Текст книги "Киоко. Наследие дракона"

Бакэнэко в своих преданиях представляли Каннон грозной богиней. Милосердной, но гордой. Той, кто никогда ни в чём не сомневается, ведает истину и без колебаний говорит правду. Богиня, стоящая перед ней, не походила на ту, которой все возносили молитвы, и тем не менее Норико прониклась к ней ещё большим уважением. Нужны недюжинная смелость и огромное сердце, чтобы принимать во внимание мнение кошек и считаться с ними, когда, казалось бы, можно просто повелевать и править как заблагорассудится.

– Всё прекрасно, госпожа, вы выглядите восхитительно, – Норико не врала. Да и не смогла бы. Она вдруг осознала, что этот вид прямоходящей кошки ей нравится. Словно Каннон такая же, как они, но выше и лучше. Вероятно, она и на двух лапах посоревнуется и в устойчивости, и в скорости с любой из бакэнэко на четырёх. Есть в этом что-то… что-то, чем можно восхищаться.

Каннон улыбнулась.

– Что ж, тогда перейдём сразу к сути. У меня есть к тебе некоторое дело.

– Дело? – Норико готова была услышать всё что угодно. Наказание, прощение, выговор – что-то, что касается её поведения. Даже приговор. Но… Дело? Задание от богини? Для неё?

– Да. На востоке в Драконьем море есть остров. Ты наверняка о нём слышала.

Конечно, она слышала. Шинджу, страна, созданная богом Ватацуми, морским драконом. Страна, с которой ёкаи воевали тысячу лет назад. Этот клочок суши населяли люди, которые каким-то образом сумели выжить в войне с жителями материка. Норико кивнула.

– Ты наверняка слышала о войне между материком и Шинджу, правда? Поговаривают, людям с острова удалось выжить только благодаря наследию Ватацуми.

– Бога-дракона? – Норико ничего не слышала о его наследии. Она особо не думала о жизни за пределами гор. Иногда заглядывала к соседям в Шику или Ёми, но не более. В сторону востока её мысли даже не обращались, и ей никогда не было за это стыдно – до этого момента.

– Верно. В то время в каждом поколении наследников императора рождались дети с Сердцем дракона. В определённом возрасте – к сожалению, сейчас никто не знает, в каком именно, – в детях пробуждалась кровь предка, и они получали возможность принимать любой облик. Это божественный дар. Только представь, на что способен человек, который в совершенстве овладеет этим искусством. В его распоряжении окажутся сила, ловкость и скрытность всех животных, птиц и насекомых. Такому бойцу нет равных в сражении.

Что-то подобное Норико всё-таки слышала от мертвецов, но это были дела давно минувших дней. К чему сейчас об этом вспоминать? Если только…

– Вы ведь не хотите сказать, что…

– В Шинджу родился ребёнок с Сердцем дракона. После войны этот дар исчез, ни один человек, рождённый в мире и покое, не был им наделён. И лишь сейчас, впервые за несколько поколений, появилась девочка с силой бога.

– Девочка?

– Принцесса.

– Принцесса?

– Норико, ты разумная кошка. Незачем повторять. Или ты подвергаешь сомнению мои слова?

– Простите, госпожа, я просто…

– Поражена? Как и все мы.

– Первый божественный воин за тысячу лет – юная принцесса?

– Посмотри на нас с тобой. Разве ты уступаешь хоть одному коту?

Норико оскалилась и насмешливо фыркнула, в своей гордыне позабыв о манерах. Но тут же взяла себя в лапы и, вернув морде серьёзное выражение, мотнула головой.

– В Шинджу свои традиции. Женщины продолжают род, а мужчины правят. Принцесса подрастает, её, вероятно, уже начали обучать грамоте и танцам. С рождения её обручили с сыном местного военачальника, чтобы соединить две великие семьи. Пока она ещё совсем юна, но её путь предопределён. Что будет дальше, ты и сама, полагаю, понимаешь.

– Тоска…

– Норико, необходимо уважать чужие традиции.

– Зачем? Нас это, хвала Каннон… – она запнулась. – Ой, то есть вам… – Норико стыдливо склонила голову. – В общем, нас это не касается. Где Шинджу – а где мы?

