь с источником. А вы рискуете собой.

Медленно, понемногу, серебряная поверхность меркла. Газван успел заметить, что баррикады укутаны густым черным дымом, время от времени его прорезали светящиеся копья магии. Подсвеченная колдовским светом, во мраке маячила статуя.

– Зейдан… – проговорил старый маг. – Они его достали, чтоб их!

– С Зейданом все в порядке, – Кадар выступил из-за спины главы обители. – Те, кто был с ним, послали Зов. Сафар открыл Врата и заменил хлыща на своих учеников. Пара ожогов, но ничего страшного.

Газван перевел дыхание, но тут наставник продолжил:

– Да, хлыщ не выжил бы без твоей помощи, но Ханнан-то прав. Три дюжины за считаные дни, а ты рискуешь всем ради мальчишки. Мне напомнить, что твой долг – защищать нас всех?

Он без приглашения уселся на подушки, Газван использовал их как подставку для ног, когда суставы начинали ныть немилосердно. За окном в городе тревожно звонил набат.

– У меня не осталось долгов. Как видишь, я прикован к креслу.

– Ты все еще Первый-в-Круге.

– Расскажи это Совету. И Наджаду.

– Наджад еще не весь Круг. И уж точно не Верховный.

Газван хотел было ответить, но умолк. Вздохнул, вслушиваясь в голос гонга. Протянул дрожащую руку и заставил запотевший кувшин накрениться, плеснув вина в приземистую чашу.

– Думаешь, я говорю, как обиженный ученик? – спросил маг. Проплыв пару локтей по воздуху, чаша ткнулась ему в ладони. Ну точно пес холодным влажным носом.

– Как человек, который кричал, что впереди пропасть, но его не слушали.

Выходит, что теперь он прав. Как мило! Старый маг едва удержался, чтобы не сказать это вслух. Кадар расшнуровал ворот коввы и заговорил снова:

– Только знаешь, Наджад думал то же самое. Все эти годы. Он старый чванливый болван, наш господин камня, но Кругу всегда желал блага.

– Резня на улицах – это благо? – резко спросил Газван.

Наставник поморщился, так не понравился ему вопрос.

– А мне откуда знать? – повел он плечами. – Помнишь, как маги прижились в Рассветных королевствах? Бывшие провинции захватили дикари, и уж как они нас не любили! Маги рождались каждое поколение, и всех их ни во что не ставили. А потом случился мятеж в Мýргуре, стража решила повязать колдунов, а те взяли да ответили. И люди, которым до колдунов не было дела, вдруг решили, что их это тоже касается. Вот сейчас с нами бедняки. Твоими стараниями, Первый! Ты добивался этого семь лет! Кто знает, как сложится? Ты скажешь, там льется кровь, а я отвечу: без крови ни беса не получится. Что если Царство заколдовано кровью, без крови не расколдовать.

Он говорил красиво, с чувством, выверенно… аж тошно становилось. Хмыкнув и не дав ему продолжить, Верховный спросил:

– Ты разузнал, где мальчик?

– А мы как раз за этим и пришли…

– Семеди вывез царевича в загородное поместье, – подал голос Ханнан. – Это в деревеньке Джемдáт в трех схенах от столицы. Вы хотите взять его в заложники? Я бы сказал, это… не очень мудро. Пока еще есть те, кто к нам благосклонен.

– Я еще сам не знаю, чего хочу, – проворчал Газван. – Нужно хорошенько подумать. И поговорить с советником.

– Мауз… вряд ли поможет, – замялся чародей.

Газван прикусил язык, с которого чуть не сорвалась грубость.

– Мне не нужна помощь, – отмахнулся Верховный. – Я пробую дорогу перед собой, только и всего.

Ханнан не знал его близко и потому не перечил в открытую, а вот долгий взгляд старшего наставника пришлось выдержать. Смотри-смотри! Первый-в-Круге – не ученик-первогодка, чьи мысли притягивают взгляды, словно павлиний хвост.

– Ты сам твердил, что советник нам не друг, – осторожно напомнил наставник.

