Текст книги "Темное просвещение. Американские консерваторы против Империи и Собора"

НОВАЯ ЭСТЕТИКА, НОВЫЙ МИР

Здесь не нужно какое-то привидение прошлого столетия, но отсутствие этого столетия; не отсутствие старого, но видение нового; не новое видение, но новый институт; не институт, но целая новая academia, не академия, но новый режим; не режим, но целый обновлённый мир.

Друзья, говорю вам: мы ещё даже не у начала начала. Наш первый шаг – сейчас и в ближайшее время – это ровно одна и только одна вещь: создание лучшего искусства из возможных.

Первый шаг в XXI век – его изобретение. Первый шаг для изобретения XXI века – создание эстетического видения настолько сильного, истинного и ясного, что оно превзойдёт и устрашит просроченную эстетику XX века.

Человек изобрёл искусство с одной целью: овнить. Единственный надёжный способ сменить режим – впечатлить его вплоть до капитуляции по собственному желанию. Убеждение – омежно; «убеждает» только неуверенный. Сильный… исполняет.

Искусство – в наиболее широком смысле этого слова – некоторые даже могут сказать «контент» – бескровное орудие, способное переменить мир. Землю нельзя покорить силой. Её можно… соблазнить величием. И если у великих никогда нет недостатка в поклонниках, никто не становился великим от пересчитывания последователей.

Кроме возможно Уэльбэка, Bronze Age Pervert – первый автор в наш век, понимающий и принимающий эту реальность. (Конечно, это не означает, что нам нужна его пена в нашем капучино.) Когда потомки оглянутся назад, Bronze Age Mindset будет выглядеть как ранняя, плохо отредактированная и выполненная, немного неловкая попытка – примечательная временем, не содержанием. В то же время, сам BAP может быть в лучшей позиции, чтобы превзойти свою же раннюю работу.

(На самом деле, такая книга, книга истинной мощи, должна быть не в варианте Print-On-Demand, доступному любому идиоту цифровой эпохи, но ограниченным изданием, напечатанном на велене и продаваемом исключительно по приглашениям. Всё – как об опыте, так и об объекте, должно быть уникальным, восхитительным и устрашающим: книга, как и её автор, должна сиять.)

Но задача этой работы проста. Многие неправильно понимают её посыл: они видят в BAP положительный пример того, этого, какой-нибудь глупости: полой Земли, хронологии Фоменко, генетической неполноценности удмуртов и других финно-угорских народов… Очнитесь! У BAP нет «посыла» в таком – глупом – смысле этого слова.

Как и его предшественник – Фридрих Ницше – BAP не «за» то, это и вон ту, другую чушь. Его книга – не лекция, а пожар. Он не учит, он сжигает; это не слова, а действие.

И у неё нет посыла. Есть тема. Тема Bronze Age Mindset – ничтожность современного мира. Во времени, разуме и пространстве.

Другим – праведным среди нормалфагов – она дана для сопротивления сжатию стенок этого пузыря Овертона. Ничего плохого в этом нет: но истинное предназначение – сбежать из пузыря.

Океан значительно больше своей поверхности. Большая его часть – пустыня. Как мясомасса, обычная армия, «глубинные правые» незначительно малы.

Но как пространство – художественное, философское, литературное, историческое, иногда даже научное – во всех областях, которые в конечном счёте являются искусствами – «глубинные правые» гораздо больше мейнстрима.

Если мы сравним только книги, вышедшие в 1919, с теми, что вышли в этом году, мы увидим в прошлом более широкий выбор перспектив. Почти все сегодняшние идеи существовали в прошлом; но почти все идеи прошлого исчезли к этому дню. Как языки, традиции вымирают – и последние гораздо проще уничтожить.

Разум мейнстрима смотрит на свой пузырь через широкоугольный объектив. Пузырь – это почти всё. Всё остальное пространство, вся история – маленькая чёрная грань вокруг. Эта грань, конечно, необитаема.

Но даже сквозь линзу прошлое оказывается неизмеримо больше настоящего. Глубинные правые действуют в глубине веков, не принимая временные или географические рамки. Как и фон Ранке, они полагают, что все эры равны перед Господом.

И если равны эры, равны и их идеи. Пока мы не примем дореволюционный мир, старый режим, существовавший до этого старого режима, как имеющий право на существование и легитимный, мы даже и не начали контакт с безмерностью свободного интеллектуального пространства.

