Текст книги "У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому"

– И ты помогал? А физика?

– Никуда не делась. Как и шахматы. Если мой владетель пробивает потолок и переходит на другой уровень, это не значит, что прежние уровни аннулируются. Они накапливаются. А я подхватываю его новое увлечение. И жду нового потолка.

– Горнило, значит. Таракан-хамелеон.

– Чем плохо?

– Ничем. И однозначно лучше всяческих Иков и иже… Слушай, как же ты такой весь из себя их в свой дом допустил?

Горнило поник усами.

– Беда у владетеля случилась. А они – тут как тут, сначала жирный, потом – пьяный. Будто не тараканы, а стервятники. Подкараулили настроение – дверь и открылась. А потом – осталось только подогревать нужный настрой, а уж это они уме-е-еют. Владетель о новых уровнях и думать забыл. Я сдулся весь в попытках своими силами с потолком совладать. Чую, развоплощение не за горами. А мне бы хоть щёлочку… А эти, наоборот, разрослись, ещё и меня выставить норовят. Я бы ушёл, но боюсь, без меня совсем пропадёт владетель.

– Да уж, ситуация, – Грегори почесал затылок, пальцы принялись сами набивать трубку.

– Не курить в доме, – рявкнули с порога.

– Можно подумать, ты со своим перегаром что-то ещё способен унюхать.

– Горовушка унюхает.

– Хоть кури, хоть не кури, а жизнь всё равно – говно! Так стоит ли курить?

– Железная логика, – заметил Грегори, затягиваясь и выдыхая в окно. – Значит, Ик, портишь жизнь хорошему человеку? Мало тебе пьяниц горьких, зачем в приличный дом полез?

– Хе! У пьяниц всё занято. Что до жизни – сильнее, чем её портит Горовушка, уже некуда! А он здесь раньше появился.

– Говно вопрос.

– А давай-ка, Горнило, в гости сходим. Развеемся.

Мелкий опасливо озирнулся, прошептал на ухо:

– А мы вернёмся?

– Не боись. У меня ещё больше недели в запасе. Тараканье слово – закон. Каким бы ни был таракан…

* * *

– Че, подруга, по пивку?

– Не хочу. И тебе не советую на работе.

– Какие мы правильные.

Было семь-двадцать утра, Милка пришла раньше, и Лариса раздумывала – потерпеть ли сменщицу ещё десять минут, или уже сейчас идти домой отсыпаться? В любом случае, никакого пива, не дай бог однажды стать похожей на постоянных клиентов. Кофе бы сейчас – и в постель. А потом проснуться – и снова кофе. И – на работу. И так – до сентября. В лучшем случае.

– Осенью уйдёшь от нас? – словно прочитав мысли, спросила Милка.

– Скорее всего.

Всю ночь сидеть в киоске, а потом – идти на занятия будет тяжело, она уже видела. Да и торговля – особенно ночная – то ещё удовольствие. Разодетые барышни свысока смотрят только потому, что ты – по ту сторону прилавка, шантрапа всякая до утра шляется, выискивает, что плохо лежит. А в случае чего – и защитить некому, недавно в соседнем районе вообще киоск спалили. Вместе с продавщицей. С другой стороны, кирпичей бояться – на улицу не выходить.

Да и не всегда она одна ночью, иногда Коля приходит, когда выходной у него. Бывает, и до утра болтают о жизни. С ним спокойно, конечно. Жаль только, что он такой непутёвый – ещё одна загубленная душа. Она, пока на подработку не устроилась, и не подозревала, сколько таких душ под носом бродит…

– Будет видно, – добавила она Милке.

В окошке зевнула круглолицая тётя, попросила пакетик кофе и шоколадный батончик, дала деньги, взяла товар и посеменила дальше, не переставая зевать.

– Куда же вы? – бросилась за ней Лариса, выскочила из киоска, догнала. – А сдача?

И протянула купюры, оставшиеся с полтинника. Тётя удивленно зевнула, а после бросилась благодарить.

