Текст книги "Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века"

Пожалуй, самым верным признаком влюбленности Сунь Ятсена было то, что человек, называвший себя «спасителем Китая», «единственным великим и благородным лидером» и требовавший от всех вокруг «безоговорочного подчинения», не ощущал уверенности во взаимоотношениях с Цинлин и боялся, что девушка отвергнет его. Желая подразнить его, Цинлин, например, могла сказать, что решила перебраться в Америку, хотя на самом деле подобных планов у нее не было. Как-то раз, уезжая в Шанхай, она заявила, что намеревается выйти там замуж и в следующий раз они увидятся, когда она будет вместе с супругом. Когда прошел слух, что президент Юань Шикай хочет стать императором, Цинлин сообщила Сунь Ятсену, что подумывает сочетаться с Юань Шикаем браком, «чтобы быть императрицей» или императорской наложницей[157]157
  Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 2, pp. 293–295.


[Закрыть]. Слова Цинлин привели Сунь Ятсена в ярость, он попросил ее отца объяснить, правда это или нет. Озадаченный Чарли ответил: «Я склонен считать, что это шутка, нежели что-либо другое», «детский лепет», «не верьте всему, что говорят юные девушки, которые любят позабавиться». По-видимому, Чарли не обратил внимания на то, что его дочь потешалась подобным образом именно над мужчиной, который, как она знала, по уши влюблен в нее. Чарли, убежденный, что все в порядке, вернулся в Шанхай. Цинлин осталась наедине с Сунь Ятсеном, и ее любовь расцвела пышным цветом.

Летом 1915 года Цинлин приехала в Шанхай – просить у родителей разрешения выйти замуж за Сунь Ятсена. Шокированные этим известием родители отказались дать дочери свое согласие. Они приводили множество доводов, в том числе упоминали разницу в возрасте: жениху было сорок восемь лет, невесте – чуть больше двадцати. Вокруг столько приличных молодых христиан, за которых Цинлин могла бы выйти замуж, говорили родители. Вот, например, Юн и Дань часто бывают у них в доме. Почему бы не выбрать одного из них или еще кого-нибудь? Чарли не забыл автомобильную аварию в Токио и холодный отказ Сунь Ятсена навестить серьезно пострадавшую жену. Несмотря на весь свой революционный пыл, этот человек не сможет стать достойным супругом их дочери. Однако наиболее сильные эмоции вызывал другой аргумент: у Сунь Ятсена уже есть жена и дети. Развод будет «предательством по отношению к женщине, делившей с ним невзгоды, и к детям», которые старше самой Цинлин. Если же Сунь Ятсен решит не разводиться, Цинлин ждет роль наложницы, и тогда она не только опозорит себя и своих родных, но и нарушит христианские заповеди. Семья Сун – «христианская семья, и ни одна из наших дочерей никогда не станет ничьей наложницей: ни короля, ни императора, ни величайшего из президентов земли», утверждал Чарли в письме, которое отправил Сунь Ятсену после того, как Цинлин заявила о своих планах быть наложницей Юань Шикая. Цинлин «испытывает отвращение даже к беседам с наложницами», добавлял отец девушки. И она никогда не вступила бы в разговор «со второй женой», если оказалась бы в ее обществе. Айлин тоже пыталась убедить младшую сестру в том, что ей не следует выходить замуж за Сунь Ятсена. Слова Айлин привели Цинлин в бешенство. В разгар бурной ссоры Цинлин лишилась чувств. Девушку отнесли наверх, в ее спальню, и заперли дверь снаружи. После этого инцидента в доме семьи Сун разыгралось еще немало жутких скандалов[158]158
  Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 2, p. 295; Epstein, Israel, pp. 38–39.


[Закрыть].

Цинлин ссорилась с родными в Шанхае, а в это время, в сентябре 1915 года, жена Сунь Ятсена прибыла по его приглашению в Японию, чтобы обсудить развод. Мучжэнь скорбела по недавно умершему брату Сунь Ятсена: А-Ми, который все эти годы поддерживал ее семью, скончался в возрасте шестидесяти одного года. Она потеряла человека, который действительно заботился о ней и ее детях. Убитая горем Мучжэнь равнодушно восприняла заявление неверного мужа о намерении развестись. Она вернулась домой, в Макао, где прожила еще сорок лет. С Сунь Ятсеном они больше никогда не встречались.

Однако не существовало способа оформить их развод документом, который имел бы законную силу. Брак Сунь Ятсена и Мучжэнь был традиционным, и для женщины не предусматривалась возможность развода по обоюдному согласию. Развод обычно подтверждался письмом от мужа, в котором сообщалось о возврате жены родителям. Сунь Ятсен не хотел унижать Мучжэнь подобным образом.

Утверждая, что теперь он разведен по закону, Сунь Ятсен отправил в Шанхай гонца, чтобы тот привез Цинлин. Осенней ночью девушка сбежала из отчего дома и села на пароход, отправлявшийся в Японию. Согласно рапортам службы наблюдения японского правительства, Сунь Ятсен встретил невесту в Токио 25 октября 1915 года[159]159
  Yu Xin-chun and Wang Zhen-suo eds., pp. 466–467.


