Текст книги "Система"

По линии ГССБ он имел высокий допуск и широкие возможности, но был ли он кадровым сотрудником и имел ли звание, я не знала. Во всех шести зонах он был известен как модный ученый, популяризатор и идеолог Системы, светский лев, приятель самого Теодора Буклийе-Ружа, рядом с которым показывался время от времени.

Вебер проходил программу продления жизни – ему было семьдесят, но больше сорока пяти дать ему было невозможно – и демонстрировал все повадки здорового активного мужчины. Было неизвестно, есть ли у него семья, дети, родственники. Вебера вообще окутывала тайна. Разгадывать ее не хотелось. Мне хотелось, чтобы он умер. ШТОП ОН ЗДОХ. Вот уж не знала, что можно так истово желать чьей-то смерти.

При этом надо было откровенно признать – уровень жизни, на котором я оказалась благодаря связи с ненавистным и таинственным Максом Вебером, – раньше мне не был доступен даже в самых смелых мечтах.

Нажатием кнопки я превратила одиночное мягкое кресло спортивного авиакара в полноценную кровать. Времени у меня было полно. Я собиралась принять душ, поужинать и завалиться спать.

Авиакар скользил среди облаков, из кухонного блока доносился запах запекающегося куска телятины с молодым картофелем и моей любимой спаржей (это явно Ким позаботился и кинул заказ на кухню авиакара – мне бы и в голову не пришло). Все натуральное, ни намека на суррогаты. Даже вода в душевой кабине и та была высшей категории.

Я включила душ, с наслаждением выдавила на ладонь новейший биошампунь на органических маслах, доступный только от тринадцати баллов, помылась, накинула купальный халат из натурального хлопка и пошла ужинать.

«Вы довольны степенью прожарки? – прозвучал вкрадчивый голос автоповара, когда я отрезала острым ножом краешек великолепного стейка. – Не желаете ли немного молотого перца?»

«Да. Нет», – ответила я повару вслух.

Поужинав, я отправила тарелку и приборы в специальную прорезь для грязной посуды, почистила зубы, с наслаждением вытянулась на постели и щелкнула по значку «Телемеда». Я давно отключила опцию пуш-уведомлений о состоянии моего организма, терпеть не могу, когда ни с того ни с сего напоминают о том, сколько калорий я съела и сколько часов мне сегодня нужно спать. Но необходимость строго следить за состоянием здоровья входила в мой трудовой контракт. Так что каждый вечер приходилось вникать.

«Ежедневный скрининг-отчет о состоянии вашего организма», – забубнил «Телемед», и пошло-поехало. Жиры, углеводы, шаги, калории, стресс, проценты, эффективность, рекомендации для нано-принтера, какие вещества для меня печатать и что вводить в мою кровь (а то они по умолчанию сами не введут, что им хочется, нет же, информируют, видите ли, лицемеры). Да, кстати.

Я подключила к биочасам крохотный разъем для зарядки. Заряжать биочасы было не нужно, мой организм сам служил для них даровым источником энергии. Но в ежедневной зарядке нуждался картридж встроенного в биочасы нанопринтера, который в течение дня печатал необходимые моему организму препараты – в соответствии с рекомендациями «Телемеда».

– Входим в зону турбулентности, пожалуйста, пристегните ремни, – перебил автопилот голос «Телемеда». Тот повысил уровень звука в ответ. Автопилот тоже повторил на тон громче. «Телемед» угрожающе предупредил о наказании за нарушение прав человека на Свободное получение информации о здоровье. Автопилот сообщил, что он вообще-то дело с жизнью и смертью имеет и понес в ответ длинную цитату из «Системного свода прав и законов». Я велела им заткнуться, но они не отреагировали. Потом я вспомнила, что они у меня не скоммутированы, я же не настоящий плюсовик, у тех роботы никогда не ссорятся, для этого специальная программа имеется…

В конце концов они как-то сами договорились, от чего больше зависит моя жизнь: от пристегнутых ремней или от инфы про нанопринтер, – и сообщили, что и в какой последовательности мне делать. Я послушно нажала на подлокотник, силиконовые ремни мягко прижали меня к постели. Автопилот успокоился, и «Телемед» забубнил дальше про текущее влияние на мой организм имеющейся биобижутерии: о моих биоби-ногтях, вшитой в подбородок антивозрастной капсуле и «Умных волосах», – больше я ничего не подключала.