Тема Bronze Age Mindset заключается в том, что если вы считаете ваш разум широко открытым, вы ошибаетесь. Это маленький, твёрдый комочек – как маленькая устрица – закрытая твёрдо, словно в бетон, ничем, кроме страха. «И вот настал день, когда боязнь остаться в бутоне оказалась более болезненной, чем страх расцвести.»

Этот посыл не может быть выражен словами. Он должен быть показан – исполнен. И единственный способ показать это – автору – персонажу, который больше, чем персонаж, – показать владение этим целым колоссальным пространством разума, времени и пространства снаружи нашего всё более абсурдного небольшого «мейнстримного» пузыря.

Со временем это перестанет быть достаточным. Со временем, будет сказано каждое возможное «нет». Потребуется «да». Сбежать – это не только сбежать, но, в конце концов, построить.

Но каждое начало принадлежит себе. Теперь каждый может оглянуться, посмотреть за пределы пузыря, чтобы увидеть огонь, горящий в глубоком космосе, где ничто не может жить и не может быть огня. И на сегодня этого достаточно.

Выстрел в демократию: десять красных таблеток

Одна доза стирает политическое мышление

Идеи итальянской школы политической науки начала века, ключевую роль в которой играли такие мыслители как Гаэтано Моска и Вильфредо Парето, Джеймс Бёрнхэм описал в своей лучшей книге, The Machiavellians: Defenders of Freedom (1940). Её ключевая мысль состоит в том, что все государства управляются элитами, подчиняющими своих подданных иллюзиями.

Моска назвал эти иллюзии «политическими формулами». Политическая формула – это любой нарративный элемент, заставляющий его носителя предпринимать действия которые стабилизируют режим. Крестьянин в древнем Египте подчинялся Фараону, потому что боялся обидеть его отца – Солнце.

Политические формулы сродни иллюзионизму, волшебным фокусам на сцене театра. Они работают, преподнося правдивые факты в рамках выдуманной истории и отодвигая правдивую историю в тень. Политическое действие – это действие на сцене, которая находится за пределами наших ощущений и жизни. Никто не может воспринимать реальность непосредственно. Мы всегда действуем в рамках постановки. Мы принимаем постановку за реальность и настоящую историю.

Общественное мнение – это следствие, а не причина. Услышав одну и ту же историю, большинство людей будут придерживаться одного и того же мнения. История движет мнением; мнение движет действием. Вот, я сохранил вам чтение целой книги Уолтера Липманна. И как сказал Вольтер: те, кто может заставить вас поверить в абсурдные вещи, могут заставить вас совершить зверства.

Гипотеза Макиавеллистов предполагает, что все современные режимы являются оруэлловскими по степени контроля сознания. Неужели это правда? Наше собственное правительство, в виде глубинного государства, держит наш разум в ловушке ложной реальности, как в «Шоу Трумэна»? Вау, мужик.

Большинство людей так не думает. Большая часть тех, кто так думает, выглядит невежественными, незрелыми, невменяемыми, ненормальными или просто неправыми. Возможно, вы тоже так считаете. Все серьёзные люди знают, что нет настоящих заговоров – никто не идеален, но практически во всём эксперты являются лишь экспертами.

Это как раз та история, которую можно было бы ожидать в любом действительно первоклассном куполе реальности. Никто не находится выше сценической магии, даже сами фокусники. Магия работает, потому что она работает усерднее, чем чьи-либо инстинкты. Легко научить аудиторию инстинктивно отвергать определённые виды идей. А эксперты и серьёзные люди – единственные люди, которых нужно обмануть.

Политический иллюзионизм – это психологическая инженерия населения. Большинство сфер инженерии недоступны большинству людей. Возможно вы понимаете, как работает проектор. Возможно любой может просто взять и покинуть купол. Возможно я и есть фокусник! Будьте осторожны…

Примите чистую таблетку

Предлагаю способ проверить идею, в которую вам не хочется верить: представьте, что она правдива, а затем постройте новую реальность вокруг этой аксиомы.

Если у вас не получается, вы говорите: «я не представляю, как это может быть правдой».

Я не хочу верить, что ЦРУ организовал теракты 9/11. Я пытаюсь выстроить реальность, в которой так всё и было. Я проваливаюсь с треском. Я возвращаюсь к вере в заговор Аль-Каиды. Я не хочу верить, что О. Джей [Симпсон] виноват. Я предполагаю, что он невиновен, потом ищу настоящих убийц. Но я не могу их даже представить.

