Текст книги "С другой стороны Рублевки"

Глава 4

Конюшня встретила Загайнова родным теплом и уютом. Он встал в дверях и с удовольствием вдохнул крепкий запах: смесь конского пота, свежевымытых дощатых полов и ароматного сена. Улыбаясь, Лёшка пошёл вдоль денников. Где-то стояли знакомые кони, а где-то и новые, народившиеся за два года его отсутствия. Слегка волнуясь, парень приблизился к деннику Презента – узнает ли? Красавец конь дремал, слегка шевеля во сне губами. Не смея будить, Лёшка облокотился о деревянную стенку и несколько минут ласково смотрел на своего любимца. Затем вытащил из кармана горбушку хлеба и тихо приоткрыл воротца, чтобы положить угощение на пол. Чуткий конь тут же проснулся, покосился на вошедшего, и шумно втянул ноздрями воздух. Радостное ржание огласило конюшню.

«Узнал!» – На глазах Лёшки выступили слёзы. Конь принялся тыкаться мордой ему в лицо, шею, руки. Он перебирал стройными ногами, фыркал и прял ушами, всячески выражая свою лошадиную радость. Парень обнял Презента и прислонился мокрой щекой к его шее. Бросать хлеб на пол он уже не стал, а протянул горбушку на ладони. Конь взял её тёплыми, мягкими губами и принялся жевать, вздыхая и кося на парня чёрным, как маслина, глазом.

С работы Лёшку встретила бабка Нюра.

– Дружок твой, Вовка, забегал, – известила она. – Говорит, трактор купил – обмывать зовёт. Ты б не ходил. Распустился он совсем, Вовка твой.

– В смысле? – не понял Лёшка.

– А без смысла. Они же с матерью два пая продали. Вот тебе и весь смысл.

Стол Вовка накрыл прямо во дворе. Даже не накрыл, а просто выставил на столешницу несколько стаканов, бутылку спирта «Рояль» и пять бутылок шампанского «Дом Периньон», урожая 1992 года, завезённого в постперестроечную Россию мелкой эксклюзивной партией. Вся партия была поставлена в сельмаг и выкуплена Мариной для собственного употребления. Возле дома стояла ранее уже замеченная Лёшкой светло-зелёная «Лада». А, ближе к забору, действительно, красовался новенький трактор «Беларусь», укомплектованный ковшом и отвалом. Вовка был не один – четыре напомаженных девки в коротких юбках и чулках-сеточках пилили тупыми ножами неподдающуюся копчёную колбасу. Одна из них бросила нож и, рассматривая на пальце красный след от лезвия, обиженно заныла:

– Мы так не договаривались! Чего это я тут кухарить ещё должна? Нашёл повариху, блин!

– Не договаривались, значит, договоримся. – Вовка был настроен на миролюбивый лад. Он залез в карман джинсов, вытащил оттуда смятую двадцатидолларовую купюру и бросил девке.

– Хватит?

– Это мне одной или всем? – надула губы та.

– Вот ё-моё!

Царёв нашарил в кармане ещё «стольник» и швырнул туда же. Девки моментально прибрали деньги и снова принялись за дело.

Заметив маячившего в калитке Лёшку, Вовка бросился к нему.

– Здорово! – заорал он. – А мне мать сказала, что ты из армии пришёл! Я к тебе вчера заходил, да ты спал.

Царёв схватил Загайнова за руку и принялся радостно трясти. От него несло соляркой и свежим перегаром.

– Давай, проходи! – шумел Вовка. – Чего стесняешься? Тебе бабка сказала, что я трактор купил? Вон стоит! Пошли, посмотришь!

– Ты ещё и машину купил, – кивнул Лёшка на «Ладу».

– Машину? – Друг на секунду замер. – А, эту, что ли? Так это давно, три недели назад. Я её уже «тюкнуть» успел, теперь новую надо брать. А трактор сегодня!

