Текст книги "Призрак Одетты. Книга седьмая"

– Стоп, – нетерпеливо прервал его Герман. – Что значит не помнит? Ты ведь сразу же отправился за ней, едва вы распрощались. Как она могла забыть?

Яков приподнялся на кушетке и, налив себе стакан воды, нервно продолжил:

– Как только я появился на станции, она сама сказала: «Зря ты не пришел на дебаты». Так и сказала, доктор. А потом сказала, что была в библиотеке, перекусила и собралась на работу в фитнес-центр, где у нее по расписанию пилатес. И ни слова о парке.

– Хм… – Герман почесал подбородок. – А ты уверен, что ты сегодня был с ней в парке? Может быть, тебе это приснилось?

– Я не имею понятия. Вы ведь доктор, вы и разбирайтесь. Но однозначно, кто-то бредит. Либо я, либо Лола.

– Хорошо. Давай по порядку. О чём вы говорили с ней в парке?

Яков протяжно выдохнул и продолжил неторопливо и с расстановкой:

– Она рассказала о ложности эволюционной теории, о древних захоронениях, ланцетниках, жгутиках и так далее. Потом Лола рассказала о своей бабушке, которая впервые поведала ей о том, что мир был сотворен высшим разумом. А потом мы говорили о призраках.

– Призраках? Зачем вы говорили о призраках?

– Лола сказала, что ее бабушка жила на берегу Охотского моря. Однажды в их деревне случился сильный ураган, и многие моряки потонули в море. И тогда их жены стали рыбачить, чтобы прокормить себя и детей. Через некоторое время эти вдовы стали поочередно тонуть в море, потому что видели призраков своих мужей, которые звали их в открытое море. Некоторых успели вытащить из воды вовремя, и все они поголовно рассказывали, что видели своих погибших мужей. Поэтому ее бабушке пришлось переехать…

– Подожди, – перебил его Герман, не успевая делать пометки в своем блокноте. – То есть Лола так подробно рассказала тебе о своей бабушке?

– Да.

– Странно, – задумчиво протянул Герман. – Она не любит говорить о своих родственниках и уж тем более о прошлом. А есть у тебя какие-то точные доказательства, что вы с ней об этом говорили? Как мне, простому смертному, понять, что тебе это всё не приснилось?

Яков отрешенно покачал головой.

– Может быть, кто-то из студентов может подтвердить, что видел, как мы вышли вместе. Хотя там была такая сутолока… Или кто-то в парке… Вспомнил! – воскликнул Яков. – После ее ухода я написал ей стих и почти сразу же получил ответ.

Порывшись в телефоне, Яков открыл свою переписку с Лолой. Там под точным числом и временем стелились совсем свежие строки, явно свидетельствующие о том, что Яков не бредит.

– Интересно… – пробубнил Герман. – Значит, тебе всё это не привиделось. А почему же Лола об этом не помнит?

– Я не знаю. И еще говорю тебе: там, в парке, она была совсем другая. Я как будто впервые общался вживую с той, с которой всё это время вел переписку. Гер, а может быть, она всё это разыграла, как спектакль? Она ведь может.

– Но ведь ты сам говоришь, что всё было слишком естественно. Так, давай еще раз. Расскажи, какие отличия ты заметил сегодня утром. А то эти твои туманные фразы «Она была другая, не такая, как я привык» ни о чём не говорят.

И Яков принялся по третьему кругу рассказывать о том, что произошло в парке. Герман еще раз послушал, после чего зарылся в ноутбук и подробно изучил резюме и все личные данные Лолы, которые она подавала при устройстве к ним на работу. Видимо, это не дало никаких результатов, и Герман полез в толстые книги. Яков терпеливо наблюдал за братом, ожидая, что у того найдется точное объяснение для него. Наконец после длительных копаний Герман откинулся на спинку стула и сказал:

– Я думаю, что у твоей подруги раздвоение личности. По-другому я никак не могу это объяснить.

– Что за дикость? – испуганно пробормотал Яков. – Мне даже думать об этом неприятно.

