Текст книги "Танцующие на каблуках"

Глава 14

Лекс спал беспокойно. Даже ведро выпитого накануне алкоголя не успокоило мечущийся ум и тело. Он видел сумбурные, бессвязные отрывки событий, искаженных беспамятством мира Морфея. Дикого в крови и синяках, хотя его тело было без ран. Веревки, обвивающие, словно змеи. Крылья, мечущиеся и трепещущие. Адские пляски обнаженных девиц и фиолетовые глаза. Странные фиолетовые глаза с искрой света в зрачке.

– Да, утро вечера мудренее, – прошептал Лекс сказочную присказку, открыв глаза и обнаружив себя в постели своей новой квартиры с панорамными окнами.

Совсем по-другому он планировал и представлял свой приезд в Большой Город и уж точно вчерашний вечер. Он планировал и ожидал, но жизнь внесла свои коррективы. Жизнь всегда все расставляет на свои места.

Голова едва поднялась с подушки, тело ощущалось чужим, ватным, плохо контролируемым. Излишки возлияния еще никому не приносили пользы. До ванной он еле дополз. Холодный душ бодрил. Он понажимал какие-то сенсорные кнопочки, обещающие массажный эффект воды. Упругие струи иголками ударяли в тело, обжигая напором и холодом. Он максимально убавил температуру, прислушиваясь как немеет кожа, как холод пробирается внутрь.

Лекс выключил воду. Он ухмыльнулся в очередной раз, упершись взглядом в стеклянную стену. Да, квартира для одного, уединения в ванной не добиться.

Лекс наслаждался видом города и ждал, когда капли на теле обсохнут сами. Вчера на пьяную голову он не смог разобраться даже с пультом управления кондиционером, всю ночь тот работал, как проклятый, и чтобы избавиться от холода, мужчина открыл окно.

Его одолевало какое-то странное чувство превосходства, наблюдая, как у его ног спешит, бежит, работает город. Ему не надо никуда торопиться. Он чувствовал себя хозяином жизни. Очень хорошей и обеспеченной жизни. Настолько, что еще два месяца праздности, фактически безделья и всех удовольствий. Он обратил внимание на колесо обозрения справа за мостом в парке аттракционов. Лекс довольно хмыкнул: да, он обязательно покатается на колесе обозрения. Хороший вид открывался с любой высотки. Оглядеть город можно, просто поднявшись на последний этаж. Вроде как смысла у аттракциона особого не было. Но праздность детского развлечения манила. Как желание, которое он загадал еще ребенком и сейчас исполнил. Да, он обязательно сходит.

Лекс одевался, по ходу отправляя сообщения помощнику, занимавшемуся открытием офиса и подготовкой лаборатории, еще руководителю из Сибири, интересовавшемуся, как он устроился.

Чат с Диким быстро опустился по истории вниз, ушел с экрана и теперь уже перестал маячить постоянным напоминанием о случившемся.

Смерть Дикого никуда не делась. Коварным шипом засела в груди. Едва он припоминал о ней, пронзала все его тело. Боль захлестывала, стирала все, кроме себя, нагнетала, усиливалась, Лекс усилием воли отодвигал ее, ждал, когда утихнет. Потом снова укол.

Почему Дикий погиб при таких странных обстоятельствах? Такие смерти случаются с маргиналами, с антисоциальными элементами, извращенцами. Им нет доступа в элитные ЖК, под охрану и с видом на залив.

И еще: почему это произошло практически за мгновение до того, как они должны были встретиться? Лекс еще раз посмотрел статус друга, выставленный накануне. Сутки еще не истекли.

Он как-то рассеяно подумал о страницах в соцсетях Дикого и тысячи людей, которые умерли или погибли. Куда девались их аккаунты? Продолжали висеть? Быть просматриваемыми? Входить в число чьих-то подписчиков и друзей? Фото профиля превращалось в фото надгробия. Современные социальные сети – гимн равенству и универсальности: жизнь и смерть на одном поле, дом и кладбище по одной ссылке.

У Лекса внутри появилась пустота. Чтобы не провалиться в нее, он откинул грустные мысли, переключился на работу.

