Текст книги "Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века"

Однако вскоре Чэнь Цзюнмин пожалел, что объединился с Сунь Ятсеном. Сунь Ятсен преследовал диаметрально противоположные цели – он хотел сделать из Кантона плацдарм, чтобы вести войны и захватить всю территорию Китая. Конфликт интересов возник незамедлительно, и офицеру оказалось не под силу соперничать с Сунь Ятсеном. В кратчайшие сроки Сунь Ятсен сформировал собственное правительство в противовес Пекинскому. И в отличие от 1917 года, когда ему удалось стать только генералиссимусом, теперь он объявил себя «чрезвычайным президентом Китайской Республики» – это произошло 7 апреля 1921 года[193]193
  Седьмого апреля 1921 года в Кантоне открылась чрезвычайная сессия членов китайского парламента, на заседании которой абсолютным большинством голосов (213 из 222) Сунь Ятсен был избран «президентом Китайской Республики». Пекинское правительство заявило о непризнании Сунь Ятсена в качестве президента. Прим. ред.


[Закрыть]. Так Сунь Ятсен, «отец китайской нации», разделил страну на два лагеря и создал мятежное государство, которое откололось от остальной части страны, находившейся под руководством избранного и признанного международным сообществом правительства. Больше ни одна из китайских провинций не решилась на такой шаг.

Американский военный атташе майор Магрудер, посетивший Кантон и встретившийся с Сунь Ятсеном, отметил, что «чрезвычайным президентом» движет «единственная цель в жизни, а именно самовозвеличивание» и ради ее достижения он не остановится ни перед чем и пожертвует кем угодно[194]194
  01.03.1921, microfilm publication M329, Records of the Department of State Relating to Internal Affairs of China, 1910–1929, Roll 26, file number: 893.00/3811–3975.


[Закрыть]. Преемник Магрудера, майор Филиэн, сделал похожее наблюдение: «Его взгляд устремлен на [Пекин] – его цель. Он убежден, что весь Китай будет у его ног… и вся страна станет повиноваться ему»[195]195
  28.04.1922, microfilm publication M329, Records of the Department of State Relating to Internal Affairs of China, 1910–1929, Roll 29, file number: 893.00/4241–4440.


[Закрыть].

В мае 1922 года Сунь Ятсен начал наступление на север, планируя свергнуть президента Сюй Шичана. Свои действия Сунь Ятсен мотивировал тем, что Сюй Шичан не был избран всеми двадцатью двумя провинциями страны. Тот не желал развязывать еще одну войну и предложил Сунь Ятсену совместно уйти в отставку, чтобы подготовить почву для новых выборов. Сюй Шичан подал в отставку сразу же после завершения крупного дипломатического маневра. Со времен Первой мировой войны японцы занимали часть китайской провинции Шаньдун. По условиям Версальского мирного договора, который был составлен на Парижской мирной конференции в 1919 году, вся Шаньдунская провинция отошла к Японии. В Китае поднялась мощная волна протеста, спровоцировавшая выступление пекинских студентов 4 мая 1919 года. В 1922 году правительство Сюй Шичана мастерски провело переговоры и заставило японцев вернуть захваченные территории. После того как 2 июня 1922 года в Пекине было подписано соглашение, президент Сюй Шичан немедленно подал в отставку и уже днем покинул столицу[196]196
  New York Times, 02.06.1922; Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1456–1457; Tang Jia-xuan ed., p. 108; Tung, William L., pp. 186–187.


[Закрыть]. (Эта дипломатическая победа Сюй Шичана была полностью вымарана из книг по истории Китая.)

Сунь Ятсен не ожидал, что Сюй Шичан так легко откажется от президентского кресла, и поступил опрометчиво, пообещав подать в отставку вместе с ним. Теперь же общественность призывала его исполнить данное обещание и прекратить войну. Сунь Ятсен повел себя так, будто ничего подобного не говорил. Чэнь Цзюнмин и его войска ясно дали понять, что не хотят сражаться на стороне Сунь Ятсена, и через прессу потребовали, чтобы он ушел в отставку. Двенадцатого июня Сунь Ятсен созвал пресс-конференцию, на которой осудил действия Чэнь Цзюнмина, не поскупившись на оскорбления. И угрожающим тоном заявил: «Люди называют Сунь Ятсена “большой пушкой” [человеком, который неумеренно похваляется], на этот раз я покажу вам, что такое на самом деле большая пушка. Я буду стрелять из восьмидюймовых пушек отравляющим газом… и за три часа обращу в прах шестьдесят с лишним батальонов армии Чэнь Цзюнмина. Да, уничтожить более шестидесяти батальонов и насмерть перепугать жителей целого города – слишком насильственный и жестокий метод, но иначе их не вразумить»[197]197
  Chen Jiong-ming (Chen Ding-yan ed.), vol. 1, pp. 507–509.


