Текст книги "У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому"

Шаг восьмой
Есть такая странность…

Прежде чем пуститься в путь, Грегори решил заглянуть в сознание к Георгию Маслёнову. Хотелось извиниться и выяснить, не уволили ли журналиста? Всё-таки, это с его подачи Жоржик подбил владетеля поговорить с начальницей.

Жоржик с Гошей встретили его приветливо.

– Слышали, ты избавил сознание брата от одного вредного насекомого?

– Не то, чтобы я… Скорее, оно самоликвидировалось. Но второе – осталось. Потому я снова в поисках жилья.

– Так оставайся у нас, а? – неожиданно воскликнул Жоржик. – Что скажешь, Гоша? У нас ведь на балконе кровать пустует, уже давно.

– А почему бы и нет, – Гоша задумчиво его оглядывал. – Ты нам вполне симпатичен.

– Честно говоря, мне тоже у вас нравится. Но вы же говорили, что ваш владетель не курит. К слову, его не уволили?

– Не уволили. И, похоже, что курить он скоро начнёт.

* * *

– Что вы здесь понаписывали?

Ледяной голос главреда пригвоздил молодого журналиста, Георгия Маслёнова, к полу.

– Это… Интервью с директором детского дома. Тамара Александровна, что не так? Вы же сами хотели…

Тамара Александровна посмотрела на него поверх дорогих очков, поправила выбившуюся из прически светлую прядь. Затем поднесла к глазам распечатанное интервью.

– Компания «Карамельный фонтан», которая организовала акцию по сбору тёплой одежды для детдомовцев, на деле провела эту акцию всего три дня вместо обещанных двадцати, а затем устроила в благотворительном павильоне платные мероприятия для городских детей. Звонкий смех звучал на главной площади города, но не в детских домах – собранных за три жалких дня вещей хватило далеко не всем…

Главред снова подняла взгляд на Георгия. Тот пожал плечами.

– Это правда. Я сам ездил на площадь в тот павильон. С мешком теплых вещей, между прочим.

– Знаю, – отчеканила Тамара Александровна, – прочитала.

Журналист кивнул. Поездку свою он описал красочно. Особенно момент, когда он, не найдя на площади и намека на благотворительность и окоченев от раннего декабрьского мороза, безуспешно пытался дозвониться до «Карамельного фонтана».

– Вот что я вам скажу, молодой человек. Компания «Карамельный фонтан» – крупнейший наш рекламодатель. Кормилец, понимаете? Одна рекламная полоса отбивает месячную зарплату – вашу, мою и всех наших коллег. Я доступно объясняю?

Георгий кивнул.

– Вполне. Но, послушайте, я не один был в их павильоне, если напишу, что всё прекрасно, нас уличат во лжи, да и дети…

– Значит, напишите так, чтобы не уличили. Исправленная статья нужна мне к концу дня. Её ещё заверять у «Карамельного фонтана». Что вы на меня так смотрите? – она горько улыбнулась, и на короткий миг слетела прочь маска ледяной королевы. – Он деньги издательству приносит. А если сорвётся, перед руководством мне отвечать. Да и вам мало не покажется.

– Я понимаю, – Георгий отвёл взгляд.

– Да, и ещё, – вздохнула главред. – За статью вы получите двойной гонорар. А теперь, идите. У вас вдобавок ещё два материала не сдано. И что это за запах? Вы курите?

Георгий вышел из кабинета молча. О гонораре сейчас беспокоился меньше всего… Но спорить не стал. Ещё свежа была в памяти выходка братца, и снова злить начальницу не хотелось. А вот чего отчаянно хотелось в последние дни – так это сигарет. Он никогда не курил, так, баловался в старшей школе, и сейчас сам себе удивлялся – откуда такая тяга к никотину? Перед глазами вдруг всплыл образ брата с трубкой в зубах. Для солидности, говорит, купил. Смешно.

И ещё смешнее от того, что самому снова жутко захотелось затянуться. Именно трубкой.

* * *

– Отдохнуть бы, – мечтательно протянул Грегори, вытягивая ноголапы на балконной кровати. – Отоспаться.

Из кармана выпала трубка, Грегори попытался поднять её и понял, насколько устал за последнее время – трубка вновь выскользнула из непослушных пальцев.

– Курить только здесь, на балконе! – напомнил Гоша.

