Текст книги "Велесов овраг"

Глава VI

Полковник Коваленко

Авдотья Никитична убедила нас остаться у неё до утра – дождь так и не прекратился, тьма на улице стояла непроглядная, а ветер время от времени сотрясал стёкла в оконных рамах. Рогнеда помогла гостеприимной женщине приготовить ужин и произвести плановую уборку помещений. Бабка на неё нарадоваться не могла, всё намекала нам с братом, что такую-то невесту даже без приданого в дом привести не стыдно. Какую ещё невесту? Мне двадцать лет, Ярославу двадцать три – рано нам ещё о невестах задумываться! Тем более, надо, вообще-то, спросить сначала мнение Рогнеды. Кстати, а сколько ей самой-то лет? Восемнадцать хотя бы есть? Так по внешности и не определишь, но явно меньше, чем мне.

– Рогнеда, скажи, а сколько тебе лет? – Спросил я, когда девушка поставила на стол еду.

– Семнадцать, – ответила она и покраснела. – Я уже старая, да, чтобы замуж без приданого идти?

Мы с Ярославом обменялись взглядами, полными крайнего недоумения.

– О чём ты! – Воскликнул мой брат. – Да тебе ещё даже рановато замуж!

– Как же так? – Удивилась Рогнеда. – Сестру мою в тринадцать годков сосватали, брат в пятнадцать женился, одна я, старой девой так, видать, и помру. – Она медленно опустилась на скамью рядом со мной и спрятала лицо в ладонях.

С какой искренней грустью прозвучали её слова! А ведь действительно для неё, должно быть, это было настоящей трагедией – в семнадцать лет ещё не быть замужем и уже не надеяться, что кто-нибудь на ней женится. В тринадцатом веке её возраст в высшей степени серьёзным – это же была почти середина жизни! Мне стало её так жалко, что я, чуть было, сам не пообещал на ней жениться прямо завтра, но вместо этого всего лишь придвинулся к ней ближе и, обняв, прижал к себе. Рогнеда склонила голову мне на плечо и прошептала:

– Я бы только за этого Спироса окаянного не пошла. А так – соглашусь за любого жениха, дабы оный сыщется.

На её месте я бы тоже так говорил. Не, правда – я даже не могу представить себе девушку, согласную жить с этим наглым атеистом. Ну, разве что, найдётся такая, которая полностью разделяет его религиозные взгляды и моральные принципы. Хотя, надо полагать, долго они вместе не проживут – убьют друг друга в первую же брачную ночь, так и не выяснив, кто же из них большая сволочь.

– Что не едите? Остынет же! – Авдотья появилась из кухни так внезапно, что Рогнеда вздрогнула и поспешно выбралась из моих объятий. – Ах, ты ж, до чего хороша парочка!

Щёки Рогнеды снова порозовели, и она смущённо опустила взгляд в тарелку с гречкой. Я, честно говоря, не понял причины такой реакции. А вот Авдотья с Ярославом, похоже, сразу просекли, в чём дело – об этом ясно говорили таинственные улыбки Моны Лизы, появившиеся на их лицах.

– Что? – Спросил я, поняв, что не могу спокойно есть под их пристальными взглядами.

– Да так, ничего, – ответил Ярослав. – Передай хлеб!

Утром Авдотья отыскала в древнем сундуке не менее древние туфли, по размеру вполне подходящие Рогнеде, и такое же древнее пальто.

– Сестричка оставила, когда уезжала, – пояснила она. – Так и лежали тут почти сорок лет. А теперь вот как раз тебе сгодятся.

– Благослови тебя Господь, Авдотья Никитична! – Горячо поблагодарила Рогнеда добрую женщину.

– Эх, всем бы такую веру обрести, как твоя – легче жилось бы на свете, – улыбнулась Авдотья. Затем она снова залезла в сундук, извлекла оттуда пару почти целых гимнастёрок времён Первой Мировой и протянула нам с Ярославом. – Вы точно не хотите у меня ещё остаться? Жаль мне вас отпускать – больно славные ребятишки. – Она посмотрела на меня и с каким-то беспокойством в голосе добавила: – Спирос Аристотельевич, кажись, невзлюбил тебя. Не верит он тебе, да и я тоже не верю тому, что ты о себе выдумал. Когда ж это татаре в христиане заделаться успели?

