Текст книги "У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому"

Ефим Гастонович растерянно посмотрел на кошку. Та на всякий случай покрепче вцепилась когтями в пальто.

– И что же мне с тобой делать, а? – выдохнул он.

* * *

Из-за шкафа вышел таракан среднего телосложения в серой дырявой футболке. У него беспрестанно дёргались усы, и глаза смотрели с тревогой.

– Ты тоже здесь живёшь? – спросил Грегори.

– Нравится мне это «тоже», – проворчал тот. – Балкон закрой, холодно же.

– Я, вроде как, Гасту Гастонычу на замену, – Грегори показал трубку, прикрыв, прочем, балкон. – Он меня сам позвал. А ты кто?

– Я – Горе Опекун.

– Хм.

– О близких забочусь.

– Но разве забота о ком-то – это странность?

– В каком смысле? Хочешь сказать, что я – это странность? – свёл брови Горе Опекун и подался вперёд.

– Э… Ну так, все мы немного того… Каждый таракан это…

Тревоги в глазах прибавилось.

– В общем, проехали. Просто никогда не встречал таракана-опекуна.

– Мало ли, чего ты не встречал. У меня и подруга есть – такая же, как я. Хотя… вот она как раз немного странная. Мамашей Марго зовут. Хочешь, познакомлю?

Знакомиться со странной Мамашей почему-то не хотелось. Поэтому Грегори неопределённо мотнул головой и спросил.

– А ты чего за шкафом прятался?

– От этого… Предшественника твоего. Всё смотрел на меня с укоризной, будто обвинял в чём, – Горе Опекун покосился на трубку. – Ты только штукой своей дымить здесь не придумай! Дым отвлекает владетеля!

Грегори хотел сказать, что у него и так трубка не раскуривается, но в последний миг передумал и спросил:

– От чего отвлекает?

– От мыслей о близких, разумеется, – затряс усами Горе Опекун и принюхался. – Вот, опять его что-то отвлекло. Не дыми здесь, слышишь? Ни в коем случае не дыми в квартире!

Грегори повертел в руколапах трубку. Ситуация постепенно прояснялась, а задача по взбодрению владетеля, напротив, усложнялась.

– Знаешь что, – медленно проговорил Грегори, – а давай, и правда, к твоей Мамаше-Странной в гости сходим?

* * *

Кошке требовалась еда.

Конечно же, Ефим Гастонович не поволок её обратно на мороз – принёс домой. О том, чем именно кормят котов, он имел очень смутное представление, однако чётко запомнил, как сын, Гриша, не раз повторял, что вопреки распространённому мнению человеческая еда усатым не подходит. Надо покупать специальный корм и не какой-нибудь, а качественный. Ефим Гастонович налил кошке воды, на всякий случай – ещё и кефира, а затем полез в интернет. Около часа изучал некое сообщество кошатников, узнал много названий консервов, которые покупать ни в коем случае не следует, и парочку, которые покупать можно. Заодно с удивлением выяснил, что придётся также приобрести лоток для кошачьего туалета, специальный наполнитель для него, некий агрегат, о который коты точат когти, а также – кошачью мисочку. Кроме того, крайне желательно купить жевательную траву, таблетки от глистов, и вообще – показать свежепойманную кошку ветеринару.

Ефим Гастонович почесал затылок и снова потянулся к пальто.

Ветеринар, пожалуй, подождёт – кошка больной не выглядит, разве что, испуганной и подмёрзшей… А вот покормить животинку надо. Неизвестно ведь, сколько она на улице просидела. Он посмотрел на подобрашку. Та лежала на кровати, поджав под себя лапы, и мало чем отличалась от меховых подушек, валявшихся рядом. Лишь огромные янтарные глаза, сверкая, выдавали в ней живое существо.

– Так и буду тебя звать: Подушка! – сказал Ефим Гастонович, натягивая сапоги.

Кошка недвижно за ним наблюдала, а затем медленно моргнула.

В зоомагазине молодая бойкая продавщица надавала ему ещё кучу советов по уходу за кошкой, уговорила добавить к вороху покупок щетку для расчёсывания Подушки: «Она же у вас пушистая!» А также посоветовала выяснить, успела ли прежняя хозяйка сделать кисе какие-либо прививки.