– А тут не стоит вопрос, приятно это кому-то или нет. Скорее всего, в Лоле живут две девушки. Одна из них доминантна, а другая проявляется лишь время от времени. По всей видимости, это она пишет тебе стихи и готовится к выступлениям по биологии.

– И что теперь делать?

Герман прокрутился на стуле и озадаченно покачал головой.

– Я бы мог вмешаться, но не могу. Она мне не откроется. Она ведь тебя клеит, а не меня. Так что придется тебе самому всё понемногу выпытывать.

– Как ты себе это представляешь?

– Всё очень просто. Тебе нужно сблизиться с ней. Делать вид, что она тебе нравится. Приглашать ее в тихие места, вести с ней душевные беседы, съездить к ней в гости. Поговорить с ее родными или друзьями. Может быть, они что-то тебе расскажут.

– И что потом?

– А действительно, что потом? – Герман загадочно посмотрел на Якова. – Потом, если вдруг ты узнаешь, что моя теория верна, что будешь делать? Может быть, бросишь эту затею, пока она тебя напрочь не свела с ума?

– И всю жизнь гадать, что же на самом деле произошло с Лолой и со мной в парке?

– Зато вы можете переписываться стихами, как обычно. В конце концов тебе это тоже надоест, и ты остынешь. И потом тебе всё это будет казаться смешным и нелепым.

– Я так не думаю, – твердо возразил Яков.

– Тогда дерзай. Может, что-то из этого интересное получится. По крайней мере, никто тебе не может запретить сходить с ума по-своему.

– И ты мне в этом поможешь?

Герман вышел из-за стола, подошел к Якову и утешающе похлопал его по спине.

– Я буду искренне за тебя молиться, брат.

Яков раздраженно фыркнул, вскочил с места и зашагал по кабинету.

– Ты можешь хотя бы сейчас быть серьезным? Мне на самом деле сейчас паршиво! – выпалил он.

Герман, как по команде, перестал забавляться, натянув на лицо серьезное выражение.

– Ладно, не злись, – виновато сказал Герман. – Конечно, ты всегда можешь на меня рассчитывать. Обещаю сделать всё, что в моих силах.

Обстановка в помещении разрядилась, и Герман плюхнулся в кресло, задрав ноги на соседний стул. Яков подошел к окну и отодвинул шторы. Дневной свет брызнул ему в лицо. Яков, поморщившись, тяжело вздохнул и вонзил пальцы в отросшие на висках волосы. Он посмотрел на горизонт, открывавшийся за окном. Солнце еще стояло высоко, но ему казалось, что день этот длится уже сотню лет.

Наблюдая за потерянным состоянием брата, Герман задумчиво произнес:

– Если бы я знал тебя чуть меньше, то подумал бы, что ты влюбился. Правда, непонятно, в кого…

– Как знать… Может быть, так оно и есть, – отрешенно вымолвил Яков.

ГЛАВА 4. КАРИНА

– Как тебя зовут? – спросила Карина.

– Максим. А тебя?

– А меня Карина.

Максим застенчиво опустил глаза, и Карина с восхищением уставилась на его густые светлые ресницы. Карина в свои неполные восемь лет знала почти всю ребятню Ленинска и поэтому с уверенностью могла сказать, что таких мальчиков в их городке никогда не водилось.

– Ты к нам навсегда? – заговорила она снова.

– Угу.

– А в какую школу ты будешь ходить?

– Пока не знаю, – пожал плечами Максим.

– А можно мне присесть рядом?

Мальчик робко подвинулся, освободив место на узкой лавочке. Карина с радостью порхнула к нему под тень старой яблони.

– Сколько тебе лет? – продолжала она расспросы.

– Восемь.

– Мне тоже. Наверное, мы будем учиться в одном классе! – радостно воскликнула девочка.

Максим снова застенчиво отвернулся. Карину, по всей видимости, безудержно забавляли его стеснительность и робость. В их городке все мальчишки ведут себя нагло и дерзко, дразнятся и задираются при каждой встрече. К тому же, по мнению Карины, они и наполовину не были так хороши, как этот новенький сосед с волосами и ресницами цвета спелой кукурузы. Карина не умела скрывать свои чувства, и потому ее восторг от нового знакомства уже бил через край.