– И отсыпаться можешь сколько угодно, – добавил Жоржик, он стоял на пороге балкона и вертел в руколапах большой букет полевых цветов. – Это тебя наш гений так утомил?

– Не только. Я, перед тем как к нему попасть, две недели гулял по межсознанью.

Тараканы переглянулись. Две недели без человеческого сознания для их брата смерти подобны! В глазах блеснуло сочувствие и уважение.

– Хочешь, тебе на балконе поставим? – Жоржик кивнул на букет.

– Романтик ты наш, – фыркнул Гоша. – Дитё малое.

– Я, Гоша, как раз таракан своих лет. Это ты – словно дед старый.

– Да, букет на балконе – это прекрасно, – сонно пробормотал Грегори. – Буду спать и нюхать.

Он повернулся на бок и мгновенно отключился.

Но отдохнуть усталому путнику не дали. Долгожданный сон очень скоро прогнали жалобные поскуливания. Таракан протёр глаза, выполз в комнату и увидел душераздирающую картину – Гоша сидел на диване, запрокинув голову к потолку, обхватив себя всеми шестью лапами, и жалобно завывал. Жоржик бегал вокруг него, тряся усами и лопоча слова утешения, но сделать ничего не мог.

– Что стряслось у вас?! – рявкнул Грегори, да так, что оба на миг застыли и умолкли.

– Владетеля нашего ломает, – Жоржик покосился на товарища. – Тяжело человеку жить с таким, как…

– Ой, несчастный я тарака-а-ан, – вновь заскулил Гоша, – ой, зачем я на свет уроди-и-ился…

– Стоп! Давайте по порядку. Ты у нас типа Ромео, а собрат твой – кто? Я из прошлого разговора толком и не понял…

– Да как тебе сказать. Большой любитель родной земли он.

– Родину свою люблю. И владетель мой любит! И детей он любит. А сейчас сидит – и душу наизнанку выворачивает. И свою, и мою. Ой, как же бо-о-ольно-о-о-о.

– Любит родину и детей, – пробормотал Грегори, оглядываясь. – А где же третий?

– Кто?

– Ну, детолюб.

– Что ты, – рассмеялся Жоржик, – разве же любовь к детям – это странность?

– А к родине, значит… Кхм-кхм, – Грегори поскрёб затылок. – Весело у вас.

Спустя полчаса он не без труда собрал воедино картинку. Владетель их сразу после университета устроился в журнал «Под микроскопом», в рубрику «Жизнь города». Социальную тематику выбрал, наивно веря в пресловутую «четвёртую власть», и вот уже полгода как усиленно старается повлиять своими статьями хоть на что-нибудь в этой стране. Или – хотя бы в родном Киеве. Пока получается не очень. Статьей о детдомовской акции Георгий безумно гордился, а теперь вынужден «превращать её в дерьмо собачье, вырезая каждое слово, будто ножом по яйцам».

– Не совсем понял последней фразы, – медленно проговорил Грегори. – Но, кажется, я знаю, что делать. Статью мы, конечно, не спасём, но души ваши немного подлечим.

* * *

– Та не парься ты, Жорка! – Серёга, университетский товарищ, хлопнул по плечу. – Бери с меня пример! Почему, думаешь, я на «знаменитостей» пошел? Потому что эти сраные звездульки на интервью пальцы гнут и пургу городят, но от их пурги никому ни горячо, ни холодно. Пипл хавает, мочится кипятком на фотки – и прекрасно. Пипл опускается ниже плинтуса, и я иду за ним, и не я один, потому что за это платят. И душу при этом не вынимают. А на твоей «социалке»… Кстати, о нашей общей статье. Думаю, её тебе тоже не дадут опубликовать. Так что, плюнь, наверное. Мы всем домом подписи собрали, в горисполком отнесли, думаю, обойдётся.

– Нет уж! Из-за одной зарубленной статьи я лапки не сложу. И тем более, не позволю, чтобы развалили дом моего друга.

– Борец ты наш за справедливость… Я тебе тоже как друг скажу: бросай ты свою социалку. Всё равно правду не сможешь писать, а только то, что продиктуют мешки с баблом.

Он отхлебнул пива, грохнул кружкой о хлипкий стол холодной забегаловки.

– К слову, о бабле! Смотри – есть и светлый момент. Двойной гонорар! Пропьём его с размахом, а?

– Нет. Не пропьём.

– Да шучу я. Сам пропьёшь. Или купишь себе что-нибудь.