Богиня нахмурилась.

– Боюсь, это касается всех. Подобные события не случаются просто так. Древние силы не выбирают людей для забавы.

– А нельзя просто спросить у Ватацуми?

– Ватацуми передал свой дар тысячу лет назад. С тех пор он живёт сам по себе и ни с кем за всё время не виделся. К тому же эта часть его ками больше не подчиняется богу.

– Часть божественной ками в руках смертной девочки… серьёзное дело. Вы полагаете, снова будет война?

– Норико, не забывай, с кем ты говоришь.

Точно, с всеведущей Каннон. Она не строит предположений.

– Линии судеб определены, но не неизменны. Хочется верить, что до такого кровопролития, какое случилось десять веков назад, не дойдёт. Как бы то ни было, твоя задача – узнать всё, что только можно, о принцессе. И по возможности склонить её к дружбе с ёкаями.

– Разве боги вмешиваются в дела людей?

– А разве я вмешиваюсь? – Каннон улыбнулась, и тепло разлилось по телу Норико от ушей по хребту до самого кончика хвоста. – Это лишь одна из возможностей в переплетении судеб, шанс наконец объединить земли. Впервые за всё время существования мира этот шанс нам предоставился. Мы получили возможность поставить точку в распрях и скрытой ненависти, что тянется столетиями. Мы можем изменить мир. Как не попытаться?

Норико с удовольствием не пыталась бы, её всё устраивало. Она жила своей жизнью, никого особенно не трогала, делала что хотела, и ей ничего за это не было. Прекрасная жизнь. Изумительная. Всем на зависть. Променять её на попытки наладить связь между людьми и ёкаями? Так ей было плевать и на тех, и на других. Она даже с кошками не очень-то ладила, какое ей дело до остальных?

Но Норико не привыкла говорить правду. Особенно когда эта правда может разозлить богиню, в гостях у которой ты находишься. Особенно когда ты не почётный гость, а, можно сказать, самая известная преступница Яманэко. Поэтому впервые с момента, как оказалась здесь, она сделала то, что умела так же хорошо, как убивать и примерять чужие ки. Она соврала.

– Вы правы, госпожа. Мы обязаны попытаться.

Каннон снисходительно улыбнулась.

– Милая Норико, такая бойкая за стенами этого замка и такая послушная здесь. К чему эти притворства? Неужели ты боишься меня?

Конечно, она боялась.

– Не стоит. Я не из тех, кто станет наказывать за выбранный путь. Каждое твоё действие имеет последствие. И вся ответственность за последствия – на тебе. Это уже достаточное наказание за любой выбор. Так что прекращай изображать послушание.

– Ладно, – Норико и не думала прекращать.

– В общем, – Каннон вздохнула, – мне нужно, чтобы ты отправилась в Шинджу.

– Что?! – вопль получился истошный. Такой же, как если бы Норико отдавили хвост. Ну, может, немного ниже, на полтона. Она ожидала, что её могут изгнать из Яманэко, но чтобы выселить с материка! Не слишком ли суровое наказание от богини милосердия?

– Вот сейчас ты больше похожа на себя настоящую, – заметила богиня, по-прежнему улыбаясь. – Я хочу, чтобы ты отправилась на остров и отыскала принцессу. Впрочем, это будет нетрудно: просто ступай в столицу к императорскому двору. Понаблюдай за девочкой, узнай, раскрылся ли её дар. Если ещё нет – дождись, когда это произойдёт. И постарайся сделать так, чтобы тебя не поймали. Люди в столице чтут старые традиции и пока не готовы заводить дружбу с вам подобными. Ты всё поняла?

– Я… погодите, почему я?

– Не ты ли самая изворотливая из всех бакэнэко? Ты не уступаешь в хитрости даже кицунэ и ногицунэ, а некоторых и превосходишь. Уверена, если бы нужно было перехитрить девятихвостую, ты бы и здесь что-нибудь придумала. К тому же тебя не обременяют близкие отношения на Яманэко, у тебя нет семьи. Сама понимаешь, я бы не стала отправлять чью-то мать или отца, даже супруга на неопределенный срок через море.

