Текст книги "Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем"

Казачество

Особым слоем общества, сыгравшим немалую роль в революции, было казачество. Говорить о нем был повод, когда речь шла об окраинах страны, об армии – казачество было военным служивым сословием, – о местном самоуправлении. Но в первую очередь это общественный слой, поэтому поговорим о нем здесь.

Главным изменением, которое революция принесла казачеству, стала возможность восстановить выборное начало войсковых атаманов и права казачьего круга. Назначенным атаманом к моменту отречения императора на Дону был генерал граф Михаил Николаевич Граббе. Ему было предложено сложить свои полномочия, на его место был избран Войсковой атаман из казаков, объявлено было «право созыва народного представительства».

Казачество было заметным и все еще наиболее дисциплинированным элементом в армии. Из 162 казачьих полков 60 приходилось на Войско Донское, 37 – на Кубанское, 18 – на Оренбургское, 12 – на Терское, на каждое из остальных – Уральское, Сибирское, Забайкальское, Семиреченское, Астраханское, Амурское – меньше десяти. Частично как армейская конница – в составе дивизий и корпусов, частично как корпусная и дивизионная конница – в составе полков, дивизионов и отдельных сотен, казачьи части были разбросаны по всем фронтам от Балтийского моря до Персии. Казачий офицер, георгиевский кавалер и известный историк казачества Андрей Андреевич Гордеев писал: «Все оставались в полках, дезертирства не было, все следовали приказу войскового атамана оставаться верным присяге Временному правительству и выполнять на фронте свои обязанности»[954]954
  Гордеев А. А. История казачества. М., 2014. С. 520, 521.


[Закрыть]. Но сохранять дисциплину было непросто.

Генерал Краснов описывал ситуацию в его дивизии: «Как только казаки дивизии соприкоснулись с тылом, они начали быстро разлагаться. Начались митинги с вынесением самых диких резолюций. Требования отклонялись, но казаки сами стали проводить их в жизнь… Казаки перестали чистить и регулярно кормить лошадей. О каких бы то ни было занятиях нельзя было и думать. Масса в четыре с лишним тысячи людей, большинство в возрасте от 21 до 30 лет, т. е. крепких, сильных и здоровых, притом не втянутых в ежедневную тяжелую работу, болтались целыми днями без всякого дела, начинали пьянствовать и безобразничать»[955]955
  Краснов П. Атаман. Воспоминания. М., 2006. С. 286.


[Закрыть].

Генерал Андрей Григорьевич Шкуро, чей казачий полк Февраль застал в Бессарабии, свидетельствовал: «Казаки держались крепко, но я чувствовал, что дальнейшее пребывание тут небезопасно, ибо брожение в пехоте приняло такой масштаб, что она производила впечатление. С другой стороны, отношения между пехотой и казаками, получившими прозвище «контрреволюционеров», приняли столь напряженный характер, что можно было ежеминутно опасаться вспышки вооруженной междоусобицы. Тогда я задумал отправиться со своим отрядом в Персию, в экспедиционный корпус ген. Баратова, слава о действиях которого, гремевшая на Кавказе, докатилась и до нас… Дорогой мы встречали подчас возвращавшихся с фронта агитаторов, многие из которых были рады свежей аудитории, за каковую считали моих партизан. Казаки очень охотно выслушивали этих носителей нового мировоззрения, но, однако, редко кто из них уходил после этого целым. Обыкновенно после окончания дискуссии, и притом по собственной инициативе, неблагодарные казаки их сильно пороли плетками»[956]956
  Шкуро А. Записки белого партизана // Трагедия казачества. Сборник. М., 1994. С. 17, 19.


[Закрыть].

На казачество одни сильно надеялись, другие его откровенно боялись. Правые круги связывали с казачеством надежды на реставрацию, либеральная общественность с какого-то момента – на восстановление правопорядка; левые – опасались контрреволюционности и вели активную агитацию в казачьих частях.

