Текст книги "Час «Д»"

– Нет, я не буду сегодня есть, – ответил тот, намереваясь слегка попоститься перед тем, как изображать из себя великого бога. Тем самым Эсгал отдавал дань уважения Дориману на свой странный лад. – А ты давай ворожи. Заклинание должно быть прочным, чтоб не распадалось в моем присутствии.

– Вы правы, мосье, – подавив тяжкий вздох, Д’Агар взялся за ответственную работу под наблюдением воителя. – Надеюсь, то, что на предмете этом чары Сил и сам он их творение, нам сильно поможет.

Рэнд и Макс, остудивший свой напиток, с комфортом обосновались в креслах с намерением беззастенчиво поглазеть на творчество истинного маэстро магии.

Глава 14
Представление богов. Акт первый

Сугубо мужским общество в гостиной оставалось не более получаса. Ни Мирей, ни Элька не были записными гурманками, способными растянуть трапезу до бесконечности, смакуя десятки блюд зараз. Элька ела быстро, до сих пор сказывалась давняя привычка, выработанная еще в ту дивную пору, когда она бегала домой обедать из института на длинной, но отнюдь не бесконечной большой перемене. Мирей, не приученная торопиться, кушала медленно, словно любовалась каждым кусочком, попадающим ей в рот, или прощалась с ним, провожая в последний путь. Но поскольку ела жрица, как все эльфы, безбожно мало, то утолила голод практически одновременно со стремительной Элькой. Попутно девушки еще успели перемыть косточки парням. А что за ужин без милых женских сплетен? Относительно этого человек и эльф сходились во мнении.

– Вот и мы, соскучились? – провозгласила Элька, являясь в зал.

– Неимоверно, особенно я, еще пара минут, и уже рыдал бы от тоски. А Рогиро вообще не выдержал мук и удалился скорбеть в одиночестве, – ответил шуткой Рэнд, успевший за это время сбегать переодеться, сменив любимый цыплячий халатик на рубашку и брюки. Презрев гостеприимные объятия кресла, вор взобрался на совещательный стол, где и сидел ныне, болтая ногами.

– А почему ты до сих пор не покрашен в черный цвет? – возмутилась Элька, топнув ножкой. – Чем вы тут вообще в наше отсутствие занимались?

– Так тебе все сразу и расскажи, – застеснялся вор, ковыряя пальчиком в столешнице, и бросил смущенный взгляд из-под ресниц на Лукаса.

Макс фыркнул, Гал брезгливо нахмурился, что с новыми брежневскими бровями у него получилось просто потрясно.

– Только что закончили работу над заклятием зеркала, мадемуазель, – охотно доложил маг, обмахиваясь очередным платочком из своей бесконечной кружевной коллекции, пополняемой в любом из миров, где ему доводилось бывать по делам или на отдыхе. – У этого предмета весьма сложная магическая структура. Пришлось немного повозиться, вплетая в поверхностный слой нужные чары преобразования масштаба и плоскости в купол, избирательности и массовости изображения. Но теперь все проверено и отлажено. Поэтому, как вы верно заметили, пора заняться приданием внешности мосье Рэнда и мадемуазель Мирей наибольшего соответствия супружеской паре драконов Верне. Минутку!

Рассказывая все это, Лукас отошел к шкафу и достал чистый тканый сверток, принесенный из Дорим-Аверона и предусмотрительно убранный с глаз долой от пронырливой компании. Положив его на пол, маг почесал бровь, что, по всей видимости, все-таки к магическим жестам не относилось, потом пошевелил пальцами и шепнул: «Делье!»

Кончик серого свертка нервно дернулся и начал аккуратно и совершенно самостоятельно разматываться. Окружающие, вытянув от любопытства шеи, замерли в недоуменном ожидании: что же это такое творится? Кого маг туда ухитрился засунуть? В считаные секунды тугой сверток развернулся в широкий плат, явивший миру небрежно скатанную грязную, частично мокрую рванину. По комнате поплыл запах плесени, сырости и нечистот – запах боли и безнадежности.

– Что это? – вздрогнув, с брезгливым подозрительным недоумением спросила Мирей.