Из магазина старик вышел, нагруженный по самое не могу. Поставил покупки на лавочку, отдышался немного. Подумал даже, не взять ли такси? Мотнул головой. «Наши люди в булочную на такси не ездют». Два квартала как-нибудь осилит – не совсем ещё дед-развалюха. Хотел уже идти, когда подошла Ольга Ивановна из соседнего подъезда.

– Ты что это, Гастоныч? – она весело окинула взглядом гору кото-товаров на скамейке. – Лоток свой открываешь, чи шо?

– Наоборот. Купил, вот. Для кошки.

– От те на! Никогда никакой домашней живности не признавал, и вдруг – кошку завёл?

– Завёл. Долгая история, – сплетничать Ефим Гастонович не любил, продавщице в магазине и то сказал, что кошку ему прежние хозяева отдали из-за аллергии.

Он вытер лоб и стал раздумывать, как бы удобнее всё подхватить.

– Подсобить тебе, Гастоныч? Как же ты это всё сам донесёшь?

– Вот ещё. Женщин нагружать.

– Ерунда! – Ольга Ивановна резво ухватила пакет с лотком, мисками и кото-игрушками. – Оно совсем не тяжёлое, а тебе сподручней будет.

И отступила на шаг, всем своим видом показывая, что пакет строптивому соседу ни за что не отдаст.

– Что ж, и то верно, – кивнул Ефим Гастонович, и они зашагали к дому.

Из-за угла, шагах в пятидесяти перед ними, вынырнули бывшая хозяйка Подушки с сыночком. Ефим Гастонович незаметно замедлил шаг – уж кого-кого, а «любительницу ма-а-аленьких котяток» видеть сейчас совсем не хотелось. Его спутница тоже увидела соседку с отпрыском впереди.

– Вот же ж, дал бог сыночка, а? Тридцать пять лет, а сидит на материнской шее, постоянной работы нет, только дефективчики свои пишет. Говорят, одну книжку издал недавно. То ли за материнскую пенсию, то ли за какой-то свой заработок. Хотя, откуда у него заработок…

– Вроде бы, грузчиком по ночам подрабатывает, – пропыхтел Ефим Гастонович. – Давайте-ка, дражайшая Ольга, у лавочки остановимся. Я руки сменю…

– Руки он сменит… А ещё от помощи отказывался, говорила же – тяжело. А этот, – она кивнула на Маргариту с сыном, – какой с него грузчик? У матери даже сумку взять не может.

Действительно, соседка тащила ворох авосек, у Гордончика же в руках болтался один лишь маленький пакетик.

– А ей, почему-то, за младшего стыдно, – не удержался Ефим Гастонович.

И вернулся к собственной горе покупок.

Подушка оказалась на редкость ласковая и сообразительная. Она сразу же использовала по назначению лоток, радостно уплела предложенный корм, перед этим вежливо потёрлась об ахающую – «Это что, Маргаритина кошка?» – Ольгу Ивановну, а затем, когда соседка удалилась, забралась к Ефиму Гастоновичу на колени и принялась сосредоточенно мурчать. Он рассеянно погладил кошку, с нетерпением вглядываясь в монитор медленно просыпающегося компьютера.

Компьютер, наконец, ожил.

Новостей не было.

* * *

Поначалу Мамаша Марго Грегори даже понравилась. Возможно, это из-за того, что она с порога потащила гостей в большую светлую кухню, усадила за стол, где тут же наставила всякой всячины. Вернувшийся из межсознанья таракан был очень рад домашней еде.

Грегори съел первое, второе и салат, раскрыл перед собой окно и наконец раскурил трубку, откинулся на спинку стула и решил, что новая жизнь не так уж и плоха. Можно приходить к Мамаше Марго, обедать, курить и постепенно искать пути взбадривания владетеля.

В эту секунду Мамаша Марго поставила перед ним новую тарелку с дымящейся едой.

– Эм… Спасибо большое, но я уже наелся.

– Обидеть хочешь? – зыркнула на него Мамаша Марго, тараканиха, надо сказать, весьма крупная.

– Нет, что вы… – Грегори растерянно перевёл взгляд на Горе Опекуна.

– Я предупреждал, – пожал плечами тот, наклонился и прошептал. – Единственный способ избежать дополнительной порции – вовремя уйти. Предлагаю прямо сейчас это и сделать, пока она и мне добавки не навалила.

– Но я ещё не докурил!

– Тогда ешь.