– Пойдем, я тебе покажу нашу палатку! – проверещала она, беря его за руку.

Максим испуганно отдёрнул кисть руки, и щеки его вмиг налились краской. Карина хихикнула и снова сделала попытку взять его за руку. Максим прижался к яблоне, как зайчонок. Тогда Карина почесала макушку, растрепав голубые ленты на гладких волосах. Оглядевшись вокруг, она подняла с земли сухую тонкую веточку и осторожно протянула ее Максиму.

– Вот, держись за нее, если боишься, – предложила Карина.

Максим недоверчиво взялся за краешек ветки, и Карина повела его за собой. Корявая ветка была длинной, и потому со стороны казалось, что Карина выгуливает нового соседа на поводке. Они перешли дорогу и приблизились к соседнему дому. Карина толкнула калитку, и они вошли во двор.

– Аня! – звонко воскликнула девочка. – Аня, выходи.

Дверь осторожно приоткрылась, и на крыльцо стыдливо выглянула Аня. Те же голубые ленточки в волосах, пестрое платьице в широкую трапецию. Но на лице ее читались такие недоверие и боязнь, что Максим даже не сразу заметил, что девочки копия друг друга. Карина ожидала, что он сейчас что-то скажет по поводу их сходства – так ведь на них реагировали незнакомые дети и взрослые. Но Максим насупился и молчал как сыч.

– Аня, это Максим. Он наш сосед. А это моя сестра Аня. Можно я покажу ему наш шалаш?

Аня кивнула и, обувшись в резиновые тапочки, полностью вышла на крыльцо. Заметив, что новый сосед, как покладистый щенок, ковыляет за Кариной, Аня двумя прыжками нагнала их и пошла чуть впереди.

– Я сама покажу шалаш, – командным тоном сказала Аня.

Карина пожала плечами и замедлила шаг. Максиму, который всё еще держался за краешек ветки, тоже пришлось замедлиться. Аня провела их через огуречные гряды на задний двор. Там за развалившимся сараем в тени виноградника раскинулся целый шатер из старых покрывал, полотенец и веток тутовника. Сестры упорно трудились над шалашом, с тех пор как земля высохла от последнего снега. И всё лето они то и дело латали дыры на его крыше, придумывали, как сделать шалаш крепче и красивее. Вот почему лица их просияли, когда они показали своему новому соседу целое произведение искусства. Но Максим отрешенно посмотрел на странное аляпистое скособоченное строение и едва слышно хмыкнул себе под нос. Ему как мальчишке было понятно только то, что девочки усердно пытались утеплить крышу и пол. Видимо, в их понимании палатке не обязательно иметь четыре стены. Шалаш опирался на сарай и продувался почти со всех сторон. Зато пол был выстлан кусками старого линолеума, ванным ковриком и пуховой подушкой. Максим поморщился, а Карина прыгнула на подушку и похлопала по пустому месту рядом, приглашая его присоединиться.

– А с какой стороны дверь? – спросил наконец Максим.

Аня указала на более широкий проем и сказала:

– Здесь.

– А если дождь пойдет? – пробурчал Максим. – Всё намокнет. У вас ведь нет стен и двери, которую можно закрыть.

Аня деловито сложила руки на груди и уже хотела было что-то сказать, как Карина воодушевлённо накинулась на Максима:

– Точно. Мы еще не успели. Ты, наверное, точно знаешь, как сделать дверь. Давай вместе делать. У нас даже доски есть, и молоток, и гвозди.

Карина выпорхнула из шалаша и помчалась в сарай, увлекая Максима за собой.

– У нас чего только нет, – роясь в ящиках, хвасталась Карина. – Вот смотри, тут даже старая пила, папины плоскогубцы, мамины грабли, старые штаны, сушеные груши, сломанные очки…

Максим стоял как столб, глядя на чумазенькую девочку, роющуюся в ящиках и вытаскивающую всё добро на пол. Он даже не успел опомниться, как она вдруг вручила ему молоток и ящик с ржавыми гвоздями и поманила за собой. Даже если бы ему в голову взбрела мысль о побеге, Максим бы всё равно не успел, так как его новая знакомая была куда шустрее и напористее. А кроме того, ее голос был настолько звонким, что заглушал все его думы. Так что через минуту он уже прикладывал доски и деловито командовал сестрами, говоря, что подавать и где придержать. Работа закипела, и день пролетел незаметно. Для детей каждый час проживается, как взрослыми неделя. Так что к вечеру, когда они распрощались, Максиму казалось, что он всю свою жизнь был знаком с этими сестричками.