– Последние одеяния достойных Карин и Поля Верне, – легко ответил Лукас, применивший простенькую магию только ради того, чтобы не касаться руками грязных тюремных одежд. – Я счел возможным их одолжить.

– А другого фасончика не было? – скроил неодобрительную гримасу вор, капризничая, как примадонна перед выходом на подмостки.

– Мы должны будем это надеть? – с невообразимо обреченным омерзением поинтересовалась целительница. Бывало, она без малейшего чувства гадливости оказывала помощь людям, одетым и в более убогое тряпье, но никогда не думала, что ей самой придется носить такое. Куда привычней, чем лохмотья, эльфийке были легкие летящие одежды, конечно, и они, случалось, оказывались мокрыми, пыльными или грязными. Дорога есть дорога, и труд странствующей жрицы-целительницы нелегок, но никогда от ее одежд ТАК не пахло. К ароматам хорошенький носик эльфийки был не менее чуток, чем нос оборотня Гала. Мирей прикладывала неимоверные усилия, чтобы говорить спокойно, а не истерично визжать, и чувствовала, как беспокойно заворочался ужин в желудке.

– Искусство требует жертв, искусство маскировки тем более, но не таких же, Лукас! – искренне возмутилась Элька, заступаясь за друзей.

– Это негигиенично, – высказался Эсгал, дернув носом. – Они могут чем-нибудь заразиться, заболеют и не смогут работать, а еще и других заразят!

– Последние два пункта – самые главные, – не удержался от шпильки обиженный Рэнд.

– Абсолютно с вами согласен, мадемуазель, – поиграв на нервах публики, отозвался маг с довольной улыбкой. – И я вовсе не собираюсь принуждать вас к облачению в это убогое платье. Я забрал его с собой только ради того, чтобы иметь под рукой материал для сотворения устойчивой иллюзии, способной выстоять при косвенном контакте с мосье Эсгалом. Пара нитей – вот все, что мне нужно от этой одежды, и по волоску от вас!

Успокоив Рэнда и Мирей, Лукас прошел к шкафу и достал из него приготовленное заранее хрустальное блюдо с колпаком, по мнению Эльки, похожим на те, которыми накрывают большие сувенирные часы. Для чего нужна такая посуда в мирной жизни, девушка не знала, но маг явно собирался использовать ее для какого-то обряда.

– На, я тебе и целую прядь срежу с радостью, если мне не придется напяливать то убожество, – вручил Рэнд волосок из своей светлой шевелюры магу, водрузившему тем временем блюдо с крышкой на стол.

Мири тоже охотно дернула из прядки, вечно падавшей на лоб, темный волос и пожертвовала его на чародейский обряд.

Сняв колпак и аккуратно поместив разноцветные волоски на блюде, Лукас небрежно попросил Шпильмана, как самого великодушного и поддающегося чужому влиянию члена команды:

– Мосье Макс, пока я готовлюсь, если вас не затруднит, выдерните из одежд драконов по одной нитке!

– Хорошо, – покорно согласился технарь, даже радуясь тому, что может чем-то помочь.

Перестав бесцельно бродить по комнате, он нагнулся над тряпьем и с третьей попытки выдернул две достаточно длинные гнилые нитки из расползающихся по швам одеяний, похожих на мешки с дырками для рук и головы.

Взяв нити, Лукас споро, будто заправская вышивальщица, связал их с волосками Мирей и Рэнда в замысловатое макраме и вернул на блюдо.

– Пища гурманов: волосы и гнилые нитки, кого будем потчевать? Предлагаю Гала, – вставила Элька, следя за ловкими пальцами мага.

– Боюсь, мосье Эсгалу придется остаться голодным, – задумчиво ответил маг, понимая, что девушка ерничает оттого, что ей непонятно происходящее. – Эти предметы нужны для других целей, мадемуазель. Я создаю связь между людьми и образами, которые они наденут, как маски.

– Почему именно на блюде? – с любопытством уточнила Элька.

– Оно хрустальное, – мягко пояснил Д’Агар. – И, что самое главное, накрывается колпаком. Прозрачный хрусталь – один из лучших изоляторов посторонних влияний как магического, так и любого иного толка. Я создам центр заклятия внутри хрустальной сферы, чтобы мосье Эсгал не смог на него воздействовать, находясь рядом с Мирей и Максом.