– Не куплю, – он посмотрел за окно, за грязным стеклом кружились снежинки, невысокий мужчина тащил огромную ёлку, двое детишек весело носились рядом. – В детский дом отнесу. Хоть так заглажу… Директор, Евгения Михайловна, ведь на мою статью рассчитывала…

Сказал, и сразу легче на душе стало.

В детский дом поехал под Киевом, не дожидаясь гонорара – хотел объяснить всё до выхода статьи. По дороге пришлось заскочить на презентацию продукции хлебзавода «Пампушка». Георгий жевал кусочки хлеба с сыром, сладкие булочки с изюмом, корицей и прочим, запивал горячим чаем и не чувствовал вкуса. Все мысли были в детдоме. Хорошо Гавринской, она честь спонсора отстояла и довольна. А ему – людям в глаза смотреть.

– Понравилось вам? – пухлая тётечка средних лет схватила за руку у самого порога.

А он, наивный, думал, что незаметно ускользнул.

– Да, очень, – кивок, улыбка. – Спасибо. Мне уже пора.

– Постойте ровно три секундочки! – запищала тётечка. – Нельзя же уходить с пустыми ручками. Что вам больше всего у нас понравилось?

Георгий лихорадочно вспоминал, чем же его угощали?

– Э-э-э… Булочки с этой… с корицей! Я их люблю.

– Вот и славненько! Вот и замечательно! – тётенька метнулась к столу, заваленному всевозможными хлебами, и через миг вернулась с пакетом в руках. – Держите! Вы же напишете, что наш хлебзаводик – самый лучший в городе?

– Именно так и напишем. Хлебзаводик.

– Ждем с нетерпеньицем материальчик. Хорошего вам денёчка. До свиданьица!

И упорхнула. Георгий заглянул в пакет. Десяток свежих булок пахнули в лицо корицей. Отлично. Будет, чем сирот угостить…

Евгения Михайловна, высокая женщина с гордой сединой, встретила его радушно. Но по мере того, как журналист говорил, становилась всё мрачнее. Углублялась складочка на лбу, таял блеск в глазах.

– Понятно, – наконец сказала она.

Встала, отвернулась к окну.

Разговор окончен, стало быть. И неважно, как сам журналист болеет душой и за статью, и за сирот, и за страну, в которой эти сироты оказались если не на последнем месте, то где-то около. Для директора детдома – он чужак, обманщик, как и все остальные.

И вдруг – что-то изменилось. Женщина у окна приподняла голову, расправила плечи, прислушалась к чему-то…

* * *

– Эй, Жоржик! Жорж, где тебя носит? – под недоумённые взгляды таракана-патриота Грегори метался по квартире, заглядывал во все кладовки, под кровать, под стол, за батарею и даже в вазу. После чего внимательно исследовал сложную конструкцию из цветов, свисавших с люстры до пола, но и там не обнаружил романтика.

– В дружественных сознаниях он бродит. Новые разновидности флоры разыскивает, – объяснил Гоша.

– А чтоб его…

– Не скажи. К счастью, он там же где-то и свои букеты оставляет на хранение, иначе – представляешь, во что бы квартира превратилась?

Грегори попытался представить, но в это время пропажа материализовалась на пороге.

– О! – Грегори бросился к Жоржику. – Хватай цветы и дуй за мной!

– Куда? – таракан моргнул на Грегори.

– Владетеля выручать! Вы же, молодёжь, нигде сами не справитесь. Бегом, пошли.

– Цветов-то каких брать?

– Самых лучших! К Даме идём.

Дама, что встретила их на пороге строгой черно-белой комнаты, напомнила Грегори знакомую из прошлой жизни – Леди Т, если бы та постарела и выцвела. Именовала себя хозяйка Мадам Эжени, гостей встретила сухо, но когда Жоржик вручил ей букет из роз, лилий, орхидей и дивной серебристой травы, при этом раскланялся, да уместный комплимент ввернул, слегка смягчилась и разрешила войти.

– Зачем пришли? – спросила надменно. – Мало того, что ваш прохвост мою владетельницу расстроил, так еще и вы… пожаловали. И – это что? У меня не курят!

– Не прохвост он! – Грегори быстро спрятал трубку. – Он очень добрый юноша. Детей любит, да что я вам рассказываю – покажу лучше.

