Текст книги "Там, за рекой"

– Оно конечно, – согласился Сергеич. – Чего ей лес да горы? Тянет на людей, на веселье. А наш Александр все в лесу да в лесу. Подумала, скушно с ним, ну и… Любовь, как ты говоришь…

Вошёл грустный Саша. Они замолчали.

– Когда тронемся? – спросил он у зоолога.

– Вот проводим туристов и пойдём. Архыза оставим, Сергеич?

– Можно. Возьму пока на привязь. Он где же?

– Пришёл, – сказал Саша. – За балаганом обсыхает на солнце. Вместе с Леди.

– Вас когда обратно ждать? – спросил Сергеич.

Котенко сказал, что недели через две. Он ещё напомнил Ивану Лысенко о его обязанностях, пока не будет Молчанова, и на этом покончили. Стояли в полной готовности, коней оседлали, смотрели, как галдят, собираясь в поход на гору, Танины девчонки.

Котенко взял повод Сашиной лошади.

– Ну, идём?

Саша в последний раз посмотрел на домик, где Таня. Неужели не подойдёт? Ведь они уходят. Уходят!

Сергеич вскинул ладонь к глазам:

– Никак, ещё гости.

От Кушта к приюту спускался караван. Не туристы, раз вьючные кони.

– Подождём. – Лысенко отпустил подпруги у лошадей.

Незнакомые, городского обличья люди. И с ними учитель Борис Васильевич из Поляны.

– Вот так встреча на верхах, – сказал учитель и тронул свои позолоченные очки. – Это все к тебе, Александр Сергеевич, прошу любить и жаловать. Археологи, историк и два спелеолога, иначе говоря специалисты по мрачным подземельям. Хорошо, что застали вас, заповедные хозяева. Вы, как вижу, собрались уходить? Повремените, пожалуйста, у наших учёных серьёзное дело, им надо помочь.

– Сними вьюки, Иван, – распорядился Котенко. – Отложим на час-другой.

Оказалось, что местное географическое общество и адыгейские историки решили обследовать весь лабиринт. Словом, экспедиция.

– Кого вы нам отрядите в помощь? – спросил учитель.

Котенко остановился взглядом на Лысенко.

– Придётся тебе…

– Ну и я, само собой, подсоблю, – сказал Сергеич.

Экспедиция заняла один туристский домик. Опять сделалось людно на приюте.

Учитель обнял Сашу за плечи.

– Ты выше меня поднялся, лесовик, – сказал он, любовно оглядывая своего бывшего ученика. – Вон какой богатырь!

– Свежий воздух, сами понимаете, – пошутил Саша.

– А невесёлый. Что так?

Сергеич делал знаки, но Борис Васильевич не замечал.

– А вон и Таня, – удивился учитель. – Татьяна, сюда!

Она подошла. Щеки у неё горели.

– Мы уходим, Борис Васильевич. К озеру, а оттуда домой.

– Ну, счастливо! Задерживать не буду.

– Прощай, Саша, – глухо сказала она и протянула руку. – Мы больше не увидимся.

Он пожал её вялую, холодную руку. И вдруг, резко закинув за спину карабин, отвернулся и крупно пошёл прочь, не оглядываясь и убыстряя шаг.

Все переглянулись. Учитель поправил очки и вздохнул.

– Да-а, – раздумчиво произнёс он.

Таня, как-то сгорбившись, догоняла цепочку туристов. Они уходили в противоположную сторону. От Саши.

Когда Молчанов пошёл, Архыз поднялся, сделал несколько шагов, но остановился.

Леди деловито бежала за Таней. Но она тоже вдруг остановилась, повернулась и села.

Архыз сломя голову помчался к ней.

Собаки сошлись, поиграли и уселись рядышком.

– Леди, Леди! – позвала Татьяна.

Воспитанная колли оглянулась на звук хозяйкиного голоса, но не спешила.

– Ты глянь! – в каком-то радостном изумлении закричал Сергеич. – Ты только глянь, что делается, а? Ведь она, само собой, останется, не пойдёт за хозяйкой! Вот тебе и зверь!

Но он ошибся. Леди побежала. Ещё оглянулась на Архыза. Ещё. И нехотя, словно чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, повернула за кусты и скрылась.

Сергеич обиженно вздохнул.

Архыз вяло поплёлся к балагану. Лишь заметив, что в группе людей нет Молчанова, весь как-то подобрался и крупной рысью бросился догонять хозяина.