– Какая разница? Он торгаш. Если мы найдем, что ему продать…

– Вряд ли ему понравилось, как Наджад задержал его в обители.

– Мауз не глупец. И все, что мне нужно, – это побеседовать.

Ханнан уже собрался спорить, но старый чародей оказался умнее:

– Я не могу перечить, если ты решил… могу только не одобрять. Я молюсь, чтобы тобой руководила не обида.

Он встал и подал знак Ханнану, что они уходят.

– Ты наверняка захочешь знать, что принес день. Я зайду вечером, а если будет что важное – забегу раньше. Мы просто пришли сказать, что выполнили поручение.

В последние дни Первый-в-Круге передвигался с помощью Асмы, а потому лишь приложил ко лбу кончики пальцев.

– Пусть твой день будет счастливым, – бросил он ритуальную фразу и махнул рукой, заставляя двери распахнуться. Выждал, пока оба мага уйдут, – и резко встал.

В груди кольнуло. Все же, сколько ни притворяйся, сердце и впрямь шалило, в особенности после непростых чар. На несколько мгновений Газван застыл посреди комнаты, наслаждаясь тишиной – за дни боев она стала роскошью. Потом в городе вновь ударили в набат, и волшебство распалось с гулким медным стоном.

Будь ты проклят, Кадар! Ты и все твои идеи!

Решить все раз и навсегда… это ли они делают – или всего лишь множат и без того длинный кровавый счет? Как объяснить, что он не хочет знать, что принесет им день?… Вернее, знает безо всяких вестников. Их положат на пол в главном зале обители – еще полдюжины или десяток магов, укрытых грубым некрашеным сукном. И ради чего? Сотни-другой локтей в уличном противостоянии?

По привычке, как он частенько делал в задумчивости, Газван подошел к окну. Ветер пахнул ему в лицо гарью. Совсем недалеко, в тройке кварталов от Храмового острова в полуденное небо поднимался дымный столб.

Сила. Власть… Газван нащупал под рубахой место, где кожа так и не сомкнулась вокруг вросшего в грудь алмаза.

Это ощущение было хмельней вина и слаще самых сладких грез. Кружило голову почище запаха любимой женщины, когда прикасаешься губами к ее шее… И, как и женщина, что выбрала другого, – было далеким и недосягаемым. Что проку в силе, если ею нельзя воспользоваться? Если сердце готово разорваться, стоит взять хотя бы на горсть больше сегодняшнего? А если бы он мог – что бы стал с ней делать? Залил столицу кровью, воцарился на дымящихся развалинах?

До-о-о-онг, до-о-о-онг – изливал душу набат. До-о-о-онг… Звук был равнодушным, как наемник. Холодным, как трупное окоченение.

Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты, скопом и по отдельности!

Маг вернулся к зеркалу и упал в кресло. Закрыл глаза, пытаясь вспомнить молодость, воскресить память о налитых жизнью мускулах и силе, пульсирующей в груди… Память молчала. Как будто всего этого не было. Были лишь трясущиеся руки и сердце, колотившееся часто-часто, едва не барабанной дробью.

Будьте вы прокляты…

Взмах руки – и стены вспыхнули колдовским синим светом. Самый сильный маг обители и тот навряд ли пробьется через такой заслон. Движение пальцев – и зеркало ожило. Несколько мгновений Первый наблюдал за человеком в отражении, а затем подался вперед и коснулся серебряного диска.

– Мауз… – негромко позвал он, – Мауз иль-Нехат, ты слышишь меня?

Советник был не в дворцовом квартале, иначе Газван не смог бы пробиться через купол, но это все, что он мог сказать. Толстяк отложил палочку для письма и потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.

– А ты бы поверил, сделай я вид, что не слышу? – спросил он. Газван против воли усмехнулся.

– Радуйся, – он с трудом сглотнул. – Я готов повторить подземную прогулку.

– Если боги позволят, – проворчал советник и тут же перешел к делу. – Как мне с тобой встретиться?

Он был собран и деловит, как военачальник перед марш-броском. Одерживая победу, Мауз не тратил время на злорадство. А может, уже намечал следующие победы.

Если позволят боги, у советника в самом деле будет много времени для торжества.

