Текст книги "Социальная психология взаимоотношений в малых группах. Учебное пособие для психологов, педагогов, социологов"

Описывая обработку аутосоциограммы, мы вынуждены будем до изложения экспериментального материала оперировать некоторыми новыми понятиями, разработанными в процессе предшествующих исследований.

Результаты опыта представляются в основной таблице. В первом столбце таблицы справа размещаются номера и фамилии, как и в социометрической матрице. Вторая графа «Положение (статус)» делится на две части «Реальное положение (статус)» и «Предполагаемое положение (статус)». Следующая графа «Аутосоциометрические установки» делится на три части по числу возможных типов установки: центростремительная (ЦСУ), центробежная (ЦБУ) и нейтральная (НСУ). Если в группе проводилась и ретроспективная аутосоциометрия, в таблицу добавляются соответствующие графы «Ретроспективный статус» и «Ретроспективная установка». В нижней части таблицы помещаются общегрупповые коэффициенты (взаимности, удовлетворенности в общении, осознанности, устойчивости, установки).

Как видно из описания таблицы, на основании аутосоциометрического опыта мы получаем не только воображаемый (рефлексивный), но и реальный статус каждого испытуемого. При этом статус, вычисленный по аутосоциограммам, обладает, как мы полагаем, большей степенью достоверности по сравнению с обычным социометрическим статусом. Если при обычной социометрической процедуре каждый испытуемый высказывает свое отношение лишь к части своих товарищей по группе, то здесь он ранжирует всех членов группы. Отсюда появляется возможность при подсчете персонального статуса (S) каждого испытуемого учесть мнение о нем всех остальных членов группы.

Каждой «орбите» социограммы приписывается определенное количественное значение – I кольцо (центральный круг) – 4 балла, II – 3 балла, III – 2 балла, IV кольцо – 1 балл. Далее подсчитывается число (l) членов группы, которые поместили данного индивида на соответствующие орбиты (дали ему определенное число баллов). Полученный результат делится на число испытуемых, которые отреагировали на данного индивида. (Обычно это число (n – 1) совпадает с количеством членов группы без 1. Но может получиться и так, что не все испытуемые обозначат на социограммах всех членов группы.)

иначе

причем

Ясно, что персональный реальный статус индивида в данном случае находится в пределах от 4 до 1. С учетом экстремальности крайних значений построена шкала статусов: I – самый высокий статус приписывается индивиду

По шкале находим, что данный испытуемый относится ко II статусной категории.

Отметим, что реальный статус, вычисленный таким способом, не «привязан» к конкретной платформе взаимодействия, как обычный социометрический статус, а является и с этой стороны более общим. По психологической сущности он ближе всего к статусу, получаемому в эксперименте «Выбор в действии».

Предполагаемый, воображаемый (рефлексивный) статус проставляется в таблице на основании самоопределения испытуемых: индивиду, поставившему свой номер в I кольцо (центральный круг), приписывается I статусная категория, II кольцо – II статусная категория, III и IV кольца – соответственно III и IV статусные категории.

Под социометрической установкой мы понимаем тенденцию индивида приписывать большинству членов группы определенный социометрический статус.

В ситуации аутосоциометрического эксперимента испытуемый по своему усмотрению может приписать каждому из своих товарищей по группе любой из четырех социометрических статусов – от высшего I до низшего IV. Теоретически он имеет возможность всем приписать самый высокий или самый низкий статус. Практически же таких крайностей не бывает. Испытуемый распределяет сверстников с учетом своих представлений об их реальном положении в группе. При этом у него могут обнаружиться следующие тенденции: 1) приписывать большинству своих товарищей высокий статус (помещать их символические изображения (номера) в центральном круге и во II кольце социограммы); 2) приписывать товарищам по группе низкий статус (располагать их номера в III и IV кольцах социограммы); 3) не проявляется ни одна из этих тенденций (в I и во II категориях столько же номеров, сколько в III и IV), поскольку высокие и низкие статусы приписываются одинаковому количеству сверстников.