– Д-дура! – фыркнула сменщица на Ларису, когда та вернулась.

Но закончить мысль не успела. В дверях образовалась бомжеватого вида бабуля.

– Бутылочки, дочечки, примите! – и, не дожидаясь разрешения, принялась выставлять из сумки тару.

– Они грязные у вас. Помойте, потом приносите! – Лариса с ужасом смотрела на прилипшие к мутному стеклу землю, пыль, окурки и засохшего таракана.

С не меньшим ужасом осознала, что мыть это придётся им с Милкой.

– Да мне бы чичас денюжку… На хлебушку.

– Я вам так денег на хлеб дам, только уберите отсюда эту пакость, – Лариса потянулась к кошельку.

– Что ты, что ты, – зашипела на нее Милка, – каждая бутылка – это лишняя копейка для нас. А ты, если щедрая такая, лучше меня пивом угости. Давайте, бабушка, вашу тару.

Лариса отвернулась, пересчитала ночную выручку, записала сумму в «счётную тетрадь». Подняла голову к окну. В нём тут же образовалась наглая рожа подростка.

– Пива дай. Не тёплое? Дай пощупаю. Да поставь ты его…

– Ай!

Подросток одним движением вырвал бутылку из рук, оцарапав крышечкой ладонь, и был таков. Лариса бросилась к выходу, но у порога до сих пор топтались старуха с Милкой и о чём-то увлечённо бубнили, звеня бутылками. Пока Лариса обходила преграду, малолетки и след простыл.

Ларису затрясло от гнева.

– Вы с ним в сговоре, да?! – набросилась она на старуху.

Милка выпучила глаза.

– Ларка, не догнала? Ой. У тебя кровь…

– Убирайтесь отсюда со своими бутылками!

– Ларка, руку надо промыть, – Милка быстро сунула бабке деньги за тару и засуетилась вокруг напарницы, приложила к ране салфетку. – Сколько раз говорила, деньги вперёд бери, а потом уже давай им пробовать, тёплое или нет. И бабка ни в чём не виновата, она постоянно бутылки приносит. Эх, совсем ты к жизни не приспособлена.

Лариса вырвала руку, зажала рану.

– Дома промою.

Старушка уковыляла прочь, а Ларисе стало стыдно. Не от хорошей ведь жизни бабуля притащила бутылки, как и она – не от хорошей жизни торчит в этом киоске, но правила гигиены никто же не отменял. Она ведь не обслуживает клиентов грязными руками, к примеру… С другой стороны, а вдруг у бабульки и воды-то нет? Если бомжует…

Лариса мотнула головой, набросила на плечо сумку и пошла домой. А в голове стучало.

«До сентября. И не больше. До сентября»

И дело не только в раненой ладони.

* * *

Сначала тараканы заглянули к Милашке. Оная, впрочем, своего имени совершенно не оправдывала. Нет, маленькая шарообразная тараканиха могла быть вполне миленькой если бы не… что? Грегори никак не мог понять, ухватить неуловимое… Может, мешает запах тины в квартире? Или странная пустота в глазах, которую не заслоняла даже задорная улыбка? Вряд ли, Грегори и не такое видел. А может всё дело в неудобном низком потолке – давит на психику, и усы цепляются.

– Гости, дорогие! Заходите, располагайтесь. Чем вас угостить? Чай, пиво, сигареты?

– О, у вас курить можно? – Грегори радостно схватился за трубку. – А из напитков – чаю, пожалуй.

Милашка подпрыгнула до потолка и умчалась на кухню.

– М-мило тут у неё, – неуверенно пробормотал Горнило.

– Да уж.

В квартире всё было очень мелким. Крохотные стульчики, миниатюрная кровать, узкие щелки в стене вместо окон, на подоконниках – горшки с засохшими цветами, и потолок… потолок…

– Сквозь такой в жизни не пробьешься, – Горнило перехватил взгляд Грегори.

И тот понял, что его смущало в Милашке.

– Она ведь тебя никогда не любила, верно? – спросил таракан у товарища, когда они раскланялись с улыбчивой хозяйкой.