Моя рука сама потянулась к цепочке с распятием и убрала его за ворот рубашки. Надо было снять его и спрятать в кармане ещё вчера, перед тем как постучаться в этот дом. Но в экстренных ситуациях умные мысли часто приходят мне в голову слишком поздно.

– Да не бойся ты, – рассмеялась бабка. – Раз скрываешь имя и происхождение – значит, есть на то причины. Я не думаю, что ты шпион вражеский. Но Спироса тебе следует опасаться – он не отступится, если что вбил себе в голову. Только начальника своего – моего сына – и слушается. Так что, ребятки, ежели чего случится, не приведи Господь, – то сразу отыскивайте полковника Коваленко, Андрея Александровича. Он уж во всём разберётся!

Мы за всё поблагодарили Авдотью Никитичну и вышли на улицу. Небо со вчерашнего дня несколько посветлело, ветер стих, дождь перестал, но без любезно предоставленной нам верхней одежды мы бы замёрзли, даже не дойдя до Велесова оврага, на дне которого не было и следа зелёного тумана.

– Вот как он появляется, от чего? – Спросил Ярослав, глядя на Перунов камень, будто ждал ответа именно от него.

– Когда я убегала от воинов Батыя, зелёный туман стоял в овраге уже с восхода солнца, – задумчиво сказала Рогнеда. – Но за день до того его вовсе не было.

– А у нас он появился в тот момент, когда обломок шаттла упал в ручей, – вспомнил я. – Рогнеда, у вас там ничего необычного не происходило перед появлением этого тумана? Ну, там, с неба ничего не падало?

– Нет, не падало. Только я слышала, что на рассвете ведунью там стрелами забросали, она и свалилась в овраг, а сразу же туман расстилаться начал.

Мне показалось, что до меня начало что-то доходить. Между появлением в овраге зелёного тумана, телепортирующего во времени всё, что туда попадает, и предварительном падении в ручей объектов, обладающих особой энергетикой, несомненно, присутствует какая-то связь. Благодаря ей и происходит размытие границ времени, что позволяет свободно перейти из одного года в другой. В какой именно, определяется, опять-таки, этой самой связью. Или здесь нечто большее? Почему Рогнеда, попав в зелёный туман, оказалась именно в две тысячи тридцать девятом году, первого июля? Ответ напрашивается только один: потому что в этот самый день и час в овраг упал обломок шаттла. Допустим, так оно и есть. Но почему вдруг случилось так, что мы, пробыв некоторое время в этом тумане, вдруг оказались в апреле тысяча девятьсот сорок второго года? Здесь, вроде, никаких ведуний не убивали, а первые спутники в космос запустят только в пятидесятых.

Да и как же тогда быть со всеми остальными подобными случаями в этом овраге, о которых пишут в различных источниках, некоторые их которых можно считать вполне достоверными?

Мне показалось, что мой мозг сейчас взорвётся от непривычного умственного напряжения. Сюда бы моего деда Мицуёси – он физик, он всё быстро понял бы и смог понятно объяснить. Но его здесь нет, он дома, в Осаке. Стоп, о чём это я? Он ещё даже не родился – сегодня же тринадцатое апреля тысяча девятьсот сорок второго года!

– Эй, ускоглазый!

Это что, сержант Аманатидис? Что он здесь делает? И кого это с ним?

Я отвлёкся от своих мыслей и смотрел на приближающихся ко мне мужчин, одетых в форму солдат Советской армии. Одного из них определённо звали Спирос Аристотельевич, и сейчас это имя в сочетании с отчеством почему-то не казалось мне смешным. Ярослав и Рогнеда тоже поглядывали на нашего вчерашнего знакомого с некоторым опасением.

– Да ты что, Спирос, – с усмешкой сказал парень, которого сержант привёл с собой. – Какой же он татарин?

