Текст книги "По ветру"

– Я, пожалуй, пойду, – аккуратно проговорила она, стараясь не испортить момент. Теперь она могла с легкой душой уехать, оставив Мари на Кирилла. Но не тут-то было.

– Останьтесь, пожалуйста. Вы мне чай обещали.

Мари смотрела на Элю полными слез глазами – их цвет потускнел, огрубел и больше не напоминал сказочную синеву. Как же людей меняет страдание даже на физическом уровне!

– Только если ты перестанешь называть меня на «вы».

– Мне тоже можно? – вклинился Кирилл.

– Не заслужил еще, – бросила Эля, возвращаясь на кухню. – Но чай теперь с тебя. Не люблю хозяйничать в чужих домах.

«В малознакомых домах» – было бы правильнее, потому как в квартире Славы она чувствовала себя абсолютной хозяйкой, но это совсем другая история. Эля сбросила кардиган с плеч, оставаясь в футболке с ручной вышивкой на груди – тоже авторства Белки, но это коллекция чисто для своих, в массы Иза Стрельцова такое не выпускала. Вообще, крайне удобно иметь сестру-дизайнера, которая способна воплотить самую твою дурацкую фантазию с присущими ей вкусом и элегантностью.

Эля опустилась на стул у окна, чтобы в любой момент иметь возможность опереться на подоконник – ей быстро становилось некомфортно сидеть ровно. Мари села справа от нее, поставив одну ногу на стул и упершись в колено подбородком. Солнце – обманчивое и зимнее – уже успело раскрасить ее лицо, и первые веснушки проступили. Этакий человеческий вариант подснежников. Кирилл заваривал чай, и Эля позволила себе нагло его рассматривать, словно они только-только заговорили в баре о тяжелой мужской судьбе. У него оказалась очень красивая спина: мощные плечи, но не перекачанные, а по-хорошему широкие, не слишком узкие бедра, а то бывают карикатурные парни-треугольники, словно их Pixar рисовал. Генетика не наградила его тем же оттенком рыжего, что и сестру, но и блондином он не был – русый с огоньком, что ли. Все-таки не зря она дала ему прозвище «симпатичный»: при свете дня и будучи трезвой Эля все еще считала его привлекательным.

– Вы… ты совсем не веришь в любовь и отношения? – Мари разглядывала ее, как объект лабораторного исследования, и Эля мысленно поприветствовала эту семейку на своем TED Talk.

– Что? – Кирилл принес прозрачный заварник с каким-то безумно красивым чаем, поднос со сладостями, джемом и сыром, словно они сидели не на холостяцкой кухне. Отчего-то казалось, что продуманное наличие продуктов – дело рук не Мари, а самого Кира, и это прибавляло плюсов к образу «симпатичного». – С чего такие вопросы?

– Ты пропустил прелюдию, – двусмысленно отшутилась Эля. – Ну вот как-то так.

– Почему? Родители развелись? – Кирилл с ходу влетел в беседу, усаживаясь напротив Элеоноры.

– Окстись! Мои родители – прекрасный пример долгой и счастливой семейной жизни. Ну и мелкие-то мои верят в это все, так что родители здесь ни при чем.

– Тогда что? Ни травм детства, ни сложных отношений… Должна же быть причина такого… выбора. – Судя по тону, Мари не из праздного интереса спрашивала. К концу вечера она намеревалась либо переубедить Элю, либо последовать ее примеру.

– Песня, – усмехнулась та, наблюдая за реакцией на свой ответ. – Все дело в песне. Вы чай-то пейте – история долгая.

Полуулыбка на губах Эли теперь уже не пропадала. Правда порой бывает слишком похожа на ложь, чтобы произносить ее с серьезным выражением лица.

– Когда-то в школе мне нравился парень. Мне было… лет пятнадцать? Когда там любовь становится смыслом жизни и все такое? И вот он любил группу «Триада». Ну и я тоже полюбила эту группу, – Эля развела руками. – Нет, на самом деле спасибо ему огромное, группа-то хорошая. Но песня у них есть… «Утраченные иллюзии». Текст там… Слышали когда-нибудь?

Мари и Кирилл отрицательно замотали головами, и Эля зашарила руками по карманам в поисках телефона.

