Текст книги "Портреты и прочие художества"

II

Верка застыла в оцепенении. Ее спасали всем миром. Все ее друзья и друзья Андрея, все наши друзья, которые ее полюбили, а не полюбить ее было невозможно, старались отвлечь от дурных мыслей, старались полностью занять ее время, чтобы некогда было оставаться наедине со своими проблемами. И она выстояла. Стойкий оловянный солдатик, она снова начала улыбаться. Катенька стала для нее «светом в оконце». А вскоре она начала выходить в «свет». Ее младшая сестра Татка – хорошенькая, умненькая, общительная, из той категории женщин, что имеют море поклонников, несмотря на то, что не дотягивают до признанных красавиц, начала выводить Верку в люди, в московскую «Рок-лабораторию», на концерты и на выставки.

Поклонником Татки был Александр Липницкий – бас-гитарист группы «Звуки Му», и Наталья приобщила Верку сначала к московскому рок-н-роллу, а потом перезнакомила со многими персонажами, постоянно тусовавшимися на концертах, проводимых под афишей «Рок-лаборатории». И Верка ожила. У нее появились воздыхатели. А один, его звали Валера, даже предпочел ее – Верку, покинув отряд ухажеров младшей сестры.

Что все-таки делает любовь с женщинами, даже если любит не она, а ее! Верка расцвела. После яркого и талантливого Андрея Валера выглядел приземленно. Но не мне судить о мужской привлекательности. Я думаю, в нем были стержень, заряженность на успех. А что еще нужно? Но ведь женщин не поймешь? А еще у Валеры была лысина, которой он стеснялся. Тогда еще не было принято брить голову, потеряв волосы на макушке или на лбу. Валеру это тяготило. Но отсутствие волос не мешало его успехам в бизнесе. Он успешно провел операцию с покупкой компьютеров в США и продажей в России. Быстренько стал миллионером и решил отправиться в United States, предварительно позвав с собой Верку и Катеньку.

Красивая, с горящими глазами Верка появилась в нашей квартире и сообщила новость о себе и о Валере. Она была вся в сомнениях, говорила, что по-прежнему любит Андрея. Мы долго ее убеждали, что Андрея не вернешь, что крепкое мужское плечо, что неизвестно, что лучше – когда ты любишь или когда тебя… Короче, Верка решилась. Она отбыла в США с Катюхой. Постоянные звонки из Нью-Йорка, а они поселились на Манхэттене, голос уверенной в себе женщины давал нам ощущение, что Верка счастлива.

А вскоре мы с женой отправились в Америку, в Сиэтл, к нашим друзьям. И решили заскочить к Валере с Веркой. Нас встретили в аэропорту Кеннеди на дорогом автомобиле и привезли в шикарный (ну, может, по нашим меркам) дом со швейцарами и охраной. Нас поселили в квартире на 10 этаже, а «молодые» обжили апартаменты на 29-м. Вид ночного Манхэттена был потрясающим. Верка сполна отдавала «долги» (я имею в виду моральные) моей жене за бесконечные ночные разговоры об Андрее и «что делать». Они с утра до вечера пропадали по каким-то парикмахерским, салонам красоты и шопингам. Кстати, Верка стала красоткой. Написал «красотка» и понял, что она действительно стала похожа на Джулию Робертс. Короче, «бабы наши» загуляли. Богемные заведения по вечерам, а потом взахлеб – рассказ о том, как они попали в гей-клуб и как там people не мог понять, что они делают в этом заведении.

– А я им тут и говорю…

В общем, чума. А я проводил время со своим друганом Сашей Тарелкиным, который меня знакомил с рок-н-ролльным Нью-Йорком. «Hard-rock cafе», стадион «Shea», где пели битлы. Для меня прикоснуться к этому было в высшей степени интересно. А когда выпадало время поболтать с Валерой, мы вели обстоятельные разговоры о бизнесе.

– А как ты зарабатываешь здесь деньги?

– Я думаю…

– О чем?

– Я хочу найти возможность зарабатывать 1000% от вложения.

– С ума сошел? Весь мир счастлив, если есть 8%.

– Америка – страна сумасшедших возможностей.

Потом Валера рассказал о своем сотрудничестве с фирмой «Белый ветер», торгующей электроникой. Я предложил придумать какой-нибудь рекламный ход. Через некоторое время придумал ход, с использованием скрытой рекламы. Дескать, в песне, где фраза «Белый ветер» является шлягвортом, в песне о любви никто не обратит внимания, что публике навязывается торговый знак. Позвонили в Москву, объяснили, что сочинение песни, снятие клипа, размещение этого клипа на телевидении обойдется значительно дешевле, чем реклама самого торгового знака. Идея понравилась. Дали добро на сочинение песни, и на следующий день я спел Валере.

