Текст книги "Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг."

Глава IV
Фронт за линией фронта
Эвакуированные музеи в тылу

«Это война не только за захват и освобождение территории. Это война двух систем, что ясно видно из вандализма фашистских извергов, когда они могут протянуть свои грязные лапы к памятникам нашей национальной материальной и духовной культуры. И в этом не только разнузданность арийского кретинизма – это сознательные акты в борьбе двух систем. Этот вандализм, это уничтожение наших ценностей – это тоже факт, подтверждающий политический характер этой войны. Вот почему борьба за сохранение памятников нашей культуры является составной частью той великой битвы, которую ведем мы сейчас. Вот почему я считаю, что мы, музейщики, не ушедшие на фронт, а оставленные правительством для сохранения материальных ценностей русского искусства и культуры, мы также должны считать себя мобилизованными для борьбы и победы над фашистским нашествием, ибо сохраняя вверенные нам музейные национальные ценности нашей страны, мы тем самым помогаем противостоять целеустремленному вандализму»[326]326
  «Мы… должны считать себя мобилизованными для борьбы и победы…» Из дневников хранителей пригородных дворцов-музеев Ленинграда. 1941–1945 гг. // Отечественные архивы: электрон. науч. – практич. журн. 2007. № 1. URL: http://new. rusarchives.ru/publication/mobil.shtml (дата обращения: 15.08.2017).


[Закрыть], – записала 28 сентября 1941 г. в дневнике хранитель павловского дворца-музея А. Н. Зеленова. В этих простых словах – жгучая боль и непоколебимая решимость интеллигентного человека до конца стоять на своем посту противостояния бесчеловечности. Также думали сотни ее коллег-музейщиков по всей стране. И не только думали – действовали. Тыловая повседневность бытования музеев в эвакуации – малоизученная страница социальной истории Великой Отечественной. Между тем внимание к ней абсолютно необходимо для понимания картины судьбы музеев России в ту нелегкую годину. При кажущемся относительном благополучии («глубокий тыл!»), их пребывание в эвакуации зачастую полно непредсказуемых перипетий, преодоления трудностей военного времени и «проверки на прочность» профессиональных и человеческих отношений.

Следует обратить внимание на сложившуюся в первые дни и месяцы войны ситуацию с бюджетом на «жизнедеятельность» учреждений культуры. Сокращение музейной сети летом 1941 г. было связано с уменьшением финансирования народного просвещения и, как следствие, – музеев (входивших в тот же наркомат). Музеи консервировались, а порой и закрывались решениями местных органов власти, принимаемых на основании распоряжений Наркомпроса. Так, заведующий Воронежским областным отделом Народного образования докладывал в Управление политпросветработы 13 сентября 1941 г., «…что на основании распоряжения НКП от 12.08. № Н-500 областные музеи были закрыты»[327]327
  Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. А-2306. Оп. 70. Д. 1146. Л. 8.


[Закрыть]. Так же обстояло дело в Пятигорске, в Чкаловской (Оренбургской) области, Краснодарском крае, в Чувашской АССР и ряде других мест[328]328
  Фатигарова Н. В. Музейное дело в РСФСР в годы Великой Отечественной войны (аспекты государственной политики) // Музеи и власть: государственная политика в области музейного дела. XVIII–XX вв.: сб. научн. тр. / НИИ культуры. М., 1991. С. 204.


[Закрыть].

Естественно, в большей степени консервировались и закрывались музеи в местах, находящихся в непосредственной близости к фронту. Также музеи закрывали из-за необходимости (как это было в Чувашии) использовать их помещения для эвакуированных учреждений (в том числе и музеев), под госпитали, для нужд военных ведомств. Например, был законсервирован Центральный музей Татарской АССР (причем на консервацию отводилось 48 часов), а его огромное здание в течение двух лет занималось почти полностью эвакуированным в Казань Аэрофлотом. Кроме того, под его крышей нашли пристанище Казанский музей А. М. Горького, архив Наркомпроса, архив Пушкинского дома из Ленинграда, архив К. Э. Циолковского из Калуги, а также школа-семилетка и художественное училище[329]329
  Дьяконов В. М. Воспоминания о выставках военных лет // Музейное дело в СССР: роль музеев в военно-патриотическом воспитании трудящихся. М., 1976. С. 177–178.


[Закрыть].