Да, надо не забыть запустить эту штуковину завтра. Вебер велел изучить на себе.

Впервые про «Умные волосы» я услышала на Агентских курсах ГССБ, это была новинка Би-Си долины, которая раз и навсегда решала вопрос с любой растительностью на теле человека. Это биоби контролировало рост волос по всему телу и позволяло его программировать: замедлять, ускорять, прекращать совсем.

Женщины получали дополнительные преимущества: помимо того, что про болезненные процедуры эпиляции теперь можно было забыть навсегда, был и еще один приятный бонус. Богатые модницы из А-плюса теперь могли программировать прически на месяц вперед – заранее задавать пышность, длину, цвет и форму волос – к конкретной дате. К свадьбе, например, выпускному или просто к какому-то важному дню. «Умные волосы» к назначенному времени сами отрастали, пышнели, укорачивались или удлинялись, завивались локонами или, наоборот, выпрямлялись, самоокрашивались целиком или фрагментарно в один или несколько цветов солнечного спектра. Была опция «долой» – день или два можно было походить совершенно лысой, это никогда не выходило из моды, а потом за недельку снова отрастить натуральную косу толщиной с кулак.

Пятнадцать тысяч криптов за это биоби были суммой, конечно, неподъемной для простого населения, и разработчики рассчитывали отбиться исключительно через зоны А и А-плюс. Большие надежды возлагались на киноиндустрию и Икс-Ви – продажи там уже шли, и очень бойко.

Но самое интересное было не в этом. Программа «Умные волосы» реализовывалась через два микроскопических биоби-гаджета, которые Ким аккуратно вшил мне в кожу головы. Так вот, как объяснили нам на Агентских курсах, этими гаджетами можно было дистанционно управлять – без ведома их владельца. Впрочем, как и любыми гаджетами вообще – при наличии ордера, конечно.

На курсах нас научили дистанционно менять программу «Умных волос» без ведома их обладателя. Например, выставить вместо опции «густые пышные» опцию «долой». То есть кто-то, вместо того чтобы блистать на собственной свадьбе шевелюрой, после нашей операции явится туда лысым.

Это было смешно, но странно, особого смысла в этих действиях я не видела, какое-то мелкое хулиганство; непонятно было, зачем такие шуточки агентам всемогущей ГССБ. Я спросила об этом преподавателя. И получила ответ, что нам лишь объясняют принцип дистанционного управления гаджетами без ведома их хозяев. А волосы – лишь пример.

На всех моих биоби, конечно, стояла защита. Но только не от Вебера. Он-то мог влезть в мой профиль и в мои биоби когда угодно и на сколько угодно глубоко… Иначе мне не предоставили бы столько свободы. Реальной свободы, а не той, что с большой буквы С.

Знаете, какой у меня сейчас был рейтинг? Никакого.

«Вы невнимательны! Пожалуйста, воспринимайте предоставляемую информацию внимательно!» – на тон выше забубнил «Телемед». Да, он сечет, когда отвлекаешься. Я могла бы выключить зануду, но тогда он отправит Веберу уведомление о том, что его подчиненный, рядовой первого класса группы «Игрек», такого-то числа без уважительных причин повел себя внештатно. Оно мне надо?

Я заставила себя сосредоточиться и выслушала рекомендации. Больше позитивных мыслей (я стиснула зубы, чтобы не взвыть), коррекция диеты (не выедаю я у них, оказывается, свою норму по белкам), коррекция препаратов (ну это нанопринтер сам разберется). Для позитива «Телемед» настоятельно рекомендовал мне новый йога-комплекс в сочетании с психокорректирующим музыкальным рядом (пси-музлом, как это называл Ник). «Телемед» хотел, чтобы я выполнила хотя бы часть йога-комплекса немедленно, но настаивать не мог, ведь был поздний вечер, и степень моей физической и умственной усталости подбиралась к восьмидесяти шести и восьмидесяти девяти процентам соответственно. Поэтому он лишь робко спросил, не чувствую ли я непреодолимого желания заняться йогой немедленно, и, получив ответ «нет», наконец заткнулся.

