Текст книги "По ветру"

– Если ты девушка этого… козла, – хрипло произнесла Эля, едва развернувшись лицом к неожиданной собеседнице, – то знай: я понятия не имела о твоем существовании.

Девушка пустила по столу высокий икеевский стакан – у Эли дома такие же, только синие, ни с чем не спутаешь, – подтверждая свое предложение действием. Эля уверенным шагом подошла к столу – ей не в чем себя винить, и разыгрывать сожаление она не стала.

– Там ведь не яд?

– Проверь, – почти без эмоций ответила девушка. На вид – вдвое младше Эли, та самая «молодежь», такую в Элином возрасте уже принято ругать. Угораздило же связаться с этим Кириллом! Водит девушек в квартиру, от которой есть ключи у этой малышки!

Три больших глотка – и жить стало чуточку легче. Вода по утрам непривычно сладка и вкусна, получше любых коктейлей, которыми ее вчера удивляли бартендеры. Эля поставила стакан и оперлась на стол руками. Скорее бы уже все выяснить, оказаться «шлюхой и марамойкой» да одеться. Нет, наготы своей она не стеснялась, просто даже в хорошо отапливаемой кухне ощущался лютый февраль за окном. Не зря в белорусском он действительно «люты».

– Подождем двадцать минут? На случай, если там все-таки яд. Или ты можешь начать меня ненавидеть прямо сейчас, и мы сэкономим время.

– Вообще-то, ты мне даже нравишься! – Девушка откинулась на спинку стула, на котором сидела. Длинные рыжие волосы горели в утренней серости – тот самый натуральный оттенок, который никогда не удается воспроизвести краской. – Правда. Стоишь тут голая, шутки шутишь, брата моего козлом называешь…

– Так он твой брат!

– Это не значит, что у него нет девушки.

Эля переключила внимание на стакан с водой – он ее интересовал гораздо больше, чем статус Кирилла. Она сделала еще несколько глотков, вытерла губы тыльной стороной ладони и громко поставила стакан обратно.

– А это меня никак не касается. Тирады об изменах и морали можешь брату своему адресовать – я просто переспала с симпатичным парнем из бара, не более того.

– Так ты считаешь его симпатичным? – уточнила девушка с явным воодушевлением.

– Я считаю его козлом.

– Про девушку я пошутила, – спохватилась рыжая, пытаясь исправить образ брата в глазах Эли.

– Я свои слова обратно брать не буду, если ты позволишь.

– Мари, – кивнула девушка, ставя Элю в тупик. – Меня зовут Мари.

– Элеонора Александровна, – она пожала протянутую Мари руку. Все это утро медленно превращалось в какой-то фарс. Был у Эли один так называемый пунктик: она ненавидела людей по утрам. Не то чтобы в другое время суток что-то менялось, но по утрам Эля старалась не разговаривать и не сталкиваться ни с кем. А тут вся эта комедия положений из копилки голливудских штампов: случайный парень, голая Эля, младшая сестра и стакан, вода в котором, как назло, закончилась.

– Маруся, ты офигела?

Кирилл стоял в дверях кухни, одним заспанным глазом разглядывая происходящее. Хорошо хоть трусы надел – отметила Эля. Сама она уже порядком замерзла и мечтала оказаться под одеялом. Желательно – у себя дома, подальше от всего этого хаоса.

– Ты сам разрешил мне перекантоваться здесь на выходных. Уже суббота.

Эля отметила невозмутимость Мари: ситуация складывалась крайне неловкая, а она и бровью не повела. Отличный пример стрессоустойчивости, хоть в резюме вписывай.

– Так, вы свои семейные дела решайте сами, а мне пора.

– Может, завтрак, Элеонора Александровна? Я приготовлю. – Мари поднялась на ноги, попутно скручивая пучок на голове из своих непослушных волос. Резинка-спиралька в два оборота и длинная прядь у виска, которую Мари тут же убрала за ухо.

– Все ищешь возможность меня отравить?

– Хочу загладить вину за наше знакомство – мне кажется, я вас немного напугала.

Эля фыркнула, прервав попытку Кирилла вставить хоть слово в разговор.