[Закрыть]. На следующий день они поженились. Церемонию провел Вада Мидзу в своем доме, пара подписала три экземпляра «брачного договора» на японском языке, который подготовил Вада. Не знавшая японского Цинлин думала, что Вада – «знаменитый юрист», а «договор» зарегистрирован согласно требованиям властей Токио и обладает юридической силой. В действительности же Вада Мидзу был не юристом, а владельцем небольшой торговой компании, и власти Токио не регистрировали браки иностранцев. «Брачный договор» представлял собой не имевшую юридической силы бумагу, которую Вада составил и завизировал как «свидетель». Всю церемонию разыграли только ради двадцатилетней Цинлин, которая училась в миссионерской школе и придавала огромное значение законности брака.

Сунь Ятсен не пригласил на свадьбу никого из своих друзей, кроме Ляо Чжункая – самого преданного и надежного человека, который исполнил роль второго «свидетеля». Ляо привел с собой одиннадцатилетнюю дочь Синтию, которая служила невесте переводчиком.

После подписания «договора» Вада устроил новобрачным легкий ужин. Затем все трое уехали на машине, которая привезла Сунь Ятсена. Ваду высадили у ресторана, где можно было поужинать с гейшами, а молодожены отправились домой. Теперь они жили не в крошечной комнатушке, а в «уютном домике среди кленов с алой листвой». Этот домик очень нравился Цинлин. Она говорила, что свадьба была «предельно простой», и добавляла: «ведь мы оба терпеть не можем всякого рода церемонии»[160]160
  О свадьбе Цинлин: Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 4, pp. 101–105; Soong Ching-ling (Shang Ming-xuan et al. eds.), vol. 1, pp. 78–80; Epstein, Israel, pp. 40–43; Yu Xin-chun and Wang Zhen-suo eds., p. 467; Rosholt, Malcolm, p. 116.


[Закрыть].

Через день после свадьбы на пороге их дома появились родители Цинлин. Убегая, девушка оставила им письмо, и супруги Сун поспешили в Японию следующим же пароходом. Много лет спустя Цинлин писала своему другу и биографу Израэлю Эпштейну, которого называла Эппи, что родители отчаянно «пытались убедить» ее вернуться домой: «Мама плакала, а отец, который страдал болезнью печени, умолял меня… Он даже обратился к японскому правительству… утверждая, что я несовершеннолетняя и что меня принудили к замужеству силой! Естественно, японское правительство не смогло вмешаться. Я тоже горько плакала, но, несмотря на всю жалость к моим родителям, отказалась расстаться с мужем. Знаете, Эппи, хотя с тех пор прошло более полувека, у меня такое чувство, будто это было всего несколько месяцев назад»[161]161
  Epstein, Israel, p. 41.


[Закрыть].

Решение Чарли сообщить японскому правительству о поступке Сунь Ятсена свидетельствует о том, как сильно он был огорчен. Чарли считал Сунь Ятсена «порядочным и благородным» человеком, который «ни в коем случае не станет обманывать… друзей». Теперь же Чарли оказался серьезно разочарован поведением своего кумира. О своих переживаниях он поведал старому другу Биллу Берку: «Билл, еще ни разу в жизни меня так не оскорбляли». Чарли так и не простил Сунь Ятсена. Айлин и ее муж отмечали, что разрыв Чарли с Сунь Ятсеном «был окончательным… и давняя дружба превратилась во вражду»[162]162
  Lo Hui-Min, vol. 2, pp. 477–479; Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 2, p. 295; Burke, James, p. 181.


[Закрыть].

Известие о браке Цинлин и Сунь Ятсена стало достоянием общественности. Миссионеры сочли, что Цинлин сбежала и вышла замуж тайно, поэтому советовали Чарли привезти ее обратно. Товарищи Сунь Ятсена не признали ее в качестве жены своего лидера и называли ее не «госпожой Сунь», а «барышней Сун».

Цинлин старалась не обращать внимания на подобные вещи и пребывала в твердой уверенности, что их союз основан на добродетели. Она полностью погрузилась в ощущение счастья, как писала своей подруге Элли спустя несколько недель после свадьбы:

«В последнее время я настолько рассеянна, что даже не помню, отправила тебе письмо или нет. На всякий случай пишу несколько строк, что я вполне обеспокоена [sic, спокойна], и счастлива, и рада, что мне хватило смелости преодолеть свои страхи и сомнения и решиться выйти замуж.

Я чувствую, что обзавелась семьей, и мне нравится семейная жизнь. Я так занята – помогаю мужу в его работе, отвечаю на его письма, разбираю все телеграммы и перевожу их на китайский. И я надеюсь, что когда-нибудь все мои труды и жертвы будут вознаграждены – и я увижу, что Китай избавился от гнета тирании и монархизма и стал республикой в лучшем смысле этого слова»[163]163
  Rosholt, Malcolm, p. 115.