– Ты так много знаешь, Лукас, – преклоняясь перед профессионалом в своей области, уважительно протянул Макс, как губка впитывавший новое знание.

– Я же маг, мосье, а в своей сфере вы знаете куда больше меня, – отмахнулся польщенный Д’Агар и щедро выдал еще одно объяснение: – Кроме того, на этом заклинании я завяжу другое, чары неуязвимости. Мы же не хотим, чтобы наши коллеги пострадали из-за какого-то недоразумения или оплошности.

– Неуязвимости? – заинтересовался по-настоящему происходящим и вор, чуя полезные чары.

– Да, вас нельзя будет ранить никаким оружием, стихией, сущностью или плотью, – уточнил маг.

– А можно потом эти чары не снимать? – жадно уточнил Фин, погруженный в мысли о радостных перспективах.

– Нет, – жестоко опустил его на землю Лукас. – Сколько-нибудь длительное сохранение этого заклинания требует слишком больших затрат энергии. Возникает противодействие Сил Судьбы. Чем больше установленный срок, тем больше силы надо вложить в заклятие, причем расход энергии возрастает неимоверно.

– Прогрессия, – констатировала Элька, припоминая что-то смутное из нелюбимой математики.

– Я ставлю ограничитель в два дня, после чего чары рассеются сами, – закончил маг.

– А побольше? – заискивающе попросил Рэнд, скроив умильную рожу.

– Мосье, прежде длительность этих чар я ограничивал часами. Два дня – это предел, и предел не только по силе. Чары неуязвимости отрицают предопределение и не нравятся очень многим Могущественным, я не хочу навлечь на себя их гнев из-за какого-то недоразумения, – признался Лукас, избегая встречаться с Фином взглядом. А какому магу приятно признаваться в своих слабостях? Для самолюбивого мосье это вообще было словно ножом по сердцу.

– Понятно, спасибо и за два дня, – сразу отстал вор, понимая, что приятель серьезно рискует, творя столь опасное заклятие.

– Теперь, пожалуйста, немного помолчите, мне нужно сосредоточиться, – попросил Лукас, нахмурился, пристально оглядел веревочки, перевязанные затянутыми в два узла волосками, словно пытался прочесть на них послание далеких майя, и заговорил медленно и четко:

 
Иллюсон рессембле,
Вьеменэт полиэ,
Форни а дэро!
Делид о ло!
 

Веревочки и волоски на хрустале мелко завибрировали, засияли голубым, потом зеленым, дробясь искорками-зайчиками в гранях посуды, словно новогодняя гирлянда в миниатюре, свернулись в одно большое кольцо и так застыли, разом прекратив светиться. Элегантным жестом промокнув платочком пару капелек пота, выступившего на висках, маг глубоко вздохнул, расслабляясь, торжественно накрыл «макраме» колпаком и улыбнулся:

– Заклинания наложены. Теперь надо немного подождать, пока установится связь между предметами и персонами.

– И как мы это определим? – заинтересовался Макс, разглядывая сквозь колпак волшебное кольцо волос и ниток.

– Мы увидим это, мосье, – просветил технаря Лукас.

– Что это заклинание такое короткое было? – удивилась разочарованная Элька, у нее опять не получилось настроиться и перевести странные стишки мага, только и уловила что-то о подобии и защите.

– Первое из заклятий было очень простым, мадемуазель, оно плетется быстро, – просветил хаотическую колдунью маг, с удовольствием откидываясь на спинку мягкого кресла. – А второе слишком опасно, чтобы читать вслух. Большую его часть я активизировал мысленно. Это тяжело, но в данном случае необходимо.

– Особенно в присутствии хаотической колдуньи, любящей поцитировать на досуге, особенно ночью, кусочки из чужих заклинаний, – вставил Рэнд и приготовился было увернуться от заслуженной оплеухи девушки, оскорбленной в лучших чувствах или делавшей вид, что оскоблена. Но та, так и остановившись с занесенной рукой, звонко расхохоталась.