И даже в таких, «законсервированных», условиях выставочная работа Центрального музея ТАССР «на злобу дня» началась в первый же день войны. После сообщения по радио о вторжении гитлеровских войск музей решил немедленно включиться в пропагандистскую работу. Сотрудники работали вторую половину дня 22 июня и всю ночь. А 23 июня на площади перед музеем была устроена выставка «Советский Союз победит!» Она напоминала казанцам о героическом прошлом страны, о подвигах русских солдат в войнах с Пруссией, о героике периода гражданской войны, о том, что Россия в конечном итоге всегда побеждала тех, кто пытался идти на нее войной. Выставка заканчивалась стендами «У нас есть что защищать», «Фашизм – злейший враг человечества», «Будь готов к ПВХО»[330]330
  Синицына К. Р. Полвека музеев Казани и Татарии. Очерки истории 1917–1967 годов. Казань, 2002. С. 136. (Казань и казанцы).


[Закрыть]. 27 июня 1941 г. в агитпункте Казанского вокзала была открыта выставка «Героическое прошлое страны». Стендовая выставка на эту же тему, организованная Цантральным музеем ТАССР, действовала в большом павильоне парка культуры и отдыха им. Горького[331]331
  Там же. С. 137.


[Закрыть].

Увы, отделы Народного образования на местах в подавляющем большинстве случаев должного внимания на закрытие музеев не обращали – не до того было. В тыловых районах музейные помещения освобождались в спешке, фондовые коллекции не только не консервировались, но зачастую даже не упаковывались, сносились в случайные помещения. Так было, например, в Тюмени, где «…экспонаты музея были свалены в кучу в совершенно не пригодный склад для хранения, вследствие чего большая часть экспонатов была утеряна и попорчена»[332]332
  Симкин М. П. Советские музеи в период Великой Отечественной войны: сб. науч. тр. // Труды научно-исследовательского института музееведения. Вып. II. М., 1961. С. 178.


[Закрыть]. О состоянии фондов законсервированного музея в Сарапуле можно судить по отчету директора музея-хранилища ленинградских дворцов М. А. Легздайна о работе за 1942 г. К числу недостатков он относил «нахождение в одном здании с хранилищем законсервированного краеведческого музея УАССР, музейные фонды которого хранятся в преступных условиях и являются угрозой для нормального хранения ленинградских музеев»[333]333
  ГА РФ. Ф. А-2306. Оп. 69. Д. 3015. Л. 195.


[Закрыть]. (В 1943 г. Наркомат просвещения УАССР, пытаясь найти выход из создавшегося положения, решил передать фонды республиканского музея Удмуртской АССР в ведение дирекции ленинградских дворцов-музеев. Однако Наркомпрос РСФСР в лице заместителя Наркома просвещения Н. Ф. Гаврилова решительно воспротивился этому.) Такие примеры, к сожалению, типичны для того положения, в каком оказались выселенные музеи.

Отметим, что Наркомпрос РСФСР и в 1942 г., и позднее пытался добиться возвращения прежних помещений местным музеям и возобновления их деятельности. Но в подавляющем большинстве случаев в 1943–1944 гг. безуспешно[334]334
  Там же. Д. 2749. Л. 46; Д. 3014. Л. 39; Д. 3015. Л. 190; Д. 3016. Л. 60, 74, 75.


[Закрыть]. Так, несмотря на неоднократные обращения НКП РСФСР в Наркомат просвещения Чувашской АССР республиканский краеведческий музей полностью не был восстановлен и в сентябре 1943 г., а его работа оценивалась как крайне неудовлетворительная[335]335
  Там же. Д. 3016. Л. 39.


[Закрыть].

В сентябре 1941 г. Наркомпрос РСФСР предпринял некоторые усилия для восстановления музейной сети. К сожалению, приказы №№ 656 и 675, принятые им в этот период, документы, принятые им «вслед», не гарантировали музеи от консервации и закрытия. В октябре 1941 г. вынужденно перестал работать Ульяновский краеведческий музей. Его директор П. А. Краденов 12 ноября 1941 г. сообщал в Наркомпрос: «17-го октября текущего года Особое совещание при Ульяновском горисполкоме вынесло решение о передаче здания Ульяновского краеведческого и художественного музея под помещение Наркомата Внешней Торговли, причем в решении Особого совещания не было указано, какое помещение предоставляется под музей». Только 22 октября было принято решение Президиума горисполкома об оставлении за музеем подвала, склада и двух комнат под фонды – помещения были сухие, но неотапливаемые. Работа музея была свернута[336]336
  Там же. Оп. 70. Д. 1149. Л. 13.