[Закрыть].

Упоминание о «жертвах» говорит о том, что в глубине души Цинлин понимала: ее брак не является законным. Она смирилась с этим, уверяя себя, что действует во имя всеобщего блага. Их брак был настоящим во всех отношениях, кроме официального статуса. Сунь Ятсен не нарушал клятву и хранил верность супруге, а Цинлин была готова отдать за него свою жизнь.

Тем временем у президента Юань Шикая, популярного в народе и надежно закрепившегося на своем посту правителя, начали непомерно расти амбиции. Он всегда мечтал об императорском престоле и в 1915 году провозгласил, что возвращает в Китай монархию и сам становится императором. Однако новоиспеченного монарха тревожило отсутствие легитимности. Трон императора в Запретном городе охранял вырезанный на потолке дракон, который держал в зубах большой серебряный шар. В народе говорили, что этот шар упадет на голову любому, кто сядет на трон, если этому человеку там не место. Юань Шикай так сильно боялся, что шар рухнет ему на голову, что приказал перенести трон подальше от дракона[164]164
  Lin Ke-guang et al., p. 16.


[Закрыть]. Общественность, привыкшая за последние десять лет громко выражать свое мнение, выступила решительно против возврата к монархии. Эти настроения поддержали соратники президента и военачальники. Республике суждено было остаться в стране надолго. Двадцать второго марта 1916 года, через восемьдесят три дня после заявления о своем намерении стать императором, Юань Шикай отказался от этой затеи. На императорский престол он так и не взошел[165]165
  В июле 1917 года была предпринята еще одна попытка реставрации монархии – на этот раз генералом Чжан Сюнем, который сохранял преданность маньчжурской династии. Вместе со своими подчиненными он носил прическу в маньчжурском стиле – косу, – и его прозвали «генерал с косой». Его армия вошла в Пекин и возвела последнего императора Пу И на престол в Запретном городе. Но реставрация почти не пользовалась поддержкой. Даже придворные, вызванные во дворец для подготовки императорских указов, были «слишком раздражены и встревожены, чтобы проглотить хоть что-нибудь» за обедом у императора. Мальчишки-газетчики, торговавшие вразнос указами, кричали: «Покупайте древности! Древности за шесть медяков! Через несколько дней будет еще!» Этот фарс продолжался всего двенадцать дней.


[Закрыть].

Неудачная попытка Юань Шикая стать императором подорвала его репутацию, и Сунь Ятсен поспешил воспользоваться промахом оппонента. Сунь Ятсен опасался, что если Юань Шикай покинет пост президента, то, согласно конституции, его кресло автоматически займет вице-президент Ли Юаньхун. В этом случае Сунь Ятсен лишится дискредитировавшего себя противника. Ли Юаньхун, уважаемый военачальник, принявший активное участие в революции 1911 года, был способным политическим деятелем. Если Юань Шикай уйдет в отставку, Сунь Ятсену вряд ли удастся сместить Ли Юаньхуна с поста президента. Сторонники Сунь Ятсена понимали: необходимо немедленно свергнуть Юань Шикая. Сунь Ятсен отправлял срочные телеграммы из Японии в Китай, приказывая поднять восстание. Особые надежды он возлагал на «крестного отца» Чэня и отдал ему распоряжение организовать мятеж в Шанхае[166]166
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, pp. 976, 983–91; Sun Yat-sen, Collected Works, letter to Shanghai comrades, 1916/03/3, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpus&s=id=%22TG0000001651%22.andsearchmode=basic


[Закрыть].

Чэнь находился в Шанхае негласно и потому не сумел выполнить приказ Сунь Ятсена. «Крестного отца» разыскивало не только китайское правительство, но и власти сеттльмента. Всех раздражало его стремление превратить Шанхай, который и так уже стал раем для бандитов, в поле боя. Во время республиканской революции 1911–1912 годов «крестный отец», удерживая в своих руках город, не боролся с бандами, а, наоборот, защищал их, тогда как многие другие поддержавшие республиканцев лидеры провинциальных банд выступили против бывших товарищей. Гангстеры отовсюду стекались в Шанхай и чувствовали себя там весьма вольготно.

Теперь даже бандиты отвернулись от Чэня. Он вышел за рамки привычной для них деятельности, ввязался в политику и попал в команду проигравших. Он был уже не могущественным «крестным отцом», а всего лишь неудачливым революционером. Помимо того что он не сумел успешно провести выступления, ему не удалось собрать средства. В те времена, когда Чэнь контролировал весь Шанхай, он шантажировал владельцев банков и бизнес-структур, и они «отстегивали» ему огромные суммы. Однажды «крестный отец» услышал от директора шанхайского отделения «Банка Китая», что тот не может просто так отдать деньги из банка. Чэнь приказал схватить этого человека, и банк тут же заплатил требуемую сумму. Но сейчас Чэню оставалось лишь мечтать о столь легких решениях. Ему было нечем расплачиваться за волнения и мятежи, и он не мог содержать такое количество наемников, как ему хотелось бы. По сути, президент Юань Шикай воспользовался его же оружием и стал гораздо более завидным покровителем для профессиональных убийц.