Описанные ситуации рассматриваются нами как проявление особого аспекта межличностной установки и обозначаются как социометрическая установка личности. Если испытуемый приписывает большинству товарищей по группе высокий социометрический статус (свыше 50 % помещено в I и II кольцах социограммы), ему приписывается центростремительная социометрическая установка (ЦСУ). Испытуемым, которые относят большинство своих товарищей по группе к низким статусным категориям (свыше 50 % помещено в III и IV кольца социограммы), приписывается центробежная социометрическая установка (ЦБУ). Тем, кто поровну распределяет своих товарищей по группе в I—II и III—IV статусных категориях, приписывается нейтральная социометрическая установка (НСУ).

На таблице против номера испытуемого в графе «Установки» проставляется условный знак в соответствующей точке.

Обработка аутосоциоматрицы. В результате опыта мы получаем n (число членов группы) аутосоциоматриц (AM), каждая из которых первоначально обрабатывается, как обычная социометрическая матрица: вычисляется предполагаемый статус каждого члена группы, включая статус автора матрицы и предполагаемая статусная структура группы в целом, обозначаются взаимные выборы и вычисляется предполагаемый коэффициент взаимности и т. д. Таким образом, мы получаем рефлексивную и перцептуальную картины взаимоотношений с позиции автора матрицы. На ее основе можно получить ряд показателей, которые вполне сопоставимы с одноименными показателями аутосоциограмм: реальный и предполагаемый статусы автора матрицы, его социометрические установки (в данном случае они могут быть найдены через сопоставление предполагаемых статусов членов группы, полученных путем подсчета количества выборов, приписанных каждому члену группы), взаимные выборы и т. д.

На основе выборов, обозначенных на индивидуальных AM, строится эталонная матрица (ЭМ) для данной группы, которая представляет собой обычную реальную социометрическую матрицу, где обозначаются реальные статусы членов группы и ее общая статусная структура, взаимные выборы, реальный коэффициент взаимности и т. д.

Далее на индивидуальные AM на верхние линии клеток наносятся реальные выборы, действительно сделанные членами группы. Если предположение автора AM о выборах того или иного товарища по группе оказывается верным, обозначения совпадут. Точно так же совместятся обозначения взаимных выборов. В суммирующих графах таблицы на первой линии клеток обозначаются реальные статусы испытуемых, а на второй – статусы, предсказанные автором матрицы. К первым относятся данные об уровне притязаний личности в области личных взаимоотношений, которая по результатам эксперимента может быть оценена по ряду параметров: самооценка социометрического статуса, точность персонального совпадения, «коэффициент осознанности отношений» и точность прогнозирования взаимности отношений.

По ряду параметров может быть оценена и социально-психологическая перцепция (наблюдательность) испытуемых.

К ним относится коэффициент осознанности отношений (КОО) в группе, исчисляемый по формуле:

Например, испытуемый нанес на AM 70 выборов, из которых 35 были действительно сделаны (это видно из совмещения AM и ЭМ). В этом случае его КОО в группе равен 50 %.

Коэффициент осознания статусной структуры группы (коэффициент осознания положения – КОП) исчисляется по следующей формуле:

К показателям социально-психологической перцепции (наблюдательности) можно отнести и коэффициенты, измеряющие точность прогноза взаимности выбора.

Суммирование индивидуальных показателей дает возможность найти групповые показатели различных параметров социально-психологической рефлексии и социально-психологической перцепции (наблюдательности).

К группе методов, направленных на изучение личностных аспектов взаимоотношений, относятся специальные приемы исследования мотивационных аспектов выбора и влияния педагога на взаимоотношения внутри группы сверстников.

Существенной проблемой при использовании социометрических и аутосоциометрических процедур является вопрос об их воздействии на объект исследования – личные взаимоотношения между членами группы. Некоторые пока еще разрозненные данные свидетельствуют о том, что социометрический, а особенно аутосоциометрический тест не только диагностирует взаимоотношения, но и определенным образом влияет на них, обладая терапевтическим эффектом. Опросы, которые мы провели в студенческих группах после социометрических и аутосоциометрических опытов, показали, что участие в них побуждает испытуемых к последующему анализу своих отношений с товарищами, ставит перед ними проблему своего положения в группе и нередко стимулирует корректирование собственного поведения. В связи с этими предварительными наблюдениями следует, как нам кажется, в дальнейшем поставить вопрос об использовании социометрических и аутосоциометрических приемов не только для диагноза, но и в целях оптимизации межличностных отношений.