К вечеру дым почти рассеялся, и закат был красным, как кровь. Даже Верховному стало не по себе, хотя, видят боги, он не забивал голову суевериями. Колдовские огни в бронзовых чашах зажигались сами собой с приходом сумерек. И хорошо, что так – вряд ли в кутерьме последних дней кто-то думал бы об освещении.

Густая зелень по сторонам аллеи наполнила вечер запахами. В теплом свете мозаика на стенах ожила и заиграла. Казалось, вот сейчас ветер принесет звуки систра, смех, а закат… закат был далеко, за стенами обители.

Вот только мозаика, тепло мерцавшая позолотой, украшала стены лечебницы, а вовсе не павильона в Районе Садов.

Ему сказали, он найдет Наджада и Кадара здесь – и не солгали. Старший наставник был в той же видавшей виды ковве, в которой навещал Верховного днем, а Наджад… наверное, его одежды были бурыми, как господину камня и положено, и все же почти черными, как сгустившаяся за окнами мгла, как тяжесть на душе Газвана.

Верховный стиснул зубы. «Кишки Усира, о чем я думаю? Какое мне дело до его самолюбия?»

Два чародея обходили раненых. Целители в один голос твердят, что свежий воздух нужен для выздоровления, поэтому большую часть стен лечебницы занимали окна, сквозь которые заглядывала вечерняя заря. Чисто и свежо, но одним движением воздуха не изгнать густой запах боли. Здесь лежали зарубленные, затоптанные, избитые, обожженные… Бездна, он еще думал, что главный зал, где Круг прощается с мертвецами, самое страшное помещение обители!

– Верховный? – Наджад первым заметил его и сдержанно поклонился.

– Боги воплотились в вас!

Газван быстро коснулся лба, не в силах оторвать взгляд от тела, над которым они остановились. На Зейдане угадывались ошметки дорогих одежд – болван, должно быть, и в бой шел с вплетенными в волосы золотыми нитями. Однако тело под ними представляло устрашающее месиво обугленной, изъязвленной, покрытой волдырями плоти. Верховный вознес небесам хвалу, что в полумраке много не разглядишь.

– Я… не хотел причинять тебе лишние страдания, – выдавил Кадар.

– Он будет жить, – куда увереннее сказал Наджад. – Сейчас его жизни ничто не угрожает, а целители исцелят ожоги. Кое-где даже нарастят новую плоть.

Вот только захочет ли он жить, изуродованный и слепой… особенно он: смазливый модник, баловень судьбы, мальчишка? Зейдан был слишком молод для Зала Костра, но тогда, шесть лет назад, ничто не предвещало бойни.

«Глупец… какой же я глупец!» Титьки Исаты, почему он не решился раньше?

– После таких ожогов нужно лечить не только тело, но и душу.

– Целители знают, – заверил Верховного Кадар. – Но ты-то что здесь делаешь? Ты сам не должен покидать покоев.

– Как видишь, не развалился. – Газван бросил последний взгляд на обожженное тело. – Вы мне нужны. Оба.

– Ты все цепляешься за власть, Первый? Опять ценой страданий Круга?

Резкий голос Наджада прорезал стоны и шорохи лечебницы. Оставшаяся без руки девушка бросила на высших чародеев взгляд слезящихся больных глаз.

– Ты сам, конечно, мочишься благом!

– У меня нет времени, Верховный, – отрезал господин камня. – Я сыт по горло твоими интригами. Плети их сам, если желаешь, но без меня.

– Ползвона ничего не решат. – Кадар создал вокруг них поглощавшую звуки сферу. – Мудрый не звал бы, если б не что-то важное.

– Наверное, мы считаем важным разное… – барским жестом Наджад отмел все возражения. Но все же смилостивился. – Хорошо, Первый, я потрачу на тебя ползвона. Но если оно того не стоит, ты не отберешь больше ни минуты.

Газван не счел нужным отвечать. Развернулся и молча зашагал прочь, предоставив им идти следом – или оставаться. Когда они вошли в башню Основателей и Верховный направил стопы вниз, смотритель Зала Камня нагнал его.