Приглядевшись, Загайнов действительно увидел на боку «Лады» небольшую вмятину. Трактор же был новенький, практически только с конвейера. Вовка гордо вскочил в кабину, завёл мотор, затем принялся дёргать какие-то рычаги. Отвал поднялся, затем опустился, ковш стал двигаться из стороны в сторону. Закончив демонстрацию, Царёв выпрыгнул из кабины.

– Видал? Как часы работает! – похвастался он.

– Хороший трактор, – согласился Лёшка. – Наверное. Я в них, всё равно, ничего не понимаю.

– А, ну да, ты же у нас больше по лошадям.

Вовка обнял друга за плечи и повлёк его в направлении накрытого стола.

– Только зачем он тебе? – спросил Загайнов.

– Что? Трактор?

– Ну да.

– Как зачем? – Вовка даже остановился. – Работать буду.

– Где?

– Везде. Кто наймёт, на того и буду работать.

Лёшка посмотрел на друга непонимающим взглядом.

– Как это – кто наймёт? В совхоз со своим трактором, что ли, пойдёшь?

– Да нет уже давно твоего совхоза, – отмахнулся Царёв и двинулся дальше. – Вам там, в армии, политинформацию, что ли, не проводили?

– Я знаю, что нет. Только всё равно не пойму – зачем тебе трактор?

– Ладно, не парься! Пойдём лучше, выпьем. Столько поводов у нас – твой «дембель», мой трактор… Ты спирт как пьёшь – разбавленным или нет?

– Не знаю, – растерялся Загайнов.

– Значит, будем определять экспериментальным методом.

Четыре напомаженных девицы терпеливо ждали друзей. Стаканы были полны, колбаса нарезана. Лёшка взглянул на дам лёгкого поведения и покраснел.

– Ничего-ничего, не стесняйся, – подбодрил его Вовка. – Садись к девчатам поближе, они свои.

Загайнов покорно протиснулся за стол.

– А вы шампанское открывать умеете? – кокетливо спросила одна из девиц, прижавшись к Лёшке внушительной грудью.

Тот молча кивнул и взял в руку стакан.

* * *

Дед Матвей стоял посреди сельмага, и масляными глазами разглядывал выставку бутылок.

– Дед! Ты щас дырку в них просверлишь, – зевнув, «предостерегла» его Марина.

– Уж больно хороши, – крякнул старик. – А можно поближе «Рояль» рассмотреть?

Продавщица воздела глаза к потолку.

– Чего ты там увидеть хочешь? – раздражённо спросила она.

– Ну как, это… состав! – с умным видом пояснил дед. – Там на этикетке всё должно быть подробно расписано. Насколько стерильна ента, вот, жидкость. Процент… спирту. И прочие химические хформулы.

Продавщица, демонстрируя всё своё недовольство, сняла с полки бутылку спирта и подала её старику.

– На, смотри! Ты всё равно читать не умеешь. Чего ты там поймёшь?

– Не скажи, не скажи…

Дед Матвей вытащил из кармана потрёпанного пиджака очки, водрузил их на нос, обтёр ладони о штаны и трепетно, как драгоценность, взял бутылку.

– Хороша! – цокнул он языком. – Тяжёлая. Сколько в ей объёму-то?

– Один литр – вот написано.

Женщина ткнула в цифру толстым пальцем с ярко-красным, отточенным ногтем.

– О как! Очень, очень правильно, что ровно один литр.

– Почему это? – вздёрнула брови продавщица.

– Глазу приятно, – констатировал дед. – Смотришь вот на енту единицу и радуешься. Один литр. Не ноль пять и не ноль семьдесят пять. Никакой дробной мелочи. Один! То есть нормальное количество.

Вовкина мать пожала плечами.

– Но уж больно дорогая бутылочка, – вздохнул старик. – И откудова такая цена? Вот в Москве, говорят, тот же спирт в пять раз дешевле.