* * *

Евгения Михайловна, женщина бездетная и в тоже время – мать многих детей. Много лет назад, в суровые девяностые, отчаявшись родить ребенка, она решила посвятить себя сиротам. Открыла на базе больницы родного городка группу социальной защиты для брошенных деток, со временем группа разрослась, Евгения Михайловна добилась для воспитанников отдельного помещения и статуса детского дома. В родном горсовете пороги оббивала и в столицу ездила, пока все бумаги не утрясла. Тогда о ней статьи писали, чуть ли не героиней объявляли, а теперь с каждым годом усиливается ощущение ненужности – нет, детям, разумеется, она нужна, но сами дети?.. Сейчас зима, батареи в приюте еле теплые, малютки часто простуживаются, а на лекарства денег не хватает, их вообще ни на что не хватает. Волонтёры стараются, но всё равно остаётся много не заткнутых дыр. Дети – будущее страны. Но если государство вытирает о своё же будущее ноги, каким оно станет?

А те, кто могут реально помочь, только и делают, что пиарятся за счёт чужой беды да статейки лживые пишут. Женщина поморщилась. Этот журналюга ещё здесь? Выставить. Пусть убирается. И вдруг слегка закружилась голова и будто наяву встала картинка перед глазами: молодой журналист перед чопорной начальницей, спорит, доказывает, выходит прочь сам не свой, отчаянно борется с желанием закурить, а потом – разбить клавиатуру.

Евгения Михайловна мотнула головой. Привидится же. Или нет? Может зря она? Парнишка молодой, подневольный, но видно же – добрый, чистосердечный.

– Ладно, Гоша, – повернулась она к гостю. – Я понимаю, вы не виноваты. Иначе не пришли бы ко мне.

– Я… Послушайте, если я могу чем-нибудь помочь… Зарабатываю я немного, но… О! У меня же булки есть. Свежие. С презентации.

– Хотите сами отдать их детям?

* * *

– Это у тебя что – трубка? Счастье моё, с каких пор ты куришь?

– Да вот, захотелось. Сам не знаю… Но это же не сигареты пошлые, это – трубка!

– Понятно, – девушка тихо засмеялась, – такому романтику, как ты, сигареты не комильфо!

Они стояли на балконе съёмной квартиры Георгия – от матери с братом молодой журналист съехал, как только начал работать – и вслушивались в шорох снежинок. Наташа поёжилась.

– А мы еще долго будем снег слушать? Я замерзла, – она демонстративно чихнула и зашла в комнату, Георгий со вздохом отложил нераскуренную трубку и пошёл следом.

– А я сегодня с детьми познакомился. С группой дошколят. Булки им раздал, пожалел, что так мало принес. Надо было по дороге ещё купить. Знаешь, я боялся увидеть дикарят каких-то, дурак. Они самые обычные дети. Может, чуть более серьёзные. Старшие в школу ходят районную. Я решил, когда потеплеет, стану мальчишек футболу учить. И девчонок, которые захотят… А пока игровые занятия проводить буду, сегодня интернет прошерстил, много интересного по теме. Я к ним на выходные поеду. Хочешь, со мной?

Наташа неожиданно зло фыркнула.

– А когда я заикнулась о том, чтобы у нас был свой ребёнок, ты ответил: рано ещё!

– Но… Это же совсем другое. Нам действительно рано – я недавно универ закончил, ты ещё учишься. Сами, считай, дети.

– И что? Половина моих однокурсниц замужем! А две уже забеременели.

Георгий слегка опешил от такого поворота.

– Послушай, но… Свой ребенок и помощь детям-сиротам – это разные вещи. К семье я не готов, а помогать могу уже сейчас. Понимаешь, я верю, что нашу страну, наш мир можно сделать лучше…

– Таская детдомовцам булки с презентаций?

– Нет. И да. Булочка – это малая капля, но «что есть океан, как не множество капель»?

– Я не понимаю! По мне лучше родить своего ребенка и ему покупать сладости, с ним играть в футбол. Через пять, десять лет, думаешь, кто-нибудь из этих детдомовцев тебя вспомнит?

– Может, и не вспомнит. Но у них останется ощущение заботы и тепла. Ты поедешь со мной или нет?

– В субботу у меня занятия. А в воскресенье у Тани день рождения. Мы, между прочим, оба приглашены, – и добавила капризным тоном. – Там все с парнями будут!

Георгий решил, что начинать знакомство лучше с простых и весёлых вещей. Потому для первой встречи распечатал детские стихи и раздал подопечным.