Позавтракать, встретиться с помощником, посмотреть помещения, обед с Егерем, клуб. Он собирался наведаться в тот бар вечером. Возможно, это и было не совсем уместно, учитывая обстоятельства, но он желал видеть девушку в белом платье. Желал ее. От одной мысли о ней в паху тяжелело, а в голове мутнело. И еще придется навестить отца и брата Дикого. Пока Лекс не мог представить, что будет говорить и как соболезновать. Понятно, что простые, принятые в обществе людей слова здесь не годились. А передать свою боль он был не в состоянии.

Дела он уладил быстро. Помощник оказался добросовестным, старательным и пунктуальным малым. В назначенный ресторан явился немного раньше срока, Лекс как раз доедал яичницу с ветчиной. Все порученные ему вопросы решил, картинки помещений подготовил хорошие. Лекс сразу отмел два из четырех вариантов. Так что осмотр офисного помещения и производства оказались быстрыми. Передвигались они в кондиционированной машине, невыносимая жара не успела облепить тело липким потом и высосать все силы.

Офис оказался современным и благоустроенным. Служба безопасности, парковка. А лабораторию Лекс выбрал ближе к окраине города, но в старом районе – тихом, зеленом и довольно приятном, без суеты камазов, газелей и спецтехники.

К обеду Лекс хоть и провернул ворох дел, но не ощущал себя ни уставшим, ни измотанным жарой.

В ресторан к Егерю он вошел уверенным и довольным собой. Тот сидел с лукавым, выжидающим, словно хищник перед прыжком видом. Это немного обескуражило. Но привидение смерти быстро влезло в их компанию, и помрачнели оба. Полдня он не вспоминал о смерти Дикого. Был слишком занят. Теперь его тень встала рядом немым укором.

– Отец Дикого звонил, – начал друг без приветствия. – Хочет получить тело для захоронения, а следственные мероприятия, экспертиза только начались. Дело необычное, затянется.

– Насколько я помню, Марат – нормальный серьезный мужик. В успехе следствия заинтересован не меньше тебя, тоже хочет убийцу сына найти. Должен понять, – предположил Лекс.

Егерь коротко кивнул.

– Но он крупный бизнесмен и ему надо сохранить лицо. Пресса взбеленилась, как девственница на порнокартинку. Они чистят интернет, охрану увеличили. Но если тело Дикого долго будут мурыжить и таскать по лабораториям и моргам, такого напридумывают, что Стивен Кинг и Лавкрафт позавидуют. Марат хочет тишины и достойного погребения. Это понятно…

Лекс ободряюще улыбнулся и философски вскинул брови. Егерю придется выкручиваться, искать компромисс. Не впервой, справится.

– А ты знаешь, есть уже какие-то версии? По какому следу идут? – Лекс не сомневался, Егерь будет держать руку на пульсе. Возможно, даже поведет собственное расследование, вопреки запретам. Дело неординарное, трудное. Ему самому в голову приходили самые фантастические версии. Ничего правдоподобного.

– Дело Дикого веду я и моя команда, – голос Егеря прозвучал ровно, но Лекс сразу уловил победные нотки.

– Да ладно! – Лекс радостно сверкнул глазами на друга и пару раз глухо хлопнул в ладоши. – Тебе отдали дело Дикого? А личная заинтересованность? Внутренняя безопасность, профессиональная этика? Или для вашего управления ничто не указ?

– Хорошие люди вмешались, – Егерь откровенно гордился собой. – Влиятельные и заинтересованные. На самом деле неожиданно и вовремя. Я сам еще никого подключить не успел. Но у нас вообще заворачивается лихо. Мне преференций выдали почти на что угодно. Таких полномочий и доступа у меня не было даже когда я «Космонавта» ловил.

Лекс хорошо помнил про то большое дело. И хоть был уже не в городе, даже он тогда чувствовал панику со стороны и бандитов, и властей. События трясли всю страну. А еще трясло самого Егеря и его с Диким впридачу. Натянутые нити нервов. У кого сдадут первым. Одним трупом в любом случае станет больше. Чьим? Убийцы или полицейского?

Егерь вытащил из кармана фотографии и постучал стопкой о край стола. Они еще не сделали заказ, лишь мелком взглянули на меню. Егерь видимо прикидывал, что разумнее переварить первым: еду или информацию.