Перед сном, когда Аня взобралась на вторую полку двухъярусной кровати, Карина сладко зевнула и мечтательно отвернулась к стенке. Она мысленно вновь поблагодарила сестру за то, что та отправила ее первой знакомиться с Максимом. Аня часто так делала, если хотела с кем-то познакомиться сама, но боялась, что над ней посмеются или отвергнут ее. Вот и в этот раз после обеда, когда они вышли на крыльцо и увидели через забор нового мальчика на их улице, Аня строго отдала приказ Карине, чтобы та пошла и всё разведала. Карина уже знала, что спорить с сестрой нет смысла. К тому же Аня старше на целых десять минут, а это так важно, когда тебе всего восемь лет. Так что Карина уже привыкла беспрекословно выполнять все указания сестры, даже если ей было неловко или страшно. В этот раз Карине особенно было совестно. Ведь она уже, как и все девочки в ее возрасте, безумно смущалась в присутствии красивых мальчиков. Но деваться было некуда, а иначе Аня будет дуться на нее весь день. Карина уже приблизительно знала, как нужно вести себя, чтобы не было страшно. Она усвоила, что главное – надо говорить чуть громче обычного и делать вид, что всё так и должно быть. Главное – нужно вытерпеть начало, а потом с каждым словом будет всё легче и легче. Это всегда работало, и в этот раз всё было так же.

– Эх, жаль, что мы сегодня не успели всё доделать, – вздохнула с досадой Аня, кутаясь в простыню.

– Завтра доделаем. Успеем, – устало ответила Карина.

– Нужно завтра его снова позвать.

– Я позову его, – смиренно сказала Карина.

– Нет. Завтра я пойду.

Карина почувствовала неприятное першение в горле, потому даже не смогла выдавить ни слова в ответ.

На следующий день Аня, как и обещала, позвала Максима, и строительство продолжилось. А на следующий день Максим уже пришел без приглашения. Вот так и потекли дни за днями. Дети резвились сначала вокруг недостроенного шалаша, возились в сарае, устраивали пикники на широком крыльце. А еще через несколько недель мама Максима, добродушная тетя Ксения, пригласила девочек в гости на чай с блинами и ежевичным вареньем. Дружба между детьми стала такой крепкой и незыблемой, что они напрочь перестали друг друга смущаться. И если девочки в самом начале знакомства приятно робели от теплой улыбки Максима, то в скором времени они настолько привыкли к нему, что совсем забыли о том, что он красивый мальчик. Максим стал для близняшек обыкновенным соседским мальчиком, с которым они резвились всё лето, от чего стали совсем родными.