[Закрыть]. Приказами Наркомпроса РСФСР в Москве в ноябре – декабре 1941 г. были временно законсервированы Дарвиновский музей, Музей народов СССР, Государственный Биологический музей им. К. А. Тимирязева и др.[337]337
  Фатигарова Н. В. Указ. соч. С. 205.


[Закрыть]

Народный комиссариат просвещения РСФСР, основной проводник государственной политики в области музейного дела в Российской Федерации, как показывают примеры, порой издавал нормативные акты вынужденно, исходя из экстренных потребностей, не проводя (и не имея такой возможности в чрезвычайных условиях начала войны) анализа возможных последствий. Примером тому являются его распоряжения, отданные органам народного образования на местах в июле 1941 г. о свертывании экспозиций и консервации фондов музеев в связи с сокращением финансирования. Таким же поспешным было и его директивное письмо от 7 августа 1941 г. за № Н-20 об изъятии из музеев предметов из драгоценных металлов и драгоценных камней, не имеющих художественного и исторического значения[338]338
  ГА РФ. Ф. А-2306. Оп. 69. Д. 2697. Л. 27.


[Закрыть]. Оно родилось под давлением Наркомфина СССР, из которого в Наркомпрос РСФСР поступило 1 августа 1941 г. сообщение о том, что «в целях упорядочения поступления, учета, хранения и использования экспонатов из драгоценных металлов Наркомфином Союза ССР предложено местным финансовым органам немедленно организовать экспертизу имеющихся в музеях предметов из драгоценных металлов и драгоценных камней с тем, чтобы те из указанных предметов, которые не имеют музейного или исторического значения, были изъяты и переданы Управлению драгоценных металлов НКФ СССР»[339]339
  Там же. Л. 22.


[Закрыть]. При этом, по мнению Наркомата финансов, нахождение того или иного музейного предмета на протяжении длительного времени в запаснике уже являлось основанием для его изъятия[340]340
  Там же.


[Закрыть]. Уведомляя Наркомпрос РСФСР о намерениях своего ведомства, заместитель Наркома финансов Ф. Урюпин предложил ему включить в состав экспертных комиссий представителей местных органов народного образования, о чем Н. Ф. Гаврилов в письме от 7 августа 1941 г. отдает последним соответствующие распоряжения. К чему приведет деятельность комиссий НКФ СССР, нетрудно было догадаться, ибо у отделов народного образования и местных музеев в подавляющем большинстве случаев не было квалифицированных и авторитетных специалистов, способных противостоять натиску финансовых органов. В Народном комиссариате просвещения РСФСР, по-видимому, сознавали это и потому сделали определенную попытку защитить интересы музеев, указав, что «передачу отобранных экспертизой предметов финансовым органам можно производить только после утверждения Наркомпросом РСФСР списка передаваемых предметов»[341]341
  Там же. Л. 27.


[Закрыть], который следует направлять в Киров (куда эвакуировался Наркомпрос)[342]342
  Там же. Д. 2750. Л. 20.


[Закрыть]. Но по существу предложенных Наркоматом финансов критериев отбора ценностей из музеев НКП РСФСР не возразил. Увы, финорганы не ждали утвержденных актов, а начали сразу же забирать предметы из драгоценных металлов, в том числе и имеющие музейное значение[343]343
  Там же. Д. 2697. Л. 61; Д. 2749. Л. 93.


[Закрыть]. В Калмыкии, например, такое изъятие и вовсе было произведено 2 августа 1941 г., т. е. до получения музеем каких-либо директив от Наркомпроса[344]344
  Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941–1945: документы и материалы. Элиста, 1966. С. 41.


[Закрыть]. Послевоенная судьба многих экспонатов, переданных Наркомфину, не выяснена до сих пор.

После того как были вывезены в тыл фонды музеев, которым угрожала опасность оказаться в руках оккупантов или погибнуть от бомб и снарядов, на повестку дня встал другой не менее важный вопрос: об организации хранения эвакуированных материалов. Положение осложнялось тем, что в городах, выделенных для размещения временных фондохранилищ, практически не было свободных помещений. Эвакуированные музейные ценности, как правило, размещали в зданиях местных музеев за счет уплотнения их запасников, а также частичного или полного закрытия экспозиций, в ряде случаев и музеев в целом. Так, в Свердловске были закрыты Картинная галерея и Антирелигиозный музей, а их каменные дома отданы Филиалу Эрмитажа (об уральской эрмитажной «одиссее» подробно будет рассказано далее). В Сарапуле хранилище ленинградских дворцов находилось, как уже упоминалось, в здании законсервированного краеведческого музея. В Молотовском областном художественном музее разместились Государственный Русский музей и частично Государственная Третьяковская галерея (эвакуированные из Москвы)[345]345
  Балтун П. К. Русский музей: эвакуация, блокада, восстановление. М., 1981. С. 44.


