Текст книги "Система"

– Информация! Информация! Слушай Леньку! Забери у него информацию!..

Я проснулась и сначала долго не могла вспомнить, где я, – дома с Тимом или ночевала у мамы. Потом вспомнила. Села на постели. Подумала о том, когда уже, наконец, медсестры соберутся поменять нашему ряду серое страшное белье. Поймала себя на мысли, что реже стала кашлять и уже давно не видела крови на подушке. То ли уколы немного помогли, то ли эта благотворительная жижа. А скорее всего, Серега с его нехитрой кормежкой. Вчера его не было, значит, придет сегодня. Кстати, который час?

Я потянулась к пейджеру и не поверила своим глазам.

Время было как время – восемь часов тридцать две минуты. Температура тела – 37,35 градуса, такой она у меня и была в последние дни. Все как обычно. Необычным был только рейтинг.

Два балла.

Когда пришел Серега, я кинулась к нему на шею.

– Сережа! Миленький! Два балла! Посмотри!! Нет, ты посмотри!

Я совала ему пейджер, смеялась и плакала.

– Сережа, я буду жить!

– Да понял я, понял, отцепись ты!

Он отталкивал меня и отшучивался, но видно было, что он тоже рад.

– Выходной я сегодня. Посижу тут с тобой. Поржу над твоими выходками.

Соседки слева и справа послезали с кроватей и подошли ко мне, а вскоре вокруг моей постели собралось, наверное, пол-ангара. Все смотрели на пейджер, гладили пальцами мою двойку, расспрашивали, что я делала для улучшения рейтинга. Поздравляли. Некоторые серели лицом и злились, но большинство радовались, причем вполне искренне – видимо, моя история давала надежду и им.

Вскоре пришла медсестра и разогнала всех по койкам – велела дать пройти врачу и эмиссару. Сытые, хорошо одетые люди с приличными баллами подошли к моей постели, уселись на специально принесенные для них стулья. Врач внимательно осмотрел меня. Послушал легкие. Покопался в моем пейджере – смотрел данные последних анализов. Покосился на Серегу, пожал плечами и вполголоса сообщил эмиссару:

– Она может работать в зоне Е.

– Ну выписывайте.

Тогда медсестра достала биочасы, точь-в-точь такие же, как у Сереги. Надела мне на правую руку. Браслет закрыл белую полосу. Уф, привычное чувство. Биочасы замигали и включились: Единый идентификационный код, «Телемедицина», о, даже Универсум в какой-то простенькой версии. Но главное – баллы. Два. Двааааааа!!!

Эмиссар – пожилой полный равнодушный мужчина – с видимой неохотой встал со складного стула и произнес:

– От имени Общества абсолютной Свободы поздравляю вас с кардинальным повышением вашего рейтинга. Вы повысили свои баллы на сто процентов. Это говорит о неустанной работе над собой, о применении на практике главных наших принципов – Свободы, Доверия и Открытости.

Он говорил в этом духе еще минут пять, потом пожал мне руку, и они с врачом удалились восвояси.

Почему на самом деле поднялись мои баллы, я не имела ни малейшего понятия. Никакой работы над собой я не вела. Я вообще никакой работы не вела. Я даже не думала. Точнее, думала, но только об одном: «Как же хочется есть!» А потом приходил Серега, приносил еду, и чувство голода временно сменялось чувством благодарности. А потом я снова начинала ждать Серегу…

– Спас ты меня, – сказала я ему, когда мы вышли на улицу. – Если бы не ты, я бы умерла. Зачем ты это делал?

Мы стояли за стеной женского больничного корпуса номер четыре. Солнце, от которого я отвыкла, нестерпимо било в глаза. Было очень жарко. Всей грудью я вдыхала воздух, голова у меня кружилась. Серега держал в руке сумку, которую вечность назад собирал для меня Тим. Вокруг нас простирался пустырь, было ветрено, ветер носил пыль, песок и мусор.

Серега пожал плечами.

– Да ну, не умерла б ты, – сказал он. – Крепкая ты зараза, я ж говорю. А кормил почему? Да не знаю я. Кормил и кормил.