 
Белый ветер унес,
Мои песни унес,
Одинокий, как пес.
 

Но, наверное, бизнес – это не мое. Когда я вернулся в Москву и позвонил в «Белый ветер», мне сказали, что их шефа застрелили.

III

Судьба вновь отвела меня от бизнеса, хотя я-то собирался в этом самом «Белом ветре» заняться своим делом – что-то придумывать и петь. Ну да ладно…

Верка… Мы улетели из Америки в Москву с ощущением, что у нее-то все надежно и стабильно и что Бог наградил ее красивой и счастливой жизнью. Но, видно, судьба сама выбирает, куда ей идти и когда свернуть с, казалось бы, безоблачной дороги. Формула о том, что в жизни за черной полосой следует белая, верна, наверное, для кого-то, но только не для нашей Верки. Цветовая гамма ее полос настолько разнопланова, что зачастую было трудно определить – что сейчас – полоса удачи или наоборот.

В следующий перезвон с Нью-Йорком мы узнаем, что Валера, Верка и Катя съехали со знакомой нам квартиры и поселились то ли в Супертрампе, то ли в Эмпайр-Стэйт-Билдинг… Короче, супердом, суперсоседи, суперсчастье и не знаем, чего еще хотеть. «Соседи – Мадонна и Майкл Джексон, правда, мы – значительно ниже, но все равно в одном доме», – кричала, захлебываясь от эмоций, Верка в свой американский телефон. А мы… А что мы? Мы радовались и боялись. Рассказывали о Веркиной саге друзьям и даже немножко завидовали ее безбашенному счастью.

– Как жаль, что мы не сгоняли в Атлантик-Сити. Это – класс, это – класс, класс… – кричала Верка.

– В следующий раз обязательно смотаемся туда с ночевкой.

Атлантик-Сити… Не знаю, как бы сложились мои взаимоотношения с «одноруким бандитом» и рулеткой. Скорее всего, никак. По отношению к игре я вел себя как конченый зануда – дав однажды зарок не играть, не играл. Хотя была ситуация, когда мне вместе с гонораром за выступление в казино дали еще стопку фишек стоимостью 200 долларов. Обменять на деньги их было нельзя (наверное, казино хотело меня завлечь игрой), и я решился. Поставил все на красное. Рулетка завращалась и одновременно задрожали ноги. Я проиграл… Но успел понять, что я – «заводной Парамоша» и лучше мне не начинать, и я до сих пор «не начинаю».

А ребята – Верка и Валера, судя по всему, зачастили в казино. Наверное, Валера стал игроманом… Я с тех пор его не видел… Короче, он спустил все деньги, что были у него. Об этом я узнал после долгого разговора моей жены с нашей американкой, причем она в основном молчала и слушала непрерывный монолог Верки.

Валера потерял все, они съехали из своих супер-пуперов, и он решил еще раз рискнуть, но на этот раз в бизнесе. Был взят кредит в банке, на него что-то было приобретено. При транспортировке в Россию товар застрял на какие-то веки вечные на таможне, приобрел некондиционный вид, и продать в России с прибылью его не удалось. Да что там с прибылью, вообще не удалось продать. Валера попал… И он ударился в бега. Его из виду потеряли все, в том числе и Верка.

IV

И она снова выстояла. Не знаю, была ли у нее кубышка с деньгами, как она жила в это время – тайна за семью печатями. Она очень не любила об этом периоде жизни рассказывать, и поэтому сложно даже приблизительно определить цвет этой полосы ее жизни.

Прошло, уж и не помню, сколько времени. Ну, наверное, и не так много. Снова звонок из Нью-Йорка, и в телефонной трубке, которую держала моя жена, слышно:

– Класс, ну просто класс, ты не представляешь… ты не представляешь… я его так люблю, и он… У меня ничего подобного никогда не было. Красавец, потомок царской семьи… Я так счастлива.

Когда разговор с Америкой был окончен, я узнал, что Верка снова влюбилась. Влюбилась, как никогда, как в никого, про такую любовь надо снимать кино. Он – каких-то голубых кровей, умница, красавец, Катьку любит и в постели хорош, как… ну, «сама понимаешь»… Мы сели за стол, открыли бутылочку вина и выпили за нашу удивительную подружку, за этого непутевого стойкого оловянного солдатика.