– Ох, сейчас по блютусу передам.

– В смысле по блютусу? – Кирилл сложил руки на груди.

Эля только собралась уколоть его, что он не так уж и молод, чтобы не понять шутку, как Кирилл ее удивил:

– Откуда на этом корыте блютус? По ИК-порту давай!

Они оба рассмеялись: приятно, когда твои шутки о возрасте подхватывают на лету, а не начинают бубнить, что «это только цифра в паспорте» и все такое.

– Что-то на пенсионерском, да? – уточнила Мари, чем вызвала новый приступ смеха.

Эля отметила, что эти двое не так уж и плохи, по крайней мере сейчас они на одной волне с ней.

– Так вот про песню. Сначала все красиво, любовь до конца жизни, метафоры и рифмы сложные. А потом начинается лютый треш – в рамках классических семейных ссор, где проходятся по всем грехам, подозрениям и родственникам, где желают смерти и чуть ли не дерутся. И вот он кричит: «Ненавижу», а потом: «И ты? Боже, дожили… Иди сюда, я люблю тебя». И вот я, пятнадцатилетняя, слушаю эту песню и понимаю, что так оно и бывает. Да, мои родители не такие, но мир вокруг-то – да. Фильмы, книжки… Я русскую литературу в школе проходила, а там же ну… – Эля втянула воздух сквозь зубы: так и рвалось наружу все нецензурное, что она знала, но русская литература и мат в одной фразе не должны встречаться. – Мрак один, в общем. И вот я все думала: такая она ваша любовь? Не хочу. Омерзение от человека этого – зачем?

– Но ты же сама говоришь, что родители твои не такие.

– Да, Мари, не такие. Раз уж мы вспомнили русскую литературу, то что-то там было про то, что «каждая семья несчастна по-своему».

Со стороны, наверное, Элина история выглядела глупо – и Мари, и Кирилл задумчиво молчали, позволяя чаю в чашках остывать. Но это была Элина правда: ей просто не хотелось грязи отношений, которая рано или поздно, но всегда появляется. Элеонора пододвинула к себе чашку, но передумала – давно она не говорила о своих взглядах и принципах, и теперь остановиться оказалось сложно.

– А еще же родственники эти все, друзья семьи, которые с детства твердят, что главное – выйти замуж. И всё, замуж сразу перестает хотеться. Зато хочется доказать, что нет, ребята, это не главное. А тебе снова: «У-у-у, ты не умеешь готовить! Кто тебя такую замуж возьмет?» А как же эта ваша любовь?

– Но ведь брак не всегда равно любовь, – отозвался Кирилл, и что-то в его голосе говорило, что знает он это не понаслышке.

– Так вот мне, той пятнадцатилетней идиотке, хотелось, чтобы только равно и никак иначе. А зачем тогда? И как готовка может помешать любви? И тогда я просто на все это забила. Любовь – страдания и хтонь, брак – бытовуха и выбор, ведь тебя должны взять замуж, словно ты товар на полке. Нафига оно мне надо?

– И сразу жить хорошо стало? – усмехнулся Кирилл.

– Тебе удалось по-настоящему забить? – Мари задавала более актуальные вопросы.

– Знаете этот феномен, когда ты говоришь «Я никогда не…» и вот это сразу же тебя настигает, из-за угла выруливает?

– Значит, и тебя настигло? – Кирилл приподнял подбородок, рефлекторно радуясь своей победе. Очень зря.

– Нет. То ли вселенная меня так любит, то ли ей абсолютно на меня плевать, но за все эти годы я ни разу так и не влюбилась.

– Вообще? – Эля не могла понять, чего больше было в вопросе Мари: удивления или страха.

– Ну… Были, конечно, всякие увлечения-развлечения, ничего серьезного. Но самое классное, что мне реально хорошо так. Не потому, что я хочу кому-то что-то доказать, не потому, что назло и поперек. Мне классно. Вскрыться не хочется, понимаешь?

Последнюю фразу Эля адресовала лично Мари. Та не отвела взгляд, только отблески лампочек задрожали в наполненных слезами глазах.

– Понимаю. Мне тоже не хочется. Это больно, конечно, но точно не стоит того.