– Вот и езжай в Москву, покупай! – отбрила Марина. – В Москве бодягу продают, которую бомжи по подвалам разливают. А у меня приличный магазин, и продукт соответствующий. В девятом Управлении, по своим каналам, прямые поставки из Голландии делают. А я только у них товар заказываю. Дерьма не держим!

Женщина гордо поправила съехавший набок кружевной чепчик.

Дед Матвей выслушал тираду, поморгал, и принялся дальше изучать бутылку. Якобы со знанием дела, он пристально вглядывался в иностранные слова, напечатанные на этикетке. Старик то приближал бутылку к самому носу, то, наоборот, отдалял от глаз на вытянутых руках.

– Точно из Голландии? – наконец, спросил он.

Из груди продавщицы вырвался раздражённый вздох.

– Чего ты её вертишь-то, гос-споди!? Разобьёшь ещё! Кто платить потом будет?

– Точно из Голландии? – со всей серьёзностью повторил дед Матвей. Для пущей строгости он сдвинул на переносице брови.

– Да точно, точно! Может, тебе ещё сертификат показать?

– Давай, покажь!

– А иди ты! – Марина вырвала бутылку из рук старика. – Хватит товар лапать! Или бери, или иди отседова! Будешь брать?

– Погожу пока, – крякнул дед.

– Погоди, погоди. – Продавщица водрузила спирт обратно на полку. Дед Матвей проводил его грустным, прощальным взглядом.

– Топай, давай, до дома! – принялась выпроваживать его Марина. – Правильно бабка Нюра делает, что пенсию у тебя отбирает. А то б давно всё пропил!

– Тебя, Маринка, деньги испортили, – обиженно констатировал дед Матвей.

– Чего это? – поразилась та.

– Неправильно ты стала к трудовому народу относиться. Вот раньше ты самогонку гнала и из-под полы продавала. Каждый, можно сказать, честный труженик, мог у тебя на любую сумму отовариться. Хоть на рубль, хоть на полтинник. И тебе копейка, и нам хорошо.

– Конечно! – проворчала женщина. – Одна, без мужа, не знала, как концы с концами свести. Вот и гнала для вас, алкашей, бодягу. А сейчас на кой мне это надо?

– Во-во! Своё материальное положение поправила и об нас таперича не думаешь. Нехорошо это! Неправильно.

– Иди, давай, дед! – заорала Вовкина мать. – Вон, внук твой из армии пришёл. Скоро пай продаст, и твоё материальное положение тоже поправится. Купит, чай, тебе бутылку!

– Не факт, не факт. – Дед Матвей никак не желал уходить и мялся на пороге. – Правильный он у нас больно. И в кого только, непонятно.

– Ладно, дед, иди, – замахала на него руками женщина. – Рабочий день кончился, мне магазин закрывать надо.

Старик вздохнул, поправил свой картуз и потопал восвояси.

Путь его пролегал по сельской улице. Проходя мимо знакомых дворов, дед разглядывал стоящие за заборами, одинаковые, как близнецы, «Лады». С реки уже слышались пьяные крики да бабий визг – то гуляла сельская молодёжь. Поначалу дед решил было направиться туда – авось, кто-нибудь стакан да нальёт, – но потом передумал. Уж больно неохота было спиртное клянчить.

Посреди пустынной улицы стояли два мужика. В одном из них дед Матвей узнал Пашку Чернова, другой тоже вроде был местным жителем, но фамилии его старик не помнил. Мужики о чём-то оживлённо беседовали, не забыв, однако, поздороваться с Загайновым. А тот и остановился послушать чужой разговор, хотя, собственно, никто не приглашал.

– Чёрт-те что творится! – сетовал Пашка. – Раньше машину не мог купить – денег не было. А теперь и деньги есть, и машину купил, так заправить нечем! Сегодня полдня по Москве проездил, заправиться хотел. Нигде бензина нет. Еле до дома добрался. Стрелка уже на нуле была. Думал, так посреди Рублёвки и встану.

– А если на конезаводе попросить? – предложил другой мужик.

– А у них откуда? Трактора на соляре ездят.