– Сейчас мы поиграем в воробышка, который совершил удивительное путешествие. Прочитаем стих, а потом нарисуем его героев. Итак, я начинаю, а вы мне помогайте.

Он сделал хитрое лицо и продекламировал:

– «Где обедал воробей? – В зоопарке у зверей!» Машенька, что было дальше?

Белокурая девочка деловито вздохнула и зачитала, написанное на бумажке:

– Пообедал я сперва

За решёткою у льва.

Подкрепился у лисицы,

У моржа попил водицы.[1]1
  Маршак С.Я. Где обедал воробей? – СПб.: Химия, 1993. – 84 с.


[Закрыть]

– А зубатый крокодил чуть меня не проглотил! – закричал смуглый мальчуган, замахал руками, видимо, представляя себя тем самым воробышком, и, довольный, уставился на Георгия.

– Верно, – кивнул журналист. – Но мы потеряли середину истории. А её нам расскажет…

Георгий на миг запнулся. Второе четверостишье должен был читать мальчик, который представлялся не иначе, как Гаврик. «Гаврила он», – объяснила нянечка. И вздохнула.

– Гаврила зачитает.

– Не хочу, – ответил мальчишка с пронзительными зелёными глазами. – Скучные стихи. Я лучше песню спою.

И затянул тонким голосом.

– От улыбки лопнул бегемот,  Обезьяна подавилася бананом,  Тёмный лес закрылся на ремонт,  И улитку придавило чемоданом.

Дети захихикали, Георгий улыбнулся.

– Есть такая песня. Но в ней слова другие. Её мы тоже разучим, если хотите.

– И тогда наверняка мы напьёмся коньяка… – не угомонялся Гаврик.

– Стоп, стоп, стоп. Кто же тебя научил такому?

– Васька его учит, – пискнула белокурая Маша. – Взрослый мальчик из города.

– Из города… – пробормотал Георгий.

Дети тем временем расщебетались, став и правда похожими на стаю воробьёв, принялись обсуждать несчастную улитку, придавленную чемоданом, и отпускать реплики в адрес Васьки, который был чьим-то родственником, а потому часто захаживал в детдом. Георгий попытался вернуться к стихам, но… внимание рассеяно, контакт разрушен. Журналист растерянно смотрел по сторонам.

* * *

Грегори шагнул в широкую комнату без мебели и с крохотными окнами на высоких стенах и задумчиво посмотрел на беспорядочную стайку тараканят, грозящую испортить владетелю день. Те визжали, смеялись и скакали туда-сюда не хуже блох неразумных.

Попробовал окрикнуть – ноль внимания. Попытался ухватить пару тараканят за руко– (или ного-?) – лапку, но безуспешно.

Отчаявшись, он затянулся поглубже трубкой, и выдохнул на шумящую ораву облако дыма. После чего рявкнул:

– Ти-и-и-и-и-и-хо-о-о-о-о-о!

Тараканята застыли, уставились на него, не мигая.

– Чего расшумелись? – уже спокойно спросил он. – Вы тараканы или паразиты какие-то?

– Т-тараканы, – послышались неуверенные голоса.

– Вот и ведите себя соответственно. Слушайтесь старших. И владетелей своих в чувство приведите, если хотите, чтобы они людьми стали, а не… В общем, людьми, да, – и подумав, добавил. – А тому из вас, кто лучше всех себя вести будет, помогу, когда придет время, из повзрослевшего сознания не вывалиться.

Тараканята заинтересованно вытянулись в струнку, даже усы зазвенели.

– Всё, займитесь делом. Я ещё загляну. Бывайте.

И исчез в дверном проёме.

* * *

Дети вдруг умолкли. Все, как один, словно по команде. Машенька подошла к журналисту, дёрнула за рукав.

– Давайте играть в воробышка. Гаврик, пожалуйста, прочти, что было дальше?

Гаврила хоть и с неохотой, но взял свой листок…

– Извините меня, – он стоял на лестничном пролёте в тени, Георгий даже не заметил сразу. – Я не должен был сегодня…

– Всё в порядке, Гаврила, – журналист потрепал мальчика по плечу.

А тот хлюпнул носом.

– Эй. Ты чего? Ты что – плакать собрался? Я же сказал, всё…

– Они утром приезжали. Катюху усыновили… удочерили… – он отвёл глаза.

