Текст книги "К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том II. Первая шеренга!"

После Тарутинского марш-маневра голицынские полки тяжелой кавалерии ушли на пополнение, правда, оно оказалось не полным и не столь качественным. Подготовка одного кавалериста требует гораздо больше времени и средств, чем пехотинца. В результате, в малоярославском сражении голицынские кирасиры играли роль «стальной заставы» на Калужской дороге. И только когда началось преследование ретирующейся Великой армии его молодцы снова оказались в деле в составе активно преследовавших врага войсках, поддерживая авангард генерала от инфантерии М. А. Милорадовича.

Снова отличаются кирасиры Дмитрия Владимировича Голицына уже под Вязьмой и Красным.

В первом случае – эффективным огнем своей конной артиллерии, поскольку болотистая пойма местной реки препятствовала действиям кавалерии.

Тогда как во втором сражении бойцы Голицына смогли уже действовать в полную силу: помимо конницы в бой шла и приданная Дмитрию Владимировичу пехота из 3-го пехотного корпуса. Особый успех выпал на долю пехотных полков генерала-майора Ивана Леонтьевича Шаховского 1-го (23.3.1777 – 20.3.1860, С.-Петербург) Ревельского и Муромского и собственно «голицынцев» – Новгородского и Малороссийского кирасирских полков генерал-майора И. М. Дуки. Именно они остановили пытавшегося прорваться корпус Даву: именно тогда среди русских трофеев оказался и маршальский жезл «железного» маршала.

…Между прочим, сегодня трудно сказать – каким по счету был тот жезл для Даву: возможно, вторым из им потерянных, поскольку в 1807 г. при грабеже обоза на р. Пассарге казаки уже захватывали жезл Даву… И они несколько разнятся между собой… Впрочем, этот вопрос до сих пор остается предметом споров историков…

Голицынская тяжелая кавалерия «латников» преследовала остатки ретирующейся Великой армии до границ российской империи.

В заграничных кампаниях 1813—1814, Голицын со своими «панцырниками» (1-я – элитная – дивизия генерал-майора Н. И. Депрерадовича; 2-я дивизия генерал-майора Н. В. Кретова и 3-я дивизия генерал-лейтенанта барона И. М. Дуки – всего 72 эскадрона) уже действует на направлении главного удара.

В Саксонскую кампанию они подчинялись цесаревичу Константину Павловичу, а когда война пришла на территорию Франции – генералу от инфантерии М. А. Милорадовичу.

Сначала они вносят свой «тяжелый» вклад в победу союзников в судьбоносном для Наполеона сражении под Кульмом, а затем и в кровавой многодневной «битве народов» под Лейпцигом. Там противники маневрировали своей конницей с большим размахом. Правда, наполеоновская тяжелая кавалерия после потерь Бородина уже была не та и наполеоновские маршалы стремились всячески избегать сражаться на больших открытых полях, где огромные массы русских тяжелых конников могли набирать большую таранную скорость и не только опрокидывать своих «визави», давить пехоту, но и брать «на палаш» наполеоновские батареи.

Тягаться с Дмитрием Владимировичем в отсутствие удалого Мюрата (он был лишь под Дрезденом и Лейпцигом) было трудно: в Парижской военной школе тактике действий тяжелой кавалерии учили крепко.

Армада русских конников-латников с боями прошла пол-Европы до самого Парижа, где много лет назад юный тогда Дмитрий Владимирович формировался не только как военный, но и человек, штурмуя ворота королевской тюрьмы Бастилии. Потом были Арси-сюр-Об, Фер-Шампенуаз и, конечно, штурм Парижа – спустя почти 20 лет!

За ратное мастерство его жалуют в генералы от кавалерии (02.04.1814).

Теперь став полным генералом, он мог претендовать и на ор. Св. Георгия II-го кл. – награду полководческого уровня! Но, как это часто бывает, «оказия» (подходящий для этого случай) так и не подвернулась и выдающийся кавалерийский военачальник остался без нее.

После войны Дмитрий Владимирович Голицын командовал элитными 1-й и 2-й гвардейскими кирасирскими дивизиями.

