Текст книги "Велесов овраг"

Её слова навели меня на мысль, что нам с Лисёнком придётся следовать на восток вместе с отрядом генерала Арно, хотим мы этого или нет – слишком многое нам теперь известно, чтобы генерал мог спокойно нас отпустить.

25 марта 1942 года.

Ничего особенного не происходит. Генерал Арно ждёт возвращения Робера Леру и Анри Рено. Лисёнок утверждает, что чувствует себя превосходно и, похоже, это действительно близко к истине. Он даже говорит, что не прочь сам пойти в разведку, если генерал Арно ему позволит. Что за глупости, да какой из него разведчик? Надеюсь, генерал не воспримет его слова всерьёз.

26 марта 1942 года.

Робер и Анри до сих пор не вернулись, хотя день уже клонится к закату. Генерал Арно говорит, что беспокоиться рано – город, куда они отправились, в сотне километров от нашего штаба. Я уже говорю – «наш штаб», так привыкла жить среди разведчиков.

Лисёнок опять говорит странные вещи – про какие-то самолёты. А утром опять упомянул имя Сабуро. Я уже, честно говоря, давно о нём забыла, но теперь его образ снова не выходит у меня из головы. Кто же такой, этот Сабуро, и какое отношение имеет ко мне?

27 марта 1942 года.

Сегодня днём я впервые встретилась с лейтенантом Анри Рено. Да, прав был лейтенант Легран – не особенно приятный молодой человек этот Анри. Мне кажется, не будь рядом со мной Лисёнка, лейтенант Рено позволил бы себе несколько вольностей в отношении меня.

Выслушав доклад Робера, генерал Арно сказал всем, чтобы готовились на рассвете выступить к усадьбе Сен-Жюст, расположенной к востоку отсюда.

Вечером Робер о чём-то долго разговаривал с Лисёнком, а когда я спросила Луи, о чём они говорили, тот ответил только, что Робер угнал у немцев самолёт. И теперь у нас есть возможность производить разведку с воздуха.

«Самолёт он перегнал в Сен-Жюст?» – Спросила я, и Луи подтвердил мою догадку.

28 марта 1942 года.

Сегодня на рассвете мы выступили. До усадьбы Сен-Жюст было около пятнадцати километров. Мы прошли это расстояние за четыре часа, нигде не останавливаясь по дороге.

Главное здание усадьбы было построено в конце восемнадцатого века и до сих пор сохраняло свой величественный вид, несмотря на то, что штукатурка со стен местами осыпалась и сквозь трещины в стенах и колоннах кое-где проглядывала железная арматура.

Внутреннее убранство комнат уже не было таким роскошным, как при жизни тех, кто строил эту усадьбу, но стены были крепкими, а в окнах почти все стёкла были целы, и это самое главное!

Вечером солдаты вскрыли вход в подвал и обнаружили там большой запас вина и брусничной настойки, вероятно, сохранившийся ещё со времён последней французской революции. Похоже, предвидится небольшая пирушка с песнями и танцами. Что ж, они все это вполне заслужили.

Глава IV

Сержант Аманатидис

– Что это?! – Рогнеда в страхе перекрестилась, глядя на самолёты расширившимися глазами.

– Это называется бомбардировщик, – сказал Ярослав. – Такая машина, которая летает по воздуху и может сбрасывать бомбы на различные объекты, расположенные на земле.

– Бомбы? Это что такое?

– Такие железные штуки, которые взрываются при ударе обо что-нибудь, – объяснил я.

– Зачем это нужно? – Всё ещё не понимала Рогнеда.

– Это современный способ ведения войны. – С умным видом ответил мой брат. – Копья и мечи уже давно в прошлом! В этом веке каждый старается причинить врагу как можно больше ущерба, но так, чтобы при этом свести к минимуму собственные потери. Наука не стоит на месте, технологии эволюционируют с каждым днём!

– Зачем ты говоришь латинскими словами? Говори по-русски! – Попросила девушка. – Я половины не понимаю!

– Он имеет в виду, что теперь для ведения войны понаделали всяких разных штук, – как мог, перевёл я. – И бомбардировщики – одни из них. Ими управляют люди – пилоты – они выискивают цель и уничтожают её бомбами.

Рогнеда кивнула – видимо, кое-что уяснила для себя. А она весьма сообразительна для девушки, менее получаса назад убегавшей от злобных монгольских воинов тринадцатого века. И, к тому же, симпатичная.