Погостили недолго. Чай оказался препаршивым, трескотня Милашки – такой же пустой, как и ее глаза, а квартира с каждой секундой становилась всё более неуютной и душной, хотя сама хозяйка, похоже, себя в ней чувствовала распрекрасно.

– Точно. Не любила. Горовушку с Иком – как родных встретила, а на меня косилась, что на врага, хотя мы и парой слов не обмолвились.

– Неудивительно…

Они подошли к новой двери. За нею приятелей встретила рыжеволосая Ллара – знакомая Грегори по прежней жизни. Жизнь эта у Ллары успела слегка измениться, о чём вкратце сообщил Горнило. И, глядя на неё, курительный таракан невольно вспомнил ещё одну свою прошлую знакомую – Леди Т. Вот только та, оказавшись на дне, додумалась спрятаться за плинтус до лучших времен, эта же продолжила стоять, гордо расправив плечи. И на пользу ей это не пошло. Дымились кончики усов и пальцы руколапок, сама тараканочка выглядела так, будто вот-вот рассыплется на кусочки. А это уже похоже на Татку-Стар…

– Где вода? – выдавил Грегори.

А его спутник бросился на кухню. Притащил полный стакан. Секунду подумал и опрокинул его на Ллару. Раздалось шипение, потом ещё одно – тараканочка выдохнула. И, обмякнув, села на стул.

– Нельзя так, милая, – сказал ей Грегори. – Видал я тараканов, которые вопреки обстоятельствам выпячивали своё «я». Знаешь, что с ними случилось? Развоплотились.

– Что же мне делать? Владетельнице подработка нужна, когда поступала в вуз – родители на волне были, а сейчас – у них дела не очень. Вот и пошла она туда, где ей совсем не место. А я… я не могу… Я – вот такая, как есть? Куда деваться?

– Молодая ещё, глупая. Иногда стоит и под плинтус залезть. Отдышаться, пересидеть плохие времена, а потом выбраться живой и здоровой.

– Не могу-у-у… У меня и плинтуса-то нет.

Грегори осмотрелся. Действительно – нет. Зато на диване, на красных бархатных подушках обнаружилась ещё одна тараканочка. Она лежала неподвижно и, кажется, спала, но несмотря на это исходило от неё странное ощущение – тепла и света, и показалось Грегори на миг, что стал он снова маленьким тараканёнком, и никаких бед вокруг, только радость.

Грегори яростно замотал усами, возвращаясь в реальность. Посмотрел на Ллару.

– Вот. Заболела, – ответила она на немой вопрос. – Не успела появиться здесь, как сразу и слегла.

– А кто это?

– Ладушка. Совсем с ума владетельницу свела. Теперь той хочется чуть ли не каждого бомжа пригреть, чуть ли не каждого алкоголика под капельницу уложить. Хорошо ещё, я успеваю вмешиваться.

– Тараканочка-эмпатка! – зачарованно прошептал Грегори.

– На мою голову, – Ллара упёрла руки в боки. – Владетельница всегда добрая была. Котят домой таскала, одноклассников обиженных защищала, одногруппницу загноблённую тоже домой приволокла. Родителям, вот, помогать пошла… На мою, опять же, голову. Мало того, что у меня даже плинтуса нет, куда гордость можно спрятать и самой залезть. Так ещё и на третий день работы владетельница как насмотрелась на клиентуру ночного киоска, как наслушалась историй поломанных судеб, так словно сломалось в ней что-то. Стояла, минут пять воздух глотала, хорошо хоть покупателей не было. Зато ко мне – ко мне соседка пожаловала. Еле ноголапы волочила, видать долго искала, где бы её приняли.

– А сейчас болеет чего?

– А вы представьте, смотрит владетельница на безобразие вокруг, а сделать ничего не может. Таракан себе приют нашёл, но его энергия выхода не находит…

– Как я с потолком, – пробормотал Горнило.