[Закрыть]. Сунь Ятсен обратился к газетам с просьбой опубликовать его угрозы.

Для Чэнь Цзюнмина это стало последней каплей. Он решил изгнать Сунь Ятсена из Кантона. В течение нескольких дней войска были переброшены к «президентскому дворцу» Сунь Ятсена, стоявшему у подножия холма. Ближе к середине склона, в конце декоративной крытой дорожки, находилась резиденция Сунь Ятсена – роскошная вилла в окружении пышного сада. Оттуда открывался прекрасный вид на городские улицы и Жемчужную реку за ними. В президентских покоях Сунь Ятсен и получил сообщения, призывавшие его уйти в отставку. И ответил отказом.

Примерно через час после полуночи 16 июня Сунь Ятсену доложили, что на рассвете «дворец» будет взят штурмом. Он решил, что благоразумнее всего бежать, – переоделся в белый летний костюм из хлопка, взял солнцезащитные очки и, захватив самые секретные документы, в сопровождении нескольких охранников в штатском покинул свою резиденцию. Беглецы спустились с холма и вошли в город. На рикшах они добрались до пристани, где наняли моторную лодку. Лодка доставила их на канонерку, экипаж которой оставался на стороне Сунь Ятсена. Не прошло и полутора часов с момента побега, как Сунь Ятсен очутился в безопасности[198]198
  Бегство Сунь Ятсена из «президентского дворца»: Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1463–1465; Shang Ming-xuan et al. eds., pp. 134–135; Tang Rui-xiang, p. 151.


[Закрыть]. Однако Цинлин, его жены, с ним не было.

На рассвете армия Чэнь Цзюнмина перешла в наступление на «дворец» Сунь Ятсена, не подозревая, что «президента» уже и след простыл. Цинлин все еще находилась во «дворце», и охрана Сунь Ятсена численностью более пятидесяти человек яростно отражала атаку.

Цинлин сама вызвалась задержаться и прикрывать отступление мужа. «Я подумала, что ему будет неудобно брать с собой женщину, и уговорила оставить меня на время», – сообщила она одной шанхайской газете сразу после событий, описанных выше. Цинлин во всеуслышание заявляла о том, что сказала тогда мужу: «Без меня Китай обойдется, а без тебя – нет». Ради него Цинлин была готова пожертвовать даже своей жизнью.

Вот только молодая женщина не знала о том, что, даже очутившись в безопасности, ее супруг не хотел, чтобы она покидала «дворец». На борт канонерки Сунь Ятсен взошел задолго до рассвета и запланированного наступления войск Чэнь Цзюнмина. У него было предостаточно времени, чтобы сообщить Цинлин, что с ним все в порядке и она тоже может уходить. Однако он этого не сделал. Более того, он отправил одного из своих подчиненных в «президентский дворец» – но лишь «на разведку»[199]199
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, p. 1465.


[Закрыть]. Цинлин не догадывалась, что ее муж уже в надежном месте, и отважно держала оборону.

Наступление началось на рассвете. Цинлин вспоминала, что охрана Сунь Ятсена отбивала атаки, используя «винтовки и пулеметы, в то время как у противника имелись полевые орудия… Мою ванну расколотили вдребезги… К восьми часам у нас стали заканчиваться боеприпасы, и мы решили прекратить стрельбу и сохранить все, что осталось, на самый последний момент». Только тогда Цинлин согласилась покинуть дом. Вместе с тремя сопровождающими она ползком пробиралась по крытой галерее, чтобы затем спуститься с холма. «Вскоре неприятель сосредоточил огонь в этом направлении, над нами засвистели пули. Дважды пули проносились у моего виска, но не задели меня».

В отличие от беспрепятственного исчезновения ее мужа, бегство Цинлин стало «борьбой не на жизнь, а на смерть». «С восьми часов утра до четырех дня мы в буквальном смысле слова погрузились в ад постоянного обстрела. Пули летали во всех направлениях. Едва я покинула одну из комнат, как в ней полностью обрушился потолок».

Одного из сопровождающих ранило, и он не мог ползти дальше. Цинлин надела его шляпу и плащ Сунь Ятсена. Вместе с двумя другими охранниками ей удалось добраться до города. Всюду она видела солдат, «которые к тому времени совсем обезумели».