– Куда теперь идти? – спросила я. – Ты объяснишь мне, как жить в этой зоне?

– Не знаю, – повторил он. – Ты гордая богатая девочка из хорошей зоны. Тебя здесь вообще не должно быть. Таких, как ты, у нас не любят.

Глава 4
Контролер

Медицинского образования у меня не было, водить дореволюционный транспорт я не умела, тяжести таскать не могла, поэтому районный эмиссариат предложил мне свободный выбор между двумя профессиями: сотрудник клининговой службы крематория (уборщица в морге то есть) или контролер в автомаркете (видимо, имелся в виду какой-то магазин).

Зарплата разная – тридцать криптов в месяц уборщице, двадцать – контролеру. Выбор выглядел очевидным, но от позиции уборщицы я отказалась. Я что, провела столько времени на краю смерти, чтобы и теперь находиться рядом с ней по восемь часов в день?

Предстояло выяснить, что такое «контролер» и «магазин» в понимании зоны Е.

Когда я жила с Тимом (мне теперь с трудом вспоминалась прошлая жизнь, иногда казалось, что ее не было вовсе), мы пользовались приложением «гениальный дом». Искусственные мозги холодильника, аптечки, винного погребка и платяного шкафа сами анализировали наши вкусы и потребности, консультировались с «Телемедом» и заказывали у изготовителей все необходимое и полезное для нас: еду, лекарства, одежду и обувь. Иногда что-то новенькое мы дозаказывали самостоятельно – через Универсум. И крайне редко, чтобы развлечься, ходили по магазинам.

Магазины в их классическом понимании тогда доживали свои последние дни. Обществу абсолютной Свободы они уже были не нужны. Дроны и беспилотники все что угодно доставляли на дом.

Оставшиеся в немногочисленном количестве магазины были романтичной данью традиции и выполняли ту же функцию, что рестораны и зоны отдыха – людям надо же куда-то иногда и выходить… Идешь вдоль красивых полочек, сканируешь при помощи биочасов этикетки понравившихся товаров, а потом служба доставки привозит их тебе домой. Ну или куда тебе надо.

В зоне Е все было по-другому. Доставки товаров на дом здесь не было вообще. Про холодильник с мозгом никто и не слыхивал.

Серега сводил меня в магазин – показать место, где мне предстояло трудиться. Грязное помещение, больше напоминающее склад. Продается все подряд: продукты, одежда, ходовые лекарства и даже бензин в канистрах. Ассортимент крайне скудный: хлеб и шоколад, мясные заменители, молочные суррогаты, химические полуфабрикаты (в основном, лапша с биодобавками). Люди разбирали товар, сканировали этикетки и уносили еду домой. Сканирование автоматически списывало деньги со счета. Продавец был не нужен, эта профессия давно умерла даже для зоны Е.

Контролер тоже по большому счету был не очень-то нужен. Только для того, чтобы дважды в неделю принимать товар, раскладывать его на уровне глаз и приглядывать за порядком: вдруг что-то упало с полки, например.

Если покупатель что-то украдет – унесет товар домой, не сосканировав штрихкод при помощи биочасов – Система это тут же зафиксирует. Несчастный двубалльник лишится целого балла и быстро окажется на больничной койке, а потом в печи крематория.

Система, как я теперь понимала, умела и воскрешать, и убивать. Второе слово употреблять по отношению к Системе, конечно, было нельзя.

Понижение баллов с двух до одного не было убийством. Это было реализацией высшего принципа справедливости. Двубалльники, все до единого, и так были больны какими-то хроническими болезнями, просто корпорация «Телемедицина» через биочасы поддерживала их в относительно стабильном состоянии. Чтобы они дожили лет до сорока пяти хотя бы. Ну а уж если человек в таком положении сознательно шел на преступление, попирая святые принципы Доверия и Открытости… Что ж, это был его свободный выбор. Он свободно отказывался от своего места в Системе. Система уважала его выбор. И отправляла в крематорий.

Поэтому преступность в Обществе абсолютной Свободы отсутствовала полностью.