Грегори тоскливо посмотрел в тарелку, а в кухню вошёл новый таракан. Был он очень маленького роста, Грегори даже решил, что перед ним таракан-детёныш, но потом понял – это взрослая особь, только почему-то не выросшая.

У таракана были широкие плечи, сутулая спина, угрюмый взгляд, и тащил он на себе зачем-то странную деревянную конструкцию – на голове лежала широкая доска, по краям к ней крепились ещё две, доставая до пола. В итоге создавалось впечатление, что таракан заключён в большую букву «П».

– Ой, Горочка! – запищала хозяйка квартиры, – сыночечек, любименький, садись скорей кушатки!

Грегори затошнило. Есть расхотелось окончательно.

Пришелец уселся за стол и стал сосредоточенно поглощать бесконечную еду. Грегори уловил момент и подсунул ему собственную тарелку. «Сыночечек» уплёл её содержимое, как ни в чём не бывало.

– Спасибо, хозяюшка, – Грегори бочком подбирался к двери, – но нам, пожалуй, пора.

Он выскользнул в дверь, Горе Опекун – за ним.

– Фух, – вытер пот Грегори, когда они оказались дома, – мне всё виделось, что она бежит за нами и пытается накормить. А это, и правда, её сын?

– Ага.

– А что это на нём за деревяшки?

– Корректор роста.

– Хм. Она любит карликов?

– Кто её знает. Не вздумай дома курить!

* * *

Ольга Ивановна, пока тащили кото-добро, посоветовала обратиться в турфирму, услугами которой пользовались его сын и внук. Ефим Гастонович даже с шагу сбился, а затем застыл столбом, хлопнул бы себя по лбу, да руки заняты. Как же он сам не додумался? Впрочем, оно и понятно. Гриша с Никитой всё время путешествовали, что называется, своим ходом. Безо всяких турфирм. Однако под конец решили примкнуть к какому-то «очень уж интересному туру по Чехии», с тем же туром должны были и домой вернуться – об этом они сообщали в предпоследнем письме. Его сейчас и открыл Ефим Гастонович.

Названия турфирмы не было.

Тогда Ефим Гастонович позвонил Гришиному дворецкому, Михаилу Арсеньичу, которого сын – это он точно знал – всегда держал в курсе всех формальностей. Если отцу Григорий пожалуется на отсутствие борща и перескажет всё, что наговорил «занудный гид», то Михаилу Арсеньчу непременно доложит точное название турфирмы, где этот гид работает и номер автобуса, на котором гид их вёз.

Услышав вопрос, дворецкий Гриши замялся, но потом сообщил, что в турфирму уже позвонил. Автобус, в котором ехали Григорий и Никита, вернулся вчера вечером. Без них.

– Они сошли в Праге. Это всё, что мне сообщили.

– Но… Как же это? Почему?

– Я пытаюсь выяснить. Но вы не волнуйтесь, вы же знаете Григория Ефимовича. Скорее всего, ему просто наскучил нудный автобусный гид.

– Но он мне не писал всё это время… Не выходил в скайп…

– Мне тоже. Если до конца дня я не получу новостей, обращусь в консульство Чехии, – до омерзения спокойно проговорил Михаил Аресеньич. – Простите, мне звонят по второму номеру.

Ефим Гастонович битый час мерил шагами квартиру.

Кошка Подушка внимательно наблюдала за ним с подоконника, затем спрыгнула, подошла и деловито потёрлась о ногу. Он наклонился, почесал её за ухом. Подушка муркнула.

– Эх ты, несчастье… – пробормотал Ефим Гастонович. – Самому надо в консульство звонить, вот что! Отец ведь – я, а не дворецкий.

Он решительно зашагал назад к компьютеру, чтобы выяснить телефон консульства Чехии, но тут в дверь позвонили.

– Гастоныч, тебе тоже такой счёт за воду выставили? – Маргарита Сергеевна как всегда без спросу вкатилась в квартиру.

– Что? – моргнул на неё Ефим Гастонович. – Какой счёт? Какую воду?

– Горячую, какую! От, посмотри! – она выложила перед ним ворох квитанций.

Ефим Гастонович лишь скользнул по ним взглядом.

– Послушай, Сергеевна, мне сейчас немного не до воды. Ни до горячей, ни до холодной.

– А что такое? Никак твои, наконец, написали? – и со свойственной ей бестактностью соседка уткнулась носом в монитор.

