Текст книги "Двойник Жанны де Арк"

О том, как птички попали в клетку

Утро началось с того, что кто-то громко постучал в спальню Брунисенты и Жака. Проснувшись, рыцарь первым делом схватился за меч, но тот не понадобился, в дверях стоял его телохранитель Симонен, в руках которого был бронзовый подсвечник в виде ветви дерева. Брунисента сразу же узнала свой подсвечник, тот самый, который прежде стоял в их с мужем комнате и который она забыла в темнице. Брунисента затаилась под одеялом, ожидая немедленной расправы и сверля глазами спину мужа.

От возбуждения, страха или от того, что мужчины разговаривали очень тихо, Брунисента не разобрала слов, но одного красноречивого взгляда, брошенного на нее мужем, было достаточно, чтобы молодая женщина поняла: пощады не будет.

Как только за Симоненом закрылась дверь, Брунисента, не дожидаясь вопросов, с ревом повалилась к ногам мужа, цепляясь за них и плача.

Одним рывком Жак поставил ее на ноги и тут же свалил звонкой пощечиной. Никогда прежде ни один человек не смел ударить ее. Брунисента повалилась на кровать, захлебываясь стыдом и гневом.

Хотелось наброситься на Жака и бить его что есть силы. Хотелось вцепиться ему в горло или наговорить дерзостей, но Брунисента понимала, что подобным поведением она лишь уронит свою честь, честь женщины рыцарского рода, честь своего отца, достойного Гийома ля Жюмельера и честь своего мужа.

Жак сгреб в кучу свои вещи и, избегая смотреть в глаза жены, вышел из комнаты, звеня связкой ключей. Вскоре Брунисента услышала, как лязгнул дверной замок, и, уткнувшись в подушку, завыла.

Анна была схвачена перед рассветом при попытке выбраться через секретный ход. Не помогло и наличие ключа от потайной дверцы. С другой стороны стены, там, где в кустарнике ракиты на поверхность земли выходил лаз, стоял часовой.

Так что, едва только голова Анны высунулась из дыры, у ее горла оказалось лезвие короткого меча. Тихо и без лишнего сопротивления она была водворена обратно в замок. Обезоруженная, связанная по рукам и ногам, так, словно Жак или его рыцари боялись ее, Анна дожидалась разговора, сидя на соломе в одной из подвальных комнат, куда ее доставили.

Жак появился в сопровождении телохранителя, велел принести ему бумагу и чернила, после чего, делая вид, что не замечает присутствия сестры, составил послание, которое тут же унес от него мальчик, недавно взятый на должность посла.

«Маршалу Жилю де Рэ», – услышала Анна.

– Вы нашли все-таки способ поменять нас с Жанной местами? – Анна выпрямилась, насколько это позволяли веревки. – Вы отдадите меня Иоанну Бургундскому или сразу же передадите англичанам?

– Тебя вот забыли спросить, – Жак взялся за другую бумагу, и Анне только оставалось догадываться, кому на этот раз писал ее мучитель.

– Ничего у тебя не выйдет! – закричала она, кидая злобные взгляды на безмятежного с виду брата. – Там тоже не дураки, думаешь, тюремщики не распознают подмены? Черта с два!

– С тюремщиками и судьями все как раз просто. Им заплатят, – доброжелательно парировал Жак, покусывая гусиное перо и глядя в потолок, точно там, среди копоти и плесени, могла появиться его неприхотливая муза.

– Но народ?! Они еще помнят Жанну, а я совсем не такая, как она. Жанна выше меня на целую голову! Что, думаешь, никто не заметит, что Дева в тюрьме малость усохла? У нее черные волосы, а у меня каштановые! Опять несоответствие. Она…

– По большей части Деву видели на коне, сама знаешь, как трудно определить рост у всадника. Бывает, думаешь, что рыцарь высок и статен, а как спешится, так сущий карла. На голову можно надеть капюшон.