Эта проверка целостности в буквальном смысле слова отказоустойчива. Она не может промыть вам мозги случайными бреднями из интернета. Если вы не видите дыры в куполе, вы остаётесь в своей настоящей реальности. Ваша неудача является контрапозитивным доказательством того, что либо вы были правы, либо ваше воображение оказалось слабым. В любом случае, время для ещё одного стейка.

И ваш успех остаётся вашим. Никому не нужно, чтобы вы верили во что-то еще. Эта таблетка – нейтральное, безвкусное неверие. Это просто широкое применение общеполитических формул. Она не содержит собственных убеждений, истинных или ложных.

Чистая таблетка утверждает, что вы в куполе. Она ничего не говорит о реальном мире за пределами купола, только то, что вы ничего не знаете об этом мире – просто некоторые факты. Она даже не оспаривает ни один из этих фактов. Она изготовлена из чистой философии и не содержит реактивного топлива или стальных балок.

Попробуйте! Будет весело! Все крутые пацаны её принимают!

Цель нейтральности

Настоящая история – это не набор фактов. Это правдивая история, основанная на фактах.

В настоящее время доступны несколько историй настоящего. Цель этой таблетки – предложить стандарт, которому не соответствует ни одна из них. Таким образом, применение этого стандарта означает, что мы не верим ни одной истории.

Быть нейтральным – значит принять, что вы не понимаете современную историю. Нейтралитет – это своего рода политический атеизм. Отсутствие политических убеждений подразумевает воздержание не только от политических действий, но и, в идеале, даже от политических желаний – тимоса древних греков.

Продуктивные политические действия предполагают групповое действие в пределах рассказа. Но вы один человек – и у вас ноль рассказов. Так что вы не можете «изменить мир».

Вы думали, что это часть вашей работы. Как человека. На чьей бы стороне вы ни были. Это была плохая работа и вы с ней не справлялись, поэтому вы уволились. Теперь вам не надо даже желать попытаться «изменить мир» (не стоит подчёркивать это в заявлениях или запросах на гранты – макиавеллист прежде всего реалист).

В идеальном состоянии нейтралитета, которого никто не может достичь, вы будете свободны от политической энергии и стресса. Вы не будете приносить ни пользы, ни вреда какому-то из больших политических дел. Вы не будете ощущать ни политической ярости, ни политического страха. Вы не будете ни доставлять неприятностей, ни попадать в них. Этому отпуску от политики необязательно продолжаться всю оставшуюся жизнь. Но это возможно.

Нейтральность – это всего лишь интеллектуальный развод с нарративом, которому вы следуете сейчас. Кто-то всё ещё может рассказать историю, которая соответствует вашим новым стандартам. Вы можете поверить в неё достаточно, чтобы принять решение остаться жить в ней. Но прямо сейчас очень приятно побыть одному.

И нет: вы, безусловно, не голосуете, не демонстрируете, не агитируете или что-то подобное. Быть нейтральным значит быть бесполезным для всех сторон всех конфликтов. Если вы не готовы на это, то время убежать – сейчас.

Полая опора

Конечно, мы ещё ничего не показали. Прямо сейчас это тяжело. Макиавеллианская гипотеза выглядит совершенно неверной. Собственно, мы этого и ожидали.

Обычный читатель знает два типа режимов 20-го века: плохой (их, тоталитарный), для которого верно макиавеллианское чтение, и хороший (наш, демократический), для которого это не так. Плохие (их) напали на хороших (наших); хорошие (наши) отбились и победили. Наша демократия – противоположность Оруэллу: открытое общество, свободный рынок идей.

История может выглядеть как детская сказка. Эта версия XX века, ad usum delphini, не вызывает сомнений на его лице. В ней много простой правды. Мои собственные дети упрекают меня в том, что у меня «слишком много книг о Гитлере». Это вернее, чем они думают. Это дало мне уверенность в том, что их режим был примерно таким, каким его описывают наши лучшие рассказчики.

Немногие эпохи известны современным историкам лучше Третьего Рейха. Те немногие, что изучают этот режим в наши дни, ведутся на его пиар. Сложно сказать то же про Новый курс Рузвельта! История обожает неудачников; все их архивы обнажены, все их тайны никем не охраняются.