– Мне холодно, – сказала Рогнеда, и её слова заставили меня вспомнить, что сейчас не лето.

– Мне тоже, – отозвался Ярослав.

– Надо найти какой-нибудь дом поблизости, – предложил я, и все со мной согласились.

Только вот где это самое «поблизости»? Проспекта Андропова ещё и в проекте нет, ближайшее метро – Автозаводская, храмы на территории парка, насколько я помню из незабвенной Википедии, сейчас закрыты. Остаётся только один вариант: идти в ближайшую деревню – Дьяково, а там напроситься к кому-нибудь в гости, уповая на то, что меня по чистой случайности не примут за японского шпиона и не расстреляют на месте.

Мы поднялись по склону оврага и направились к бревенчатому одноэтажному строению на краю деревни. Я предоставил Рогнеде привилегию постучать в дверь, а сам благоразумно остановился чуть в стороне, за спиной Ярослава.

Ждать пришлось недолго – за дверью послышались шаги и низкий женский голос спросил:

– Кто там?

По голосу сложно было определить, сколь лет хозяйке дома.

– Пустите нас, пожалуйста, обогреться. – Жалобно попросила Рогнеда. – Мы замёрзли и очень устали.

Дверь приоткрылась, и на нас подозрительно уставилась уже немолодая женщина.

– Вы кто такие будете? – Спросила она и тут заметила, что одеты мы совсем не по погоде, особенно Рогнеда. – Да что же это такое! Разве ж можно по мёрзлой земле босиком разгуливать? Заходи, девочка, погрейся! – Женщина протянула руку и сама втащила Рогнеду в дом. – Что ж это вы, юноши, допустили такое?

– Да мы её нашли всего полчаса назад, причём именно в таком виде! – Возмутился Ярослав.

– Да, сами-то вы тоже не по погоде наряжены, милые юноши!

Ну, наконец-то, заметила!

– Али вы из тёплых краёв прибыли? – Она спросила это, в упор глядя на меня.

– Это… что за намёки, бабушка? – Да, невежливо как-то, но я привык говорить то, что думаю. – Почему вы так на меня смотрите?

– Ох ты ж, поди ж ты! По-русски хорошо говоришь. Как тебя звать?

Несмотря на всю свою подозрительность, бабка мне понравилась, и мне не очень-то хотелось ей врать, но выбора не было – назваться своим настоящим именем я не мог. Придётся импровизировать.

– Мурат, – назвал я первое имя, пришедшее мне в голову. Будем надеяться, мне удастся сойти за какого-нибудь крымского татарина.

– А тебя? – Обратилась она к моему брату.

– Ярослав.

– Заходите, замерзли, небось, – сказала женщина и пропустила нас в дом.

Рогнеда сидела возле печи и уже успела заплести свои длинные волосы в косу. При нашем появлении она встала и поклонилась хозяйке дома:

– Благодарю тебя, добрая женщина! Меня зовут Рогнеда. Позволь узнать твоё имя, дабы я могла поминать его в своих молитвах!

Я обычно стараюсь не ругаться матом, но в тот момент мне очень захотелось сказать что-то особенно проникновенное. Причём самому себе, поскольку это было большое упущение с моей стороны – не рассказать Рогнеде о том, как в Советском Союзе относились к религиям вообще и к Христианству в частности. Оставалось надеяться, что бабка либо православная, либо снисходительно относится к верующим.

– Я Авдотья Никитична, – представилась женщина. – Ты славная девушка, Рогнеда, да и вы, юноши, весьма неплохие, как я погляжу. Поэтому хочу предупредить вас: сюда часто заглядывает один сержант, убеждённый атеист, терпеть не может никаких упоминаний имени Божьего. Я даже икон в доме не держу, чтоб не сердить его. Хотя отец его православный грек – сын только в Партию верит, как сам утверждает. Вояка он, вроде, сносный, да и сейчас каждый солдат у Красной армии на счету – фрицы так и норовят в Москву сунуться.

– Он не верит в Бога? – Рогнеда была просто в ужасе от того, что на свете есть атеисты.

– Здесь это нормально, – поспешил я успокоить девушку, но, похоже, мои слова её не особенно убедили – она просто не могла понять, как можно не верить в Бога.