[Закрыть].

В некоторых городах для прибывших коллекций использовали здания, не рассчитанные на хранение ценностей вообще, а тем более музейных. И тогда приходилось их срочно переоборудовать, руководствуясь требованиями, предъявляемыми к хранению музейных фондов. Например, эвакуированное в Хвалынск «Госхранилище № 1» было размещено в школе, прочном кирпичном доме, только что построенном перед войной. Для обеспечения сохранности прибывшего сюда имущества московских музеев на окнах поставили железные решетки; двери комнаты, куда определили наиболее ценные вещи Государственного Исторического музея, обили железом; на стенах развесили огнетушители, которые в военное время стали большой редкостью[346]346
  Разгонов С. Н. Завещано веками. М., 1985. С. 25.


[Закрыть]. Получилось достаточно надежное хранилище, но, к сожалению, на очень короткий срок. Как уже отмечалось, в связи с изменившейся обстановкой на фронтах войны, осенью 1941 г. «Госхранилище № 1» снова тронулось в путь: на сей раз в Кустанай (подробнее об этом в главе «Фронт без флангов»). Там оно было устроено в здании бывшего банка, на окнах которого были толстые решетки: лучшее помещение трудно было и придумать[347]347
  Там же. С. 29.


[Закрыть].

Сложность в организации пребывания эвакуированных ценностей была связана и с тем, что их предстояло хранить в упакованном виде. С одной стороны, это защищало музейные предметы от возможных механических повреждений, сглаживало влияние окружающей среды: перепады температуры, влажности. С другой – затрудняло наблюдение за экспонатами, которое было крайне необходимо: ибо условия, в каких проводилась эвакуация, не всегда позволяли провести упаковку тщательно, а превратности долгого пути увеличивали опасность повреждения музейных коллекций[348]348
  Фатигарова Н. В. Указ. соч. С. 191.


[Закрыть].

Не всегда на эвакуированные ценности должным образом оформлялись и сопроводительные документы. Все это ставило перед музейными хранителями задачу: сразу же по прибытии на место проверить состояние музейных предметов, при появлении плесени, ржавчины и других неполадок принять меры к их ликвидации, в необходимых случаях произвести переупаковку, составить списки и паспорта. Так, директор музея-хранилища ленинградских дворцов М. А. Легздайн в ранее упомянутом отчете о работе за 1942 г. писал из Сарапула: «В целях контроля вскрыто 100 упакованных мест, просмотрено 11 344 предмета… В тех многочисленных случаях, когда при эвакуации не были соблюдены правила музейного хранения, производилась переупаковка экспонатов… Составлялся акт с подробным указанием о наличии экспонатов, качестве упаковки, сохранности экспонатов и намечаемых мероприятий научно-профилактического и консервационного характера… Ввиду того, что все паспорта (описи) при эвакуации были составлены неудовлетворительно или не оформлены подписями, на каждое упакованное место составлялись новые описи (паспорта) с указанием инвентарных номеров, названия вещи, материала и сохранности»[349]349
  Там же. С. 191–192.


[Закрыть].

Всего в годы Великой Отечественной войны для музеев РСФСР в тылу было создано 9 крупных специализированных фондохранилищ. Хранилища были размещены в городах Казань, Киров, Кустанай, Новосибирск, Омск, Молотов (Пермь), Томск, Сарапул, Соликамск[350]350
  Максакова Л. В. Культура Советской России в годы Великой Отечественной войны. М., 1977. С. 39.


[Закрыть]. Стремясь регламентировать их работу, Наркомпрос РСФСР 7 мая 1942 г. утвердил «Временное положение о государственном хранилище Наркомпроса РСФСР»[351]351
  Работа политико-просветительных учреждений в условиях военного времени: директивные и инструктивные материалы для музеев. Вып. 4. М., 1943. С. 34–36.