Мое выздоровление – повышение баллов с одного до двух – было случаем из ряда вон выходящим, крайне редким. «Скребать какое чудо», – прокомментировал мою историю Серега.

Хотя старожил зоны Е, Серегин сосед по мужскому сектору, жилистый и прокуренный насквозь дядя Виктор говорил, что видел такие случаи, да еще и массовые, своими глазами. Давно это было, лет десять назад. У них в зоне Е тогда случился сильный пожар, полыхнул склад с горючим. Погибло много народу, и стало очень не хватать рабочих рук.

– И тогда, – рассказывал дядя Виктор, раскуривая одну сигарету от другой, – в медицинском блоке они каааааак начали выздоравливать. Повыскакивали из коек один за другим, как грибы после дождичка в четверг.

(Грибов дядя Витя не видел отродясь и этимологию выражения про четверг, как выражался Серега, «не вкуривал», но говорить красиво очень любил.)

– Выздоровело аккурат столько, сколько нам тогда не хватало, и все мужики. Сейчас просто Системе, видать, в нашем районе лишняя бабенка понадобилась…

Тут начинались споры, дядю Виктора многие держали за заговорщика и «придумщика», но слушать его было интересно, и мне казалось, что во многом он прав.

Моя работа была не тяжелой, но тупой и скучной. С восьми утра до пяти вечера пять дней в неделю мне надо было сидеть на высоком стуле контролера в автомаркете медицинского сектора зоны Е и следить за порядком. Копаться в Универсуме в биочасах было нельзя – камеры видеонаблюдения зорко следили за моим поведением на посту.

Время от времени кто-то из покупателей неловко поворачивался и что-то ронял. Как правило, люди пугались и поднимали товар сами. Иногда они не замечали, что что-то упало, и тогда я слезала со своего насеста, шла и поднимала упавшее. А потом мне это надоело, и я стала делать, как все нормальные контролеры:

– Эй ты, глаза на жопе! Подними и на место положь!

Моя мама упала бы в обморок, если бы это услышала. Но о маме я старалась не думать.

Иногда упавшее разбивалось, разливалось или раскалывалось. Тогда я фиксировала данный факт при помощи камеры биочасов и сохраняла фотографии или видео на магазинном сервере. После чего крупные осколки собирала руками, а оставшееся убирал робот-пылесос.

У меня была начальница Алиса, неплохая в целом, вечно испуганная тетка, она курировала работу десяти магазинов, в том числе и моего. В конце смены я должна была входить в Универсум, заполнять разные формуляры и писать Алисе отчеты относительно того, как прошел мой день.

Мне было не очень понятно, зачем это делать. Ежедневные отчеты и так автоматически генерировал магазинный сервер и аккуратно присылал их Алисе каждый вечер параллельно со мной. Возможно, Система при помощи этих отчетов просто проверяла мой «фильтр правды»?

Поскольку скучно мне было до такой степени, что аж выть хотелось, я однажды прислала Алисе отчет в стихотворной форме, где содержались, в том числе, такие строки:

 
…Двое водителей взяли винца,
Видимо, чтобы забыть слегонца
Горькую долю и впасть в забытье
Грязной постели на дне зоны Е.
 

Это я так заполнила нижнюю часть формы, где нужно было ответить на вопросы: «Какой товар был куплен последним в вашу смену?». «Укажите количество». «Укажите покупателя». «Укажите, предположительно, цель покупки: голод, жажда, иное».

Мне понравилось, как я ответила на вопросы – по крайней мере, оригинально, да и стиль зоны Е, по-моему, был выдержан. Но Алиса так не считала. Она прибежала в магазин, перепуганная до смерти:

– Ларочка, что происходит?

Биочасы показывали, что я трезвая, температуры у меня нет, происшествий сегодня никаких не было. Объяснить Алисе свой поступок я не смогла. Я ждала последствий, но Система почему-то на этот раз и ухом не повела.

По вечерам пятницы мы собирались у Сереги и дяди Вити. Приходили соседи по блоку. Кто-то приносил искусственное вино и синтетический сыр. Кто-то доставал контрабандный товар – свежие овощи, колбасу, а иногда даже фрукты.