– А как быть со шрамами? – не отставала Анна. Веревки впились в ее тело, но она старалась не замечать боли. – Все знают, что Жанна была несколько раз ранена!

– Что же с того, ты тоже была ранена.

– Но есть же люди, которые были с ней, когда она получала ранения. Жив лекарь, который лечил ее. А как говорится, в мире нет двух одинаковых шрамов! Ты проиграл! – она нервно расхохоталась.

– Шрамы можно сделать, – Жак ласково улыбнулся сестре. – Причем нанести их может тот самый лекарь, который лечил Жанну, так что они окажутся там, где нужно.

– Но они же будут свежими, – Анна почувствовала, что ей делается дурно, серый туман заволакивал комнату.

– Есть немало эликсиров, способствующих быстрейшему заживлению ран. Но можешь радоваться, я не стану тебя резать. Это и не нужно. Наш король не собирается, похоже, платить за Жанну, а значит, Иоанн Бургундский продаст ее англичанам, и те приговорят ее к сожжению, как они это не раз и обещали. Костер спрячет любые следы, не так ли?..

– Но я не хочу умирать! Я не собираюсь умирать! Я сразу скажу, что я не Жанна, что я…

Закончив очередное послание, Жак помахал им в воздухе, чтобы подсохли чернила, после чего вручил его подошедшему на зов пажу в бордовой курточке.

– Срочно доставить сьеру Рене Анжуйскому, – Жак подошел к Анне и, вытащив из голенища нож, разрезал веревки. – Ты еще носишь то кольцо? – спросил он, наблюдая за тем, как сестра растирает руку.

– Кольцо с восьмиконечной звездой? – Анна сама удивилась своему вдруг откуда-то появившемуся спокойствию и безразличию. Это было тамплиерское кольцо, одно из тех, что вручал в свое время Рене Анжуйский рыцарям только что образованного для защиты миссии Девы ордена Верности. – Ношу иногда, а что?

– Жиль говорил, что носит это кольцо так, словно оно обручальное.

Анна вздрогнула, но вовремя взяла себя в руки.

– Не одна я ношу такое кольцо. Оно было у Рене Анжуйского и Дюнуа бастарда Орлеанского, да и мало ли у кого еще. Это знак… – только тут она разглядела на столе подсвечник в виде ветки дерева.

– Он носит это кольцо как знак верности одной даме. Он говорил, что по древнему обычаю у каждого рыцаря должна быть дама. Дама сердца. Дама, которую он любит всей душой. Многие считают, что Жиль влюблен в Деву.

– Немудрено. В нее все влюблены, – Жанна отвернулась от брата, чтобы скрыть охватившее ее волнение.

– Но Дева не может ответить своему рыцарю, если у нее имеется таковой, взаимностью. В то время как другая, не связанная клятвой безбрачия женщина может быть дамой маршала, его тайной супругой…

– Маршал не монах. У него всегда есть кто-то, – уклончиво ответила Анна.

– Но он говорил об одной-единственной женщине, ради которой он может поступиться всем на свете, даже свободой, сделав ее своей обожаемой женой. Госпожой де Лаваль де Рэ.

– Что ты хочешь от меня, Жак? – Анна не могла постичь странной игры брата, но одновременно с тем его слова звучали словно музыка, а в рассуждениях о Жиле начала мерещиться некая надежда.

– Я хочу сказать, что никто не собирается сжигать тебя на костре. Даже если Жанну передадут в руки англичан. Извини за злую шутку. Просто мне доложили, что ночью вы с моей женой были в темнице, а утром ты попыталась бежать из Лявро. Вот я и решил припугнуть тебя как следует.

– Ты убил Алана, – Анна хотела заплакать, но не сумела выдавить из себя ни единой слезинки.

– Да. Потому что увидел, как он поздно ночью выходил из твоей комнаты, а ведь сьер Жиль посвятил меня в тайну вашей с ним любви. И я должен был сберечь тебя для него.