Самая яркая, отражающая все цвета радуги, полоса жизни Верки, может быть, самая безрассудная и самая счастливая, длилась около трех месяцев. Именно за это время испарились все сбережения и нашей Джульетты, и нашего вельможного Ромео. И тогда выяснилось, что они оба пустые и поставили на кон своей любви все свои наличные и безналичные. Любил ли он ее? Может, и любил, а может, был альфонсом, которого подвело чутье. Мы убедили убитую горем Верку, что он любил, но, что он не может, что он понимает, что она дорогая женщина и что она не для него…

Но, что самое удивительное, наша любимая подруга не озлобилась, она не закрыла створки своей души и вскоре, высушив «безутешные слезы», продолжила свой дрейф по жизни.

V

Татка, младшая сестра нашей героини (это, если кто забыл), тем временем успешно вышла замуж за «горячего финского парня» с каким-то итальянским именем и итальянской же внешностью. Звали его Марко. Он с любовью и удовольствием жил и имел с Россией не только бизнес-связи, но и вполне ментально мог сойти за русского. Правда, общение с ним было на английском языке, а так и выпить, и закусить, и спеть…

И вот, в эту трудную для Верки годину, Татка и Марко убедили ее, что уже пора становиться взрослой и пора принимать решения, соотнося их с жизненными реалиями. И пришло решение… Нашли Верке не очень молодого, не очень красивого, не очень… Ну, в общем, некласнного «финика», который был сражен небесной красотой нашей несравненной… Ярви, так звали этого специалиста по электронике, истекал всевозможными соками от вожделения и предвкушения. Телефон Марко через раз принимал звонки от Ярви с вопросом – ну, когда?

В общем, Верка сдалась. Стала законной женой, гражданкой суверенной Финляндии. Как безработной, а может, еще за какие заслуги, ей на карту переводилась определенная, порядка 1000 долларов, сумма. Катя училась в школе. И за все за это надо было жить с нелюбимым.

И она жила, чертыхаясь, ненавидя себя, но жила. Динамо-машина работала на полную катушку, но все уловки когда-либо кончаются, и однажды войска Ярви прорвали «линию Мажино» Верки, и она беспорядочно бежала с поля боя, вернее с супружеского ложа. Бежала, но не сдалась противнику.

– Таня, я не могу.

– Вера…

– Ну, ты же баба. Ну не могу, пойми…

– И что?

– А я знаю?

Вот такой содержательный диалог по телефону. Бедный Ярви. А Верка, как оказалось, могет не только в «горящую избу».

VI

Следующее всплытие подводной лодки под названием «Верка» из пучин жизни произошло в Канаде. Замечательный город Ванкувер. Отличная экология, неторопливое течение жизни, что «нужно еще человеку для того, чтобы…». И снова неземная любовь… Она вместе с Чаком летит в Москву.

– Давайте поужинаем, я так соскучилась. Слава, может, что-нибудь споет? Чак так любит рок-н-ролл.

– Нет, Катя уже взрослая, знает четыре языка. Служит в фирме, сейчас в командировке в Австралии.

Мы встретились. Отужинали в каком-то ресторане и поехали к нам домой. Женщины сплетничали о детях и подружках, а мы вели с Чаком неспешную беседу о рок-н-ролле. Потом открыли бутылку вискаря. Пили, как водится, за любовь, за женщин, за детей. Верка, которая, как я уже говорил, отражала в себе «сегодняшнего» мужчину, была спокойна и уравновешенна.

– Ну, спой чего-нибудь из старенького.

Я спел пару песен времен моего сотрудничества и Веркиного супружества с Андреем. Верка заметно взгрустнула, но это могла быть грусть и не по Андрею, а по тем нашим бесшабашным годам в Раменках.

Грусти было в меру. Чак высказался в том смысле, что, оказывается, и в России умеют петь и играть. Я сделал соответствующее выражение лица.

– А как насчет травы? – спросил Чак.

– Да никак. Я и сигареты не умею курить.

– И что, мы не выкурим по палочке веселящего табака?

– Чак, – с укором сказала Верка, – в этом доме нет, а дальше…

Чак сказал, что мы ничего не понимаем в жизни. Марихуана… И последовала длинная лекция о том, что конопля, скорее, полезна, а правители…

Мы провожали их, затаив дыхание, боясь спугнуть Веркино счастье, да нет, скорее спокойствие и некоторую уверенность, как говорили большевики, в завтрашнем дне.