В зоне Е, оказывается, существовал черный рынок, на котором можно было из-под полы купить товары повыше классом. Водители, которые работали у нас вахтенным методом, а сами жили в зоне D, иногда привозили овощи и фрукты. Из зоны С (шесть-восемь баллов) к нам время от времени присылали на стажировку молодых врачей, у которых при определенной сноровке можно было перехватить рыбу или даже мясо. Мясо было пределом мечтаний, мы его видели редко.

Все это, конечно, стоило втридорога, иначе контрабандистам не имело смысла рисковать. Мы скидывались вдвоем или втроем на какой-нибудь деликатес, каждый получал по кусочку – досыта в зоне Е не ел никто и никогда. Расплачивались мы при помощи опции «заем» в биочасах. Медбрат Вова, например, время от времени возил нам яблоки. По полкрипта за штуку. Выгодно ему было, конечно, – у себя в зоне С он брал их по крипту за килограмм.

Вова пересчитывал яблоки в проверенном месте, где не было камер. Вслух мы в этот момент громко говорили о чем-то другом. Потом Вова громко произносил:

– Ну, братцы, одолжите-ка Вованчику на дорожку… – тут звучало количество криптов, равное цене за яблоки. Мы скидывались.

Пятничными вечерами мы шепотом вели туманно-иносказательные споры на тему, видит Система наши торговые операции с яблоками или нет. Большинство считало, что не видит – иначе последствия были бы неминуемыми.

Но я уверена была, что это шило в мешке: Системе ничего не стоило проверить состав нашей крови. Тонкие микроиглы под браслетом биочасов впивались мне в кожу несколько раз в день, я чувствовала это по легкому покалыванию – уж не знаю, что они там делали, вводили противозачаточные средства или брали кровь на анализ. В любом случае составить отчет о том, что мы едим, и сопоставить с продуктами, разрешенными для нашей зоны, – для Системы было секундным делом.

Почему тогда она не ловила нас на этом?

У дяди Виктора было свое мнение на этот счет.

– Вы Систему за дурочку-то не держите, – говорил он, выпивая рюмочку настойки из зоны С и крякая. – Эх, скребать вашу мать, горлодер-то какой.

Крепкое словцо дядя Витя закусывал химической колбаской из зоны D и продолжал:

– Все она, матушка, видит, все прекрасно понимает. И знает, что нам, отребью, и отдушина какая-то нужна тоже. Дельных людей из нас не вышло – ну кто мы с вами такие? Вот ты, Ивась, ты кто такой? – и он тыкал вилкой со сломанным зубцом в соседа.

Сосед Ваня, которого неизвестно почему все звали Ивасем, – высокий рябой мужик, очень страшный и совершенно безобидный, вздрагивал от пьяной полудремы и начинал пучить на дядю Витю глаза.

– Вооот, – удовлетворенно говорил дядя Витя, помахивая вилкой, – и сказать даже путем не можешь, кто ты. Правильно. Почему не можешь? Потому что ты – никто. И все мы тут такие… Потому она, – Витя показывал вилкой в потолок, – нас знает и жалеет. Жалкие мы, понимаешь?

Дядя Виктор был своего рода пророком Системы, в его словах было много религиозного. Интересно, что Храмов Свободной веры в зоне Е не было вовсе. Наверное, Системники просто не хотели работать в этом аду. (У нас в медицинском секторе было еще ничего, а в районе крематориев и свалки, там же ужас, говорят, что творилось.) Интересно, что вольно или невольно, но целей своих Системники достигали и на удаленке. Религиозное чувство у многих жителей зоны Е естественным образом трансформировалось в обожествление самой Системы.

Я, в отличие от дяди Вити, не верила в ее благородство и жалость. Я уверена была, что Система не замечает яблоки по какой-то другой причине. Она не была человеком и не умела чувствовать. Она была строго логична, никогда ничего не делала бесцельно и не допускала ошибок. Значит, у нее были основания позволять нам заниматься мелким жульничеством без видимых последствий для нас. Какие?

