Текст книги "У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому"

– Убери руколапы! – отшатнулся Грегори.

– Какой ты нервный, – скривилась та. – Неужели, её жалеешь? Тебе-то вообще что? У тебя же другой профиль. Кури свою трубку, и будет тебе счастье.

И повернулась к Генетрусу и двум теням:

– А вы послушайте, что ей сегодня устроят. Мы со З-Валкой даже специально на это время из сознания владетельницы ушли, чтобы ничего не отвлекало её и не мешало насладиться. Мы всё равно потом всё увидим – в воспоминаниях.

Этого Грегори вынести уже не мог.

О’Кари усиленно лезла под плинтус.

Может хоть там не будет этого запаха. Моча. Отовсюду несёт мочой.

Она уже почти утрамбовалась в широкую и глубокую щель между плинтусом и полом, как вдруг её схватили за ноголапу.

О, нет. Только не снова. Нет-нет, нет!

Она отчаянно брыкалась, визжала и сопротивлялась, пока сквозь испуг не пробились слова:

– Успокойся, это всего лишь я, Грегори. Не бойся ты!

О’Кари чуть отдышалась, испуганно посмотрела на таракана с трубкой.

– Я… Я не могу… Я должна уйти, исчезнуть, сгинуть, – и снова покосилась в сторону щели.

– Стой! – Грегори вцепился в плечи, прижал к себе, потом оттащил от плинтуса к кровати. – Прекрати истерику. Отличница ты, или кто?

– Я никто. Никто, – О’Кари замотала головой, готовая разрыдаться.

– Перестань. Тебе бросили вызов, не вздумай сдаваться.

– Что я могу? Я не такая сильная, как Ллара. И не такая смелая. Я не умею противостоять толпе.

– Но ты же отличница? Учись.

* * *

Она поднялась на ноги.

Её всё ещё трясло, но в голове неожиданно прояснилось. Следующая после философии – физкультура. Сегодня занятия не в бассейне, а «на суше», и у неё с собой спортивный костюм. Есть, на что сменить мокрые джинсы.

Костюм вполне приличный: трикотажные брюки цвета морской волны, в обтяжку и чуть расширенные к низу, такого же цвета мастерка и белая футболка. И кроссовки. И резинка, чтобы затянуть волосы в высокий «конский хвост». Спортивный стиль ей шёл, она знала.

Карина вышла в коридор, прошмыгнула в туалет, заперлась в кабинке, достала влажные салфетки. И занялась собой.

На пару, разумеется, опоздала, но преподавательница – Вера Ивановна – её любит, а значит – пустит.

Карина вошла в дверь.

Лица одногруппников вытянулись от удивления. Не ждали, определённо.

Вера Ивановна же лишь нетерпеливо махнула рукой: проходи, мол, не задерживай. Карина демонстративно плюхнулась за первую парту, рядом со старостой. Та зашипела, как голодная кошка: «Здесь Дёмин сидит!»

Карина криво ухмыльнулась. Достала тетрадь.

Староста задохнулась, выпучила глаза:

– Встала отсюда… – но её пресекла Вера Ивановна:

– Валентина, в чём дело? Ты на базаре? Или в детском саду?

– Извините, но здесь Дёмин сидит!

– Сядет на другое место. Где он, кстати? Я же, вроде его видела сегодня.

Староста смутилась.

– Он… Ему надо было отлучиться… Он с минуты на минуту…

«Ага. Только должок отдаст».

– Вот пока и ответь за него. Процитируй мне самый известный афоризм Фридриха Гегеля!

– Я… Э… – староста залилась краской, бросила на Карину взгляд полный ненависти.

Карина подняла руку.

– Да, Заринянская.

Карина встала:

– «Что действительно – то разумно, что разумно – то действительно» – она обвела взглядом однокурсников, которые до сих пор не могли поверить, что она, действительно, здесь, в этой аудитории, как ни в чём не бывало.

Все, как один, отвели глаза.

– Молодец, Заринянская, садись.

На старосту было больно смотреть.