– Ох, у меня ж похлёбка выкипит! – Вскрикнула Авдотья Никитична и кинулась открывать заслонку печи. – Проходите к столу, ребятки, угощу вас, чем Бог послал. Нынче, сами знаете, трудно еды достать. Да вот сержант Аманатидис помогает порою – сынок мой старшой у него начальником.

Оказалось, что Авдотья Никитична любила поговорить, и за всё то время, что мы провели в её доме, успела рассказать нам, сколько у неё братьев, сестёр, детей, племянников, внуков и всех перечислить по именам.

– Сестра моя ещё в пятом году уехала со своим мужем во Францию, и дочь свою, Елену, забрала. Лет-то ей, поди, пяток тогда было, Ленке-то. Письмо присылала в девятнадцатом году, что сама уже замуж вышла и дочь родила, имя дала ей королевское – Изабель. Я запомнила, потому что необычное имя, красивое больно. А потом письма приходить перестали, не знаю, что сталось с ними со всеми. А вот и чайник закипел, заварю вам сейчас чабреца – осенью насушила целый ворох, да ещё мяты, малиновых листьев и всякой целебной травы!

Я уже с трудом воспринимал речи Авдотьи Никитичны. Ярослав и Рогнеда, судя по всему, тоже, но покидать тёплый дом как-то не хотелось. Ещё немного посидим тут, поболтаем с приятной тётушкой, а потом вежливо откланяемся и как-нибудь попытаемся вернуться в две тысячи тридцать девятый год. Да, Рогнеду придётся взять с собой – лучше пусть она будет с нами, чем невзначай окажется в Москве времён Ивана Грозного или войны с Наполеоном – этого её тонкая психика тринадцатого века точно не выдержит.

За окном неожиданно стемнело. Авдотья Никитична зажгла свечи и по завыванию ветра в печной трубе предположила, что будет дождь. Стоило ей только сказать об этом, как по крыше застучали первые капли. А ещё через несколько минут послышался стук в дверь.

– Никитична, это я, – прогремел с улицы могучий бас.

– Сержант Аманатидис пожаловал, Спирос Аристотельевич.– пояснила Никитична. – Иду, иду, милок!

– Спирос Аристотельевич? – Повторил Ярослав, и мы с ним одновременно заржали, чем вызвали у Рогнеды явное недоумение.

Очевидно, в её родном тринадцатом веке подобное сочетание имени и отчества звучало вполне естественно и ни у кого не вызывало таких бурных эмоций.

– Я тебе, Никитична, сегодняшнюю «Правду» принёс, – садясь рядом со мной, сказал сержант Аманатидис. – И половинку курицы. Сготовь сейчас, чтобы не испортилась.

Я искоса взглянул на газету, которую Спирос положил на стол, и увидел дату, напечатанную на первой странице: 7 апреля 1942 года. Круто – даже мои бабушки с дедушками ещё не родились, да что там – их рождение ещё пока не запланировано моими прадедушками и прабабушками!

– А что это за гости у тебя, представишь? – Сержант задал этот вопрос, пристально рассматривая Рогнеду. На нас с братом он пока не обращал никого внимания.

– Это очень милые ребятишки, замёрзли в дороге, я пустила их погреться, – объяснила Авдотья. – Вы тут познакомьтесь пока сами, а я ужин сготовлю. Славная курочка – бульон будет наваристый на завтра для супа!

Меньше всего мне хотелось сейчас общаться с этим сержантом, Спиросом Аристотельевичем, но моего мнения никто не спрашивал. Поэтому мне оставалось только стараться не привлекать его внимания. Ярослав тоже пытался быть как можно более незаметным, а вот Рогнеда при всём желании не смогла бы спрятаться от откровенно рассматривающего её товарища Аманатидиса.

– Как тебя зовут, красавица? – Очевидно, он пытался придать своему голосу оттенок нежности, но на деле его тон получился с примесью еле сдерживаемой похотливости.

– Рогнеда, – робко ответила девушка.

Было видно, что она боялась этого человека, он был ей неприятен. И ничего удивительного – мне он тоже не нравился. Вероятно, Авдотья Никитична тоже общалась с ним только потому, что он приносил ей еду и газеты.

– Откуда ты, Рогнеда, к нам явилась?

Девушка медлила с ответом. Молодец, соображает, что правду говорить не стоит – в лучшем случае сочтут за шутку. Спирос, однако, воспринял её молчание как проявление некоего кокетства и со смехом произнёс:

– Хочешь, чтобы я сам угадал?