Вышколенный официант мгновенно возник возле столика.

– Ред лейбл дабл, – Егерь начал с виски. – Стейк ангус, салат с помидорами и огурцами.

Официант кивнул и обратил все свое внимание на Лекса.

Тот тоже выбрал стейк и какой-то зеленый на вид салат.

– А что предпочтете из напитков?

– Свежевыжатый яблочный сок, – Лекс вернул юноше меню. Он никогда не пил за рулем.

Однажды по молодости они перебрали все втроем: Дикий, Егерь и он. Пара каких-то девчонок. Старая девятка отца Дикого с раздолбанными стойками и драными сиденьями. Лекс за рулем, пьяный почти до бесчувствия. Петляя между деревьев, не различая колеи, он вывозил всех с купания у озера. Сам Дикий блевал, свесившись в открытую дверь, в пяти сантиметрах от заднего колеса и мелькающих мимо пеньков и деревьев. Лекс вывез. Вывез удачно, если не считать пары царапин от кустов на боках машины, Дикого оставшегося при своей голове и степени опьянения, при которой он не различал скоростей и сильно преувеличивал количество предметов перед капотом. Но протрезвев и осознав, что друг мог запросто оставить свою голову на любом пеньке, дереве или кочке его трясло от прошлого страха. Трясло как никогда в жизни. Тогда он твердо решил, что удача, предназначенная на езду по пьяни, была израсходована за всю жизнь. Алкоголь и руль он больше не совмещает.

– Не пьешь за рулем? – понимающе улыбнулся Егерь. – Все по-прежнему. И мне надо было свой случай, что бы израсходовать удачу на алкоголь за рулем.

Лекс знал и про этот случай. Пьяный Егерь за рулем вылетел с моста, пробив брешь в перилах. Сам не получил и царапины, жена Верка тоже отделалась испугом и сотрясением мозга, которого, по словам мужа у нее не было. Так что это как-то не отложилось на совести Егеря. Он потом долго шутил, что сотрясение бы было, если бы был мозг, а так пустой коробкой потрясли. А вот их дочери Кате досталось по полной. Переломы двух ребер и конечностей в нескольких местах. В общей сложности семь штук. Девочку собрали по частям. Собрали на винтах. Только аппаратов Елизарова (был в то время такой агрегат из камеры пыток) у восьмилетней девчонки стояло три штуки. Она полгода жила с адской болью и красными от слез глазами. У нее не было угрозы жизни, но ее маленькое хрупкое тело терзала постоянная боль. Егерь поседел. Не пил. Не разрешал себе глушить боль алкоголем, в то время, когда Катя скукоживалась в своем персональном аду. Верка сыпала проклятья, вспомнила такие грехи и проступки мужа, которых даже не было. Винила только его, хотя к друзьям они ехали с договором, что за рулем будет она. Но женщина забылась, намешала шампанского с водкой. Впрочем, Егерь тоже винил только себя.

– У Кати все хорошо? – Лекс как-то по-другому собирался расспрашивать о жизни. Но из-за случившегося все скомкалось. И получалось невпопад. К тому же Егерь все еще теребил фотографии, которые достал из кармана.

– Да, она у меня умница и красавица. Ну, носом буратиньим в мать пошла, а в остальном картинка, – взгляд друга лучился любовью, когда он начал рассказывать про дочь.

– Да брось ты! Верка симпатичная баба, – Лекс снисходительно улыбнулся. Он помнил их свадьбу. Влюбленного, как кота, Егора и худенькую глазастую Верку.

– Ну да, в том-то и дело, что баба, – Егерь закатил глаза. – Молодящаяся бабенка с поехавшей крышей. После тридцатника переклинило, что девочка. Рядится, как сексуально озабоченный подросток, делает вид, что дочери и племянникам подружка. Тьфу, не хочу про нее. А Катька приедет на следующей неделе. Ты офигеешь, какая она стала. Переводчица. На английском французском и, кажется, испанском шпарит, как на своих родных. Впрочем, они ей роднее русского. Пол лета с друзьями по Европе колесят. Вот соизволит навестить старого отца. Она у меня самостоятельная очень.