Георгий застыл. Надо было что-то сказать, подбодрить, но в голову не шло ни одного умного слова. Да и что говорят в таких случаях? Всяких банальностей мальчик, наверняка, и без него наслушался.

– Я не плачу, – тихо сказал Гаврила. – Мужчины не плачут, верно?

– Да, – охрипшим голосом ответил журналист. – То есть, нет. Если надо – можно и поплакать. Но лучше давай вот что сделаем. Ты подожди, а я схожу в магазин и куплю тебе вкусное… Что ты любишь?

– Вертолётики. У меня был когда-то…

– Э… Сейчас могу предложить тебе пирожное, а в следующий раз обязательно привезу вертолёт. Послезавтра с утра привезу, годится?

Мальчик молча кивнул.

На Танюхином дне рождения журчало пиво, хрустели сухарики и чипсы, смачно чавкалась пицца. Типичная студенческая вечеринка, Георгий побывал на десятках таких, но почему-то сейчас привычное веселье не радовало. Журналиста раздражало всё – лужа пива на столе, раздавленные на ковре чипсы, остывшая пицца, душная прокуренная комната, гогот Наташкиных и Танькиных дружков. И даже разговоры, которые ещё недавно сам охотно поддерживал.

– Наш препод такой урод! Приколи, не пустил меня…

– А у нас возле общаги новый клуб открылся. Крута-а-а-а…

– Я вчера дошёл до восьмого уровня! Мой герой теперь…

– Предки мне новогодний тур подогнали, а я их просил?

– А я своему волшебный меч купил. ХанА гоблинам.

– Вот мне из Германии пиво привезли! Настоящее! Здесь такого нет.

– И где же оно, твоё пиво?..

Георгий встал, проскользнул на балкон, с наслаждением вдохнул холодный воздух, посмотрел на подтаявший за день снег. Нехорошо, когда зимой снег тает, некрасиво. Он раскурил трубку. Выпустил первое колечко и вспомнил вчерашнюю прогулку с Гаврилой.

Мальчишка радостно, посреди детдомовского двора распаковал заварные пирожные, схватил одно, кусок обёртки упал на мокрый декабрьский асфальт, и что-то показалось журналисту неправильным.

– И зачем же ты обёртку на пол бросил? – спросил он неожиданно для самого себя.

Гаврила беспечно пожал плечами.

– Все бросают.

– А как ты думаешь, почему эти «все» потом живут, будто в свинюшнике?

– Я знаю, я знаю! Нам нянечка говорила! Мы все плохо живём, потому что правительство у нас плохое.

– Нет, Гаврик ты мой. Не правительство бросает бумажки на дорогу…

Мальчишка задумался на секунду и пошёл подбирать обёртку.

Георгий смотрел на празднующую компанию сквозь грязное окно. Мерзли ноги, но возвращаться в комнату не хотелось. В кармане джинсов загудел мобильник – Серёга.

– Друг, мы журнал купили с твоей статьей, – затараторил он сходу. – Весь дом её читает, все передают тебе благодарности! Ты теперь герой нашего двора, друг! Настоящий борец за справедливость.

– Брось, – фыркнул Георгий.

– Серьёзно, всё так чётко расписано. Профессионально, – и он принялся зачитывать: – «…стало известно, что возле нашего дома будет построен новый офисный центр. Казалось бы – подобными намерениями никого уже не удивишь. Но! Есть несколько нюансов. Дом стоит на насыпном грунте. То есть, на намывном речном песке. И чтобы этот песок никуда из-под здания не уплыл, его с одной стороны сдерживают уплотнение и зеленые насаждения, а с другой – подпорная стена. Так вот, строительная компания «Столичный одуванчик» собирается возводить свой центр – читай: бурить, копать, вбивать – впритык к этой стене. На которой, как мы помним, держится весь наш дом…»

Георгий улыбнулся трубке.

– Да, я помню свою статью.

Помнил он и то, как пришёл к Серёге в гости и застал всю семью в расстроенных чувствах. Родители друга рассказали, что скоро вид из их окон превратится в сплошные строительные леса. А потом – в заднюю стену офисного центра. Мало того, что удовольствия масса, так ещё и небезопасно.

– А отец наш там яблоню высадил, – сказала напоследок Серёгина мама.