[Закрыть]. В Положении излагались и специальные вопросы, связанные с организацией содержания музейных ценностей. Кроме того, в нем указывалось на необходимость проведения массовых мероприятий, в том числе и чтения лекций, докладов хранителями в госпиталях, воинских частях, на заводах, фабриках, в школах. С разрешения Наркомпроса РСФСР эвакуированные музеи могли устраивать самостоятельно или в содружестве с местными музеями выставки, выделяя для этих целей ту часть своих коллекций, которая не представляла исключительной ценности[352]352
  Фатигарова Н. В. Указ. соч. С. 192.


[Закрыть].

Лишь 30 июля 1942 г. Наркомпрос РСФСР утвердил «Временную инструкцию по охране музейных фондов системы Наркомпроса РСФСР», которая по сравнению с довоенными была значительно упрощена. (Художественные музеи и хранилища Союза ССР в своей работе должны были руководствоваться «Инструкцией по хранению художественных музейных ценностей в условиях военного времени», утвержденной в феврале 1943 г.) Необходимость ее разработки диктовалась обстановкой, когда резко ухудшились условия хранения фондов практически всех музеев. Временная инструкция имела семь разделов, где были намечены лишь самые элементарные и безусловно обязательные требования, предъявляемые к помещениям, температурно-влажностному режиму, к профилактическим и консервационным мероприятиям. Однако условия работы де-факто были таковы, что даже центральные музеи и крупные тыловые хранилища не имели возможности соблюдать и эту инструкцию[353]353
  Там же.


[Закрыть]. В годы Великой Отечественной войны, когда повсеместно ощущался недостаток электроэнергии, топлива, когда не хватало материалов, необходимых для реставрации и консервации, музейные работники в своей хранительской деятельности, исходя из реальных возможностей, руководствовались своим профессиональным опытом и чувством долга[354]354
  Там же. С. 192–193.


[Закрыть].

В 1942 г. в Казани была создана первая в стране большая выставка, посвященная Великой Отечественной войне. Инициатива ее организации принадлежала президиуму Академии наук СССР и Татарскому областному комитету ВКП(б). 14 февраля 1942 г. было принято постановление президиума Академии наук СССР «Об организации выставки «Великая Отечественная война Советского народа», подписанное вице-президентами Академии наук СССР академиками О. Ю. Шмидтом, Е. А. Чудаковым. Подготовка выставки велась совместно с Наркомпросом ТАССР. В состав совета по ее организации вошли академики А. М. Деборин (председатель) и Е. В. Тарле, профессор Л. А. Плоткин, директор Центрального музея В. М. Дьяконов (заместитель председателя)[355]355
  Синицына К. Р. Указ. соч. С. 138.


[Закрыть].

Областной комитет ВКП(б) и правительство Татарии, придавая большое политическое значение выставке, посвященной Отечественной войне, оказывали ее организации всяческое содействие. Для выставки было выделено помещение театра юного зрителя и обширная территория его внутреннего двора, изысканы средства. Был организован ряд выездов для сбора материалов. Активно участвовали в создании выставки Н. С. Державин, Е. С. Варга, М. Н. Тихомиров. Неоценима была помощь О. Ю. Шмидта и других ученых. В. М. Дьяконов встретился в Москве с Е. М. Ярославским, который помог ему установить связь с Центральным штабом партизанского движения, Главным политическим управлением Красной Армии, Главным артиллерийским управлением, редакцией газеты «Красная Звезда». В результате в Казань были отправлены две платформы с трофейным немецким оружием (автоматы, противотанковые ружья, пушки, снаряды, пулеметы, мотоциклы, самоходные артиллерийские орудия, автомашины, танки и даже самолет). Было получено большое количество фотографий, афиш, плакатов, материалов личного характера, иллюстрирующих борьбу советского народа против фашистских захватчиков[356]356
  Там же. С. 138–139.


[Закрыть].

Среди документов, переданных для организации выставки Центральным штабом партизанского движения и политуправлением, были письма и дневники немецких солдат и офицеров, объявления оккупантов «о новом порядке», отпечатанные на русском языке, первые акты о зверствах фашистов по отношению к пленным и мирному населению, составленные бойцами Красной Армии, фотографии чудовищных казней, изъятые из полевых сумок пленных и убитых военнослужащих вермахта.

Выставка трожественно открылась 3 августа 1942 г. Тематическая структура ее была следующей:

Наши великие предки о Родине.

Великие полководцы прошлого.

Отечественная война 1812 года.

Гражданская война.

СССР накануне Отечественной войны.

Вероломное нападение гитлеровской Германии на нашу страну.

На войну встает народ.

Первый этап войны. Разгром немцев под Москвой.