– Меня не напугать внезапными девушками, малышка. Я просто не хотела выслушивать истерику, которую не заслужила. Девушки должны поддерживать друг друга и понимать, кто в такой ситуации виноват.

– О чем вы вообще?! – взмолился Кирилл, про которого все благополучно забыли.

Эля протянула руку, вытащила из-за уха Мари прядь волос, позволяя ей скользить по скуле, и шагнула в сторону двери.

– Твоя сестра предлагает мне кофе – черный без сахара, – Мари тут же кивнула, улавливая намек на лету, – а ты любезно уступаешь мне очередь в ванную.

Легкое похлопывание по груди – все, что досталось Кириллу. Эля проскользнула мимо него, нарочно задев бедром, и скрылась в ванной. Из зеркала глядела уставшая и слегка потрепанная тридцатилетняя женщина. Эля никогда не стеснялась своего возраста, да и выглядела, если уж быть честной, моложе своих лет, но то, что в двадцать дается легко и проходит бесследно, в тридцать, словно лакмусовая бумажка, проявляет и едва начавшийся четвертый десяток, и морщины от слишком живой мимики, и накопленную усталость. Душ положение, конечно, поправил, но Эле невыносимо хотелось оказаться дома и поспать. Вечером она обещала заглянуть к Тёмычу, а может, и остаться там до понедельника, а для этого понадобятся все запасы сил и терпения.

Эля обернула себя полотенцем – спектакль «Голая королева» прошел с оглушительным успехом, можно и спрятать костюм уже, – взъерошила волосы и вышла из своего укрытия. В воздухе угадывался запах кофе, и она двинулась в сторону кухни, словно мультяшный Рокфор на запах сыра. Мари что-то напевала, разливая кофе по кружкам. Ее худые руки с тонкими запястьями выглядели идеально – хоть бери да в рекламе снимай. Эля даже залюбовалась, чем смутила глянувшую на нее через плечо Мари.

– Самую большую. – Это не вопрос и даже не уточнение.

– Пойдет, – согласилась Эля, забирая кружку из рук Мари. – И часто ты готовишь кофе для девиц брата?

– Обычно завтраки, и только для него.

– Врешь.

– Так и вы не похожи на девиц брата, – передразнила Мари и почесала нос ладошкой, словно ей лет пять от роду. – Может, зайдете к нам на ужин? Киря очень вкусно готовит.

– А ты слишком прямолинейно его продаешь – это я тебе как рекламщица говорю. – Эля поставила кружку на стол. – Всего хорошего, Мари. Надеюсь, ты не станешь похожей…

– На брата?

– На меня.

Эля вышла из кухни, радуясь, что Кирилл в ванной. Одеться и вызвать такси до дома заняло всего пару минут, а сбежать хотелось как можно скорей. Знакомство с семьей не входило в ее планы, а Мари и вовсе включила в ней режим старшей сестры, будто Тёмыча с Белкой ей мало и нужно подбирать и воспитывать чужую малышню. Эля сняла с вешалки пальто, надела ботильоны и обернулась, чтобы встретиться взглядом с любопытными голубыми глазами. У рыжих обычно зеленые или карие, но Мари досталось сочетание, больше подходящее книжной героине. Словно проблеск синевы на ярко-оранжевом закатном небе. Эля одернула себя в очередной раз – когда она перестанет превращать каждого встречного в персонажа? – и вышла из квартиры, даже толком не попрощавшись. Внизу ее ждало такси, дома – кофемашина и большая кровать, а вечером – семейный групповой психоанализ по методу Стрельцовых. В народе его называют «напиться и забыться», но у них же все не как у людей. Начиная от имен и заканчивая умением вляпываться в глупые истории, одна из которых сейчас пила кофе на кухне, куда Эля никогда больше не вернется.

 
Не слышно крики всяких прочих, никто ничей.
Привет, мой город одиночек, город дверей.
 

© TRITIA – Город Одиночек

5 
тёмыч
Мужская солидарность, Варёнка и летний дождь

где-то год назад

– Тебе совсем не жаль Вариного мужа? Ну, там, мужская солидарность и все такое?