С данной точки зрения может оказаться полезной психотерапевтическая процедура, описанная в книге Л. Ресснера «Аутосоциограмма» (471). В связи с тем, что в нашей научной печати эта работа, насколько нам известно, ранее не реферировалась, остановимся на ее анализе более подробно. Прежде всего отметим, что теоретические позиции автора представляют собой довольно эклектическое сочетание традиционного гештальтизма и динамической психологии в духе теории поля с психодрамматическими концепциями Дж. Морено. В то же время предлагаемый и апробированный им экспериментальный прием представляет известный интерес.

Автор рассматривает свой социографический метод в качестве дополнения к традиционной социометрии, которая, с его точки зрения, имеет ряд недостатков. Перечисление их стало таким же традиционным, как и сама социометрия: специфичность выявляемой картины относительно критерия, динамичность отношений, которую трудно уловить, возможность намеренного искажения в условиях неанонимного теста, трудности практического использования результатов и т. д.

Аутосоциограмма возникла как метод «группового терапевтического воздействия, обоснованного групповым диагнозом через повышение осознания социального процесса» (471, 15). Автор считает, что в ситуации внутригруппового конфликта его содержание и локализацию должны понять не только педагоги (групповые руководители), но и члены группы. Им необходимо осознать свою позицию в группе и те динамические процессы, которые порождают конфликт. Аутодиагноз должен привести к аутотерапии через проигрывание конфликта. Последнее должно быть, по мнению автора, не слишком реальным и осуществляться в смягченной форме. Именно такой ситуацией, с его точки зрения, и является аутосоциографический тест. В отличие от социограммы, которая представляет собой графическое изображение результатов теста экспериментатором, в аутосоциограмме тест и изображение сливаются в единый процесс.

Рассмотрим далее, как осуществляется аутосоциографическая процедура. Прежде всего, необходимо научить испытуемых обращению с соответствующими символами, важнейшими из которых являются, пожалуй, так называемое «психологическое пространство», «психологическое, топологическое, ходологическое поле». В качестве такого проективного пространства, которое должно восприниматься как отражение реального динамического социального поля, выступает деревянный щит площадью в один квадратный метр, затянутый черной фланелью. На этой проективной поверхности («пустое пространство побуждает к заполнению») и производится отображение групповых отношений и динамических процессов.

Эти отношения и процессы символизируются специальными пиктографическими изображениями: условные знаки юноши и девушки представляют собой вырезанные из тонкого картона фигурки голубого и розового цвета. Благодаря наждачной бумаге, приклеенной к обратной стороне фигур, силуэты «прилипают» к фланели, покрывающей щит. Фигур должно быть столько, сколько человек в группе. Точно так же изготавливаются полоски соответствующих цветов для изображения позитивных и негативных отношений и фигуры для изображения руководителей или учителей.

После ряда обучающих занятий, в ходе которых испытуемые усваивают символику и способы изображения различных ситуаций, руководитель может приступить к основной процедуре.

Ссылаясь на опыт практического использования, автор утверждает, что аутосоциографический процесс может проводиться со школьниками всех возрастных уровней и детьми, начиная с восьми лет. Для всех возрастных групп важно соблюдать следующий принцип: сам руководитель говорит очень мало, изображения, возникающие на доске, «говорят сами за себя» и побуждают «публику» к интерпретации.