– Да не хочет она, что, не видишь, товарищ Аманатидис – ты её пугаешь.

Вот на кой я это сказал? Он же ещё даже не попытался её изнасиловать, а я уже полез его останавливать.

Сержант медленно повернул голову в мою сторону, пристально уставился на меня и прорычал:

– Ты кто, вообще, такой, рожа басурманская?

Мне опять захотелось ругаться матом. На этот раз с целью послать подальше этого наглеца. Но присутствие Рогнеды меня от этого удержало.

– А можно обойтись без оскорблений? – Спокойно попросил я вместо ответа.

Это взбесило сержанта, очевидно, привыкшего, что на его вопросы все, кто ниже его по званию, всегда дают чёткие и ясные ответы. А ведь когда-то я и представить себе не мог, читая исторические источники времён Второй Мировой, что в Красной армии могли служить такие откровенные придурки. Этот Спирос Аристотельевич совершенно не соответствовал чётко сложившемуся у меня в голове образу бесстрашного и благородного советского солдата.

– Ты мне тут ещё указывать будешь? – Он уже даже не рычал, а шипел. – Имя? – Потребовал он.

– Мурат, – второй раз за день соврал я.

– Татарин что ли? – Недоверчиво сощурился Спирос.

– Ну, да.

Не знаю, что он дальше собирался у меня спросить, но от продолжения этой неприятной беседы меня спас очередной стук в дверь.

– Авдотья Никитична! – Крикнул приятный тенор с улицы. – Сержант Аманатидис у тебя? Его полковник срочно требует!

Сержант злобно сверкнул на меня глазами и, крикнув Авдотье, что уходит, направился к выходу.

– Ещё увидимся… татарин, – яростно произнёс он, обернувшись на меня последний раз.

Так он ещё и скрытый расист! Что же он со мной сделает, если узнает вдруг, что я вообще-то на половину японец? Не хотелось бы мне знать, ох, как не хотелось бы…

Глава V

Из дневника Изабель Морель, часть третья.

29 марта 1942 года.

Вчера вечером наш взвод устроил себе небольшую разрядку, генерал Арно против этого нисколько не возражал, даже сам выпил с нами бокал вина. Правда, сразу после этого он вместе со своим внуком отправился на второй этаж, чтобы уложить его спать в одной из комнат. Лорен отправилась с ними. Гражданские обитатели усадьбы также предпочли лечь спать пораньше, объяснив это тем, что под охраной солдат они могли хотя бы в эту ночь чувствовать себя в безопасности.

Так как я оказалась единственной женщиной на этой вечеринке, мне предложили пить вино из бокала – он был всего один. Я выпила немного компании четверых солдат, среди которых был и лейтенант Рено. Оглядевшись в поискал Луи, я увидела, как он вместе с Робером, лейтенантом Леграном и сержантом Сен-Жаком вышел на открытую веранду. Минутой позже туда же направился и лейтенант Рено.

Ветер донёс до меня запах табачного дыма и смех – они курили самокрутки и пили брусничную настойку, отпуская при этом не особенно приличные шутки. Мне стало любопытно, о чём они говорят, и я, отставив в сторону бокал с недопитым вином, тоже вышла на веранду.

Луи бросил на меня насмешливый взгляд и затянулся наполовину истлевшей папиросой. Я так и застыла на месте от изумления.

«Лисёнок, ты куришь?!», – в недоумении произнесла я.

«Да», – ответил он и, усмехнувшись, добавил: – «Я ещё и пью!». – И, забрав у Робера бутылку с брусничной настойкой, приложился к горлышку под смех всей компании.

«Девочка удивлена? Видать, совсем не знает своего мальчика», – сказал лейтенант Рено, что вызвало очередной взрыв смеха у мужчин, а меня только ещё больше рассердило.

«Был бы он моим – я не позволила бы ему этого!», – ответила я и, усевшись в их кругу, выхватила у Лисёнка бутылку. – «Я тоже могу пить не хуже!»

Я залпом допила оставшиеся четверть бутылки настойки под одобрительные возгласы солдат. Затем взглянула на этикетку:

«О! Это из России!», – определила я. – «Видимо, подарок от какого-то русского графа маркизу Сен-Жюсту. Ещё! Хочу ещё!»