Ефим Гастонович открыл рот, чтобы вежливо попросить её уйти, в последний миг понял, что получится совсем не вежливо, но сказать всё равно ничего не успел.

– Дождался, наконец, – со смесью удивления и разочарования протянула соседка.

Ефим Гастонович отпихнул её от монитора. В открытой почте висело новое письмо. От Григория. Дрожащими руками отец и дед потянулся к мышке, клацнуть по нужной строке удалось не сразу.

– Что пишут-то? – раздалось из-за спины, но Ефиму Гастоновичу показалось, что голос донёсся издалека, он едва его услышал, взволнованно скользя глазами по строчкам.

«Отец, с нами всё в порядке. Попали в небольшую неприятность – зашли на местный антикварный рынок и так увлеклись предметами старины, что не уследили за вещами. Утянули барсетки, где были почти все деньги, карточки, телефоны и, самое обидное, документы. Со студенческих лет со мной такого не случалось. А без документов в чужой стране – сам понимаешь. Пришлось идти в полицию, в консульство… Но теперь уже всё улажено, Арсеньич только что нам билеты оплатил – вечером самолёт, завтра дома будем.

Прости, что не писали и не звонили – ни тебе, ни Арсеньичу. Во-первых, особо, не откуда было, во-вторых, не хотели беспокоить, пока всё не уладим.

И да, одну древнюю статуэтку я всё же успел прикупить…»

– Чего пишут-то? – повторила соседка.

Ефим Гастонович не смог ответить.

Резкая боль в груди – и в глазах потемнело. Бросило в пот. Он медленно оседал на пол, откуда-то совсем уж издалека доносился голос Маргариты Сергеевны.

– Гастоныч? Гастоныч, да что с тобой? Ой, горечко… Алё, скорая?… …Гастоныч, да что ж ты? Давай на кровать…

Кажется, соседка доволокла до кровати его на себе, потом был врач, вопросы, стетоскоп, давление и носилки. Уже у самой «скорой» Ефим Гастонович вспомнил о важном.

– Сергеевна, – позвал он, но соседка и без того крутилась рядом. – Возьми ключи. Покорми Подушку, пока меня не будет.

– Чего?

– Ну, кошку. Она же тебя знает. И туалет там убрать надо. А я тебе чего-нибудь… когда вернусь…

– Ой, Гастоныч, нашёл из-за чего переживать! Ты лечись, главное, и ни о чём не думай. Велика беда – кошка. Говорю же, выпустить её – сама себе еду найдёт.

– Если кошки не окажется дома, когда я вернусь, – Ефим Гастонович из последних сил приподнялся на носилках, – вовек с тобой не заговорю, слышишь? А помру – вурдалаком к тебе вернусь, слышишь?

– Да что ты… – отшатнулась соседка.

Носилки погрузили в «скорую».

* * *

Сознание владетеля погрузилось во мрак.

– Уходи, спасайся! – раздалось над ухом у Грегори.

– Чего это? Он же жив.

– В любую секунду это может измениться, – грустно проговорил Горе Опекун. – Владетель – старый человек. Испереживался весь. А умрёт он – умрут и все его тараканы. Так что – уходи.

– А ты чего вдруг за меня волноваться вздумал?

– Я же Опекун. Я за всех волнуюсь. Беги! – и с неожиданной прытью изо всех сил толкнул Грегори.

Тот выставил руколапы, ожидая встретить стену, но наткнулся на пустоту, кувыркнулся в воздухе и понял, что летит прочь из сознания Ефима Гастоновича. Он лихорадочно искал, за что бы уцепиться, и в последний миг увидел тоненькую блестящую мысле-нить. Он вцепился в неё, повис и плавно уплыл на краешек сознания.

«Подушка. Подушка. Только бы не выгнала Подушку. Если не вернусь – что же будет с Подушкой»

Владетелю плохо, он сейчас наполовину спит, наполовину бредит, но не забывает про подобранную кошку. И замечательно. Есть тонкая нить – за неё и держись. Ты должен вернуться – тебя ждут, без тебя пропадут.

Грегори сидел и сидел, весь вечер и ночь – сторожил мысле-нить. Следил, чтобы не погасла, не ускользнула куда-нибудь.

И утром в сознании начало светлеть.

* * *

Первое, что увидел Ефим Гастонович, когда на следующий день открыл глаза – лицо сына, сидевшего у постели. За спиной у него маячил внук Никита.