Поскольку дела у Чэня почти не двигались, а неудачи следовали одна за другой, Сунь Ятсен относился к бывшему соратнику все более нетерпимо и презрительно. Его приводил в ярость тот факт, что теперь он вынужден был финансировать «крестного отца». Сунь Ятсен тайно прибыл в Шанхай, чтобы взять руководство в свои руки; такое поведение не было ему свойственно и говорило о том, как он спешил. Юань Шикай мог с минуты на минуту заявить о своей отставке, ведь на него оказывали огромное давление, требуя именно так и поступить. При личной встрече Сунь Ятсен сурово отчитал «крестного отца»; когда они расставались, Чэнь находился в крайне подавленном состоянии. Болезни давно уже мучили его, и окружающие отмечали, что он выглядел «изнуренным и безжизненным, как скелет». Несмотря на то что «крестный отец» числился в розыске, он ходил по улицам Шанхая без охраны. На самом деле телохранитель был ему просто не по карману. Вскоре Чэнь по собственной неосмотрительности угодил в смертельную ловушку.

Один из товарищей-революционеров, ставший доносчиком, сообщил Чэню о «сделке» с какой-то «горнодобывающей компанией». Сделка сулила значительное пополнение для казны Сунь Ятсена, и Чэнь согласился на переговоры. Восемнадцатого мая 1916 года он отправился в дом, который часто использовал для встреч с «представителями компаний». В гостиной его поджидали пятеро таких «представителей». Чэня убили выстрелом в голову, он погиб в возрасте тридцати восьми лет. Охраны в доме не было, убийц впустили внутрь, не проверив, есть ли при них оружие. Подобная беспечность кажется удивительной; к тому же и сам Чэнь, и Сунь Ятсен знали, что эта «горнодобывающая компания» – фикция. По-видимому, Чэнь решил, что, если ему повезет, он добудет деньги для Сунь Ятсена, а если нет, тогда и смерть ему не страшна[167]167
  Убийство Чэня: Chen Qi-mei (Mo Yong-ming and Fan Ran eds.), pp. 426ff; Sun Yat-sen, Collected Works, letter to Huang Xing, 1916/05/20, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpus&s=id=%22TG0000001707%22.&searchmode=basic


[Закрыть].

После того как Чэня застрелили, хозяин дома пожелал сразу же избавиться от трупа. В соседней комнате находились люди, но никто не захотел браться за это дело. Узнав о случившемся, на место примчался Чан Кайши: будущий генералиссимус, убивший по приказу Чэня политического соперника Сунь Ятсена, считал «крестного отца» своим наставником и любил его как брата. Чан Кайши перевез тело Чэня к себе в дом, где устроил прощание с покойным. Лишь несколько человек явились воздать ему последние почести. Сунь Ятсен, жизни которого тоже угрожала опасность, не приехал. Некогда грозный «крестный отец» после смерти оказался совсем одиноким. Его тело поместили на хранение, так как у его семьи не было средств на достойные похороны. Чан Кайши был возмущен. Он написал горькую траурную речь, в которой гневно обличал «друзей» Чэня. Не упоминая имени Сунь Ятсена напрямую, Чан Кайши намекал, что тот подло поступил по отношению к человеку, который активно помогал ему делать политическую карьеру, и это сыграло свою роль в смерти Чэня[168]168
  Chiang Kai-shek (Chin Hsiao-i ed.), vol. 1, pp. 22–3; Sun Yat-sen, Collected Works, cable of condolences to the family of Chen Qui-me, 1916/05, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpus&s=id=%22TG0000001718%22.&searchmode=basic; запрос о разрешении на похороны Чэня, 1916/05, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpus&s=id=%22TG000000179422.&searchmode=basic


[Закрыть].

Когда об убийстве «крестного отца» Чэня стало известно в Японии, Цинлин первым же пароходом поспешила в Шанхай, к мужу. Она очень переживала и считала, что только рядом с ней Сунь Ятсен будет в безопасности. В Шанхай она прибыла ранним утром следующего дня. Сходя на берег по окутанному туманом трапу, Цинлин увидела на пристани знакомую фигуру – ее ждал Сунь Ятсен. То, что он приехал ее встречать, было поистине удивительно – Цинлин даже ласково называла его «страшно занятым человеком». К тому же он серьезно рисковал, появляясь на людях. По всей вероятности, именно любовь Цинлин подвигла Сунь Ятсена на такой шаг: он хотел выразить ей свою признательность. Цинлин была растрогана поступком мужа и одновременно испытала глубокое облегчение, убедившись, что он невредим[169]169
  Soong Ching-ling (Shang Ming-xuan et al. eds.), vol. 1, pp. 89–90.