Эля улыбнулась впервые за вечер без надменности или хитрости, а открыто и даже немного благодарно. Мари услышала ее и поняла, они с Киром не пытались ее переубедить или высмеять. Что ж, попытка подправить карму удалась на славу. Кстати, о Славе – давненько она не заезжала к нему по-дружески.

– А вот теперь я точно пойду. Ты, – она повернулась к Мари всем корпусом, и та села ровно, словно школьница перед учителем, – больше не плачь. Или поплачь, но не тони в этом долго. И заходи в офис в рабочее время – обсудим возможность стажировки.

– Правда? – Мари, словно светлячок в ночи, засияла сквозь сумрак своего разбитого сердца.

– Честное пионер… пенсионерское, – Эля вернула шутку. – А ты проводи меня до двери.

Снова никаких вопросов и ожиданий – Кирилл последовал за Элей в прихожую, словно был обязан исполнять любую ее прихоть до конца жизни.

– Не знаю, как вы вообще встретились, но спасибо, что не оставила ее.

Эля хотела съязвить, но в последний момент передумала: слишком уж спокойно-милым и располагающим к себе выглядел Кирилл.

– Ей повезло с тобой. Я знаю, что такое хороший брат. Не испорти все.

Эля подмигнула, завязала пальто, которое помог надеть Кирилл и собиралась выходить, когда он почти тем же движением, что и той ночью, остановил ее. Разочарование успело промелькнуть где-то в районе желудка: поцелуи сейчас явно были лишними.

– «Утраченные иллюзии» – это не «Триада», это вроде сольник Нигатива.

– Уел, – на улыбке. – Один – один.

В этот раз, спускаясь к такси, Эля решила не давать себе никаких обещаний. Не потому, что хотела вернуться в этот дом, а потому, что явно сглазила и вселенная наконец услышала ее, подбросив на пути именно то, от чего она открещивалась.

 
И чш-ш-ш… ни слова о любви!
 

© Нигатив – Утраченные иллюзии

8 
тёмыч
На разрыв аорты, не прирастай ко мне и главный удар

– Тёмыч, тут пару ситуаций нужно разрулить…

Конечно, куда же без него. И дело не в том, что он – совладелец сервиса доставки. Вернее, не только в этом. Там, где другие уходили в ругань, Тёмыч умело выруливал в диалог, где другие терялись – отстаивал свои идеи и суждения. Ну и дожимал, если нужно, что в отношениях, что в работе – единый путь.

– Серый, давай как-то сам. Не маленький – разберешься. Я в отпуске.

– Надолго? – Голос друга сочился усталостью и разочарованием. У него своих задач, конечно, выше крыши, и внезапно взваливать на себя и функционал Тёмыча – та еще радость. Вот только сам Тёмыч сейчас вряд ли бы оказался полезен, скорее наоборот. Но вдаваться в подробности, убеждать Серого, что отпуск и правда нужен, – некогда и незачем. Так что Тёмыч лихо сбросил звонок, не обозначив никаких конкретных сроков. Он не знал, правда не знал, когда его жизнь вернется в приемлемые для работы берега.

Тёмыч в целом не намеревался выныривать из своего забытья, но мешали сразу два обстоятельства: родители собрались приехать на день рождения Белки и студия «Джем» готовилась к большому концерту учеников. Первое добавляло суеты и напряженности в родовом гнезде, где он осел, не имея никакого желания пока возвращаться в их с Варей квартиру. Второе же включало внутренний мотор: он давно уже подвизался в организаторы этого концерта, а студию подвести Тёмыч не мог. Там ведь Варя… Ее он уже подводил – святого из себя он никогда не строил. Они оба ошибались. Но в отношениях редко бывает все ровно, точно уж не у них. Нужно просто вернуть все на места: усилия – в творчество, команду – в общее дело, Варю – в свою жизнь. Тёмыч представить себе не мог, что это расставание – навсегда. Он злился, болел, ненавидел, но все оттого, что любил Варю до безумия. И она его любит – в этом он тоже не сомневался. Просто драма – их стиль жизни. На разрыв аорты и в лучших традициях шекспировских трагедий. Тёмычу просто нужно было сделать несколько звонков, принять душ и выбросить свое тело в пропитанный наступающей весной двор.

