Текст книги "Невеста друга. Ты будешь моей "

– Дима спит с Шиловой, – глухо произношу вслух. Не вижу смысла скрывать. Да и он знает, он точно про это знает. Вижу по глазам. В них нет изумления в ответ на сказанные мною слова.

Слышу лишь свой безжизненный голос, полный безысходности. Грудь затопило болью, стало трудно дышать. Слезы текли, омывая лицо, но той агонии, что я ожидала, не было. Просто жаль себя и обидно, что я потратила на этого человека столько времени, а я для него была всего лишь… Удобной…

– Всё хорошо, Снежинка, не думай об этом, – прошептал, убеждая меня, Натан, и прижал мою голову к себе.

– Чем она лучше меня? – спросила у мужчины как сомнамбула. – Даже тебе она нравится больше. Я просто уродина жирная…

То самобичевание, которое преследовало меня во время учебы в университете, снова поселилось в груди, вот только Казарин вдруг резко поднял мою голову, глядя на меня напряженно.

– Неправда. Ты самая лучшая, Настя. Регинка и в подметки тебе не годится, она всего лишь девка на одну ночь, а ты…

– Удобная, – горько заканчиваю за него. – Даже тебе нужен ребенок, а не я.

Всхлипываю, чувствуя, как к горлу подступает ком.

– Нет, ты прекрасная, чуткая, добрая. Я… – вдруг замолкает. – Я люблю тебя. И это самая главная причина, по которой ты нужна мне.

И это его признание разрезает тишину так резко, что я вздрагиваю и застываю. Шокированно смотрю на Натана, не веря его словам, вот только чем дольше смотрю на него, тем больше начинаю понимать, что он ни капли не соврал. Глаза – зеркало души. А его зеркало сейчас не врет.

– Но я… – лепечу, бегая глазами по комнате, лихорадочно думая, как поступить. Чувства внутри меня смешались, и я не понимала их природы, так что сейчас находилась на перепутье. – Но я… Чужая жена…

Натан после моих слов нахмурился, слегка отстранился, но руки с моих плеч не убрал.

– Ты хочешь остаться с Димой? – задал вопрос, заставший меня врасплох.

Но думать здесь нечего. Буду честна, Ермакова я не любила, никогда не любила. Иначе сейчас страдала бы от чувства брошенной и преданной жены, но всё, что я испытываю, это разочарование из-за бесцельно потерянных месяцев. Он просто меня использовал для достижения своих целей.

– Нет, не хочу, – ответила, опустив голову.

После измены назад дороги нет. Вот только в душе моей и у самой была червоточина. Ведь я первая изменила ему с Натаном.

– Вот и хорошо, – выдыхает Казарин, притягивая меня к себе и обнимая, даря тепло и спокойствие.

Однако всё происходит с точностью до наоборот. Я начинаю дрожать, теряя самообладание, а из глаз прорываются слезы обиды, горечи и ощущения предательства, которое обручем обхватило грудь.

– Вы все такие, – всхлипываю, бормочу и бью кулачками по плечам Натана, куда могу дотянуться.

– Тише, тише, – бормочет босс, давая мне выплеснуть гнев, позволяя использовать себя как грушу для битья.

И как ни странно, это мне помогает, дает пусть временное, но облегчение. Слезы опустошают и лишают сил.

– Пойдем-пойдем, – уговаривает Казарин, тянет в ванную. – Примешь душ, ляжешь спать. Ты устала, перенервничала. Убить готов Ермакова!

Сквозь заботу прорывается злость, я ее явственно слышу. Не упираюсь на этот раз, позволяю себя раздеть и помочь забраться в душ. Я так слаба, что Казарин, чертыхнувшись, скидывает с себя одежду и забирается в душевую кабинку, задвигает стеклянную перегородку.

– Тсс, не надо дергаться, малыш, я просто позабочусь о тебе, – снова говорит тихо и утешающе, стараясь не смотреть на меня, и я благодарна ему за этот внезапный приступ благопристойности.

