Текст книги "Портреты и прочие художества"

Кода

У музыкантов есть такое понятие – важно как начать и как закончить пьесу. Что там будет внутри, не стоит заморачиваться. Опять же набившая оскомину цитата из Штирлица, что запоминается последняя фраза. Так вот на записи часто используют прием, когда не хочется ставить восклицательный знак, – постепенное затихание фонограммы. А в партитуре пишут – fade away.

И, подумав, я решил отказаться от всяких «продолжение следует» и скромно себя и вас спросить:

– А не замахнуться ли мне на любимого нашего Вильяма Шекспира?

– Слава, ну ты и сказочник! У тебя деревянная нога, как у Смогула, еще не выросла? – спросила жена.

– Растет…

Стихи

И прочее…

 
Я листал свою жизнь, тусклый свет ночника
Позволял прочитать между строчек —
Даты, страны, друзья, ночь, гитара, река,
Дым костра, ну и прочее, прочее, прочее.
 
 
Я не мог оторваться, не было сил,
Написал впопыхах мелким почерком.
Видно, бурно я жил, видно, сильно спешил,
И кого-то любил, ну и прочее, прочее, прочее.
 
 
Да, любил я, пожалуй, как не любить,
А любил я всегда, что есть мочи.
Иногда и меня могли попросить,
Чтоб остался, и прочее, прочее, прочее.
 
 
А моя королева из прачек была,
И мы долгую жизнь проживаем, а впрочем,
Я любил, был любим, дети, дом, все дела
И, конечно же, прочее, прочее, прочее.
 
 
Я судьбу продолжаю писать каждый день,
И любимый мой знак – многоточие.
Не копаю я грядок, о возрасте думать мне лень,
Я люблю вас и прочее, прочее, прочее.
 

Про кота, про любовь и про ценности вечные…

 
На окошке лежит и дрыхнет наш кот,
И его не терзают мысли о вечном.
Ну, а я не спеша продолжаю полет
И считаю те вехи, где путь мой отмечен.
 
 
Ни забот, ни тревог, бедный ласковый кот,
За тебя мы решили вопрос о потомстве.
И на крыше весной наш кот не поет,
И пожрать нет нужды доставать по знакомству.
 
 
И не мучит вопрос – есть ли жизнь или нет
За последним пределом, ах, бросьте,
Коль с косою к вам в гости баба придет,
Что сказать ей в приветственном тосте?
 
 
И поэтому жить и любовь всем дарить,
И не думать о дне роковом.
Прожит день, значит, скоро весна,
И тебя ждут друзья за столом.
 
 
И решил ты проблемы свои и друзей:
Смерти нет, а придет – не узнаешь.
Солнце всходит, вина всем налей
За любовь, и бессмертным ты станешь.
 
 
Да, я – врун, да болтун, ловелас, фантазер,
Я до края налил всем наркотика жизни.
На окошке наш кот свои глазки протер,
И зачем мы ему колокольца отгрызли?
 

Нам не узнать про промысел Божий

 
Нам не узнать про промысел Божий,
Наверное, так лучше…
И никто предсказать не сможет,
Что будет завтра, душу не мучай.
 
 
Но на Бога надейся,
А сам не плошай
И на небо ближайшим рейсом
Душу не провожай.
 
 
Ведь столько дел и столько забот,
Что снова кругом голова,
И высокий души полет
Ты закончи, мой друг, сперва.
 
 
И никто не споет твои песни лучше,
Чем ты, и знаешь ведь сам,
Что разгонишь песнями тучи
И отыщешь дорогу в храм.
 
 
И не куксись, мой друг, не надо,
За базар ты ответишь всегда,
А уныние, как и пустая бравада,
Смертный грех… Да, да, да.
 

Алтай – раскосые глаза

 
Я в любимой искал, я в любимой искал свою Шамбалу,
Словно Рерих, открыл на Алтае начало начал.
Ну, а вечером я зажигал до утра свою рампу
И спектакль о любви наш с тобой начинал.
 