* * *

– Тёмыч, так мы едем? Там уже движ полным ходом, давай решай что-то! – Макс от нетерпения тараторил на том конце мнимого провода. На фоне кто-то издевался над электрогитарой, и Тёмыч недовольно поморщился.

– Давайте у Центрального через час. У меня есть офигенная идея для подарка!

– Круть, сейчас всем скину сообщение. Давай!

Варя по-кошачьи потянулась на кровати, едва он вернулся в комнату. Она лежала в сиреневой теплой пижаме с единорогами и при этом все равно умудрялась транслировать игривость взглядом, медленными движениями тела, призрачной полуулыбкой.

– Я думала, ты чай принесешь и мы уляжемся наконец фильм смотреть.

– Мне нужно отъехать.

Магия тут же рассеялась: Варя подобралась, оторвала голову от подушки и с вызовом посмотрела на Тёмыча:

– Куда? Мы же вместе хотели побыть.

– У одного товарища сегодня день рождения – нам с ребятами нужно подъехать поздравить его. Я стопудово уверен, что такой контакт нам очень пригодится!

Тёмыч уже вытаскивал из шкафа свитшот, прокручивая в голове весь план действий. В подземном торговом центре у него как раз был знакомый кент по редким пластинкам и книгам, а именинник – ценитель музыки и эксклюзивности. Цену можно сбить частичным бартером: Тёмыч – как золотая рыбка – всегда мог пригодиться.

– Ну раз это так важно, – Варя недовольно выделила последние два слова, – то поехали, ладно!

– Я сказал, что нам с ребятами нужно подъехать, а не с тобой. – Его голос звучал спокойно и уверенно. Тёмыч не понимал, чего это Варя подорвалась ехать, когда он ее не звал и даже не предлагал ей об этом подумать.

– Значит, я – лишняя?

– Варёнка, не начинай. Это мои дела, тебе там вообще делать нечего.

– То есть тусовка с кучей людей – это твои дела? А я не подхожу под дресс-код или что?

Сиреневая пижама выглядела чужеродно: на Тёмыча смотрела злая серьезная женщина, готовая то ли выцарапать ему кадык, то ли устроить апокалипсис в одной отдельно взятой квартире. Варя заправила за ухо мешающую прядь волос – скулы заострились, челюсти сжались в попытке не выпустить наружу все отвратительные фразы, за которые потом будет стыдно.

– Ревнуешь? – Тёмыч попытался перевести все в игривую шутку, но тотально промахнулся.

– Чувствую себя домашним питомцем, – выплюнула Варя. – Удобно порой побыть вместе, но вне дома ты свободен и крут, да?

Казалось, еще мгновение – и от эмоций начнет моргать электричество. Тёмыч вздохнул и приблизился к Варе. Если бы взглядом можно было ударить, он бы сейчас уехал на скорой с тяжкими телесными. Внутри зудело неприятное раздражение. В чем проблема просто принять его решение как данность?

– Мы едем в закрытый клуб – это точно не место для хороших девочек, Варь. Тебе там не понравится.

– Как благородно!

– Да прекрати ты! – Держаться не выходило, и в голосе Тёмыча проскальзывали истерические нотки. – Я еду, потому что нужно поздравить человека. Если бы я хотел гулять от тебя, то уж позаботился бы о конспирации.

– А, ну спасибо, что предупредил! Иди ты куда хочешь, только ночуй там со своими плохими девочками – такой же у тебя вечер планируется?

– Варя, чего ты от меня хочешь?! Займи себя чем-нибудь, друзей уже найди! Я не твоя собственность и не собираюсь отпрашиваться, если мне куда-то нужно!

– Пошел ты! Я тоже не собираюсь спрашивать, как и с кем проводить время! Мы ведь свободные люди!

Что-то в ее словах, в том, как она их слегка растягивала, наталкивало на отвратительные мысли. Тёмыч не уловил, как волна ярости хлестнула по лицу, выключила мозг, и в следующий момент дверь в комнату уже висела на одной петле, печально косясь в сторону.

– Придурок. – Варя жалась к стене то ли в ужасе, то ли в отвращении. Тёмыч предположил, что все и сразу. – Я тебя предупреждаю: выйдешь из квартиры – и можешь не возвращаться!