* * *

Полдня Грегори провёл с О’Кари. Ей, конечно, пришлось бороться с желанием закурить, но это – не единственная её борьба. Он усиленно поддерживал её голову, чтобы смотрела прямо, обкуривал её эмоции, чтобы не искрили и не мешали, подсказывал реплики и с удовольствием смотрел, как изменилось лицо Валентины, которая попыталась заявить, что «Карина и Лариса на самом-то деле любовницы-лесбиянки, потому-то нашей тихоне Гена и не был интересен» – и нарвалась на резонный вопрос:

– Ты уже определись, я Дёмина к тебе ревную или он мне неинтересен?

Сам Дёмин в это время буравил взглядом пол. Как и большинство одногруппников.

И лишь ближе к вечеру, когда Карина отправилась ночевать к Ларисе, Грегори тоже вернулся домой.

Там его ждали.

– Ты! – обе Валки обличительно ткнули в него руко-лапами. – Ты ей помогал! Подлый предатель! Жалко, что твоему владетелю так трубка идёт, а то б мы тебя…

– Не достоин ваш владетель моей трубки, – отрезал Грегори и достал из угла свою котомку и шляпу.

– Что? Уходить собрался? Вали, вали! Только знай – мы тебе такую славу обеспечим, что тебя ни в одно приличное сознание не пустят! Сдохнешь в межсознании, как… как… – С-Валка не могла подобрать эпитета.

– Уж лучше сдохнуть, чем жить с вами, – отрезал Грегори и шагнул за порог.

Впрочем, далеко он не ушёл.

Решил на время задержаться в соседнем сознании. А именно – в сознании Дани, однокурсника Карины и Вали.

– А! Курильщик БГ! – встретил его местный таракан.

– Уже нет, – пробурчал Грегори. – Переночевать пустите? Навсегда не прошусь, не бойтесь.

– Да я и не боюсь, – неуверенно произнёс местный. И представился: – Я Данька-поф-наф. А это – Ась.

Только сейчас Грегори заметил, что, кроме хозяина, на диване притаилась пухлая тараканочка. Тем лучше.

– Так значит, – проговорил Данька-поф-наф, – от БГ ты ушёл? И куда путь держишь?

– Куда глаза глядят. Но сначала хочу разрешить одну проблему. Вот ты скажи – нормально ли это, так издеваться над девушкой? Ни за что, ни про что. Или ты веришь в весь тот бред, что Валки рассказывают?

– Да мне вообще-то пофиг, – протянул таракан, и Грегори понял смысл его имени.

– И, тем не менее, твой владетель участвует в травле.

– Это потому, что ей не пофиг, – он кивнул на Ась.

– А у вас, барышня, какая функция? – обратился к ней Грегори.

– Боюсь оказаться хуже других! – со странной гордостью изрекла Ась.

– И? – уставился на неё Грегори.

Ась молчала. За неё ответил Данька-поф-наф.

– Владетельница Ась всегда переживала, что её станут гнобить – за полноту или за то, что в учёбе отстаёт, или ещё за что-нибудь. А если в коллективе находится другой изгой – на неё не обращают внимания.

– Однако, – Грегори почесал междуусие.

– Хотя мне и неприятно, когда издеваются над Кариной, – тихо призналась Ась. – Мы с владетельницей даже смотреть не пошли, когда её из окна…

– Но вы же можете что-нибудь сделать!

Тараканы непонимающе моргнули.

– Вот ты, – обратился Грегори к Ась, – хочешь казаться лучше других, так?

– Не «лучше». Просто – не хуже.

– Ясно. Но при таком раскладе ты именно кажешься. А можешь быть не хуже других, понимаешь? Что тебе мешает подтянуть учёбу?

– Не знаю… Не получается…

– А ты…– он повернулся к Даньке. – Здоровый пофигизм – это, конечно, здорово…

– А не здоровый – это и есть таракан! Предлагаешь мне развоплотиться?

– Ни в коем случае, – Грегори лихорадочно подыскивал слова. – Всего лишь – чуть-чуть отойти в сторону. На время. В конце концов, в твоём имени после «-поф» идёт ещё и «-наф».

– Не понял?

– Представь, например, что Валки окрысятся на твоего владетеля и начнут поливать его грязью так же, как сейчас Карину. А они могут! Даже не сомневайся! Что тогда станешь делать?

– Отойду в сторону и позволю владетелю разобраться с обидчицей.

Грегори красноречиво развёл руками.

* * *

В воскресенье Лариса вызвала двух своих двоюродных братьев, и все вместе поехали в общежитие – за вещами Карины. Решено было, что комнату подруга пока за собой оставит, но жить будет у Лары.