 
Славно Рерих, писал на Алтае рассветы-закаты.
Заблудившись, в тебе пропадал-погибал,
Но себя не терял, хотя многократно
Я в тебе умирал, а потом воскресал.
 
 
Алтай – раскосые глаза,
Где встречаются Бия с Катунью.
Алтай снился в сказочных снах
В прошлой жизни, счастливой весною.
 
 
Все пройдет, все пройдет, как минувшее лето,
Дай нам, Бог, дай нам, Бог, вернуться сюда.
На прощанье ты мне улыбнулась, а это примета,
Что мы счастье найдем, а беда – не беда.
 

Достучаться до небес

 
Я достучался до небес,
Хотя был в общем-то застенчив.
И было времени в обрез,
Но где-то там я был отмечен.
 
 
И вот теперь не знаю, как, не знаю, где
На связь выходит
Дежурный ангел, и к среде
Он новый стих пришлет мне вроде.
 
 
Дрожит душа, дрожит рука,
Писатель, твою мать, умора,
И вновь ложится в масть строка,
И лунный свет ласкает шторы.
 
 
И я кричу: «Ах, сукин сын,
Поэт, творец и просто гений!»
А на столе мой чай остыл…
Не важно, что не платят денег.
 
 
За этот труд, за этот миг,
Ведь вдохновение не купишь.
Полет, а это, черт возьми,
Не просто так, не с маслом кукиш.
 
 
И я, дыханье затаив,
Боюсь спугнуть свою удачу.
Забыл гитару, и она
Висит в углу и тихо плачет.
 

Сын снимает кино

 
Сын снимает кино
О себе, мечтая о славе,
Ну, а я забываюсь растерянным сном,
А советы давать я не вправе.
 
 
Он не хочет идти по лыжне
Вслед за мною, что ж, с Богом.
Он не знает, наверное, обычно к весне
Стает снег и раскиснет дорога.
 
 
Ну так что ж, по болотам, коли герой,
Ты пройдешь, не боись, свет мой Ваня.
А пока что, тебе наказ мой простой —
Отдохни, если очень устанешь.
 
 
И я тоже когда-то плутал по лесам,
По болотам, по жизни, по годам.
И я верил, как ты, пророческим снам,
Не искал я комфортного брода.
 
 
И сушило одежду мне солнце, а дождь
Грязь смывал, хоть ко мне и не липнет,
И не ставили часто за жизнь мою грош,
А она продолжалась в hard-rock-овом ритме.
 
 
Слушать Бога в себе и услышать его.
Вот и ты, видно, слушаешь Бога.
Сын снимает кино, он по жизни бегом,
Не судите его очень строго.
 

Заложник совести

 
Бросать слова на ветер, ну а дождь
Смывает след в израненной душе,
А дружба побоку, несчастный грош
Поможет в день рожденья провести фуршет.
 
 
Заложник совести… И где же тот ломбард,
Что в долларах ее вам оценил?
Какая проза, разлюбезный бард,
Я понимаю, больше нету сил.
 
 
Против течения грести и день за днем
Насмешки слышать за своей спиной,
И предложения – ты заходи, нальем.
И сил сопротивляться нет порой.
 
 
Что ж, по течению легко – кури бамбук
И песенки какие нужно пой.
Никто не скажет, что отбился ты от рук,
И будут гимны в честь тебя всеместно над рекой.
 
 
Но водопад, пороги, Страшный суд,
Где сам себя намерен ты судить.
Вот то-то и оно, а легкий блуд
Себе прощу, могу и вас простить.
 

Баллада о либидо и о проблемах его отсутствия

 
Заскочило либидо ко мне вечерком
Посидеть, поболтать, почаевничать.
Предложил ему текилу и ром.
Вот такой я, чего уж нам скромничать.
 
 
Только либидо меня не поймет:
– Алкоголь хорошо, но где милая?
Я чуток подожду, а там снова в полет.
Видно, стрельнуло нынче мимо я.
 
 
– Подожди, погоди, хочешь видик включу?
Порно к чаю, что может быть лучше?
– Милый, если так, то к врачу
Обратись и не мучайся.
 