Знаю, что по натуре Казарин не такой. Он далек от целомудрия, скромности и такта. Наглый, дерзкий, нахрапистый. Но зато честный! Не в пример Диме он честный и откровенно заявляет обо всем, что думает.

Потом мы, вытершись и высушив волосы, устраиваемся на диване в гостиной, включаем какой-то незамысловатый фильм. Мне так уютно и комфортно полулежать с Казариным в объятиях. Кто бы мог подумать, что я буду так проводить время и никуда не захочется отсюда уходить. Вечность бы так лежала.

– Ермаков всегда был таким, – затрагивает он неприятную тему, поглаживая меня по волосам, моя щека прижата к его сильной груди, которая мерно вздымается. – Мог уговорить препода поставить ему оценку на балл выше только своей улыбкой. Избегал ответственности. Сваливал ее на других. Дима делает только то, что ему выгодно. Он талантливый юрист, цепкий, умный, но для отношений такой человек не подходит. Он только берет, но не дает. Он не даст того, что нужно тебе, Снежинка. Ты нежная, светлая девочка. Надо, чтобы заботились о тебе, а не ты – о ком-то.

– Я не хочу говорить о нем, не хочу думать, что они с Шиловой делали и как смеялись надо мной, – шепчу тихо, чувствуя, как мои губы касаются футболки Натана, натянутой на мускулистой груди. Это не может не волновать меня чисто по-женски. – Я начинаю жутко злиться, когда понимаю, что он не планировал со мной настоящую семью, но при этом позволил мне зачать от него ребенка. Я не могу поверить, что можно вот так запросто поиграть с чужой жизнью. Ведь он отец моего ребенка, и мне всю жизнь придется с ним общаться.

– Не придется, слышишь? Не придется, снежинка! – горячо уверяет Натан, приподнимая мою голову и встречая мой растерянный взгляд. – Я позабочусь о том, чтобы ты не соприкасалась больше с теми людьми, кто тебе неприятен. Слышишь? Ни с людьми, ни с обстоятельствами. Расслабься, думай о детях, а остальное предоставь мне.

И такая горячая благодарность затопляет меня от этой его заботы, что я снова начинаю лить слезы, а потом и сама не замечаю, как проваливаюсь в глубокий спасительный сон. А утром просыпаюсь в объятиях Натана.

Глава 21
Натан

Твердо намеренный оградить свою снежинку от всех забот, я отложил в сторону телефон. Пусть разрывается от звонков. Плевать. Пусть ищут. Управляющий я партнер или кто?

В конце концов, сотрудники компании получают приличную зарплату. Справятся без нас. Но моя упрямая девочка была другого мнения.

Стоило ей проснуться поутру и взглянуть на часы, как она забегала по спальне в поисках одежды. Даже про тошноту забыла. Или утренний токсикоз закончился? Надо погуглить.

Наблюдая за ее перемещениями, улыбаюсь. Такая она красивая, сладкая, растрепанная моя девочка. Вместе с нежностью в душу пробирается злость.

Настя всхлипывала полночи, дергалась во сне и бормотала сонный бред, но даже этих слов хватило, чтобы понять, как она страдает. Ермаков причинил ей сильную боль, даже несмотря на то, что она не любила его.

Это я точно знаю. Просто плыла по течению, справлялась как может с испытаниями. Он затащил ее в брак – и она не сумела найти другого выхода. А этот мерзавец за ее спиной спутался с Шиловой.

Та, в свою очередь, явно воспользовалась ситуацией, чтобы выведать у него что-то. Либо это он первый к ней подкатил. Хрен разберешь. Да они и не волнуют меня в такой степени, чтобы думать об их отношениях.

Но оградить Настю от Ермакова и Шиловой необходимо. Они могут задеть ее – сказать что-то обидное, заставить ее плакать и страдать, а этого я больше не позволю!

Размышляя о том, что предпринять, поднимаюсь с кровати и иду к Насте, перехватывая за талию и заставляя на меня посмотреть.