– Ну, ты даёшь, отец, – выдохнул Гриша. – Звоним тебе, звоним, а в итоге отвечает твоя соседка. Говорит, ты кошку завёл, а потом у тебя приступ случился. Напугал ты нас.

– Это я-то напугал? – проворчал старик. – А сами-то… волновать они меня боялись рассказом об ограблении, а то, что я от молчания вашего чуть с ума не сошёл, в голову не пришло?

Григорий с Никитой опустили головы.

– Ладно, что уже, – махнул рукой отец и дед. – Главное, все живы. За кошкой присмотрите, а то не доверяю я этой Маргарите.

– И чего ж это ты мне не доверяешь, Гастоныч? – раздался голос от порога палаты. – Я тут его проведать пришла, гостинцев принесла, а он – не доверяет!

Маргарита Сергеевна подкатилась к кровати, потрясла перед собой пакетом, из которого что-то булькнуло и подозрительно запахло кислой капустой.

Григорий заглянул в пакет.

– Надо бы выяснить у врача, что из этого отцу можно.

После чего удалился из палаты, Никита зашагал за ним.

– Ой, – всплеснула руками Маргарита Сергеевна, – подозрительные какие! Сами хоть что-нибудь принесли? Там же у меня просто голубцы и компот домашний. Наварила опять, а этот негодяй, как всегда, не приехал. Все дети одинаково неблагодарные! – веско закончила она.

Бабуля с соседней койки энергично закивала, мужчина с другой стороны лишь дёрнул бровью. А Ефим Гастонович понял, что сыт уже соседкиной философией по горло.

– Прекрати, Сергеевна. У тебя отличный сын. И я на своего не жалуюсь. С Подушкой всё в порядке?

– Да что ей сделается? А вот ты, Гастоныч, мне не очень нравишься. Ведёшь себя, как неродной. А ведь мы с тобой в одной лодке. Оба переживаем за своих детей.

– Переживаем, да только по-разному. Я боюсь, как бы они не пострадали, а ты – как бы не выросли.

– Что-то я тебя не понимаю, Гастоныч, – соседка зачем-то поправила бюст и скрестила руки на груди.

– Да что тут понимать… – махнул рукой Ефим Гастонович, и в этот миг вернулись Гриша с Никитой.

– Голубцы нельзя, – заявил сын. – Компот можно.

Маргарита Сергеевна обиженно взяла пакет с голубцами, быстро попрощалась и вышла прочь, бормоча что-то о том, как накормит дома Гордончика.

* * *

Грегори прожил с Ефимом Гастоновичем до лета.

Старик, в отличие от его сына, не смог сразу отказаться от любимой вредной привычки, а потому перешёл на электронные сигареты. У Грегори же волшебным образом исчез из кисета весь табак, а сама трубка стала «зажигаться» с помощью специальной кнопки.

Но, по крайней мере, зажигалась.

Горе-Опекун исчез. А владетель вернул себе вкус к жизни. Он затягивался электронной сигаретой и постоянно возился с Подушкой. Грегори новая жизнь в целом устраивала, но всё же он скучал по вкусу натурального табака. А ещё – периодами накатывала тоска по первому дому, сознанию Григория Ефимовича, а уж туда возвращаться нельзя. Даже в гости не зайдёшь – велик риск остаться и навредить бывшему владетелю. Грегори и не заходил, хотя и тянуло порой так… где только находил силы держаться? Но когда-нибудь силы могут и подвести. Да и нынешний владелец однажды откажется и от электронных сигарет тоже…

Сам же владелец ранним майским утром подобрал во дворе ещё одного котёнка. И Грегори не удивился, когда вскоре после этого на пороге возник новый таракан и вместо приветствия громко мяукнул с порога. У ноголап пришельца энергично копошилось что-то пушистое.

– Что ж, – сказал ему Грегори, – теперь я могу идти дальше. А твоя задача – владетеля бодрить!

Кошачий таракан энергично кивнул.

Шаг пятый
Потолок – не предел

– Ах ты ж затейник эдакий! – Милка со стоном подпрыгивала на пустых лотках из-под хлеба. – Мать твою, как приспичило.

– Кто бы говорил, – улыбнулся Горовин, застегивая штаны.