 
Улетело к себе мое либидо, жаль…
Не маячит снова надежда.
Ты пришла… Не спеша пьешь на кухне свой чай,
Умножая мои неудачи и беды.
 
 
– Где ты шлялась опять?
И зачем мне теперь
Твои бедра и грудь, и все прочее?
Между ног тишина и верь, и не верь
Мне не надо терпеть, что есть мочи.
 
 
И не будет поллюций, забыт и оргазм.
Я о нем только в книжках читаю,
Ну, а ты вновь красотка, вот те раз,
Честно, слов я просто не знаю.
 

Дрозду

 
Я вынырнул,
Нахлебавшись воды,
Нахлебавшись тоски
И неверья в спасенье.
Я вынырнул,
Потому что есть ты.
Ты – мой свет и любовь,
И надежда и вера
В выздоровленье.
 
 
Ради этого стоило мне утонуть,
Ради этого стоило годы скитаться,
И несчастия надо было хлебнуть,
Чтоб вернуться,
    Чтоб жить,
             Чтоб с тобою остаться.
 
 
Дописать свою повесть —
Писать не диктант,
А писать сочиненье
На вольную тему.
Пусть ошибки, невзгоды,
Но все это сам.
И успеть до звонка —
Такая проблема.
 

Колыбельная для внучки Дрозда

 
Тебе имя Алиса родители дали,
Когда ты появилась на свет,
А Настасьей уже при крещеньи назвали,
Пожелав, пожелав долгих лет.
 
 
А для нас ты всегда просто внученька.
В куклы с жизнью ты будешь играть,
А потом ты возьмешь ручку в рученьки
Буквы-цифры учиться писать.
 

Припев:

 
Анастасия-Алиса,
Твои слезы-капризы
Мы готовы терпеть (2 раза),
Твои бабка и дед.
Анастасия-Алиса,
Твои шутки-капризы,
Пусть пройдет много лет,
Мы готовы терпеть,
Твои бабка и дед.
 
 
А потом будут ночи – свиданья,
Поцелуи и первый букет.
Можем мы предсказать все заранее,
Жизнь познавшие бабка и дед.
 
 
Хватит сил нам на радость, а горести
Пусть обходят тебя стороной.
Счастья двери однажды откроются —
Дед да бабка, всегда мы с тобой.
 

Новогодние размышления

 
Привычной стала ночь на Новый год,
Привычной суета и поздравлений лента,
И лужи, превратившиеся в лед,
И речь очередного президента.
 
 
И Дед Мороз привычный фейерверк зажжет,
Чуть не спалив костюм свой клевый,
И размышленья, что же теперь нас ждет,
Секреты жизни нам откроют снова.
 
 
Потом похмелье, утро, суета,
Отъезд-приезд, и надо веселиться,
А за окошком лепота
Взирала на помятые, мля, лица.
 
 
И новый год пошел вперед,
И первый зубик мальчик точит,
И все равно – мы счастье влет
Подстрелим… Новый год пророчит.
 

Потому что я верю

 
Завтра снова в поход:
Севера, белый день и торосы,
А родной ледокол —
Снова наш отчий дом.
Слово «надо» и прочь,
Слово «надо» и прочь все вопросы,
Все сомненья остались
Для нас за бортом.
 
 
Я назначу свиданье тебе
Поздним вечером,
А на Крайнем на Севере,
Это конец октября,
Ты дождешься меня
Свято верю я,
Потому что я верю в любовь
                                И в тебя.
 
 
Словно в детской считалке,
Где были мы, не расскажем,
Просто верьте, так надо,
В корабль и в меня.
 
 
И любовью своей
Льды я вновь растоплю, и награда —
Твоя верность в походе
Хранит, как броня.
 

Моя Муза – Герой Советского Союза

 
Что-то располнела моя Муза
И на лире не играет.
Стороной обходит дачу в Рузе
И в Москве меня не посещает.
 