– Ну ты правда надеялась, что угрозами заставишь меня подчиниться? Я не твой тряпичный муж, Варя, чтобы держаться за юбку и махать хвостиком!

Куртку Тёмыч надевал уже в подъезде. Ни одна любовь – даже такая, как у него случилась к Варе, – не отнимет его свободу. У него дела, друзья, творчество и просто своя жизнь – отношения не должны этого менять, просто добавляется еще один человек и в графике появляются совместные планы. Но он – не придаток и не половинка, чтобы везде и всюду быть с Варей, заменяя в привычном расписании все «я» на «мы».

* * *

Тёмыч заехал за вещами в ту самую квартиру, где они жили с Варей. Пока не было матери с отцом, он вполне мог пососедствовать с Белкой в родовом гнезде, но с этим жильем тоже стоило как-то разобраться. Вернуться пока не тянуло: здесь каждый миллиметр покоился под ворохом воспоминаний – Тёмыч не настолько мазохист. Но и разорвать договор аренды он не мог – это означало признать, что Варя ушла насовсем. Так что Тёмыч сидел на маленькой кухоньке, рассматривая ту самую дверь – она висела ровно, словно ни скандала, ни его ярости не случилось. Но они были – как и новый виток раздражения и недомолвок.

* * *

Спать домой Тёмыч, конечно, не приехал. Сначала они тусили в клубе, потом поехали к имениннику в пригород продолжать веселье. Варя была непривычно молчалива: в хорошие дни она просто интересовалась тем, как там Тёмыч, и присылала пикантные фото, в плохие – разряжала батарею упреками и угрозами. Но в этот вечер она предпочла игнор, и спустя время Тёмыч, погрузившись в измененную реальность тусовки, забил на висящую над душой проблему.

Утром, которое у обычных людей именовалось обедом, Тёмыч остановился у двери, провел руками по разлохмаченным волосам и очень удивился, когда ключ вошел в замочную скважину без препятствий. Варя готовила грибной суп на кухне, что-то тихо мурлыкала под нос, и вчерашний вечер размывался клубами наваристого пара.

– Прости, телефон разрядился. – Тёмыч не нашел ничего лучше, чем сделать вид, что все в порядке.

– Бывает, – бросила Варя через плечо. – Суп скоро будет готов, можешь пока в душ сходить.

Никаких упреков, злости, даже раздражения она не излучала. Они, конечно, быстро мирились и отходили от вспышек гнева, но проблема была как раз в том, что акта примирения не случилось. Они словно отвлеклись на рекламную паузу в их отношениях, а затем вернулись в эфир, продолжив с самой удачной точки. Тёмыч стоял под душем, физически ощущая, как способность мыслить возвращается в его загулявшую голову. Что-то явно было не так, что-то он упускал из виду. Вряд ли Варя решила спустить на тормозах такую ссору. Если бы она поняла, что не права, она постаралась бы загладить вину, порадовать его, вскружить голову своей красотой и страстью. Злись она на Тёмыча до сих пор, он вернулся бы домой на пепелище. Но все было непривычно нормально: ее тон, домашний обед, порядок в доме…

– Дверь! – рявкнул Тёмыч, выключая воду. Ему хватило минуты, чтобы одеться и выбежать на кухню. За ним тянулась дорожка мокрых следов. – Кто починил дверь?

Варя медленно опустила ложку на стол, развернулась на носочках к Тёмычу. Она тянула время, наслаждаясь его злостью и смакуя вкус правильно приготовленной мести. Тёмыч слишком хорошо узнал Варю за это время – ее повадки и уловки, – чтобы не предугадать ответ.

– Витя заходил, – почти пропела она, складывая руки на груди.

– Ты позвала бывшего мужа починить дверь в нашей квартире?!

– Ну, ты бы подождал, пока она отвалится полностью, а потом подпер бы ею мусорку во дворе. А мой тряпичный – как ты выразился – муж очень рукастый.

Кулаки сжались сами собой – Тёмыч знал, что Варя нарочно выбирает такие формулировки, опускает слово «бывший», да и позвала она Витю не ради двери, а чтобы позлить, ударить побольнее. Мол, пока у тебя там своя жизнь, я проведу время с ручным псом, словно вернусь от тебя в привычные семейные будни.