Да уж, действительно приспичило. На краю городского парка, в кузове хлебо-булочного грузовичка. А почему бы и нет? Конец смены, симпатичная подруга мнёт его бедро пальцами, отвлекая от дороги, тёплый летний вечер, птички щебечут, где-то орёт караоке, а может – коту на хвост наступили… Типичный Харьков.

– Документы предъявите, молодые люди. Чем здесь занимаетесь?

Чёрт! Горовин-то штаны застегнул, а Милка, как валялась томная и полуголая, так и валяется. То есть, при явлении парочки служителей закона, конечно, встрепенулась, запахнулась, разве что за лотки с оставшимся хлебом не уползла. Но поздно.

– Нарушение порядка в общественных местах, – нудным голосом пробубнил мент.

– И где же вы здесь общество увидели, сержант? – развёл руками Горовин. – Расслабились немножко после работы, тяжёлый день был, вот и… Давайте мы вас лучше булочками угостим. Свежие! Можно сказать, только из печи.

Он протянул защитникам порядка по паре мягких «плетёнок» и одному сочнику. Подумал и добавил ещё один сахарный крендель. Стражи покосились с подозрением.

– Она хоть не на них сидела, кхм, в процессе?

Милка фыркнула в кулак, Горовин напустил на себя самый смиренный вид, на какой был способен.

– Разве можно, сержант?

Стражи сунули булки подмышки, бросили через плечо:

– Не попадайтесь больше.

И скрылись в парке.

У киоска топтался Рогатый Вася. «Рогатым» его прозвали за подвиги жёнушки, ну а Вася – это просто Вася. И вид он сейчас являл самый воинственный. Горовин глотнул пива, замер в тени разлапистой липы, прислушался. В отдалении возмущённо цокали каблуки – Милка требовала продолжения банкета, но у него вдруг пропало всякое желание. Потому машину отправил в гараж, подругу – домой, а сам – по пиву и спать. А может, и не спать…

– Где моя шалава? – разорялся Рогатый Вася в окошко киоска. – Говори! Как это ты не знаешь? Врёшь! Она вчера всю ночь в кустах, вот, в этих самых кустах через дорогу от тебя трахалась, а ты не видела? Хрен я тебе верну, а не долг, значит!

И от души саданул подошвой по киоску.

– Сколько ты должен девушке? – тихо спросил Горовин, выходя из укрытия.

– Колька, – бросился к нему буян, но застыл, напоролся на холодный взгляд. – Так это… сегодня же не твоя на смене. А эта паскуда…

– Сколько. Ты. Должен. Девушке?

– А может, и эта тоже – твоя? Ладно, ладно. Я понял, – он постучал в успевшее закрыться окошко, швырнул на прилавок двадцатку. – Я к Валику. Ты, как, со мной?

– Уже не с тобой.

Вася пожал плечами и побрёл прочь. Горовин шагнул к киоску.

– Лариска, открывай.

В дверях показалась худенькая медноволосая девушка.

– И где же его шалава? – Горовин зашёл внутрь и плюхнулся на ящик из-под пива.

Затем достал из него новую бутылку, открыл.

– Я откуда знаю? Уже неделю её не видела.

Девушка скривилась.

– Презираешь нас? – Горовин вскрыл бутылку.

Девушка упёрла руки в боки, но потом вдруг обмякла.

– Тебя – не презираю. Да и других – тоже. Жалко мне вас.

– От жалости до презрения… А они, как собаки, чувствуют отношение. И завидуют, разумеется.

Девушка промолчала. Горовин, не дождавшись вопроса, всё-таки выдал ответ.

– Молодая, красивая. Вся жизнь впереди. Видно же – в киоске, в торговле долго не задержишься. Закончишь свой вуз и…

– Ну а ты, Коля? – она подошла ближе, осторожно, несмело даже, провела рукой по смоляным волосам гостя. – Ты надолго задержишься?

– А я что? Что я? – отшатнулся, от души глотнул пива, тёплое, и хрен с ним. – Я вуз три года назад бросил. Год до диплома не дотянул.

– Никогда не поздно восстановиться.

– Кому я сейчас нужен? Тогда да, был перспекти-и-ивным студентом-физиком! Хотя и тоже подрабатывал, где придётся. Но свет на горизонте был. Контора зарубежная даже работу предлагала, как универ закончу. По нашим временам это вообще редкость. А потом батя помер… – он осёкся.

Алкоголь, как обычно, норовил давить на жалость.

– Да. И ты решил вместе с ним и себя похоронить тоже. Хотел бы твой отец для тебя такой судьбы?