А в сентябре, когда отгремел первый звонок, сестры снова вспомнили, что Максим – прежде всего симпатичный мальчик, а потом уже их сосед и друг. Потому что как только он появился в их классе, вдруг все девочки моментально преобразились, стали улыбчивыми, умными и нарочито взрослыми. Сестры с недовольством и ревностью наблюдали за тем, как все девочки в их классе начали активную борьбу за внимание Максима. Кто как мог: одна металась всю перемену между партами, другая носилась по классу и лупила других мальчишек, третья кокетливо крутила косы на пальцы, сидя на передней парте. Но Максим словно ничего этого не замечал. Он сидел на третьем ряду на пятой парте, позади Ани и Карины. Если ему что-то было нужно или непонятно, он просто обращался к ним. Сестры в этой негласной войне с другими одноклассницами объединились как никогда. У них была теперь одна цель: защитить Максима от этих куриц и сделать всё, чтобы ни у одной из них не получилось привлечь его внимание. И нужно отметить, что все их старания были не зря. Максим действительно не смотрел по сторонам. Вместо этого он старательно учился, а на переменах играл на площадке с другими мальчишками. Зато домой, на зависть всем девчатам, он всегда шел в сопровождении Ани и Карины. И если они задерживались на уроке шитья, то он верно ждал их во дворе. Приметив это, некоторые маленькие кокетки даже пытались намеренно сблизиться с близняшками, но Аня и Карина всегда всех держали на расстоянии, а теперь и подавно. Сестры люто оберегали свой мирок. Они никогда об этом не договаривались и не давали друг другу обещаний. Но где-то далеко на подсознании они знали, что ни одна подруга не может быть ближе сестры. В их мире была только одна девчачья дружба, которую они привыкли воспринимать как само собой разумеющееся. Поэтому они искренне недоумевали, как можно дружить с совершенно чужим человеком, как это делали их одноклассницы. Дружбу с Максимом они в этот расчет не брали. Сами того не осознавая, сестры уже давно причислили Максима к числу родных им людей. Потому они совершенно спокойно относились к тому, что Максим часто бывает у них дома, а они у него. Втроем они делали уроки, посещали школьные кружки и прогуливали уроки пения. В столовой они занимали друг другу место, делились школьными пирожками и котлетами. Максим легко мог позволить себе стащить с тарелки Ани или Карины ложку раздавленной картошки. Зато если кто-то другой, кроме сестер, пытался засунуть ложку в его тарелку, он твердо заявлял, что так не гигиенично и неправильно есть. Вскоре весь класс и даже вся школа привыкли к этой странной троице и перестали им докучать. Только изредка на переменах девочки всё же подшучивали, закидывая расспросами Максима прямо на глазах у сестер.

– Максим, а кто тебе больше нравится: Аня или Карина? – подтрунивали они. – Ты бы на ком женился? Тебе Аня больше подходит. Она такая же спокойная, как и ты. А в Карину уже влюблены Димка из параллельного класса и Борька-рыжик. Да, так что выбирай Аню, преград меньше будет.

На все эти выпады и реплики Максим мог долго отмалчиваться, а потом так гаркнуть, что все мигом затихали. Сами же Аня и Карина никак не реагировали на подобные шутки, считая своих одноклассниц пустоголовыми дурами. Когда такое происходило, они натягивали равнодушные маски и занимались своими делами. Но всякий раз, когда Максиму задавали вопрос, кто из сестер ему нравится больше, у обеих на миг замирало сердце. Аня и Карина привыкли всё обсуждать друг с другом, но именно об этом они решили отмалчиваться. Будто бы негласно поклялись друг другу не поднимать эту тему между собой. Только однажды ночью, когда девочкам уже было по одиннадцать лет, Аня спросила сестру:

– А ты бы смогла встречаться с Максимом?

Карина прыснула.

– Ты что?! – насмешливо выпалила Карина. – Мы ведь друзья. Какая может быть между нами любовь?

– То есть тебе он совсем не нравится? – не унималась Аня.

– Нравится, но не до такой степени, чтобы с ним встречаться. И вообще, что это за вопросы? Максим – это ведь Максим. Как вообще можно о нем думать иначе?

– То есть если однажды он, как все парни, начнет встречаться с какой-нибудь девочкой, тебе будет всё равно?

Карина на несколько секунд умолкла. Она никогда не думала о том, что рядом с Максимом может быть какая-то другая девочка кроме нее с сестрой. От одной этой мысли ей стало не по себе.

– Не совсем, – ответила Карина честно, как могла. – Мне не всё равно. К примеру, если бы он начал встречаться с Поликарповой, я бы не стала молчать.

– Вот именно на Поликарпову он никогда бы не обратил внимания, – рассмеялась Аня. – Она ему совсем не пара.

– А кто же ему, по-твоему, пара?

Снова повисла тишина. В этом безмолвии Карина услышала, как что-то щелкнуло. Это Аня грызет ногти. Она всегда так делает, когда о чём-то глубоко задумывается. Карина уже знала, что если не перебить ее поток мыслей, то Аня так и будет молча рассуждать до завтрашнего утра, уставившись в одну точку.