– Вот соляру тебе и сольют.

– В «Ладу» -то? – удивился Пашка.

– А чего, нормально.

– Не, двигатель стуканёт.

– Ничего с ним не будет, – возразил собеседник. – «Лада» на соляре нормально идёт.

– Да кто тебе такую чушь сказал? – возмутился Чернов.

Разговор оказался неинтересным, и дед Матвей потопал дальше. Бензин, соляра… Нашли проблему. Тут человеку выпить не на что, а они… Но, не дойдя несколько метров до своей калитки, дед застыл, как вкопанный.

Словно молнией мозг старика полоснуло воспоминание. Загайнов-старший забился, как в лихорадке. Дёрнулся в одну сторону, потом в другую, закружился на месте волчком. Если бы кто-то сейчас его увидел, то решил бы, что дед на старости лет умом тронулся. Но, слава богу, зрителей поблизости не оказалось. Опрометью кинулся он в сарай, схватил косу, и бросился было назад, но в дверях застыла бабка Нюра.

– Ты куда это? – изумилась она. – С косой…

– С-схожу на луг… Т-травки коровам покошу, – заикаясь от волнения, ответил дед.

– Под вечер? – Супруга почуяла неладное.

– А чего? Ну и под вечер, ну и что! – Старик усилием воли взял себя в руки.

– Да кто под вечер косить ходит? Да ещё в такую даль!

– Я хожу.

– Что-то ты, дед, темнишь, – подозрительно прищурилась бабка Нюра. – А ну-ка признавайся, куда собрался!

– Да отстань ты! – Дед Матвей отгородился косой от бабкиного напора. – Отойди, сказал! Освободи проход! На луг я! Пока вечереет, покошу маленько, в прохладе.

– Странно мне это что-то, – недоверчиво проворчала старуха, но всё-таки посторонилась. Дед ужом скользнул в освободившуюся дверь и быстренько, пока жена что-нибудь не сообразила, побежал со двора.

* * *

– Я скоро на своём тракторе, знаешь, как зарабатывать буду! – излагал Вовка, набив полный рот колбасы. Глаза его блестели от уже принятой изрядной доли спиртного. – И никакой совхоз мне не нужен. Что в совхозе-то делать? Поля под овёс пахать? За копеечную зарплату?

– Ну да, – кивнул Лёшка. – А зачем ещё трактор нужен?

– Дурак ты! – констатировал Царёв. – Смотри: народ паи продаёт?

– Ага.

– А кто их скупает и зачем, как считаешь?

– Не знаю, – пожал плечами Загайнов.

– «Новые русские» их скупают!

Услышав незнакомое словосочетание, Лёшка удивился:

– «Новые русские»? Это ещё кто?

– А это те, кто разбогател, пока ты там, в армии, кирзой мозоли натирал. Бандиты в основном.

Загайнов непонимающе уставился на друга.

– Бандиты? – спросил он после небольшой паузы. – Это преступники, что ли?

– Угу.

– А почему их не ловят и в тюрьму не сажают?

Царёв захохотал, чуть не подавившись колбасой. Напомаженные девицы захихикали.

– Чё вы ржёте? – обиделся Лёшка.

– Да ты из армии пришёл, как с Луны упал, честное слово, – вытирая слёзы, произнёс Вовка. – Ладно, ты щас дома поживёшь чуток, оглядишься. Тогда поймёшь, кто кого у нас в стране в тюрьму сажает.

Загайнов хмуро взглянул на друга.

– Ну, так вот, – продолжил свою мысль Царёв. – Паи у народа скупают? Скупают. Зачем, как думаешь?

Лёшка пожал плечами.

– Паи какие? Земельные! Земля им наша нужна – вот зачем! – объявил друг.

Высказав заветную мысль, Вовка замолчал и многозначительно посмотрел на Загайнова. Тот явно переваривал услышанное. Понимая, что этот процесс может затянуться надолго, Царёв решил не терять времени. Он взял со стола бутылку «Рояля» и налил себе треть стакана. Оставшиеся две трети он заполнил шампанским «Дом Периньон».