Круги, желавшие возрождения армии, например, генерал Александр Михайлович Крымов, были готовы свою основную ставку сделать именно на казачество. Врангель, командовавший в годы войны казачьим полком, бригадой, а потом и дивизией, в которую входили три казачьих полка, с Крымовым не соглашался: «…Я отлично знал казаков. Я считал, что они легко могут стать орудием в руках известных политических кругов. Свойственное казакам испокон стремление обособиться представляло в настоящую минуту, когда значительная часть армии состояла из неказаков, а казачьи части были вкраплены в целый ряд регулярных дивизий, немалую опасность. Я считал, что борьба с развалом должна вестись иными путями, не ставкой на какую-либо часть армии, а дружным единением верхов армии и сплоченностью самой армии»[957]957
  Врангель П. Н. На трех войнах. М., 2013. С. 114–115.


[Закрыть].

Официально признав Временное правительство, правительство Дона установило с ним связь через избранный на общеказачьем съезде в Петрограде в марте 1917 года Казачий комитет, в котором обрел популярность своим красноречием историк Митрофан Петрович Богаевский. Временное правительство со своей стороны оказывало казакам все знаки внимания и не противилось созданию в казачьих областях явочным порядком широкого самоуправления. Но при этом стремилось изъять из подчинения выборным атаманам местные гарнизоны и ограничить компетенцию казачьей власти, расставляя для наблюдения за нею правительственных комиссаров. «Впрочем, замечал Деникин, – комиссары после кратковременной и неудачной борьбы вскоре стушевались и не проявляли никакой деятельности. Гораздо более серьезною становилась борьба казачьей власти с местными Советами, комитетами, опиравшимися на буйную солдатскую чернь, наводнявшую области в качестве армейских запасных батальонов и тыловых армейских частей… Бороться с этим засильем казакам было нечем – все части находились на фронте…

Советы обосновывали необходимость «расказачения» стремлением к единому административному устройству всех российских, казаки добивались самоуправления и существования собственных учреждений. Советы настаивали на уравнении земельных наделов между казаками и крестьянами, казаки защищали право собственности и распоряжения казачьими землями. Организация общего областного управления не удалась. Началась внутренняя борьба. «На почве этой возникли два явления: первое – тяжелая атмосфера отчужденности вражды между казачьим и иногородним населением;…второе – так называемый казачий сепаратизм или самостийность»[958]958
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 442, 445, 446.


[Закрыть].

В мае на Дону был созван первый Войсковой Круг, на который съехались 500 выборных от станиц и 200 – от фронтовых частей. Круг постановил отозвать казаков из Донского исполнительного комитета, Совета и других не казацких органов власти и самоуправления[959]959
  1917 год. Россия революционная: Сборник обзоров и рефератов. М., 2007. С. 177–178.


[Закрыть]. К этому времени на Дон вернулся уволенный Брусиловым за недостаточную революционность командующий 8-й армией генерал Каледин. После долгих уговоров он согласился на избрание Войсковым атаманом, его помощником стал Богаевский[960]960
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. С. 129.


[Закрыть].

Генерал Гурко описывал ритуал: «Церемонию проводил председатель Круга, произнесший при этом историческую формулу, издревле применявшуюся в подобных случаях. Атаман отвечал, обязуясь верно служить интересам казаков и оберегать донское население. На следующий день атаман со скипетром в руках, в окружении казачьих знамен проследовал в сопровождении членов Круга в кафедральный собор, где был отслужен торжественный молебен. По окончании службы атаман вышел на площадь, на которой были выстроены все казачьи части гарнизона. Стоя на высоком помосте, он принял из рук председателя Круга другую эмблему своей власти – золотую булаву, сильно напоминавшую очень длинный маршальский жезл, увенчанный короной и крестом». Ни одна из солдатских частей гарнизона, ни Совет не приняли участия в церемонии вступления атамана в должность. Совет даже постановил его арестовать[961]961
  Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. М., 2007. С. 374–375.


[Закрыть].

Повсюду в казачьих регионах возникли правительства, избранные атаманы и представительные учреждения (круги и рады). «В областях образовалось троевластие. Атаман с правительством, комиссар, Совет рабочих депутатов»[962]962
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 444.