В глазах ее вижу беспокойство, растерянность и страх. Хочу убрать их любым способом. Она не должна испытывать негативные чувства. Не ради детей. Ради себя. Любви к себе эту девочку нужно учить. Я готов на это положить свою жизнь.

– И куда ты собралась?

– На работу. Натан, мы пропустили всё на свете. Встречи, договора, звонки. Я не смогу потом справиться и разобраться с этим всем.

– Какая работа? Успокойся, Насть. Я уже всем позвонил и отменил все дела. Не преувеличивай нашу важность. Без нас ничего не развалится.

– Но… – хмурится моя девочка, и я с нежностью щелкаю ее по носу, а потом убираю прядь волос за ухо. Она млеет от этой ласки, но беспокойство из ясных глаз не исчезает.

– Но у нас много дел, помимо офиса, – договариваю фразу за нее. – У тебя отец в больнице. Ты забыла? Поедем к нему. Потом перекусим. Я, конечно, могу приготовить жирную яичницу, но будет лучше, чтобы мы поели здоровую пищу в каком-нибудь хорошем месте. Потом – к врачу на осмотр. А потом можем и поработать. Лия Борисовна пришлет нам документы на почту, водитель завезет бумаги на подпись. Не проблема.

Малышка глядит на меня с изумлением, склонив голову набок.

– Точно? Меня не надо жалеть, Натан. Женщины работают до семи месяцев беременности. В декрет уходят только на большом сроке. До этого момента я не вижу причин прохлаждаться. Возможно, с двумя детьми ситуация будет посложнее. Если надо будет, я лягу в больницу на сохранение. Надрываться я не стану, это же все-таки мои дети и мой последний…

Опускает голову, обрывая саму себя, но я знаю, о чем она думает.

– Ты уверена, что диагноз верный? Сколько случаев, когда врачи заверяли семейные пары, что оба бесплодны, а потом случалось чудо. Ты молодая, здоровая, медицина шагнула далеко вперед. Мы можем поехать за границу и там поискать способы вылечить твою болезнь. Хотя сперва я бы тщательно проверил клинику на предмет мошенничества. Ермаков рассказывал, что ты даже брала кредит, чтобы оплатить обследование и дальнейшее лечение. Так что они были заинтересованы в том, чтобы навешать на тебя диагнозов.

– А если новое обследование лишь подтвердит диагноз?

– Ты всегда боишься рисковать, снежинка, боишься будущего. Оно не всегда обещает только плохое. Откуда в тебе такой страх, расскажешь?

– Нам надо ехать, Натан, – ускользает из моих объятий, но я не отпускаю.

– Никуда не пойдем, пока ты не расскажешь, – говорю твердо, – ты должна попробовать верить в себя и в свое будущее.

– Знаешь, тебе легко говорить. Ты всегда был такой уверенный в себе. Я смотрела на вашу стайку мажоров и принцесс и думала лишь о том, куда бы спрятаться подальше, чтобы меня не задели.

– Ты хорошо пряталась, снежинка, – усмехаюсь своим воспоминанием, а она хмурит брови.

– Что? Ты о чем?

– А ты не помнишь тот случай в столовой универа?

– Какой такой случай?

– Ха! Грозная снежинка чуть не убила меня пончиком. Так посмотрела, что я понял, что нет смысла даже пытаться к тебе подходить.

Снежина смотрит так оторопело, что я поясняю дальше:

– Ты стояла возле подноса с пончиками, я подошел и попросил передать мне один. Да, подкат не очень, но я пытался, – жму плечами, вспоминая милую пухляшку, которая привлекла мое внимание, но отшила одним взглядом. – Я думал, ты меня огреешь этим самым подносом.

– Натан! Так это ты хотел поухаживать?! – приходит в смятение и краснеет, так мило закусывая губку, что я не могу удержаться. Целую ее, но она кладет руку мне на рот. Мотает головой. – Казарин! Я хочу понять! Я – толстая серая мышь – нравилась тебе в университете?! Ты подошел, чтобы завязать знакомство?!