[Закрыть].

Через восемнадцать дней после прибытия Цинлин президент Юань Шикай умер от уремии, так и не сложив с себя полномочия. Ему было пятьдесят шесть лет. Сунь Ятсен лишился своего противника. Преемником Юань Шикая автоматически стал вице-президент Ли Юаньхун. Сунь Ятсен приостановил начатую войну и задумался о том, как с ним поступить. А для Цинлин все это означало, что теперь ее мужу ничто не угрожает. Она ликовала.

Глава 6. Мадам Сунь

Сунь Ятсен знал, что занявший президентское кресло Ли Юаньхун не горит желанием править Китаем[170]170
  Sun Yat-sen, Collected Works, letter to Dai De-lu (James Deitrick), 1916/07/05, http://sunology.culture.tw/cgibin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpusands=id=%22TG000000174422.andsearchmode=basic; Li Yuan-hong (Zhang Bei ed.), pp. 36–38, 53.


[Закрыть]. Выражая свою лояльность президенту, Сунь Ятсен рассчитывал, что Ли Юаньхун передаст ему высшее руководство страной. Однако надежды Сунь Ятсена не оправдались: тот предложил ему только особый пост старшего советника при правительстве. Возмущенный Сунь Ятсен наотрез отказался и попытался убедить некоторых членов парламента от партии Гоминьдан потребовать его выдвижения на пост президента[171]171
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, pp. 1004–1005.


[Закрыть]. Впрочем, конституционных оснований для такого шага не было, и члены партии не подчинились. В конце концов кое-кто из парламентариев выступил с осторожной инициативой – рассмотреть назначение Сунь Ятсена на пост вице-президента. Когда эти слова передали Сунь Ятсену, он рассвирепел и заявил: «Берегитесь, я немедленно поднимаю восстание… Я начну военную операцию. Вам всем следует остерегаться»[172]172
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, p. 1010.


[Закрыть].

Сунь Ятсен развернул подготовку к войне против Ли Юаньхуна. Для борьбы Сунь Ятсену нужны были деньги, и благодаря Первой мировой войне ему подвернулся реальный шанс получить их. В начале 1917 года Америка разорвала дипломатические отношения с Германией и потребовала от Китая сделать то же самое. Америка традиционно считалась страной, дружественной Китаю, и обещала ему существенные выгоды за присоединение к Антанте. Китайский парламент обсуждал этот вопрос в течение нескольких недель, представители союзных держав и Германии следили за дебатами с мест для публики. Десятого марта 1917 года парламент Китая проголосовал за разрыв дипломатических отношений с Германией[173]173
  Переговоры о вступлении Китая в войну против Германии начались еще в конце 1915 года: с одной стороны выступали страны Антанты, с другой – Юань Шикай, который согласился объявить войну Германии только при условии, что союзные державы признают монархический строй в Китае и его в качестве императора. Однако возражения со стороны Японии (опасавшейся потерять захваченные ею германские владения в Китае) и возраставшее антиимпериалистическое движение в самом Китае отвлекли внимание Юань Шикая. К 1917 году позиция Японии по этому вопросу изменилась, так как Англия заверила японское правительство, что поддержит на мирной конференции все претензии Японии на бывшие германские владения в Китае. Аналогичные заверения сделало и правительство Франции. В ответ японское правительство пообещало странам Антанты помочь убедить Китай вступить в войну против Германии. Прим. ред.


[Закрыть]. Документы из немецких архивов свидетельствуют о том, что Германия пыталась подкупить Пекин, уговаривая китайское правительство поменять решение[174]174
  Документы из немецких архивов: Li Guo-qi, p. 323; cf. Wang Jian and Chen Xian-chun.


[Закрыть]. Основные усилия Германии были направлены на премьер-министра Дуань Цижуя – бывшего военного, который возглавил движение за присоединение к Антанте. Германия предложила лично Дуань Цижую один миллион долларов, но получила категорический отказ. (Дуань Цижуй, в прошлом ставленник Юань Шикая, сыграл важную роль, когда понадобилось убедить последнего оставить мечты об императорском троне.)

Германия, стремившаяся убрать Дуань Цижуя с поста премьер-министра и вынудить Китай сменить политический курс, начала тайные переговоры с Сунь Ятсеном через его доверенное лицо Абеля Цзао. Герр Книппинг, генконсул Германии в Шанхае, доложил в Берлин, что Сунь Ятсен рвется сотрудничать, но в обмен «требует два миллиона долларов». Канцлер Германии согласился, и Сунь Ятсену перечислили полтора миллиона мексиканских серебряных долларов[175]175
  Li Guo-qi, pp. 325–326; Wilbur, C. Martin, pp. 93–94; Tang Rui-xiang, pp. 10–13.


[Закрыть] (это была одна из валют, которыми в то время пользовался Китай)[176]176
  Согласно отчету американского генконсула П. С. Хейнцельмана, деньги были переведены в Кантон через «Банк Голландии» и «Банк Тайваня».