 
Может, ветренна, а может, обленилась,
Может, спуталась с кем, кто моложе?
Как стихи писать теперь для милой?
И с утра тоска вселенска гложет…
 
 
Может, милую увлечь бутылкой?
Быть как все, без всяких экзерсисов…
Но ведь я привык, чтоб было пылко,
Как в раю, чтоб сладко пели птицы.
 
 
А для этого завлечь бы Музу,
Чтобы заскочила вечерочком,
А пока от борта в лузу
Я забью шара и ставлю точку.
 
 
Белые метели в путь собрались.
Вновь зима, замерзнут чувства, реки.
Старая струна от лиры завалялась,
Надо на гитару натянуть от грифа к деке.
 

Наедине с судьбой

 
Вот и все… Кончилось лето,
И пора возвращаться домой.
За всю ночь не нашел я ответа,
Все вопросы остались со мной.
 
 
Не успев дочитать нашу сказку,
По-английски покинул твой дом.
На палитре засохшие краски,
Подсмотревшие счастье тайком.
 
 
Наедине с судьбой,
Наедине с тоской
Бокал вина – собеседник мой.
Время расплавится,
Горечь останется,
Просто так ничего не случается.
 
 
Вот и все… Я испугался,
А решение было за мной.
Наш кроссворд на троих не решался,
Буду жить, опаленный молвой.
 
 
И не надо искать новой встречи:
Не смогу победить я себя.
И бредут вдаль, ссутуливши плечи,
Мои сны о тебе без тебя.
 

Я сублимирую любовь

 
Я сублимирую любовь
Вот в эти строки, что весною
Ложатся спешно вновь и вновь,
На Музу гнать, нет-нет, не стоит.
 
 
Средь бела дня, не позвонив,
Пришла ко мне, чтобы остаться.
И вот пишу, совсем забыв,
Что не хотел я за перо сегодня браться.
 
 
И я ревную, где же ночь
Ты проведешь, моя беглянка?
– Мой милый, знаешь, я не прочь
С тобой побыть…
– Ну, что же, ладно.
– Любви восторги будем пить,
Читать стихи и песни слушать…
Ну, да, я ветренна, прости,
Но я твои глаза и уши.
 
 
Но я – твоя душа, пойми,
Полет над миром, над собою…
И это – я, с собой возьми
Перо, бумагу, остальное.
 
 
На месте купишь, в небесах
Тебе не надо, ведь недолог
Полет твой и, увы и ах,
Сгоришь ты, как гремучий порох.
 
 
Поэтому живи, не трусь,
А если спросит кто, ответь им:
– Пишу я про любовь и грусть,
А лето с Музою мы встретим.
 

Только в это мне не верится

 
Как-то складно строчки
Ложатся на бумагу.
На деревьях почки,
За крыльцо ни шагу.
 
 
Вася-Василечек ждет на сеновале,
Катя-Катерина, разве вы не знали,
Что весною ранней расцветают чувства,
Что весною парни, чтоб им было пусто?
 
 
И нельзя перечить
Маме и природе.
Зябко стынут плечи,
Хоть и жарко вроде.
 
 
Вася-Василечек, потерпи немного,
Катя-Катерина, он уж у порога,
Ведь весною ранней расцветают чувства,
Ведь весною парни, чтоб им было пусто.
 
 
Ах, весна, весна, весна – затейница
Все пройдет, пройдет, все перемелется,
Зарастет в саду тропинка
И закончится пластинка,
Только в это мне не верится.
 

Я не вспомню свои прежние жизни

 
Я не вспомню свои прежние жизни,
Где Наш свет был Тот свет,
И закладкой в моем дневнике
                              прошлогодние листья,
А ответа как не было, так и нет.
 
 
И приходится верить на слово тому,
                              кто оттуда вернулся,
А зачем, почему и за что – ответ не найти.
Ну, а жизнь, словно сон, где я не проснулся,
И живу, словно призрак, где путаю Я и Ты.
 
 
А зачем это знать? От знаний лихие
                                                печали…
Ну, узнал, отгадал, а дальше-то что?
Все короче деньки, наверное, устали,
Ну, а ночь для раздумий – самое то.
 