Я вскочила и со смехом побежала в дом. Остававшиеся там солдаты притащили откуда-то рояль. Я с разбегу вскочила на крышку и крикнула:

«Маэстро – музыку!»

Сержант Сен-Жан умел играть на рояле. Он тут же уселся за инструмент и спросил меня:

«Что петь изволите, мадемуазель Морель?»

«Сегидилью» Кармен! Два диеза при ключе!»

Но лейтенант Сен-Жюст прекрасно знал аккомпанемент и заиграл вступление.

Я пела, танцуя на крышке рояля, а взяв последний си-бекар, упала на руки лейтенанта Рено.

Я сделала это специально, рассчитывая позлить Лисёнка, и мне это удалось очень хорошо. Увидев меня в объятиях Анри, он в ярости кинулся к нам и довольно грубо притянул меня к себе, ухватив за руку.

«Ты что, больно же!» – Вскрикнула я. – «Отпусти! Лучше принеси мне ещё выпить!»

«Тебе уже и так достаточно!» – С этими словами Луи потащил меня к лестнице, ведущей на второй этаж.

«Отпусти! Мне больно!» – Я пыталась вырваться, но он крепко держал меня.

Тогда я уперлась ногами в пол, поставив каблуки в щели между половицами. Но Лисёнок, заметив это, поднял меня на руки и отнёс наверх. Никто из солдат генерала Арно даже не пытался ему помешать – очевидно, они всё же считали нас любовниками несмотря на то, что я всячески это отрицала.

Я решила записать события вчерашнего вечера сразу после того, как сегодня около девяти часов утра меня разбудил шум мотора, доносившийся со двора. Как будто сразу два самолёта заходили на посадку. Конечно, многочисленные акры земли, на которой находилась усадьба Сен-Жюст, вполне могли вместить и большее число самолётов, но, насколько я помню, у нашего отряда он был один.

Я оделась и выбежала на двор. Действительно – там стояли два самолёта марки «Хеншель», какие часто используются немцами в разведывательных целях. Кабина ближайшего ко мне самолёта раскрылась, и оттуда на землю спрыгнул Лисёнок. Волосы его были растрёпаны, на щеках играл румянец, глаза светились восторгом, и весь его счастливый вид говорил о том, что он, по его понятиям, «неплохо провёл время».

Видимо, всё моё недоумение отразилось на выражении моего лица, потому как Лисёнок вдруг засмеялся, кинулся ко мне и, схватив в объятия, прокружил на месте.

«Я это сделал! Давно хотел, и вот – у меня получилось!» – Сообщил он.

«Да, ты молодец, но больше так не делай», – в голосе Робера, произнёсшего эти слова, слышался оттенок недавно пережитого крайнего беспокойства.

«Что? Что ты сделал?», – спросила я у Лисёнка, и нехорошее подозрение закралось в мои мысли. – «Откуда второй самолёт?»

«Я подумал, что он не будет лишним, а, кроме того, мне всегда было интересно, смогу ли я управлять самолётом. Оказывается, это не сложней, чем водить машину!» – Ответил он и вдруг поцеловал меня в губы. – «Это только благодаря тебе! Спасибо, Изабель!» – Он поцеловал меня ещё раз и, выпустив из объятий, обратился к Роберу: – «Пойдём докладывать генералу?»

«Ты иди, начинай, я сейчас приду», – ответил Робер и, когда Луи убежал в дом, сказал мне: – «Это была моя ошибка, что позволил ему лететь со мной».

Даже зная характер Лисёнка, я с трудом восприняла то, что рассказал мне Робер.

Едва рассвело, сержант Леру собрался произвести разведку с воздуха, но из способных к тому моменту отправиться с ним людей он увидел только двоих – Анри Рено и, собственно, Лисёнка. Анри ему брать с собой не хотелось, несмотря на то, что он был старше по званию и хорошо стрелял – Робер просто не доверял ему после их недавней совместной разведки. Лисёнок прекрасно это знал и, воспользовавшись ситуацией, заявил сержанту Леру, что полетит с ним. У Робера просто не оставалось выбора. Удостоверившись, что Луи знает, как держать в руках автомат, он взял его с собой в самолёт.

Над лесом их засёк немецкий разведчик. Конечно, оба самолёта были одной марки и даже похожей окраски, но Робер усомнился в вероятности того, что враг примет его за своего. Тогда Луи предложил сбить этот второй «Хеншель». Выбора не было, и Роберу пришлось с ним согласиться.