– Разве мы идем не в твои покои?

– Мы идем к источнику, – без выражения ответил маг.

Видимо, Наджад решил, что спорить ниже его достоинства. Но, увидев Мауза, усевшегося по-простому, на ступенях у источника, господин камня все же не удержался – выругался.

– Скажу банальность, я тоже рад вас видеть, смотритель, – откликнулся толстяк.

Газван не сомневался: сейчас на голову вельможи посыплются обещания телесных и всяких мук. К счастью, выступивший из столба силы Сафар избавил их от вспышки.

– Спокойно, Наджад! Мы не раскрываем тайны Круга, а спасаем то, что можно спасти.

– Круг в хорошем положении, – с апломбом отвечал смотритель. – Не знаю, о каком спасении…

– Все же выслушай! – Это был тот случай, когда мягкость тона жалит сильнее окрика, и Наджад умолк. Довольный результатом, Сафар продолжил: – Садись. Считай, что у нас военный совет.

Газван оглянулся. Пока его не было, смотритель Зала Ветра и впрямь переместил с верхних этажей пару пуфов. Кадар уселся как ни в чем не бывало, и господин камня вынужден был последовать его примеру.

– Где Лайла? – подозрительно спросил он.

– Кому-то нужно защищать Круг, пока мы беседуем, – белые зубы Сафара блеснули в улыбке. В мерцании силы смуглый маг походил на демона – такого, какими их изображают на гравюрах в старых книгах.

«Интересно, был бы ты так же спокоен, знай ты замысел целиком?»

– Прости, Наджад, но только невежда может думать, что мы в хорошем положении. – Обогнув советника, Сафар бесшумно спустился по ступеням. – Мы потеряли больше полусотни магов, колдуны из Закатных царств защищают врага, и наши чары почти не действуют. Верховный снова говорит о том, что мы должны были сделать еще в начале противостояния. Избавиться от змей с заката.

– Не только, – влез Мауз. – Речь и о самом Семеди.

– Что здесь делает этот смертный? – возмутился господин камня. – Почему его пустили в святая святых?

– Потому что в прошлый раз вы прошли в Район Садов благодаря мне. И пока вы воюете с Черными, дворяне жмутся по углам, тоже благодаря мне. Что вы запоете, когда на помощь князю придут гафиры? А войско из провинции?

– Мы тоже можем вызвать помощь!

Газван до поры до времени не вмешивался, давая им перессориться. Он даже отступил в тень: чем глубже увязнут, тем скорей послушают его.

– …ну хорошо, мы соберемся вместе, воздвигнем сильные щиты… – говорил Сафар. – Из магов выйдет почти неуязвимое войско. Верней, неуязвимая толпа. А дальше что? Нам нужно жить и что-то есть, во что-то одеваться. В мире, где каждый из нас по отдельности страшно уязвим.

– У нас есть источник!

Пока все складывалось даже проще, чем он думал: Наджад лез на рожон сам, без подталкивания и подначек со стороны.

– Последний Царь Царей тоже так думал, – это уже Кадар. – Устроил такое пекло, что нам только мечтать. Мы что, хотим того же?

– А что остается делать? Снова сидеть взаперти?

– Для начала признать, что мы не справляемся.

– В Царстве десятки тысяч магов. Что за вздор?

Верховный досчитал до трех дюжин, а потом для верности – до шести.

– Мы ходим по кругу, – наконец вмешался он. – Повторяем те же доводы из раза в раз. Никто не против, что с закатными колдунами нужно кончать?

– Разумеется, я за! – охрипшим голосом воскликнул Наджад. – Но я не собираюсь идти на уступки. Ни Семеди, никому другому!

– О том, что будет потом, подумаем после, – примирительно заметил Кадар. – Что тебе для этого нужно, Верховный?

– Убедиться, что все закатные змеи собрались вместе. Это можно сделать только одним способом: напасть на Район Садов. Со всей мощью. Если Семеди поймет, что мы близко, колдуны сбегутся на его крики о помощи.

В чертоге источника повисло молчание.

– Это… опасная затея, – высказал общее мнение Сафар.