Эля методично окунала кусочки теста с сыром в яркий желток и отправляла их в рот. Рабочий день еще не закончился, так что народу в «Хинкальне» набралось всего на три столика – и те в разных залах. В маленьком светлом помещении на втором этаже они были одни. У Тёмыча только-только закончилась встреча, а Эля полдня провела в переговорах с заказчиками и ворвалась в его поздний обед голодной мегерой.

– Нет. – Тёмыч сделал глоток домашнего красного вина – терпкого и невесомого. – Почему я должен его жалеть?

– Ты жену у него увел – так, если вдруг забыл.

– Я же не насильно это сделал. Они просто не подходили друг другу: ни по складу ума, ни по ритму жизни…

– Или ты просто приложил максимум усилий и вскружил бедной девушке голову, – Эля почти шипела, сверля его прямым тяжелым взглядом.

– С каких пор ты стала такой поборницей семейных ценностей?

Разговор оседал привкусом раздражения во рту – даже вино не в силах перекрыть, сменить оттенок на более приятный. Тёмыч только успел окунуться в шипящее, словно конфета на языке, счастье, как появилась Эля со своим холодным расчетом и аллергией на сладкое.

– Я поборница твоего ментального здоровья, братец. – Она расправилась с хачапури и отодвинула тяжелую, расписанную узорами тарелку. – Замужние девушки имеют свойство возвращаться к мужьям после внезапных отклонений от семейной жизни.

– Варя съехала на другую квартиру и собирается разводиться, так что она точно не вернется к мужу.

– Ее не остановил штамп в паспорте – думаешь, остановит его отсутствие?

Признавать, что Эля кругом права, не хотелось. Думал ли он, что Варя может так же внезапно закончить их отношения, как и начала? Боялся ли? Тёмыч упорно не подавал виду: он клевый, интересный, обаятельный и умный – как от такого уйти? Но Катя же ушла, а значит… Небольшой, но ощутимый комочек холодного страха, прилипший где-то в районе желудка, то и дело напоминал о себе. Эля словно прочла его мысли и припомнила прошлый опыт:

– Значит, с Катей все?

– Давно уже, Эль.

Официант подоспел вовремя – снова принес разноцветные листки меню, убрал пустующую посуду и перевел взгляды на себя, спасая Тёмыча от детектора Элиных глаз.

– У нее с тобой – да, – сестра вернулась в разговор, словно и паузы никакой не было. – А у тебя с ней…

– И я с ней. Все, закончилась история.

– Это Варя из тебя выбила или наконец ты отпустил несложившееся?

Эля умело играла словами и образами, вроде и говорила напрямую, но какими-то едкими, колкими формулировками. Ее мастерство оттачивалось годами: обидные высказывания, недовольно поджатые губы мамы, споры, в которых она почти никогда не проигрывала.

– Вообще, Варя, конечно…

– Выбиваешь одну девушку другой? Этот ряд падающих доминошек рано или поздно закончится, и ты застрянешь на ком-то, Тём! Пора учиться не использовать людей для…

– Кто бы говорил! – Насмешливый взгляд поверх очков ему всегда удавался особенно хорошо.

– Так и я в этих людей не падаю. Не обещаю ничего. Не привязываю к себе и себя к ним. – Эля не уступала. Левый уголок губ пополз вверх в улыбке превосходства. – И не подыхаю потом сбитой грузовиком дворняжкой.

Тёмыч дернул головой, пряча от сестры лицо. Люди, которые знают тебя достаточно хорошо, чаще всего болезненно откровенны и точны. И соврать им не получается.

– Не драматизируй.

– О, это твое поприще – я не претендую, – Эля усмехнулась, чем вызвала ответную улыбку у Тёмыча. Немного злую, но все же улыбку.

– В этот раз ты промахнулась, – теперь торжествовал он. – Варя тут замешана, но по касательной. Я по привычке, знаешь, заходил на страничку Кати. Все обновлял, рассматривал. Это стало настолько рефлекторным – как время посмотреть.

Эля показательно закатила глаза – всем своим видом демонстрируя, как же ей тошно от проявлений чувств нормальных людей.

– Подожди, влюбишься сама – поймешь.

– Фу, Тёмыч, я же ем! – Эля поморщилась и тут же схватила свой бокал с вином. – Кто за столом такое говорит?