– Во-первых, толстой ты не была, – я уже начинаю злиться, – и не смей называть мою любимую девушку серой мышью! Ты нравилась мне. Я подошел, но по взгляду понял, что не стоит и пытаться.

Она прикрывает руками лицо и чуть не плачет.

– А я… Я подумала, что ты издеваешься и говоришь, что я ем слишком много пончиков. Ты как-то так сказал, мол, зачем тебе так много, и так толстая.

– Настя, я такого не говорил, – смотрю на нее в изумлении, и наконец передо мной во всей красе предстают все Настины комплексы. Все те страхи, что помешали ей быть уверенной в себе и открываться людям. Вместо досады испытываю жалость. Бедная моя Настя, настрадалась за всю жизнь. Просто обнимаю ее, тихо посмеиваясь.

– Дуреха ты моя. Насть, ничего такого я не имел в виду!

– Ты же это сейчас придумал, да? Про случай с пончиками.

Закатываю глаза, понимая, как с ней будет сложно. Комплексы искоренять – это не фирмой управлять. Последнее у меня в крови, а вот первому еще учиться и учиться.

– Я не вру, снежинка, тебе придется и к этому привыкать, – целую в макушку и подталкиваю к выходу. – А теперь идем, нужно подкрепиться, наши дети не должны голодать и уже тем более питаться фастфудом при состоятельном живом отце.

Она подчиняется, передвигает ногами, но открывает-закрывает рот словно в недоумении. Да-да, любовь моя, я не позволю тебе разделять мое отношение к детям и уж тем более напоминать им, что у одного из них другой отец. Оба моими будут. И точка.

В кафе она будто пытается сэкономить.

– Нет, давай вот это, – тыкает пальцем на картинку самого дешевого супа в меню.

Еще и высматривает постоянно что-то в меню напротив названий блюд, и только потом до меня доходит, что высчитывает калории.

– Настя, – хмурюсь, окликая ее. – Заказ я сделаю сам, и не спорь. Тебе нужно плотно питаться. Еще не хватало, чтобы ты заболела.

В общем, даже питание пришлось взять в свои руки. Не нравится мне эта ее тяга что к похудению, что к экономии. Ей стоит начать привыкать, что за всё теперь отвечаю я, как ее мужчина. Дима этого сделать не смог, еще и посеял, видимо, в ней многочисленные комплексы. Так что работы предстоит много.

Всё это время, пока мы ели, у Насти постоянно звонил телефон. Она положила его экраном вниз на стол, но вибрация периодически отвлекала и меня.

– Кто это? – нахмурился, недовольный таким поворотом.

– Дима, – поджала губы и ответила словно нехотя.

Напрягся, а затем откинулся на спинку стула. С ним нужно решить проблему самому. Пока он занят работой в филиале, не приедет, так что передышка у Насти будет. А пока мы займемся более тяжелым случаем.

– Ешь, – киваю на стейк на ее тарелке, который она вяло ковыряет.

– Я не голодна.

Да-да, конечно, вижу, какими глазами провожает каждый кусочек из моей стремительно убывающей тарелки.

– В чем дело, Настя? – вздыхаю, понимая, что дело серьезнее, чем я мог бы ожидать.

– Я толстая, – тихо, опасливо озираясь по сторонам, говорит она. – А беременные едят так много, оправдываясь тем, что едят за детей тоже.

Хмурюсь, злясь на ее упрямство.

– Ты худая, снежинка, ты давно в зеркало смотрелась? – вздергиваю бровь. – Я люблю тебя и твое тело и не позволю портить мне его. Даже тебе, понятно? Ешь давай, нечего морить ни себя, ни детей голодом. Будешь есть в меру, и ничего не случится.

Она дергается, ерзая на стуле, но приступает к трапезе. Я же выдыхаю, понимая, что выиграл только битву с ее стереотипами, вбитыми в голову. А война за ее килограммы нам еще предстоит.

Ничего, я опытный мужик, свою-то женщину уж точно укротить смогу.

Настя

Ем под присмотром Натана, почти давлюсь, хотя желудок благодарно урчит, конечно. Разговоры прекращаются, мы сидим молча, оттого так отчетливо слышны чужие слова за соседним столиком и тихий плач.