– О, уже подействовало, – в радостном удивлении провозгласил Макс.

– Ой, – выдохнула Мири, глянув на вора.

На месте чистенького юркого блондинчика с озорной физиономией нарисовался изможденный, худой, довольно нескладный длинноносый брюнет с глазами филина в изрядно пованивающих лохмотьях.

– На себя посмотри, женушка! – оскорбленно фыркнул Фин неожиданно низким голосом, с ухмылкой созерцая то, во что превратилась изящная эльфийка. Ввалившиеся радужные глаза как безумные фонари на угловатом лице, фигура – одна изломанная палка, копна черных, спутанных в ком волос и безумное амбре, памятное вору еще с детских лет на свалке.

– Оба просто неотразимы! Вне конкуренции! Даже Галу до вас далеко! – вновь рассмеялась Элька, захлопав в ладоши, словно от души наслаждалась цирковым представлением.

Тут Рэт, до превращения мирно сидевший на плече вора, обеспокоенно завозился. Он никак не мог понять, что случилось: с одной стороны, хозяин никуда не делся, но с другой – с ним произошли какие-то странные изменения, осознать которые зверюшка не могла. Тычась в шею хозяина, крыс тревожно запищал, привлекая к себе внимание.

– Эй, а Рэтика-то я куда дену? С собой его не потащишь, мало ли что, – спохватился вор, глянув на обеспокоенного крыса. – На кого ж я его оставлю, мы ж все на площади Костров сегодня будем!

– На Рогиро? – изобретательно предложил Макс, до сих пор чувствовавший свою вину за невольное купание животного и очень боявшийся, что его все-таки могут снова оставить у зеркала в качестве наблюдателя.

– Так он же призрак, – замялся Рэнд, поглаживая питомца.

– Так это к лучшему, в любую дырку, куда б твой зверек ни забрался, пролезет! – поддержала рациональное предложение Шпильмана Элька.

– Да? – Фин задумался и, признав правоту друзей, громко позвал: – Рогиро! Рогиро! Ты где?

– Еще мгновение назад был в библиотеке. У вас снова что-то стряслось, сеоры? – материализуясь посреди залы, с какой-то усталой иронией спросил элегантный призрак, вновь оторванный от своих дел. Но под маской этой наигранной усталости проглядывал явный интерес, особенно когда сеор увидел эльфийку и вора. Дух не был введен в заблуждение искусными чарами Лукаса, ибо, лишившись плоти, Рогиро привык смотреть на реальность куда глубже, чем люди, легко проникая сквозь иллюзии, сотворенные живыми для самих себя.

– Ага! – радостно заявил Фин. – Мы на дело идем, ты за Рэтиком не присмотришь?

– Присмотреть за крысой? – задумался призрак, не обидеться ли ему на такую унизительную просьбу. Немало при жизни Тени Короля Ильтарии делали провокационных предложений, но такими сроду не удостаивали. Знатному сеору присмотреть за какой-то крысой?!

– Ну да, – деловито вставила Элька. – Больше Рэнд уже никому не доверяет. На Макса с Мирей оставил, так одна сбежала каких-то драконов лечить, а второй на зверика с ходу колу пролил. Еле отстирали! Пожалуйста, последи за Рэтом!

– Хорошо, – согласился сеор Рогиро как истинный джентльмен, уступая просьбе милой дамы. – Я пригляжу за вашим питомцем некоторое время.

– Спасибо! – от всей души поблагодарил призрака Рэнд.

– Мне жаль прерывать вашу беседу, – вмешался Лукас в подробные наставления по уходу за крысом необыкновенным домашним, – но в Дорим-Авероне светает. Пора отправляться! Скоро смена стражи.

Рэнд, закончив инструктаж, широко ухмыльнулся, вспоминая, в каком состоянии оставили они жрецов Очищающих в тюрьме, но улыбка довольно быстро сползла с лица вора при мысли о предстоящих радостях заключения.

– Пошли, супруга, камеры нас заждались, там небось уж и проветриться немного успело, – заявил Рэнд, смиряясь с тем, что, как сказала Элька, искусство требует жертв. – Но не забудьте нас спасти, а то неуязвимости-то всего на пару дней!