Лекс порадовался за друга. Говоря про дочь, тот расцветал.

Егерь глотнул виски из поставленного перед ним стакана и, ухмыльнувшись, принялся раскладывать перед Лексом фотографии.

– Это Юрий Леонидович Симонов, убит в собственной квартире.

Лекс внимательно рассмотрел мрачные фото. На кровати с черными простынями распластался мужчина, очевидно, мертвый. Рубашка распахнута на волосатом дрябловатом для его возраста животе. Лекс отметил хорошую прическу, дорогую рубашку и безумно счастливое выражение лица. Он не успел произнести повисшие на языке слова, Егерь добавил вторую фотографию. По куску бордовых с золотом обоев стало очевидно – обе фотографии из одного помещения. Мертвая девушка, живописно перевязанная веревкой, с раскинутыми в стороны руками, подвешенная на сетке между стояком батареи и барной стойкой. Вокруг рук разметались веревочные крылья. Разные ракурсы, крупные планы. Крепление и узлы похожее на то, что они видели в квартире Дикого.

– Земская Алина Владимировна, стриптизерша клуба «Захер», двадцать семь. Иногородняя.

– Это второе? Сегодня, получается? – убийство очень походило на убийство Дикого. В голове всплывали какие-то обрывки книг и фильмов. Серия? Маньяк? Что-то коробящее было в том, что Дикого убил маньяк. Не мужское, что ли…

Лекса переполняли странные непонятные чувства, слегка знобило.

– Нет. Полгода назад убиты. Мои дело нашли с утра. Дикий – это второе преступление, – фото в руках Егора еще не закончились, но выкладывать он их не спешил. – Как раз брат этого Юрия вписался, крупный бизнесмен, политик, видимо, хорошие связи. Мне готовы все, что угодно расследовать отдать, лишь бы с ним не портить отношения.

Лекс покачал головой.

– Полгода разница. Дело толщиной сантиметров тридцать, не поднять. Там такого нарасследовали – вникать страшно. Мусора полно. А еще они братья-близнецы, там с детства психические отклонения – родители постарались. В общем, Георгий убежден, что Юрия накачали чем-то типа наркотика, он в момент смерти брата ощущал эту же эйфорию и восторг. Думал, установят, что обдолбался, но в крови чисто.

– А по Дикому еще нет экспертизы, – не спросил, констатировал Лекс. Слишком мало прошло времени.

Егерь выложил еще шесть фотографий на стол. Все разного качества. Пара и вовсе черно-белых. На всех изображены мертвые и жутко счастливые мужчины.

– Все трупы? Да ладно? – Лекс оторопел. По спине побежали мурашки. Он представил, что сейчас перед ним окажется шесть мертвых девушек экстравагантно связанных. Его замутило.

Официант принес еду. Лекс собрал фотографии в стопку и, пока перед ним ставили тарелки, перебрал одно фото за другим.

– Девушек нет, – Егерь слегка усмехнулся, заметив, как Лекс облегчённо выдохнул. – По экспертизе они умерли от инфаркта, что именно сделало их такими счастливыми неизвестно. Дела не открывали «за отсутствием состава». Родственники писали заявления, в основном матери, но никаких следов не обнаружено. Кроме нереально счастливых морд, докопаться не к чему. А их как улику к делу не пришьешь. Но с нашими делами как-то перекликаются.

Лекс положил стопочку фото на угол стола, покрутил в руках нож с вилкой. Подцепил кусочек авокадо. Задумчиво покатал во рту тающую мякоть.

– То есть умерших от неземного счастья мужиков может быть не двое и не шестеро, а намного больше? – он вопросительно посмотрел Егерю в глаза.

Егерь также многозначительно кивнул.

– Кто-то изводит мужской род почем зря и, видимо, оправдывает свои действия доставлением неземного удовольствия.

– Оснований предполагать подобное особо нет. По факту это инфаркты.

– Не хило у вас тут мужиков херачат, – не удержался Лекс. – Прям, как сусликов. Суслики в природе вообще крайне ценный ресурс. Мужики, видимо, тоже.

– Почему сусликов? – удивился Егерь.