…Кстати сказать, командовать гвардейскими частями русской армии было крайне престижно и почиталось среди русского генералитета за большую честь! Напомним, что в ходе наполеоновских войн русская гвардия не уронила своего высокого реноме, но потери понесла очень ощутимые: ее бросали в самое пекло, порой против превосходящих сил Наполеона, и в фиаско под Аустерлицем, и в катастрофе под Фридляндом, и в самом страшном сражении всей наполеоновской эпопеи под Бородино и в ходе всего Заграничного похода русской армии 1813 г. И везде ей давался один и тот же, по-армейски суровый, приказ: «Стоять на смерть!» То, что Дмитрию Владимировичу Голицыну довелось руководить как конными, так и пешими частями царской гвардии, говорит об очень многом – доверии к нему Александра I, человека весьма непростого и крайне недоверчивого. Он, как известно, никогда не забывал, как поступили гвардейские офицеры с его батюшкой и всю свою жизнь держал гвардию под своим особым контролем через зоркое око своего жестокого и мнительного братца (скорее, все же, исправного фрунтовика, чем толкового полевого командира) цесаревича Константина Павловича…

6 января 1820 г. Дмитрий Владимирович Голицын назначается на высокую административную должность: он – Московский военный генерал-губернатор, сменил на этом престижном посту умершего А. П. Тормасова. Так в истории первопрестольной Москвы началась «голицынская эпоха», продолжавшаяся почти 20 лет!

Благодарные москвичи узнали, что князь Голицын сведущ не только в кавалерии, но и хорош как государственный муж. Это при нем в Москве открылись такие легендарные ныне социально-общественные учреждения как 1-я детская больница, Глазная больница, 1-я Градская больница, Малый театр, Большой театр и др.

В этой должности Голицын приложил много сил и энергии для восстановления города, за что 09.01.1822 его делают еще и почётным членом Академии Наук, а затем награждают орденом Св. Андрея Первозванного (19.03.1830) и титулом Светлейшего князя (16.04.1841).

При новом царе князь Голицын по началу по-прежнему «на коне». Более того, 8 ноября 1831 он определен в свиту Его Императорского Величества с высочайшим пожалованием вензелей императора Николая I на эполеты.

Но затем немалый возраст и долгие годы тяжелой ратной службы дают о себе знать и 8 января 1841 по состоянию здоровья его снимают с губернаторской должности с оставлением членом Государственного Совета.

В 1843 князь Голицын уехал лечиться во Францию, где и скончался в когда-то покорившемуся ему и его «братьям по оружию» Париже.

Тело его было привезено в Москву и похоронено в Донском монастыре в усыпальнице князей Голицыных – церкви Михаила Архангела.

P.S. Светлейший князь, образованнейший аристократ, «военная косточка» в нескольких поколениях, Дмитрий Владимирович Голицын воевал, как и жил – легко и красиво; всегда и всюду, где того требовала Отчизна! Как, впрочем, и все его родовитые родственники-аристократы! В эпоху войн России с Наполеоном в разные годы отдали свою жизнь 6 из 11 защищавших Отечество князей Голицыных. Михаил Сергеевич, штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка, геройски погиб, отражая знаменитую атаку всей французской кавалерии Мюрата на заснеженном поле боя под Прейсиш-Эйлау в 1807 г.!? Алексей Борисович, корнет Конной гвардии, пал смертью храбрых в конной «мясорубке» на левом фланге русской позиции в трагическом для русской оружия сражении под Фридляндом во все том же 1807 г.!! Николай Михайлович, штабс-капитан лейб-гвардии Егерского полка, убит в кровопролитном противостоянии на поле Бородина!!! Дмитрий Николаевич, майор Ахтырского гусарского полка, скончался от ран, полученных в ходе Бородинского сражения!!! Родной брат Дмитрия Владимировича, Борис Владимирович, генерал-лейтенант лейб-гвардии Семеновского полка, скончался от последствий тяжелого ранения при Бородино уже под Вильно, когда война с Наполеоном фактически закончилась. И наконец, Александр Яковлевич, полковник, скончался от ран, нанесенных ему уже в ходе Заграничного похода русской армии в 1814 г. под Лаоном (Франция)…

N.В. «Есть такая профессия – Родину защищать!» Это надо Вам сказать особый дар и… призвание! Не так ли!?