– Ты чего, Оль? Пусть катится на все четыре стороны, – успокаивает подругу темноволосая девушка, которая сидит ко мне спиной.

– А ребенку я что скажу? Что отец променял сына на модель и деньги? – продолжает всхлипывать вторая. – Что я поправилась и он меня разлюби-и-ил? Ну скажи, разве я толстая?

Ее подруга в ответ на вопрос как-то замялась, неуверенно ответила отрицанием. А во мне знакомой болью отозвались ее слова. И эта считает себя толстой…

– Да ладно, тебе, Шевченко тот еще мудак, – покачала головой подружка.

– Да если бы не Ермаков, который сам и подсунул ему эту модельку, мы бы счастливы с Петей были, – высморкалась в салфетку, нос у нее уже распух от слез.

– Уверена? – спросили ее. – Хотя о чем я. Наверняка просто бабки хотел с него за ведение бракоразводного процесса вытянуть.

На этих словах я замерла, прислушиваясь к разговору. Отчего-то пробило на озноб. Натан стиснул челюсти, на скулах заиграли желваки, я же опустила взгляд.

– Простите, – подала голос, желая узнать правду прямо сейчас.

Обе девушки посмотрели на меня, я же прикусила губу.

– Ваше дело вел Ермаков Дмитрий? – спросила, а сама смотрела с надеждой, что говорили они о другом юристе.

Вот только по выражению лицу Натана я уже знала ответ.

– Он, а вы что, его знаете? – взглянули на меня с подозрением собеседницы, даже прищурились, словно в зависимости от моего ответа могу стать для них врагом номер один.

– Развалил мой брак, – улыбнулась, почти не слукавив.

Девушки расслабились, одна продолжила плакать, а вторая ее утешать. А я чувствовала, как грохочет сердце. Неужели Дима настолько беспринципен, что готов на всё ради денег и карьеры?

Сколько еще нового я узнаю о нем, что перевернет полностью представление об этом человеке?! Чувство горечи наполнило нутро, и я резко встала, желая скорее выйти из душного помещения.

Казарин понял меня без слов, двинулся следом. Мы достигли закутка между двумя стеклянными дверями, где можно было уединиться.

– Настя, не надо сбегать. От правды не убежишь, – говорит мне в спину, и я резко оборачиваюсь, так что волосы хлещут меня по лицу.

– Почему я была такой дурой? Почему я доверилась ему? Он просто мог отойти в сторону, и я бы сама разобралась с ЭКО! А теперь, а теперь… – всхлипываю, снова начав рыдать, а Казарин уже и готов стать моей персональной жилеткой. Он меня точно бросит, если не перестану так эмоционально реагировать.

– Успокоилась? – подает он мне очередную салфетку, которых, наверное, захватил с собой штук двадцать, и я благодарно беру ее.

– Мы не будем это снова обсуждать! – заявляю, принимая твердое решение. – Много чести Ермакову, чтобы тратить на него время!

– Вот это моя девочка! Ну что, едем в больницу? – Натан подает мне руку, выводя из кафе.

– Да, только давай купим фруктов ему и девочкам конфет, – суетливо заглядываю в сумку, смотря наличность и карточки и пытаясь вспомнить, сколько там у меня на счетах.

Мою руку перехватывает большая сильная ладонь Казарина. Взгляд не то что осуждающий, но упрекающий точно. Качает головой из стороны в сторону.

– Хватит трясти своим кошельком и независимостью в придачу, я сам всё оплачу.

– Натан, не придумывай! Что за ерунда? Ты не обязан, – тушуюсь, уже подозревая, что он продавит свое решение.

Так и происходит. С Натаном Казариным не бывает иначе. Мне даже кажется, что он как-то договорится и устроит так, чтобы второй ребенок оказался от него. И если бы я не знала в точности, что мне проводили ЭКО и подсадили эмбрион Ермакова, и что у беременностей разные сроки, я бы тоже лелеяла радужные мечты о том, что оба ребенка от одного мужчины.