Норико понимала. Но плыть по морю казалось сомнительной идеей. А идея попытаться прижиться во дворце императора в стране, столица которой, судя по всему, столица ненависти к ёкаям, – ещё сомнительнее.

Она взглянула на богиню, пытаясь отыскать в её взгляде ответ на рвущийся из ее души вопрос «за что?», но встретила только милостивую улыбку. Может, богиня говорит правду, а может, это и есть её способ наказать Норико за все проступки разом. Как бы то ни было, противиться воле Каннон она не смела.

– Я всё сделаю, госпожа. Можете на меня положиться.

* * *

В праздники сёгун всегда освобождал от службы своих самураев. В мирной Шинджу давно не было войн, а потому даже сейчас, когда безопасность империи находилась под угрозой, Мэзэхиро-сама без лишних слов отпустил всех, позволяя насладиться отдыхом. Он привёл отряд в город, когда до стражи дракона и рассвета оставалось по меньшей мере три коку, и сказал:

– Отдохните завтра как следует, чтобы к следующему рассвету быть готовыми к долгому пути.

Воины спешились и передали лошадей конюхам.

– Но разве праздник не продлится дольше? – уточнил Кио, принюхиваясь к аромату сладостей, уже заполнившему дворец.

– Продлится, но не для нас. Через сутки жду вас у ворот Покоя.

На этом они и разошлись.

В Шинджу работа и служба в праздники считалась едва ли не преступлением. Работали только те, кто готовил и подавал еду, обслуживал придворных и развлекал народ. Даже охраны во дворце оставалось немного, ведь в большом её количестве не было никакого смысла: отдыхающие стражники и самураи пугали народ ничуть не меньше – а то и больше – тех, что оставались на службе. И ещё, конечно, торговали купцы, для которых любое празднество – возможность разбогатеть. Они открывали свои лавки задолго до рассвета и закрывали глубокой ночью. А многие из местных семей так и вовсе не прятали товар ни на коку, сменяя друг друга и держа лавки открытыми всю ночь.

Хотэку нравилась суета городской жизни, хотя он и не мог понять беспечности жителей столицы. Праздность мирного населения была ему чужда, несмотря на то что с восьми лет он сам стал его частью и жил в городе у добрых людей. Мать заботилась о нем и учила видеть красоту всего сущего, а отец воспитал в сыне гордость и справедливость. Единственное, что никак не удалось привить Хотэку, так это любовь к простому труду.

Он явился к ним нелюдимым ребёнком, готовым драться из-за любого косого взгляда. Когда он изъявил желание стать самураем – никто не удивился и не препятствовал. Воинам хорошо платили. Хотэку полагал, что именно благодаря этому его отдали на обучение при дворце, иначе родители, вероятно, привлекли бы его к семейному делу. Но даже если так – это нисколько не умаляло его благодарности.

Дом семьи Фукуи, куда он направлялся, расположился вдали от дворца, на четвёртой линии, объединяющей кварталы между третьей и четвёртой улицами, в глубине переплетения переулков, так как жизнь у проспектов могли себе позволить лишь знатные семейства столицы.

Не доходя до шумного перекрёстка четвёртой улицы и центральной дороги Синего дракона, Хотэку свернул на улочку, над которой высились покосившиеся от времени и непогоды крыши. В воздухе пахло помоями, но к этому привыкаешь за месяц, что уж говорить о десяти годах. И хоть дома здесь не слишком богаты, Хотэку знал, как ему на самом деле повезло оказаться именно в этом квартале. Он с самого начала был вполне доволен этим местом, а позже, изучив весь город и особенно северную его часть, он всем сердцем благодарил Акито. В Иноси из Ши проще всего было войти с севера по главной дороге, но волк заставил Хотэку обойти город и зайти с юго-восточной стороны. Здесь он и обрел спокойную жизнь.

Тем не менее, живя среди людей, Хотэку каждый день таился от них. И потому любой праздник для него был лишь очередной декорацией к жизни изгнанника, живущего в чужой шкуре. Беспечность, с какой другие относятся к своим жизням, казалась ему слишком наивной, ведь сам он никогда не чувствовал себя в полной безопасности, всегда готовый обороняться. И каждый раз осознание беззащитности дворца вызывало неясное беспокойство и внутренний протест.