«Исправный офицер», или Петр Петрович Коновницын

…Позиция Петра Петровича оказалась очень выгодной. Спереди ее прикрывал большой овраг, фланги защищались р. Двиной и густым лесом. Если слева атаки французов увязли в непролазном лесу, то справа русским пришлось очень туго. Только-только они отбились и сами попытались перейти в штыковую контратаку, как к неприятелю подошли подкрепления и его атака по всему фронту привела к тому, что ни отвага солдат русского генерала, ни энергия и смелость их командира не смогли удержать неприятеля…

Наполеоновские солдаты шли на пролом, силы противников были слишком неравны и русским пришлось отходить. Хорошо еще, что предусмотрительный Петр Петрович, имея сзади узкую лесную просеку своевременно отвел назад артиллерию и только потом дал приказ на отход своей пехоте.

Ему повезло: подоспели гренадеры Николая Тучкова 1-го и под их прикрытием, понесшие большие потери солдаты 3-й пехотной дивизии отступили, но не оставили врагам трофеев…

А ведь бой под Островно был первым делом Петра Петровича Коновницына с французами, делом в котором он показал себя мастером тяжелого арьергардного боя – самого сложного, между прочим, вида боя…

И все же, важнее другой факт!

П. П. Коновницын был чуть ли не единственным русским генералом, о котором почти все в российской армии, независимо от чина и регалий, отзывались с неизменной теплотой…

Генерал от инфантерии (12.12.1817), генерал-адъютант (20.12.1812), военный министр (с 12.12.1815 по 06.05.1819), член Государственного совета (с 25.11.1819), член Сената (с 12.12.1815), член Комитета министров, начальник военно-учебных заведений, Главный Директор Пажеского и других кадетских корпусов, граф (с 12.12.1819) Петр Петрович Коновницын [08./28.9.1764, Слободско-Украинская (впоследствии – Харьковская) губерния либо г. Псков – 28.8.1822, дача барона Ралля в Петергофском уезде Петербургской губернии] происходил из древнего дворянского рода Кобылиных, известного с XVI в.

По некоторым данным, Кобылины вели свою историю от легендарного Гланды Камбилы Дивоновича, владетельного прусса, перешедшего на сторону Александра Невского. Его сын Андрей стал в просторечии зваться Кобылой. Предки Коновницына служили в Новгороде, потом стольниками у Петра I, а отец, генерал-поручик Петр Петрович (в семье Коновницыных было принято называть старших сыновей Петром), женатый на Анне Еремеевне Родзянко, при Екатерине II был петербургским, архангельским и олонецким генерал-губернатором, к тому же, пользовался покровительством «императрицы-матушки».

Отец Петра, Петр Петрович-старший – будучи человеком образованным (он закончил Сухопутный Шляхетско-Кадетский корпус) – постарался дать своим детям надлежащее эпохе образование. Уже в 6 лет Петр Коновницын-младший был записан в Артиллерийский и Инженерный кадетский корпус, но образование и воспитание до 10 лет получал домашнее (знал французский и математику), как впрочем, и его братья Алексей, Григорий и Иван. Тем временем чины ему шли: капрал, каптенармус, сержант…

Свою действительную службу Коновницын начал 27.9.1774 фурьером (подпрапорщиком) лейб-гвардии Семеновского полка.

1.1.1785 он произведен в прапорщики.

Боевое крещение Петр Петрович получил в Русско-шведской войне 1788 – 1790 гг. в боях на территории Финляндии. Особо отличиться ему тогда не удалось, но армия стала для него домом родным.

В 1791 г. Коновницын – уже премьер-майор – не без отцовской протекции был переведен из праздно развлекающейся в столице гвардии в южную (Молдавскую) армию екатерининского фаворита генерал-фельдмаршала князя Г. А. Потёмкина, лично знакомого с Петром Петровичем-старшим. Так Коновницын-младший оказался на войне с Турцией.