Теперь я могла отдыхать и наслаждаться тишиной, но вместо этого почему-то начала вспоминать, как сдавала Агентские экзамены. Разбила медицинский дрон о мостовую, переврала несколько терминов и страшно переживала, что они теперь выставят мне рейтинг меньше десяти. Я, как и все остальные, очень уж не хотела назначения в нижние зоны… А вечером пришло сообщение: «Вам присвоен рейтинг согласно результатам аттестации». Чувствуя начинающуюся дрожь в пальцах, я торопливо вошла в Универсум. И в главном окошке профиля, вместо цифры, которая определяла всю нашу жизнь, я увидела… Прочерк?!

«Эй, Ларчик! – посыпались в тот же момент сообщения от Ника. – Смотри-ка, у меня барабанные палочки! Одиннадцать! Выходи за меня замуж. Ой, нет, сначала покажи, сколько у тебя, а то мало ли…»

Он был в приподнятом настроении. Я – нет.

«Думаю, что меня замуж лучше не брать, потому что у меня вечно какая-то скребь, – ответила я мрачно. – Рейтинга вообще никакого нет».

«Как нет?»

«Обыкновенно. Прочерк поставили, суки».

«Ну дрон вдребезги, а ты что хотела…»

«Умеешь ты поддержать…»

Мы так трепались какое-то время, а потом к нашей беседе внезапно подключился Вебер. Причем по видеосвязи, чего он, как правило, не делал. Он куда-то спешил и говорил быстро и сухо.

– Информирую о том, что аттестационная комиссия приняла решение по итогам сданных экзаменов.

Мы молчали, затаив дыхание.

– Ник, тебе присвоен статус действующего агента ГССБ с рейтингом в одиннадцать баллов. Поздравляю.

– Спасибо, шеф. – Слышно было, что Ник очень доволен.

– Всего хорошего, – добавил Вебер и собрался отключиться.

– Подождите! – чуть не крикнула я. – А я? Почему у меня вместо рейтинга прочерк?

– А, – сказал Вебер, – и ты тут. По результатам сданного тобой экзамена комиссия приняла решение отказать тебе в агентском статусе.

Так и знала…

– Мы берем тебя сразу в штат. У кадровых сотрудников нет рейтинга.

– Что??

– То есть, – поправил Вебер сам себя, – рейтинг может быть каким угодно, в зависимости от типа задания. Ты сама его будешь себе выставлять.

– Я что, буду независима от Системы?!

– Ну полностью независимых от Системы людей не бывает, ты будешь под строгим контролем, но возможности определенные у тебя, да, появятся. Тебе присвоено звание рядового первого класса. Работать будете вместе. Лара – номер первый, Никита – номер второй.

По лицу будущего напарника было видно, что ему это все не понравилась.

Думаю, что с тех пор под десятками ежедневных шуточек и милых эсэмэсок Никита тщательно скрывал неприязнь ко мне. Рейтинг – даже высокий – держал своего хозяина на крепком поводке. Прочерк был показателем топовых возможностей. У Вебера был прочерк.

Рейтинг я теперь действительно выставляла себе сама – перед тем как приступить к выполнению задания, в зависимости от зоны и характера миссии. Например, когда Вебер возил меня на вечеринку к Хелене Фишман – подружке Даны Буклийе, – мы вообще выставили себе по двадцать восемь баллов, иначе Система просто не пустила бы нас за Хеленин винтажный забор. Помню пьянящее чувство, которое охватило меня, когда на голубом экране показались эти цифры… Конечно, это были не совсем настоящие двадцать восемь – доступа к продлению жизни они не давали. Продать эти баллы Свободному банку за миллионы криптов я тоже не могла. И никто, кроме меня и Вебера, этих баллов не видел. И все-таки это была свобода…