– Он, кстати, физику ненавидел, – непонятно к чему сказал Горовин и глубокомысленно добавил. – И вообще, жизнь – говно.

В окошко постучались. Худой юноша попросил лимонад и шоколадку. Лариса улыбнулась и выдала желаемое.

– Сигареты есть? – новый покупатель, дед со злым взглядом.

– Какие вам именно?

– Ты что, не понимаешь? Сигареты! Си-га-ре-ты! Откуда вас таких тупых берут?

Следом сильно перекрашенная тётя заказала воду без газа и сообщила, что «такой милой девушке здесь не место». Лариса смутилась. Притворно – слышит-то она подобное не впервые. Всё лето слушает. И сама постоянно, сцепив зубы, твердит: я здесь временно. Семье надо помогать, стипендии на всё не хватает, и тому подобное. Но ещё чуть-чуть и – не станет никакой киоскёрши-Лариски. Будет Лариса Александровна, уважаемый человек, айти-специалист, и о ночных сменах в ларьке станет разве что в кошмарных снах вспоминать. Может, вообще в Киев переедет. Сама говорила, что уже к вакансиям в столице присматривается. И знакомые у неё там есть.

А он продолжит булочки с батонами развозить. Потому и выбрал Милку, пышная курчавая брюнетка-хохотушка на одной с ним волне. От работы продавцом тащится, как удав по стекловате. Каждый нетрезвый клиент – не «ой, ой, загубленная душа» и «фу, фу перегар», а возможность «втулить лишнее пиво», а то и сдачи недодать. Всё равно не разглядит спьяну.

С ней легко, с ней можно не жалеть о прошлом и не бояться икнуть спьяну, и секс классный. А Лариска… Он и сам не знал, зачем раз за разом приходил к Лариске. Вот и сейчас раздумывал: может, зря не пошёл к Валику? Он бы точно морали не стал читать, ему бы самому кто прочитал… Покосился на Ларису, что крутилась по киоску – собирала заказ для новых покупателей, молодой пары. Они сдружились с первых дней, как только студентка политеха заступила на смену, в начале лета. С медноволосой гордячкой было интересно, но в тоже время рядом с ней становилось не по себе. Будто пробуждалось что-то в душе – светлое и пугающее одновременное, и росло, царапалось в дверь, лишало покоя…

* * *

– Что-то он сегодня слишком беспокойный, – жирный лоснящийся таракан поднял взгляд к потолку.

Там вниз головой метался мелкий тараканчик, беспокойно шевелил усами, скрёб лапками, принюхивался, иногда слабо попискивал.

– Впечатление такое, что он ищет выход, – ответил товарищ жирного и отхлебнул из бутылки.

– Да никак твоего пойла нахлебался. Эй, чудак! Может, тебе дверь показать?

Вопрос был риторический. Странного соседа они уже не раз пытались выставить именно что за дверь, но тот каждый раз возвращался. Большую часть времени сидел тихо в углу за табуретом, но иногда устраивал цирковые представления.

– Дихлофос с ним, – махнул руколапой жирный. – У нас, кажется, новые гости.

– Ба! Кто к нам пожаловал! – подскочил с кровати его товарищ и громко икнул.

– Ну, здравствуй, пьяный Ик, – дёрнул усами Грегори и спрыгнул с люстры.

Новое жильё нашлось без приключений. Только высадился Грегори почему-то под потолком, с которого на него восхищенно воззрилась какая-то тараканья мелочь. Но хуже был тот, кто ожидал на полу.

– Так, так, так, – Ник-пьяный-Ик ходил кругами и дышал перегаром. – Стало быть, кто-то остался без дома? А помнишь, как вы меня из сознания Никиты вышвырнули?

– А ты здесь живешь, что ли? Тогда не волнуйся – я по ошибке забрёл. Не может же быть, чтобы владетеля и на Г, и на Н звали.

– Николай Горовин – владетель наш. Причём Горовин – это считай, второе имя. Его иначе никто не называет. Тут все на Г. Горовушка, – он ткнул пальцем в жирного, – а тот, под потолком, Горнило. Толку от него ноль, а выгнать не можем. И тебя бы вышвырнуть прямо сейчас, но – незлопамятен я. Вот что мы сделаем. Мы с Горовушкой, так и быть, дадим тебе передохнуть в нашем сознании недельку, ладно две. А ты, когда уйдёшь, этого с собой заберёшь, согласен?