– А почему ты об этом думаешь? Ты случайно сама не влюбилась в него? – не выдержав паузы, спросила Карина.

– Дура, что ли?! – воскликнула Аня. – Что за вопросы?

Карина услышала шорох одеяла, и двухъярусная кровать зашаталась. Даже не видя сестру, Карина поняла, что Аня нервно отвернулась к стене. А это могло значить только одно: разговор окончен, и пора спать. Карина тоже повернулась на бочок и закрыла глаза. Если Аня так бурно отреагировала, то это могло значить, что Максим ей не нравится. Карина всегда держалась того мнения, что ее сестра всегда говорит правду. Ведь Аня так и говорила всю жизнь: «Я никогда не вру, даже в мелочах. В этом наше различие». Карина никогда не проверяла правдивость этих высказываний. Она просто приняла это как данность и никогда не сомневалась. Раз Аня говорит, что не врет, значит, это так и есть. Вот почему и в этот раз у Карины не осталось ни малейшего сомнения в том, что Аня не может влюбиться в Максима в принципе, как и она сама.

Такая странная дружба между тремя детьми могла бы продолжить свой путь во взросление так же беспечно и тихо. Они бы так и продолжили мирно общаться и дружить, не задаваясь лишними вопросами, кто они друг другу на самом деле. А потом однажды каждый бы выбрал себе пару, и это никак бы не отразилось на их привязанности друг к другу.

Но всё пошло по другому сценарию. Однажды в их школе появилась Иоланта Андреевна. Откуда только взялась эта деловая и красивая молодая женщина, именующаяся себя детским психологом? Директор школы сказала, что Иоланта Андреевна – высококвалифицированный специалист, который приехал к ним из самой столицы. Эта женщина с первого дня как будто околдовала весь учительский состав своей компетентностью и опытом работы с различными детьми. С ее появлением школа начала преображаться. На детей перестали кричать, прилюдно унижать их на линейках или всеобщих собраниях. Даже сократили количество домашних заданий. Иоланта Андреевна несколько раз в день могла повторять, что дети – это личности, и к ним нужно адекватно относиться. Иоланта Андреевна считала, что нужно сделать всё, чтобы ребенок смог раскрыть свою индивидуальность и научился самостоятельно решать, что ему нужно, а что нет. Нахрапом же ничему научить нельзя.

Обладая светлым умом и внешней привлекательностью, Иоланта Андреевна всего за пару месяцев добилась в их школе того уровня уважения и почтения, на что другие учителя тратят годы работы. Именно ей удалось выбить для всех школьников места в детском лагере за самую смехотворную цену. Это событие стало чуть ли не историческим в их школе. Ведь ни разу прежде их школа не проводила вместе летнее время.

Ане и Карине в то лето исполнилось двенадцать лет. За всю свою жизнь они ни разу не были в детских лагерях и потому целый месяц пребывали в волнительном предвкушении. Каждая из них планировала, что возьмет с собой в лагерь. Максим перед отъездом чаще обычного наведывался к ним, делясь с ними информацией об их поездке. Среди его дворовых друзей было много ребят, которые уже не единожды побывали в этом лагере и многое могли поведать. Недели, как назло, тянулись медленно и мучительно, и дети считали часы до своего отбытия.

Сборы вещей Аня взяла на себя.

– Я лучше знаю, что нам понадобится. Я старше, – твердо заявила она.