– Я запишу в блокнотик, – пообещала та.

– Главное, мадемуазель, потом не забудьте в него заглянуть, – улыбнулся Лукас.

Рэнд взял Мирей за руку и нажал на перстень, переносясь в мрачный тюремный коридор третьего подземного этажа к бывшим камерам супругов Верне. Оставленный предусмотрительным мосье магический шарик узнал «своих» и тут же засветился, немного рассеивая неуютную кромешную тьму.

Воспользовавшись отмычкой, извлеченной откуда-то из сапога, где приличные разбойники хранят ножи и заточки, Рэнд быстро открыл дверь в камеру и с придворным поклоном, явно слямзенным из арсенала манер мосье Д’Агара, предложил даме войти. Стараясь не коснуться решетки и не дышать глубоко, Мирей проскользнула внутрь и, собравшись с духом, решительно села на слежавшуюся охапку гнилой соломы, занимая положенное сценарием место. Фин ловко защелкнул на ногах и тонких запястьях эльфийки тяжелые кандалы. Их браслеты оказались настолько велики, что жрице пришлось старательно растопырить пальцы рук, чтобы оковы не пали в тот же момент, нарушая ход действа, предусмотренный сценарием.

– Не скучай, женушка. Скоро на костер поведут, развлечемся! – велел подруге вор и закрыл дверь в ее камеру. Шарик, словно преданный пес, вылетел вслед за Рэндом. Весело насвистывая под нос, Фин отомкнул решетку на своем узилище и той же отмычкой моментально закрыл замок изнутри. Наплевав на брезгливость, присел на клочья подстилки, коей побрезговали бы и клопы, и занялся кандалами. Застегнув оковы на ногах и браслеты ручных кандалов, каким-то немыслимым эквилибристическим жестом всунул в них руки и прислонился к стене, сделав вид, что спит. Шарик-светильник, отработав заданную программу, погас.

Команда точно рассчитала время. Едва «заключенные» заняли места в своих «роскошных апартаментах», как с верхних этажей тюрьмы по лестнице вниз наметилось поступательное движение. Грохотали явно сапоги. Сандалии не котировались у братии Очищающих, столкнувшихся с могильной сыростью и грязью подземелья.

Маг прищелкнул пальцами и активизировал заклинание слежения, одно из многих, заблаговременно навешанных им в тюрьме. Зеркало тут же отразило довольно узкую лестницу, уже знакомую компании по блужданиям Лукаса и Рэнда. Теперь по ней, разбившись на пары или поодиночке, привычно стараясь не касаться осклизлых стен и не навернуться на крутых ступенях, спускались пятнадцать жрецов. Все в серых балахонах с белым кантом, вооруженные «острогами» и парой арбалетов, пятеро даже с мечами на поясе, кроме того, пара жрецов несла еще какие-то мешки. Видно парней было настолько хорошо, насколько вообще можно разглядеть людей в качающемся свете тусклых ламп, а вот слышимость, не зависящая от местного освещения, оказалась просто великолепной. Команда разбирала даже шепот.

Первым шел самый высокий из жрецов, откинутый капюшон позволял разглядеть его лицо, на котором Элька с удивлением обнаружила печать интеллекта. В темных коротко стриженных волосах седины практически не было, а вот небольшая бородка на манер эспаньолки оказалась почти белой. Карие глаза под тонкими бровями спокойно смотрели на мир. Была в этом жреце какая-то властная повадка, сразу дававшая понять, что первым он идет не случайно. Ряса смотрелась на нем как мантия и военный мундир одновременно.

Следом за ним следовало сразу два собрата: низенький крепыш со шрамом на щеке и брюнет, при виде носа которого сдох бы от зависти и орел. Мужчины тихонько перешептывались.

– И я слыхал, жрец-покровитель тюрьмы объявил это благословением Доримана. Ну не чудо ли? За ночь из копий два дерева вымахали, словно уж циклов семьдесят во дворе стояли.

– Знамение, – важно согласился носатик.

– Вот только благое ли? – задался вопросом шрамастый и сам же пояснил: – Копья же – верный символ стражи, что тюрьму охраняет, стали деревьями. Не гибель ли скорую нам сей знак пророчит? Что из земли вышло, то в землю вернется и травой взойдет? Иль другое лихо? Может, гневается Великий Дориман?