Члены группы рассаживаются полукругом возле доски и выслушивают короткое вступительное слово руководителя, который подводит их к восприятию черной поверхности как психологического поля. Далее на этом поле начинают моделироваться сначала очень простые социально-психологические ситуации: например, изображение юноши посреди поля интерпретируется как состояние, связанное с межличностными отношениями: «человек, который один», «одинокий человек», для более старших – «он изолирован» и т. д. Далее вводятся символы групповых связей: «пара», «двое, которые хотят отмежеваться от третьего», «две группы, между которыми что-то произошло». Постепенно члены группы поочередно начинают изображать социально-психологические ситуации, назревшие к моменту опыта. Большое значение с позиции психологических требований придается тому обстоятельству, что при обсуждении конфликтных проблем не конкретизируются имена участников конфликта: они подразумеваются, но не называются. Анонимность (в значительной степени, с нашей точки зрения, мнимая!) сохраняется и тогда, когда члены группы предлагают свои варианты выхода из конфликтных ситуаций. При этих условиях аутосоциографическая процедура является в полном смысле аутодиагностической: понять динамические структуры, возникающие на «психологическом поле», может лишь человек, прекрасно знающий участников опыта и исходную картину их взаимоотношений. Аутодиагностика при социографическом проигрывании ситуаций постепенно переходит в аутотерапию. Причем опять-таки подчеркивается смягчающее значение анонимности: «…поскольку все происходит “молча” и никто не обижен, исключаются новые конфликты: каждый участник “знает”, что происходит, кто подразумевается, но никто прямо не затрагивается» (471, 18).

Очень важна при аутосоциографической процедуре роль активного интерпретатора, то есть члена группы, который в данный момент изображает групповые процессы. Он не только «высказывает» перед остальными участниками свое мнение о сложившихся ситуациях, но и демонстрирует свои намерения по отношению к ним: предлагает кому-то союз, «обсуждает» условия сближения и т. д.

При некоторых острых ситуациях предусматривается вариант, при котором педагог-руководитель оставляет группу и дает ей возможность с глазу на глаз обсудить конфликт. Автор приводит пример из собственной практики: после такой аутосоциотерапии группа преодолела затянувшийся конфликт и пришла к оптимальной социально-психологической ситуации.

Без экспериментальной проверки, проведенной в условиях нашей школы, трудно в полной мере оценить значимость и применимость описанного метода. Вместе с тем ясно, что он содержит определенные возможности для аутодиагностики и диагностики отношений, а также для аутотерапии и тренинга. Этот последний аспект, о котором автор не упоминает, представляется нам существенным в плане развития социальнопсихологических, организаторских качеств у будущих руководителей и учителей.

Аутосоциометрические методы, таким образом, могут стать одним из действенных средств группового самоанализа и групповой аутотерапии, которые в настоящее время приобретают распространение в прикладной социальной психологии. Так, известный американский социолог Теодор Миллс рассматривает «изобретение метода группового самоанализа» в качестве одного из важнейших достижений в истории анализа, малых групп. «Если раньше, – пишет он, – группы изучались сторонним наблюдателем, то теперь их составляют из людей, действующих одновременно и в качестве участников этих групп, и в качестве наблюдателей, которые обмениваются друг с другом результатами наблюдений и впечатлениями. Собирается новая информация о том, что является значительным и важным для индивидов как членов труппы» (259, 91).

В качестве примера применения группового самоанализа описываются семинары, проводившиеся Семралом в Гарвардском университете, на которых студенты-медики и молодые психологи собирались вместе, наблюдая за своим собственным взаимодействием и излагая друг другу свои представления о функционировании группы. Т. Миллс склонен придавать этим опытам, на наш взгляд, слишком большое значение. Традиционно психологизируя явления социального порядка, он утверждает, что «подобные группы представляют собой революционный подход в том смысле, что они являются социальными системами нового порядка» (259, 89). Для такого рода обобщений, разумеется, нет никаких реальных оснований.

Интересную попытку соединения изучения групповых процессов с групповой самооценкой при исследовании стихийных групп предпринял И. С. Полонский. Для осуществления таких опытов, как отмечает автор, «исследователь должен быть либо сам участником или организатором внешкольного времяпрепровождения ребят, или быть в такой эмоциональной близости к ним, чтобы они охотно, даже с радостью, пускали его в мир своих переживаний, связанных с неофициальным общением… они (методики. – Я. К.) должны учитывать степень эмоциональной общности исследователя и исследуемых, не разъединять, а сближать их» (316, 203—204).