Карина и не думала спорить. К тому же ей было совершенно всё равно, что Аня предпочтет взять с собой, а что отложит в сторону. Карина приблизительно догадывалась, что именно Аня решит непременно упаковать в дорогу. У Ани и Карины было множество одинаковых платьев, шортиков и блузок. Почти весь гардероб выбирала Аня. Когда мама выводила их на рынок для покупки одежды, Аня твердо стояла на том, чтобы ей и Карине покупали одинаковую одежду. И если на каком-нибудь прилавке не оказывалось двух пар соразмерных комбинезонов или двух платьев одной расцветки и покроя, то Аня наотрез отказывалась покупать вещь. Карина в такие минуты просто стояла рядом и даже не думала возражать. Отчасти потому, что очень боялась рассердить сестру, а отчасти потому, что всегда знала: Аня старше, и ей виднее. Ане же доставляло огромное удовольствие выйти на улицу с сестрой, облачившись в одинаковые платья. Хотя Аня старалась не показывать это явно, но ей так льстило внимание со стороны прохожих, соседей, одноклассников, которые, завидев обворожительных близняшек, да еще и в симметричном облачении, начинали умиленно смотреть им вслед, восклицать, улыбаться. Карине такое внимание никогда не казалось чем-то важным или необычным, за что стоило бы так бороться. Но раз Ане так это было нужно, то приходилось уступать, а уступать Карина умела. Так случилось и в этот раз. Аня уложила в чемоданы только те вещи, которые имели сходную пару. Она, видимо, решила всю лагерную смену ходить с сестрой в одношерстных нарядах. Бедная Аня даже не подозревала, какой неприятный сюрприз их ожидает в самом лагере.

Распределением детей по отрядам занималась сама Иоланта Андреевна. Именно она настояла на том, что Аню, Карину и Максима следует поместить в разные группы.

– Это будет очень непросто, – запротестовала их классная руководительница. – Ребята со второго класса вместе. Им будет очень сложно друг без друга.

– Я эту бригаду сразу же приметила, – деловито заявила Иоланта Андреевна. – Да, вы правы. Это будет очень непросто. Однако я настаиваю на том, чтобы их разделили на эти три недели. Ничего страшного за это время с ними не случится.

– Позвольте, – не уступала учительница, – а ведь вы сами говорили, что детей нельзя перегружать эмоционально. Для этой троицы это будет настоящим стрессом. И вместо отдыха и праздника они всё лето будут плакать и скучать друг по другу.

– Мы не можем знать наверняка, как они себя поведут в этой ситуации. По моим наблюдениям, близнецам иногда нужно ненадолго разлучаться, чтобы они научились воспринимать себя как целостную личность, а не как половинку друг от друга. Эти трое слишком привязаны друг к другу. Это не выглядит как здоровые отношения.

– Но откуда вам знать? – вступилась за детей завуч школы. – Они дружат с самого детства, и ни у кого не возникало никаких проблем с этим. К тому же Карина слишком бойкая девочка: она может закатить скандал или, еще хуже, попытаться сбежать из лагеря.

– Думаете, эта милая девочка на такое способна? – усмехнулась Иоланта Андреевна.

– А что, разве вы не заметили? – всплеснула руками завуч. – Карина у них всем заправляет. Ее одну только и слышно. Она у них лидер.

Иоланта Андреевна сдержанно улыбнулась и, скрестив руки на груди, иронично вздохнула. Такой вид на себя напускают обычно те, кто знает нечто большее, чем все остальные.

– Вы правда считаете, что в их команде всем заправляет Карина? – спросила она и, не дав никому вставить ни слова, продолжила: – Карина – всего лишь добрая, послушная и смелая девочка. Именно ей эта дружба с сестрой не дает раскрыться полностью. Аня выглядит серьезной, сдержанной и даже робкой, но именно она манипулирует всем составом исподтишка. Аня нуждается во внимании, как в воздухе, и в то же время она безумно боится хоть в чём-то опозориться. И поэтому на все безумные идеи она толкает сначала Карину. И если той всё удается, Аня вступает в игру и забирает себе всю славу и почести. А Карина просто веселая и простодушная девочка, которой с детства внушили, что она должна быть послушна старшей сестре. Ане просто выгодно, чтобы все относились к Карине как шуту, чтобы ей самой тихо делать то, что ей удобно. Сестер необходимо разделить, чтобы каждая из них поняла, кто она без своей половинки. А Максима нужно поместить в другую группу, для того, чтобы у них не возникло желание составить заговор и сбежать. К тому же, так будет честнее к каждой из них, если Максим будет ни с той и ни с другой.