На ответ я натолкнулась совершенно случайно.

Моей соседкой по блоку в женском секторе была некрасивая худая Нинка. У нее странно выдавались вперед нижние зубы, были излишне длинные руки, вся она была какая-то корявая и очень-очень бледная. Она знала, что некрасива, и относилась к этому спокойно. Как-то вечером, разглядывая себя в зеркало, Нинка выдала фразу:

– Знаешь, Лара, на кого я похожа?

Я в этот момент пыталась иголкой вытащить из пальца занозу, которую ухитрилась загнать под ноготь, когда утром принимала товар. Мне было не до Нинкиной красоты, и я прошипела что-то не очень вежливое.

– Вот так, наверное, выглядели обитатели подземелий, морлоки, из романа Герберта Уэллса «Машина времени», – заявила Нинка как ни в чем не бывало.

Я от неожиданности ткнула иголкой не туда и заорала: сначала от боли, а потом на Нинку. Но потрясена я была до глубины души. Она родилась и выросла в зоне Е, – так она мне говорила, по крайней мере. Где она Уэллса-то успела прочитать?

Нинка была умной не по зоне. Внимательная, вдумчивая, вежливая, она отличалась правильной грамотной речью и молчаливостью. Работала она в самом пекле – на свалке рядом с мусоросжигательным заводом. Там неплохо платили – шестьдесят криптов в месяц, – но Нинка никогда не заказывала контрабандные продукты и образ жизни вела самый аскетичный. В гости ни к кому не ходила и вообще держалась особняком.

– А ты мне говорил, – сказала я как-то Сереге, – что в нашей зоне в одиночку не выжить? Вон – Нинка! Живет же. В одиночку. И ничего.

Разговор происходил вечером, в Серегином блоке. Они с дядей Витей ложились спать, мне пора было идти к себе, в женский сектор.

– Она не живет, – ответил Серега, зевая и вытягиваясь на кровати, – она ждет чего-тааааааааа… Ох, спать охота, а ты с разговорами. Свернулась, как змея подколодная, твоя Нинка, и что-то задумала.

Я не поняла, что Серега имел в виду, разговор этот продолжать не стала и ушла к себе.

На следующее утро я, стоя у плиты, заваривала из чайника биолапшу – собиралась позавтракать и пойти на смену. Тут меня Нинка и огорошила.

– Ларочка, – сказала она этим своим тихим вежливым голосом, – у меня сегодня день рождения!

Я вытерла тряпкой руки и повернулась, чтобы ее обнять и поздравить. Подарки у нас дарить было не особо принято – с чего дарить-то. Ну а руки от объятий и язык от поздравлений не отвалятся, как дядя Витя говорил.

Но обняться мы не успели.

– Ларочка, – сказала Нина решительно, – я пригласила гостей. Сорок лет как-никак. Юбилей.

Я, честно говоря, ошалела. Это было совершенно не в Нинкином стиле.

– Я позвала пять человек. Надеюсь, ты не будешь против.

«Надеюсь», «не будешь против» – даже я давно уже так не разговаривала. А она – ишь ты! – аристократку тут из себя корчит. На помойке. Ну посмотрим, что там за пятеро.

Вечером действительно пришли пять человек. Среди них был и «яблочный» медбрат Вова из зоны С. Он принес четыре бутылки шампанского. Вот это было уже сенсацией – похлеще, чем приглашение Нинкой гостей.

Вова захмелел и, хихикая, шепотом начал рассказывать, что это шампанское – контрабандное дважды. Он перекупил драгоценный хмель у человека из зоны В. Потом провез к нам в Е. И не стал бы, конечно, этого делать, но Нина предложила ему баснословный гонорар – пятьдесят криптов за бутылку.

Тут я выронила кусок контрабандной колбасы и раскрыла рот. Двести криптов за четыре бутылки «Абрау-Дюрсо»? Это же целое состояние! У Нинки таких денег быть не могло. Что-то здесь было не так.

В конце вечера очень пьяный Вова лежал под окошком и ничего за свое шампанское не требовал, но тут Нина сама встала и сказала, что настал час расплаты.