– Ничего, сегодня День Сошествия, запалят проклятых, да и помягчеет Бровастый, смилуется над нами, многогрешными.

– Опять философствуешь, Жак? – обернулся к сплетникам шедший первым и чуть прищурился.

– Да, брат Реино, мы рассуждали о промысле Доримана, – смиренно ответил шрамастый Жак.

– Истинно так, – покивал, осеняя себя знаком меча, его напарник и перехватил поудобнее мягкий мешок.

– Потом размышлять будете, когда проклятых на площадь Костров для очищения доставим, а пока под ноги лучше смотрите. Если опять с лестницы свалитесь, три смены у меня в подземелье служить будете.

Парочка «философов» только вздохнула и промолчала, принимая заслуженный укор. Следовавшие за сплетниками жрецы, те, кто слышали разговор, заухмылялись.

– Что-то тихо у них сегодня, – нахмурился Реино. – Уснули, что ль, лодыри? Надо будет проверки вам ночные устроить.

Сзади скорбно завздыхали. Видно, немало любителей придавить ушко нашлось в рядах Очищающих, не брезговавших таким времяпрепровождением и на дежурстве. Но завздыхали все-таки больше для вида. Похоже, жрецы были почти уверены, что их начальник на такую подлость не способен.

– Может, драконы из клеток выбрались да и схарчили их всех на ужин, а тех, кто уцелел, на завтрак доели, – схохмил вихрастый молодой жрец со злым ехидным лицом.

– Цыть, Люка, – безошибочно определив острослова, беззлобно ругнулся Реино, поднимая повыше свою лампу.

– А что? Там и одного Филиппа троим на ужин вдосталь, – со смешком поддержал Люка товарищ. – Столько отборного мясца!

– Фарон, раз ты самый языкастый, бегом вниз, глянь, где там ночная стража, и назад с докладом, – распознав очередного остроумца, дал задание приостановившийся Реино.

– Да, брат, – радуясь выпавшему шансу поразмяться, откликнулся длинноногий, черный как галка молодой жрец, отобрал лампу у Люка, вручил ему взамен свою острогу и, растолкав отряд, ринулся вниз, ловко, как горный козел, прыгая по ступенькам.

Очень скоро Фарон, бойко сигая через две ступеньки разом, прискакал обратно и со слегка озадаченной физиономией заявил:

– Брат Реино, лучше вам самому на все посмотреть. Они там странные какие-то!

– Идем, – не вдаваясь в расспросы, скомандовал жрец и ускорил шаг. Остальные, на сей раз не разводя тары-бары, покорно припустили следом.

Первое, что увидел Реино, была широко распахнутая не по уставу дверь в караулку, второе – валяющаяся вповалку ночная стража в полном составе – все десятеро. Коллеги по жреческому цеху были недвижимы, и, если б не царящий над всем этим безобразием стойкий запах спиртного, жрец всерьез испугался бы за них.

– Пьяны мертвецки, – брезгливо констатировал мужчина после нескольких тщетных попыток растолкать хоть кого-нибудь. Жрецы если и открывали глаза, то взгляд их был пуст, как у новорожденного младенца, столь же мутен и абсолютно бессмыслен. Вялые движения лишены всякого представления о координации.

– Как же они вдесятером умудрились ужраться вусмерть с семи кувшинов? – удивился Люка, проявив фантастические математические способности.

– Может, с собой принесли или чью заначку растормошили? – подсказал кто-то знакомый с уловками стражи и тут же захлопнул рот, натолкнувшись на стальной взгляд Реино.

– Клянусь Драконом, как протрезвеют, отдам я их на растерзание жрецу-хранителю тюрьмы! Чтоб я еще когда вас, негодяев, покрывать стал! – ругнулся жрец и, в последний раз окинув взглядом «поле пьяни», приказал: – Ладно, потом этих олухов, Дориманом в колыбели оплеванных, приласкаем как следует! А пока, Мало, Фарон, Дюран, делайте что хотите, но попытайтесь привести этих недоделков в чувство. Остальные со мной, надо проверить заключенных и забрать семерых. Люка, доставай список Сенто. Жак, готовь с Виньо балахоны последнего очищения. Жюль, коил прихвати, может, понадобится.