Грегори кивнул.

Отдых не помешает, да и хорошая компания в случае чего лишней не будет. А то, что потенциальный спутник под потолком сидит – немудрено с такими-то соседями. Один – алкаш, второй – и того хуже, судя по брезгливой унылости на лице и табличке на шее. Последняя гордо сообщала миру, что «жизнь – говно!».

* * *

На следующий день мать Валика, пожилая Фёкла, бродила с безумным взглядом под витринами киосков и выпрашивала денег на еду.

– На бухло она клянчит, – веско заявила Милка, заступившая на утреннюю смену. – На опохмел. Всю ночь гудели.

А Горовин вдруг порадовался, что не пошёл вчера с Рогатым Васей.

– Коленька. Милочка, – добрела до них Фёкла. – Есть нечего. Пустой холодильник, не верите – сходите проверьте. Хоть червонец…

– Пойдём!

Горовин схватил похмельную пенсионерку за руку, тщательно игнорируя выпученные глаза Милки, втащил в продуктовый магазинчик, поставил перед прилавком. Фёкла икнула, молодая сонная продавщица натянуто улыбнулась и зачем-то покосилась на выход.

– Гречки дайте. И риса. И вермишели, – прорычал Горовин. – И тушёнки пару банок. Что ещё? Картошки. Соль у тебя есть? И соли дайте. А! И хлеба.

Он самолично оттащил пакет Фёкле домой, запихнул продукты в холодильник, поставил воду на огонь, отварил вермишель.

– Поешь. С тушёнкой.

Фёкла ошалело кивнула. Сынка дома не было, где-то опохмелялся. В квартире витал густой запах алкоголя, перегара и блевотины. Горовин, убедившись, что пенсионерка взялась за вилку, вывалился на улицу. Жадно глотнул свежий утренний воздух.

Милка встретила его кривой усмешкой.

– И зачем ты это сделал? Знаешь же, она всё пропьет.

Горовин кивнул. Он знал.

– Лучше бы сразу бухла ей купил, раз такой добрый.

Он промолчал. Лариса бы поняла, – подумалось.

А вечером Фёкла бродила под витринами киосков и меняла пачку гречки на бутылку водки.

* * *

Без Ика и Горовушки квартира казалась необычно большой. Жирному таракану вдруг поплохело на ровном месте, и Ник-пьяный-Ик повёл его на воздух. Грегори с собой не позвали, однако тот не огорчился. Он подошёл к табурету, стоявшему в углу, подумал немного и отодвинул в сторону.

– И откуда ты такой мелкий взялся? – спросил у слившегося со стеной собрата.

– Оттуда, – неопределённый взмах руколапками.

– Угу… А по потолку зачем бегал?

– Понимаешь, раньше я через них свободно проходил. Да и покрупнее был тогда. А потом в доме завелись эти…

– Хм. Таракан, который пробивает потолки…

– Не-е-ет! Потолки пробивал сам владетель, было время, когда он с ними справлялся на раз. Стоило захотеть только. В средней школе шахматами увлёкся, день и ночь сидел над доской, изучал варианты стратегий – хотя до этого с трудом слона от ладьи отличал. Трудно было ему. Другой, особенно в его возрасте, давно бы рукой махнул, да пошёл бы во двор гонять… А он – нет. Долго пробивал свой первый потолок. Но в итоге – городской турнир выиграл. Тогда я у него и появился. Знаешь ли, человеку без правильного таракана расти над собой сложнее.

– Запутался. Ты – шахматный таракан?

– Нет. Я помогаю ему освоиться на новом уровне.

– Но какая же твоя задача?

– А какая хозяину сейчас нужна, та и есть. Через полгода после победы на турнире мой владетель возлюбил физику. Решил, что непременно станет великим учёным. Принялся учиться с тройным усердием, хотя точные науки давались ему трудно. Но в итоге поступил в отличный вуз. Сам. И стипендию получал. А потом новый потолок возник – на первом курсе влюбился в девушку, а она обсмеяла его, мол, хилый очень. Он же, пока шахматы и физику осваивал, физкультуру совсем забросил. Стометровку с трудом пробегал.

– И что?

– Записался в секцию борьбы. Опять же – тяжело ему было. Прочие ребята со школы тренировались, а он… В общем, под насмешки однокурсников пробивал новый потолок.