– Не смей так больше делать. – Тихий голос, нажим и тяжелые, падающие булыжниками под ноги слова. Сократить дистанцию, крепко схватить тонкую шею сзади, чтобы смотрела прямо ему в глаза, доказать свои права ожесточенным поцелуем.

Их внезапная близость была громкой, жесткой, не имеющей и толики нежности. Словно необработанное дерево, она оставляла занозы в памяти, измеряя кругами похоти нерешенные вопросы. Суп вскипел и пролился белесой пеной на газовую конфорку, потушив огонь. Варя резко отпрянула – перекрыть газ – и тут же потухла животная страсть борьбы за первенство.

– Вытри пол. – Тихая просьба. Варя неторопливо поправляла домашнюю футболку, связывала волосы в крохотный хвост на затылке и рассеянно смотрела в кастрюлю с супом. – Не оставляй меня больше.

– Не прирастай ко мне, Варёнка.

* * *

Выходит, только Тёмыч и не исполнил тот уговор. Он еще не раз ее оставлял – одну, в слезах или истерике. Варя же не приросла. По крайней мере к нему. Дверь в комнату аккуратно висела на двух петлях: Тёмычу не дали возможности починить ни ее, ни отношения.

На лестничной клетке зашлась соседская собака, и туман мыслей тут же рассеялся. Когда-то они с Варей придумывали, о чем сегодня скулит бедный питомец. То корм невкусный, то хозяин дурацкий сериал смотрит, то трава на улице лапы колет… Сейчас пес явно выл о побитом жизнью Тёмыче, которому пора уже было выезжать на собрание по отчетному концерту. Самое сложное в этом деле – встать со стула и выйти в мир, где его ждала встреча с Варей. Первая осознанная встреча после расставания, и Тёмыч понятия не имел, чем она обернется.

Холод на улице отрезвлял. Сложно страдать, когда в лицо летит колючий ледяной снегодождь, под ногами смесь из грязи, соли и втоптанных сугробов, а ветер явно ищет в каждом прохожем потерянную некогда Мэри Поппинс. Вещи поехали домой с курьером, а сам Тёмыч двигался в сторону клуба. В голове, как на большом экране рабочего стола, блоками передвигались заметки с идеями: устроить рекламный коллаб с клубом, пригласить своих друзей-музыкантов, сделать крутое видеоприглашение и полностью отснять отчетник… Его мозг снова работал на привычных частотах, и Тёмыч едва не подпрыгивал от нетерпения, чтобы все претворить в жизнь В голове уже рисовались картины, как мандраж и нервотрепка утихнут, заиграет музыка, мягкий полумрак окутает и зрителей, и выступающих – все это вновь сблизит их с Варей и…

– Ты больной?! – Водитель притормозившей машины орал на Тёмыча, растерянно озиравшегося по сторонам. Прохожие неодобрительно качали головой и косились в его сторону, машины сигналили внезапной пробке.

– Простите, виноват! – Тёмыч, сдаваясь на милость водителю, приподнял руки. Можно было, конечно, поорать, что это пешеходный переход и водитель обязан был остановиться, но Тёмыч признавал свою вину. Он, не посмотрев по сторонам, выскочил на дорогу под колеса едущей машины. Здравый смысл напрочь смыло мечтами о будущем – так бывает, когда чего-то очень хочешь.

Водитель зло сплюнул, выругался и вернулся в машину. Тёмыч поднял ворот пальто – шерстяное, классическое, оно грело, но уступало непробиваемым пуховикам в такую непогоду. Вот только куртки не выглядели так презентабельно, а то, что встречают по одежке, Тёмыч выучил давно, даром что ли у него сестра знаменитый дизайнер. Нет, он никогда не был нарочито стильным и модным, но и забивать на внешний вид себе не позволял: чтобы покорить собеседников своей харизмой, нужен был подходящий ему образ.

Мысли медленно возвращались к отчетнику студии и встрече с Варей. Что говорить, как себя вести? Словно ничего не произошло? Вряд ли Варя ответит радостью на приветственный поцелуй. Игнорировать? Тогда все его существо будет занято анализом того, как этот игнор работает: злит Варю, заставляет действовать самой или, наоборот, увеличивает разлом между ними. Вокруг робко поднималась метель, и внутри Тёмыча все точно так же закручивалось в узел, сплетались эмоции и мысли, словно кто-то нажал кнопку и запустил программу отката к заводским настройкам.