[Закрыть].

В казачьих областях – в сравнении с остальной Россией – сохранялся относительный порядок. Гордеев замечал, что «при въезде на первую станцию в пределах Войска Донского все резко менялось. Никаких скоплений дезертиров, никакого беспорядка, и, казалось, что проезжающие попадали в другой мир… Войско Донское оказалось удивительным исключением среди общего хаоса и анархии. Войско оказалось способным собственными силами очистить свои земли от стихийного развала и без всяких затруднений, политических и социальных потрясений наладить нормальную жизнь». Возмутителями спокойствия выступали расквартированные там пехотные запасные батальоны. «Но эти части, воспринявшие революционные порядки, были казаками разогнаны, и очагом беспорядков для Новочеркасска становится Ростов, составляющий один из узлов железной дороги, связывавший кавказскую армию с Россией». Там «происходило скопление дезертиров разлагавшихся русских армий на всех обширных фронтах»[963]963
  Гордеев А. А. История казачества. С. 521, 523, 524.


[Закрыть]. Донская же область в глазах правительственных и советских кругов становилась очагом реакции, а генерал Каледин превращался в один из главных символов контрреволюции.

В казачьих областях существовали серьезные трения между казаками, местным крестьянством и иногородними. В Донской области с населением в 5 млн человек казаки составляли половину, вторым по численности было коренное донское крестьянство, составлявшее 940 тысяч. «Невзирая на огромную тяжесть поголовной военной службы, казачество, в особенности южное, пользовалось известным благосостоянием, исключавшим тот важнейший стимул, который подымал против власти и режима рабочий класс и крестьянство Центральной России… Обеспеченность землей отдельного хозяйства выражалось в среднем в десятинах: казачьего 19,3-30, коренных крестьян 6,5. Пришлых крестьян 1,3».

Временное правительство сочло необходимым 7 апреля выпустить воззвание, в котором подтверждало, что «права казакам на землю, как они сложились исторически, остаются неприкосновенными». Но вместе с тем обещало и иногороднему населению, «владение которого на землю также имеет за собой историческое право», что оно будет удовлетворено в возможной мере Учредительным собранием. «Этот земельный ребус, затуманивший самое больное место казачьих чаяний, был недвусмысленно разъяснен в половине мая министром земледелия Черновым (на Всероссийском крестьянском съезде), который заявил, что казаки имеют большие земельные наделы и теперь им придется поступиться частью своих земель».

Казаки видели перспективу иначе. На своем съезде в апреле они приняли решение о закреплении за казаками и крестьянами земель, находящихся в их фактическом владении, и наделении малоземельных крестьян землями крупных землевладельцев на западной окраине Донской области, которые еще предстояло конфисковать. Было также введено пропорциональное представительство в местных казачьих общинах для иногороднего населения и равное для всех земство. Крестьян Дона это не устроило, и в мае они провели свой съезд, где программа казачьего съезда была отвергнута и заявлена претензия не только на помещичьи, но и на казачьи земли.

Казачество не имело никаких оснований ожидать от властей – будь то Временное правительство или Советы – ничего хорошего. Отсюда его стремление добиться еще большей самостоятельности, чтобы поставить будущее Учредительное собрание перед фактом своих незыблемых автономных прав. «Если до июля казачество вотировало всемерную поддержку правительству и полное повиновение, то позже оно, признавая до конца власть правительства, вступает, однако, в резкую оппозицию по вопросам об устройстве казачьего управления и земства, против применения казаков для усмирения мятежных войск и районов, и так далее»[964]964
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 441, 443, 448.


[Закрыть].

Наиболее патриотическая часть общества – казачество – отдаляла и отделяла себя от революционной власти.