У Анны закружилась голова, и она была принуждена облокотиться о стену.

– Шутка ли, маршал Франции желает жениться на моей сестре и тем самым покрыть ее позор. В то время как моя сестра спит с моим же оруженосцем!

– Но я никогда не спала с Аланом! Клянусь Богом, у меня вообще не было других мужчин, кроме Жиля!

В запале Анна не заметила, как после ее признания на лице Жака мелькнула победная улыбка, которую он тут же скрыл.

– Я хотела передать с Аланом письмо для Жиля. Только письмо и ничего больше.

– Мне хочется верить тебе, Анна, – Жак задумался. – Но твой побег!..

– Я бежала, потому что, увидев, что ты сделал со своим оруженосцем, решила, что ты хочешь убить и меня. Что ты хочешь поменять меня местами с Жанной. Чтобы герцог передал меня англичанам и чтобы я погибла на костре, а она осталась жива! Ведь ты получил рыцарское посвящение ордена Верности, ты клялся в верности Жанне, в верности Франции…

– Хочешь, расскажу наш с Жилем план? Мы устраиваем побег Жанны из люксембургской тюрьмы, или где ее там держат. В то же время де Рэ собирает отряд и отправляется осаждать какую-нибудь из крепостей бургундцев, что отвлекает внимание герцога. Когда под стенами твоей крепости появятся стенобитные машины и лестницы, все внимание переключится на отражение внезапной атаки. До Жанны ли будет Иоанну Бургундскому? Мы же посадим Жанну в одну карету, тебя в другую и еще двух похожих на Жанну девушек в третью и четвертую. Четыре внешне похожие женщины в четырех похожих каретах уедут в разные стороны света, так что преследователи не будут знать, за какой из них гнаться. Как в старые добрые времена, когда были живы Кларенс и Беатрис. Вы разъедетесь на все четыре стороны и бог с вами. Потом, когда страсти немного улягутся, Жиль заберет тебя к себе.

– Откуда заберет? – не поняла Анна.

– Пока не могу ответить на этот вопрос с максимальной точностью. Вас увезут в разные стороны, значит, по вашим следам пойдут ищейки, кто-то спрячется в монастыре, кого-то удастся устроить в отдаленных провинциях Франции. В качестве временного убежища для одной из вас мы выбрали замок Лероз. Лотарингия спокойное местечко, не так ли?..

Думаю, что об этом тебе лучше всего расспросить самого господина де Лаваля. Для тебя он подберет что-нибудь такое, куда ему самому будет легче приезжать – богатое аббатство или один из его собственных замков. Признаться, сам он хотел, чтобы, пока он отвлекает внимание, ты бы прямиком устремилась в Тиффож в Бретани, который он особенно любит. Так что нашему отцу пришлось применить все свое красноречие, для того чтобы убедить маршала отказаться от столь сумасшедшей и опасной для тебя идеи. Ведь ребенку ясно, что после того, как исчезнет Дева, первым делом будут искать в замках рыцарей, принадлежащих к ее окружению.

– Наш отец жив? – Анна удивленно вытаращила на брата глаза. Все эти вдруг открывшиеся обстоятельства теперь теснились в голове, не давая ей сосредоточиться и решить, что из сказанного Жаком правда, а что наглая ложь.

– Жив, здоров и даже просил передать тебе письмо, – изящным движением Жак извлек из рукава сложенный в несколько раз лист бумаги и протянул его сестре. – Наш отец все-таки довольно серьезная фигура в партии Девы, поэтому он и руководит ее спасением.

Жак поднялся и, отряхнув солому, весело подал руку сестре.

– Пойдем отсюда – хоть мы с тобой в детстве постоянно играли в подземелье, на самом деле я терпеть не могу подвалов. Прочтешь в своей комнате, я же вынужден откланяться. Обещаю, что очень скоро приеду с твоим возлюбленным, так что готовься к свадьбе. Скоро я стану называть тебя Анна де Лаваль де Рэ и обращаться с тобой, как с одной из самых знатных дам королевства.