Здесь он получил назначение в адъютанты к всесильному Потёмкину, но в боевых действиях – уже подполковник П. П. Коновницын (связи в верхах всегда были самым лучшим «лифтом» наверх) – принять участия не успел, поскольку вскоре в Яссах был заключен мир.

Правда, наш Петр Петрович с выгодой для себе поработал в процессе его подготовки, заведя весьма нужные знакомства среди генералитета и дипкорпуса: в будущем они ему весьма пригодятся.

А затем светлейший князь-покровитель скончался, но Петр Петрович-младший, как уже отмечалось, успел обзавестись в штабе и среди армейской верхушки нужными связями.

Уже тогда ему впервые довелось встретиться с М. И. Кутузовым – не только замечательным полководцем, но и выдающимся дипломатом и ушлым царедворцем. Именно под началом «старой лисицы севера» (так раздраженно называл Кутузова за его исключительное искусство стратегического маневрирования Бонапарт) спустя годы Коновницын встретит свой «звездный час», который придется на суровую годину 1812 г. Они подружились и до конца жизни никакие обстоятельства не повлияли на их взаимно уважительные отношения. Коновницын потом всегда с удовольствием вспоминал «беседы, коими удостаивал его Кутузов в Яссах».

После завершения турецкой войны Коновницын, командуя Старооскольским мушкетерским полком, усмирял под началом неистового «русского Марса» Александра Васильевича Суворова польских конфедератов. За беспримерную храбрость в бою (подчеркнем, что даже в самом пекле Петр Петрович отличался исключительным бесстрашием!) с многочисленными мятежниками 22 июня 1794 г. при Слониме, по представлению самого неистового старика Souwaroff он не только был повышен в полковники, награждён 15 сентября 1794 орденом Св. Георгия IV-го кл. под №537, но и заслужил устную похвалу от самого «русского Марса». Получив в 30 лет заветный для всех русских офицеров орден «Егория», Петр Петрович, по собственному признанию, чувствовал себя «счастливейшим из смертных».

В 1796/1797 гг., уже при Павле I, на него, как «исправного офицера», вначале посыпались почести: 17.9.1797 Коновницын стал генерал-майором, шефом Киевского гренадерского полка, затем Угличского мушкетерского полка. Но вскоре 2.11.1798 г. его, как и многих других генералов, резкий и непредсказуемый император неожиданно отправил в отставку.

…Кстати сказать, повторимся в который уже раз, что именно при императоре Павле Петровиче из 550 русских генералов – участников войн России с Наполеоном в 1812—1815 гг. – 117 стали генералами. В их числе такие безусловные знаменитости как Барклай-де-Толли, Багратион, Милорадович, Витгенштейн, Дохтуров, Коновницын, Остерман-Толстой и др. Но в тоже время, при нем же те же Дохтуров и Коновницын, а также, такие выдающиеся военачальники, как Ермолов, Багговут и Тормасов исключались из армии по надуманным причинам. Воля государя была непредсказуема, как, впрочем, и он сам – человек и правитель, весьма неоднозначно оцененный историками…

Восемь лет Петр Петрович провел уединенно в своем небольшом родовом имении Кярово (Киярово) Гдовского уезда Петербургской губернии, где занимался самообразование, чтением, особенно по военной истории и науке.

Казалось, блестящая карьера всегда приветливого ко всем Коновницына оборвалась навсегда…

…Кстати, Пётр Петрович Коновницын был женат на Анне Ивановне Корсаковой (1769—1843), приходившейся ему между прочим, кузиной – дочери Агафьи Григорьевны, урождённой Коновницыной (1750—1826) и Ивана Ивановича Корсакова (1735—1805). Она родила ему дочь Елизавету (1802—1867) и четырех сыновей: Петра (1803—1830), Ивана (1806—1867), Григория (1809—1946?) и Алексея (1812—1852). Участь его детей по большей части трагична, но об этом чуть позже…