Обновленчество: духовенство и церковь

Православие на протяжении тысячелетия было главным духовным и идеологическим стержнем страны. А Русская Православная Церковь – важнейшим институтом, на который опиралось государство. Весной 1917 года Бердяев писал: «Русское священное царство покоилось на твердой скрепке русского государства с русской церковью… Русский царь был помазан русской церковью для дел государственных. Великий переворот, свершившийся в русской жизни, тяжело ударил по этой скрепке, и огромные последствия этого удара будут отзываться на всей дальнейшей исторической судьбе России. Кончилось священное русское царство с его порабощающими иллюзиями, с его прельщениями и его ужасами, и мы вступаем в иное измерение бытия, в великую неизведанность и неизвестность»[965]965
  Бердяев Н. А. Падение священного русского государства. С. 509, 511.


[Закрыть].

В Российской империи к моменту ее крушения проживало 115–125 миллионов православных (70 % населения), звонили колокола 78 767 храмов и часовен, где служили 120 тысяч священников, диаконов и псаломщиков, 130 архиереев, страждущих принимали 1256 монастырей и скитов с 107 тысячами монашествующих и послушников. К этому следует добавить 53 тысячи студентов, которые постигали богословие в 185 духовных училищах, 62 духовных семинариях и 4 духовных академиях[966]966
  Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 2010. С. 60.


[Закрыть].

Священники по всей стране и после отречения Николая II продолжали поминать царя в молитвах. Зинаида Гиппиус, неравнодушная к религиозно-философским вопросам, 5 марта оставила такую зарисовку-настроение, пройдясь по столичным храмам: «Кое-где на образах – красные банты (в церкви). Кое в каких церквах – «самодержавнейший». А в одной священник объявил притчу: «Ну, братцы, кому башка не дорога, – пусть поминает, я не буду». Здесь священник проповедует покорность новому «благоверному правительству» (во имя невмешательства церкви в политику); там – плачет о царе-помазаннике с благодатью… К такому плачу слушатели относятся разно: где-то плакали вместе с проповедником, а на Лиговке солдаты повели батюшку вон. Не смутился; можете, говорит, убить меня за правду… Не убили, конечно.

С жгучим любопытством прислушиваюсь тут к аполитической, уличной, широкой демократии. Одни искренне думают, что «свергли царя» – значит, «свергли и церковь» – «отменено учреждение». Привыкли сплошь соединять вместе, неразрывно. И логично. Хотя говорят «церковь» – но весьма подразумевают «попов», ибо насчет церкви находятся в самом полном, круглом невежестве. (Естественно.) У более безграмотных это более выпукло: «Сама видела, написано: долой монахию. Всех, значит, монахов по шапке»[967]967
  Гиппиус З. Дневники. С. 114–115.


[Закрыть].

В феврале 1917 года впервые во времен Святого Равноапостольного князя Владимира, крестившего Русь, к власти в стране пришло правительство, которое на только не рассматривало православие в качестве своей духовной опоры, а Русскую Церковь как оплот власти и системообразующий институт, но, напротив, видело в них проблему и относило к досадным препятствиям на пути к избавлению от проклятого прошлого. «Русское либеральное и революционное движение было в общем и целом безрелигиозно и даже враждебно христианству»[968]968
  Аскольдов С. А. Религиозный смысл русской революции // Из глубины. С. 43.


[Закрыть], – справедливо замечал философ Сергей Алексеевич Аскольдов.

Временное правительство исходило из того, что Российское государство перестало быть «христианским» и стало «внеконфессиональным». Предлагалось в связи с этим объявить амнистию всем осужденным по «религиозным делам», отменить вероисповедные ограничения; обеспечить равенство религий и граждан независимо от их отношения к религии, отменить обязательное преподавание в государственных учебных заведениях Закона Божьего, передать в ведение Министерства народного образования церковно-приходские школы; снять ограничения на деятельность старообрядческих, католических, протестантских и всех других религиозных объединений[969]969
  Одинцов М. И. Русская Православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953. М., 2014. С. 8–9.


[Закрыть].