– А переводись к нам на факультет, а? – предложила Лариса, когда они паковали сумки. – Это, конечно, непросто, но возможно. Зачем тебе эта химия? Информатика сейчас всяко нужнее.

– Может, и нужнее. Но я химию люблю. И не позволю кучке уродов меня запугать, – она взглянула на подругу колючим чужим взглядом.

Медноволосая отшатнулась.

– Ты… Это здорово, что ты так настроена, но знаешь, на твоём месте испугалась бы даже я.

– Я научилась. Не бояться.

В дверь постучали.

И на пороге неожиданно возникло двое одногруппников Карины – Даня и Анюта.

– Вам чего? – окрысилась на них Лариса, прежде чем подруга открыла рот.

– Мы к Карине, – начал Даня. – Ты извини, мы…

Он прокашлялся.

– Хотим попросить кое о чём.

Карина вопросительно подняла бровь. Глаза превратились в две чёрные льдинки.

– Не могла бы ты немного подтянуть нас по химии? – выпалила Анюта и быстро добавила: – Мы готовы заплатить за занятия.

* * *

Грегори сидел на краю сознания Данилы и любовался открывшейся картиной.

От денег Карина отказалась. Но и в искренность Дани и Анюты не сразу поверила – решила, что очередную подлянку задумали. Тогда ребята пошли на крайний шаг:

– Мы знали про то, что они готовят с окном, но мы не ходили смотреть. Честное слово, нас там не было. Хотя и не остановили их…

– И почему теперь я должна вам помогать?

– Чтобы мы смогли помочь тебе.

А спустя неделю на Даню напрыгнула староста:

– В четверг – контрольная по «органике». Опять этот гад завалит всех, кроме своей невестушки. Тварь так и не порвала с аспирантом. Я слышала, как она похвалялась, что нам всем капут… И по аналитической химии тоже, и по физике – они же кафедрами дружат.

– Ничего ты не слышала. А Карина – она, действительно, умная. Мы с Аней у неё пару уроков взяли, и знаешь, что? Кажется, к следующей контрольной я готов.

Валя выпучила глаза:

– Ты что несёшь?

– Ни я, ни Аня в твоих играх больше не участвуем. А если посмеешь ещё какого-нибудь дружка-уголовника сюда привести – я первый пойду в деканат. А лучше – в полицию.

– Ты… Да ты… А я скажу всем, что это ты и придумал Заринянскую в окно высунуть! Скажу, что твоя была идея! Ты мне по секрету её сказал!

– А мне пофиг.

Всё это время Грегори ночевал то у Даньки-поф-наф, то у других одногруппников Карины – и с каждым проводил работу. Но теперь она, похоже, закончена.

– А может, ты это… Останешься? – спросил у него Данька. – Имя у тебя не на «Д», конечно, но можно приставку какую-нибудь придумать. Добрый-Грег, например, а?

– У тебя же владетель некурящий, – улыбнулся Грегори. – А мне моё, родное имя нравится. Да и не хочу я ещё три года вот это наблюдать.

Он кивнул на идущих в обнимку Валентину и Геннадия.

– До сих пор дрожь пробирает, как вспомню о сознании этого… трусливого благородства.

– Понимаю. Но – не бойся, – заверил его Данька, – больше мы им спуска не дадим. Я вдруг понял, что ты с самого начала был прав: я ведь не только «поф», но ещё и «наф».

– Я в тебе не сомневаюсь, друг. Счастливо оставаться.

– Счастливого пути, – покачал усами Данька.

И грустно посмотрел, как Грегори шагает в пустоту.

Шаг третий
Лёд и одеяло

В этот раз новое пристанище Грегори искал дольше. То ли, и правда, Валки постарались, то ли просто удача спиной повернулась, но подходящее жильё упорно не находилось. Все сознания, к которым вели более или менее симпатичные ниточки, захлопывали перед Грегори двери, а те, куда пускали, он сам обходил десятой дорогой. Прошло шесть суток – и Грегори начал волноваться. Это, конечно, не критические две недели, и даже пока ещё – не одна, но всё равно срок немалый. Прошлый раз он за полтора дня справился.