– Переигрываешь, – шепнул в ответ Тёмыч. Эля, как борзый подросток, показала средний палец. – Короче, Варя однажды заметила этот мой рефлекс и спросила, что я хочу увидеть на этой страничке. И я задумался: и правда – что?

– И больше не заходил, – голосом рассказчика из фильмов о любви произнесла Эля.

– Заходил – раза два. Осознанно, чтобы увидеть, как у нее дела. А потом вообще забыл – пропал интерес, и привычка пропала.

– Теперь ты страницу Вари мониторишь?

– Зачем? С Варей я разговариваю… и не только!

– Вот эти свои «не только» оставь при себе – я все еще твоя сестра.

– Эль, почему ты такая злая? Чем тебе Варя не угодила-то?

Спросить напрямую казалось лучшим вариантом. У сестры, конечно, на все всегда есть аргументы и ответы, но Тёмычу так хотелось, чтобы его девушку приняли близкие ему люди.

– Я всегда буду настороженно относиться ко всем, кто близок вам с Белкой: они могут сделать больно. А еще мне не нравится, как это все у вас началось. Я хоть и считаю брак ненужным атавизмом, но выглядит не очень. Потому что и ей, и тебе серьезность отношений важна, а тут с места – сразу в измену и разрушенную семью.

– Осуждаешь?

– Переживаю, Тёмыч. На правах старшенькой. Если бы вы в меня пошли и просто наслаждались жизнью, я была бы спокойна и счастлива. А так приходится держать ухо востро.

– Слушай, ну Белка вон сразу попала в хорошие руки, глядишь, скоро замуж соберется – и все, выдыхай.

Если бы существовал чемпионат по закатыванию глаз, Эля была бы бессменным победителем на протяжении всей своей жизни. Тёмычу порой казалось, что глазные яблоки у сестры крепятся на специальные шарниры, иначе ни одни мышцы не выдержали бы такой нагрузки.

– Замуж – это просто слово, точка на прямой жизни. После него возможность боли и несчастья не исчезает, а, как показывает статистика, только возрастает. Так что мне всю жизнь в напряжении придется провести – из-за чувствительных вас.

Эля не обвиняла – она просто констатировала факт. Не признающая любовь, на самом деле она обожала и Тёмыча, и Белку, просто проявляла это в своей особенной саркастичной манере.

– Все будет хорошо. – Кому он обещал: сестре или себе? – Я давно не был так счастлив и увлечен. Жизнь кипит!

– Главное, смотри, чтобы не сбежала. Жизнь в смысле.

Эля коротко кивнула сначала Тёмычу, затем – официанту, который принес новый кувшин вина и дымящиеся хинкали.

– Что? – буркнула она на вопросительный взгляд брата. – Я ничего сегодня не ела и вряд ли потом поем. Так что это, считай, за весь день. Ты давай, присоединяйся, а то знаю я тебя – кофе и кофе вприкуску. Скоро одни очки останутся!

Эля, конечно, очень преувеличивала, но ее нарочитая забота умиляла. Тёмыч взял хинкали за хвостик, предвкушая, как рот заполнит горячий наваристый бульон. Жизнь и правда кипела, искрила прямо сейчас, и имя у этой искры было теплое и родное – Варя.

* * *

Ва-ря. Ва-ря. Ва-ря.

Сердце отстукивало ритмом имя, что вязло на губах, склеивая их сухой ломкой коркой. У Тёмыча который день – а который, кстати? – было всего два состояния: аморфного существования и тревожного действия. Он метался среди идей, как вернуть Варю, а потом падал в бессмысленное забытье. Глушил алкоголем и сигаретами чувства, которые все равно навязчивым поплавком всплывали на поверхность. У него в голове не укладывалось: как так могло произойти?!

Телефон завибрировал где-то в недрах постели. Тёмыч неохотно потянул за шнур – интересно, сколько уже дней заряжается несчастный гаджет? – и вытащил его наружу. Оповещения толпились на ярком экране блокировки, но венчала эту карусель то ли насмешка, то ли надежда.

Ва-ря

как ты?