Он грациозно поклонился Анне и, предложив ей руку, как это принято при дворе, вывел ее из-под мрачных сводов подземелья.

В тот же день Брунисента также обрела свободу. Но свободу внутри самого замка. С отъездом хозяина в Лявро была выставлена утроенная стража, в том числе и на этажах, так что где бы ни находились дамы, рядом с ними несли свой пост рыцари, друзья Жака. Вежливые и обходительные, они были готовы хоть целый день напролет петь страстные песни, рассказывать забавные истории, играть в разные, даже самые глупые игры. В общем, делать все, что угодно, только не оставлять своих пленниц в одиночестве.

Ночью в их комнате, которую они снова, как во время судебного разбирательства, занимали вместе, кроме них спали еще две служанки. В общем, их клетка была искусно вызолочена и снабжена диковинными узорами, так что для постороннего взгляда она могла показаться сущим раем, но на самом деле являлась тюрьмой.

Эта мысль была очевидна не только заранее оплакивающей свою участь Анне, но и жизнерадостной и всегда старающейся видеть крупицы добра и света в самых безвыходных ситуациях Брунисенте.

Узницы замка Лявро

– Почему нам нельзя гулять за пределами замка? – спрашивала Анна.

– Потому что вокруг полно разбойных банд и отпущенных по домам солдат, – отвечали ей рыцари. – Мы поклялись вашему брату заботиться о вас.

– Почему я не могу написать письма моим друзьям?

– Потому что скоро вы станете госпожой де Лаваль, и сьер Жак не хочет, чтобы у кого-нибудь из недоброжелателей был повод распускать грязные слухи.

– Почему я не могу послать весточку своему жениху?

– А вы думаете, хорошо еще до свадьбы демонстрировать своему будущему мужу неповиновение воле старшего брата? Захочет ли он брать вас в жены, если вы сами предупредите его о том, что не станете ему покорной женой, как не были покорной дочерью и сестрой?

– Не к свадьбе меня готовят, к похоронам. Припомнишь, милая Бруня, когда повезут косточки мои на кладбище. Вспомнишь, как я плакала и молила отпустить меня.

Брунисента старалась утешить Анну, но та была неумолима, каждый раз, выходя на прогулку, она зажимала уши, чтобы не слышать шагов сопровождавших ее тюремщиков. Каждую ночь она видела во сне незнакомую ей площадь с двумя помостами. Один, большой, для суда, и второй, поменьше, для нее, одетого в красное палача и то, как он приближается к ней с зажженным факелом в руках.

Она боялась и не хотела умирать. Судьба сыграла с ней злую шутку, и вот любимый и такой безопасный Лявро обернулся самой крепкой в мире тюрьмой, из которого, а это она знала даже лучше охранявших ее воинов, было не выбраться.

Как часто в детстве Анна и Жак играли в этом самом замке в короля Англии Генриха Второго и его неверную супругу Элеонору. Генрих запирал Элеонору в высокой башне, и она не могла выбраться оттуда. Тогда Анне нравилось изображать из себя плененную, опасную и такую прекрасную королеву Элеонору, отравившую любовницу мужа и настроившую его детей подняться против отца и занять его трон. Теперь игра превратилась в реальность.

Однажды, возвращаясь вечером в свою комнату в компании рыцаря Жордана ля Трура, который куртуазно провожал ее после вечерней прогулки, Брунисента услышала короткий вскрик и стон, исходящие из их общей с Анной комнаты. Переглянувшись со своим спутником, они бросились вперед и, распахнув незапертую дверь, застали скорчившуюся у стола Анну.

– Что случилось? – подскочила к подруге Брунисента.

– Ничего, – Анна прижимала к груди руку, лицо ее было искажено болью и страхом, глаза сверкали как у безумной.

– Покажите, – сьер Жордан медленно приблизился к девушке, бережно взял ее руку и поднес к свету. На ладони краснел ожог.