[Закрыть],[177]177
  Информация в сноске: Wilbur, C. Martin, pp. 93–94.


[Закрыть]. Так он получил первую крупную финансовую помощь из-за границы.

На эти деньги Сунь Ятсен планировал создать свою базу и обосноваться в Кантоне, который к тому моменту превратился в крупный процветающий город с населением в миллион человек. Окруженный невысокими холмами, он располагался на южном побережье Китая. В молодости Сунь Ятсен не любил Кантон и считал его несовременным. Теперь же в городе началась модернизация. Старые улочки расширяли и делали дороги для автомобилей. Правда, эти новые улицы были сплошь покрыты ямами и ухабами, так что пассажиров, которые передвигались на машинах, страшно трясло. Сунь Ятсен выбрал Кантон прежде всего потому, что туда из Пекина прибыла часть членов парламента и эти люди могли образовать ядро его группы поддержки. Первый китайский парламент, по сообщениям свободной прессы, действовал хаотично и непоследовательно, в связи с чем уже подавались прошения о перевыборах. В июне 1917 года президент Ли Юаньхун был вынужден объявить о временном прекращении работы парламента и о назначении новых выборов – фактически этот шаг противоречил конституции. Свыше сотни членов парламента покинули Пекин в знак протеста. Сунь Ятсен, используя полученные от Германии деньги, оплатил большинству из них приезд в Кантон и спонсировал их работу в городе. На немецкие деньги Сунь Ятсен переманил в свой лагерь и остро нуждавшийся в финансировании флот, которым командовал его друг Чэн Бигуан. В августе 1917 года Сунь Ятсен, утверждая, что защищает конституцию, сформировал в Кантоне «правительство», оппозиционное официальному руководству страны[178]178
  Получив от Германии деньги, правительство Сунь Ятсена тем не менее объявило ей войну, когда сочло, что противник обречен.


[Закрыть].

Сунь Ятсен потребовал, чтобы прибывшие в Кантон члены парламента назначили его «временно исполняющим обязанности президента» Китая. Парламентарии возразили, что согласно конституции их количество не является достаточным для избрания Сунь Ятсена на этот пост. Депутаты отнюдь не стремились свергнуть Пекинское правительство: их целью было возобновление работы парламента. Сунь Ятсен, охваченный приступом ярости (что происходило с ним теперь довольно часто), осыпал спикера парламента оскорблениями. Компромисс все же был найден: Сунь Ятсена объявили «генералиссимусом военного правительства»[179]179
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, pp. 1051–1053; Zhang Tai-yan, pp. 32–33; Tang Rui-xiang, pp. 26–28.


[Закрыть] (так стало называться Кантонское правительство). Сунь Ятсен торжественно принял свой титул, облачившись по этому случаю в мундир с золотым шитьем, надев красный кушак с церемониальным мечом и головной убор с плюмажем.

Сунь Ятсен тотчас же развязал войну против Пекина. Солдатам платили пятнадцать юаней в месяц, если они записывались в армию со своим оружием, и десять, если без оружия. Полученные от Германии деньги таяли на глазах. Генералиссимус не имел полномочий повышать налоги. Когда Сунь Ятсен распорядился, чтобы кантонские власти выдали ему денежные средства, в ответ он услышал отказ. Генералиссимус разразился очередным потоком словесных оскорблений и скомандовал флоту обстрелять здание городской администрации. Однако флот не повиновался, и тогда Сунь Ятсен поднялся на борт корабля и сам выстрелил из орудия по городу. Этот поступок возмутил адмирала Чэн Бигуана. Вскоре Чэн Бигуан, давний друг Сунь Ятсена, погиб – его застрелили прямо возле пристани. По свидетельствам одного из соратников Сунь Ятсена, хорошо осведомленного о деталях этого и других заказных убийств, организатором преступления был Чжу Чжисинь, секретарь Сунь Ятсена. Говорили, что впоследствии Сунь Ятсен называл смерть Чэн Бигуана «казнью за неподчинение приказам»[180]180
  Luo Yi-qun, in CPPCC 1950s–, issue 4, pp. 9–10; issue 11, pp. 29–37; Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, pp. 1089–1092; Tang Rui-xiang, pp. 67, 90–91; Chen Jiong-ming (Chen Ding-yan ed.), pp. 475, 507.


[Закрыть].

Эта силовая «диктатура» шокировала членов парламента. Они сожалели о своем решении объединиться с Сунь Ятсеном и придумали способ вынудить его уйти с занимаемой должности. Депутаты проголосовали за упразднение поста генералиссимуса военного правительства и замену его коллегиальным органом из семи человек, одним из которых должен был стать Сунь Ятсен. Члены парламента предполагали, что Сунь Ятсен не захочет ни с кем делиться властью. И действительно, Сунь Ятсен сразу же подал в отставку и 21 мая 1918 года покинул Кантон. На посту генералиссимуса военного правительства он пробыл меньше года.