Прошибает пот и снова охватывает стыд, но я пытаюсь отгородиться от правды. Нет, я ее признала, уверена, что научусь с ней жить, но пока мне слишком тяжело.

Но, когда входим в палату отца, приходится натянуть счастливую улыбку. Родители не должны ни о чем догадаться, сестренкам тоже не стоит вникать в превратности моей судьбы.

– О, какие люди! – радуется отец, которого Казарин волшебным образом к себе расположил после пары встреч.

Хотя о чем я? Натан очень даже обаятельный, располагающий к себе. Он умеет найти подход к людям и сказать им приятные вещи, при этом не выглядит фальшиво. И сейчас, отматывая пленку памяти назад, начинаю припоминать, как Ермаков играл роли, а потом, когда мы покидали то или иное место, он словно снимал маску и говорил что-то гадкое о людях, которым только что улыбался.

И почему я сразу не заметила его странности и не придала им значения? Ведь мои глаза не были зашорены моей к нему любовью. Наверное, я просто хотела ему верить. Довериться хоть кому-то в этом мире, особенно тому, кто уделил мне внимание и давал почувствовать, что я ему нравлюсь.

Но эти чувства несравнимы с тем, что я испытываю к Натану.

– О чем задумалась моя красавица? – он оказывается рядом и проводит кончиком носа по моему уху. Мимолетное касание, а я уже трепещу.

– О тебе, – признаюсь честно, переводя взгляд на родителей, которые не спускают с нас глаз.

– Настюш, а вы нам ничего сказать не хотите? – встрепенувшись, мама явно начинает волноваться. Как же, услышала вдали звон свадебных колоколов.

Но она, конечно, придумывает! Кто вообще думает о свадьбе?

– Хотим, – поражает меня Натан, обнимая за плечи. – Мы с Настей…

– Нет-нет-нет! – тараторю я, расширяя глаза и ошарашенно пялясь на него.

Но он невозмутимо продолжает, игнорируя мои возражения:

– Мы с Настёной подали заявление в ЗАГС!

После его слов наступила секундная тишина. И вдруг все начали нас поздравлять и ликовать.

– Вот это дело! Уважаю! – голосил папа.

– Свершилось, – поднимала глаза к потолку мама.

Я же стискивала зубы, что без меня меня женили. Это как вообще? А ничего, что я как бы всё еще замужем? Грозно глянула на Казарина, а он взял и прижал меня к себе, целуя в висок. Смотрю на счастливые лица родителей и решаю не портить им праздник. А как уйдем, серьезно поговорю с этим наглецом.

Вот только когда мы выходим из палаты, у меня разрывается от звонков телефон. Дима. Черт!

– Да? – решаю всё же ответить, расставить все точки над «i».

– Ты когда дома будешь? Я подъеду, нам надо поговорить, – его голос звучит глухо, словно он чем-то расстроен.

Вздыхаю, смотрю на Натана, стоящего возле машины, и решаю ответить согласием.

– Через полчаса, – и сразу же бросаю трубку.

Хочет поговорить? Поговорим, вот только больше я не собираюсь быть той наивной девочкой, что была раньше.

  Мы едем в тишине. Казарин, видимо, боится моего взрыва из-за его самоуправства. Я же беспокоюсь о предстоящем разговоре. Машина въезжает во двор, я вижу Диму у подъезда, он сидит на скамейке и буравит взглядом автомобиль.

– Я сама поговорю с ним, – кладу ладонь на руку Натана, когда он напрягается всем телом.

– Уверена? – вопросительная интонация отзывается во мне теплом.

Сейчас он не строит из себя мачо, а действительно интересуется моим желанием.

– Это мое право, – качаю головой и выхожу из машины.

Подхожу на подрагивающих ногах к Диме. Он поднимается, и мы смотрим друг другу в глаза.

– Шилова отпустила-то? – горько усмехаюсь, видя засос на его шее.

Он нервно дергается и трет кожу в этом месте.