«Я полностью обессилела и умоляла охранников пристрелить меня. Но они тащили меня вперед, поддерживая с двух сторон под руки… На каждом шагу валялись трупы… Один раз мы увидели двух мужчин, сидевших лицом друг к другу под навесом. Подойдя ближе, мы поняли, что они мертвы, а их глаза остались широко открытыми. Должно быть, их убили шальные пули.

Тут нам снова преградили дорогу: шайка бандитов выскочила из переулка. Мне шепнули, что надо лечь ничком на мостовую и притвориться мертвой. Так нас не тронули; потом мы встали и продолжили путь. Моя охрана посоветовала мне не смотреть на трупы, чтобы не лишиться чувств. Полчаса спустя, когда ружейные выстрелы стали слышаться реже, мы вышли к небольшому крестьянскому дому. Хозяин пытался прогнать нас, боясь, что ему придется дорого поплатиться за то, что он нас приютил, но ему помешал мой своевременный обморок.

Очнувшись, я обнаружила, что охранники обтирают мне лицо холодной водой и обмахивают меня веером. Один из них вышел посмотреть, как дела снаружи, и вдруг послышались отрывистые выстрелы. Оставшийся внутри охранник бросился закрывать дверь и сообщил мне, что во второго попала пуля и он, скорее всего, уже мертв.

Когда стрельба стихла, я переоделась в одежду старой крестьянки, а мой охранник – в костюм уличного торговца, и мы покинули наше убежище. С собой я прихватила корзину с овощами. Наконец мы добрались до дома одного из друзей… и переночевали там. Всю ночь слышалась пальба, и мы испытали грандиозное облегчение, когда различили звуки орудийных залпов с канонерок. Значит, доктор Сунь Ятсен спасся»[200]200
  Воспоминания Цинлин: ее статья воспроизведена в Hahn, Emily 2014b, pp. 98–101; Soong Ching-ling (Shang Ming-xuan et al. eds.), vol. 1, pp. 122–124; Soong Ching-ling Memorial Committee ed., p. 25.


[Закрыть].

Иными словами, до этого момента Цинлин даже не знала, жив Сунь Ятсен или нет. Вот почему, когда началось наступление армии Чэнь Цзюнмина, она оставалась в «президентском дворце». Сунь Ятсен намеренно сделал из жены приманку, рассчитывая на то, что атака перерастет в ожесточенную битву. Так у него появился повод обстрелять Кантон из орудий верных ему канонерок. Десятки местных и иностранных представителей умоляли Сунь Ятсена прекратить обстрел города, в ответ он цинично возражал, что его дом атакует армия Чэнь Цзюнмина. В заявлении для прессы Сунь Ятсен утверждал, что наступление началось «через несколько минут после» того, как он покинул дом, и что он «приказал флоту открыть огонь, так как был возмущен и твердо решил, что правосудие должно свершиться»[201]201
  Tang Rui-xiang, p. 163.


[Закрыть].

Когда загрохотали орудия канонерок, Сунь Ятсен пришел в восторг. Очевидцы вспоминали, что он «разговорился, засмеялся» и объявил: «Сегодня я доволен битвой!»[202]202
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1465–1466.


[Закрыть]

В те минуты жизнь его жены висела на волоске. После двух суток в настоящем аду ей удалось связаться по телефону с одним из друзей, который прислал за ней лодку, и Цинлин доставили на канонерку Сунь Ятсена. Пока Цинлин спасалась от смерти, ее муж и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей. Они встретились, но ненадолго. Затем Цинлин отправилась домой, в Шанхай.

Во время бегства у Цинлин случился выкидыш. Ей сообщили, что больше она никогда не сможет иметь детей[203]203
  Soong Ching-ling (Shang Ming-xuan et al. eds.), vol. 1, p. 122; Epstein, Israel, p. 97.


[Закрыть].

Для Цинлин это был страшный удар. Она мечтала о детях. Эта душевная боль омрачила всю ее жизнь. В последующие годы близкие друзья замечали, что при любом упоминании о рождении детей она становилась «печальной» и стремилась «сменить тему разговора». Ее реакция выглядела «чуть ли не болезненной»[204]204
  Hahn, Emily, 2014b, p. 104.


[Закрыть]. Позднее нереализованная потребность иметь детей очень сильно повлияла на ее поведение. Однако, описывая эти события по горячим следам, она умолчала о выкидыше. Рана была еще слишком свежа. На страдания Цинлин обратила внимание американская подруга ее младшей сестры Эмма Миллз, гостившая в тот момент в Шанхае. Эмма видела, как переодетая в крестьянку Цинлин тайно прибыла в город. «Невысокая, тоненькая, очень бледная, и в целом самое одинокое существо, какое я когда-либо встречала», – записала Эмма в своем дневнике[205]205
  DeLong, Thomas A., pp. 52–53.