Не говоря ни слова, ля Трур помог Анне сесть на постель, после чего крикнул, чтобы позвали служанок и лекаря.

– Я хотела попробовать, как это, гореть… – плечи Анны беззвучно тряслись. По лицу текли слезы бессилия и стыда. – Я не хочу умирать! Или хотя бы не так, не в огне!

Через неделю после отъезда Жака в замок наведались монахини из находившегося по соседству монастыря Святой Терезы, которые пришли снять с Анны мерки для свадебного платья.

– Вот видишь, глупая, это свадьба, свадьба, а не то, что ты вообразила себе! Ты выходишь замуж, Анна! Замуж за любимого мужчину! – обняла ее за плечи Брунисента.

– То не свадебное платье шьют мне, а саван, – Анна позволила снять с себя мерки, после чего сестры удалились, пообещав управиться как можно быстрее.

По словам одной из них, за это платье монастырь запросил у сьера ле Феррона теленка или двух овечек, которые были необходимы святым сестрам в хозяйстве. Жак же торговался с настоятельницей, убеждая ее в непомерности цены на платье, которое можно будет надевать лишь по большим праздникам. А какие нынче праздники? Война! В результате сторговались на трех пленных французов, которых друзья Жака привезли с полей сражений в качестве воинской добычи и которых они уступили ему подешевке.

Взяв в руку перо и бумагу, Брунисента пристроилась за изящным игорным столиком в их с Анной комнате и начала выводить на бумаге колонки цифр. Как хозяйка замка, Бруня старалась вникать во все хозяйственные дела, не докучая ненужными заботами мужу. Даже при беглом рассмотрении сделки выходило, что Жак выиграл в этом споре с настоятельницей, так как теленок, которого просил монастырь, стоил 30 франков, овца 16, то есть, если бы Жак согласился отдать монастырю двух овец, это бы означало, что он переплатил 2 франка. А отдав не двух овец, а трех пленных французов по 8 франков за человека, он экономил 6 франков!

Но что в этой истории было самым замечательным, так это именно то, что в дело пошли бесполезные французские солдаты, имевшие глупость служить под знаменами бургундцев или англичан и попавшие в плен к людям маршала де Рэ. Ведь, положа руку на сердце, кому сейчас нужны французские пленные, да еще и низкого ранга? Командирам легче набрать новых солдат, чем выкупать этих. Семьи их, как правило, крестьянские, которые с голодухи разве что не щиплют траву на полях, куда им выкупать своих ребят.

Другое дело пленные дворяне, еще лучше рыцари или особы королевской крови. За принца можно было разжиться 10 000 золотых экю. А это более чем приличное состояние.

Особы же королевской крови – совсем другое дело.

Хорошо также иметь пленными англичан, вот кто имеет хорошую цену. Можно привезти домой несколько пленных и потом жить припеваючи на деньги с выкупа.

У друзей Жака было несколько пленных французов, которых они уже намеревались убить, лишь бы не кормить и не тратиться на охрану, как вдруг подвалило такое выгодное дело, и они по-рыцарски, не торгуясь, уступили пленных Жаку по 5 франков за штуку, о чем сами же и рассказали Брунисенте. Иными словами, свадебное платье Анны обошлось всего-то в 15 франков! А это вполовину меньше суммы, первоначально запрошенной настоятельницей!

Анна и паж

Появление в замке монахинь и вся предсвадебная суета заставили Брунисенту подумать о том, что ее свадьба, или точнее свадьбы, готовились совершенно по-другому. В смятении она поняла, что никто в целом замке не готовит Анне приданого, а ведь Жак может вернуться в любую минуту и спросить за этот недочет с нее. Поэтому Брунисента взялась за дело со всей свойственной ей старательностью и рассудительностью, посадив служанок за шитье и вышивание.

Первое время она надеялась как-то привлечь к работе и Анну, но та предпочитала целый день валяться на постели в своей комнате или сидеть на башне и смотреть на дорогу.