В данном случае члены группы выставляли себе «оценки» по специально разработанной карте-схеме. Экспериментатор зачитывал текст с описанием показателей наличия и степени развития тех или иных групповых качеств или их отсутствия и предлагал группе в результате обсуждения выставить себе оценку по пятибалльной системе.

«Сам процесс обсуждения, – подчеркивает автор, – дает богатейший материал психологу и педагогу (“На троечку у нас это качество!”, “Нет, на двойку!”, “А почему ты так считаешь?”). Возникает оживленный спор, в котором наконец берет верх чья-либо точка зрения, и группа приходит к единому мнению. А бывает, что и не приходит… Групповая самооценка по шкалам представляется нам не только перспективным методическим средством, но и любопытным воспитательным приемом в формировании внешкольной группы, в осознании ее членами своих групповых достоинств и недостатков» (316, 208).

Подведем итог анализу аутосоциометрических методов.

Эти методы в той или иной форме являются необходимым переходным звеном между диагностическими, констатирующими и терапевтическими, преобразующими приемами в изучении и формировании педагогически эффективных и психологически оптимальных взаимоотношений в группе сверстников.

Проблема соответствия картины взаимоотношений, выявленной в социометрических экспериментах, и реального общения членов группы – одна из самых дискуссионных. При ее анализе мы исходим из более общих воззрений на соотношение понятий «взаимоотношения» и «общение», с одной стороны, и природу социометрического выбора – с другой.

Поскольку, как уже указывалось, взаимоотношения, с нашей точки зрения, представляют собой внутреннюю мотивационную основу наблюдаемого процесса общения, а социометрический выбор измеряет преимущественно межличностную установку субъекта относительно объекта выбора, то к анализу совпадения (или несовпадения) социометрического предпочтения и общения мы подходим как к специальному случаю соотношения установок с реальным поведением.

Следует отметить, что в общем виде эта проблема (соответствие вербального поведения, то есть выраженных мнений, желаний и т. д. с невербальным) традиционна и для общей теории социальных установок и для социометрии. Автор обстоятельного обзора о соотношении вербального и невербального поведения А. Уикер (1969) пришел к заключению, что «установки (вербально выявляемые) скорее не связаны или незначительно связаны с невербальным поведением, нежели тесно связаны с ними». Сложность и неоднозначность соотношения этих явлений, по мнению М. Рокича, связана с тем, что поведение – это результат действия сразу двух установок: на ситуацию и на объект.

В нашей стране исследование соотношения ценностных ориентаций и наблюдаемого поведения было предпринято В. Ядовым и его сотрудниками. Они указывают, что «одной из методологических проблем соотношения ценностных ориентаций и наблюдаемого поведения является отсутствие прямого соответствия между ними» (414, 21). На возможность расхождения отношения и общения указывает и В. Н. Мясищев. «Общественная необходимость, – пишет он, – иногда вынуждает человека к общению независимо, а иногда и вопреки отношению» (272, 115).

Таким образом, уже исходя из общих теоретических предпосылок, нельзя ожидать прямого соответствия вербального социометрического выбора и реального общения с его объектами. В том случае, когда неизбежность расхождения вербального и наблюдаемого поведения не учитывается, возникают весьма распространенные ошибки. С одной стороны, это тенденция рассматривать социометрические результаты как данные о процессе общения, а с другой – разочарование в связи с тем, что полного соответствия между ними не обнаруживается.

В ряде работ само это соответствие выступает в качестве объекта исследования. Джибб, которая специально сопоставляла социометрические результаты с наблюдением за поведением, определила, что коэффициенты совпадения находятся в диапазоне 42—45 % (441).