И вдруг перед усами ярко запульсировала нить – светлая и толстая. Грегори принюхался. Ничем дурным, вроде склонности к насилию, страсти к алкоголю, любви к склокам и сплетням, и прочей пакости не пахло. Правда, было здесь что-то… непонятное. Незнакомое. Грегори неуверенно пошёл за нитью, и она привела его к двери, из-под которой лился мягкий белый свет. Выглядел он приветливо, а дверь, судя по всему, не заперта. Во всяком случае, никаких цепей, засовов и надписей: «Бомжам межсознанья вход запрещён!»

Грегори толкнул дверь, и та бесшумно открылась.

Грегори вошёл.

И застыл в изумлении.

* * *

Номер срывался.

В конце рабочего дня главред подсунула Тамаре статью её коллеги, Олеси, о том, как правильно встать на коньки, а также – где в нашем городе это можно сделать. Сама Олеся час назад как ушла домой – ибо там ребёнок маленький. Беглого взгляда на статью хватило, чтобы понять – редактировать её не надо. Её нужно переписывать. От и до. На резонный вопрос: «Почему же ты, Лизавета свет Игнатьевна, эту задачу не поручила, собственно, автору статьи? Тем более, что шедевр ещё вчера был написан?» – главред фыркнула, что «автор статью не осилил, но – не мне же за ней переписывать…».

Ну да. Не царское это дело…

Тамара выругалась, но от задания не отказалась. А что оставалось делать? Номер сдаётся в печать через полчаса, а проклятое чувство долга не позволяет встать и уйти по примеру Олеси. А потому – вдох-выдох, отрешиться от реальности и уйти с головой в катки с коньками, будь они неладны.

Когда Тамара почти уже дошлифовала чужой материал, позвонил разъярённый рекламодатель и потребовал, чтобы в её собственной статье о здоровом питании более лояльно высказались об их продукте для похудения. В частности – не упоминали, что он приводит к хронической тошноте и неконтролируемому стулу. Главред на её возмущение нервно отмахнулась: «Делай, как говорят, они же деньги приносят. Тебе ли не знать, что рекламодатели нас кормят!».

Тамара против денег не возражала, но в разговоре с рекламным отделом выяснила, что так называемый «кормилец» полгода назад разместил одну-единственную пиарную статью по бартеру и с тех пор не удосужился купить даже самого захудалого блочка рекламы. Более того – и не собирался делать этого в ближайшее время.

Рекламодателя она послала.

Но тут свалился новый сюрприз – отдел маркетинга внезапно вспомнил, что в уходящий номер необходимо поставить заказной материал о новой автобиографической книге некой восходящей поп-звёздочки. Материал уже проплачен, звёздочка обидчивая. Поэтому…

– Тома, дорогая, – главред теребила собственную прядь волос, – напиши по-быстрому, ок? Там ничего сложного, всего две тысячи знаков, акцент – на сексе!

– А почему бы отделу маркетинга этим не заняться?

– Так ушли уже все. Никитский из машины позвонил.

Тамара заскрипела зубами.

– Лиза, твою мать. Это их работа. Они за это деньги получают.

– Что я могу сделать, если они забыли? – Лиза скривилась, пригладила длинную чёрную прядь волос, завела за ухо. – Мерзкие склеротики. Но не должна же я за ними бегать и напоминать по пять раз на день.

– Ага, меня нагнуть проще.

– Я тебе гонорар увеличу.

– Конечно. Втрое. По расценкам маркетологов.

Едва она отстучала ахинею о том, как интересно читать об интимных ошибках молодости будущей супер-звезды, подоспела вёрстка статьи про коньки. В неё не поместился абзац текста, который, естественно, требовалось сократить.

Номер должен был уйти в печать час назад.

Верстальщик, Мишка по кличке Ого, скрипел зубами не хуже самой Тамары.

– Слушай, дай сигарету, а? – обратилась она к нему. – И не надо глаза выпучивать. Нервы не выдерживают.

* * *

Грегори топтался на пороге, опасливо озираясь.

Изумляться было от чего. Вся квартира покрылась льдом, с потолка свисали сосульки, кровать со столом покрылись инеем, зеркало украшали морозные узоры.

– Закрывай дверь, растает же всё! – прокричали ему.