– Не ты говорил, что мы почти неуязвимая толпа? Достаточно собрать большой отряд…

– И оставить Круг без защиты? – воскликнул Наджад.

Бездна, и этому человеку удается вертеть мнением Совета. Да ведь его собственное мнение капризней весенней погоды!

– Никто не говорит, что Круг останется без защиты, – терпеливо проговорил Первый. – Просто соберем в кулак как можно больше людей. И ударим по дворцовому кварталу.

– Я согласен, – решительно заявил Кадар.

– По крайней мере, нужно попробовать, – пожал плечами Сафар. – И поскольку Лайла разрешила голосовать за нее, то и она согласна тоже.

– Если вы все решили за меня, зачем вам мое присутствие?

– Ваши одежды, смотритель, – ответил за Верховного Мауз.

– Что?

– Ваши одежды. Они такие темные, что поначалу я принял их за черные.

– Ты имеешь влияние в Совете, Наджад, – пояснил Первый-в-Круге. – Если вместе с Кадаром ты будешь руководить отрядом, люди пойдут за тобой. Нам нужны черные одежды, в этой битве и в следующих. А защитой обители займется… скажем, та же Лайла. Господин ветров ей подсобит.

Даже в полумраке чертога было видно, как меняется настроение господина камня. Сперва он нахмурился, затем его лицо стало деланно безразличным, однако смотритель сам не заметил, как приосанился.

«Думай же, кишки Усира, думай! Не могу же я обещать черную ковву прямо…»

– Когда вы нанесете этот… удар? – довольно холодно поинтересовался Наджад.

– Думаю, за полдень? – Верховный бросил взгляд на Сафара, словно спрашивая его мнения. – Для нас жара не помеха, а Братья и солдаты к этому часу спекутся.

– Пусть будет полдень, – кивнул господин ветров.

– Полагаю, нам всем нужно подготовиться… – Наджад поднялся с новой целеустремленностью. – И мне хотелось бы обсудить с Сафаром… завтрашние действия.

Вряд ли маг ветра был так уж рад, но последовал за ним без возражений. Кадар задержался в проходе, ведущем во внешнюю часть чертога.

– Ты действительно предложишь его Верховным? – без обиняков спросил он.

– Когда и если все кончится… почему нет? Главное, чтобы он им не стал. Но это успеется.

– Боги, а ведь он сейчас донимает Сафара, правильно ли тебя понял! – В глазах наставника мелькнуло озорство. Мелькнуло и тут же угасло. – Надеюсь, ты не выжил из ума.

– Я тоже надеюсь, – Газван вздохнул, уселся на бывшее место Наджада и упер локти в колени. Добавить было нечего, поэтому он просто повторил: – Я тоже.

Подниматься через две ступени, в его-то возрасте, оказалось ошибкой. На самом верху, меж резными фигурами слоновой кости, Газван остановился. Тихо и сумрачно. Это прежде, когда он не звался, а был Верховным, в башне Основателей вовсю шуршали шаги, а лестничные пролеты перебрасывали друг дружке эхо голосов. Все это было прежде…

Старик со злостью толкнул тяжелую дубовую дверь.

– Ну? Что ты нашел? – рыкнул он. – Пошевеливайся, мальчик! У змей должны быть слабые места.

Ханнан сидел за его столом, почти скрытый грудой пыльных томов, глиняных табличек и свитков.

– Ничего, в чем бы я был уверен.

Голос чародея оставался ровным, но щеки под бородой залил предательский румянец. Вот и славно. А то не ровен час – о черную ковву начнут вытирать ноги.

– В этой обители полсотни хронистов! – напустился на него Верховный. – Я что, должен тебя учить? Не справляешься сам, так запряги их. Все лучше, чем отправить их на бойню.

– Не знаю, чем мне помогут полсотни недоучек… Которых к тому же сослали в архив из жалости! – дерзко добавил Ханнан.

Глава обители встал. О, он хорошо понимал, что не исполнил поручение: нервным жестом пригладил волосы, задел тяжелую бронзовую чашу – и хорошо, что она лишь покачнулась, иначе гранатовое вино положило бы конец старинным записям.