С началом войны России и Пруссии против Наполеона (1806 г.) Коновницын приехал в Петербург, восстановил свои прежние знакомства и вскоре с одобрения нового императора Александра I в декабре 1806 г. был избран начальником земского ополчения милиции Санкт-Петербургской губернии. Формирование и отправка войну войск шли при его активном участии. Император не только восстановил Коновницына на военной службе, но и, приглядевшись к нему, 25.11.1807 г. зачислил, воевавшего еще в правление его любимой бабушки («непрозрачный» государь всегда предпочитал держать поблизости от себя людей, которые отличались в правлении его мудрой бабки-императрицы-«матушки-хозяйки», которая «все видела-все знала»), Петра Петровича в свою свиту по квартирмейстерской части.

Более того, за войну 1807 г., активного участия в которой Петр Петрович не принимал, Александр I наградил его за «квартирмейстерское усердие» ор. Св. Анны 1-й ст., золотой медаль «за кампанию 1807 г.» и пожаловал 3 тыс. десятин казенной земли в личное пользование.

С той самой поры монаршее благоволение уже никогда не оставляло Коновницына.

Оценив способности прилежного квартирмейстера, Александр I способствовал назначению с 20.1.1808 г. его дежурным генералом к генералу Ф. Ф. Буксгевдену, первоначально возглавлявшему русскую армию в русско-шведской войне 1808—1809 гг.

Первейшей задачей Коновницына стало обеспечение армии всеми необходимыми материальными средствами. Крылатыми стали его слова солдатам: «Каждый стрелок должен знать, что сколько пуль у него в суме, столько смертей несет он неприятелю!»

Но, пользуясь своими правами, он не упускал возможности показать, что «есть еще порох в пороховницах», лично командуя в необходимый момент сводными отрядами. Особой «любовью» пехотного генерала Коновницына пользовалась артиллерия: за годы «простоя» он, штудируя современную военную литературу, для себя четко уяснил, что в современной войне пушки – наиглавнейшее средство достижения победы! На артиллерийские позиции он мог являться не только днем, но и ночью, лично проверяя все ли в порядке!

За активное участие (он лично устанавливал орудийные батареи!) во взятии Свартгольма и Свеаборга (нависавшего над Финским заливом) Коновницын 12.4.1808 был пожалован чином генерал-лейтенанта и табакеркой, украшенной алмазами и вензелем самого императора. 22 июня 1808 г. в морском сражении вблизи Або (Турку) он принял на себя командование в совершенно новом для себя виде военных действий – в морском бою. Он возглавил гребную флотилию, отразившую нападение 12 шведских канонерских лодок на мыс о. Рунсало. 21-го июля в сухопутном бою на о. Кимито, он – снова «на коне», успешно преследуя быстро отступавшего неприятеля.

…Между прочим, 17 февраля 1809 за мужество и храбрость, проявленные в шведской кампании, Коновницын получает своего второго Георгия – на этот раз III-го класса под №195…

По окончании войны, в связи с участием России в континентальной блокаде Англии и ограничением действий ее флота, 24.4.1809 Коновницына назначают шефом Черниговского мушкетерского полка и командиром 3-й пехотной дивизии для охраны берега Балтийского моря, чем он и занимался в 1810—1811 гг. Петр Петрович вывел дивизию в число лучших по боевой подготовке и, во время смотра-маневров в 1812 г., Александр I пожаловал по 3 (или, все же, по 5?) рубля (деньги по тем временам большие!) каждому солдату дивизии, чего не бывало до этого в русской армии. Ее командир удостоился еще одной наградной табакерки с алмазами, на этот раз украшенной портретом самого царя и завтрака в присутствии Его Императорского Величества – очень редкого в ту пору отличия.

В начале Отечественной войны 1812 года 3-я дивизия Коновницына (12 батальонов и 36 орудий) вошла в состав корпуса генерала Ник. А. Тучкова 1-го I-й Западной армии М. Б. Барклая-де-Толли.