И Грегори уставился на… хозяйку? В душе он ещё надеялся, что эта ледяная мадам – с побелевшей кожей, застывшим взглядом и заиндевевшими усами, с украшениями из льдинок на шее, платье и в светлых волосах – всего лишь гостья в странном жилище. Но неумолимое тараканье чутьё вопило: это и есть хозяйка! Он что же, угодил в женское сознание?! Вот так номер! Грегори оглянулся на дверь. Возвращаться в межсознанье не хотелось, но жить в женском… А может, где-то ещё и хозяин завалялся?

Грегори украдкой заглянул под кровать.

И тут же почувствовал на макушке колючий надменный взгляд.

– Э… Простите… – пробормотал он, выпрямившись. – Нить привела к вам. Я остался без дома. А ещё две сплетницы обещали испортить мне жизнь, возможно, потому меня и занесло к вам. Я вообще-то мужской таракан.

Хозяйка неожиданно хмыкнула.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я – тоже…

* * *

Тамара вернулась домой за полночь.

Мама уже спала, и Тамара потихоньку прокралась в свою комнату, включила ночник. Покопалась в тумбочке и нашла мундштук – в прошлом декабре в редакции устроили новогодний корпоратив в стиле тридцатых годов. И Тамара изображала из себя курящую мадам. Хотя на деле таковой не являлась.

До сегодняшнего вечера.

Она стрельнула три сигареты у Ого, а затем, по дороге домой, купила себе целую пачку. И сейчас закутавшись в старую куртку, вышла на балкон и плотно прикрыла за собой дверь – чтобы не вонять в квартиру. Разумеется, она давно не боялась маминых упрёков, но табачный дым вреден для здоровья. Тамара затянулась через мундштук. Говорят, так якобы безопаснее, но она не верила. Просто – с мундштуком изящнее.

Спала Тамара плохо и на работу опоздала. Откровенно говоря, даже не стремилась прийти вовремя. После вчерашнего цейтнота она имела право хоть вообще не выходить, не то, что задержаться.

Впрочем, начальство считало иначе.

Ещё из коридора она услышала голос Егора Ивановича, директора издательства.

– Вы хоть понимаете, какой штраф мы заплатили типографии за просрочку заказа? У них чёткий график – сдвинулись мы, всё сдвигается!

Тамара заглянула в кабинет.

Коллеги сгрудились в небольшой редакционной комнатке. Кто сидел, опустив глаза, кто стоял, прижавшись к стене. Около порога на столике с принтером примостился Ого и меланхолично качал ногой.

– Егор Иванович, – Лиза сделала кроткое лицо, хлопнула ресницами, что-что, а прикидываться несчастной и беззащитной она умеет, – этого больше не повторится. Тома Гавринская немного не успела вчера. Чуть-чуть не справилась, и из-за этого всё поехало. Простите…

Тамара прикрыла глаза. Втянула сквозь зубы воздух, и лёгкие словно льдом обожгло. Она шагнула вперёд.

– Да! Простите меня, Егор Иванович! – её голос звенел металлом. – Но очень трудно всё успеть вовремя, когда в конце рабочего дня тебя заставляют переделывать чужую работу… – Она вперилась взглядом в Олесю, за спиной которой яростно мотала головой Лизавета свет Игнатьевна. – Когда отдел маркетинга забывает о важной заказной статье, и тебе в конце того же рабочего дня приходится писать её вместо них. – Ледяной взгляд впился в начальника маркетологов Никитского. – И, наконец, когда твой главный редактор не знает, кто является нашим рекламодателем, а кто нет, и тебе приходится самой выяснять это полчаса, теряя время и задерживая отправку макета.

Повисла тишина.

Сдавать непосредственного начальника и коллег нехорошо. Но! Этот самый начальник только что пытался подставить её, а коллеги трусливо молчали. Лиза вообще не способна хоть как-то организовать работу редакции – то ей не с руки просить, то ей не по чину подхватить срочную работу в дедлайн, то она не в состоянии объяснить автору статьи, в чём тот неправ, а потому просто перебрасывает статью Тамаре…

Номер уже не раз оказывался на грани срыва, а сама Лиза – в глупых ситуациях, но Тамара раз за разом её прикрывала. Больше года уже. Потому что… потому что – в прошлом подруги… потому что – единственное, что Лиза умеет хорошо делать, так это производить впечатления на собеседованиях, благодаря чему и устроилась главредом в новый киевский еженедельник «Под микроскопом», в кризис, и вспомнила про неё, Тамару… потому что – Тамара полюбила этот журнал, который местами и пишет о всякой ерунде, но всё же откровенной желтизны избегает, придерживается персонального ироничного стиля и рассчитывает на не совсем тупого читателя. Чем и выделяется из ряда конкурентов.