Она должна была через Универсум перевести Вове двести криптов, подтвердив галочкой, что это «добровольный беспроцентный заем». Бледная Нина включила экран биочасов, провела транзакцию.

А через минуту Вовин рейтинг обвалился до двух баллов.

Утром к нам пришел эмиссар и в присутствии ничего пока не понимающего Вовы зачитал Нине благодарность «За соблюдение базовых ценностей Общества абсолютной Свободы». И объявил, что за гражданскую бдительность Нине присваиваются дополнительно целых… четыре (!!!) балла.

Нина стала шестибалльницей и переехала в зону С, в уютный уральский городок, а Вова – к нам.

– Ты понимаешь, что она сделала, эта сука?! – горячился Серега. – Она же годами копила деньги! Чтобы подставить человека!

Оказалось, что Нина была единственной из нас, кто не поленился внимательно прочитать «Свод Системных прав и законов». И уяснить, что Система действительно смотрит сквозь пальцы на яблоки. Как и на все теневые операции стоимостью до 199 криптов. Контрабанда стоимостью 200 криптов и выше карается понижением рейтинга до двух баллов. Срезанные баллы перейдут тому человеку, который укажет на контрабандиста.

Нина долго копила деньги. И в день своего сорокалетия устроила себе подарок. Переводя двести криптов Вове, она, вместо того чтобы отметить галочкой «беспроцентный заем», отметила графу «контрабанда» (иконка автоматически всплывала в меню при платежах частному лицу на двести криптов и выше). Вот так просто.

– Стерва, – подытожил Серега. – Гадская стерва. Вот ты так никогда бы не поступила.

Мы сидели вдвоем в дешевом кафе на Дымной улице, смотрели на грязно-розовый закат и пили какую-то вишневого цвета биобурду от фонда Буклийе, которую в зоне Е раз в месяц по пятницам раздавали бесплатно. Я бы, конечно, с удовольствием купила сейчас биолапшу, но денег не было. Впереди еще выходные, а получка только в понедельник. Пластиковый стол, покрытый липкими пятнами, пластиковые кресла, пластиковые стаканчики… Все в зоне Е было пластиковым, дешевым, токсичным и некачественным. Люди и их чувства тоже.

– Ларк, – сказал вдруг Серега. – А я тут, слышь, что подумал…

Он приглядывался ко мне в последнее время. Этими внимательными своими азиатскими глазами. Раньше, когда я жила в зоне В, мне такое внимание польстило бы. Но последние полгода я могла думать только об одном. О еде.

– Баба ты неплохая, – сказал Серега. – Умная. Я вроде тоже не дурак…

А может не лапшу… Химическую биобулку я бы сейчас схомячила в один присест. Попросить, может, у кого-нибудь полкрипта?

– Ты меня вообще слушаешь? – возмутился Серега. – Ты о чем-то, кроме жратвы, думать можешь?

– Нет, – честно ответила я. – Но ты продолжай.

– Так вот. Вместе мы могли бы попробовать вырваться отсюда.

Я удивленно на него уставилась. Серега объяснил. План у него в голове, оказывается, начал вызревать, когда он забирал меня из больницы.

– Я понял, что ты не такая, как все.

Тот факт, что я не умерла, произвел на Серегу неизгладимое впечатление. До моего чудесного исцеления он был уверен в том, что все эти эмиссарские разговорчики про улучшение рейтинга – вранье. «Ага, заливай», – думал Серега каждый понедельник, когда перед началом рабочей недели к ним в подсобку спускался сутулый помощник эмиссара и зачитывал вслух, как себя вести и что делать, чтоб повысить рейтинг.

И тут – бац! – случилась история со мной, однобалльницей, стоявшей одной ногой в могиле. История моего чудесного воскрешения не укладывалась в Серегиной голове, что бы там дядя Виктор не говорил. «Система – это благо, – продолжал жужжать ему в ухо помощник эмиссара каждый понедельник. – Система дает шанс всем. Свобода! Доверие! Открытость!»