Пока Барклай выбирал позицию под Витебском для возможно грядущего сражения с ударной группировкой Наполеона, русские войска под командованием генерала А. И. Остермана—Толстого 13 (25) июля у Островно (в 20 км западнее Витебска) и 14 (26) июля у Какувячино (под началом П. П. Коновницына) ожесточенными арьергардными боями тормозили продвижение неприятеля к Витебску.

Честь первым встать на пути наседавшей кавалерии Мюрата, в частности, авангарда генерала Нансути выпала Остерману, который расстреляв весь боезапас (как ружейный, так и артиллерийский), отдал категоричный приказ, прославивший его в веках: «Ничего не делать, стоять и умирать». Так и стояли его солдаты на позициях до тех пор, пока на второй день сражения их героические остатки не сменила 3-я дивизия генерала П. П. Коновницына, усиленная Кексгольмским, Перновским и Полоцким полками из 11-й пехотной дивизии, Екатеринбургский полк 23-й пехотной дивизии, кавалерийскими полками – лейб-гвардии Драгунским, лейб-гвардии Гусарским, драгунскими Ингерманландским, Иркутским, Московским и Нежинским, гусарскими Елисаветградским и Сумским, а также лейб-гвардии конная артиллерия. Всего – ок. 8 тыс. штыков и 3 тыс. сабель..

Подобно Остерману-Толстому, Петр Петрович тоже очень правильно выбрал позицию у деревни Кукавячино, центром которой стали высоты с артиллерией, а фланги прикрывались Двиной и густым лесом. Более того, перед фронтом позиции проходил большой овраг.

Правда, если слева атаки французов увязли в непролазном лесу, то справа русским пришлось очень туго. Только-только они отбились и сами попытались перейти в штыковую контратаку, как к неприятелю подошли подкрепления во главе с самим Наполеоном. Его атака по всему фронту привела к тому, что ни отвага солдат Коновницына, ни энергия и смелость их командира не смогли удержать неприятеля. Наполеоновские солдаты шли на пролом, силы противников были слишком неравны и русским пришлось отходить. Хорошо еще, что предусмотрительный Петр Петрович, имея сзади узкую лесную просеку, своевременно отвел назад артиллерию и только потом дал приказ на отход своей пехоте.

А затем Коновницыну откровенно повезло: подоспела 1-я гренадерская дивизия Ник. А. Тучкова 1-го и кавкорпус Ф. Ф. Уварова и под их прикрытием, понесшие большие потери (1215 чел.), коновницынцы отступили.

И, тем не менее, его дивизия мужественно сдерживала натиск вдвое превосходящих сил корпусов Эжена де Богарне и Мюрата целый день. Недаром Коновницын писал потом домой: «Я целый день держал самого Наполеона, который хотел отобедать в Витебске, но не попал и на ночь, разве что на другой день. Наши дерутся, как львы». Так же, как лев, дрался сам Коновницын, удостоенный за этот бой и за все последующие арьергардные дела от Вязьмы до Бородина алмазных знаков ордена Св. Александра Невского.

…Между прочим, наградной «иконостас» генерала от инфантерии Петра Петровича Коновницына впечатляет. Его парадный мундир украшали как медали (золотая 1807 г., серебряная 1812 г. и бронзовая дворянская – в память о 1812 года), так и ордена. Среди русских – Св. Владимира 1-й ст. (1813 г.), 2-й ст. (07.08.1812), Св. Георгия II-го класса. (15.02.1813), III-го класса (17.02.1809) и IV-го класса (15.09.1794), Св. Александра Невского (1812), Св. Анны 1-й степ. (1807). Среди иностранных – прусский Красного Орла 1-й ст.; австрийский Св. Леопольда; французский Св. Людовика и баварский Св. Максимилиана Иосифа). А его заслуги в Отечественной войне 1812 г. и вовсе были отмечены наградным оружием – Золотой шпагой «За храбрость» с алмазами. Из всех российских орденов у него не было лишь ордена Андрея Первозванного. Дело в том, что эта особо высокая награда присуждалась только «полным генералам» (от инфантерии, от кавалерии, от артиллерии) за участие в боях, а Коновницын стал полным генералом лишь в 1817 г., когда наполеоновские войны уже закончились, а жить ему оставалось менее 5 лет…

Бой под Островно (вернее, у деревни Кукавячино) был первым делом Коновницына с солдатами наполеоновской армии, делом в котором он показал себя мастером тяжелого арьергардного боя – самого сложного, между прочим, вида боя.