Иоланта Андреевна могла бы при желании привести еще множество доводов и неоспоримых фактов своей правоты, что в итоге всё равно привело бы к тому, что стало бы так, как она хочет. Спорить с ней не было смысла. Эта с виду тонкая и хрупкая женщина обладала несгибаемой волей и вечно прятала несколько козырей в рукавах на все случаи жизни. Так что в конечном итоге всему учительскому составу пришлось пойти на попятную и сделать так, как предложила Иоланта Андреевна.

Всё сложилось именно так, как и предсказывал этот молодой школьный психолог. Когда девочки узнали об этой шокирующей новости, они сначала отошли в сторону, а когда вернулись, то вперед выступила Карина и, уперев руки в бока, начала топать и требовать, чтобы их непременно поместили в одну группу, а иначе они поедут домой. В эту минуту к ним подошла Иоланта Андреевна и, взяв Карину за руку, отвела ее в сторону. Аней занялась завуч. Никто из вожатых и учителей не пожалел ни времени, ни слов, чтобы подробно разъяснить девочкам распорядок и правила лагеря. Все вмиг объединились для одной-единственной цели – разлучить сестер на время их пребывания в лагере. И как бы ни билась в истерике Карина, как бы ни закрывалась от всех Аня, все педагоги оставались твердыми в своем решении. Девочек и Максима поместили в разные группы и не давали им лишний раз видеться. Даже в столовой им не разрешали садиться вместе. Максим также болезненно переносил разлуку с сёстрами. Втроем они не ели весь первый день и отказывались от игр и развлечений. Аня всё время плакала, а Карина кричала и топала ногами. Максим пытался договориться с директором лагеря, как взрослый, но никто его даже слушать не стал. Он был так рассержен, что два дня подряд отказывался от обеда и ужина. Он даже приклеил к своей тумбочке две фотографии, с которых, казалось, смотрело одно и то же лицо. Мальчика не особо старались утешить, и он находил выход из своей тоски как мог.

В первую неделю все только и делали, что следили за троицей, чтобы они не вздумали бежать или выкинуть какой-нибудь фортель. Помимо этого, им уделялась масса внимания и сочувствия. Даже дети – и те беспрестанно окружали сестер, поддерживая их словами и мелкими подарками. Так что через неделю были замечены первые улучшения. Аня, окруженная детьми из своего отряда и постоянной заботой и вниманием молоденькой вожатой, первая перестала требовать встречи с сестрой. Хотя при этом Аня продолжала строить из себя мученицу и время от времени пускать слезу. Но Иоланта Андреевна утверждала, что теперь все эти слезы вовсе не от тоски по Карине, а от желания закрепить свое положение жертвы в обществе.

– Аня уже усекла, что ее страдания выделяют ее из среды других детей, – заключила Иоланта Андреевна на одном из собраний. – Она уже поняла, что кто первый заплачет, тот и прав. Вот так она умело всех держит на поводке, и ей это неплохо удается. А что касается Карины, то сейчас для нее настал переломный момент. Сейчас она всё еще тянется к Ане. Заметили, как она смотрит на Аню, когда они пересекаются в столовой? Она всё еще скучает. Но вы должны быть сильнее и не позволять им обещаться. Вскоре вы увидите, что Карина начнет проявлять свою личность. Без сестринских указаний она откроет себя совсем с иной стороны.

И в этот раз Иоланта Андреевна словно в воду глядела, когда говорила о Карине. Действительно, уже в конце второй недели Карина нашла себе подругу и стала принимать активное участие во всех играх и соревнованиях. Истерик больше не было. Карина не бунтовала, не возмущалась, не устраивала сцен. Как оказалось, эта девочка – совершенно покладистая и послушная, несмотря на свои эмоциональность и непоседливость. А последнее даже сыграло на руку всему отряду. Ведь Карина со своими новаторскими идеями и неуемностью вывела весь отряд на Доску почета. Почти во всех конкурсах Карина играла решающую роль и приносила огромное количество баллов своей команде. Так что в скором времени все позабыли о горе близняшек и стали воспринимать Карину как отдельную личность, в то время как Аня для всех оставалась закрытой девочкой с вечной тоской на лице. Но даже несмотря на то, что обстановка немного разрядилась, Иоланта Андреевна строго следила за тем, чтобы девочкам не давали возможности общаться, что теперь не составляло большого труда.