Серега начал коллекционировать истории о том, как кто-то где-то и когда-то повысил себе рейтинг. (Нинка не в счет, «крысами мы не будем».) И постепенно пришел к выводу, что грех не попытаться. По его плану для начала нам следовало пожениться. Супружеская пара в зоне Е сразу переезжала в семейный сектор. Приобретала положительный тренд и могла рассчитывать на крохотные начисления к совокупному супружескому рейтинг-капиталу в четыре балла – четыре дополнительных крипта в месяц.

– Это же восемь биобулок! – мгновенно сосчитала я вслух.

– Я их все отдам тебе, – сказал Серега.

Нравилась я ему все-таки. Овеянная ореолом чудесного исцеления, моя давно не мытая и нечесаная личность, видимо, вселяла в Серегу надежду на лучшую жизнь.

– Нам нужно начать серьезно работать над собой!

На мгновение мне показалось, что я слышу Тима. Кардинально разные внешне, они были похожи внутренне, с одной поправкой: Тим мечтал попасть в зону А – к чистейшему воздуху и программам продления жизни. А пределом Серегиных мечтаний было пробиться в зону С. К мясу, фруктам и человеческой работе. Суть была одна и та же. А мне больше не хотелось ни в одну из зон. Мне хотелось биобулку. И поломать всю эту карусель к скребаной матери.

– Ладно, Серж, – сказала я ему, поднимаясь, – Давай потом это обсудим. Завтра рано на смену.

Тут была одна проблема – замуж за него выйти я не могла. Как мужчина он мне не нравился совершенно. Ну то есть, поймите меня правильно, этот человек спас мне жизнь – я была ему бесконечно благодарна. Я могла находиться с ним рядом. Я могла с ним болтать. Я могла с ним молчать. Но не более того.

Серега, вопреки всем моим ожиданиям, оказался человеком деликатным. И гордым – наталкиваться на отказ ему не хотелось. Он не торопил меня. До поры до времени.

В нашем секторе, на моем этаже, жила седая тетушка Мириам – она была родом откуда-то из Средней Азии. Классический броветариат – безработная прошлого века. Удивительно, что она дожила до преклонных лет, с ее баллами жить долго вообще-то не полагалось. Может быть, она тоже зачем-то была нужна Системе.

– Ээээ, девочка, – говорила она с акцентом, глядя на мои с Серегой отношения, – разве можно так разговаривать с Мужчиной?

Поневоле пишу это слово с большой буквы, потому что именно так произносила его тетя Мириам.

Она была носителем какой-то древней восточной максимы мужского превосходства над женщиной.

– Ты кто? – мягко поучала она меня по вечерам. – Ты шея, а не голова. Колчан, а не лук. Тетива, а не стрела. Ножны, а не меч. Мужчина – это меч. Ты должна слушаться. Он хороший парень. Выходи за него.

Слушать ее было очень странно, но что-то привлекательное в философии Мириам, безусловно, присутствовало. Она верила в Аллаха, который сотворил мир, и первенцем его был именно мужчина. Женщина была создана позднее – как друг и помощница. Аллах, Господь, Господин – не сразу вспомнила я полузабытые слова, которые современное человечество давно заменило религиозно-корректным термином «Небо».

– Мир подчиняется Великому Господину. А Он – мужчина. И это правильно, – говорила Мириам, щурясь полуслепыми глазами на заходящее солнце, – так есть и так будет всегда.

Я с ней спорила, говорила, что это все ерунда, рассказывала про сорок восемь сексуальных статусов, про сексуальные двойственность и тройственность, но «тетя Маша», как называли ее на этаже, или качала головой, или смеялась. «Глупости говоришь, девочка», – отвечала она мягко, ласково и очень уверенно.

Она работала в приемном отделении крематория. Очень мало ела, редко ходила по магазинам, так как толком пользоваться биочасами не умела, а ее просьбы о помощи вызывали раздражение контролеров.

Интересно, что она, единственная из всех нас, Систему совершенно не боялась. Не уважала. Видимо потому, что Система, с ее точки зрения, была женщиной.

Тетушке Мириам по моим подсчетам должно было быть около семидесяти лет, а может и больше – беспрецедентный возраст для ее уровня. Вероятно, она была старейшим обитателем зоны Е.