Д. Бьеретедт указывает, что при сравнении социометрических выборов и реального взаимодействия речь идет о разных видах, а не о разных степенях реальности: желание взаимодействовать с некоторым субъектом X и реальное взаимодействие с ним могут перекрещиваться, как бы накладываться друг на друга, но не обязательно полностью совмещаться. На схеме это выглядит следующим образом:

Обобщая соответствующие исследования, в которых обнаружено значительное расхождение между отношениями, выявляемыми в социометрическом тесте, и реальными отношениями, Н. Гронланд приходит к выводу о его причинах: социометрические результаты информируют не только об актуальных, но и о желаемых отношениях, между тем как наблюдение открывает лишь актуальные отношения, где далеко не всегда реализуются многочисленные стремления к взаимности, ограничиваемые «условиями среды, личными задержками, отсутствием взаимных эмоций со стороны желаемого партнера» (444, 159).

Фактически к аналогичным результатам пришли и исследователи данной проблемы в нашей стране. Л. В. Артемова обнаружила, что в дошкольных группах совпадение выборов и общения происходило в 19—24 % случаев (16). Она высказывает предположение, что по этому числу можно судить «о количестве общений, возникших благодаря симпатиям». Правда, сам приведенный количественный уровень трудно оценить, поскольку здесь соединены данные о детях с четвертого по седьмой год жизни без возрастной дифференциации.

В исследовании Ю. В. Янотовской (414а, 415) в двух группах учащихся десятых классов общеобразовательной школы и в одной группе профтехучилища сравнивались результаты социометрического опроса по критерию «К кому из своих товарищей ты обратишься за помощью в случае затруднения?»

(Имелась в виду конкретная ситуация на уроке токарного дела и данные прямых наблюдений в соответствующей реальной ситуации.) Как и следовало ожидать, между двумя рядами результатов обнаружились значительные расхождения, которые автор объясняет тем, что «в прогнозируемом выборе решающую роль играют социальные ожидания группы, мастера, которые известны и ученикам, так как зафиксированы в оценочных штампах данного коллектива», а в «реальных выборах-контактах определяющую роль может играть деловая ориентированность и эмоционально окрашенные связи» (415, 134—135).

Данная проблема, безусловно, нуждается в дальнейших исследованиях, в ходе которых необходимо учитывать ряд специфических особенностей экспериментальной процедуры и внутрисоциометрических показателей. Говоря об уровнях «реальности» социометрической ситуации в связи с организацией процедуры опроса, А. С. Морозов приводит весьма выразительную схему соотношения ситуационных и личностных факторов, определяющих выбор:

1. Анонимный письменный выбор, где вероятность проявления личностных предпочтений «в чистом виде» наибольшая.

2. Неанонимный письменный выбор: желание, возможно, находится в конфликте с некоторыми ценностными представлениями индивида.

3. Неанонимный письменный выбор с практическими последствиями. Возможна большая коррекция со стороны выбирающего.

4. Устный выбор в интервью.

5. Невербальное поведение в гипотетической ситуации (например, исполнении роли в ролевой игре).

6. Невербальное поведение в реальной (не гипотетической ситуации).

7. Группа сформирована извне, например школьный класс. Личное желание субъекта не играет роли (264, 78—79).

Несмотря на всю относительность различия выделенных ситуаций, данная схема может оказаться, полезной при сравнении результатов, полученных по разным методикам. В исследовании Ю. В. Янотовской сопоставлялись результаты 3-й и 6-й экспериментальных ситуаций.

Что касается учета внутрисоциометрических показателей, то здесь следует прежде всего иметь в виду очередность социометрического выбора и его взаимность. Как показывают сделанные нами сопоставления, вероятность совпадения социометрического выбора и реального общения находится в континууме, где наибольшей степени совпадения следует ожидать в случае взаимного первого выбора, а наименьшей – в случае невзаимного последнего по очередности выбора.

Определенный интерес в связи с обсуждаемой проблемой представляют результаты сопоставлений суждений педагогов о взаимоотношениях в группе сверстников с данными социометрических опросов, к обсуждению которых мы обратимся при изложении экспериментальных материалов. Подводя итог обзора, отметим, что и теоретические и экспериментальные данные свидетельствуют о том, что социометрические методы дают адекватную информацию о личных взаимоотношениях в малой группе, которая совпадает с результатами прямых наблюдений в той мере, в какой межличностные установки реализуются в поведении испытуемых.