А Грегори заметил, что с товарищем происходит странное. Горнило, как будто, прибавил в росте, даже в плечах шире стал, взгляд его при этом застыл, а сам он постоял-постоял немного, а затем принялся методично карабкаться по стене.

– Ты куда, друг?

Горнило встрепенулся, плюхнулся на пол.

– Не знаю. Вдруг к потолку потянуло.

– Ты же не дома.

– Точно! – и бросился прочь.

– Ничего у него не получится, – вздохнула Ллара. – Пока те двое рядом.

– Но, кажется, его вдохновляешь ты. Вы. С Ладушкой.

– Боюсь, и это ненадолго…

«Ситуация!» – думал Грегори, топая домой. Лларе и Ладушке нельзя, чтобы владетельница оставалась в киоске, бедняжка даже до сентября не дотянет, а Горниле необходима их близость. Таракан затянулся трубкой.

* * *

– Шалава поганая, в рожу дам!

– Ааааууууыыыы!

Лариса вздрогнула, высунулась в окошко. Ночь была тёплой, звёздной, тихой… В общем, во всех смыслах приятной, пока волшебную тишину не разорвал мужской надрывный крик и протяжный женский вой.

Лариса вгляделась в темноту. Шагах в двадцати от киоска просматривалось два силуэта – один корчился и визжал, другой крепко держал за волосы.

– В рожу, дрянь, ты мне ещё врать будешь? Ещё раз посмеешь не прийти, я тебя вообще убью, шлюха подзаборная.

Мужчина дёрнул женщину за волосы, потянул по направлению к киоску, та снова заголосила. За что и получила кулаком в живот.

Лариса сильнее высунулась из окошка.

– Эй, ты! – закричала. – Отпусти девушку, или я сейчас же полицию вызову!

– Чего-о-о? – мужик завертел головой и на мгновение ослабил хватку.

Этого мгновения его жертве хватило, чтобы освободить волосы, топнуть изо всех сил каблуком по мужской ступне и броситься наутёк. Девушка выбежала на свет фонаря и Лариса её узнала – Светка, жена Рогатого Васи! И гнался за ней не Вася…

Она дура, конечно, но жалко, если изобьют в ночи. Лариса, не задумываясь, щёлкнула замком и распахнула двери киоска.

– Света! Быстрей, сюда!

Свету не пришлось просить дважды – мигом ввалилась в киоск, Лариса захлопнула за ней дверь, и тут же в дверь бахнуло.

– Открывайте, шалавы! Эта тварь мне ещё не отработала! – мужик бегал вокруг киоска и лупил по стенам, был он небольшого роста, но крепкий и плечистый. – Или я вам сейчас все стёкла выбью.

– Полиция приедет, – через стекло заявила Лариса. – Если сейчас же не уйдёте.

– Ага, прибежит, – сплюнул мужик, но прыти у него поубавилось.

Он ещё потоптался перед киоском, отступив, правда, в тень, потом снова сплюнул и ушёл в ночь. Но не успели Лариса со Светой выдохнуть, как из темноты прилетело два камня, один врезался в решётку, защищавшую ночью окна киоска, но второй, более мелкий, угодил в стекло, оно пошло трещинами. И всё затихло.

За спиной у Ларисы всхлипнула Света.

– Все мужики – козлы и уроды, – хрипло сообщила она, тушь у неё потекла, крашеные грязно-рыжие волосы всклокочены. – Что Васька мой… Кричит «шалава, шалава», а сам-то ничего не зарабатывает. А мне ещё и дочку кормить надо.

– Дочку? – тупо моргнула Лариса.

– От первого брака. Она с мамой живёт, чтобы не видеть всего этого. Но я денег даю, что заработаю. Ты не думай, я на базаре овощами торгую. У этих, – махнула рукой на кусты, – бабки почти никогда не беру. Это, скажем так, услуга за услугу. В хороший садик дочку пристроить, продуктов или детской одежды купить, или игрушек. Врача проверенного, если надо. Тому же Ваське, дураку, подработку какую-нибудь подогнать.

Она провела по макушке ладонью – на ладони остался пучок волос.