– Ты всё не так поняла, Насть, – а голос-то какой виноватый, вид побитый, никогда не замечала, какой он талантливый актер и манипулятор.

– А что я должна была понять? Всё прекрасно услышала. Ты спишь с ней, а я так, удобная жена, которую не стыдно показать родителям. Которая дома будет с детьми сидеть, пока ты будешь делать карьеру. Такую судьбу ты мне приготовил? Домработницы и обслуги?

Мои слова бьют наотмашь и способны задеть любого адекватного человека, вот только не Диму. Он встряхивает головой и смотрит на меня с поджатыми губами.

– А сама что? Пока меня нет, с Натаном сблизилась? В своем глазу соринки не видишь?

Его выпад настолько неожиданен, что я даже вздрагиваю. Мне нечего на это сказать, но я не опускаю взгляда. Не вижу в своей любви ничего постыдного. Да-да, хотя бы себе в этом стоит уже признаться.

– Прости, Насть, я ляпнул не подумав, – и снова тот самый Ермаков, который любит, чтобы всё было по его указке. – Не глупи, мы же муж и жена, клятвы давали. Всё это блажь, давай начнем с чистого листа. Поедем сейчас к моим родителям, они так хотят тебя увидеть. Не сомневайся, мы будем счастливы.

– Ты серьезно? – удивленно приподнимаю брови. – Думаешь, после всего этого и интрижки с Шиловой я к тебе вернусь и буду терпеть всю жизнь твои измены?

Он молчит, хмурится, нечего ответить.

– Но я ведь терплю, что ты носишь ребенка Натана.

Ахаю, отступив на шаг и обхватив руками живот. Это был нечестный удар под дых. То, чего я так боялась. Что моя ошибка всегда будет аукаться.

– Ты делаешь это ради своей карьеры, а не из-за чувства любви ко мне, Дима, – впервые говорю эти страшные слова вслух.

И верю им сама, ведь это чистая правда. Только я не хотела признавать этого раньше. А теперь больше нет выбора, стоит выбраться из своей скорлупы.

– Ты еще пожалеешь, Настя. Одумайся и сделай правильный выбор, пока не поздно. Это я готов принять твоего ублюдка, а разве Натан согласится воспитывать моего? Он не так благороден, как ты думаешь.

Он продолжает говорить мне гнусности и науськивать против Казарина, но у меня в ушах вата. Именно в этот момент я понимаю, какие они с Натаном противоположности. Словно небо и земля. Дима даже мизинца моего босса не стоит.

– Уходи, – глухо произношу, чувствуя слабость в теле.

– Послушай, Настя, – цедит уже сквозь зубы Ермаков и делает шаг вперед, стращая своей комплекцией и подавляя энергетикой.

Я отступаю, чувствуя подступающий страх. И в этот момент мои плечи обхватывают теплые мужские ладони. Поднимаю голову. Натан.

– Ты плохо расслышал, Ермаков? – угрожающе двинулся уже Казарин на бывшего друга, закрывая меня собой. – Хочешь оставить за собой место, проваливай.

Он точно знает характер Димы. Тот всегда больше переживал за свое место под солнцем. Так что расчет оказывается верным, и тот ретируется, так и не получив того, чего хотел. А мы с Натаном остаемся вдвоем.

– Не надо было оставлять вас одних, – бесится он, помогая зайти в подъезд.

Я же просто молча качаю головой. Нет, всё мы сделали правильно. Я поставила точку в отношениях с Димой лично, с глазу на глаз. А когда мы зашли лифт, и створки закрылись, почувствовала, как с плеч свалился груз вины. Подняла голову и посмотрела на Казарина, который и вовсе не отводил с меня глаз.

– Спроси меня, – улыбаюсь, чувствуя, что готова вступить в новую жизнь.

И он понимает меня с полуслова. Улыбается.

– Ты выйдешь за меня? – заветный вопрос.

– Да, – мой кивок.

И он целует меня в губы. Нежно, обхватывая руками и бережно прижимая к себе. Уверена, он сможет сделать меня счастливой.