[Закрыть]. (Эмма осталась на ужин и помогла Мэйлин и портнихе, которая пришла, чтобы перешить для Цинлин кое-какую одежду.)

Разумеется, Цинлин осознавала, как непорядочно поступил ее муж по отношению к ней. Она чуть не погибла, она потеряла ребенка и лишилась всякой надежды когда-либо иметь детей. Она могла простить Сунь Ятсену то, что он использовал ее, чтобы замаскировать свой побег. Но он превратил ее в мишень, чтобы вызвать огонь противника, прекрасно понимая, что ее могут убить; подобную подлость нельзя оправдать ничем. Такого предательства достаточно, чтобы уничтожить любовь в сердце нормальной женщины. И любовь Цинлин к Сунь Ятсену не вынесла столь сурового испытания. Много лет спустя друг Цинлин, американский журналист Эдгар Сноу, спрашивал у нее, как она влюбилась в Сунь Ятсена. Сноу вспоминал: «Я не влюблялась, – задумчиво проговорила она. – Это было преклонение перед кумиром, на которого я смотрела словно издалека. Я поддалась романтическому порыву, когда сбежала, чтобы работать вместе с ним… Я мечтала спасти Китай, а доктор Сунь Ятсен был единственным человеком, способным на это, и я хотела помочь ему»[206]206
  Snow, Edgar, p. 88.


[Закрыть].

Впрочем, ее письма, наполненные любовью, говорят совсем о другом. Она действительно была влюблена в Сунь Ятсена – и эта безудержная и беззаветная любовь умерла. Пелена упала с глаз, и Цинлин увидела мужа в неприглядном свете. Он вовсе не был благороднее или лучше, чем она, и не заслуживал самопожертвования с ее стороны. В ее отношениях с мужем страсть уступила место отчужденности. Расставаться с супругом Цинлин не желала, но стремилась посвятить себя «делу». Теперь она точно знала, что ей нужно: Цинлин хотела на людях играть роль политического партнера Сунь Ятсена. Она больше не будет его секретарем, который лихорадочно печатает, пока Сунь Ятсен общается с гостями. Она решила стать полноправным участником этих дискуссий. Отныне она будет появляться на публике рядом с ним – прежде Цинлин уже просила об этом, однако ей отказали на том основании, что общественность не привыкла видеть жен своих лидеров. Но Цинлин была непреклонна. Вероятнее всего, она составила подробный письменный отчет о своем бегстве в Шанхай именно для того, чтобы продемонстрировать Сунь Ятсену и его соратникам, через какие испытания она прошла. Цинлин должна была доказать им, что выстрадала свое право выдвигать требования так, чтобы они выполнялись.

Приказ Сунь Ятсена обстрелять Кантон был выполнен, однако это не помогло «чрезвычайному президенту Китайской Республики» вернуться в город. В августе 1922 года Сунь Ятсен встретился с Цинлин в Шанхае и согласился принять ее требования. По всей видимости, он считал, что в долгу перед ней. В будущем он попросит своих соратников «позаботиться» о Цинлин[207]207
  Shang Ming-xuan et al. eds., p. 650.


[Закрыть]. Те из них, кто раньше отказывался признавать Цинлин в качестве партнера Сунь Ятсена, уже не протестовали, преклоняясь перед ее отвагой и самопожертвованием ради их лидера. К Цинлин теперь относились с большим уважением.

С тех пор уверенная в себе Цинлин постоянно появлялась на публике и приобрела известность (благодаря ей супруги политических лидеров стали публичными персонами). В письме от 15 сентября 1922 года Цинлин просила свою американскую подругу Элли: «Не окажешь ли ты мне огромную услугу? Мне нужны визитные карточки, изготовленные по последней моде. Закажи, пожалуйста, сразу двести карточек для меня у “Тиффани” или в другом приличном заведении, где делают тиснение. Будь добра, выбери простой, но красивый шрифт. Пусть на карточке значится только имя: “Миссис СУНЬ ЯТСЕН”»[208]208
  Rosholt, Malcolm, p. 118.


[Закрыть].

Вскоре простое обращение «миссис» или «госпожа» показалось неуместным для статуса супруги «отца китайской нации», его заменили на почтительное французское «мадам», и Цинлин стала известна как «мадам Сунь Ятсен».