– Целый клок выдрал, сволочь, – прошипела Светка.

– За что он тебя? – спросила Лариса и прикусила язык.

Какое её дело? Но Светка ответила:

– Я, конечно, им услуги за услуги оказываю. Но это не значит, что можно меня бить и издеваться, как ему угодно. То есть, один раз я вытерпела его извращения за то, что дочку к осени одел, а потом сказала – извините-прощайте. А его это заело, – она опустила голову, заговорила глуше, – что какая-то шлюха смеет отказывать. Оскорбился донельзя. Заявил, что я нифига ещё одежду не отработала. А что он думал? Я всю осень буду в синяках ходить? Ох, боюсь, как бы и тебе мстить не начал. Ещё и стекло это…

Она мазнула взглядом по окну, встала.

– Пойду я.

– А он не…

– Не думаю. Дома его ждут – жена, мать, дети – на год и два старше моей, для них он примерный семьянин. А для садистских штучек – такие, как я существуют. Которых не жалко. Сам сказал.

До утра Лариса не находила себе места. То вспоминала опухшее Светкино лицо, то представляла себе её дочку – для неё мама тоже «примерная»? Когда подрастёт, оценит жертву матери или назовёт «шлюхой»? То вставал перед глазами Рогатый Вася, рассказывающий всем, какая шалава его жена…

А утром хозяйка киоска, смуглолицая и шустрая Алиша, объявила, что вычтет стоимость окна из её зарплаты.

– Сначала пиво, теперь стекло. Почему все неприятности случаются на твоей смене? И как ты смеешь не принимать бутылки у людей? Мне Мила рассказывала…

Лариса выслушала все претензии молча. После чего также молча принялась собирать вещи. Хозяйка насторожилась:

– Ты что задумала?

– Зарплату за эту неделю можете оставить себе. Надеюсь, она стекло покроет.

– Но ты ещё не доработала неделю. Кто ночью торговать будет?

Лариса пожала плечами.

– Может, Мила? Или вы.

И, отодвинув остолбеневшую Алишу, пошла прочь. И с каждым шагом становилось легче.

* * *

Горнило метался по потолку. С тех пор, как от Ллары с Ладушкой вернулся, никак успокоиться не мог. Уже почти сутки не ел, не пил, только скрёб лапками побелку и посыпал мелом головы соседей.

– По-моему, он совсем того, – прогудел Горовушка, которому, напротив, становилось всё хуже. Вот и сейчас лежал с мокрым полотенцем на голове и даже на жизнь жаловался без прежнего азарта.

– Двинулся, бедняга. А ещё говорят, у алкоголиков крыша едет. Ха! Я, вот, сколько уже пью – и ничего.

Зазвенела от столкновения с Горнилом люстра, шлепнулся на диван очередной пласт мела.

– Нет, ну осточертел он мне! – воскликнул пьяный-Ик и запустил в бегуна стаканом с виски.

Мокрый и обескураженный Горнило приземлился на пол.

* * *

Горовин выжимал педаль газа на полную.

Перед глазами стояла омерзительнейшая сцена.

Милка, сокрушающаяся, что «урод какой-то стекло ухайдокал, не подумав, что здесь кроме этой гордячки ещё и другие люди работают». Едва уловимые нотки злорадства в её голосе настораживают Горовина.

– Ты никак рада её несчастью?

– Может, гонору поубавится. А то ходила такая вся из себя ко-ро-лева, думала, она лучше других, тьфу. Ещё и спасительницей себя возомнила – зачем всяких шлюх ночью в киоск пускать? Вот и получила по заслугам. И вовремя. Я бы до сентября её не выдержала.

– В смысле, до сентября…

Вот и вышло, что Лариса уволилась, а у него даже номера телефона её не осталось. Он даже фамилии её не знает. Зачем? Ведь она всегда под рукой, в киоске за домом. Дурак! Три дня пытался у Алиши выспросить телефон, адрес, что-нибудь. Безуспешно. Милка зато названивает по двадцать раз на день, смс-ки шлёт и искренне не понимает, почему он не берёт трубку. Что она сделала не так?