Большинство членов Святейшего Правительствующего Синода в дни Февральской революции отсутствовали в Петрограде, разъехавшись по своим епархиям с наступлением Великого поста, но затем быстро вернулись в столицу. Согласно его штату, утвержденному еще в 1819 году, Синод состоял из семи лиц, один из которых назывался «первенствующим» (митрополит из самых значимых епархий), а остальные «членами» и «присутствующими». Члены Синода назначались пожизненно, присутствующие на время вызывались для участия в заседаниях. Священники в состав Синода включались не всегда как знак признания особых заслуг перед церковью (например, Иоанн Кронштадтский)[970]970
  Иоанн (Снычев), митрополит. Русская симфония. Очерк русской историософии. СПб., 2015. С. 493.


[Закрыть].

«Революционный обер-прокурор» Владимир Львов 4 марта появился в Синоде, где объявил об освобождении РПЦ от прежней зависимости от государства, о ее праве определять форму церковного самоуправления и начать подготовку к Поместному собору. Из Синода, где первенствующим иерархом в тот момент был митрополит Киевский Владимир, вынесли царское кресло, было запрещено поминать в богослужении имена Николая II и членов его фамилии.

Шестого марта по настоянию Львова было опубликовано синодальное послание, в котором «верные чада Православной церкви» призывались к поддержке Временного правительства. Доводя до всех церковных организаций акты об отречении Николая и Михаила, Святейший Синод приказал: «Означенные акты принять к сведению и исполнению и объявить во всех православных храмах… после Божественной литургии, с совершением молебствия Господу Богу об утешении страстей, с возглашением многолетия Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному правительству ея»[971]971
  Церковные Ведомости. 1917. № 9-15. С. 58.


[Закрыть]. Гиппиус: «Вот, рядом, поникшая церковь. Жалкое послание Синода, пописанное «8-ю» смиренными (первый «смиренный» – Владимир). Покоряйтеся, мол, чада, ибо «всякая власть от Бога»[972]972
  Гиппиус З. Дневники. С. 125.


[Закрыть].

Седьмого марта Владимир Львов заявил, что считает себя «облаченным всеми прерогативами прежней царской власти в церковных делах». Синод пытался возражать, но услышал, что обер-прокурор передаст всю полноту власти «только Всероссийскому Церковному Собору», но не Синоду, который не выбирал народ. Кроме того, Временное правительство предоставило себе и императорское право утверждать решения Святейшего Синода[973]973
  Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. С. 62, 68.


[Закрыть]. Тот 9 марта смиренно обратился ко всероссийской пастве: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчиненных ему сынов Великой Российской Державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного ее устроения»[974]974
  Церковные Ведомости. 1917. № 9-15. С. 57.


[Закрыть]. И в последующем Синод займет, скорее, конформистскую позицию. Церковно-государственные отношения стали во многом противоестественными. С одной стороны, с отделением церкви от государства их многовековой союз разрушался. С другой стороны, Временное правительство стремилось сохранить право контроля над внутренней жизнью Церкви. Естественно, что в глазах православных зависимость церкви от Временного правительства, лишенного всякой сакральности, выглядела нелепой.

В своей бурной реформаторской деятельности правительство и новый обер-прокурор Синода в значительной степени опирались и на те силы внутри Церкви, которые жаждали революционных изменений. Возобновила свою деятельность «группа 32-х» священников, вскоре переименованная в «Союз церковного обновления». 7 марта в Петрограде был учрежден «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян». Его секретарем стал будущий обновленческий митрополит священник Александр Иванович Введенский. «Действуя под покровительством Временного правительства, этот союз настаивал на скорейших преобразованиях церковного строя, которые должны были принять самый радикальный характер»[975]975
  Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви: Синодальный и новейший периоды. М., 2010. С. 330.


[Закрыть]. Обновленцы были за отделение Церкви от государства, демократизацию внутрицерковного управления, переход на современный русский язык богослужения и григорианский календарь, введение брачности епископата и против восстановления патриаршества как противоречащего соборным началам.

Один из основателей и лидеров обновленчества профессор Борис Васильевич Титлинов не скрывал, что «задачи идейного характера заслонялись задачей использования сегодняшней победы над старым церковным режимом и даже жаждой отмщения… В области внутренних церковных задач Живая Церковь поставила целью освобождение церковной жизни из-под влияния епископата»[976]976
  Титлинов Б. В. Новая Церковь. Пг. – М., 1923. С. 12–13.