Но что Гитлер может нам доказать о нас? Что-нибудь? Неужели ужасные люди никогда не сражались с ужасными людьми, по ужасным причинам?

Сталин может похвастаться не меньшим вкладом в борьбу с Гитлером. Немногие авторитеты утверждают, что он это сделал ради сохранения евреев. Это не было и нашей целью, да у нас особо и не получилось. Оглядываясь назад, аргумент в пользу «самообороны» не так уж и убедителен (если существовал бы реальный план стран Оси захватить мир, как большинство американцев думали 75 лет назад и некоторые историки утверждают до сих пор, японцы в 1941 выдвинулись бы в Сибирь и Евразия принадлежала бы им).

И… это должно быть золотой звёздочкой на нашем резюме? Даже использование множественного числа первого лица – оруэлловское. Никто из ныне живущих не участвовал в этом. Но в этом участвовали живущие поныне институты. И за эти очень спорные результаты мы должны навсегда почитать их бренды? Что-то не сходится.

Этот argumentum ad Hitlerum, обладающий столь великим эмоциональным весом в наше время, имеет лишь незначительный логический вес. Какое-либо понимание исчезнувших институтов проигравшей стороны почти ничего не говорит нам о живых институтах победителя. Внушительные размеры опоры этих институтов на проверку оказываются полыми и больше схожи с театральными декорациями. Здесь мы можем увидеть первый маленький проблеск истинного театрального искусства.

Теория и практика распределённого деспотизма

Но старая реальность остаётся неотразимой. Существует действительно два типа режимов. Мы не можем сделать вид, что их нет.

Обычно, представляя исторический нацизм, сталинизм или маоизм, мы думаем о преступлениях военного времени. Рассматривая Чехословакию шестидесятых, Германию тридцатых или Китай сегодня, мы наблюдаем гораздо меньше злодеяний. Но мы видим ту же иерархическую систему управления, когда один человек или маленькая группа лиц в одностороннем порядке управляет всем государством.

В Западных странах эта система явно отсутствует.

Каким бы ни был наш «режим», у него нет ничего похожего на Китайскую Коммунистическую Партию или Председателя Си. У него нет иерархии. У него нет центра. У него нет вождя, политбюро или кадров. Возможно, это ненастоящая демократия; но это не монархия и не диктатура.

Распределённый деспотизм?.. Возможен ли децентрализованный оруэлловский режим? Если мы можем сказать нет, мы подошли к концу. Это кажется невозможным. Можем ли мы это доказать? Нет, поэтому давайте попробуем сконструировать.

Возможно, существует два типа оруэлловских режимов – как двухтактные и четырёхтактные двигатели. Ни одна из этих систем не является «лучше» по определению. Четырёхтактная воздуходувка – это чересчур; двухтактная машина примитивна.

Может быть, четырёхтактный режим децентрализован; а двухтактный – централизованн. Один – рептилия, другой – млекопитающее. Один – рыба, другой – кит. Оба правят, формируя общественное мнение. Двухтактные режимы придумывают свои истории. Четырёхтактные режимы не имеют диктатора, поэтому у них нет дизайнера; их истории должны развиваться.

Как правило, двухтактные режимы в большей степени опираются на репрессии; четырёхтактные в большей степени опираются на иллюзии. Но оба типа режимов, как мы увидим, используют оба метода как инструменты для стабилиации.

Однорассказанное государство

Двухтактный режим является однорассказным государством. Все должны верить в один нарратив – одну официальную историю настоящего.

Это работало для Аменхотепа не хуже, чем для Председателя Си. Двухтактный режим отлично подходит для централизованных монархий. Он также подходит каноничным клише Оруэлловского тоталитаризма.

Однорассказное государство эффективно, но нестабильно. Его хроническая проблема состоит в том, что люди ненавидят, когда им говорят, что надо думать. Они часто доставляют неприятности, даже когда рассказ правдив!

Любой, кто побывал в Китае, видел, как эффективно может быть приведён в исполнение классический тоталитаризм… КНР не только производит все потребительские товары, но и является основным направлением трансплантационного туризма. Может быть, тебе не нужен этот китайский двухтактный внедорожник, даже если он ревёт как байк.