– Да, брат, – дружно откликнулись жрецы в духе патриотического рапорта «слушаюсь, товарищ командир» и потопали вслед за Реино в коридор с камерами заключенных. Честя упившихся коллег, ничего не сделавших к их приходу, жрецы шли вперед, освещая себе дорогу во мраке слабыми, но зато выдержанными в религиозных традициях лампами.

– Правильный человек, жаль, что священник. Из него мог бы выйти толк, – коротко оценил Эсгал действия Реино и одобрительно кивнул. Пусть жрец играл сейчас в другой команде, но принципиальный воитель привык всегда оценивать противников по достоинству.

– Посмотрим, что они предпримут дальше, – тонко улыбнулся маг, любивший следить за движениями человеческих душ в кризисных ситуациях.

Решив, что жертвы уже достаточно углубились в коридор, Лукас прищелкнул пальцами, выпуская из рук следующую нить, сдерживающую заклятие. Пространство между склизкими старыми стенами – безмолвными, покорными свидетелями нескольких веков страданий и боли – заполнил звук. Казалось, он лился отовсюду и ниоткуда, сокрушая вечное безмолвие, дробя сами камни, врываясь свежим ветром в застоявшийся воздух подземелья. Начавшись с одной громкой торжествующей ноты, от которой жрецы вздрогнули, как от удара током, он все ширился и ширился, превращаясь во властную, дивную музыку. Как только мелодия обрела полную свободу, в камерах, где содержались узники, вспыхнул яркий, ослепительный радужный свет, жгущий привыкшие к полумраку глаза. Пульсация его волн, изливающихся в коридор, слилась с ритмом мелодии.

– Лукас, ты – гений. Жан-Мишель Жар отдыхает, – восхищенно выдохнула Элька. – Но где ты раскопал симфонию Бетховена? Эти «та-та-та-там» ни с чем не спутаешь, даже при моем отсутствии слуха.

– Мне не знаком маг по прозвищу Жар, мадемуазель. А музыка эта с кристалла фонотеки комнаты отдыха, я не знал, что автор родом из вашего мира, но мне показалось, она вполне соответствует моменту, – скромно улыбнулся мосье Д’Агар, наслаждаясь комплиментом, и занялся следующим номером шоу.

Жрецы, оглушенные музыкой и ослепленные светом, сквозь наворачивающиеся на глазах слезы увидели, как в первой из камер с трудом привстал и потянулся к радужному сиянию, отражающемуся в его удивительных глазах, исхудавший грязный мужчина-дракон в обносках камзола. С радостной улыбкой на потрескавшихся губах он приветствовал свет как долгожданного друга.

– Я иду к тебе, Дориман! – ликующе воскликнул оборотень, когда от пульсирующего радужного сгустка к нему устремился расплавленно-белый луч света. Как только луч коснулся узника, его охватил радужный ореол, и дракон с возгласом: «Свободен!» – исчез из узилища. На загаженные каменные плиты пола с глухим звоном упали пустые кандалы.

Замершие при виде чуда жрецы, бормоча молитвы о спасении, попятились было в сторону спасительной лестницы наверх, но были остановлены властной, пусть и слегка хрипловатой командой собравшегося с духом Реино:

– Куда? Чего испугались? Это только музыка и свет! Идем вперед! Мы должны это видеть!

Долг и привычка к повиновению возобладали над страхом, и люди двинулись дальше. Один за другим на всем протяжении пути команды жрецов из запертых камер, ускользая из цепей словно призраки, с хвалой великому и справедливому Дориману на устах исчезали драконы-оборотни. Лился свет, звучала повергающая в трепет музыка, и жалобно звенели опустевшие цепи.