– Вот и я сомневаюсь. Потому тебя с собой и взял. Спроси у него что-нибудь на своём, ну!

Парень произнёс какую-то фразу на непонятном языке. Затем ещё одну и, смеясь, сказал сержанту по-русски:

– Вот, не понимает ни слова, какие тебе ещё доказательства нужны?

– Так, ребятишки, погуляли – и хватит. Пойдёте с нами.

– Куда это? – Возмутился Ярослав. – Никуда мы не пойдём! Что мы вам сделали?

– Пока ничего. Но я думаю, что вы – особенно ты, ускоглазый! – шпионы. Так что либо пойдёте по-хорошему, либо… – Тут его взгляд переместился на Рогнеду, а на губах заиграла похотливая ухмылка. – Ну-ка, красавица, иди-ка сюда. – Он протянул к ней руки, но она отпрянула назад и, споткнувшись, чуть не упала, но я успел подхватить её. – Не бойся, Рогнедушка, уж ты-то точно не шпионка? А?

Он приближался, собираясь вырвать девушку из моих рук, но я уже вручил её Ярославу и встал перед ними, закрыв от сержанта Аманатидиса.

– Ещё шаг – и твоя челюсть познакомится с моим кулаком. – Сказал я.

Спирос остановился и поглядел на меня как на придурка:

– Ты посмеешь ударить сержанта при исполнении? Окажешь сопротивление при аресте, а, шпион ускоглазый?

Вот сдались же ему мои глаза! Не такие уж они и узкие – просто раскосые. И, к тому же, весьма красивой формы и цвета, как говорят. Только не всегда успевают уследить за моими собственными действиями – вот как сейчас, например: только что я спокойно стоял, держа руки в карманах, а теперь они уже сжались в кулаки и готовы отразить нападение сержанта Аманатидиса, которое неминуемо последует, как только он сосчитает количество звёздочек перед своим резко затуманившимся взором.

– Ах ты, тварь басурманская! – Спирос выхватил пистолет и взвёл курок, направив на меня.

– Полегче, сержант, – успокаивающе произнёс его товарищ. – Нам их всех допросить надо, а уж застрелить его ты всегда успеешь.

– А ну, пошли, живо! Ты первый, ускоглазый! – Прорычал Аманатидис и подтолкнул меня вперёд.

Сопротивляться было бесполезно, пришлось идти.

Путь наш был не особенно долгим – спустя примерно полчаса мы вошли в двухэтажное кирпичное здание, стены которого снаружи были покрыты осыпавшейся местами штукатуркой с побледневшей от времени жёлтой краской. Там Спирос собственноручно обыскал меня, но нашёл только выключенный смартфон. Внимательно оглядев его со всех сторон, он потащил меня дальше по коридору и втолкнул в одну из комнат, всё убранство которой составляли лишь большой дубовый стол и пара стульев. То, что стол дубовый, я определил по его цвету – у Ярослава дома был похожий, из того же материала, достался его родителям по наследству от прабабушки.

Сержант Аманатидис швырнул меня на один из стульев, сам уселся напротив и кинул на стол мой мобильник.

– Что это? Шпионский радиопередатчик? – Спросил он.

– Я не смогу тебе объяснить, их ещё не изобрели, – честно ответил я.

Спироса такой ответ не удовлетворил. Он замахнулся и ударил меня кулаком в челюсть. Отомстил, скотина, молодец. Следующий удар пришёлся в мой левый глаз. Я не закричал, хотя было очень больно.

– Как он работает? – Продолжал допрашивать меня сержант.

– Сейчас никак, аккумулятор разрядился. Да и поговорить по нему сейчас не удастся – в космосе ещё нет ни одного спутника сотовой связи!

Пусть думает, что я ненормальный, мне уже всё равно, может, хоть бить перестанет.

– Что за чушь ты порешь, наглый мальчишка?

Это кто тут мальчишка?!

– Мне, между прочим, в августе будет двадцать один! – Гордо заявил я, посмотрев на него одним глазом – второй не открывался.