На четвёртый день Горовин напился.

На пятый опохмелился и отправился развозить булочки. Нехорошо, конечно, с перегаром за рулём, но он водитель опытный, авось обойдётся. Алкоголь – ерунда. Хуже, когда перед глазами то гордая Ларискина улыбка, то Милкина мерзкая ухмылочка, всплывают, заслоняют дорогу.

Столб возник перед глазами совершенно неожиданно. Горовин успел выкрутить руль, затормозить, но всё же – удар и искры из глаз…

* * *

Тряхнуло.

Сильно.

Да так, что Грегори едва удержался за край попавшегося под руколапу сознания. Это оказалось сознание Милки. Дежавю, однако, подумал таракан, открыв глаза. Он долго тряс головой, сидя на полу, туман перед глазами вскоре развеялся, но остался звук. Тонкий, пронзительный, словно комар в ночи. Грегори обернулся и увидел плачущую Милашку.

– Что с тобой?

– Ой! Ты очнулся. Ну, хоть ты-ы-ы…

– С остальными – что? С владетелем?

– Владетель-то ваш головой стукнулся, вас всех троих из его сознания и вынесло. Горовушка с Иком целый день кругами бродили – не могут войти, хоть вешайся. И мне без них хода нет в квартиру. Ик, в итоге, напился, и они ушли неведомо куда. А моя владелица без вашего – пропадё-ё-ёт.

– То есть, он жив? Горовин?

Милашка подняла на Грегори заплаканные глаза.

– Жив, что ему сделается. Сотрясение небольшое мозга его бестолкового. Может, хоть тебя оно пропустит?

Грегори встал и, пошатываясь пошёл к дому, гадая, можно ли его уже считать бывшим? В квартире царил бардак! На полу валялась люстра, диван похоронен под грудой кирпичей и кучей мусора. В потолке зияла дыра. Грегори встал на табурет, заглянул в дырку. А ничего так квартирка. Чистенькая, светлая. Откуда-то справа доносился голос Горнило – таракан-хамелеон, напевая, вовсю хозяйничал в новых владениях. На новом уровне.

Грегори осторожно спустился с табурета и на цыпочках вышел за порог.

– Ну что?! – набросилась на него Милашка.

В глазах её горела надежда. Если Грегори прошёл, то наверняка и её провести сумеет. Пусть не сразу, но она подождёт. День, месяц, год…

– Я не останусь. Мог бы, но не буду. У нашего Николая Горовина, судя по всему, теперь совершенно новая жизнь наступит. И никому из нас в ней не место.

Милашка заскулила, но вдруг вытерла слёзы и резко успокоилась. Принюхалась, пошевелила усами.

– А знаешь, ты прав. Без Горовушки нам с владелицей здесь делать нечего – они теперь слишком разные станут. И она со временем это поймёт. А уж он-то… уже понял…

Грегори дёрнул усами, набил трубку и в который раз шагнул в пустоту.

* * *

Николай Горовин валялся на больничной койке. Голова болела, тошнило, из вены торчала мерзкая игла капельницы, и всё же… Как ни странно, он чувствовал невероятное облегчение. Будто избавился от тяжкого груза.

В окно пробивался утренний луч солнца. Горовин улыбнулся ему. Просто улыбнулся солнцу – впервые за много лет. И подумал, что жизнь, несмотря ни на что, хороша. Ведь мог бы разбиться насмерть или калекой остаться, а он отделался лишь сотрясением. Права, наверняка, заберут, но оно и к лучшему. Хватит баранку крутить с утра до ночи. В универе восстановится на заочном, работу найдёт новую. И никакого алкоголя. Вот, прямо сейчас, – он снова покосился на капельницу – уже и чистимся.

Да, будет сложно, и не всё сладится сразу, но он справится. Он и раньше справлялся с трудностями и никогда их не боялся. Только последние три года, как в тумане жил. Но это в прошлом.

Всё получится.

Откуда-то в душе жила чёткая уверенность – теперь всё получится.