Ва-ря. Как-ты. Ва-ря. Как…

Следующий удар не пришел – сердце замерло, притаилось, а затем, сбиваясь со всякого ритма, принялось громыхать сразу везде: в грудной клетке, в горле, в ушах, во внезапных судорогах затекших ног, в срывающемся пульсе на запястьях. Встать удалось не сразу: тело не слушалось – от долго лежания или алкоголь еще не отпустил, – падало обратно на кровать, словно комнату качало на волнах внутреннего шторма. Тёмыч гипнотизировал экран телефона, собирая по слову ответ.

а ты как думаешь?!

Нет, стереть, все стереть!

хреново

Опять не то.

зачем ты пишешь? издеваешься?

А если она хочет вернуться? Что написать? Что?!

Паника. Самое незнакомое и неприятное для Тёмыча чувство. Он всегда умел найти выход, трезво оценить ситуацию – даже будучи нетрезвым, – и паника никогда не успевала распустить свои скользкие щупальца. Сейчас же найти правильный ответ казалось жизненно необходимым – иначе все, баста, мир схлопнется! Тёмыч сглотнул комок – словно пропихнул колотящееся сердце обратно в грудину – и на вдохе нажал кнопку вызова.

– Алло, – в трубке коротко зазвенел ее голос. Тёмыч зажмурился, прикусывая изнутри щеку. Хотелось кричать, срываться с места и бежать к ней, но ничего из этого не стоило делать. – Тём, скажи что-нибудь.

– Так лучше?

Он, конечно, больше хрипел, чем говорил. Голос, который не произносил теперь глупого прозвища Варёнка – сладкого и сливочного, тающего на языке привкусом ностальгии, – прятался в глубине, еле цеплялся за охрипшие связки.

– Ты о чем? – Она знала, о чем он. Конечно знала: они же Варёнка и Тёмыч – лучшая команда! Но все равно задала бесцветный дежурный вопрос.

– Тебе с ним лучше? Чем было со мной?

– Не надо, Тём, прошу.

Тихие слова, едва различимые и умоляющие. Тёмыч мог явственно представить, как Варя опускается на пол, подтягивает колени к подбородку, сжимается в комок – чем меньше площадь соприкосновения с миром, тем меньше боли получаешь от удара. Даже словесного.

– Не надо? А может, не надо было изменять? Ты же от меня сразу к нему переехала! Сколько это длилось, а?

– Все не так было, Тём, хватит! – В голосе Вари плескались слезы, но Тёмыч старательно игнорировал их, чтобы это не помешало ему высказать накопившееся.

– А как? Ты меня за идиота держишь? Как ты вообще приходила домой, ложилась в постель ко мне, после того как трахалась с ним?!

– Я не… – Окончание фразы поглотил судорожный всхлип.

– Черт, Варя, я люблю тебя! А ты так спокойно предала меня, словно наши отношения ни хрена вообще не значили!

Тёмыч кричал. Он не останавливал себя, хотя боялся, что сделает хуже. Но в его картину мира не укладывалось, что можно просто сменить одного мужчину на другого и продолжать вести себя так, словно ничего не случилось. Умела ли Варя вообще любить или просто искала комфортный пункт остановки на какой-то промежуток жизни?

– Ты, как всегда, даже не пытаешься меня услышать… – Эта фраза звучала из Вариных уст не в первый раз, но сегодня – без сожаления и грусти. Просто факт. – Я надеюсь, ты сможешь…

– Да пошла ты! – Тёмыч закончил звонок и бросил телефон, даже не проследив его траекторию. Раздражение боролось с болью, желание никогда не знать Варю – с мечтой провести с ней всю жизнь. Они всегда ругались пылко и драматично, но не менее страстный секс спасал любую ситуацию. Сейчас все было иначе – Тёмыч дрейфовал в океане отчаяния один и не видел пути спасения.

– Раз ты встал, может, поешь?

В дверях мялась Белка – чуть сгорбленная, она заглядывала в комнату, не решаясь войти. Тёмыч надеялся лишь на то, что она осторожничает из деликатности, а не из страха нарваться на брата в пылу гнева.

– Не хочу, – буркнул он в ответ, разворачиваясь к Белке спиной.

– Тёмыч, нужно есть хотя бы раз в день, – просьба с толикой отчаяния. – Хочешь, я сюда принесу?