[Закрыть]. Титлинов обратился к Владимиру Львову с просьбой помочь с созданием свободного печатного органа Всероссийского союза, и 24 марта без согласия Синода редактирование его ежедневной газеты «Всероссийский церковный вестник» было поручено Совету профессоров Петроградской духовной академии под руководством того же Титлинова. Вестник стал рупором обновленчества. При полной поддержке Временного правительства и на деньги Синода Союз издавал также газету «Голос Христа», а к осени основал собственное издательство «Свободный разум», которое выпускало и журнал с тем же названием[977]977
  Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. С. 66.


[Закрыть]. И это в условиях, когда Советами были конфискованы типографии в Московской синодальной конторе, Киево-Печерской, Почаевской и Троице-Сергиевой лаврах, а печатание молитвенников и другой традиционной православной литературы запрещалось, поскольку там упоминались монаршие имена.

Двадцатого марта вышел закон об отмене ограничений в правах, связанных с религиозной и национальной принадлежностью. РПЦ теряла свое привилегированное положение. Церковь отстранялась от того, что ранее было без нее немыслимо. Похороны жертв революции 23 марта поразили не только алыми гробами. «Церемония была гражданской, – заметила великая княгиня Мария Павловна. – Впервые духовенство не принимало участия в государственном мероприятии»[978]978
  Воспоминания великой княгини Марии Павловны. С. 256.


[Закрыть]. Поскольку жертвы революции были погребены без молитвы в неосвященной земле, казачьи полки столичного гарнизона отказались участвовать в церемонии. Гиппиус пишет в дневнике 25 марта: «Я (вечером на кухне осторожно):

– Ну что же там было? И как же так, схоронили, со святыми упокой, вечной памяти даже не спели, зарыли – готово?

Ваня Румянцев (не Пугачев, а солдат с завода, щупленький):

– Почему вы так думаете, Зинаида Николаевна? От каждого полка был хор, и спели все, и помолились как лучше не надо, по-товарищески. А что самосильно, что попов не было, так на что их? Теперь эта сторона взяла, так они готовы идти, даже стремились. А другая бы взяла, они этих самых жертв на виселицу пошли бы провожать. Нет уж, не надо… Безнадежно глубоко (хотя фатально-несознательно) воспринял народ связь православия и самодержавия»[979]979
  Гиппиус З. Дневники. С. 139.


[Закрыть].

В качестве первоочередного дела Владимир Львов занялся «очищением» епископата от лиц, которые подозревались в связях с Распутиным, состояли в Союзе русского народа или придерживались монархических взглядов. Обер-прокурор личными решениями удалял их с кафедр или заставлял Синод принимать соответствующие решения. Первым еще 28 февраля арестовали в Александро-Невской лавре митрополита Петроградского Питирима (Окнова). Он попросился на покой, и Синод после серии совещаний лишил его митрополичьего сана и отправил в монастырь в Пятигорск. За ним последовали престарелый московский святитель Макарий (Невский), архиепископ Тобольский Варнава (Накропин), обвиненные в связях с Распутиным. Затем на покой были уволены архиепископы Черниговский Василий (Богоявленский), Воронежский Тихон (Никаноров), Харьковский Антоний (Храповицкий). Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был арестован и какое-то время провел в тюрьме. Обер-прокурор Синода объяснял: «Я боюсь равнодушия, а всякий бунт приветствую; я исполняю волю народа, я гоню архиереев, ибо народ этого требует»[980]980
  Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви. С. 330.


[Закрыть].

Всего четыре десятка епископов было удалено с кафедр (всего было 67 епархий). Вдовствующими оказались многие кафедры: Петроград, Москва, Нижний Новгород, Тверь, Чернигов, Херсон, Харьков, Екатеринбург, Екатеринослав, Владикавказ, Владимир, Тула, Курск, Орел, Пенза, Полоцк, Рязань, Саратов, Тобольск, Томск. Обер-прокурор настаивал, чтобы замещение иерархов проходило в выборном порядке на епархиальных съездах с участием духовенства и мирян[981]981
  Одинцов М. И. Русская Православная церковь. С. 14; Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. С. 62.