 
И гоняешь всю ночь свои мысли по кругу,
И все чаще склоняешься – жить, чтобы жить,
И терпимей становишься утром к жене,
                                       к детям и к другу,
И не хочешь уже для себя чуток утаить.
 

Гора Мармолада

 
Мармеладный Король и не знал о горе Мармолада,
Что царит над всем миром, – Доломиты внизу.
Ну, а мы на подъемник и вверх,
                            покорим Мармоладу и ладно.
И не льем от тоски понапрасну слезу.
 
 
Жаль, Никиты нет с нами – на недельку в Италии,
Жаль, что он не узнал Мармоладии вкус,
И Татьяна не кажет осиную талию,
Ну, а мне остается горнолыжный спеть блюз.
 

Затянуло наш пруд…

 
Затянуло наш пруд глупой ряской,
Камыши зашумели в ночи,
А ты мне подарила запретные ласки,
О которых даже память молчит.
 
 
Правда, помню свое исступленье,
И как ты все пыталась не закричать.
И бесстыдно луна укрывала нас тенью,
Позволяя роман нам с тобой дочитать.
 
 
Помню это мозгами, жалко, чувства заснули.
Говорят, это возраст, так тому, видно, быть.
Камыши вновь шумят, у окошка на стуле,
Свет луны, как когда-то, из прошлого нить.
 

На берегу Томи

 
На берегу Томи,
Где о любви поет Митяев,
Где кедры мерили века,
Там по весне слетались стаи,
И о тебе моя строка.
 
 
Где люди в гости, как и прежде,
Заходят просто, без звонка,
Куда я прилетел с надеждой,
Что ждет меня твоя рука…
 

И все…

 
Бескрылые песни паслись на лужайке,
Привычно клевали зерно.
Друг другу кудахтали старые байки
Про женщин, футбол и вино.
 
 
Осеннее небо звало в путь-дорогу,
На юг, где все время весна.
Бескрылые песни мечтали напрасно
Снести золотое яйцо.
 
 
А Курочка Ряба была птицей красной,
Плевать, что рябое лицо,
Яичко снесла и спела так страстно…
 
 
                   И ВСЕ!!!
 

Предисловие

У меня есть устоявшаяся привычка читать газеты, просматривать журналы и книги, начиная с последней страницы. Предисловие, написанное другим автором, я чаще всего пропускаю, и лишь прочитав книгу и составив о ней собственное мнение, возвращаюсь к началу и знакомлюсь с оценкой авторитетного читателя, который хотел предварить мое прочтение. Иначе… Иначе, зная мнение критика, я не столько читаю и наслаждаюсь, сколько полемизирую и привожу в заочном споре аргументацию «за» и «против».

Книга, которую вы держите в руках, задумывалась как сборник рассказов и зарисовок, которые можно читать не в строгой последовательности, а как придется, часто даже ориентируясь на название главы.

А что меня заставило поставить главу «Предисловие» в конец книги? Отчасти, конечно, оригинальничанье – знаете, в квартире моего сына Никиты висят часы, в которых стрелки передвигаются непривычно – против часовой стрелки. Внимание привлекает? Да. Но потом понимаешь, что неудобно, хотя это условно, когда-то договорились… И с правосторонним движением автомобилей во многих странах договорились тоже, а Англия и Япония или какой-то Тринидад и Тобаго ездят по-левостроннему, и ничего. Арабы пишут справа налево, и привыкли. Мой младший сын Иван – левша, так он еще до школы буквы писал в зеркальном отражении и пытался читать справа налево. Так однажды, ему было 5 лет, он меня спросил, когда мы стояли в машине на светофоре:

– Папа, что такое ИБЛО?

– Где ты это прочитал?

Он мне показал на рекламу, оказалось – «ОЛБИ».

Поэтому, думая, как начать книгу, я исходил из того, что кто-то рванет ее просматривать с оглавления и увидит предисловие в конце книги. Его это заинтересует, и он начнет читать мое творение с «Предисловия». А если нет, то вернется к началу, где прочтет, что…