Это была смешная шутка, но сейчас у Лекса получился научно-публицистический рассказ.

– Суслики – это пищевая база для лисы, волка, коршуна, совы, – поведал Лекс. – То есть суслику все равно от кого бегать, его все едят. За сусликом очередь стоит. С одной стороны, он маленький, слабенький, все время прячется и бежит. Корм. За что его уважать? А с другой стороны – жутко ценный ресурс. Без него все хищники с голодухи сдохнут. Хищников полным-полно, а суслик один, и на всех его не хватает.

Егерь шутку не оценил. Лекс и не ждал. Он забыл, как рассказывать ее так, чтобы было смешно. Да и вывод оказался грустным. Одним из таких ценных сусликов оказался их друг. Следующим вполне мог стать любой из них.

Несмотря на жестокую историю в фотографиях, аппетит не испортился. Они с удовольствием съели по здоровому куску мяса.

Мраморной была говядина или не очень, травяного откорма или зернового, Лекс не разбирался. К названиям и сортам относился как к простенькому заклинанию, которое надо произнести специально обученному человеку, то есть официанту, чтобы принесли вкусную еду. Он вообще привык к нормальным продуктам, их естественный вкус его не удивлял. Он как к должному относился к молоку и сметане, в которых не приходилось сомневаться и проверять на дополнительные и чуждые им ингредиенты и научные способы изготовления. И мясо для него в норме то, которое еще вчера хрюкало или мычало, свободно паслось и жевало травку, а не склеивалось из кусков соевым клеем и не употребляло муки из себе подобных.

В глубинке с качественными продуктами дела обстоят совсем иначе, чем в больших городах. Она не называется так красиво, как «фермерские продукты» или «экопродукты», но зато она почти везде вкусная и натуральная. Еда и еда. А вот жуткие печеньки, с составом похожим на таблицу Менделеева, как раз большая редкость. Это еще привезти надо, логистика – вещь сложная и бескомпромиссная – либо влезло, либо нет. На место в грузе или поклаже претендует масса полезных и нужных вещей.

Еда с тарелок исчезала. Вместе с ней мужчины переваривали мысли.

– Как ты сморишь на то, чтобы подключиться к делу? – наконец предложил Егерь. Эта мысль у него возникла еще утром, плотно засела, и после того как ему выдали ресурсы, ограниченные лишь его фантазией, и сформировалась в конкретное предложение. Не дождавшись, пока Лекс осознает, что ему предложили, Егерь накидывал плюшек:

– Временную корочку для отвода глаз я тебе выдам, полномочия кое-какие, что тебе понадобится еще? Пропуска к нам и в архив.

Лекс перестал жевать и теперь сосредоточенно думал. Молчал. Егерь не сомневался, что друг согласится, а сейчас вдруг забеспокоился. Лекс всегда был самым «правильным» из них. Принципиальным. Да, его лихо потаскало по миру и на его счету немало расследований корпоративных хищений, шпионажа, афер и финансовых подстав. Да, среди его расследований встречались убийства, иногда извращенные и жестоко яркие. Когда люди борются за власть и деньги, они редко страдают щепетильностью. Но, возможно, Лекс сочтет недопустимым для себя расследовать убийство друга. В его работе всегда существовали рамки этики, корпоративных правил безопасности и законодательные ограничения. Сейчас все представлялось совсем иным. О тактичности, порядочности речь не шла. Возможно, и о законе не идет, печально подумал Егерь, а вслух добавил:

– Ты сам сказал, что особо не занят и времени полно. А мы бы не отказались от свежего взгляда со стороны. Ты недавно в городе, твой опыт и методы совсем иные, нежели у нас, и, наверняка, окажутся полезны. Плюс чутье и компетенции…

Лекс вскинул на друга лукавый взгляд. Не то удивлялся предложению, не то канцелярски-формальным уговорам Егеря. А Лекса не надо было уговаривать. Он и сам искал, как подкатить к Егерю с просьбой, чтобы хотя бы частично быть в курсе расследования. Эта мысль возникла у него в кабаке, где они заливали горе утраты вискарем, и теперь грызла, словно червяк. Он чувствовал, что должен непременно знать, участвовать, если понадобится – помогать, чем сможет. Найти маньяка, убившего Дикого. Если он приехал не для того, чтобы встретиться с ним, значит, он должен найти убийцу. Ему позарез нужна уверенность, что он сделал все, что мог. Отомстил, если так можно сказать. А тут такая оказия. Нет, его не надо уговаривать. Дар речи пропал от неожиданности. Лекс прикидывал, какую занять позицию в расследовании.