Второй этап войны[357]357
  Там же. С. 140.


[Закрыть].

Всего за годы войны Центральный музей организовал около тридцати передвижных выставок, музей Горького в 1941–1942 гг. создал пятнадцать выставок, обслужил шестьдесят два колхоза. Только в 1941 г. им было проведено 156 лекций и выступлений в госпиталях.

В Елабужском краеведческом музее в июле 1942 г. была открыта выставка «В защиту детей от фашистских варваров»[358]358
  Красная Татария: газета. 1942. 1 июля.


[Закрыть], в Чисто-польском музее – о Великой Отечественной войне советского народа, на которых, по воспоминаниям посетителей, особенно интересны были акварели местных художников – зарисовки боев под Сталинградом[359]359
  Синицына К. Р. Указ. соч. С. 142.


[Закрыть].

В 1942–1943 гг. возобновил собирательскую деятельность Казанский музей А. М. Горького. Директор этого музея М. Н. Елизарова выезжала на Западный и Южный фронты. Ей удалось собрать фронтовые и партизанские газеты с материалами о Горьком, фотографии и акты о зверствах фашистов, трофейные документы немецких солдат (письма, записные книжки и пр.).

В 1943 г., после перелома в ходе войны, началась реэвакуация центральных учреждений из Казани. В этой связи с конца 1943 г. главным в деятельности казанских музеев стало восстановление их постоянных экспозиций[360]360
  Там же. С. 151.


[Закрыть]. Работа велась по довоенным планам, которые лишь незначительно корректировались. В октябре 1943 г. освободилась основная часть помещений Центрального музея ТАССР. К 26-й годовщине Октябрьской революции здесь были открыты разделы археологии, истории края в XVI–XIII вв., восстановлена художественная галерея. К концу войны, после серьезной работы над тематико-экспозиционными планами и рецензирования их в Научно-исследовательском институте музееведческой работы, Центральный музей сумел восстановить экспозиции, посвященные истории Татарии с древнейших времен до середины XIX в., и создать новый отдел «Татария в годы Великой Отечественной войны». В основу последнего легли материалы выставки, свернутой и перевезенной из ТЮЗа в октябре 1944 г. Кроме того, в 1944 г. было принято постановление СНК РСФСР о создании филиала Государственного музея Татарии, музея классика татарской литературы Шарифа Камала[361]361
  Красная Татария: газета. 1944. 11 октября; 28 ноября.


[Закрыть]. В связи с этим было начато изучение литературного прошлого края. Состоялось несколько выездов в Оренбург, Рузаевку, Москву для сбора материалов о жизни и творчестве писателя[362]362
  Синицына К. Р. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].

В середине 1942 г. было возвращено помещение музею А. М. Горького, а в начале 1943 г. была восстановлена в довоенном виде его основная экспозиция, посвященная жизни А. Пешкова в Казани. Заново были созданы разделы «Детство» и «В людях», построенные, однако, на кадрах из соответствующих кинофильмов и иллюстрациях к этим произведениям. В 1943–1944 гг. в музее был открыт раздел «Горький – борец с фашизмом» (на материалах, вывезенных с фронта)[363]363
  Там же.


[Закрыть].

Наряду с возобновлением экспозиционной и научно-исследовательской деятельности дальнейшее развитие в музеях Казани получила научно-просветительская работа. Основной ее формой, оправдавшей себя в начале войны, оставались музейные и передвижные выставки. Однако характер их изменился. Если выставки Центрального музея первых военных лет имели ярко выраженную агитационную направленность, что соответствовало задачам идеологической работы того времени, то в выставках 1944–1945 гг. широко использовались музейные коллекции, появилась возможность вернуться к краеведческой тематике.

Решением Совета народных комиссаров СССР от 22 мая 1943 г. Ленинградскому хранилищу с филиалами в Новосибирске и Сарапуле, обладавшему ценнейшими художественными коллекциями, была присвоена первая музейная категория ценности, которую в то время имели только Государственный Эрмитаж, Государственный Русский музей, Государственная Третьяковская галерея и Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Директором хранилища ленинградских музеев в Новосибирске был назначен А. М. Кучумов. На его плечи легла огромная ответственность за эвакуацию, а главное, за обеспечение сохранности уникальных ценностей. Приведем цитату из его воспоминаний:

«22 декабря прибыли в “столицу Сибири”. Чтобы было ближе возить грузы в здание театра [оперного. – Ю. К.], эшелон подали к берегу Оби. “Вот здесь и разгружайтесь”, – сказали железнодорожники. Мне стало плохо. Все мои объяснения, что снег через щели попадет в ящики, в теплом помещении начнет таять, были безуспешны…. Вагоны нужны стране, фронт ждет. С директором Третьяковки отправились в обком партии. Нас встретили и выслушали внимательно. С первым секретарем М. В. Кулагиным решили, как выйти из столь сложного положения. Мороз более 40 градусов, экспонаты замерзли за время пути, привыкли к холоду. Враг – снег. Замошкин [директор Третьяковской галереи. – Ю. К.] сказал, что у галереи есть два громадных американских брезента, но их на длину семнадцати вагонов мало. Секретарь обкома отдал распоряжение “немедленно собрать в театрах брезенты, ковры, большие полотна декораций, все, что может укрывать ящики, и доставить их к составу”. Несмотря на темноту, с фонарями несколько бригад военных разгружали вагоны на землю, очистив лопатами площадку перед ними. Ящики, компактно уложенные в сквозной длинный штабель, немедленно укрывали. С обеих сторон были поставлены часовые. К утру вагоны были свободны, и их увезли под погрузку в сторону фронта. А утром прибыли грузовые машины, лошади, запряженные в сани-розвальни и грузчики-студенты – началась перевозка ящиков в хранилище по Красному проспекту. Каждую машину и лошадь сопровождали сотрудники – ленинградцы и помогающие им москвичи… начался сложный и ответственный этап сохранения музейных ценностей, который длился три года»[364]364
  Кучумов А. М. Статьи. Воспоминания. Письма. СПб., 2004. С. 82.


[Закрыть].

Коллекции фарфора и предметы из драгоценных металлов, личные вещи российских императоров, бронзовые пушки XVI–XVIII вв., картины, мебель, коллекции национальных костюмов и многие другие уникальные предметы из ленинградских музеев нашли надежное убежище в сибирской столице.

В декабре 1942 г. в Новосибирск прибыла страшно изуродованная «Севастопольская панорама» Ф. А. Рубо, вывезенная из осажденного города (о спасении этого шедевра подробнее в главе «Возрождение»). Специалисты-реставраторы из Третьяковской галереи выполнили сложнейшую консервацию для сохранения уникального произведения[365]365
  Щукина Е. М. Новосибирская одиссея коллекции Петергофа // Дворцы и события: К 300-летию Большого Петергофского дворца: сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф» / Проблемы сохранения культурного наследия. XXI век. VI. СПб., 2016. С. 96.


[Закрыть].

Хранитель пушкинского дворца-музея Е. Г. Левенфиш вспоминала: «Вещи пришлось расположить в фойе театра [оперного. – Ю. К.] на разных этажах, так как лучшие места были заняты другими музеями, приехавшими раньше. Нам для жилья достался большой подвал, в котором пришлось жить всем вместе. Началась “подвальная” жизнь. Возникли свары, склоки… Введены были ночные дежурства. По очереди караулили ящики с экспонатами, бродя всю ночь с этажа на этаж»[366]366
  Левенфиш Е. Г. Из воспоминаний // Хранители. Материалы XI Царскосельской научной конференции. СПб., 2005. С. 418–419.


[Закрыть]. Сотрудники, эвакуированные вместе с музейными предметами в Новосибирск, занимались не только повседневной хранительской деятельностью, но и работали над научными темами, читали лекции в агитпунктах на вокзале, в школе, госпиталях и в воинских частях, находили время для творческой работы, активно участвовали в создании временных экспозиций. Штаб Сибирского военного округа организовал выставку «Героическое прошлое русского народа». Основой ее стали экспонаты из коллекций Артиллерийского исторического музея (АИМ), а также картины из Петергофа и Павловска. Она имела огромный успех у жителей Новосибирска, эвакуированные ленинградцы узнавали предметы из дворцовых собраний и искренне радовались, что они бережно сохраняются. После посещения выставки солдаты формирующихся в Новосибирске войсковых соединений клялись отмстить за разрушенные ленинградские дворцовые архитектурные ансамбли[367]367
  Щукина Е. М. Указ. соч. С. 97.


[Закрыть].