– Если доживёшь, – последовала неприкрытая угроза.

Я впервые испугался за всё то время, что находился в этом ужасном году. Спирос, вероятно, это заметил и, широко ухмыльнувшись, поднялся с места и крикнул, приоткрыв дверь:

– Равиль! Тащи бланк протокола, шпион готов к переговорам!

В коридоре тут же возник тот самый парень, который не так давно пытался пообщаться со мной на незнакомом языке – я только сейчас понял, что это был татарский. Забрав у Равиля бланк и ручку, Спирос вернулся на своё место за столом.

– Фамилия, – грозно вопросил сержант Аманатидис.

Я понял, что врать бессмысленно, и со всей своей оставшейся самурайской гордостью ответил:

– Кодзуки.

– Хех, япошка, значит. То-то я гляжу, на передатчике твоём иероглифы понаписаны!

Он записал в бланк мою фамилию и продолжил допрос:

– Имя.

– Зачем, ты меня всё равно иначе как ускоглазым не величаешь. – Его рука снова пошла на контакт с мой челюстью, но в этот раз я успел увернуться. – Ну, ладно, ладно! Моё имя Сабуро! Доволен теперь?

– Сабуро, – медленно повторил сержант, записывая. – Отчество?

Нет, он определённо издевается! Какое ещё отчество? Я же японец!

– У нас нет такого понятия, – ответил я как можно вежливей.

– Ну, допустим… А отец-то у тебя есть, а, япошка?

Он меня достал. Зачем спрашивал имя, если всё равно называет непойми как?

Не помню точно, что я ему ответил на вопрос об отце, но это было то-то нецензурное, и оно, к моему счастью, не разозлило Спироса ещё больше, а только насмешило:

– Ну, и горазд же ты по-русски материться! Видать, родственнички какие здесь обретаются? – Сквозь смех поинтересовался сержант.

– У меня мать русская. – Признался я.

– Значит, наполовину русский? А об отчестве, говоришь, понятия не имеешь? – Он снова принял свой обычный угрожающий вид.

– Я-то на половину русский, а вот паспорт у меня целиком японский, там отчество не пишется.

– Предположим, что ты и впрямь тупой, а не прикидываешься. Ладно. Назови имя своего отца, я уж сам разберусь, как из него отчество составить.

И тут я уже не смог сдержать истерический смех. Я как представил себе, что он там понапишет в своём протоколе…

– Ты что ржёшь, ускоглазый? – Взбесился Спирос.

– Да я никак не решу, что звучит прикольней – Спирос Аристотельевич или Сабуро Кацуёриевич.

От того, что я произнёс это вслух, мне стало ещё смешней, да настолько, что я свалился на пол, и это, надо сказать, спасло меня от очередного посягательства кулака сержанта на моё лицо. Но он тут же вскочил с места и, одним прыжком оказавшись возле меня, занёс ногу для удара. Позади меня была стена, быстро подняться я был не в состоянии, потому уже приготовился услышать хруст собственных рёбер, но в этот момент дверь комнаты распахнулась, и я услышал незнакомый голос, который приказным тоном произнёс примерно следующее:

– Сержант Аманатидис! Немедленно отправляйтесь вместе с рядовым Лихачёвым в штаб генеральной разведки!

– Есть, товарищ полковник! – Тут же ответил Спирос, мгновенно отстав меня в покое.

Как только сержант вышел, полковник приблизился ко мне. Я уже успокоился и пытался подняться, но у меня почему-то получалось. Тогда он протянул мне руку, и, когда я ухватился за неё, помог мне встать на ноги.

– Хорошо он тебя отделал, – сказал товарищ полковник и осторожно попробовал открыть пальцами мой левый глаз.

Я вскрикнул от боли, но постарался не дёргаться.

– Ну, ничего страшного вроде. Хорошо меня видишь?

– Неплохо, но можно я, всё-таки, буду пока смотреть на вас только правым глазом?

Полковник добродушно рассмеялся и, перестав ощупывать моё лицо, взял со стола забытый сержантом бланк протокола.