Но всему есть предел.

И она не собирается больше молчать.

– Олеся, – донёсся, словно сквозь толщу снега, голос Егора Ивановича, – это правда? Вы сбросили свою работу на коллегу в день сдачи макета?

– У меня ребёнок, – пискнула Олеся. – И я всё сделала. Ещё позавчера сдала свою статью.

– Да, она сдала, – поспешно закивала Лиза, косясь на Тамару. – Просто… просто мы с Тамарой… В последнюю минуту у нас…

– Это правда, Егор Иванович, – Ого спрыгнул со столика. – Я сам видел, как Гавринская переписывала статью за Олесей и писала заказняк вместо маркетологов. И вёрстку потом за всех подтягивала. Сидели вчера до ночи.

Верстальщик говорил спокойно и негромко, но все повернулись к нему, как зачарованные.

– Ого, блин, – выдохнул кто-то за спиной у Тамары.

Впрочем, удивительного мало. Директор и верстальщик дружат, в курилку вечно вместе ходят. Всеми сплетнями обмениваются…

Егор Иванович кивнул, поджал губы.

– Пройдёмте в мой кабинет, госпожа Гавринская.

– Я давно уже понял, что Елизавета Гречкина совершенно не подходит на должность главного редактора.

Егор Иванович, видный мужчина средних лет, расположился в большом кожаном кресле за столом, поправил бежевый пиджак, Тамаре предложил кресло поменьше, напротив.

– Но пока она худо-бедно справлялась, я её не трогал, – он пристально уставился на Тамару ярко-синими глазами.

Ей же стало нехорошо. Она уже поняла, куда клонит директор, более того, отлично знала, чем подобные разговоры заканчиваются. Тамара выпрямилась в кресле, расправила плечи.

– Вчерашний же случай – вопиющий. Более того, я знаю, если бы не вы, подобное случилось бы намного раньше. А потому я принял решение заменить главного редактора. Готовы ли вы с завтрашнего дня возглавить редакцию журнала «Под микроскопом»?

Тамара задохнулась. «С чего вдруг сейчас? Лиза всегда лажала, пусть и не так сильно, но раньше он закрывал на всё глаза, может, она провинилась где-то в другом месте? Она довольно часто засиживалась в директорском кабинете, на вопрос, чем занимались, только краснела, о господи, неужели…»

Синие глаза смотрели выжидательно. Перед Тамариными же глазами заплясали чёрные пятна. Её морозило, хотя в кабинете было очень тепло.

– И что будет входить в мои обязанности? – ледяным голосом поинтересовалась она. – Приносить вам чай после обеда?

– Не понял? – директор поднял бровь.

– Я не собираюсь из-за должности ложиться ни в чью постель, так понятней? – процедила Тамара и поднялась.

Светлая прядь волос упала на глаза, мешая видеть, но Тамара не торопилась её убирать. Лёгкий «мороз по коже» превратился в настоящий озноб. Тамара понимала, что сейчас её вышвырнут и из кабинета, и из любимой редакции, но лучше уж так, чем стать директорской подстилкой. Директор, между тем, озадаченно свёл брови.

А в глазах у Тамары окончательно потемнело, и она медленно осела обратно в кресло.

* * *

Сюрпризы продолжились.

Утром Грегори выполз из-под термоодеяла, которое, хвала Великому Сознанию, чудом сохранилось в заледеневшем комоде. Выполз, значит, и обнаружил, что его обожаемая трубка тоже покрылась слоем льда, и все попытки отогреть любимицу ни к чему не привели. В углу, вторя трубке, заиндевели шляпа с котомкой. Зато на столе вдруг возникли мундштук и портсигар с тонкими дамскими сигаретами. Их мороз не тронул.

– Во, дела, – Грегори покрутил в руколапах находку. – Нешто ж я барышня?

Впрочем, на всякий случай сунул находку в карман пиджака.