«Мы вышли из зоны турбулентности, отдыхайте!» – сказал автопилот. Силиконовые ремни уползли назад в свои гнезда, я перевернулась на живот и подумала о том, что всю эту историю Никита должен воспринимать как несправедливую. Мучились в испытательных палатах НИИ соответствия мы вместе. Учились вместе. Рисковали на тестовых заданиях вместе. Экзамены он, кстати, сдал лучше меня. Но потом мне – легенду класса А-плюс, приусадебный участок с газоном и живой собакой, личного биоби-мастера, шелковый халат и вечеринки у Фишман. А ему – обычные апартаменты в зоне А и выполнение моих заданий. Которые сводились к тому, чтобы прикрывать тылы и нянчить особо активных пенсионеров. В зоне А-плюс он со своими одиннадцатью баллами работать не мог. К звездам первой величины доступа не имел. Почему?

Никите должно быть обидно. Веберу стоило, конечно, как-то объяснить причины моего возвышения и что-нибудь пообещать Нику, чтобы хоть немного сгладить обстановку в нашем маленьком коллективе, но ему, как обычно, было на все наплевать. Я не знала, чем именно так впечатлила экзаменационную комиссию. Никита тоже.

Мне не хотелось об этом думать, но я теперь была сотрудником ГССБ и такой роскоши, как беспечность, позволить себе не могла. Я отчетливо понимала, что Никита мне, мягко говоря, не друг. И вопрос удара в спину – это вопрос времени.

Зря я вспомнила обо всем этом сейчас, над Атлантикой, – спать мне теперь расхотелось совершенно. Авиакар опять затрясло. Я щелкнула по экрану биочасов, чтобы посмотреть, долго ли еще лететь. Пять часов. А потом меня представят самому Тео Буклийе – один этот факт уже должен страшно выводить Ника из себя. Зачем, интересно, Вебер вообще начал вводить меня в высшие круги?

Впервые я увидела членов Единого координационного правительства – всех семерых Координаторов – на так называемом «Овальном столе», ежемесячном полузакрытом совещании. Семеро сидели вокруг легендарного Белого стола, раньше я видела это только по Икс-Ви, – вокруг расположились помощники, прислуга и пресса, всего человек пятьдесят. Я сидела на стуле у стены, выглядывала из-за спин, слушала, смотрела и давалась диву.

Председательствовал Дэвид Джонсон, британец, всемогущий Координатор самой А-плюс. Когда он стучал золотой ложечкой по каемке фарфоровой чашки, гул голосов начинал стихать… Помню, как меня поразило совершенное несоответствие скромной внешности и гигантских возможностей этого человека. Дэвид был очень маленького роста, на левой руке у него не хватало одного пальца (родился четырехпалым), он носил неприметный серенький костюм, не пользовался никакими ультрамодными биоби (во всяком случае, их было не видно), заикался, когда говорил, и краснел от этого.

Никогда бы не подумала, что этот тихий заика контролирует земной рай. Встреть я его год назад в зоне Е – легко приняла бы за одного из санитаров. Особенно с учетом того, что Дэвид имел привычку говорить тихо и глядеть при этом в пол. Глаза на человека Джонсон поднимал редко, но если это происходило, он смотрел в упор, и о его взгляд можно было порезаться.

Мвагу Тамогу сидел по правую руку от Джонсона и был полной его противоположностью – во всех смыслах. Он координировал нижнюю зону Е, почти целиком находящуюся в Африке, и насколько Дэвид был бел, мелок и холоден, настолько же Мвагу был черен, крупен и горяч. Огромный лоснящийся красавец, увешанный всеми мыслимыми и немыслимыми биоби, одетый в яркие национальные лоскуты, – он громко говорил, громко спорил и имел обширный запас однотипных шуток про мусор, ассенизацию и свою в этом во всем роль. Очень богатый человек он был, к слову.

Напротив Мвагу сидел, развалясь в кресле в самой непринужденной позе, знаменитый Филипп Че, отец неподражаемой Катрин, дальний родственник Тео Буклийе, так называемый «Координатор смерти». Феноменально красивый человек. Он был единственным, кто никак не реагировал на нетерпеливое постукивание золота о фарфор и все время с кем-то болтал через бионаушник.