– Никаких планерок и отчетов, только тебе в устной форме, – еще немножечко набил себе цену Лекс.

– Не вопрос, – улыбнулся Егерь.

– Оружие дашь? – добавил Лекс, лукаво улыбаясь.

– Зачем тебе? – захохотал друг. – Хорошо, будет и оружие! Что-то по делам тебе на электронку пришлют. За основной частью придется прийти к нам. Заодно с моими познакомишься. Они у меня крутые! – Егерь гордился своей командой.

– Так и не привык к электронному документообороту? – не удержался Лекс.

– Мне одно это ваше слово «документооборот» мозг взрывает, – Егерь ничуть не смутился. – Я веду расследование нескольких убийств! Улики, детали, моменты. Все должно быть наглядно, перед глазами. Всегда есть шанс заметить то, что было упущено в самом начале. С ноутбуком подмышкой, что ли ходить и картинки без конца просматривать? Что можно на экране увидеть? Сортировку по папочкам? Счастливую рожу в папочку сложить? Или ощущения брата Юрия Симонова заархивировать?

– Да, согласен я с тобой. Сам всегда наглядные распечатки делаю и схемы от руки рисую, – пошел на попятную Лекс. Вздрагиваю я при одной мысли, что придётся к вам в Управление прийти, все КПП преодолеть, – хохотнул и изобразил страх Лекс. – Потом хоть все выходят?

– Выходят все, – хохотнул Егерь, – Вопрос, куда после нас отправляются и с какой охраной.

Он вновь стал серьёзным.

– Тебя никогда не арестовывали и не допрашивали, легенды о страшных застенках и пыточных подвалах – плод твоей фантазии, – Егерь закатил глаза: это не только буйная фантазия друга, но и восприятие его самого. Он по-прежнему ощущает, что работает в карательных органах. Органах, которые прикрывшись именем государства, используют любые методы.

– У тебя сейчас действительно большие полномочия, – признал Лекс. – Высоко летаешь.

– Больно будет падать, если что, – хмыкнул Егерь. – Впрочем, я уже отбил все, чем можно удариться.

Егерь хотел еще поинтересоваться, как идут дела в работе у Лекса, но он ничего не понимал ни в бриллиантах, ни в покрытии, ни, собственно, в бизнесе. Да и слишком искусственно это будет выглядеть, надуманно, данью вежливости.

– Жаль, что вчера не получилось в баре посидеть, – Егерь вертел в руках опустевший стакан. Официант тут же принял этот жест к исполнению. Егерь отказался. – Мы готовились к твоему приезду. Дикий там завсегдатай. И жаль, что не получится уже втроем.

Чтобы пелена сожалений и скорби снова не повисла над ними, Лекс продолжил тему в другом направлении.

– Я посидел, немного успел, место оценил, – при одном упоминании по коже прокатили мурашки, а за шиворотом вспотело, хотя в ресторане кондиционеры работали на износ. – Впечатления получил необыкновенные… а без приглашения туда можно попасть или как вообще? Потом Лекс понял, что Егерь может понять его слова неоднозначно, и поправил:

– Мне по делу, не развлекаться. Пока Дикого… – понятно, что развлекаться до похорон Дикого не хотелось, и без Дикого тоже.

– Можно. Я тебе визитку одну дам, – Егерь полез в бумажник. – С ней без проблем пропустят. Потом привыкнут к твоей физии. Там очень профессиональная охрана с хорошей памятью и чутьем. Все бывшие оперы.

Картонка перекочевала из портмоне в руку Лекса.