– Кодзуки Сабуро, значит. – Медленно произнёс он и, скомкав бланк, снова бросил его на стол. – Я полковник Коваленко, Андрей Александрович. Ты уже знаком с моей матушкой, Авдотьей Никитичной.

– Да, очень милая женщина.

Я почувствовал, что сейчас упаду и ухватился руками за стол. Андрей Александрович смотрел на меня с такой жалостью, что я поневоле задумался: как этот человек мог быть таким жёстким и властным с сержантом Аманатидисом и в то же время таким мягким и доброжелательным по отношению ко мне.

Конечно, Спирос был его подчинённым и, вероятно, другого обращения не воспринимал, но меня-то вообще считали здесь японским шпионом, и я ничего не мог против этого возразить. Почему тогда полковник Коваленко проявляет обо мне такую заботу? Что это – очередной вариант игры в плохого и хорошего полицейского? Или полковник всё же разделяет мнение своей матушки и полагает, что я, в общем-то, вполне себе милый мальчик, который никому ничего плохого не сделал и делать не собирается?

– Товарищ Кодзуки, – обратился ко мне полковник. – Я прошу прощения за своего сержанта – он часто делает поспешные выводы и предпринимает необдуманные действия.

– Вам не за что просить прощения, товарищ полковник. Я первый его ударил.

– Я в курсе. – Коваленко улыбнулся. – Но ты защищал девушку, это похвально. Она, кстати, очень беспокоится о тебе и твой брат тоже. Пойдём, я отведу тебя к ним.

– Товарищ полковник, если я сделаю хоть шаг, я упаду. – Честно предупредил я.

Андрей Александрович практически вынес меня на себе в коридор и протащил по нему до комнаты, в которой меня ждали Ярослав и Рогнеда.

Глава VII

Из дневника Изабель Морель, часть четвёртая.

1 апреля 1942 года.

Со смехом вспоминаю вчерашний день, хотя поначалу очень перепугалась, завидев грозного командира немецкого отряда. Он так резко вломился в зал, где мы с сержантом Сен-Жаком вдохновенно исполняли романс Шуберта «Весенняя ночь», что страх мой при его появлении был совершенно не наигранным, а самым, что ни на есть, естественным.

«О, простите, мадемуазель певица, я напугаль вас!» – С сильным акцентом произнёс немец по-французски. – «Но не мог удержаться от выяснения, кто же это так прекрасно поёт Шумана! Я лейтенант Антон Майер и тепер ваш горячий поклонник! Как ваше имя, прекрасная мадемуазель?»

«Изабель, для вас просто Изабель. – Кокетливо представилась я. – Вы напугали меня, лейтенант Майер, но теперь я вижу, что вы весьма галантный кавалер и любите музыку! Что вас привело в мою скромную обитель? Нет, подождите, прежде я хочу спеть для вас и ваших доблестных солдат – разрешите же им войти сюда, а то им, вероятно, неудобно стоять за дверью».

Лейтенант Мейер позвал столпившихся в коридоре подчинённых. Я насчитала двенадцать человек. Некоторые из них уже успели обнаружить в доме запасы алкоголя и теперь передавали из рук в руки бутылки с вином.

«Я послаль десят людей искат в доме французский сольдат, они ест тут?» – Спросил Мейер, предварительно отведав сухого «Бордо».

Я подумала, что одним из этих десяти должен быть лейтенант Рено, и, впоследствии, так оно и оказалось.

«Здесь нет никаких других солдат кроме ваших, господин лейтенант». – Ответила я, стараясь придать голосу как можно больше томности. – «Позвольте же мне усладить ваш слух прекрасной музыкой немецких романтиков!»

Я исполнила романс Шуберта «В путь», затем по просьбам слушателей повторила «Весеннюю ночь» Шумана.

«Прекрасно, прекрасно! Тепер итальянской музыки Вивальди! Я люблю такой!», – потребовал Майер. – «Вы знат?».

«Да, да, конечно!», – ответила я, улыбаясь ему.