– «Северное сияние», – прокомментировал парень и протянул адскую смесь другу. – В буржуйском варианте. Пей!

Лёшка пить не спешил. Он усиленно продолжал работу мысли. Вовка в это время готовил себе такой же коктейль.

– А какую землю они покупают? – наконец, выдал Загайнов.

Царёв с облегчением вздохнул. До друга, всё-таки, что-то дошло.

– Я думаю, совхозное поле им отдадут, – ответил парень. – То, которое с другой стороны Рублёвки.

– Что, прям всё поле? – изумился Лёшка. – Да там же гектаров сто, наверное, если не больше!

– Вот именно!

– А лошади где будут гулять?

Царёв повертел в руках наполненный до краёв стакан.

– Да кому нужны сейчас твои лошади? – хмыкнул он. – Лошади… Кто про них думает? Бабло такое в руки течёт, а кто-то про лошадок будет вспоминать? Господь с тобой!

В глазах Лёшки забрезжило не только понимание, но и кое-что ещё. Из глубины его души заклубилось, заклокотало и стало рваться наружу недюжинное возмущение.

– Слушай, но так же нельзя! – воскликнул он.

– Почему? – В Вовкиной душе протест Загайнова никак не отозвался.

– Это неправильно! Как же без поля-то? Лошадям бегать надо, иначе они захиреют!

– Ну и что?

– Как – что? – Лёшка ошарашено посмотрел на друга. – В каком смысле?

– Да ничего с ними не будет, – махнул рукой Вовка. – Вокруг конюшни будут бегать твои лошади. Там тоже место есть.

– Где?! – возмутился Загайнов. – Да что ты понимаешь – вокруг конюшни! Лошадям воля нужна! Конь не конь, если он простора не видел! У нас же рысаки породистые, орловские! Им на бегах выступать!

– Ты не ори – не на митинге, – осадил его Царёв. – Насчёт бегов я ничего не знаю. А что совхозное поле продают – сто пудов гарантии. Вот увидишь. И новые хозяева там лощадок выгуливать не будут. На фига они им нужны?

Лёшка хмуро взглянул на друга и залпом опрокинул в себя стакан «северного сияния». Одна из размалёванных девиц услужливо пододвинула ему тарелку с колбасой. Парень машинально закинул в рот кусок и принялся медленно его пережёвывать. Глаза Загайнова постепенно становились мутными и бессмысленными.

– Я думаю, стройка там начнётся, – рассуждал Вовка. – Нарежут поле на участки, и дачникам будут продавать. А что? Какой москвич не мечтает о даче? Да ещё на Рублёвке! Лакомое место. Сейчас тут кто обитает? Депутаты да дипломаты. Ну, профессора какие-нибудь. Поэты с музыкантами, на худой конец. А теперь будут «новые русские». Им семи пядей во лбу не надо – только денежки отстёгивай.

В помутнённом Лёшкином сознании всё ещё продолжалась упорная работа мозга. И становилось ему от этого всё тяжелее и тяжелее.

– Я одного не понял, – наконец, выдал он. – Ты-то здесь причём со своим трактором?

– Ну как, причём? – Царёв терпеливо продолжал ликбез для недалёкого друга. – Дачники строиться начнут. А на стройке без трактора нельзя. Наниматься к ним буду. Котлован выкопать, песок засыпать, гравий разровнять – везде трактор нужен. А тут я под рукой, и бегать никуда не надо. Ещё очередь ко мне будет выстраиваться, вот увидишь.

Царёв выдохнул и тоже залпом опорожнил свой стакан. Закусывать он не стал, а лишь зажмурился и крепко схватил за ляжку сидящую рядом девку. Та визгливо ойкнула. Вовка на визг внимания не обратил. Он жаждал от друга поощрения своей идеи.

– Ну, как тебе моя схема?