Но самураям велели отдыхать. Потому он вошёл в дом, снял доспехи, сменил одежду и даже заставил себя поспать пару коку, прежде чем отправиться на поиски родителей. Они торговали шёлком, и всё свободное от службы время он посвящал помощи тем, кто был достаточно добр, чтобы приютить сироту без рода и племени, дать ему дом, любовь и образование.

Они наверняка давно ушли на рынок, чтобы успеть пораньше разложить товар.

Так и оказалось. Мама обнаружилась на своём обычном месте среди прочих купцов. Она предлагала женщинам один из тех шёлковых нарядов, что изредка шила сама по неизвестной даже ей самой причине. Редко кто покупал готовые кимоно. Все, кто мог себе позволить расшитые дорогие наряды, заказывали их у мастериц, потому отец не любил эту причуду Мики. Говорил, что та лишь переводит дорогую ткань, тратит время, а потом продаёт за бесценок то, что вышло, другим торговкам.

– Уверяю, Кари-сан, ваш муж это оценит. Возьмите ещё это верхнее кимоно, – Мика лихо подхватила наряд цвета штормового моря и чуть поводила руками под тканью, чтобы в неярких лучах восходящего солнца переливались вплетенные в неё серебристые нити. Хотэку знал эти приёмы едва ли не лучше, чем содержание обучения самураев. Когда-то он сам помогал в семейном деле, хотя и не очень это любил. Но Мика пользовалась детским обаянием Хотэку, а женщины доверяли его мужскому – пусть и незрелому – вкусу (который в основном заключался в том, чтобы рекомендовать товары подороже) и не могли устоять перед очарованием, искусно отточенным под материнским контролем.

– Чудесная работа, Мика-сан! – пожилая женщина осторожно погладила ткань, но затем, словно спохватившись, неуверенно отдёрнула руку. Мика тут же наклонилась ближе и что-то заговорщицки прошептала покупательнице. Хотэку был уверен, что она предложила отдать кимоно за полцены в благодарность за покупку сразу двух нарядов. И судя по тому, как женщина просияла и потянулась за монетами, он не ошибся.

– Хотэку, ты здесь! – воскликнула Мика, пряча монеты в рукава. – Отпустили всё ж на праздник, а?

– Здравствуй, мама, – он слегка поклонился, но Мика махнула рукой, вышла из-за прилавка и обняла сына. – Да, отряд распустили. Дали день отдыха.

– Ох, так с этим покончено? Я уж не знаю, что там во дворце случилось… Не смотри на меня так, не буду я выпытывать! Так вот, что б там ни было, я рада, что это кончилось. Не хватало нам тут ещё бед от ёкаев или кого там, спаси Ватацуми, ещё принесёт. Хорошо, что вы вернулись. Вообще не понимаю, зачем самураев куда-то отправляют. Столицу надо охранять, а не разъезжать по округе. Всё важное – оно тут, – она обвела руками рынок, кивнула сама себе и вернулась за прилавок.

– Уж ты знаешь, как надо, конечно, – засмеялся подошедший отец и сбросил с плеч два мешка. – А я иду, смотрю: макушка знакомая маячит впереди, – обратился он к Хотэку, – думаю, ты, не ты? Кричать не стал. Надолго с нами? Что стоишь? Бери, – он кивнул на принесённые мешки, – выкладывай, будешь помогать!

– Шикудо, дай ребёнку отдохнуть!

– Этот ребёнок целую страну защищает. Уж с тканями твоими справится.

– Вот именно. Он и так света Аматэрасу не видит за своей службой. Пусть во дворец идёт, что ему тут с нами болтаться. Иди, сынок. Иди. Отдыхай. Посмотри, какие новые гравюры на продажу привезли, какие стихи! Иди на приезжий рынок, там есть что купить.

Мика вздохнула, и Хотэку в который раз подумал, что можно было бы испросить места на рынке у Жемчужных ворот. Но он всё ещё считал своё положение недостаточно высоким и полагал, что сёгун не слишком к нему расположен. Боясь показаться не по статусу напористым, который год не решался на ходатайство. И хотя любой желающий вроде бы мог подать прошение с перечнем товаров и образцов, жителям столицы места на первой улице давали только в исключительных случаях, по просьбам знатных домов. Именно поэтому на рынке у Жемчужных ворот торговали редкими товарами из далёких земель, где почти никто из Иноси не бывал и вряд ли побывает хотя бы раз в жизни.