Своим упорным сопротивлением войска Остермана-Толстого, Коновницына, и сменивших их Тучкова 1-й и Уварова дали возможность основным силам 1-й Западной армии продолжить отход вглубь страны к… Смоленску.

В следующий раз Петр Петрович Коновницын отличился под Смоленском, где 5 августа его 3-я пехотная дивизия защищала Малаховские (Молоховские) ворота города от Нея, Даву и Понятовского. Наполеон тогда явно рассчитывал на генеральную баталию, но все «скатилось» к ожесточенному штурму крепостных ворот, «перетекшему» потом в кровавые уличные бои в самом полуразрушенном, горящем городе. Мало кто тогда вышел из боя без ранения. Вот и Петр Петрович получил ранение в левую руку, но остался в строю, носился посреди сражавшихся на своем белом коне, подбадривая их. Ожесточенность была столь высока, что из строя выходили не только кони и люди, но и пушки. Коновницын покинул город одним из последних…

А уже на следующий день – 6 августа – Петр Петрович сражался в логическом продолжении Смоленского сражения при Валутиной горе (или Лубине, Гедеонове и Заболотье; французы называли его «Битвой в девственных лесах»; по сути дела это была целая серия взаимосвязанных боев!). Тогда после оставления Смоленска, Багратион отходил к Москве по Дорогобужской дороге, а Барклай – по Пореченской. Последний, опасаясь быть отрезанным от 2-й армии, решил ночью тоже перейти на Дорогобужское направление. Для этого надо было успеть перекрыть перекресток у д. Лубино. Пав. А. Тучков 3-й (всего в Отечественной войне 1812 года приняло участие четверо из пяти братьев Тучковых) и усиливший его Коновницын с честью справились с поставленной задачей и Мюрат с Неем и Жюно не смогли помешать 1-й Западной Армии Барклая выйти на Московскую дорогу и 9 августа соединиться со 2-й Западной армией Багратиона.

За эти бои вкупе со смоленским побоищем Петр Петрович получил ор. Св. Владимира 2-й ст. (Правда, вручили его ему уже в ходе Заграничного похода 1813 г. – в боях за Пруссию.)

Солдаты именно его 3-й пехотной дивизии, потерявшей в ходе всех боев на Смоленщине 240 человек убитыми, 1150 – раненными и 400 человек пропавшими без вести, вывезли из Смоленска в Москву национальную древнерусскую святыню Смоленскую икону Божьей Матери. Именно ее за день до Бородинского сражения для религиозного воодушевления пронесли перед русскими войсками: «Заступница небесная, сохрани нас под кровом Твоим!».

…Между прочим, история русской национальной святыни – чудотворной Смоленской Одигитрии (по-греч. – Путеводительница) – происходит из глубины веков. До сих в ее истории много неясно – много туманного! Так, считается, что она написана самим евангелистом Лукой. На Руси она появилась вместе с византийской царевной Анной, выданной императором Константином Порфирородным за черниговского князя Всеволода Ярославича в 1046 г. Его сын полулегендарный Владимир Мономах, получив во владение Смоленское княжество, установил ее в построенном им в 1101 г. Смоленском Соборе. С тех самых пор она называлась Смоленской и почиталась как чудотворная. Дальнейшая история Одигитрии весьма любопытна и запутана, но она лежит за пределами нашей «истории». Скажем лишь вкратце, что у Коновницына был «список» (новонаписанная икона) с Одигитрии, сделанный Постником Ростовцем во времена царя Федора Иоанновича по приказу Бориса Годунова. Причем писали ее тоже не с подлинника, а с еще одного «списка» 1456 г. А «подлинник» евангелиста Луки мог быть вывезен еще до Смоленского сражения 1812 г. в Ярославль. Впрочем, это уже совсем другая история…