* * *

Прошло четыре года.

– Верка летит в Москву. Да, с Чаком. Что у тебя завтра? – спросила жена у меня по телефону.

Песенка для Верки

 
Ты по жизни, как мотылек,
Все летала куда-то, порхала,
А удары судьбы все не впрок,
Ты их просто не замечала.
 
 
Города, континенты, быт, суета —
Все за борт, что еще по сюжету —
Шут, король, нега и маята?
На вопросы опять нет ответа.
 
 
Что за сладкий полет,
Еще пара глотков,
А потом можно и приземлиться…
Я люблю тебя, милая,
И нет больше слов.
Боже, как на тебя можно злиться?..
 
 
Жизнь не жизнь, а сериал,
Что в прайм-тайм дурит головы обывателю.
И тебя я всегда принимал,
Как ты есть… Это так увлекательно.
 

ПятьдесятлетбезЛенинаполенинскомупутивск

Когда я говорю о том, что никогда не был диссидентом, это не значит, что мне в той, да и в нынешней жизни все нравилось и нравится. Просто я считаю, что для артиста, да и для автора, не обязательно с красным (или другого какого цвета) флагом вести на баррикаду революционные массы. Оружие артиста бывает значительно более эффективным, если он в художественных образах отразил ситуацию. Хотя если совсем откровенно, то, наверное, система идеологической обработки функционировала настолько четко, что какие-то сомнения о правильности курса партии стали появляться довольно поздно.

Может быть, ареал моего проживания был не тот. Ну не тот, и все… Не обсуждали ни дома, ни у соседей политическое устройство в стране. Боялись? Думаю, что и боялись… Во всяком случае, моя мать, которая проводила моего деда Ивана Матвеевича в тюрьму, была напугана на всю жизнь. И даже когда во времена перестройки я позволял со сцены «политические вольности», а матушка, находясь в зале, слышала это, у нее надолго портилось настроение. Наверное, я не там родился и жил… Когда эта жизнь протекала у Белорусского вокзала, то все помыслы наши и соседей были, как дожить до следующей зарплаты. Переехали на Юго-Запад – и опять поначалу все как прежде. А потом отец купил «Ригонду» – проигрыватель и приемник. Для меня это была новая игрушка, и я начал путешествия по радиоволнам. Нашел «Радио Люксембург» – пиратскую радиостанцию, которая вещала с борта какого-то судна и была вне цензуры и прочего. Увлекся бит-музыкой и, пытаясь расширить свой кругозор, начал искать музыкальные передачи на русском языке. Через некоторое время я уже знал, во сколько и на каких волнах «Би-Би-Си» и «Голос Америки», не говоря уж о всяких там «Свободах», вещали свои музыкальные хит-парады.

Естественно, слушая музыкальные передачи, я захватывал и политические комментарии. Ну, они-то и «отравили» мое сознание. Я умничал в школе, а затем в институте задавал каверзные вопросы, рисуясь перед мальчишками и девочками. Чувствовал себя героем…

Должен заметить, что за все это свободомыслие меня ни разу не водили к директору школы и не вызывали родителей. Это в школе… А в институте мне терпеливо, в который раз, растолковывали основы марксизма-ленинизма. Идеологические взбучки я получал за длинные волосы – меня вызывали к руководству спецкафедры, и полковник пытался мне втолковать, что с моими локонами нельзя успешно строить коммунизм. Я нагло ссылался на образы Карла Маркса и Фридриха Энгельса, напоминая, что им длинные волосы и бороды не помешали заложить основы…

В бешенстве меня выгоняли в коридор, и я, чувствуя себя героем, шел на «плешку» МИИТа – место, где собиралась продвинутая часть студентов нашего института.

А в школе Марья Ивановна, наверное, боялась получить от директора нагоняй за то, что не может справиться с учеником, терпеливо пыталась меня вернуть в учение Маркса-Ленина, которое «всесильно, потому что верно». В конце концов историчка поставила мне «четверки» по общественно-политическим наукам, и я в итоге не получил медали за учебу в школе. А не получив медаль, вынужден был сдавать вступительные экзамены в институт на общих основаниях. Вот так-то…

И все-таки никому из нашего окружения не приходило в голову подвергнуть сомнению существующий строй. И если фигура Сталина была подвергнута «справедливой критике», то Ленин был неприкасаем, и часто мы рассуждали, что было бы, если бы он не ушел из жизни в двадцать четвертом.