– Мама, я принесу тебе новые стихи того поэта из Западной области. Или роман с восточных островов, – пообещал Хотэку, опустошая мешок и развешивая товар. Отец уже всё принёс, работы для него здесь в самом деле не осталось, с покупателями никто лучше мамы не договорится. – Отец, а ты не завидуй, что мне можно развлекаться. Сам знаешь, Ватацуми не одобряет работу в такие дни.

– Ватацуми не надо на новые стихи с запада зарабатывать для твоей матери, – Шикудо усмехнулся и развязал второй мешок. С неба упало несколько крупных капель. – Ох и не знаю, чем его так зацепила принцесса, но каждый год в этот день под дождём торгуем, – он осмотрелся и подтащил мешки подальше под навес. – Иди уж, отдыхай. Всё равно тебе тут делать больше нечего.

Хотэку улыбнулся, поклонился и уже собрался уходить, как Мика окликнула его.

– Сынок, постой! Передай от нас скромный подарок принцессе, – она протянула ему свёрток, перевязанный лентами и жемчужными нитями. Шикудо покачал головой, но ничего не сказал. Все понимали, что у принцессы и без того нарядов не счесть, но сегодня любой мог преподнести дар императорской дочери. Так что Хотэку принял свёрток и поклонился, пообещав маме доставить его во дворец.

Приезжий рынок – особенный и потому самый многолюдный в городе. Очереди из прислуги в разгар дня могли доходить не то что до жилых районов, а даже пересекать всю первую линию, доходя до второй, а иногда и до третьей улицы. Каждый старался раньше других отыскать редкий экземпляр для своих господ. Хотэку заприметил край толпы на середине первой линии, благополучно прошёл мимо, свернул на перекрёстке и пошёл по первой улице на запад – в тихую и безлюдную часть города. Там, дойдя до угла, он спокойно миновал стену, окружающую дворец, через ворота Победы, перебросившись парой слов со стражей, и побрёл мимо домов прислуги обратно на восток, туда, откуда уже доносился шум гостей.

Стало совсем темно, тучи плотно затянули небо, и солнце едва пробивалось сквозь них, но Хотэку хорошо чувствовал время и понимал, что стоит поторопиться. Принцесса должна вот-вот появиться и начать приём. Если он поспешит, то успеет преподнести свой дар одним из первых, ещё до того, как она устанет и перепоручит слугам принимать подарки.

– Хотэку-сан, как хорошо, что вы здесь! – к нему подбежал совсем юный ученик. Видимо, его сегодня подрядили разносить новости между стражниками, чтобы никто не уходил со своего поста. – У нас тут совсем растерялись. Сёгуна нет, никого из старших тоже. Принцесса не появляется, хотя по распорядку должна была уже принять две дюжины гостей.

– А император?

– Император тоже не выходил. Никто не знает, что делать.

– За ними посылали?

– Только что служанок отправили. Но я увидел вас и решил сказать. Вы тут единственный из самураев сёгуна. Может, что-то знаете? Ничего не отменялось, не переносилось?

– Насколько мне известно, нет.

Хотэку задумался. Он был не вправе отдавать распоряжения.

– Иоши-сана тоже нет?

– Не видел.

– Похоже, боги сегодня не в духе. Младшие военачальники сегодня на службе, отыщи кого-нибудь из них. И найди сикибукё, уж глава ведомства церемоний наверняка сегодня на службе. Ему и стоит заняться этим вопросом.

– Да, Хотэку-сан.

Мальчишка поклонился и убежал к северной части сада, а Хотэку отправился туда, где располагался дворец Лазурных покоев. Хотя за императором и принцессой уже послали слуг, беспокойство не позволяло Хотэку пойти веселиться. А ведь он знал, что нельзя оставлять дворец без присмотра, нельзя на праздники, когда здесь собираются гости со всех уголков страны, отпускать лучших воинов. Он только надеялся, что, случись что-нибудь действительно серьёзное, вокруг, скорее всего, стоял бы шум, а не тишина и полное непонимание происходящего.