Но в следующий миг он забыл о сигаретах – взгляд упал на настенный календарь, которого вчера с усталости не заметил. Декабрь. Календарь говорил, что на дворе – декабрь. А значит, за те шесть дней, что он торчал в межсознанье, в мире людей прошёл целый месяц. В прошлый раз такого замечено не было, правда, и с поиском жилья тогда быстрее справился.

Грегори помотал головой.

В ответ зазвенело – в ушах и в пространстве. В комнату влетела хозяйка квартиры, Тома-Гавк, она побелела ещё больше, её всю трясло, льдинки по всему телу голосили звонкими колокольцами. Казалось, звенит сама тараканочка – и вот-вот рассыплется от этого звона на части.

Грегори лихорадочно соображал, что же ему предпринять, и не придумал ничего лучше, как схватить ещё не остывшее термоодеяло и набросить хозяйке на плечи. Тома-Гавк вцепилась в одеяло холодными пальцами и немигающим взглядом уставилась в пустоту. Но хотя бы дрожать и звенеть перестала.

– Ну-ну-ну, успокойся, – Грегори плотнее завернул её в чудо техники. – Что с тобой случилось?

– Я никому не верю, – медленно проговорила тараканочка. – Потому что никому нельзя верить. И никого к себе не подпускаю – потому что никому нельзя верить. Даже если поводов для подозрений и дистанции нет, я всё равно их найду. Обнаружу целую кучу. И… и… – неожиданно она всхлипнула, – и испорчу владелице жизнь.

* * *

– Сударыня, у вас есть пять минут, чтобы объяснить своё поведение, – тихо сказал Егор Иванович, когда к нему вернулся дар речи.

– Простите меня, – пробормотала Тамара, мысли путались, недавние страхи показались до ужаса глупыми, – простите, ради Бога. Я не должна была такого говорить. Вы никогда не давали повода. Никому. И я уверена, вы не такой, как… Ой.

Тамара сцепила пальцы, соображая, как выкрутиться, однако, несмотря на весь идиотизм ситуации, почувствовала себя лучше, чем минуты назад. Словно что-то на душе оттаяло.

– Вас кто-то обидел? – Егор Иванович чуть подался вперёд.

И Тамару прорвало.

– Моя мать в девяностые бизнесом занималась. Селёдку продавала оптом. И прогорела, влезла в долги. Кредитор поставил условие: или завтра деньги, или расплачивайся по-другому. Или – с тобой заговорят по-другому… Мать ложиться под него отказалась, тогда он затребовал меня… Мол, если сама не хочешь, девка у тебя созрела. А мне шестнадцать было. Мать его выставила. Деньги перезаняла, крутилась, как белка в колесе, один Бог знает, чего ей стоило тогда не сломаться, выкарабкаться. Я её разговор с тем мудаком подслушала, вечером пришла к ней и говорю: «Мама, я же вижу, как тебе тяжело, может, всё-таки я с ним это… В конце концов, не смертельно же». Она меня ударила. Первый раз в жизни. И последний. Она вообще всё для меня, всегда, сама не доедала, а мне… А тогда сказала: «Запомни дочка, никогда не продавайся. И никому не верь».

Тамара перевела дыхание.

– Так мы и жили. Верили только друг другу. И порой, наверное, только это и спасало.

Она глубоко вздохнула и окончательно вернулась в равновесие.

– Но всё это, конечно же, не позволяло мне вести себя с вами подобным образом. Прошу прощения ещё раз. Вы вольны меня уволить сейчас же, если считаете нужным.

– Не считаю. Я всё ещё хочу, чтобы вы возглавили редакцию «Под микроскопом».

А вечером она встретилась с Герасимом – отпраздновать повышение.

Хотя, было ли что праздновать?

Лизка разрыдалась, обвинила в предательстве, наспех похватала вещи и выбежала прочь. Коллеги – нет, уже подчинённые! – смотрели настороженно. Кто-то с откровенной неприязнью, кто-то с плохо скрытым страхом, кто-то заискивающе. Олесю вообще оштрафовали, и теперь она мрачно пялилась в монитор в углу комнаты. И только Ого деловито поинтересовался, какие будут задания? Чем и подсказал ей следующий шаг.

– Поскольку вчера был очень напряжённый день, да и сегодняшний начался непросто, предлагаю устроить внеплановый выходной. Все свободны до завтра! Расходиться по одному, в дверях не толпиться. Но завтра жду всех без опозданий.