[Закрыть]. Естественно, эти меры не могли быть по душе авторитетным иерархам, заседавшим в Синоде.

Львов 15 апреля появился в зале заседаний Синода с большой группой чиновников и военных и громко скомандовал:

– Прошу встать! Объявляю указ Временного правительства.

После чего зачитал распоряжения о прекращении зимней сессии Синода, об увольнении его членов в свои епархии и о вызове новых членов и присутствующих на летнюю сессию. Единственным, кому обер-прокурор разрешал вернуться в состав Синода, стал епископ Финляндский Сергий (Старгородский) – будущий патриарх. Протест отставленных иерархов по поводу того, что состав Святейшего Синода должен формироваться канонически (архиереев избирают архиереи, членов от белого духовенства – белое духовенство), был проигнорирован.

Поддержали переворот и верующие, желавшие перемен. Так, Бердяев замечал: «В первые революционные моменты защита свободы и достоинства Церкви и церковной власти не могла быть защитой старого состава С. Синода, который не был избран Церковью, который целиком навязан Церкви разлагающейся государственной властью»[982]982
  Бердяев Н. А. Падение священного русского государства. С. 608.


[Закрыть]. Новый состав, правда, тоже не был избран, он был назначен Владимиром Львовым.

Синод в обновленном, демократическом составе 26 апреля приступил к работе. После бурных трехдневных споров были принято Послание к «возлюбленным о Христе братьям архипастырям, пастырям и всем верным чадам Святой Церкви», где говорилось, что «созыв Поместного Собора в возможно ближайшее время сделался настоятельно необходимым». И призвал: «Издревле господствующее в православной церкви выборное начало должно быть проведено во все доступные для него формы церковного управления»[983]983
  Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. (Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви). М., 2008. С. 45–46.


[Закрыть].

Пятого мая Синод разрешил «священнослужителям, вынужденным, по независящим от них обстоятельствам, оставить свои приходские места, занимать по государственной, общественной и частной службе светские должности, несение которых непротивно священному сану»[984]984
  Церковные Ведомости. 1917. № 18–19. С. 117.


[Закрыть]. Было разрешено поступление священнослужителей в светские вузы для продолжения образования. В духовных академиях вводилась выборность ректоров и конкурсное замещение преподавательских мест, студентам разрешалось участие в политических партиях и проживание на частных квартирах.

Синод теперь – вслед за Львовым – настаивал на выборном порядке замещения епископских кафедр. Первые выборы епархиального архиерея состоялись 3 мая в Чернигове. Но, конечно, наибольшее внимание привлекли выборы на Петроградскую и Московскую митрополии. С 11 мая во всех храмах столицы проходило выдвижение кандидатов на епархиальный собор, который открылся в Казанском соборе 23 мая с участием 1600 делегатов. Было названо одиннадцать кандидатур из епископов и духовенства, абсолютное большинство голосов было отдано за епископа Гдовского Вениамина, которого Синод, имевший другие предпочтения, вынужден был возвести в сан архиепископа – Петроградского и Ладожского. 20–21 июня прошли выборы на митрополичью кафедру в Москве, где выдвинули 13 кандидатур – и от монашествующих, и от мирян. Лидерами стали бывший предводитель московского дворянства А. Д. Самарин и архиепископ Литовский Тихон (Беллавин), живший из-за оккупации его епархии немцами в качестве «гостя» в Донском монастыре. При окончательном голосовании Самарин получил 303 голоса, Тихон – 481, и Сенат приказал ему «быть архиепископом Московским и Коломенским, Свято-Троицкой лавры священно-архимандритом, без возведения в сан митрополита до решения этого вопроса Собором»[985]985
  Одинцов М. И. Русская Православная церковь. С. 15–17.


[Закрыть].