Хотэку тысячу раз проклял себя за то, что оставил свои клинки. Кому пришло в голову, что их нужно носить только во время службы? Разве долг самурая не предполагает, что он несет службу всегда?

Он подошёл ко входу, торопливо кивнул стражникам, и те впустили его внутрь. Там, не в пример уличному веселью, царил полный беспорядок. Не такой, как при новости об исчезновении Кусанаги, но исполненный той же растерянности и отчаяния. Хотэку сделал несколько шагов вперёд, вглядываясь в лица пробегающих служанок, и заметил наверху Каю. Она спешила по галерее с миской в руках, её вид был обеспокоенным, но сосредоточенным. Хотэку взлетел по лестнице, забыв про манеры, и возник перед девушкой, да так, что та от неожиданности чуть не опрокинула на него миску.

– Хотэку-сан, – она поклонилась, но не сумела скрыть раздражение в голосе. – Прошу меня простить, я тороплюсь.

– Кая, что здесь происходит?

– Киоко-химэ нехорошо. Прошу меня извинить, я ей нужна, – она ещё раз поклонилась и быстро зашагала прочь, не дав Хотэку задать новые вопросы.

* * *

Она стояла на островке посреди Кокоро и вдыхала аромат свободы. Дом. Здесь, где заканчивались стены дворца и открывалась ровная безмятежная гладь озера, она чувствовала настоящую жизнь. Место, где можно выдохнуть и побыть собой, не опасаясь чужих глаз и суждений.

С поверхности воды на неё смотрела черноволосая девушка, чьи глаза сверкали лазурью, отражая цвет священного озера. Она стояла в простом – всего в два слоя тонкой полупрозрачной ткани – платье того же цвета.

«Какое прекрасное, – подумала Киоко. – Какое оно… свободное. Словно из легенд о первых временах».

Отражение пошло рябью, лёгкий ветер заиграл с распущенными волосами, забрался под тонкий шёлк и прохладой коснулся кожи. Но Киоко это не беспокоило. Так странно. Её больше ничего не беспокоило. Впервые за свою недолгую жизнь она ощущала настолько глубокое умиротворение. Ни одна из бесчисленных медитаций и молитв не приносила ей такого покоя.

– Я надеялся, это никогда не повторится, – голос древний, как само мироздание, прошелестел за спиной, сливаясь с шумом священных сосен. – Неужели люди так скоро забыли тяготы войны?

– Войны? – Киоко обернулась. – Но у нас нет войны.

– Дитя Миямото, не так ли?

– Принцесса Киоко, – она склонила голову перед мужчиной, чьё лицо было слишком молодо для столь проникновенного голоса. Таким обладают лишь старцы и провидцы.

– В вашем мире меня звали Миямото Ичиро.

Это имя показалось смутно знакомым, словно из прошлой жизни.

– Простите, я…

– Ты не помнишь. Всё это место, – он неопределенно взмахнул чёрной рукой. Тонкие пальцы прорезали тьмой густой туман, царапая длинными когтями пространство. – Оно не для живых. Счастье, что ты помнишь своё имя.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было и намёка на веселье. Киоко силилась вспомнить имя. Она его знала, точно знала. Но любые догадки ускользали из головы, не успевала она их осознать.

– Тебя позвала кровь дракона. Я был первым и служил проводником для многих, но в наивности своей верил, что это навеки в прошлом. Ох, не смотри так. Когда вернёшься – ты всё поймёшь.

– Вернусь куда?

– Туда, где в тебе нуждаются. Туда, где тебе предстоит вершить судьбу своих людей.

– Прошу прощения…

– Не стоит, время пришло, – голос зашептал в унисон с ветром, что нарушал покой воды. – Подойди.

Киоко сделала шаг и всем телом подалась вперёд. Каждая ее частичка тянулась к Ичиро, как ребёнок тянется к матери в поисках утешения и покоя. Она чувствовала, что может верить ему, хотя и не могла объяснить это себе, да и не пыталась.