Народ облегчённо собрал вещи и потянулся к выходу.

А Тамара позвонила Герасиму. Тот обрадовался. Виделись они редко, днём Тамара полностью выкладывалась на работе, а вечером торопилась к маме – полтора года назад она перенесла инсульт, с тех пор левая сторона почти не работала. И Тамара старалась каждую свободную минуту посвящать ей.

– Так значит, Лиза под Новый год осталась без работы? – спросил Герасим после первого бокала шампанского.

Они сидели в небольшом уютном ресторанчике, на столе горели свечи, а у их столика работал электрокамин, красивый, почти как настоящий. И тёплый. Но Тамаре вновь стало холодно.

– А что мне было делать? Она действительно не справлялась со своими обязанностями.

– Она была твоей подругой. И выручила тебя, когда ты сидела без работы с больной матерью.

– Этот долг я ей уже сторицей вернула. Сколько раз засиживались допоздна, подчищая чужие хвосты? Сколько раз подавала ей идеи, которые она выдавала за свои? А Егор бы всё равно её уволил.

– Нет, если бы ты её не сдала.

– Прости, но перед этим она пыталась оболгать меня. Хотела подставить ту, которая ей помогала! Да и потом, Ого… Миша, верстальщик, ему и так в курилке всё рассказывал.

Герасим пожал плечами.

– Вот видишь. Лизе всё равно никто бы не поверил.

– Герасим Алексеевич! Ты же сам главный редактор журнала…

– И мне бы не хотелось, чтобы мои подчинённые капали на меня начальству, – он старался говорить мягко, но Тамара видела – только старался.

– Она лгала обо мне.

– Всего лишь не хотела обострять общую ситуацию. Пыталась выкрутить её так, чтобы никто не пострадал.

– Потрясающе! На чьей ты вообще стороне? Или тебя не радует, что мы теперь по статусу сравнялись?

– Что… Я на твоей стороне. И я рад твоему повышению, но… неужели тебе совсем не жалко Лизу?

Тамара опешила. Она ведь не метила на место бедной Лизы, не подсиживала её специально, всего лишь не позволила очернить себя. А то, что так всё повернулось… Сколько раз она прикрывала Лизу? И вся редакция это видела. И воспринимала как должное. Почему теперь её считают стервой? И почему человек, который клялся в любви, вместо поддержки бьёт по голове? Впрочем, была ли от него хоть когда-нибудь поддержка? Герасим постоянно обижался на недостаток внимания к своей персоне, но ни разу не поинтересовался здоровьем Тамариной матери. Как и самочувствием самой Тамары после очередной бессонной ночи в офисе. Вообще, ничем не интересовался, кроме вопроса: «Когда же случится следующий секс»? А сама Тамара тоже хороша – что в нём нашла? Польстилась на то, что в неё влюбился гламурный парнишка на девять лет моложе? Дура великовозрастная.

Герасим смотрел серыми глазами из-под пушистых, словно девичьих ресниц и всё ещё ждал ответа на вопрос.

– Представь себе, не жалко, – холодно проговорила она. – А вот ты что-то слишком её жалеешь…

– Знаешь, порой ты меня пугаешь. Ты холодная и жестокая, как мужик.

Тамара порылась в мобильнике, у Герасима просигналил Вайбер. Он удивленно уставился на экран.

– Что ты мне прислала?

– Телефон Лизы, – объяснила она. – Позвони, утешь.

* * *

– П-послушай, – Грегори отчаянно старался не стучать зубами, зубы не слушались, – а почему бы нам здесь всё не отогреть? Тебе ведь самой хорошо стало под термоодеялом. Стало же?

– Нельзя. Если оттаю, владетельница может слишком поверить людям, а они только того и ждут. Только начни оттаивать – тут же по голове огреют. Видел этого красавца в ресторане? Раньше никогда такого не было, а тут… Это всё одеяло твоё! Людишки слабину чувствуют за километр.

– Во-первых, одеяло не моё, а твоё, – начал Грегори. – Я его всего лишь из комода достал. Во-вторых, утром одеяло очень даже твоей владетельнице помогло.

Тома-Гавк презрительно фыркнула, но Грегори не собирался отступать.