Глава 7. «Я хотел бы последовать примеру моего друга Ленина»

Советская Россия начала играть заметную роль в жизни Сунь Ятсена и его жены именно после его изгнания из Кантона летом 1922 года.

Контакт с новым большевистским государством Сунь Ятсен установил еще в 1918 году, отправив Ленину приветственную телеграмму. Летом 1922 года, укрываясь на канонерке, Сунь Ятсен через своего агента передал письмо советским коммунистам, находившимся в Шанхае. Это послание представляло собой несколько строк, нацарапанных на листочке, вырванном из обычной школьной тетради. Письмо было адресовано Георгию Чичерину, народному комиссару иностранных дел РСФСР, и заканчивалось просьбой передать «наилучшие пожелания» Ленину. Сунь Ятсен писал на английском языке: «Я в состоянии острого кризиса по вине [Чэнь Цзюнмина], человека, который обязан мне абсолютно всем»[209]209
  Far Eastern Affairs, 1987, 2, p. 102; Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1472–1473.


[Закрыть]. Советская Россия ответила незамедлительно – в тот момент она нуждалась в Сунь Ятсене. Москва вела переговоры об установлении дипломатических отношений с Пекином, и камнем преткновения стала Монголия – эти обширные земли формально являлись территорией Китая, но были заняты советскими войсками[210]210
  В 1920 году Монголию захватили войска Белой армии под командованием Р. Ф. Унгерна фон Штернберга (с санкции японского командования на Дальнем Востоке) и установили в ней режим военной диктатуры. В Монголии началась вооруженная борьба против этого режима, и по просьбе Временного народного правительства Монголии в середине июня 1921 года советское командование приступило к подготовке наступления для ликвидации отрядов Унгерна. Советские войска начали наступление 27 июня 1921 года и разгромили войска белогвардейцев. Прим. ред.


[Закрыть]. Пекинское правительство решительно отклонило попытку Советской России присоединить эти владения и потребовало от Москвы вывести войска. Теперь Москва могла разыграть такую карту, как Сунь Ятсен.

Участник переговоров со стороны Советской России дипломат Адольф Иоффе отправил голландского коммуниста, известного под псевдонимом Маринг, в Шанхай, чтобы побеседовать с Сунь Ятсеном. Встреча состоялась 25 августа 1922 года, после чего Сунь Ятсен написал Иоффе письмо, выражая согласие с тем, что «советская армия должна остаться» в Монголии. Более того, Сунь Ятсен предложил советской армии двинуться дальше по «историческому пути» вторжений и захватить Пекин. Иоффе передал в Москву, что Сунь Ятсен призывает советские войска сначала «занять Синьцзян и собрать там армию для него», а затем «он сам приедет в Синьцзян, где в соответствии с заключенными договоренностями введет любую политическую систему, даже советскую». Чтобы подтолкнуть советское руководство к принятию решения, Сунь Ятсен сообщил, что в Синьцзяне «находится всего 4000 китайских солдат, так что никакого сопротивления не ожидается». Для пущего соблазна Сунь Ятсен напомнил советскому правительству, что эта провинция «богата полезными ископаемыми»[211]211
  Huang Xiu-rong et al. eds., 1920–1925, pp. 110, 166, 149, 213.


[Закрыть]. Свой план Сунь Ятсен оценил «максимум в два миллиона мексиканских долларов (примерно два миллиона золотых рублей)».

Москва увидела в Сунь Ятсене чрезвычайно полезного партнера и связала себя с ним обязательствами, тем более что китайское правительство отказалось выполнить ее требования по присоединению Монголии. Не добившись ничего в Пекине, Иоффе приехал в Шанхай и заключил с Сунь Ятсеном сделку, о которой было объявлено 26 января 1923 года. Доклады Иоффе обсуждали советские лидеры, в том числе Ленин, Троцкий и Сталин. Сунь Ятсен «наш человек, – уверял свое начальство Иоффе. – Разве это не стоит двух миллионов золотых рублей?»

Советское Политбюро одобрило решение выплачивать Сунь Ятсену по два миллиона золотых рублей ежегодно[212]212
  Huang Xiu-rong et al. eds., 1920–1925, pp. 217, 226; Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1567, 1623.


[Закрыть]. Так Сунь Ятсен во второй раз получил крупную финансовую помощь из-за границы, причем не единовременный платеж, а регулярные выплаты. Москва выразила намерение поддерживать Сунь Ятсена всесторонне – даже в обозримом будущем.