– Нормально, – без особого энтузиазма отозвался Лёшка. – Сработает, наверное.

– Ещё как сработает! – В голосе Царёва зазвучала горделивая уверенность. – Вот увидишь! У меня башка, не хуже, чем у этих «новых русских» варит. Я, хоть в математике и не силён, а все их ходы просчитал. Где-нибудь через год ты мои слова вспомнишь. Точно!

– Ну, да.

Загайнов заметно сник, глаза его окончательно потухли, на лбу выступили капли пота.

– Ты чего так расстроился? – заметил друг его настроение. – За лошадок переживаешь?

– Тебе не понять. – Лёшка вытер пот со лба и невидящим взглядом уставился в пространство.

– А ты объясни, может пойму. – Царёв принялся заново наполнять стаканы. Одна бутылка «Дом Периньон» была уже пуста, и он швырнул её в кусты.

– Муторно у меня на душе, – вздохнул Лёшка. – Тяжко. Уходил в армию, было всё привычно. А пришёл – всё по-другому. Странно, непонятно. Не разберу пока ничего.

– А как ты хотел? – мотнул головой Вовка. – Два года в один день не уложишь. Мы тут постепенно в этом дерьме увязали, а ты сходу нырнул. Любому плохо будет, согласен.

– То есть, ты тоже считаешь, что это всё – дерьмо? – Загайнов перевёл взгляд из пространства на Вовку.

– А то! Сто пудов. Только я привык уже, и нормально себя чувствую. И ты привыкнешь. Немного времени пройдёт, и привыкнешь. Пей!

Царёв подвинул другу ещё один стакан, наполненный коктейлем. Тот выпил его, не морщась. Лицо сидящей напротив девицы сначала стала узким, как в кривом зеркале, потом расплылось, расширилось, и, лопнув посерёдке, разделилось на две части. Лёшка крепко зажмурился, потом открыл глаза. Лицо встало на место.

– А мы лучше сейчас на реку гульбанить пойдём! – донёсся до парня откуда-то издалека Вовкин голос. – Эй, Лёха! – Царёв потряс друга за плечо. – Тебя что, пригвоздило, что ли? Эй! Да ты чё? С двух стаканов скопытился?

Размалёванные девицы тоже принялись теребить парня, заботливо заглядывая ему в глаза.

– Да не, нормально! – Загайнов усилием воли заставил себя подняться из-за стола. Чтобы не потерять равновесие, он расставил пошире ноги, покачался из стороны в сторону, выпрямил плечи. Затем Лёшка набрал в грудь воздуха, с силой выдохнул его, взъерошил волосы, похлопал себя по щекам. Девицы с любопытством наблюдали за его манипуляциями. Взгляд парня заметно протрезвел.

– Ну чё, очухался? – Вовка тоже поднялся из-за стола. – Пошли на реку купаться. А потом я вас всех на дельталёте покатаю.

Девицы завизжали и захлопали в ладоши.

– На чём? – ошалело спросил Загайнов.

– На дельталёте. Песню Леонтьева про дельтаплан помнишь?

– Ага.

– А это то же самое, только с мотором и двухместный. Чудики с метеостанции на нём катают. Бизнес теперь у них такой. Бухло с собой берём, и вперёд!

С этими словами Царёв нацепил стакан на горлышко бутылки «Рояля». Взяв спирт в одну руку, другой он подхватил початый «Дом Периньон».

– Девки, шампанское берите! – скомандовал парень.

– Какое? – захлопали те накрашенными ресницами.

– Как, какое? – вытаращил глаза Вовка. Его взгляд наткнулся на опустевший стол. Четыре порожних бутылки из-под игристого напитка валялись рядом.

– Ну, вы, блин, даёте! – возмутился Царёв.

Девки виновато потупились.

– Ладно, – великодушно махнул рукой парень. – Чёрт с вами, загружайтесь в машину.

Услышав эти слова, Лёшка нахмурился.

– Пьяный за руль?! – рассердился он.