– А что за дела? – Егерь смотрел выжидающе и внимательно. От такого взгляда не отвертишься. Лекс помнил этот цепкий, холодный, пытливый взгляд темно-серых миндалевидных глаз. Взгляд, под тяжестью которого подозреваемых прорывало, и они начинали рассказывать ему о своих преступлениях, как на духу. Взгляд вгрызался в самое нутро, сжимал душу, словно бультерьер челюсти, и выматывал, будя беспокойство и страх, пока его обладатель не получал все, что ему нужно. Взгляд, который не позволил Лексу соврать и сейчас, хотя у него на душе теплело и легчало от того, что Егерь со своим взглядом рядом с ним, на одной с ним стороне жизни.

– Там вчера одна девчонка танцевала, – слегка замявшись произнес Лекс. – У меня аж челюсть на полу была. Мурашки до сих пор.

– Ты запал на танцовщицу? Ты, желающий два месяца разврата, в первый же день запал на девку? – Егерь хохотал в голос. – Что-то ты быстро сошел с дистанции. Хоть имя ее помнишь? В том баре девочек, как бутылок на витрине. И постоянные есть, и случайные, приглашенные.

– Так танцует только она, – буркнул уязвленный Лекс. – Ликой зовут, но это не точно, может быть, псевдоним сценический.

Егерь смотрел выжидающе и задумчиво. Размышлял.

– Что? Реально круто танцует?

Лекс с блаженной улыбкой закатил глаза:

– Божественно.

– Тогда тебе надо не в бар. Тебе надо в студию танцев, – Егерь хитро и снисходительно улыбался.

– С этой гомосячиной я завязал в третьем классе, – напомнил Лекс. – Когда пошел с тобой на бокс.

– Вот там-то тебе и выбили все мозги. Причем, нам всем троим выбили, да так основательно, что потом еще втроем в группу реагирования пошли, – грубо хохотнул Егерь.

Они оба хорошо помнили, как Егор привел Лекса в боксерский зал первый раз. Надоело бить морды местной шпане за друга. Хотел показать, что можно и самому. Лекс вдохнул запах пота, силы, настоящих мужиков и, главное, бесстрашия. Наверное, поэтому у него хватило мужества в этот же вечер попереть против матери. Он собрал все свои сценические костюмы (по велению маман он занимался бальными танцами), отметая в воображении ее зареванное лицо и обидчивый укор, которые его ожидают, как последствия содеянного, и сжег гору шелка и пайеток в мусорном контейнере.

Смело и непреклонно выдержал скандал, порку и слезы. Сначала за то, что воспротивился и наотрез отказался идти танцевать, затем еще один заход из слез, ругани и ремня за то, что уничтожил довольно приличную сумму денег, которую можно было выручить с продажи этих самых сценических костюмов, и третьим этапом мать отлупила его уже по почти не чувствующей ничего заднице за то, что в мусорном баке оказалась кипа полиэтиленовых пакетов с фотоплёнкой, и устроенный им костер, в котором должна была сгореть его старая жизнь и зародиться новая, вонял и дымил на весь двор.

На этом фоне тихий жалобный скулеж партнерши по танцам прошел почти незаметно. Ее можно было понять: она – девочка, ей хотелось танцевать. А у него болел зад от ремня. А чуть позже саднили кулаки и коленки, ребра и ноги покрывались синяками. Но Лекс научился драться, вырос и всех обидчиков с тех пор лупил сам.

– Соображай, следователь! Если тебе нужна танцовщица, где ты будешь ее искать?

Лекс состроил физиономию активного мыслительного процесса. А действительно, где у нас танцуют?

– На танцплощадке? – выпалил он, цыкнул языком и исправился. – В клубе? Ночном?

– Какая танцплощадка? Они вымерли вместе с мамонтами, – хохотнул Егерь. – Пошли.

Они расплатились, оставив внушительные чаевые. Погрузились в авто Лекса. Навигатор Егерь не одобрял. И если Серега и пользовался им, то без шефа. Лексом в роли водителя Егерь тоже командовал сам – направо, налево, там развернись. Лекс, разговаривая с другом, ведя машину, еще пытался рассматривать окрестности. Позади, словно приклеенная, следовала служебная машина Егеря. Водителю надо было отдать должное, он будто бы знал маневры Лекса наперед.

Они приехали в спальный район. Миновали арку, очутившись в жилищном комплексе «Счастливая жизнь», как вещала табличка. Явно элитный. Многоэтажек мало, дома стильные и красивые, окна большие, террасы и кафе с респектабельной публикой.