Благодаря этой гарантированной и солидной денежной подпитке Сунь Ятсен убедил командиров армий соседних провинций, которые претендовали на Кантон, вторгнуться туда. Чэнь Цзюнмин, не желавший вести разрушительную войну, сложил с себя полномочия и покинул город. Будущий «отец китайской нации» триумфально вернулся в Кантон в феврале 1923 года, чтобы сформировать очередное сепаратистское правительство. И на этот раз его перспективы были гораздо радужнее, чем когда-либо прежде.

По предложению Сталина политическим советником Сунь Ятсена был назначен Михаил Бородин – опытный большевик и советский агитатор, который некоторое время жил в Америке, Великобритании и Мексике. Высокий и крупный, Бородин был уроженцем Белоруссии. Мэйлин, которая познакомилась с ним позднее, описывала Бородина так: человек «с большой как у льва головой и гривой тщательно расчесанных, длинных, слегка волнистых темно-русых волос, спускающихся на шею»[213]213
  Soong May-ling 1977, pp. 8–9.


[Закрыть]. Он говорил «низким, чистым и неспешным баритоном» и «производил впечатление непоколебимой уверенности и личного обаяния». По прибытии Бородина в Кантон Сунь Ятсен оказал ему восторженный прием. Как писал Бородин в Москву, Сунь Ятсен «несколько секунд пристально смотрел на меня не моргая» и «во всех подробностях расспрашивал о Ленине, выясняя состояние его здоровья, как врач»[214]214
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 1698–1699.


[Закрыть].

Талантливый организатор, Бородин учил Сунь Ятсена идти к достижению мечты ленинским путем. Он реорганизовал партию Гоминьдан по большевистскому образцу и стал идейным вдохновителем первого съезда партии, прошедшего в Кантоне в январе 1924 года. Москва финансировала и обучала армию для Сунь Ятсена и основала военную школу Вампу (Хуанпу) на живописном острове Хуанпу посреди Жемчужной реки, в десяти километрах от Кантона.

Несмотря на тесную связь с Сунь Ятсеном, советские политики понимали, что он не верит в коммунизм и может вести двойную игру. По настоянию Москвы члены Коммунистической партии Китая (КПК) – крошечной организации, основанной в 1921 году и также получавшей финансовую помощь[215]215
  Коммунистическая партия Китая была основана при организационной и материальной поддержке Коминтерна, международной организации, объединявшей коммунистические партии различных стран в период с 1919 по 1943 год. Прим. ред.


[Закрыть], – примкнули к Гоминьдану и помогали направлять его в соответствии с рекомендациями Москвы[216]216
  Chang, Jung and Halliday, Jon, Chapter 2.


[Закрыть]. В числе коммунистов, объединившихся с гоминьдановцами, был Мао Цзэдун, впоследствии ставший лидером КПК.

Ни будущее Китая, ни идеология, ни личности соратников – ничто из этого уже не имело значения для Сунь Ятсена. В интервью своему давнему американскому знакомому Флетчеру С. Брокману он сказал: «Мне все равно, кто они, лишь бы были готовы поддерживать меня против Пекина».

Пекинское правительство, для свержения которого Сунь Ятсен выпрашивал поддержку у самых разных зарубежных стран, неуклонно стремилось защищать интересы Китая. В 1922 году Китай вернул себе оккупированный японцами Шаньдун, а в 1924 году Пекин добился от Советской России признания Монголии территорией Китая (и только после этого Пекинское правительство установило дипломатические отношения с Москвой). Но прежде всего Пекинское правительство было единственным демократически избранным правительством в истории Китая. Выборы, пусть и несовершенные, все-таки проводились, парламент работал. Саботаж Юань Шикая и другие препятствия разного рода не повлияли на отношение людей к демократии. Фигурантом самого известного скандала стал чрезмерно амбициозный политик Цао Кунь: он подкупал членов парламента, благодаря чему в 1923 году его избрали на пост президента. Однако сотни других парламентариев, а также китайская общественность резко осудили действия Цао Куня, и он продержался на должности президента всего год. Пекинское правительство предоставило народу свободу слова и печати. В стране возникло несколько соперничавших политических партий. Функционировала независимая судебная система. Множились и преуспевали частные предприятия. Расцвело немало ярких литературных и художественных талантов. Творческая деятельность достигла небывалых высот. Сформировался современный китайский язык, что позволило простым китайцам научиться читать и писать[217]217
  Творческие достижения этого периода позднее были приписаны «Движению четвертого мая». На самом деле они не имели отношения к демонстрации националистов, состоявшейся 4 мая 1919 года.