– Ого, Тёмочка, не знала, что ты придешь! – Варина, наверное, единственная подруга и коллега по студии Алёна встретила его у входа слегка растерянными объятиями. Про их разрыв, видимо, знали уже все, и Тёмыч из части огромной джемовой семьи тут же превратился в того-самого-бывшего.

– Отчетник на носу, Алёнка, как я мог не прийти. Тем более ребята со мной общались по всем вопросам площадки.

– Там уже Варя перехватила… – Алёна осеклась и стала искать, за что же зацепиться взглядом, чтобы не смотреть на Тёмыча.

– Понятно.

– Но ты все равно проходи давай! – засуетилась Алёна, отчаянно пытаясь выдать желаемое «все как раньше» за действительное «тебя и здесь уже заменили». От движений многочисленные браслеты на Алёниных руках шумели, раздражая чуть больше, чем следовало. Она неловко мотнула головой, чтобы скрыть лицо за челкой и не вплетенными в длинную косу волосами.

– Хорошо, что не добавила «раз уж пришел»!

Тёмыч стянул колючий шарф – его, кстати, Варя ему подарила, мол, такая расцветка и к пальто подойдет, и строгости образу добавит. Тёмыч думал, что удавка к его образу теперь подошла бы больше. Снег на волосах медленно превращался в прозрачные капли воды – Тёмыч глянул на себя в зеркало и попытался поправить прическу пятерней. Хотя бы прическу, раз больше ничего не удавалось, но и с ней оставались вопросы.

– Здарова-а-а!

К ресепшену студии вылетел Макс – Тёмыч устроил его преподавателем по клавишам пару месяцев назад, и тот практически прописался в «Джеме».

– Здорово, что здесь еще остались те, кто рад меня видеть. – Ухмылка вышла немного злая.

– Поверь, многие мечтают хотя бы услышать тебя! – Толстый намек на то, как сильно Тёмыч выключился из реальности.

– Вызвать приступ сожаления или чувство вины не получится.

– Может, получится выпить пива после этого? – Макс коротко глянул в сторону репетиционного зала.

– Все может быть, – глубокомысленно изрек Тёмыч, собираясь с силами, чтобы отправиться на собрание. – Или не может. Без понятия пока.

– Понял, принял.

Шум в студии нарастал: мелодии и разговоры вырывались из классов в коридор, расцветали оттенками смеха и благодарностей. Первая половина дня, забитая занятиями, подходила к концу – впереди три часа перерыва, которые сегодня были выделены на обсуждения и мозговой штурм. Ученики, знавшие Тёмыча, радостно его приветствовали, обнимали, спрашивали что-то о музыке и проектах… Белый шум визуализировался. Тёмыч отвечал, не вдумываясь в вопросы, тут же забывал имена и лица, едва они отступали на шаг. Он выискивал в этой скромной толпе хитринку распахнутых глаз, знакомый замедленный поворот головы, мягкий, но уверенный голос. Варя же его не ждала вовсе. Она резко остановилась, едва услышала смех Тёмыча, замерла настолько, что впору было проверять, дышит ли.

– Жду всех в зале на обсуждение, – разнеслось по студии перезвоном тревожных колоколов, и Варя тут же скрылась из виду в многокомнатном нутре студии.

– Я встречу ребят из клуба. – Алёна неловко похлопала Тёмыча по плечу.

Его замутило от жалости, с которой и она, и другие посвященные в чужую личную жизнь смотрели на него. Хотелось помыться, наорать на Варю и поцеловать ее – такой вот несбалансированный ответ организма.

– Ну что, кто в этот раз забудет включить микрофон на сцене?

Говорят, все комики – глубоко раненные люди, а смех и шутки – защитная реакция. Тёмыч облачался в шутливый тон, словно в броню, сверкал веселым прищуром из-за стекол очков, но среди смеха нет-нет да и проскакивал момент растерянной тишины.