– Мы обязаны нащупать их подбрюшье. И быстро!

– Я знаю. Но пока что никаких слабостей.

Несколько мгновений они стояли так, сверля друг друга взглядами: как два припавших брюхом к земле, уже готовых к драке пса.

– Хорошо, – устало проворчал Верховный. – Вываливай все подряд. Ты же нашел хоть что-то?

Он сел на обшитую темным шелком скамью. Маг ожидал, что сейчас Ханнан заговорит, тот по праву выиграл эту схватку, но глава обители вышел из-за стола и опустился рядом на ковер. Подчеркнуто ниже Первого.

– Конечно, любая магия ограничена, – чародей потер виски. – Беда, что закатные колдуны иначе овладевают Даром. Мы не понимаем технику, а потому не видим их ограничений.

– Как они учатся?

– В Нагаде не обучают справляться с Даром, – начал загибать пальцы Ханнан. – Детей натаскивают на отзвук с заряженным объектом. И добивают затверженными формулами.

– Что это значит?

– Вы видели закатные статуэтки? Они такие… застывшие, безмятежные. Их привозят, когда вся сила уже выветрится. Нагади называют их «малыми наставниками»: это точное подобие мага, в котором силы пребывают в равновесии. Ребенка настраивают на статую. Тут один книжник, – Ханнан с усмешкой кивнул на кипу трухлявых листов, – кривится и называет их мастеровыми. Говорит, мы ученые, а нагади кустари.

– Эти кустари сожгли моего господина пламени, – пожаловался Первый.

– В том-то и дело. Мы учим медленно, заставляем направлять потоки, собирать и рассеивать. Похоже… на гончарное дело похоже, если честно. Вот глина, вот замысел – лепи, что пожелаешь. А у них все не так! Быстро, просто, формула, действие. Приемы отточены до мелочей, их повторяли столетиями. Но ни шагу в сторону.

– Там так написано, – Верховный нахмурился, – или это твои… умозаключения?

– Мои.

Газван устал смотреть на чародея снизу вверх, прошел к столу и одним залпом осушил чашу Ханнана.

– Если ты промахнулся, ошибка отольется кровью, знаешь ли.

– Все, что я прочел, подталкивает к этому выводу…

– Тогда решим, что ты его нашел. Мягкое подбрюшье. – Первый для острастки проворчал: – Не слишком радуйся. Со мной источник, а что ты будешь делать, если прижмет… этого я не знаю.

– Я целиком владею своим Даром. В отличие…

Ханнан наконец-то поднялся. Сцепил руки. Он все колебался, переступать ли грань или унести опасения с собой, в предстоящую назавтра схватку.

– Да уж, в отличие. Ты мне не доверяешь? – Верховный отошел к окну.

Там уже совсем стемнело, далеко за рекой горели зарева пожаров, но в остальном… Газван еще не видел, чтобы город целиком погружался во тьму. Где-то там, на стенах обители были часовые, но старый маг их не разглядел.

– Доверяю. Так же твердо, как вы сами верите в себя.

«То есть ни на медяк?» Верховный уже слышал, как по лестнице торопливо поднимается Аджит, а потому спросил другое:

– Наши друзья с рассвета. Как они разместились?

– Не жалуются. У меня пустая обитель, мудрый, так что им некому мешать. Всего сорок шесть душ.

Газван прищурился, наблюдая за чародеем. Днем тот пришел со старшим наставником, но Узы Молчания даже не дрогнули. Впрочем – они оба маги, Кадар и глава обители… могли и обнаружить чары, и выпутаться, и не подавать вида. «Ты превращаешься в Мауза», – подумал Первый. Вслух он сказал только:

– Тогда иди, отдохни. Сам знаешь, что завтра начнется.

Уже вслед, когда Ханнан коснулся дверной ручки, он добавил:

– Я тебя отзову. Обещаю. Как все закончится, на следующий день.

Он рассчитал верно и избавил себя от благодарностей – дверь распахнулась, и на пороге возник Аджит. Оба «мальчика» едва не столкнулись в проеме. Бездна, треснуть бы лбами всех его «детей», да хорошенько! Послушных и нерадивых, верных и самолюбивых… Газван снова отвернулся, ожидая, пока чародеи раскланяются. После сегодняшних боев камни обители как будто неслышно пели.