Зон у нас на планете было шесть, а координаторов в ЕКП – семь. Конечно, так было устроено исключительно для того, чтобы Единое правительство могло принимать решения простым большинством голосов – для этого ввели седьмого Координатора, формально отвечающего за зону 0. Злые языки прозвали его Координатором смерти, это, конечно, было чепухой, но прозвище прилипло. Великолепный Филипп Че лишь курировал вопросы смертности и рождаемости, программы по сокращению населения, противозачаточные проекты, но не он решал, кого отправлять в печку в зоне Е. Это решала Система. И иногда ГССБ.

Я смотрела на Координатора смерти и дивилась его обаятельной наглости и природной красоте, идеальному, фарфоровому лицу с тончайшими чертами. Мне очень хотелось заглянуть к нему под черепную коробку – кто он такой и как устроен изнутри на самом деле. Но я понимала, что его ментальных скринингов мне не видать как своих ушей. Это тебе не Ким.

Джонсон постучал по чашке еще раз, а затем тихо и с запинкой произнес какую-то фразу. Филипп неторопливо с кем-то попрощался и отключил наушник. Я ничего не поняла, спохватилась и включила переводчик.

– Коллеги, на сегодня несколько важных тем, – зашелестел на русском голос в моем ухе. – Секретарь мне т-только что подсказал, что…

Дальше стало скучно. Координаторы начали обсуждать текущее положение дел в зонах, преимущественно речь шла о цифрах – крипты, баллы, численность населения. В центральном сегменте Овального стола замелькали графики.

С докладом о том, как все прекрасно, выступил Координатор зоны А, полный низкорослый араб Усама бин Халиви. Западная Европа и страны Персидского залива, Индонезия, Австралия и Филиппины, входящие в зону А, – со слов Усамы, процветали. Уверена, что он не кривил душой, ибо все время ссылался на графики Системы. А Система, как известно, никогда не лжет.

Потом слово дали тонкой длинноногой уроженке Гонконга Пик Ван Кхонг, самому молодому Координатору во всем ЕКП, ей было всего двадцать девять. Пик курировала зону В, куда входила Московия, и соответственно была моим бывшим Координатором. Я жадно разглядывала ее смуглое точеное лицо, которое раньше видела только по Икс-Ви. Биосерьги были у нее изумительные – две змеи с изумрудными глазами, они обвивали уши и шевелились в такт словам.

Пик говорила много и быстро; я очень скоро потеряла нить и начала слушать невнимательно, потому что говорила она, в основном, банальности. Восточная Европа, Московия, Гонконг, Западный Китай и Япония, входящие в зону В, жили в целом сносно, но могли бы жить гораздо лучше, если бы люди тщательнее работали над собой и над улучшением рейтинга… Графики, примеры, сравнения.

Интереснее стало, когда слово взяли промышленники – Индира Бхупада и Мурат Исинбердыев, Координаторы зон С и D, где было сосредоточено девяносто процентов промышленности планеты. Слушали их внимательно, особенно Мурата, который, помимо тяжелой металлургии, курировал еще среднеазиатские заводы по переработке и захоронению ядерных отходов.

В конце своего доклада Мурат сказал, что недоволен коммуникацией с руководством зоны Е. Точнее, полным ее отсутствием. Мусор-то – это работа зоны Е. Ядерные отходы, строго говоря, являются мусором. Исторически они присутствуют в зоне D, и он, Мурат, с этим окончательно примирился бы, если бы кураторы мусорного Е-хаба, расположенного в Монголии, делали бы хоть что-то. Мвагу Тамогу немедленно вышел из себя.

Они начали препираться на повышенных тонах. Все это транслировалось в Универсум и выглядело довольно натурально. Я сначала удивилась, но потом вспомнила, что на заседаниях ЕКП всегда происходят какие-то стычки – Валентин говорил когда-то, что это делается нарочно: народу необходимо знать, что Координаторы работают, тратят силы и эмоции на то, чтобы сделать жизнь людей лучше. А не просто читают доклады.