За этим занятием однажды ее и застал паж Жака, юный Этьен Кастра из замка Лиль. Молодой человек кашлянул, стараясь привлечь внимание Анны, и когда та отвлеклась от своих мыслей, подошел к ней с поклоном и присел рядом.

– Простите, что потревожил вас, мадемуазель Анна, – он улыбнулся девушке, отмечая, что та бледна и лицо ее осунулось, а глаза горят, как у больных лихорадкой.

– Что вам угодно? Я же просила не беспокоить меня!

В нескольких шагах от них прямо у лестницы сидел один из приставленных к Анне рыцарей, перебирая струны на светлой лютне и насвистывая себе под нос.

– Простите еще раз, но, – он показал ей письменный прибор и стопку бумаги, – я мечтаю услышать о Жанне Деве. Сохранить, так сказать, для потомков ее образ, слова, ее дела…

– Разве в ставке маршала вы ничего не слышали о Деве? – Анна удивленно приподняла брови, но голос ее сделался мягче.

– Все, что я сумел узнать, и то, что рассказали мне знавшие Жанну, я уже записал, но это ничто по сравнению с тем, что можете рассказать мне вы, госпожа. Ведь вы – это почти что Жанна!

– Что за вздор! – Анна покраснела от гнева, зеленые глаза заблестели.

Паж невольно попятился от нее. Какое-то время они, не отрываясь, смотрели друг на друга, меряясь силой, наконец, юноша нашел в себе мужество заговорить первым.

– Я узнал о вашей тайне от господина Гийома ле Феррона. Он рассказал мне, что к чему, потому что я должен был скакать по вражеской территории с вестями к одному из ваших союзников. А так как сьер Гийом опасался, что я могу быть захвачен в плен, послание я должен был передать устно. Так я, не желая того, проник в ваши тайны и знаю, кто вы есть для Девы! – всю эту тираду паж произнес на одном дыхании, запыхавшись в конце. – Я подумал, – он молитвенно сложил руки, – что если уж сейчас Господь свел нас под одной крышей, может быть, вы могли бы рассказать мне о Жанне.

– Я подумаю, – Анна отвернулась от Этьена, благосклонно отпуская его прочь.

– Но, мадемуазель Анна, времени так мало… – захныкал паж.

– Да. Ты прав. Времени действительно мало. Ты признаешь это?! Ты можешь подтвердить мне сейчас, что мой брат замыслил убить меня?!

Приставленный к Анне рыцарь приподнялся и недовольно посмотрел на пажа, так что тот сжался под его взглядом.

– Убить? Ну что за глупости! Скоро вы станете женой нашего боевого командира! Самого лучшего командира, конечно, после самой Девы! Вы станете самой богатой и влиятельной дамой во Франции и…

– Что ты хочешь, чтобы я рассказала тебе? – Анна сменила гнев на милость. – И что отдашь за эти сведения?

– Отдам? Да все что угодно! Жизнь отдам! Госпожа Анна, ведь я люблю вас с того дня, когда увидел впервые, вы для меня как солнце и все светила, вместе взятые.

– Если я прикажу тебе убить человека, убьешь?

– Убью, если это будет не господин Жак, не господин маршал и не члены королевской семьи, которым я поклялся служить верой и правдой.

– Клянись, – кошачьи глаза Анны сверкнули, лицо обрело румянец, глаза светились силой и боевым задором.

– Клянусь, – паж опустился на колени.

– Хорошо. С чего же мне начать? – Анна бросила недобрый взгляд на стража и потом, подойдя к самому краю, глянула вниз сквозь зубцы, плюнув на шлем проходящего внизу стражника. Не попала.

– Расскажите, как вы в первый раз встретились с Девой, – попросил Этьен, пристроившись на скамье рядом с Анной и обмакнув перо в чернильницу.