Новосибирские перипетии АИМ начались сразу по прибытии: выяснилось, что прибывшие эшелоны выгружать некуда. Архив, библиотеку, гравюры, рисунки, военные костюмы и знамена разместили в сараях военного склада, совершенно не подходивших для хранения столь уязвимых материалов. Начальник музея полковник Я. Ф. Куске стал искать подходящее помещение. И нашел: начальник строительства Новосибирского оперного театра согласился предоставить музею площадь для хранения экспонатов. Идею поддержал и исполком Новосибирского областного Совета. Однако обком ВКП(б) выступил против, как выяснилось, по просьбе командующего войсками Сибирского военного округа (СибВО) генерал-лейтенанта Н. В. Медведева, который занял резко отрицательную позицию по отношению к артиллерийскому музею, уже не имевшему, по его мнению, никакой ценности[368]368
  Научный архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (НА ВИМАИВиВС). Ф. 3р. Оп. 1. Д. 71. Л. 11.


[Закрыть]. О создавшемся положении Я. Ф. Куске был вынужден доложить своему вышестоящему начальству, и лишь после телеграфного распоряжения заместителя начальника Генерального штаба Медведеву[369]369
  Там же. Оп. 7. Д. 11. Л. 37, 38об., 39, 42, 45; Оп. 1. Д. 71. Л. 11.


[Закрыть] спор удалось решить в пользу АИМ.

В ноябре 1941 г. музей получил приказание начальника артиллерии округа сдать «излишние» боевые винтовки, пистолеты ТТ и пулеметы отечественного образца для воинских частей, убывавших на фронт[370]370
  Там же. Оп. 1. Д. 66. Л. 18.


[Закрыть]. Эта работа отняла много времени и сил. Требовалось так отсортировать оружие, чтобы не нанести непоправимый вред коллекции: ведь в эвакуацию везли самые ценные образцы[371]371
  Маковская Л. К. «Для увековечения славы победоносного оружия Красной Армии….» // Военно-исторический журнал. 2006. № 5. С. 36.


[Закрыть].

Куске затем подготовил обращение к командирам гвардейских частей и соединений, в котором, в частности, говорилось: «Артиллерийский исторический музей Красной Армии, ведущий свое начало с 1703 г., на протяжении многих веков бережно хранит в своих стенах памятники героических подвигов и военной доблести русского народа. Сегодня имеет задачу увековечить славный путь и героику наших гвардейских частей… Я и весь коллектив АИМ обращаемся к вам с горячей просьбой помочь выполнить эту почетную и ответственную задачу». Далее приводился перечень предметов, которые надлежало собирать, и указывался адрес музея в Новосибирске, куда их следовало направлять[372]372
  НА ВИМАИВиВС. Ф. 3р. Оп. 1. Д. 71. Л. 1, 18–18 об.


[Закрыть].

14 июля 1942 г. Куске обратился в ЦК ВКП(б) с тем же вопросом – о необходимости планомерного сбора трофеев и реликвий:

«Заместителем Народного Комиссара Обороны маршалом артиллерии тов. Вороновом 27 марта 1943 г. подписан приказ НКО № 143 о собирании и сохранении в Артиллерийском историческом музее Красной Армии вещественных памятников и реликвий, отображающих героическую борьбу советского народа и его Красной Армии с немецко-фашистскими захватчиками.

В приказе говорится: “Артиллерийский исторический музей КА имеет своей задачей сбор памятников и реликвий Отечественной войны, достойных вечного хранения в музее и могущих служить целям воспитания потомства на образцах героического и мужественного поведения в бою отдельных людей и целых частей Красной Армии в ее борьбе с немецко-фашистскими захватчиками”[373]373
  Куске Я. Сохранить военно-исторические памятники // Артиллерийский журнал. № 5–6. Воениздат НКО СССР, 1943. С. 7.


[Закрыть].

К сожалению, в войсках сбору и сохранению исторических памятников нынешней Отечественной войны не уделялось должное внимание. Огромное количество исключительно ценных в техническом и историческом отношении предметов, непосредственно связанных с событиям Великой Отечественной войны, не сохранены для истории и потомства. Специальные органы по сбору трофейного имущества также не занимаются сбором памятников, так как имеют исключительно утилитарные цели. Значительная часть мелких предметов оседает в личном пользовании бойцов и командиров.

Между тем каждый боец и командир в особенности должен ясно понимать, что сохранение всякого рода памятников – трофеев и реликвий нынешней Отечественной войны – дело большой политической важности. Помимо практического значения для агитационно-пропагандисткой работы и изучения техники врага, частями Красной Армии, эти предметы будут особенно ценны для истории, для воспитания будущих поколений нашего народа»[374]374
  Там же.


[Закрыть].