[Закрыть]. Распространению современного китайского языка способствовал президент Сюй Шичан, ученый, получивший классическое образование. Он издал закон, обязавший все начальные школы уделять особое внимание преподаванию современного китайского языка. Быстрыми темпами шла эмансипация женщин, начавшаяся при вдовствующей императрице Цыси (о чем в 1902 году возвестил ее указ о запрете бинтования ступней). Всего за два десятилетия женщины перестали быть узницами собственных домов и смогли появляться на публике под руку с мужчинами, и если раньше они были преимущественно неграмотными, то теперь охотно реализовывали свое право на образование. Сестры Сун принадлежали к первому поколению женщин, которым реформы принесли пользу: Цинлин отправилась учиться в Америку благодаря правительственной стипендии[218]218
  Zhang Hai-lin, pp. 354–355.


[Закрыть], за границу ее вместе с другими стипендиатами и Мэйлин доставила правительственная делегация. Когда сестры вернулись в Китай, их западный стиль уже не казался чем-то необычным.

В те годы общественность относилась к инакомыслию весьма терпимо: с Сунь Ятсеном, возглавившим сепаратистское правительство, обращались исключительно любезно. Контроль со стороны центрального правительства не был строгим, провинции пользовались большей самостоятельностью, чем прежде. Постепенно губернаторы провинций обретали власть и уверенность в себе, кое-кто из них даже с оружием в руках решал споры с соседями. Некоторые развязывали войны, пытаясь таким образом повлиять на Пекин. Позднее таких местных лидеров стали называть милитаристами. Сунь Ятсен не считался милитаристом, несмотря на то что имел в своем распоряжении армию и оккупировал Кантон. Все милитаристы признавали Пекинское правительство. Конфликты между ними подробно освещались в прессе, что создавало впечатление полной неразберихи в стране. На самом деле бои вспыхивали нечасто, имели локальный характер и заканчивались буквально за несколько дней. По мнению западных наблюдателей, враждовавшим сторонам недоставало энтузиазма[219]219
  Tuchman, Barbara W., p. 87.


[Закрыть]. Облаченные в серые мундиры солдаты выдвигались на поле боя, ждали, потом давали несколько залпов наугад. Иногда грохотали орудия, но цели поражались редко. Потери в боях были незначительными. Некоторые армии нанимали носильщиков-кули для доставки гробов, тем самым заверяя солдат, что в случае гибели они будут надлежащим образом похоронены (что имело первостепенную важность для китайцев). Помимо необходимого снаряжения войска несли с собой крошечные чайнички и зонтики из вощеной бумаги. При первых же каплях дождя сражение прекращалось, солдаты открывали зонтики, и поле боя становилось похожим на поляну с разноцветными грибами. Именно таким армиям предстояло встретиться с получившими советскую подготовку вооруженными силами, которые собирал Сунь Ятсен.

Лидеры милитаристских группировок и влиятельные пекинские политики не могли соперничать с Сунь Ятсеном в целеустремленной погоне за властью и полном пренебрежении нравственными принципами. Наиболее заметным среди милитаристов был маршал У Пэйфу – худощавый человек, любитель поэзии, получивший ученую степень. Армия У Пэйфу размещалась на севере Китая, в том числе в окрестностях Пекина. Много лет он считался «защитником Китая», в сентябре 1924 года его портрет украсил обложку журнала «Тайм». Журнал «Лайф» отмечал: «Если бы в то время кто-либо из милитаристов старой школы мог объединить Китай, этим человеком стал бы У Пэйфу. Он единственный был настолько бесстрашным и неподкупным, что ни разу в жизни не принимал взяток и не пытался никого подкупить. Этот невысокий кареглазый кроткий человек не имел абсолютно никаких личных амбиций»[220]220
  Life, vol. 8, no. 10.


[Закрыть].

Действительно, У Пэйфу выступал категорически против выдвижения своей кандидатуры на пост президента: он опасался, что в этом случае его усилия, направленные на объединение страны, будут расценены как своекорыстные. Маршал имел безупречную репутацию и дорожил ею. Он не брал наложниц, вел простую жизнь, в его войсках царила строгая дисциплина. Западные лидеры уважали маршала и называли его «самым честным милитаристом Китая» и «демократом»[221]221
  Time, 08.09.1924.


[Закрыть]. Китайцы любили У Пэйфу за его колоссальный патриотизм: он не был ксенофобом и проявлял по отношению к иностранцам определенную учтивость, однако принципиально не просил убежища в управляемых иностранцами сеттльментах, даже когда возникала угроза его жизни, поскольку сеттльменты были навязаны Китаю после Опиумных войн в XIX веке[222]222
  Позднее, в 1939 году, в оккупированном японцами Пекине он решительно отверг предложение Японии о сотрудничестве, вскоре после чего умер. До сих пор широко распространена версия, что его отравили японцы.