Исинбердыев и Тамогу планово доругались, потом сделали официальные заявления для прессы, после чего секретарь Джонсона объявил, что «Овальный стол» закрыт. Это означало, что завершена открытая часть заседания, все, что произойдет дальше, уже не будет доступно в Универсуме всем подряд. Народ пополз к выходу. Я встала и подняла глаза на Вебера. Он едва заметно покачал головой: нет, мы остаемся. Я уселась и стала ждать.

Когда в зале, кроме Координаторов, осталось еще человек десять, двери закрылись. Пик Ван Кхонг достала сигариллу и чиркнула раритетной зажигалкой – она закурила, и никто ничего ей на это не сказал, даже «Телемед» как в рот воды набрал. Я поняла, что в А-плюс законы Системы работают как-то по-другому.

Вокруг стола замелькали дракеи, расставляя напитки.

– Ну, – сказал Координатор смерти Филипп Че, молчавший всю официальную часть, – теперь можно нормально поговорить?

Джонсон едва заметно поморщился.

– О чем еще?

– Нет, подождите, меня одного, что ли, это волнует?! – Филипп хохотнул, подскочил и в возбуждении пересел на край Овального стола. – Ну вы даете. Да не вопрос, парни, можем и по домам, нет так нет. Только сначала я вам песню поставлю…

Филипп пришел в биобийсболке – новейшем, очень дорогом и совершенно бесполезном, на мой взгляд, биоби – этот, с позволения сказать, головной убор позволял включать аудио– и видеофайлы при помощи мысли. А то руками пользоваться, видите ли, долго.

– Прощай, Махаааааааааааааатмааааааааа!.. – хором завыли несколько голосов, довольно, кстати, мелодично.

Я узнала этот мотив. Песню под названием «Ямайка» ставил мне в детстве отец, она была страшно старой. И вот под эту раритетную мелодию биобийсболка Филиппа крутила над его головой новый скандальный клип. Он вышел только вчера, но я уже посмотрела. Глумление над известным чиновником Махатмой Дзонгом, такое грех было пропустить. Авторы песни перечисляли все этапы жизненного пути этого достойнейшего человека и неприкрыто злорадствовали насчет суровой судьбы, постигшей его сейчас. Творческий коллектив, создавший песню и выкинувший ее в Универсум, тщательно замел следы в сетевом пространстве, – но ГССБ всех их скоро найдет, конечно.

– А? – весело торжествовал Филипп. – Каково?

– Махаааааааатмеееееееееее смеееееееееееееееерть!!!

Филипп залился хохотом, Координаторы смотрели клип молча, не улыбаясь.

– Ладно, – сухо сказал Джонсон. – Выключи это говно. Поговорим.

Филипп подчеркнуто повиновался, снял биобийсболку, пересел со стола на стул, положил подбородок на руки и, всем своим видом демонстрируя покорность, собрался слушать.

Я понимала, что их волнует. Махатма Дзонг, Секретарь Координации зоны С, обаятельный индус, всегда выступавший по Икс-Ви в традиционной темно-синей чалме, позавчера слетел с катушек. С восемнадцати баллов он скатился до двух, и его – чиновника высшей категории – увезли на медицинском беспилотнике в зону Е как простого смертного. Как меня когда-то. Естественно, эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Сейчас у медблока, где вместе с остальными смертниками лежал Махатма, круглосуточно дежурила пресса, передавая во внешний мир сводки о состоянии здоровья бывшего Секретаря зоны С. Жена и дети от него, естественно, отказались. Многочисленные ток-шоу на добром десятке Икс-Ви-каналов взахлеб обсуждали эту тему, с пеной у рта отрабатывая две основные повестки: полную справедливость Общества абсолютной Свободы (слезы на глазах и восторги насчет беспристрастности Системы, для которой все равны) и важность чистоты мышления. Второе особенно педалировалось. Видите ли, дескать, что может случиться с каждым из нас. Даже с восемнадцатибалльником! Вот как важен контроль над собой!