Георгий некоторое время вынюхивал, расспрашивал специалистов – что можно сделать? Три разных архитектора ему растолковали, что строить в этом месте вообще ничего нельзя, ибо с большой вероятностью всё закончится печально как для Серёгиного дома, так и для нового здания. Правда, подписывать статью своим именем ни один не позволил, поэтому материал оформили в виде анонимного читательского письма.

– Уж не знаю, поможет ли твоя публикация справиться с уродами из стройфирмы, но наш дом всё равно тебе благодарен!

– Не стОит. Работа у меня такая.

Из комнаты журналисту уже махала Наташа, всем своим видом выражая неудовольствие: «Куда так надолго запропастился?» А Георгий окончательно понял, что хочет сейчас находиться где угодно, только не на этой развесёлой пирушке.

– Гошенька, – запищала Наташа, стоило ему переступить порог комнаты, – а мы тут решили Новый год праздновать этой же компанией. Здорово, правда?

– М-м-м… Наверно. Слушай, мне пора. Я обещал Гавриле вертолётик купить, хочу по магазинам пройтись, пока не закрылись…

Он бочком отшагивал к прихожей.

– Что за глупости? Они допоздна работают. Гоша?!

– Хочешь, со мной пошли.

– Мы же пришли недавно. Таня обидится, если я сейчас уйду.

– Тогда оставайся. Я не против.

– Но я… я против. Тебе эти дети дороже меня! – она сердито топнула.

– Не передёргивай. Я же не обижаюсь, что ты не идёшь со мной, не говорю, что тебе твои друзья дороже меня?

Наташа задумалась. Её замешательства хватило Георгию, чтобы одеться.

Маршрутка из городка сломалась на полпути к Киеву, следующая приехала только через двадцать минут и тащилась с прытью полусонной улитки. В общем, на работу Георгий опоздал, за что был тут же оштрафован. Однако на этом неприятности понедельника не закончились. В кабинете главреда его ждали трое – маленький колобкообразный дядечка, высокий мужчина, похожий на батон и, собственно, Тамара Александровна. Лицо последней не предвещало ничего хорошего, лица первых двух, впрочем, тоже.

– А-а, вот и автор! – воскликнул дядечка.

А Тамара Александровна представила гостей – главный архитектор строительной компании «Столичный одуванчик», Константин Викторович, и её пиар-менеджер, Вадим.

– Что вы здесь понаписывали? – мрачно спросил Батон-Вадим.

А у Георгия возникло ощущение дежавю.

Между тем, ответить ему не дали. Дядечка с Батоном принялись сыпать возмущениями: мол, опорочили их, очернили, написали полную ерунду, не соответствующую никакой действительности, а у них – документы, всё по нормам, но не-е-ет, они, конечно, понимают, что журналист – ха-ха – ещё совсем молодой и неопытный, ему лапши навешали, он и доверился какому-то недоумку…

– Да! – воодушевлённо закричал дядечка. – Где этот ваш «инженер Николай», автор статьи? Почему не написал фамилию, регалии? Пусть придёт и поговорит с нами!

– Ага… – саркастически бросил Георгий.

– Да «липа» это всё, – процедил Батон. – Ясно же, нет никакого «инженера Николая».

– Ясно одно – наш юный друг по неопытности оступился, но исправится. Правда же? Сейчас напишем статью-опровержение…

– Я вам не «юный друг», – отрезал Георгий. – И не неопытный мальчишка. Я нескольких специалистов обошёл, прежде чем эту статью написал. И я уверен в каждом написанном там слове!

– Значит, так, дорогая Тамара Александровна. Вы, как я вижу, взрослая умная женщина, уговорите своего юного сотрудника не делать глупостей. А нас дела ждут. Мы же – ждём статью с опровержением. Наши специалисты в любую минуту дадут всю необходимую информацию по этому строительству. Я сам готов дать интервью.

– Мы это учтём, – бесцветным голосом ответила Тамара Александровна.

Гости поднялись и двинулись к дверям.

– Всего хорошего, – проговорила им вслед главред. – А вы, Георгий, останьтесь.

Журналист поёжился. В кабинете шефини он всегда чувствовал себя зябко. И дело не в вечно включённом кондиционере…

* * *

Выспавшись и приняв душ, тараканы встали на зарядку. Для Грегори такой распорядок дня – долго спать, быстро взбодриться – был нов, но в целом приемлем. Включили они бодрую музыку, заняли позиции и… едва успели размять лапы, как повеяло холодом. Даже стены инеем покрылись. Тараканы насторожились. Конечно, для зарядки свежесть не помешает, но – откуда ветер дует? Впрочем, могли бы и догадаться. На пороге комнаты возникла дама – вся будто скованная изо льда. Она медленно огляделась, скользнула взглядом по трём друзьям.