Но Вовке было море по колено.

– А чё? – скорчил он удивлённую мину. Царёв даже не понял, за что на него сердятся.

– Мы ж на трассу не поедем. По селу срежем, а потом на бетонку и прямиком к метеостанции. Да не дрейфь, никого не задавим! Если только пару кур.

Загайнов туго ворочал мозгами, соображая, что ответить. Ответа он не нашёл и, вздохнув, покорно загрузился в «Ладу». На колени ему тут же уселась подвыпившая девица и жарко задышала в ухо. Две другие стиснули Лёшку по бокам. Четвёртая уселась на переднее сиденье и тут же закинула ноги на автомобильную панель. Вовка завёл мотор, и машина, тяжело покачиваясь на рессорах, двинулась с места.

* * *

Дед Матвей с косой наперевес, чуть ли не бегом пересекал совхозное поле. Болячки все были позабыты, адреналин рвался из груди наружу.

Заходящее солнце светило старику в спину. Лес впереди был освещён красивым, ровным, розоватым сиянием. Листочки ближних осинок трепетали, обдуваемые вечерним ветром. Не боясь наступающей темноты, Загайнов-старший побежал по лесной тропинке. Охота пуще неволи, и вот уже старик вышел на знакомый луг, огляделся. Как и раньше, тропинка разделяла луг на две части. Справа ничего примечательного не имелось, а вот слева… Толстый железный кран с круглым вентилем стоял на своём месте. Дороги, проложенной к нему, почти не было видно: вся она ушла в землю и поросла травой. Старик напрягся – стоит ли охрана? Покашлял, покряхтел, нарочито пошуршал травой. На звуки никто не реагировал.

– Эй, есть тут кто-нибудь?! – осмелев, крикнул дед.

Тишина. Не было часового в форме неопределённых войск и без погон. Для верности дед Матвей огляделся ещё раз, покричал, пошмыгал носом. Никого. Смутные времена заставили высокое начальство забыть о стратегически важном (или не очень?) объекте. Именно на это сметливый старик втайне и надеялся.

Что ж, надежды его оправдались.

Дед Матвей положил косу в траву. С замирающим сердцем он приблизился к железному крану. Не решаясь дотронуться, несколько минут рассматривал круглый вентиль со следами облезшей краски и пятнами ржавчины. Затем старик схватился за него и, что было силы, дёрнул в одну сторону. Вентиль не поддался. Дёрнул в другую – тоже безрезультатно. Дед Матвей налегал, истово тряся кран, стараясь расшатать его заржавевшее нутро. Нехотя, со скрипом и стоном, вентиль всё-таки поддался, и в трубе зашипел воздух. Кран несколько раз чихнул и замолчал. Пару минут старик пожирал его взглядом. Надежда уже почти покинула деда, но вдруг… Железная труба задрожала, как в лихорадке, и выдала на свет божий тонкую струйку некой жидкости. Не веря своему счастью, дед Матвей подставил под неё ладони, набрал пригоршню и поднёс к носу. Это действительно был бензин.

Откуда шёл этот бензопровод? Зачем? Для кого был предназначен? И почему заканчивался непонятным краном на лугу посреди леса? Куда вела полузаросшая бетонная дорога? И кто каждый год протаптывал узкую тропинку, разделяющую луг на две части?

Ответов на эти вопросы не было, да старику они были и не нужны. Дрожащими руками он завинтил кран, проверил, надёжно ли, не выливается ли чего. Затем подобрал брошенную в траве косу. С подпрыгивающим от радости сердцем Загайнов-старший пустился в обратный путь. В голове бешеным вихрем кружились мысли.

«Ведро дома возьму – и назад», – думал старик. – «Нет, лучше два ведра. А унесу ли? Бензин – жидкость маслянистая, тяжёлая. Где-то у бабки в сарае коромысло было, надо найти. С коромыслом легче, тогда точно унесу».

Дед Матвей даже не заметил, как добежал до дома.