– Это было в январе 1429 года, не помню числа, в Нанси, на турнире, устроенном герцогом Лотарингским. Жанна тогда удивила всех, появившись на турнирном поле в броне и вызвав на бой достойнейших рыцарей. Тогда, еще до всех этих великолепных побед, до снятия осады с Орлеана и коронации Карла Седьмого, Жанна только начинала входить в моду, и все стремились с ней познакомиться. Тогда ее называли Дева из Вокулера, хотя это неверно, официально она является уроженкой деревни Домреми, в Вокулере же она добилась славы и почестей, убедив в своей миссии коменданта де Бодрекура. А он еще тот Фома неверующий.

– И как показалась вам Дева? – паж усердно записывал, то и дело поднимая на Анну полные восторга глаза.

– Нормально, – Анна пожала плечами. – Высокая, статная, как рыцарь, с короткой стрижкой, которую рыцари называют «под шлем», а крестьяне – «под горшок». Нормально.

– Но, позвольте, все говорят, что она не умела скакать верхом и управляться с копьем или мечом? – паж старался говорить почти шепотом, дабы не быть услышанным стражником. Анна видела, как трудно ему справиться с охватившим его волнением.

– Выходит, им видней, – Анна посмотрела в сторону Нанси, – я видела своими глазами, как ловко она управляется с копьем и как слушается ее норовистый конь. Другие могут говорить, что видели они.

– И вы сразу же поняли, что будете служить Деве? Это было ваше призвание? Голос сердца?!

– Мой отец всегда хотел, чтобы жена родила ему множество сыновей, а родились мы с Жаком. Жак первый, я вторая. Отец решил воспитывать меня, как воина. И я не возражала. Да и что могла я ему возразить! Он сказал, что я должна стать хорошим воином, чтобы защищать родину, и я старалась стать хорошим воином. Это нормально, когда дети воспитываются в послушании, даже если их родители делают странные вещи. Однажды, мне тогда было семнадцать лет, отец велел мне ехать с ним в Нанси, где я должна была предстать перед Жанной и поступить к ней на службу.

Он подвел меня к ней и, велев встать на колени, представил по всем правилам.

– И что сказала вам Жанна? – Этьен затаил дыхание. Мимо башен пролетели две вороны.

– Она сказала: «Боже! За что мне это?! Неужели недостаточно тех двух, что мне дали до этого? Почему ради того, чтобы я могла освободить Францию, нужно губить невинные жизни?» Она говорила о своих тел охранительницах, которые должны были служить ее живыми щитами. На что мой отец благоразумно ответил ей, что будет вдвойне хуже, если она, начав славное дело, вдруг падет от руки предателя или отравителя, оставив армию без духовной поддержки. Он-то наверняка знал, что никто так, как она, не умел вдохновлять людей, превращая их из бессловесного скота в героев.

– Скажите, как вы стали рыцарем ордена Верности? – произнеся это, Этьен Кастра инстинктивно прикрыл рукой глаза, опасаясь, как бы Анна не ударила его по лицу.

– Ты слишком много знаешь, милый паж, – она поежилась на ветру, кутаясь в свою шерстяную накидку. – Скажу только, что я не проходила никаких испытаний и не соблюдала тяжелых постов, о которых так любят рассказывать наши рыцари. То есть кроме тех, что предписывает нам соблюдать церковь. Я встала на колени перед алтарем, и рыцарь, имени которого я тебе не назову, дотронулся до моего плеча мечом, произнеся формулу посвящения, – Анна выпрямила спину и торжественно произнесла: – «Анна ле Феррон, посвящаю тебя в рыцари ордена Верности! Будь честной и благородной, защищай слабых и беззащитных, твори добро и справедливость. Отдай свою жизнь за дело Господа и ради счастья других людей. Живи, как заповедал нам Иисус. Аминь».

Она резко поднялась и, не поворачиваясь, пошла в сторону лестницы. Поджидавший ее рыцарь поднялся и, куртуазно подав ей руку, повел в темноту башни.