Все, кто видел тогда Сунь Ятсена, поражались, как сильно он постарел: ему был пятьдесят один год, но его волосы поредели и поседели, он ссутулился, а во взгляде читалась апатия. Один глаз у него воспалился, опух и постоянно слезился, оставляя мокрый след на осунувшемся лице[181]181
  Chen Peng Jen, pp. 117–119.


[Закрыть]. Сунь Ятсена мучила горькая обида. Ему, первому стороннику республики, не воздали по заслугам. Его гениальность не оценили по достоинству, а пост президента Китая, который, как он считал, принадлежал ему по праву, все время ускользал от него. Он ощущал «беспросветное и безнадежное одиночество» и говорил, что все происходившее было «не только моей бедой, но и бедой республики»[182]182
  Sun Yat-sen, Collected Works, reply to Hong Kong businessman Chen Gengru, 1918, http://sunology.culture.tw/cgibin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpus&s=id=%22TG0000002243%22.&searchmode=basic


[Закрыть].

Пока Сунь Ятсен был в Кантоне, Цинлин жила в Шанхае. В июле 1917 года из Америки вернулась младшая из сестер, Мэйлин, а десять месяцев спустя, 3 мая 1918 года, скончался Чарли, отец сестер Сун. Причиной его смерти стал рак. Все эти события вкупе с отсутствием Сунь Ятсена в Шанхае помогли Цинлин вновь сблизиться с родными.

Оставив Кантон, Сунь Ятсен пожелал приехать в Шанхай. Цинлин получила согласие французского консула на то, чтобы поселиться на территории французской концессии. Супруги обосновались в особняке в европейском стиле с большим садом. Дом располагался в самом конце короткого тупика, перед ним стояло буквально несколько других зданий, так что обеспечить охрану особняка было нетрудно. В гостиной висел портрет Джорджа Вашингтона. Сунь Ятсена иногда называли «китайским Вашингтоном», и он воспринимал эти слова всерьез.

В замужестве Цинлин расцвела. Примерно в это время Шанхай посетил Джулиан Карр, табачный магнат из Северной Каролины и давний покровитель Чарли Суна, отца Цинлин. Мистер Карр отметил, что Цинлин стала «прекраснейшей из молодых женщин», каких он встречал в Китае[183]183
  Haag, E. A., p. 199.


[Закрыть].

В доме у четы Сунь часто бывали гости, и Цинлин удавалось очаровать всех. По словам американского репортера Джорджа Соколски, постоянно навещавшего супругов Сунь, Цинлин была «по натуре так мила и приятна», что легко заслоняла собой мужа. Ее «присутствие в комнате, приветливый смех, изысканная речь оставляли более стойкое впечатление, чем личность ее супруга, довольно угрюмого и вечно погруженного в свои мысли политического лидера». Каждого посетителя Цинлин встречала «с радушием, теплотой и добрыми словами», делая при этом все, чтобы «экономить время и силы доктора [Сунь Ятсена], оберегать его покой». По утрам Цинлин играла с мужем в теннис. После завтрака он читал и писал, а она переписывала его рукописи. Цинлин служила мужу секретарем и старалась держаться в тени. «Она всегда была на виду, но неизменно за доктором, а не рядом с ним… охраняя великого человека… и ни в коем случае не выставляя себя так, чтобы затмить хотя бы лучик славы ее мужа», – писал Соколски[184]184
  New York Times Magazine, 10.01.1932.


[Закрыть].

При содействии Цинлин как секретаря Сунь Ятсен написал помпезно озаглавленный труд «Доктрина Сунь Ятсена» – сочинение, которым он чрезвычайно гордился. Основная мысль этого документа звучала так: «Действовать легко – познавать трудно» (перефразированная старинная поговорка «проще сказать, чем сделать»). Сунь Ятсен объявил эту поговорку источником всех бед страны, а свое изречение – «единственным путем к спасению Китая» и даже «вселенской истиной». Доказывая свою правоту, он начал с утверждения о целесообразности употребления таких продуктов, как тофу, грибы муэр и свиная требуха, далее следовали пространные рассуждения о значении денег, перемежавшиеся наставлениями о языке, Дарвине, естественных науках, японских реформах и необходимости развития экономики[185]185
  Sun Yat-sen, Collected Works, Chapter 5 of The Sun Theory, 1919/06, http://sunology.culture.tw/cgibin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpusands=id=%22CS0000000025%22andsearchmode=basic; Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1175–1176.


[Закрыть]. Все эти вопросы были свалены в кучу без какого-либо подобия связности и уместности.

Этой мешаниной Сунь Ятсен отстаивал свое приоритетное право, подразумевая, что именно он первым выступил в защиту республики. Он считал, что все окружающие обязаны подчиняться такому человеку. Ху Ши, выдающийся китайский писатель и общественный деятель, точно определил, чего добивался Сунь Ятсен, и резко высказался по этому поводу: «Сунь Ятсен написал книгу, чтобы заявить: “Повинуйтесь мне. Делайте так, как я говорю”. После тщательного изучения этой книги нам остается лишь прийти к выводу, что это единственно возможное объяснение»[186]186
  Hu Shih, vol. 5, p. 596.