Но семена иронии по отношению к власти, к построению коммунизма дали всходы, и когда наступил 1970 год, год столетия со дня рождения В. И. Ленина, мне уже многое «остоюбилеело». Масса анекдотов на эту тему успешно высмеивала «всенародный подъем, который охватил прогрессивную часть человечества». Думаю, что и сейчас смог бы вспомнить кучу анекдотов на эту тему – от водки «Ленин в разливе» до трех спальной кровати «Ленин с нами». Самое интересное, что передовой авангард нашего комсомола – секретари горкомов и обкомов, с которыми нас, музыкантов, популярных в Москве и области, постоянно сталкивала жизнь, были первыми и главными потребителями как анекдотов, так и «чуждой советской молодежи музыки». Мы вместе с ними пили и пели, травили анекдоты и – «о, ужас!», – даже иногда критиковали партию и правительство во главе…

Нас никто, я имею в виду группы «Ребята» и «Мозаика», никуда не вызывал и не «ставил на вид». Более того, мы были передовым классом советской молодежи. Нас отправляли в ЧССР и Болгарию, где мы играли песни из репертуара «The Beatles» и «Deep Purple». Коллеги из стран социализма нам страшно завидовали и с тоской вспоминали, что «болгарский слон» – «младший брат советского слона, а СССР – родина слонов». Ребятам из Софии и Праги не разрешали петь по-английски. Налицо была политика двойных стандартов, но мы об этом не думали – нам было в кайф играть на хорошем аппарате и в кайф просто жить.

А затем был 1973-й, я пришел в «Веселые ребята», чтобы на «бескрайних рубежах нашей необъятной Родины нести знамя вокально-инструментального искусства». Я повзрослел, многое понял, а что не понял, то мне объяснили. Но времени диссиденствовать, а тем более протестовать, не было. Была интенсивная пахота под названием «гастроли». Успех, девчонки, новые города занимали свободное время, и эмоции выплескивались чаще в сторону «аморалки», чем сублимировались в прозрение и понимание «политической ситуации».

Хотя…

Однажды в городе Тернополе, куда мы прибыли спеть песни из нашего репертуара, в коллективе появилась «запрещенная литература». Это был роман А. Солженицына «В круге первом». Причем книжку нам дали (кому конкретно, я сейчас и не вспомню) на одни сутки. 1973 год, Солженицын…

Если застукают – статья… В лучшем случае выгонят из Москонцерта и из комсомола. Все это понимают, и тем не менее всем страшно интересно, и всем хочется узнать, про что это… Решили – чтобы всем познакомиться с романом, надо устроить чтение романа вслух по очереди. «Конспиративная квартира» была выбрана – номер кого-то из музыкантов, затоварились кофе и сигаретами и начались «литературные чтения»… Наверное, мы даже не думали, что совместное чтение потянет на больший срок, чем индивидуальное с фонариком под одеялом. Мы просто хотели узнать, про что это… А вообще-то все это было похоже на революционный кружок, где осталось бы произнести, что «промедление смерти подобно…» Но никто не настучал… Как мы после такой бессонной ночи отработали три концерта, история умалчивает. Потом был «Доктор Живаго». Я был потрясен Пастернаком, буквально очарован поэзией его прозы. Интересно, что потом, когда я читал этот роман, купив его в свободной продаже, испытать те прежние чувства мне не удалось. Запретный плод?..

Мы колесили по стране, развлекая зрителей на концертах и самих себя после концертов. Что-то вроде устной газеты затеял в «Веселых» Гена Макеев. Вернее, это была даже не целая газета, а аналог 16-й полосы «Литературки». Мы придумывали разные анекдоты и фразы, соревнуясь друг с другом. Запомнилось заметка Макеева следующего содержания:

«На 105% выполнил план Новотрубинский завод ядохимикатов. „Больше яда Родине“ – под таким лозунгом трудятся новотрубинцы».

Однажды Гена предложил провести конкурс на лучшее название советского города и деревни. В числе соискателей были города Встречноплановск, Соцсоревнованиеград, в честь завершающего года пятилетки – Завершаловск. В итоге Макеев победил в номинации города – ПятьдесятлетбезЛенинаполенинскомупутивск. Моя деревня Пролетариивсехстрансоединяловка была первой в этой номинации, а еще (я чуть-чуть похвалюсь) я придумал название города-курорта – Ленинские Грязи.