Полвека назад, как раз накануне Первой беспилотной революции, Мириам трудилась маникюршей в крупном торговом центре в большом городе.

Система рейтинга тогда была еще добровольной. Она выглядела как гигантская социальная сеть, предоставляющая пользователям уникальные опции – в зависимости от количества их баллов. Сверхпопулярное приложение скачивали миллионы, – модно, современно и действительно удобно. Система предоставляла легкий и простой доступ к кредитам. Позволяла блистать новинками биобижутерии. А главное – очерчивала вокруг пользователя ореол избранности. Игра в баллы и рейтинги, в касты и сообщества, куда представителям низших сословий вход воспрещен, публике чрезвычайно понравилась. Особенно среднему классу.

Мириам о Системе слышала вполуха. Биоби-гаджета у нее не было, так что подключаться ко всеобщей рейтингомании, даже сойди она с ума и реши в это сыграть, – было не с чего. Да и вообще ей было не до игр. Муж Кайрат работал водителем такси, и Первая беспилотная революция прицельно ударила по нему. Как только на улицы города выехал первый десант беспилотников, доходы мужа и кормильца резко сократились. Он пропадал ночами, психовал, присоединялся к каким-то профсоюзам и стачкам – Мириам не могла упрекнуть мужа, он действительно пытался бороться, – только это все не помогало.

В конце концов ее муж остался без работы.

Ребенок был маленьким, часто болел. Крошечной зарплаты Мириам им не хватало, под конец месяца не оставалось даже на еду, не говоря уже о лекарствах для малыша. Позарез нужна была работа, но Кайрат получить ее не мог, так как ничего, кроме как крутить баранку и таскать тяжести, не умел. А беспилотники и роботы это делали лучше и быстрее. В профессиональной сфере, где сформировался Кайрат, люди были уже не нужны.

Тогда они решили, что Кайрат будет сидеть с сыном, а Мириам попробует устроиться на вторую работу – уборщицей, в тот же самый торговый центр.

Легко сказать, но как этого добиться? Любая работа руками была на вес золота. «У тебя же есть должность маникюрши – зачем тебе вторая? Не жирно ли?» Так сказал директор клининговой компании, к которому обратилась Мириам. «Пожалуйста. Я не подведу. Пожалуйста», – она повторяла одно и то же, как робот, и в итоге ее пожалели и взяли, но предупредили: «Будешь справляться плохо – выгоним. На рынке свободных рук – как грязи. А скоро новых роботов привезут!»

Профессия уборщицы тогда доживала свои последние дни. Женщины еще мыли полы, унитазы, керамику и все прочее – руками, но таких вакансий становилось все меньше и меньше. Юная Мириам получила желанную вторую работу, и это, конечно, было везением.

Теперь с утра она обрабатывала руки и ноги зажиточных горожан, а поздней ночью намывала за ними унитазы. Получала две зарплаты, и их семья могла худо-бедно сводить концы с концами.

Конечно, ей было тяжело. Только поздней ночью, когда никто не видел, Мириам могла позволить себе сделать паузу и присесть на корточки у стены между женским и мужским туалетами, поставив рядом ведро. Долго так сидеть было нельзя – мимо мог пройти дежурный контролер и всыпать Мириам за такое поведение. А то и выгнать с работы, а этого она допустить не могла.

Как-то раз она задержалась на работе дольше обычного: ей нездоровилось, плюс была осень, какое-то феноменальное количество грязи натаскали посетители обоих туалетов… Она совершенно сбилась с ног и, присев ненадолго, заснула у своей стеночки, опершись на ведро с мыльной водой. Утром, когда торговый центр открылся, ее застукал контролер и сообщил, что она уволена. Мириам перепугалась. Дома ее ждали муж и больной ребенок. Она начала кричать, плакать и хватать контролера за руки. Тот отбивался.

На счастье Мириам, в этот момент в магазин зашел кто-то из высокопоставленных сотрудников «Х-Видения» – в химчистку шел или за биокапучино – и засмотрелся на эту сцену.