Слушая все это, я, честно говоря, сначала подумала, что история Махатмы – просто показательная порка. Хозяева рая – Буклийе-Ружи, Нор-Манны и прочие – периодически проводили акции устрашения для слишком уж спокойных чиновников, окончательно решивших, что их жизнь – мед. Приятной «побочкой» от таких акций была возможность лишний раз показать беспристрастность Системы нижним зонам. В общем, такие случаи на верхних этажах Системы происходили периодически и строго по команде. Но, судя по растерянным лицам Координаторов, на этот раз команды не было.

– А может, его действительно Система понизила автоматически? – спросил Усама бин Халиви, Координатор зоны А. – Вот вы думаете про какой-то заговор. А если его нет?

– Ага! – иронично откликнулся Филипп и продолжил издевательским тоном, копируя эмиссарские интонации: – «Махатма Дзонг часто допускал негативные мысли, а восемьдесят процентов его вокабуляра свидетельствуют о том, что он был очень тревожен…» Какую же чушь несет сегодня Координатор Усама!

– Ладно, я скажу, – резким надтреснутым голосом заговорила Индира Бхупада, Координатор зоны С, бывшая начальница Махатмы, – вы же все на меня с подозрением смотрите.

– Хинди, душечка, ну что ты! – заголосил Филипп. – Тебя подозревать?! Никогда.

А вот я заподозрила: Филипп, похоже, пришел на совещание под дозой мювокса.

– Фил, сделай милость, – лениво сказала Кхонг, гася сигариллу в железную ладонь дракея, – заткни фонтан. Что ты хочешь сказать, Индира?

– Махатма был стабильнейшим, вернейшим Системе, надежнейшим человеком, – сказала Индира твердо.

Меня резануло слово «был». Вообще-то Махатма еще жил и лежал со своей последней единицей рейтинга в медблоке зоны Е где-то у Сереги…

– Он у меня курировал Урал и Сибирь, я была за ним как за каменной стеной. Наказывать его было не за что. Более того. Когда я последний раз была у Тео, – это имя она, как и все, произносила с легким придыханием, – прозвучало мнение, что у Махатмы скоро может произойти повышение рейтинга.

Все молча переваривали.

– Случайностью произошедшее я не считаю, – продолжала Индира Бхупада, – и в этом плане согласна с Филиппом. Остается только один вариант…

– Черные программисты. Ломаные технологии обнуления, – подал голос Мурат Исинбердыев, Координатор зоны D, где коротали век бедолаги с рейтингом в три-пять баллов. – Я тоже так думаю. Его заказали черным нулевикам.

Филипп громко заржал.

– Ну и термины у вас там в нижних зонах, наслушались вы бэпэвэшников!.. «Заказали нулевикам»! Это ж надо так выразиться!! А-ха-ха-ха!..

– Ну сути это не меняет! – резко ответил Мурат, сильно покраснев. – Какая разница, как говорить…

Координатором он стал недавно, видно было, что еще не привык к Филипповым манерам и не умел сдерживаться.

– Еще мнения? – Джонсон обвел взглядом присутствующих.

– А почему у нас господин Вебер сегодня так упорно молчит? – спросил Мвагу Тамогу. – Или ему нечего сказать? Вот кого особенно интересно было бы послушать. Случай-то – ну прямо по его части.

– С радостью, друзья, с радостью поделюсь своим мнением! – с улыбкой Вебер оторвался от стены, которую подпирал почти все совещание, подошел и сел к столу, уверенно втиснувшись между Тамогу и Филиппом.

Сбить Вебера с самодовольного тона было крайне трудно, я ни разу не видела, чтобы его вообще кто-то когда-то сбивал.

– Уважаемый Мурат Салтымбаевич, – начал Вебер, кланяясь в сторону Координатора зоны D и обнаруживая хорошее знакомство с евразийской традицией имен-отчеств, – высказал мнение о черных программистах. И я в целом был бы с ним согласен. Если бы не один вопрос, который я хочу задать всем собравшимся. А кто такие эти черные программисты? Так называемые нелегальные нулевики. Кто они?