«Его снайпер, по-видимому, заснул, – сказал Лисёнок. – Не ожидал встретить тут нас. Что ж, это даже лучше. Подлети поближе, тогда я точно не промахнусь».

Робер приблизился к вражескому самолёту, и Луи разрядил автомат в снайпера, задев также пилота. Затем ему в голову пришла безумная идея и он, выбравшись на крыло, перебрался в самолёт врага, который уже начинал падать, потеряв управление. Робер, не сразу сообразив, что Лисёнок собирается сделать, не успел его остановить, но Луи благополучно выровнял «Хеншель» и сбросил вниз труп немецкого пилота – его товарищ вывалился ещё раньше.

До того момента Луи только в теории знал, как управлять самолётом. Теперь же он с гордостью заявлял, что прошёл ускоренный курс вождения летательной машины.

30 марта 1942 года.

Мы по-прежнему базируемся в усадьбе Сен-Жюст. Сегодня генерал Арно официально назначил Лисёнка разведчиком и предоставил ему в личное пользование захваченный им самолёт. Я ещё никогда не видела Луи таким счастливым, и это вызывает у меня беспокойство.

Вечером Лисёнок предложил мне немного погулять по прилегающему к усадьбе парку. Погода стояла довольно тёплая, безветренная, а луна светила так ярко, что было видно на несколько метров вокруг даже без фонаря.

«Белль, скажи, как ты относишься к лейтенанту Рено?» – Спросил у меня Луи, когда мы возвращались по дорожке к дому.

«Почему ты вдруг задаёшь такой вопрос?», – удивилась я.

«Мне просто интересно знать твоё мнение».

«Ну, мне он кажется не особенно приятным человеком. Как будто всё время что-то скрывает от других, что-то выискивает даже среди своих же товарищей. И я помню, как ты предупреждал Робера, чтобы он не доверял лейтенанту Рено. Почему?»

«Потому, что лейтенант Рено – немецкий шпион».

Это заявление меня, как ни странно, не особенно удивило. Вероятно, я подсознательно догадывалась, что так оно и есть.

«Несколько дней назад Робер мне рассказал, что Анри был против изменения плана разведки, производимой ими в Рибовийе», – продолжал Лисёнок. – «Он, как планировалось ранее, пытался отправить его на склад оружия, а сам собирался в это время разведать обстановку в деревне. На самом деле, Анри просто назначил там встречу с другим немецким разведчиком».

«А склад был заминирован?» – Вспомнила я. – «Генерал Арно знает?»

«Да. Но он не видит смысла в том, чтобы избавиться от лейтенанта Рено сейчас. Он ждёт, пока сюда из Рибовийя придут немцы – хочет заманить их в ловушку».

«Вот, значит, как… Поэтому он и отправил сегодня Анри Рено на ночное дежурство? Что ж, неплохо придумано! Но зачем ты рассказываешь это мне?»

«Хочу попросить тебя помочь».

Очень странная просьба – чем я могла помочь? Я спросила Лисёнка об этом, и он ответил, что я могу очень многое сделать. И для меня это будет безопасно – генерал Арно лично за это гарантирует.

Что ж, если это гарантирует генерал Арно, тогда я могу не волноваться за себя. Но я боюсь за Лисёнка – он способен на совершенно безумные и отчаянные поступки, после вчерашнего захвата самолёта я в этом убедилась. Я так и сказала ему, но он только улыбнулся и нежно поцеловал меня.

Странно, мы с ним два года пели в одном театре, в одних и тех же спектаклях, но он никогда прежде не проявлял подобных чувств. Да и я никогда не думала о нём иначе, как о сценическом партнёре. Но с той ночи в лесу многое изменилось – мы стали очень близки. Наверное, это и есть любовь? Не знаю, но мне кажется, что я люблю его уже не просто как друга.

31 марта 1942 года.

Предусмотрительно отправив гражданских в лес вместе с Лорен и её сыном, генерал Арно подробно изложил нам план дальнейших действий. Составляли этот план Робер и Луи, генерал Арно только внёс в него некоторые корректировки.

Согласно плану, я должна делать вид, что репетирую партию под аккомпанемент сержанта Стефана Сен-Жака, а когда придут немцы, привлечь внимание их командира. Что ж, по мнению многих, я хорошая актриса, так что должно получиться.