Вчера я обнаружила в одном из шкафов коробку с нотами, среди которых был и сборник оперных арий Вивальди. Я попросила Стефана сыграть арию Ирены из оперы «Баязет».

Немцы внимательно слушали, время от времени прикладываясь к бутылкам. Когда я закончила петь, лейтенант Майер поднялся с места и подошёл ко мне. Он улыбался, а руки его уже лежали на моих плечах.

«Прекрасная Изабель, я хотель бы послушать тепер вас наедине», – страстно прошептал он и поцеловал в шею.

Мне было это неприятно, но я должна была играть свою роль до конца.

«Пойдёмте тогда в мою спальню, а ваши бравые воины пусть отдыхают здесь – Стефан им поиграет на рояле, если они пожелают», – ответила я, обнимая лейтенанта Майера.

Я вывела его из зала и провела в одну из комнат второго этажа. Всё шло так, как и было спланировано заранее Луи, Робером и генералом Арно.

Я подошла к шкафу и достала оттуда бутылку брусничной настойки, которую заранее там припрятала, и элегантным жестом протянула её лейтенанту Майеру.

«О, я такой ещё не пробоваль, вы рекомендуете?» – Игриво произнёс он, выдёргивая пробку складным перочинным ножом.

Я нашла два почти целых бокала, и лейтенант налил в них настойку. Мы выпили на брудершафт, но я со смехом ускользнула от его поцелуя и кокетливо уселась на кровати, поигрывая воротом платья.

«О, Изабель, вы коварная фройляйн», – Майер отбросил в сторону бокал, который разлетелся на мелкие осколки, ударившись о стену, и отхлебнул брусничной настойки прямо из бутылки. – «Вы разбиваете мне сердце, но при этом так прекрасны, что я готов любить вас всю жизнь!»

С этими словами он опустошил бутылку до дна и выбросил её в окно. Я засмеялась и протянула к нему руки:

«Так докажите же мне вашу любовь, лейтенант!»

Он тут же кинулся ко мне, повалил на спину и принялся расстёгивать пуговицы на моём платье. Я обвила его руками и, нащупав за поясом пистолет, резким движением выдернула его из кобуры. Затем ногами спихнула с себя Майера и, взведя курок, направила на него оружие:

«Сидите тихо, лейтенант, и я не буду в вас стрелять».

Несколько секунд он пристально смотрел на меня, и во взгляде его читалось одновременно удивление, возмущение и остатки недавней страсти. В этот момент на улице раздались крики и выстрелы – точно по расписанию. Это означало, что солдаты генерала Арно уже перебили тех десятерых солдат, отправленных на их поиски лейтенантом Майером, и теперь расправляются с двенадцатью оставшимися.

Следующим пунктом плана значилось следующее: тот солдат генерала Арно, который во время выполнения второй части плана окажется поблизости, должен войти в мою комнату и помочь мне расправиться с командиром немецкого отряда. Этим «солдатом» оказался Лисёнок. Я думаю, что это не было случайностью – он всё спланировал заранее.

Мы крепко связали лейтенанта Майера и отвели в комнату, которую генерал Арно избрал своим личным кабинетом. Шум на улице стих, а генерал уже шёл нам навстречу вместе со своим зятем Робером. Мы передали им немецкого лейтенанта, генерал Арно поблагодарил нас за проявленное мужество, но предупредил, что Анри Рено исчез куда-то, как только понял, что немецкий отряд угодил в ловушку.

«Я знаю, где он может быть», – сказал Лисёнок. – «Он прячется здесь, в доме, ждёт удобного момента, чтобы сбежать. Но я его найду».

Я вызвалась идти вместе с ним. Никто против этого не возражал – я уже показала свою храбрость, а ещё у меня за поясом был спрятан пистолет лейтенанта Майера. Я спросила у Лисёнка, не потерял ли он пистолет генерала Вольфа.

«Нет, но я не успел его перезарядить, поэтому у меня всего один выстрел», – последовал ответ. – «Но я надеюсь на тебя», – добавил Лисёнок с улыбкой.