Перемены шли повсеместно. Обновленческие настроения захватили часть мирян и клириков, особенно низших – псаломщиков, пономарей. Даже в церковной печати можно было встретить призывы ввести белый епископат и упразднить монашество. «Почти повсеместно епархиальные съезды ограничивали епископскую власть особыми советами или комитетами из избранных представителей клира и мирян… Коллегиально-представительное начало вводилось на всех ступенях управления: по благочиниям учреждались благочиннические советы из выборных представителей клира и мирян, по приходам – приходские советы также из клира и мирян и приходские общие собрания. Выборный порядок замещения духовных должностей касался всех – от архиереев до приходских священников». Активно пошел процесс переизбрания настоятелей монастырей, на братских собраниях обители избирали и насельников для занятия различных монастырских должностей. При этом проявились раньше немыслимые конфликты руководства монастырей со служащими, с певчими хора, которые бастовали, организовывали стачечные комитеты и требовали повышения содержания[986]986
  Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. С. 62–64.


[Закрыть].

А что же верующие? «В России перед революцией православная церковь была дискредитирована в глазах множества людей, – писал Питирим Сорокин. – 9/10 интеллигенции были явными или скрытыми атеистами; быть верующим значило быть суеверным и отсталым. Это расторможение религиозных рефлексов пошло особенно быстро с момента революции. С этого времени оно перекинулось на широкие слои крестьянства и рабочих. Атеизм делал огромные успехи»[987]987
  Сорокин П. А. Социология революции. С. 160.


[Закрыть].

Антицерковная кампания не замедлила сказаться на настроениях масс. На крестьянских сходах нередко духовенство обвинялось в антиправительственной и черносотенной пропаганде, за этим следовали удаление с приходов, преследования или даже аресты. Сводки МВД о положении дел в губерниях полны донесениями о конфликтах селян с духовенством из-за захватов крестьянами церковной земли, монастырских имуществ, лесных и покосных угодий[988]988
  Одинцов М. И. Русская Православная церковь. С. 19–20.


[Закрыть]. Всероссийский крестьянский съезд в мае принял резолюцию о том, что церковные земли должны отойти народу без всякого выкупа.

«В Сибири, где помещиков нет, крестьяне прибирают к рукам церковные и монастырские земли, – радовался Троцкий. – Впрочем, духовенству приходилось туго и в других частях страны. В благочестивой Смоленской губернии попы и монахи под влиянием прибывших с фронта солдат подвергаются арестам»[989]989
  Троцкий Л. Д. История русской революции. Т. 1. М., 1997. С. 380.


[Закрыть]. Осташковский Совет проводил ревизию хозяйства Ниловой пустыни. Совет Слуцка устраивал обыски в Слуцком Троицком монастыре. Повсеместно принимались постановления о прекращении выплат духовенству. Временное правительство даже вынуждено было издать особый циркуляр, запрещавший исполкомам и иным светским учреждениям вмешиваться в дела религиозных организаций и «чинить самоуправные действия»[990]990
  Одинцов М. И. Русская Православная церковь. С. 20–21.


[Закрыть].

Матрос Ф. Д. Сорокин описывал будни Усманского уезда Тамбовской губернии: «Большое недовольство у крестьян было попами, и ни одно крестьянское собрание не проходило, в той или иной степени не коснувшись попов. В большинстве сел крестьяне сельскими обществами и приходами в целом устанавливали определенную таксу, как и натурой, взимаемые попами за требы, а общинные земли, которыми пользовались попы, отбирались крестьянами в первую очередь или же уравнивались с крестьянскими наделами той же общины. В некоторых селах на собраниях поднимался вопрос о расстрижении попов по желанию общества и выборов нового. И в то же время крестьянами, желавшими срезать косу своему попу, первые выборы в сельский исполнительный комитет и вообще начало первой творческой революционной работы начиналось с благодарственного молебна, совершавшегося тем самым попом, которого они готовы были расстричь»[991]991
  Сорокин Ф. Д. Тамбовская губерния. Усманский уезд (период с марта по октябрь 1917 г.) // 1917 год в судьбах России и мира. С. 377–378.


[Закрыть].