Ошарашенные, перепуганные, совершенно сбитые с толку – все происходящее никак не вязалось с религиозными канонами – жрецы стали беспомощными свидетелями происходящего. Как удержать тех, с кого спадают оковы? И надо ли пытаться удерживать? Служители Доримана пребывали в растерянности: из камер исчезали закоренелые грешники, проклятые, продавшие душу Черному Дракону, оборотни, путь к спасению души для которых был только один – через пламя очистительного костра. Так утверждала церковь, так проповедовал Авандус. А оборотни исчезали, благословляя Доримана за свое спасение! Жрецы Очищающие, оглушенные пестрым набором чудес, наконец включили собственные мозги и постепенно, а с каждым чудесным исчезновением все сильнее, начали сомневаться в правильности «линии партии» и «директивах съезда». Сбившиеся поближе друг к другу, они разом перестали походить на уверенных в себе божьих пастырей, обладающих властью и силой, правом карать, миловать и наставлять. Как они жаждали того, чтобы и им кто-нибудь объяснил вразумительно, что вообще происходит! Даже оружие уверенности слугам церкви не добавляло. Если Дориман вдруг свою силу явил и по какой-то божественной прихоти начал смертников пачками спасать, как он решит поступить с их мучителями? Может, их и сжигать не надо было, а каким-то другим образом от проклятия очищать?

Бедолага Жак жадно взирал на происходящее, тер свой покрасневший от возбуждения старый шрам и бормотал под нос:

– Вот оно, знамение! И копья деревьями проросли! То знак был, что пора нам, слугам неразумным, оружие сложить. Дориман Великий сам суд вершить будет! Сам решит, кого карать, а кого миловать!..

На сей раз даже Реино не останавливал болтливого жреца, плетущего причудливую вязь версий. Подгоняемые храбрым командиром, мужчины все-таки прорвались сквозь строй чудес к последним и пока еще не опустевшим камерам. Музыка постепенно теряла напор. Радужный ослепительный свет лег ласковым отблеском на фигуры двух мирно спящих среди всей сверхъестественной суматохи людей, очистил их лица от грязи, залечил струпья, синяки, расчесал в мягкие кудри спутанные волосы, а потом с последним аккордом окончательно затух.

– Поль и Карин Верне. Эти, кажись, не исчезли, – в неожиданно наступившей тишине хрипло прошептал Люка, нервно сминая в пальцах пергамент со списком Сенто.

– Только словно помылись, – согласился философ Жак, вздрогнув от прозвучавшего неожиданно громко шороха бумаги.

– Что делать будем? – тоже шепотом, словно боясь разбудить спящих, спросил Жюль, нервно поглаживая флягу с разведенным коилом.

– Поль Верне! – откашлявшись, решительно и громко позвал Реино, чтобы сделать для начала хоть что-нибудь.

Широко зевнув, Рэнд открыл глаза и небрежно поинтересовался:

– Ну что? Идем?

– Куда? – нахмурился опешивший Реино, он не знал, что должен сказать ему сейчас, после всех чудес, проснувшийся оборотень, но такого никак не ожидал.

– На площадь, конечно, – фыркнул «оборотень», потягиваясь так сладко, словно почивал ночь на пуховой перине, а не гнил в камере. – Где Дориман сегодня свою силу явит, даст свободу и великое очищение проклятому народу, забывшему о своей сути и прошлом! – Секунду помолчав, Рэнд важно добавил: – Мне сон был!

– А ты сейчас не исчезнешь? – влез любопытный Люка, посверкивая в полумраке темными глазами.

– Вот еще! Ишь чего захотели! – возмутился Рэнд. – Меня и супругу милости великой лишить хотите?! Не, братцы Очищающие, не выйдет! Нам сегодня надо на площади Костров быть! Огромная честь убогим нам выпала великого бога призвать! Откликнется Дориман на призыв, тогда мы истинный облик обрести сможем, а через это весь народ Дорим-Аверона спасен будет!

– Так-так! Побольше патетики, мосье, – попросил Лукас, входя в роль режиссера.

– Но не слишком сурово, не надо давить. Если цыкнуть посильнее, они, того и гляди, разбегутся. Кто тогда жертвы на костер поведет? Не самим же им себя транспортировать к предполагаемому месту казни, – заметила Элька.

– Карин, возлюбленная моя, свет очей, просыпайся! Пора! – послушно завопил Фин, позванивая кандалами на манер будильника.