Включиться удалось не сразу: Тёмыч подвисал, выпадал из диалога, собирался ненадолго, чтобы вбросить идею-другую, и снова путался взглядом в ресницах Вари. Она нарочито смотрела в сторону, не улыбалась на его шутки и лишь изредка обращала на него внимание, словно постоянно забывала, что Тёмыч в этой комнате. Видя ее такую – с неестественно прямой спиной, без ямочки на подбородке от улыбки, отгораживающуюся формальным общением, Тёмыч терял весь свой запал, всю яркость мышления и образность идей. Он – старый мотор, который глох посреди важной поездки, ведь его зажигание больше не срабатывало. Спроси кто, к чему они пришли в обсуждениях, о чем договорились, Тёмыч лишь неопределенно мотнул бы головой да отмахнулся, что все четко.

– Я соберу все сегодняшние идеи, перечень документов, что нужно подготовить. – Варя устало ерзала по стулу, разминая затекшую спину. – Алён, с тебя – таблица подготовки со всеми ответственными и сроками. Хочется, чтобы в этот раз все прошло без косяков. Полчаса перерыва на кофе – и возвращаемся в классы.

Перехватить юркнувшую в дверной проем Варю не удалось. Тёмыч пожал руки арт-директору и звукачу клуба, в котором они будут выступать, и решительно направился к кабинету, где столько всего когда-то происходило, что вечера не хватит вспомнить. Дверь не поддалась, но Тёмыч не привык так быстро сдаваться.

– Варя, открой, пожалуйста.

Никакого ответа. Шорохи в кабинете стихли, эмоции – затаились.

– Варя, я знаю, что ты там. Давай поговорим… Варёнка.

Резкий всхлип – Тёмыч расслышал – и снова затишье. Что двигало им больше – боль или злость, – неизвестно, но следующий раз он грохнул по двери куда сильнее.

– Варя, открой!

– Э-э-э, братишка, давай выйдем покурить. – Макс нарисовался буквально из ниоткуда, пятерней размазал длинную челку по лбу, так и не убрав волос с лица.

– Я не уйду, пока она не откроет. – Это уже почти рык. – Варя!

– Тёмыч, остынь! – Макс попытался перехватить его руку, занесенную над несчастной дверью, но Тёмыч с силой его оттолкнул. К общему шуму прибавился глухой удар тощей спины об стену.

– Варя! Открой эту долбаную дверь! Ты должна со мной поговорить! Хватит вести себя как тварь!

– Брат, ты перегибаешь уже! – Макс с напрочь отбитым чувством самосохранения снова оказался за спиной Тёмыча. – Давай ты успокоишься, и тогда вы поговорите там. Ты, блин, пугаешь всех, и Варю в том числе, ну, подуспокойся чуток…

– Да как же вы все меня достали! – Тёмыч с размаху ударил обеими ладонями в дверь. – Все что-то знают, как лучше, как надо, ждут чего-то… А тут вот – красотка! – даже объясниться не хочет, поговорить со мной! Полтора года вообще ничего, что ли, не значат? Я не понимаю!

– Перестань орать.

Как снег в декабре для коммунальщиков, распахнувшаяся дверь стала неожиданностью, хотя вроде бы все именно этого и ожидали. Варя – пружина, а не человек, взгляд исподлобья, шипение вместо голоса – в упор смотрела на Тёмыча, тяжело дыша. Тот покачнулся от потери опоры, от холода, которым несло от Вари, но на ногах устоял.

– Ты нормальный вообще? Это студия, а не место для разборок. Всем нужно знать о нашей личной жизни?

– Как будто никто не знает! Варь, да все же тут в курсе, смотрят как на дворнягу сбитую на меня, – Тёмыч указал рукой куда-то вдаль коридора, где остались все остальные участники встречи. Макс едва успел уклониться, чтобы не получить случайную оплеуху от разъяренного друга.

– Я хотя бы не орала матом на всю студию!

– Конечно, ты провела собрание – сразу в постели, да? Ты же так решаешь проблемы и делаешь выбор, да?

Пощечина больно обожгла кожу, задела дужку очков – они эпично упали на пол. Тёмыч глядел на них, не поднимая глаз на Варю. Макс быстро присел, поднял очки и вложил в руку окаменевшего друга.

– Уйди, – бросил Тёмыч, и без того жалея, что Макс стал свидетелем этой безобразной сцены.