[Закрыть].

Цинлин, писавшая в колледже прекрасно аргументированные эссе и любившая подтрунивать над раздутым самомнением, благоговела перед чепухой, которую выдавал Сунь Ятсен. Ее сестра Мэйлин, от природы наделенная умом и интуицией, писала своей подруге Эмме Миллз: «Знаешь, я заметила, что наибольшего успеха обычно добиваются не те мужчины, которые особенно щедро одарены талантами, а те, которые непоколебимо верят в собственное “я” и неизменно внушают окружающим такую же веру в них»[187]187
  25.05.1919, Papers of Emma DeLong Mills, MSS.2, Wellesley College Archives.


[Закрыть].

Цинлин определенно была очарована Сунь Ятсеном. В письме своей подруге Элли Слип она признавалась: «Я все еще не утратила восхищения им, и я все такая же преданная поклонница его личности, как прежде… И лучшее, что я могла бы пожелать тебе, милая Элли, – чтобы ты поскорее нашла свой идеал, воплощенный в идеальном человеке, и с ним обязательно придет счастье. Конечно, ты и сейчас совершенно счастлива, но счастье супружеской жизни другое и намного лучше»[188]188
  Rosholt, Malcolm, p. 117.


[Закрыть].

Сунь Ятсен прожил в Шанхае больше двух лет. В 1918 году в Китае состоялись очередные всеобщие выборы, новым президентом страны стал Сюй Шичан – этого политика называли «ученый и джентльмен» и уважали за его принципиальность. Пять провинций, находившихся под влиянием Кантона, бойкотировали выборы, однако избранное правительство получило признание на международном уровне. Президент Сюй Шичан выразил готовность заключить с Кантоном мир и воссоединиться, народ положительно воспринял этот призыв, и многие из тех, кто занимал руководящие посты в Кантоне, начали покидать город. Сунь Ятсен организовал заговор, чтобы вернуться в Кантон и продолжить войну, на этот раз против президента Сюй Шичана. С точки зрения Сунь Ятсена, прийти к власти можно было только с помощью оружия. Когда 4 мая 1919 года националистически настроенные студенты вышли на демонстрацию (это событие является одной из важнейших вех в истории Китая), некоторые молодые люди обратились к Сунь Ятсену за советом. Движение студентов почти не вызвало у него интереса, однако он ответил: «Я дам вам пятьсот винтовок, чтобы разделаться с Пекинским правительством. Что вы на это скажете?»[189]189
  Soong Ching-ling (Shang Ming-xuan et al. eds.), vol. 1, p. 105.


[Закрыть] Сунь Ятсен отправил три делегации в Германию[190]190
  Li Guo-qi, pp. 327–329; Kriukov, Mikhail, pp. 69–87.


[Закрыть], предлагая немецкой армии вторгнуться в Китай и напасть на Пекин. В Германии его сочли «безумцем». Через шанхайского консула Сунь Ятсен убеждал японское правительство поддержать его борьбу, обещая в случае успеха передать Японии Маньчжурию и Монголию[191]191
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 1, p. 1133.


[Закрыть]. Японская сторона не отреагировала.

Первые демократические выборы состоялись в Китае почти десять лет назад. Китайское общество обрело беспрецедентную свободу. Умные и честолюбивые люди всё чаще задумывались о том, как прогрессивно управлять страной, и предпринимали попытки воплотить свои мысли в жизнь. Одним из таких людей стал офицер кантонской армии Чэнь Цзюнмин. Прежде чем посвятить себя карьере военного, он получил юридическое образование и в 1909 году был избран членом провинциального совещательного комитета Гуандуна[192]192
  С января 1912 года Чэнь Цзюнмин занимал должность военного губернатора провинции Гуандун. Прим. ред.


[Закрыть]. Офицер Чэнь Цзюнмин придерживался мнения, что Китай слишком велик, чтобы им руководило централизованное правительство, и более приемлемой была бы федеральная система (как в США). С его точки зрения, для начала каждой провинции следовало обеспечить достаточную автономию и дать возможность координировать свои внутренние дела. Чэнь Цзюнмин стремился превратить провинцию Гуандун вместе с ее столицей Кантоном в воплощение своих идеалов: построить школы, дома, дороги, парки, другие общественные объекты. Беда заключалась в том, что он был всего лишь военным и не имел полномочий управлять провинцией, а потому никто не стал его слушать. Чэнь Цзюнмин вспомнил о Сунь Ятсене, прикидывая, нельзя ли воспользоваться в своих целях его именем, а тот ухватился за шанс с помощью Чэнь Цзюнмина захватить Кантон и прибыл туда в ноябре 1920 года.