Он протянул руку и коснулся её груди. Самой середины.

«Здесь твоё сердце» – мамин голос и тепло её ладони прорвались в сознание из воспоминаний таких далёких, словно они были чужими.

Сердце. Она прислушалась. В ответ – тишина. Киоко подняла удивлённые глаза на Ичиро.

– Разве оно не должно биться?

– Оно спало.

Чёрная ладонь прижалась плотнее, так, что изогнутые когти оцарапали кожу сквозь шёлк. Внутри разлилось тепло. Оно заполнило собой сначала грудь, затем живот, шею и плечи, голову, а в конце концов – всё тело целиком. Постепенно усиливаясь, превращаясь в жар, обжигая изнутри, разъедая сосуды кипящим пламенем, в которое превратилась кровь.

– Милостивый Ватацуми, у неё жар, – обеспокоенный голос Каи прорвался сквозь тягучую багровую слепоту. На лоб Киоко плюхнулась мокрая ткань, и капли побежали за шею.

– Кая, – простонала Киоко, пытаясь разлепить веки. Глаза нестерпимо зудели.

– Ох, госпожа, не поднимайтесь, не говорите, вам нужно сбить жар.

– Кая, – повторила Киоко, на этот раз получилось твёрже.

– Нет-нет, молчите, я обо всём позабочусь.

– Кая, если ты сейчас же не уберёшь эту тряпку, я попрошу Норико ненароком опрокинуть на тебя миску с водой.

Воцарилось молчание. Капли всё так же стекали по шее, мочили волосы и подушку. Киоко удалось наконец раскрыть глаза, и, только встретив ошарашенный взгляд Каи, она поняла, какую грубость позволила себе. Пусть та и была служанкой, но Киоко всегда была с ней вежлива и терпелива.

– Я… Простите, – Кая быстро справилась со своим удивлением и убрала ткань. – Просто у вас жар, – она коснулась лба Киоко и запнулась. – То есть был жар. Как странно…

– Теперь всё в порядке? – Киоко подтянулась выше на постели и села, опираясь на подушки.

– Кажется…

– Я опаздываю на праздник, не так ли?

– Вы уверены?

– Кая, гости со всей страны собрались, чтобы поздравить меня с шестнадцатилетием. Точнее, чтобы отпраздновать нашу с Иоши свадьбу, но как сложилось, так сложилось. Я не могу разочаровать их вдвойне. Мы и так заставили их ждать. Кстати, как долго?

– Солнце как раз добралось до вершины.

– Как, уже? – Киоко отбросила одеяло и осмотрела ночное платье. – И раздеть успели, да что ж такое. Ладно, собираемся, мне нужно предстать перед гостями в подобающем виде. Где Суми?

– Я схожу за ней, заодно унесу миску, – Кая поклонилась и скрылась за дверью.

Норико, до этого сидевшая у окна, подошла к постели и запрыгнула на колени к Киоко.

– Полагаю, теперь ты действительно стала взрослой.

– Ну да. Правда, не так я себе представляла свои шестнадцать. Кстати, Ичиро Миямото – это же… – Киоко напряглась, силясь вспомнить, откуда знает имя из своего сна.

– Понятия не имею.

– Погоди. Это же тот самый император… – она сняла Норико с колен, к неудовольствию кошки, встала с постели и набросила кимоно. – Если я не ошибаюсь, он упоминается в легендах о Сердце дракона. Мне нужны свитки. Или Акихиро-сэнсэй, – она бросилась к двери.

– Не хочу вставать на пути у открытий и откровений, но я бы на твоём месте не выходила в таком виде из комнаты. Сейчас во дворце полно людей. А если ты пробежишься вот так по саду до павильона Памяти – хорошенький же получится праздник, – Норико ехидно мурлыкнула и улеглась на ещё не остывшую постель.

– Да… Да, пожалуй, ты права. Надо послать кого-то за учителем.

– Киоко, успокойся, тебе надо взять себя в руки.

– Слушай. Мне снился император из легенд, тело изнутри сгорало, а Кая кинула мне на лицо мокрую тряпку, думая, что меня лихорадит. А сейчас смотри – всё в порядке? – Киоко всмотрелась в собственное отражение, коснулась лба: он был слегка влажный от воды, но нисколько не горячий. – Я не могу взять себя в руки. Что-то не так.