Он рванул к двери слишком резко – Белка отскочила в коридор и замерла. Неужели он настолько утратил человеческий образ за пару дней горевания? Или всегда был таким – неуемным и взрывным? Может, Варя поэтому и ушла?

Вопросы клубились в голове у Тёмыча – он отчаянно жестикулировал, пытаясь выбрать самый важный. Но рой невысказанных слов лишь больно жалил его изнутри. Тёмыч беспомощно опустил руки и согласно кивнул.

– Я сейчас все принесу – ты только поешь, ладно? Я и кофе сварила вкусный, и пирог испекла. Скоро Эля заедет – ты, если захочешь, спускайся к нам чай пить. Или не чай. – Белка произносила все на одной ноте, словно успокаивала маленького ребенка после истерики.

Она тепло улыбалась, гладила его по плечу и казалась взрослой и мудрой на фоне разбитого в щепки старшего – на минуточку! – брата. Жалеть себя не хотелось, но тон сестры пробивал на слезы – скупые, «неправильные» мужские слезы. Сестры отругали бы Тёмыча, услышь они это его внутреннее «неправильные». Но мужики берут и делают, а не размениваются на сантименты, даже если их распотрошило в труху чувствами.

Вкуса у еды не наблюдалось. Тёмыч видел, что в тарелке плавали кусочки картошки, морковки и даже курицы – все в прозрачном бульоне. Но каждая ложка супа во рту оказывалась просто горячей водой с чем-то, что нужно жевать. Его восприятие мира – некогда адекватное и насыщенное – сменилось безразличным монохромом и простыми, понятными категориями. Краски и вкусы, эмоции и тактильность в его жизнь привносила в основном Варя – в союзе с ней его передатчики всегда были выкручены на максимум. Сейчас на максимуме ощущалось только опустошение.

В комнату заходила Белка – сперва одна, а после усилилась Элей. Они что-то спрашивали, ругали вроде за то, что он курит прямо в комнате, просили меньше пить и больше походить на человека. Тёмыч изредка поднимал на них тяжелый взгляд – словно галочку ставил о том, что принял к сведению, – и тут же вновь проваливался в спасительное забытье. Воспоминания сменялись пустотой, пустота – картинками прошлого.

Все по кругу: Ва-ря. Ва-ря. Ва-рён-ка…

* * *

– Варёнка, тебе нужен нормальный чайник!

Тёмыч деловито нажал на кнопку включения еще раза три, чтобы уж наверняка убедиться, что чая не будет.

– Как ты меня назвал?

Варины острые плечики по-птичьи приподнялись, словно вот-вот – и она расправит вместо тонких длинных рук два огромных крыла. Она стояла к Тёмычу вполоборота и смотрела прищурившись – так забавно, словно ей от силы лет пять.

– Варёнка, – нелепый поцелуй в кончик носа. – Ну, как вареная сгущенка, только в сокращенном варианте. Мне кажется, тебе стопудово подходит!

– Я директор студии, Тём, какая Варёнка?

Она, конечно, больше кокетничала – блеск в глазах свидетельствовал о том, что прозвище пришлось ей по вкусу. Она поправила на носу несуществующие очки, немного подражая манере самого Тёмыча, и честно попыталась поджать губы. Но тут же засмеялась в ответ на не сходящую с лица Тёмыча улыбку.

– Я вот тоже директор, и это никак не мешает быть каким угодно.

– Какие-то мы детсадовские директора! – Варя хохотала, прикрывая ладошкой рот, и в Тёмыче страсть смешивалась с щемящей нежностью.

– Звучит неплохо! Как будто никаких рамок – только простор для маневров.

Тёмыч потянулся к Варе, скользнул рукой по ее шее, которую обвивало несколько тонких прядей, выбившихся из прически. Вдохи и выдохи стали чуть длиннее и глубже, кожа под пальцами пульсировала. Варя медленно облизала губы, не отрывая взгляда от Тёмыча, а затем потянулась к нему в ответ. Ловко стянув с него очки, она отложила их на пустой стул, почти коснулась его губ своими губами и резко вывернулась из рук Тёмыча. Игра – не важно какая: детские догонялки по квартире или почти издевательская прелюдия – вот что всегда незримо присутствовало между ними.