5

Зоолог и лесник пошли в дальний путь по горам. Скальные перевалы, буйное разноцветье лугов, глубокие долины, забитые густым чёрным лесом, открывались перед ними.

Тишина, очарование первобытной природы, безлюдье.

Резерват заповедника, его глубинка.

На первый ночлег Котенко и Саша остановились в лесу. Выбрали сухой склон, растянули полог, нарубили свежих веток пихты. Поужинали и долго сидели у костра, вслушиваясь в тишину засыпающего леса.

– Я пройдусь немного, – сказал Саша и поднялся.

– Карабин оставь, – тихо отозвался Котенко. – И недолго, слышишь?

Зоолог лежал у огня, опершись на локоть. Он проводил молодого лесника сочувственным, отцовским взглядом.

Минут через тридцать поднялся и пошёл за Молчановым.

Саша лежал под берёзами ничком, разбросав руки. Плечи его резко вздрагивали. Он плакал, никого не стесняясь и ничего не видя.

Котенко закусил губы. Постоял над ним и, справившись с волнением, как можно твёрже сказал:

– Довольно, Саша. Вставай, идём к костру. Слышишь? Будь мужчиной, Александр Молчанов!

Саша поднялся, вытер лицо. В последний раз посмотрел на закат, глубоко и надрывно вздохнул.

Больше они не проронили ни слова.

Утром поднялись на пороге зари.

Ещё спал лес, погруженный в туманы, ветки буков и явора были лениво опущены, на них дремала обильная роса. Глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.

Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза с ещё более глубокой, насторожённой тишиной. И опять чистые мелодичные щелчки, за ними удалой и протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости, славословие жизни – все, чем богаты лесной соловей, подоблачный жаворонок, весёлый щегол, все сразу угадывалось в этой громкой, волнующей песне чёрного дрозда.

Утро! Вставайте все. Чистите пёрышки, умывайтесь росой, пока она не высохла. Слушайте утро. Смотрите, как порозовел край неба, где сейчас взойдёт солнце. Скорей, скорей окунайтесь в тёплую жизнь, пришедшую на смену чёрной и жуткой ночи!

Лес оживал. На вершине клёна начал петь зяблик. Его гамма коротка, нетороплива и мила, как переливы горного ручья. Зачирикал, поспешая, поползень, в стороне зазвучала мажорная нота разукрашенного щегла, потом в оркестр ворвался барабанный стук дятла, сердито и резко, как расстроенный саксофон, крикнула сойка – и пошло-поехало расчудесное звучание стоголосой симфонии.

Солнце, здравствуй! Мы встали и приветствуем тебя!

Вместе с солнцем прилетел озорной ветер, зашумел листвой осин у реки, раскачал неловкие туманы и погнал их в долины, приглаживая и перемешивая звуки. Сильнее загудела проснувшаяся река; над порогами вспыхнула минутная радуга-семицветка и погасла, а в лесах уже неслись сотни новых звуков, один прекраснее другого.

Проснулись запахи. Ночью здесь все заглушала сырость, пахло только водой и туманом. Солнце высушило туман, резвый ветер прочесал склоны гор и принёс с собой многоцветный запах луга. Пригрело хвою на пихте и можжевельнике; воздух загустел, насыщаясь запахом смолы и скипидара. Набросило тёплым облаком муравьиного спирта, багульника, все запахи перемешались, остался только один: запах согревшегося леса, в котором уютно, тепло и безопасно.

Зоолог и его спутник сидели у потухшего костра, слушали и смотрели, очарованные прелестью просыпающейся природы.

Стало тише.

Птицы сделали перерыв на завтрак, звери разбежались по укромным местам. Шум реки словно отдалился. Верховой ветер едва шевелил листьями, шёпот заполнил лес, и людям показалось, что деревья застенчиво рассказывают друг другу о своих нескончаемых ночных сновидениях.

– Как спалось? – мягко спросил Котенко.

– Спасибо, крепко. – Саша выглядел неважно, но лицо его было спокойно.

– Тогда на зарядку, дружок! – Зоолог встал во весь свой крупный рост и потянулся так, что в суставах хрустнуло.

– Пожалуй, за лошадьми сходим, их ещё поймать надо.

– Можно и за лошадьми. Бери уздечки.

Зоолог положил в костёр два толстых чурбака, подождал, пока занялись огнём. Саша забросил на плечо уздечки, и они пошли на луга, сбивая сапогами сизую росу.

Конец второй книги