Мне иногда кажется, что он воспринимает все эти события как какую-то игру, будто не понимает, что идёт война, и опасности могут подстерегать любого человека на каждом шагу. Но, может быть, такое его отношение ко всему происходящему всего лишь способ не поддаваться страху перед неизвестностью.

Мы спустились вниз, в подвал. По словам Луи, лейтенант Рено прятался там – он видел это, когда несколько дней назад помогал ему чинить автомат. Какие всё-таки полезные способности подарил Лисёнку тот осколок снаряда, угодивший ему в голову.

«Он там, за той дверью», – Луи указал мне направление. – «Попробуй его выманить, но будь осторожна – он вооружён».

«Я тоже», – так же шёпотом ответила я и легонько постучала в дверь помещения, где прятался Анри Рено. – «Лейтенант Рено, вы там? Это я, Изабель! Я видела, как вы туда вошли, но не могла прийти раньше – меня не отпускал лейтенант Майер».

За дверь послушался шорох – значит, Анри действительно был там. Я позвала его по имени и сказала, что лейтенант Майер его разыскивает. Вслед за этим раздался щелчок, и дверь немного приоткрылась.

Я, всё же, не думала, что Рено поверил мне, и оказалась права: дверь вдруг отворилась полностью и лейтенант, схватив меня одной рукой, другой приставил пистолет к моей голове.

«Ну, где же лейтенант Майер?»

«Он наверху», – ответила я и подумала, что нам с Лисёнком надо было бы поменяться пистолетами. Но в экстренных ситуациях умные мысли часто приходят мне в голову слишком поздно.

Откуда я взяла эту фразу? Я так обычно не говорю. Но почему-то моя рука сама вывела на странице тетради эти слова, и мне опять вспомнился Сабуро. Отчего-то я решила, что ему такая фраза подошла бы больше, чем мне, хотя в моём сне он ничего такого не произносил.

«Тогда пойдём к нему. Если ты говоришь правду – я тебя отпущу». – Сказал Анри Рено.

«Почему ты не веришь мне?», – спросила я.

Рено засмеялся и на секунду ослабил хватку. Этой секунды мне хватило, чтобы, резко рванувшись в сторону и вниз, высвободиться из его рук. Я выхватила пистолет и взвела курок, в это же время рядом с нами оказался Лисёнок. Он выбил пистолет из рук лейтенанта Рено, но тот ответным ударом отбросил его к стене и побежал к лестнице. Луи бросился за ним. Он выстрелил, но пуля лишь задела плечо Анри.

Я подобрала с пола пистолет лейтенанта и поспешила за Лисёнком. Я видела, как он схватились возле окна в конце коридора второго этажа. Я сжимала в руках пистолеты, но не могла прицелиться, боясь задеть Луи. В какой-то момент Анри попытался вытолкнуть Лисёнка в окно, но тот утащил его за собой – они упали вместе с шестиметровой высоты.

Я закричала и бросилась обратно к лестнице. Выбежав на улицу, я увидела, что они продолжают драться, пытаясь подняться с земли, но теперь их движения были очень медленными, и я смогла спустить курок. Пуля попала Анри в голову, и он замертво повалился на Луи. Из дома уже выбежали Робер и Стефан, они оттащили труп Рено в сторону.

Лисёнок не мог самостоятельно подняться на ноги – от сильного удара у него болела спина. Я побежала за лейтенантом Леграном, тот осмотрел Лисёнка и уверенно заявил, что переломов у него нет. После падения со второго этажа не многим так везёт.

2 апреля 1942 года.

Вчера вечером в усадьбу вернулись Лорен, Клод и все гражданские. Совместно с ними отряд генерала Арно уничтожил весь запас алкоголя, который ещё оставался в доме. Я в этом участие не принимала, так как не хотела оставлять Лисёнка одного до того, как он сможет, наконец, заснуть. Он уже мог сам вставать и немного ходить, но его спина быстро уставала и начинала болеть. Поэтому лейтенант Легран советовал ему пока оставаться в постели.