Вскоре после оставления Вязьмы ему было поручено сменить в арьергарде не справившихся с задачей казаков Платова (иррегулярная конница оказалась малоэффеткивна против постоянно наседавшей всей регулярной кавалерии Мюрата) и возглавить 20-30-тысячный (данные разнятся) арьергард армии, составленный в большей степени из 1-й Западной, чем 2-й Западной армии, причем, у Коновницына было много легкой конницы – помимо казачьих полков донского генерал-майора И. К. Краснова Ахтырский и Изюмский гусарские, Польский и Литовский уланские полки. И все же, у преследовавшего русских Мюрата, кавалерии было настолько больше, что она могла серьезно угрожать коновницынским флангам. Получив приказ, Петр Петрович пообещал Кутузову, что французы смогут «перешагнуть» через арьергард, лишь «проглотив» его.

Но начало боев чуть не обернулось для него катастрофой: натиск врага был столь силен, что Коновницына сходу оттеснили к Царево-Займищу, которое только-только успели оставить главные силы. 20 августа (1 сентября), отражая беспрерывные 13-часовые атаки авангарда Мюрата, а 23 авг. (4 сент.) в течение 10 часов у сел Поляниново, Твердики, Гриднево и Валуево, отбивая атаки не только Мюрата, но еще и Даву с Понятовским, он все-таки обеспечил планомерный и успешный отход русских войск к месту запланированного генерального сражения – расположенному всего лишь в 15 верстах от места последнего боя, селу Бородино. «После удержания места… – писал Коновницын Кутузову, мы всегда принуждены были уступить оное».

…Между прочим, шедший справа от столбовой дороги параллельно Коновницыну отряд геройского полковника, иссеченного множеством шрамов, Киприана Антоновича (Циприана Гвальберта) Крейца (10.7.1777, Речица Минской губ. – 13.7.1850, им. Букгоф Курляндской губ.) из 1-й Западной армии, нес потери, но не давал противнику обойти арьергард сбоку. Точно такую же роль выполнял шедший слева от Петра Петровича отряд генерала Карла Карловича Сиверса (8.11.1771, им. Альт-Оттенгоф Вольмарского у. Лифляндской губ. – 18.3.1856, Москва) из 2-й Западной армии. Главным было постоянно «держаться на одной высоте с арьергардом Коновницына», т.е. на одной линии, не давая вбить клин между всеми тремя отрядами. Порой положение фланговых отрядов, от которых зависела судьба основного арьергарда, казалась критической: французы атаковали волнами, не давая русским расслабиться ни на минуту. Однажды – под Гжатью – враг насел так рьяно, что русские хоть и успели поджечь мост, как это они проделывали ранее, буквально за несколько минут до подхода неприятеля, но на этот раз те кинулись уже по горящему настилу и начали отрезать солдат Крейца от основного арьергарда. Крейцевцам пришлось уходить, не разбирая дороги через леса, поля и овраги, при этом, ценой собственных жизней, спасая имущество: порой, пушки тащили на руках – за каждую потерянное орудие спрашивали в разы строже, чем за людские потери. Артиллеристы, лишившиеся орудия, лишались права на… награды…

После Колоцкого Успенского мужского монастыря (когда до Бородина уже было не более 8 км!) Коновницыну пришлось особенно туго, порой между ним и главными силами было всего-навсего несколько часов ходу, а враг умело висел на плечах. Кутузов отдал Коновницыну категорический приказ (!), чтобы между ним и армией было хотя бы 4 часа времени! Коновницын ответил, как полагалось: «… будет держаться сколько можно» и даже «… держаться до самой крайности».

Начальник штаба 1-й Западной армии Алексей Петрович Ермолов, знавший толк в военном деле лучше многих других командиров русской армии, потом с уважением писал, что Петр Петрович Коновницын провел арьергардные бои с наседавшими французами гораздо лучше, чем его давний приятель (со времен павловской ссылки) Донской атаман Матвей Иванович Платов.