– Значит, здесь вы живете? – спросила равнодушно.

– А в-вы-то кто? – промямлил Жоржик.

– Известно кто, – дёрнул усами Грегори. – Термоодеяла нет под рукой?

– И снова вы, – гостья поджала губы. – А я, вот, зашла посмотреть, что у этого юноши в голове.

Жоржик с Гошей, впрочем, уже тоже всё поняли.

– Эх, стоит только отвлечься, как во что-то влипнешь, – прошептал Жоржик. – Снова цветы тащить?

– Не-ет, – еле слышно протянул Грегори, – тут одними цветами не обойдёшься. Одеяло бы…

И поспешно повернулся к Томе-Гавк.

– Вы только в игнор нашего владетеля не ставьте. Он хороший. Просто ещё неопытный.

Тома-Гавк едва заметно усмехнулась, Грегори лихорадочно соображал, чем бы её задобрить.

– А-а как поживает госпожа Морозкина?

Тома-Гавк открыла рот, но ответить не успела.

– До чего же эти варвары довели наших женщин! – возопил таракан-патриот.

Его товарищи вздрогнули. Даже у гостьи промелькнуло удивление на ледяном лице. А Гоша тем временем подбежал к ней, приобнял за плечи, не обращая внимания на заиндевевшую руколапу, и сочувственно спросил:

– Скажите, при нормальной жизни стали бы прекрасные женщины вот так… замерзать? Кто же тебя, красавица, довел до такого?

Гостья задумалась на миг, затем проговорила растерянно.

– Да так, были всякие…

– Ты присядь, присядь. Чайку выпей. Глядишь – отогреешься, – и к огромному ужасу товарищей повёл ледяную статую к дивану.

Статуя присела на подушки. «Промокнут, и придётся выбрасывать», – машинально отметил Грегори, но ничего не сказал, только на всякий случай заслонил собой балконную дверь. Гостья тем временем взяла чашку, сделала глоток и тут же вскочила.

– Пока я тут рассиживаюсь, моя владелица там совсем одна! А у вас… – она снова огляделась, в этот раз в глазах промелькнул интерес, – мило. Поздравляю, Грегори. Наконец-то достойный дом.

– Заходите в гости почаще. Добро пожаловать, – выдал Гоша.

– Да, – подхватил Грегори. – Я лично всегда вам рад, дорогая Тома. И Морозкину можете с собой брать. Только одеяло не забудьте!

– Постараюсь. Как-нибудь заглянем. Когда дел поменьше будет, – она еле слышно вздохнула и вышла прочь.

* * *

Провожая взглядом сотрудников «Столичного одуванчика», Георгий мысленно написал заявление об увольнении, высказал главреду всё, что накопилось за месяцы работы, искромсал в клочья свежий выпуск журнала…

Но главред удивила:

– Молодец! Умеете отстаивать своё мнение! – в глазах у Тамары Александровны промелькнуло нечто, похожее на уважение.

– Гм. Я думал, вы на их стороне.

– Почему это? Ах, вы о той статье о детдоме. Милый юноша, к счастью, компания «Столичный одуванчик» не является нашим спонсором. Да и потом, тема живая, интересная…

– А опровержение мне писать?

– Как хотите.

Георгий выдохнул. И он не знал, что одновременно с ним вздохнули с облегчением все жители его маленького тараканьего царства.

– Но штраф за опоздание никто не отменял! – улыбнулась начальница.

Зачётная неделя была в разгаре. Студенты носились туда-сюда, что-то на ходу доучивали, получали «автоматы», подрезали «хвосты». В другое бы время Георгий поностальгировал, но сейчас было не до этого…

– Не могу больше, не могу! Одно дело, слушать твои бредни про спасение страны и мира, а другое – видеть их в действии, – пять минут назад журналист сообщил Наташе, что Новый год хочет встретить с сиротами. – Нет, ты и правда веришь, что твоя возня с этими детдомовцами изменит мир? Да посмотри вокруг! Спустись на землю, Гоша! Ты всех друзей забросил, на работу опаздываешь, меня игнорируешь, а ради чего? Девчонки надо мной смеются, говорят: «Нашла себе блаженного патриота».