– Естественно. Тепер-р-рь всё не так, – проурчала Норико.

Киоко обернулась к ней. Кошка лежала и даже хвостом не вела.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь что, – Норико всё-таки села и напустила на себя особенно важный вид. – Девочка с Сердцем дракона, наследница клана Миямото, потомок древнего бога Ватацуми. В тебе течёт его кровь, а Шинджу грозит опасность. Это должно было случиться.

– Ватацуми ради, Норико, убери это выражение со своей морды, иначе я не смогу воспринимать тебя всерьёз.

Норико кинула недовольный взгляд на Киоко – та как раз уселась обратно на кровать и похлопала по коленям, приглашая кошку вернуться.

– Когда ты так разговариваешь, мне приходится напоминать себе, почему я не могу тебя убить и занять твоё место. – Норико не сдвинулась с места, по её спине прошла рябь. – Я не думала, что оно произойдёт сейчас, когда на нас столько всего свалилось. Но, видимо, только так оно и происходит.

– Сердце дракона, значит? Смешная шутка. Это же сказки для детей.

– Разве? А мне казалось, это ваша история.

– Не путай исторические труды с легендами.

– Легенда – это всегда кусочек истории. Приукрашенный, перевранный, но всё же основанный на том, что действительно происходило.

– Да брось. Даже если верить – эти герои исчезли много сотен лет назад. Нет никаких подтверждений существования Сердца. Оно ведь передавалось только по главной правящей ветви? Как думаешь, я бы знала, если б мой дедушка умел превращаться в кого угодно?

– Может, знала бы, а может, нет. И герои не исчезли. Просто кровь Ватацуми не давала о себе знать за ненадобностью. А теперь Шинджу грозит опасность, и потому Сердце в тебе пробудилось, – Норико укоризненно подняла глаза. – Поверить не могу, что должна тебе всё объяснять. Кто из нас родился в Шинджу и большую часть своей жизни провёл, читая свитки о прошлом империи?

– Это бессмыслица.

– Попробуй.

– Попробуй что? – Киоко начала раздражаться. В другое время она бы с радостью поддержала эту безумную теорию и поглубже зарылась в архивы, расспросила бы учителя, но сейчас ей хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Она хотела разобраться, почему Миямото Ичиро – император, правивший в начале войны, – приснился ей. И может быть, показаться лекарю, чтобы понять, откуда взялась эта внезапная слабость, уложившая её в постель.

– Превратиться, – Норико и не думала отступать. – Хотя не уверена, что у тебя с ходу получится. Но ты родилась не просто так. И думаю, не просто так Кусанаги украли накануне дня, когда ты вступаешь в семнадцатый год.

Киоко встала и начала нервно расхаживать по комнате.

– Милостивый Ватацуми, да где носит Каю? Мы и так потеряли уйму времени.

– Не пытайся уйти от разговора. И не смотри на меня так, ты умеешь превращаться, а не испепелять взглядом.

Киоко остановилась и покачала головой. Норико вздохнула.

– Хорошо, давай так: Миямото Ичиро. Что о нём известно?

– Император времён войны.

– Вот! Я не разбираюсь в тонкостях вашей истории, но даже я знаю, что отличает этого императора от остальных.

– Опять ты об этом, – застонала Киоко.

– Люди проигрывали войну, так? Никто тогда не умел сражаться. Этот остров мирно процветал, и, согласно вашим легендам, нападение ёкаев застало его жителей врасплох. Все, кто жил на западе Шинджу, были убиты или бежали на восток. Все, кто стремился к проклятому берегу сражаться за свою землю, гибли от клыков и когтей, – Норико угрожающе подняла лапу и оскалилась, демонстрируя агрессивность ёкаев.

– Да, я помню. Миямото Ичиро не хотел сдаваться. Но я не думаю, что эта история хоть сколько-нибудь правдива.

– А по-моему, всё очень логично. Жертв стало слишком много, император хотел спасти свой любимый народ, вот и решился на безумие. Взял советника, который одновременно был его лучшим другом, и отправился на поиски Ватацуми.