Тёмыч оказался проворнее: схватил Варю за руку и резко потянул на себя. Потеряв равновесие, она упала на его колени и лишь теперь позволила себя поцеловать. Рука запуталась в волосах, потянула назад, открывая ключицы для губ и языка. Лишняя одежда кляксами украсила пол. Секс на кухонном столе – внезапный, ритмичный, без нежности, чистая страсть – неплохое занятие для обеденного перерыва, когда работаешь из дома. Все их отношения – искры и спонтанность, то, чего так не хватало Варе в ее размеренной семейной жизни и что с излишком имелось в самом Тёмыче и его рок-н-ролльном бытии.

Спустя час они вновь делили этот кухонный стол, но теперь уже погруженные в свои рабочие проекты. Идеальная слаженность, правильный симбиоз магнетизма и мироощущений.

– Хочешь спеть со мной дуэтом на отчетнике? – Хитрый взгляд поверх ноутбука. Варя не сомневалась в ответе, но элегантно уступала решение ему.

– Что петь будем? – тут же включился Тёмыч.

– У меня есть пара вариантов на примете…

– Летний дождь. – Уверенно и напористо. – Это точно наша песня!

– Она же о расставании. Почему наша?

– Я про голоса говорю. Ты только вслушайся: «Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано…»

– Летний дождь, летний дождь, – подхватила Варя, чуть прикрыв глаза…

Их голоса и правда звучали вместе хорошо и как-то правильно. И взгляды на сцене переплетались, глаза сияли, и руки легко касались друг друга. Тёмыч не видел глаз друзей в темном зале, но знал, что они наблюдают, что видят не просто артистов на сцене, а его новую жизнь. Он писал сообщения, звал в разговорах на отчетник студии и подчеркивал, что петь будет с ней. Так сложилось, что многие еще не знали Варю, и лучше момента, чтобы представить друзьям ту, что перевернула всю его жизнь, не существовало. Музыка, магия сцены и настоящих чувств скажет за них куда больше, чем простые «Привет, это Варя, а это – мои друзья». У микрофона она в своей стихии, сияет и вдохновляет – Тёмычу до одури хотелось, чтобы его близкие люди увидели ее впервые именно такой. И их вместе – именно такими, когда прожекторы подсвечивают не только влюбленные лица, но и те самые искры, что с первой встречи столпом взвивались в небо между ними.

Если б он только знал тогда, что и его глупая фраза о «нашей песне», и сама песня станут пророческими. Что бы он поменял? Репертуар? Свое поведение? Как удержать девушку, если она неудержимо летит на новый свет, едва он забрезжит вдалеке?

Давать ей больше детские прозвища не хотелось. Теперь Тёмыча интересовал другой вопрос: один ли корень у слов «Варя» и «тварь»? Тот самый, который хотелось живьем выдрать из себя, чтобы не болело, чтобы осталась рытвина – безобразная, прибитая дождем – летним непременно – и растрескавшаяся на солнце.

Тёмыч потянулся к бутылке, не глядя на этикетку. Вкус у алкоголя тоже пропал, хорошо хоть действие осталось неизменным. Главное – уйти от реальности, и неважно, какие методы использовать. Тёмыч предпочитал совмещать все доступные ему – чтобы уж наверняка. Варя была бы очень зла. Но ему плевать, ему абсолютно все равно, что ей там думается и чувствуется.

Спасительное забытье приходило постепенно. Чтобы стало никак, вначале должно стать еще хуже. Тёмыч рыскал дрожащими руками по полу, не разбирая ничего из-за слезящихся глаз. Наконец под радиатором отыскался телефон – как только не разбился, уму непостижимо. Тёмыч набрал последний номер в истории звонков. Гудки – сперва долгие, затем короткие. Нет, он так просто не сдастся. Снова набор, снова гудки, снова сброс. Тёмыч набирал и набирал номер, пока Варя не отключила телефон. Абонент ушел от вас к другому и больше не хочет знать ничего о вашей никчемной любви.

Дальше – темнота.

 
Что от любви любви не ищут,
Ты с годами поймешь.
Ну а сейчас ты не слышишь
И тебя не вернешь.
 

© Игорь Тальков – Летний дождь