Наконец хлопнула дверь.

– Лучше бы вам поручить это группе целителей, – в который раз повторил ученик.

Он тоже волновался: Верховный слышал, как Аджит меряет шагами комнату. Бездна, если так тревожится целитель, – что говорить о нем? Неужто и он такой же взвинченный?

– Чтобы вся обитель судачила, что я задумал? Я объяснял, мне нужен маг со стороны. А кроме тебя у меня никого нет.

Шаги смолкли.

– Я надеялся, вы передумаете. Вы… вы уверены? – отчего-то шепотом спросил целитель.

– Конечно, не уверен, – огрызнулся Первый. – А что, у тебя в запасе другой выход?

Маг направился в спальню, зная, что ученик без разговоров последует за ним, и на ходу излагая все, что повторял самому себе:

– У Круга есть только одно оружие, источник. И будь я проклят, если могу им пользоваться! Все так сложилось, один к одному. Ну… не смогу я отдать талисман. И новый не создать, никто другой не справится. Остался один я.

Он снял ковву и бросил прочь, не глядя. Взялся за ремешки сандалий.

– Нужно что-то сотворить, чтобы это треклятое тело сдюжило. Сколько бы силы через него не текло.

Газван опустился на кровать. Сложил на груди руки.

– Ну? Что молчишь? – сипло выдохнул маг.

– Я слишком много отниму, – сбиваясь, начал Аджит. Боги, какой же он все-таки… мальчик. – Вы понимаете? Не просто годы из жизни… Не издалека, откуда-то. Вы можете умереть. Через луну… через неделю. Понимаете?

– Ну, если мы проиграем, я ничего не увижу. Вы еще обзавидуетесь. – Верховный натянуто хохотнул. – А если выиграем… – на скулах целителя играли желваки, и Первый резко закончил: – Нет, этот Круг того не стоит. Конечно, нет. Но я уже решил.

Ну что он тянет? И ведь стоит над душой, и еще молчит! Как пленник перед пыткой.

– Давай уже. Не томи!

Аджит сказал, что он ничего не почувствует, и поначалу так и было. Долгие мгновения, а то и минуты – Первый-в-Круге просто вглядывался в себя. В груди ныло, и дышалось тяжело – он прежде не замечал, а уже несколько лет только так и дышится. Каждый подъем грудной клетки – настоящее усилие. Сердце билось, кажется, где-то у горла, и мысли путались. Но это, верно, от страха.

Газван заметил, что сжал кулаки, и попробовал расслабиться.

– Ну когда там… – не выдержал старик.

И почувствовал, что мироздание пришло в движение. Сам воздух вокруг него сгустился, сжался и запульсировал. Вдох. Выдох. Снова вдох…

Все пришло сразу: запахи курений, пота, дыма и влажной ночной тишины… Звуки, краски… невозможно блестящий бок медной жаровни. Вышивка на ковве Аджита. Боги, оказывается, в обители слышно, как далеко в порту скрипят галеры!

– …начнешь, – договорил он.

Верховный маг сел на постели. Недоверчиво нахмурился. Повел плечами, разминая тугие, налитые силой мышцы.

И расхохотался.

Не так-то просто оказалось выпроводить ученика. Тот все нудил над ухом: что нужен отдых, что перерождение не проходит даром, и с дюжину таких же благоглупостей. Кишки Усира, хотелось вскричать Газвану, ты что, не видишь: я молод, я здоров… Боги, сейчас он был здоровей Аджита, а тот едва разменял третий десяток.

– Вот что, – не выдержал Первый. – Если ты и дальше будешь здесь торчать… какой-такой отдых, мальчик?

Все еще недоверчиво, тот покачал головой, но коснулся рукой лба. Пусть твой день будет счастливым, мудрый… Какой день? Этот уже отдал концы, сгорел в горне лет, которых теперь не будет, а рассвет сулил лишь новое побоище. Легкие работали на износ, и голова с непривычки слегка кружилась.