– Ну, – сказала Кхонг, – это же общеизвестно. Раньше это называлось «хакеры». Профессиональные программисты, достаточно глупые для того, чтобы встать на путь абстрактной преступности, и достаточно умные, чтобы какое-то время не попадаться.

– Мисс Кхонг, – сказал Вебер, широко улыбаясь, – вы настолько умная и очаровательная женщина, что я всегда заранее согласен со всем, что вы говорите. Но тут я позволю себе заявить, что вы высказались слишком общо и неконкретно. Я спросил, кто такие черные программисты? Ну вот, например.

Вебер включил на центральном сегменте Овального стола видеотрансляцию с улицы. Заседание проходило в Вашингтоне, мимо здания, где мы сидели, шли прохожие.

– Сейчас, – сказал Вебер, быстро перемещая красный квадратик Face ID с одного лица на другое, – поищем тут программистов и попробуем провести цифровую дифференциацию, кто черный, кто белый, кто серо-буро-малиновый, как говорили в моем далеком детстве… Ну вот, пожалуйста.

Программа распознавания лиц вывела на стол фото и Единый идентификационный код какого-то прохожего. Белобрысый, худой, на правой щеке царапина.

– Мартин Стаут, тридцать три года, тринадцать баллов, программист, работает в Корпорации Системного транспорта, – прочитал Вебер громко (а я вдруг вспомнила Тима; они с этим Мартином были чем-то похожи). – Он может быть, как вы это называете, «черным»?

– Ну допустим, может, – не выдержала Индира Бхупада, – дальше-то что?

– Не может! – прогремел Вебер. – Дорогая Индира, в том-то и дело, что не может! Обычный тринадцатибалльный программист, работающий в транспорте и гуляющий по центру Вашинтона, даже очень умный и глупый одновременно, как тонко пошутила госпожа Кхонг, – не может быть так называемым черным нулевиком! Мартин Стаут или соответствующий его уровню человек не мог провести операцию по обнулению Махатмы Дзонга. Ни в одиночку, ни в группе из десяти себе подобных. Ни при каких обстоятельствах. Это я вам официально заявляю от имени организации, которую здесь представляю.

– Ну а кто мог-то? Провести такую операцию? – спросил Мвагу грубо. – Если ее вообще проводили. Словоблудие какое-то, ближе к делу нельзя? Кто они, если они существуют?

– Вот! – возгласил Вебер, подняв палец и пропуская мимо ушей оскорбительный тон Мвагу. – Важнейший вопрос: кто они?

Фото Стаута пропало со стола, Вебер встал и, заложив руки за спину, пошел вдоль залы. Все семь Координаторов молча смотрели на него и ждали, что он скажет дальше. Сквозь всю толщу неприязни, которую я испытывала к Веберу, я вдруг почувствовала восхищение. Он не боялся Координаторов. Он ими манипулировал. По крайней мере в данный момент.

– Так называемые «черные программисты» существуют, – сказал Вебер спокойно. – И это не обычные люди. Они не просто обладают знаниями и ремесленными навыками. У них есть прямой доступ к новейшим технологиям класса А-плюс. К технологиям двойного назначения. И… – он как будто на секунду замялся, – к персональным данным представителей элиты.

– Н-да? – спросил вдруг Дэвид Джонсон, поднял глаза и посмотрел на Вебера в упор.

– Да, мистер Джонсон, – ответил Вебер, не отводя глаз, – вы все поняли правильно.

– Сопротивление, мать его, – сказала Кхонг, постукивая пальцами по крышке стола, на каждом ее биоби-ногте при этом подпрыгивала голограмма. Издалека казалось, что над пальцами Пик пляшет радуга.

– Заметьте, – улыбнулся Вебер, – не я первый употребил это слово. Но если хотите, да, Сопротивление пытается наносить удары по Системе. То есть по нам с вами.

– И что же всемогущая ГССБ? – протянул Мвагу Тамогу, широко осклабясь. – Ничего не может с этим сделать?

– Всемогущая ГССБ, – ответил Вебер подчеркнуто спокойным тоном, – может быть одной из платформ, на которой Сопротивление гнездится.