[Закрыть]. Дорогие сердцу маршала У Пэйфу убеждения связали ему руки и в войне с Сунь Ятсеном. Пекинскому правительству недоставало средств, но У Пэйфу считал недопустимым в ситуации гражданской войны обращаться за деньгами к иностранцам. С ним пытались договориться русские, но он отказал им по идеологическим мотивам и из-за разногласий по вопросу Монголии. Японцы переманивали его на свою сторону, обещая помощь в победе над Сунь Ятсеном, но он отверг и это предложение, так как знал, что оно повлечет за собой ответные обязательства.

В отличие от маршала, Сунь Ятсен не мучился сомнениями. Охотно принимая от русских деньги и оружие, а вместе с ними и приказы, он деловито строил в Кантоне военную машину, которая должна была разгромить маршала У Пэйфу и свергнуть Пекинское правительство.

Цинлин присутствовала на всех совещаниях Сунь Ятсена с представителями Москвы и попала под влияние Бородина. Михаил Бородин и его жена Фанни (Фаина) много лет провели в Америке и говорили по-английски с акцентом, характерным для Среднего Запада США. В кругу этих людей Цинлин чувствовала себя свободно и быстро сблизилась с ними. Поскольку общим языком в их маленькой компании был английский, Сунь Ятсен шутил, что «язык колонизаторов… оказался превосходным средством передачи опыта русских революционеров китайским товарищам»[223]223
  Epstein, Israel, p. 116.


[Закрыть].

Еще со времен учебы Цинлин интересовалась политикой, а теперь оказалась в эпицентре событий. Она испытывала необыкновенный восторг. Ленинизм очаровал ее, высветив всю неистовость и твердость ее характера. Цинлин поверила в эту идеологию и вошла в число убежденных ленинцев, став Красной сестрой – в отличие от ее мужа, который стремился использовать сотрудничество с советскими коммунистами исключительно для достижения собственных целей.

В 1924 году против Сунь Ятсена взбунтовались кантонские торговцы. Война, которую вел Сунь Ятсен, легла на них слишком тяжким бременем, они считали, что их уже обобрали до нитки. Кульминацией волнений лавочников стала всеобщая забастовка в августе того же года. У забастовщиков имелся собственный вооруженный отряд, кроме того, их поддержали войска, собранные Сунь Ятсеном. Он принял решение подавлять протесты силой. Тринадцатого октября 1924 года Цинлин написала Бородину: «Доктор Сунь Ятсен решил действовать без промедления… [его войскам] необходимы навыки ведения уличных боев, поэтому доктор Сунь Ятсен надеется, что вы поручите своим специалистам обеспечить им такую подготовку… Цель этих действий – сокрушить армию предателей и добровольцев из числа мятежных торговцев». Используя терминологию ленинизма, она объясняла Бородину: «жители Кантона настроены к нам враждебно», следовательно, спасти Кантон может «лишь страх и власть террора»[224]224
  Far Eastern Affairs, 30.06.2003, REA-No. 002, pp. 121–126.


[Закрыть].

В то время из школы Вампу выпустились курсанты, получившие советскую военную подготовку. Они сыграли решающую роль в ликвидации вооруженных торговцев, конфисковывая их лавки, товары и дома. Непричастных лавочников под страхом казни заставили немедленно открыть свои заведения. В ходе этой расправы сотни людей погибли, тысячи домов были сожжены. Общественность осудила действия Сунь Ятсена, однако эта жестокая акция позволила ему укрепить свое положение.

Вскоре Сунь Ятсен вновь получил хорошие вести – на этот раз из Пекина: 23 октября 1924 года в результате государственного переворота был свергнут президент Цао Кунь, дискредитировавший себя в том числе подкупом на выборах. Переворот возглавил Фэн Юйсян, прозванный «христианским генералом»: он прославился массовым крещением своих солдат, во время которого их поливали водой из пожарного шланга. Так же, как и Сунь Ятсен, Фэн Юйсян получал крупные поставки советского оружия. Он пригласил Сунь Ятсена в Пекин и предложил ему «возглавить страну»[225]225
  Sun Yat-sen (Chen Xi-qi et al. eds.), vol. 2, pp. 2042, 2048, 2052.


[Закрыть]. Мечта, к которой все эти годы стремился Сунь Ятсен, казалось, была совсем близко. Он без колебаний ответил, что уже едет.