Без масла в бензине двухтактный двигатель перегревается. В конце концов, он загорается. Без активной практики жёстких репрессий, без серьёзных врагов внутри страны или за рубежом, классическое однопартийное государство ослабевает. Оно гниёт от чрезмерного успеха. В конце концов, его свергают маленькие девочки с веточками.

Идеальным государством могло бы быть однорассказное государство, где рассказ на 100 % соответстовал бы действительности. Но это уже опасный уровень идеализма (и это бы всё равно не опровергло эти аксиомы стабилизации режима).

Двухрассказанное государство

Четырёхтактный режим – это двухрассказное государство. Когда люди слышат один рассказ, они имеют склонность спрашивать: а правда ли это? Когда они слышат два рассказа, они спрашивают: какой из этих рассказов – правда? Крутой трюк, правда? Возможно, весь наш мир построен на нём. Любая точка, которую признают оба полюса становится общей историей: «бесспорный, двухсторонний консенсус».

Общепризнанная история обладает рут-правами. У неё нет естественных врагов, и она автоматически верна. Введение в неё новых идей – задача нетривиальная и, следовательно, выгодная; эта профессия называется «пиар».

Нет причин предполагать, что один из полюсов спектра конфликта, или «золотая середина», или общепризнанная история ближе к реальности, чем одинокий полюс однорассказного государства.

Разделение нарратива не дало ответа на старый вопрос: правда ли что-либо из этого? Скорее, они… уклонились от него. Театральное искусство!

Это даже лучше, чем предполагать, что, поскольку мы победили Гитлера, и Гитлер был плохим, мы обязательно хорошие. Это очень базовые заблуждения, или психологические эксплойты, которые глубоко укоренились в наших политических операционных системах. Подобно багам в коде, они остаются невидимыми, пока вы не начнёте их искать. Тогда они становятся очевидными.

Гражданское и политическое ядро

Ключевой особенностью двухрассказного государства является гораздо меньшая опора на репрессии. Как и в четырёхтактном двигателе, цена такого подхода – куча запчастей и снижение эффективности. Фундаментальная инженерная проблема двухрассказного государства заключается в необходимости сдерживания активного, но безобидного политического конфликта, отвлекающего подданных от любой реальной демократической власти.

Современная двухрассказная демократия содержит два ядра власти: гражданское ядро и политическое ядро. Фокус в том, что в теории, политическое ядро сильнее гражданского. На практике, гражданское ядро сильнее политического.

Стабильному режиму необходимо поддерживать эту инверсию власти. Когда стабильность теряется, политическое ядро перехватывает управление. На мгновение, двигатель превращается в реальную демократию, а затем превращается во что-то другое, или просто загорается и взрывается. Представьте себе Германию в 1933 году.

В любом случае, в своём корне «инверсия» является ложью. Политическое ядро представляется правителем. Гражданское ядро представляется инструментом. Реальный поток власти является противоположностью видимого потока.

Общественное мнение не направляет гражданское ядро; гражданское ядро направляет общественное мнение. Однорассказное государство нуждается в непрерывных репрессиях; двухрассказное – в непрерывных спектаклях. Естественно, первое всё равно может врать, а второе – репрессировать.

В современном языке, положительный ярлык «демократия» обозначает гражданское ядро. Мы должны защищать «демократию» от «политиканства», отрицательного ярлыка. Люди реально верят в этот новояз. Поскольку опасно обращать поток власти, возможно, они и правы.

Эта инверсия соответствует отношениям между парламентом и королевой, которые Бэджет описал 150 лет назад. Избиратели – это королева.

Королева Виктория, хоть и была Императрицей Индии, была «не в курсе дел» индийского правительства. Или британского правительства. Но она не была незначительной фигурой и все её уважали.

Таково было ганноверское устройство, заменившее «конституционной» монархией настоящую. Виктория где-то между Елизаветой I, настоящей королевой (хоть уже слишком зависиом от Сесилей) и Елизаветой II, символической королевой.

Современные избиратели не знеяут, как управлять государством, ровно как Елизавета II не знает, как управлять Уайтхоллом. Возможно они даже хотят приземлиться в правильном аэропорту. Но они понятия не имеют, как управлять самолётом.

Но это не страшно: они понятия не имеют, как захватить самолёт.

Природа соединила слабость и раболепие. Слабые, она решила, могут только казаться правителями. Они не могут ни взять, ни удержать власть; они никогда не правили и никогда не будут править. Там, где правит монарх-ребёнок, правит кто-то другой.