Трехэтажное здание, у которого они припарковались, на первом этаже приглашало в магазин с экопродуктами и элитным алкоголем. Корзинки аппетитного муляжа в сене, бутылки мутного стекла и хрустальные шарики украшали огромные витрины. Изысканно и просто. Лекс любил большие витрины, панорамные окна. Не только красиво и дорого, еще и признак безопасности. Он немало времени провел в районах и даже в странах, где окна стараются делать маленькими, с решетками. В таких не разглядеть дорогой техники и ценных предметов, а стало быть, не появится желания за ними полезть. В маленькие окна не залезть, разбив камнем, не спалить помещение, попав бутылкой с зажигательной смесью в окно. Окна из гигантских стекол – красивая визитная карточка легкомыслия, праздности и безопасности.

Второй этаж красовался еще больше. Потолки выше и окна тоже. Стекло блестело золотом, тонким покрытием, от солнца или лишних глаз. Бело-фиолетовые гирлянды. В тех же цветах фигурная вывеска. Световой короб с названием «Студия танцев „Вилисы“». Рядом с надписью красовалась девушка в изящном па и на высоченных каблуках, и чуть пониже перечислялись направления. Бесполезный для Лекса набор слов. Третий этаж напоминал стилизованную башню, узкую и главенствующую над всем зданием, без вывесок. Но золотые окна и фиолетовые гирлянды обозначали его принадлежность к студии танцев.

В огромных окнах мелькали тени, доносилась музыка. Егерь повел его в соседнее здание. Они поднялись на третий этаж по отделанной мрамором, украшенной цветами в горшках, лестнице. Сразу понятно, дом жил в достатке и спокойствии. Егерь пикнул электронным ключом, и они вышли на балкон. Лекс оторопело замер, перед ним, словно сцена, раскинулся зал, завешенный зеркалами по трем стенам и утыканный шестами. Десять полуобнаженных девушек с разной степенью остервенения штурмовали хромированную трубу.

Некоторые романтично кружились, кто-то выписывал гимнастические номера наверху, другие, изгибаясь, ползали вокруг и задирали ноги.

Лекс ошарашенно пялился на извивающееся, кружащееся и выписывающее кульбиты месиво из гибких полуобнаженных тел. Он, словно бандерлог, застыл, опьянённый танцем Каа. Наверное, и вид у него был дебиловатый: с открытым ртом, выпученными глазами, хорошо, если без высунутого языка, как у тех мартышек. Вот только сделать он ничего с собой не мог.

– Если красотка была так хороша, как ты рассказываешь, то она точно из этой студии. Это лучшая студия и лучшие танцовщицы, – спокойным голосом ценителя произнес Егерь. – Ну и лучший вид на нее, найденный твоим другом, – мужчина развел руками жестом фокусника, предлагающего оценить зрелище. – Ладно, вид нашел Дикий. И на девок из этой студии он ездил пялиться, как мальчишка.

– Точно, он же по танцовщицам с ума сходил, – рассеянно вспомнил Лекс. От окон студии он не мог оторвать взгляда.

– Да, но ключи сделал я, – Егерь ждал похвалы и заслуженных дифирамбов, Лексу оказалось не до этого.

Зрелище действительно захватывало. Все больше и больше. Эмоции и ощущения наслаивались одно на другое. Он чувствовал себя вуайеристом, тайно подглядывающим за купальщицами. Будто он вторгался в чужие сексуальные тайны. Видел то, что смотреть стыдно, неприлично. Рисковал быть застуканным. Обнаружить свой тайный грех. И одновременно он ощущал себя восторженным зрителем, которому артисты являют чудеса представления нереального, восхитительного, захватывающего. Он видел и сцену, и репетицию. Лицо и изнанку. Оборотную сторону легкого и воздушного порхания вокруг шеста. То, что скрывалось за легкостью и кажущейся простотой. Секрет, который невидно уже в сложенном танце, спрятано от посторонних глаз. Как умытая актриса в гримерке, на лице которой видны следы усталости, старости и сожалений. Будто он разоблачал секреты мастерства, разрушая чужое волшебство.