Засыпал Лисёнок долго, так что, в конце концов, я тоже уснула с ним рядом.

Мне снова приснился Сабуро. У него в руках была какая-то прямоугольная коробочка толщиной менее сантиметра. Верх её выглядел так, будто был изготовлен из стекла. А под этим стеклом была моя фотография. Сабуро провёл по ней пальцем, и она сменилась цветной фотографией очень похожей на меня женщины, на вид которой можно было бы дать не более тридцати лет, но Сабуро сказал, что это его мать, и ей уже за пятьдесят. Невероятно, разве можно так выглядеть в этом возрасте? Моя мать в сорок лет выглядела гораздо старше, чем эта женщина.

Я рассказала этот сон Лисёнку и спросила, чтобы подобное могло значить. Он ответил, что скоро нам предстоит встреча с этим юношей. На мой вопрос, где эта встреча состоится, Луи ответил, что никогда не был в этом месте, это даже не Франции.

«Там есть большой овраг, а в нём лежат два камня, обладающие магической силой», – так сказал мне Лисёнок. Больше я ни о чём его не спрашивала.

3 апреля 1942 года.

Вчера генерал Арно повысил в звании Робера Леру, теперь он лейтенант. Что же касается командира немецкого разведывательного отряда лейтенанта Майера, у него были изъяты некие документы, касающиеся планов боевых действий на Европейской части Союза Советских Социалистических Республик. Отряд Антона Майера должен был, пройдя вдоль границы Франции соединиться по пути ещё с несколькими отрядами и, перейдя границу с Германией, войти в состав взвода, формирующегося в качестве подкрепления части немецких войск, направленной на прорыв линии обороны Москвы.

Помимо этой информации документы содержали ещё достаточно важных сведений, представляющие ценность для Советской армии. Генерал Арно поддерживал связь с некоторыми военачальниками в Москве, а с одним из них – полковником Андреем Коваленко – даже был в дружеских отношениях. Так что было решено, что кто-то из отряда непременно должен отправиться в Москву и передать полковнику Коваленко документы, найденные у лейтенанта Майера. Но вопрос о том, кто мог бы это сделать, пока остаётся открытым. Генерал Арно обещал подумать и завтра утром назвать имена тех двоих, кто пятого апреля отправится в Москву.

4 апреля 1942 года.

Утром генерал Арно вызвал к себе в кабинет меня и Лисёнка. Он спросил, знаю ли я русский язык – я рассказывала ему, что моя мать русская.

«Да, знаю. Меня учила бабушка», – ответила я.

«У тебя есть родственники в Москве?» – Продолжал спрашивать генерал Арно.

«Есть. Сестра моей бабушки, Авдотья Коваленко. У неё есть дети и, возможно, внуки, но о них я никогда не слышала».

Генерал Арно задумчиво посмотрел на меня и сказал:

«Авдотья Коваленко? Мать полковника Андрея Коваленко тоже Авдотья. Может быть, это она и есть. Тогда тебе сам Господь повелел отправляться в Москву. Через Германию и Польшу полетите на самолёте. За топливом я уже отправил Леру и Сен-Жака. А там придётся его оставить и пробираться дальше поездом или по шоссе на попутных машинах».

Генерал Арно подробно описал нам возможные варианты пути на Москву и предупредил ещё раз, чтобы мы в дороге соблюдали крайнюю осторожность. Затем написал письмо на имя полковника Коваленко и попросил меня перевести его на русский. Я перевела, и, взяв оба письма с собой, мы с Лисёнком отправились попрощаться с нашими друзьями из отряда.

5 апреля 1942 года.

Документы и письма надёжно упакованы в кожаную сумку. Клод просился лететь с нами, но, понятное дело, его никто не отпустит, да и места в «Хеншеле» только на двоих. Луи обещал покатать его на самолёте, когда вернёмся.

«Если вернёмся», – подумала я тогда и сама испугалась этой мысли.

Через полчаса мы вылетаем. Молю Бога о том, чтобы нам довелось беспрепятственно выполнить поручение генерала Арно.