Текст книги "Рыжик-мореплаватель / Ginger, the sailor"

43. Самая печальная глава

А в это время на другом краю Находки Серьга вручал хорошим людям последнего щенка своей верной Чанги.

– Об одном прошу – никогда не бей собаку, и будет она тебе лучшим другом, – говорил он очередному желающему.

Весть о том, что моряк отдаёт в добрые руки щенков «чемпионки Австралии», у которой даже медаль есть, быстро разошлась в округе. С печалью отдавал их Серьга, но что поделаешь? Держать на корабле целую псарню никто не позволит, а расставаться с Чангой было смерти подобно. К тому же (что скрывать?) она сама уже тяготилась своими взрослыми щенками, это свойственно всем животным. Взрастив одно потомство, они уже мечтают о другом.

– Вот погоди, где ни будь в Америке повяжу я тебя с породистым водолазом, и щенкам твоим цены не будет, – говорил Серьга собаке, которая преданно глядела в глаза своему хозяину.

А хозяйка дома в это время с печалью глядела на моряка.

– Всё таки уезжаешь, Сергей Иванович?

– Уезжают отдыхающие, Любовь Михайловна. А настоящие моряки уходят в плаванье.

– И когда же к берегу намерены пристать настоящие моряки?

– Ещё не решил, но эта кругосветка, похоже, последняя у меня. Загадывать не будем.

– Ну не будем, так не будем.

А на следующее утро случилось непоправимое. Едва лишь Пинчи вылетела из-под крыши сеновала, как ястреб – перепелятник, сидевший в засаде, спикировал на неё и понёс бедняжку в своё гнездо. Рыжик выскочил следом, бесстрашно погнался за врагом, но что может сделать воробей против ястреба? Хищник клюнул чудака (по счастью не сильно), и Рыжик, трепеща крылышками, полетел вниз.

Он стукнулся о землю и долго лежал неподвижно. Если бы в эту минуту хозяйская кошка вышла во двор, она без труда схватила бы воробышка, но она не вышла, а сам Рыжик даже не думал об этом. Впервые в жизни ему не хотелось жить, он жалел, что ястреб унёс не его, а Пинни.

С болью в маленьком сердце Рыжик подобрал её перышко и отнёс в гнездо, которое они с такой любовью строили… Посидев на его краю, несчастный вылетел на улицу и бесстрашно, через весь город, полетел в порт. В эту минуту он жаждал драки, но, увы, ни один местный воробей не попался ему по пути.

44. В Америку!

На сухогрузе они встретились почти одновременно: Серьга, прибывший из увольнения на берег, и Рыжик, прилетевший из своего опустевшего гнезда.

– И ты вернулся, дружок? – искренне обрадовался Серьга. – А я грешным делом думал, что уже не увижу тебя, что сошёл ты на берег окончательно.

– Плохо мне, плохо, – чирикнул воробей, и чуткий Серьга уловил в его голосе печальные нотки.

– Что то случилось, дружок?.. Никак, подружку свою потерял…

– Зачем жить? Зачем? – кручинился Рыжик.

– Кошка съела?.. Ах ты бедняга! Ну лети ко мне. Смотри, каких я семечек принёс… Так, на всякий случай.

Серьга протянул руку. На его сухой мозолистой ладони чернели маслянистые подсолнечные семечки, которые с детства любил Рыжик. И случилось чудо: воробей слетел на ладонь человека! Но клевать не стал. Посидел, чирикнул и улетел на корму, в свой укромный уголок.

– Ах ты, милый мой! – вздохнул Серьга и украдкой смахнул слезу. – Видно, крепко тебя жизнь царапнула, если ты даже семечки любимые не стал…

Серьга швырнул угощение за борт и пошёл в свою каюту – отсыпаться.

А сухогруз тем временем отшвартовывался потихоньку от пристани, чтобы взять курс на Сан-Франциско, в Америку.

– Путь далёкий! – говорил матросам боцман. – Шесть тысяч миль, хлопцы. По сухопутному больше десяти тысяч километров. Прежде мы шли вдоль Тихого океана, а теперь поперёк его пересечём.

45. Встречи в океане

Даже люди со временем примиряются с горем. Рыжик спрятал его в своём маленьком сердце и вновь стал прежним забиякой – воробьём, которого любила вся команда.

Плаванье было долгим, островов по пути мало, но зато часто встречались другие корабли. Сухогруз шёл по оживлённой «морской дороге», соединявшей Азию с Северной Америкой.

Рыжик был прекрасным вперёдсмотрящим. В хорошую погоду он чаще всего сидел на клотике мачты и зорко глядел вперёд. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилался безбрежный синий океан с барашками бирюзовых волн да справа по курсу светило яркое весеннее солнышко. Даже чаек не было в этой глуши, потому что чайки тоже жмутся к берегам – там у них сегодня гнёзда.

Но вот далеко впереди на горизонте появляется крохотная точка.

– Чей то корабль, чей то корабль! – чирикает Рыжик.

– Наш смотрящий кого-то увидел, – улыбаются моряки.

Они знают, что умные приборы судна уже давно обнаружили встречный объект и даже определили, кто идёт, под каким флагом, с какой скоростью, но Рыжик об этом не знает, и моряки не разочаровывают своего «вперёдсмотрящего».

– Молодец, рыжий! Гляди лучше, кто там ползёт навстречу.

Немного погодя уже можно различить очертания чужого судна.

– Нефтеналивное! – разочарованно говорят моряки. – Банка с мазутом.

Совсем другое дело, когда навстречу идёт такой же сухогруз, а ещё лучше, если это белоснежный пассажирский лайнер. Молодые моряки вооружаются биноклями и разглядывают пассажиров.

Рыжику бинокль не нужен. У него такое зрение и такое выгодное место для обзора, что он прекрасно видит все палубы проходящего мимо теплохода. Он напоминает ему родной город в тёплый день – так же много народа на улицах и так же, как там, большинство – в белых перышках.

Возле бассейна на верхней палубе люди так же, как на пляже родного города, снимают с себя эти перышки и валяются в парусиновых креслах почти в чём мама родила.

Теплоходы, сближаясь, приветствуют друг друга, приспуская флаги, а Рыжик возбуждённо прыгает по мачте и чирикает во всю глотку:

– Эй, в бассейне! Пер-рышки потеряли, пер-рышки!

Молодые моряки выхватывают друг у друга бинокли и восхищённо восклицают:

– Ты погляди, какая шатенка слева по борту!

– Ну да, рассмотрел ты её волосы на таком расстоянии.

– Хоть на таком поглядеть, – вздыхает матрос.

Весна на всех действует одинаково.

Однажды Рыжик расчирикался так громко, что моряки невольно задирали головы вверх, пытаясь понять причину этих воплей.

– Ты чего орёшь, как резаный?

– Киты дерутся, киты! – перепархивал с мачты на мачту Рыжик.

Он уже не раз видел вдали эти громадные туши, но никогда ещё не доводилось ему наблюдать, как резвятся влюблённые киты. Самые большие существа на свете игриво «топили» друг друга, били по воде хвостами так, что поднимали тучи брызг, и вообще вели себя несерьёзно.

– Вот ведь что вытворяют! – качал головой боцман. – Там жиру с каждого бока по три метра, а всё же до сердца достаёт любовь.

46. Корабельные тайны

С детства любопытный, как все воробьи, Рыжик нет – нет да заглядывал туда, куда его не просили. Больше всего на судне его привлекала, конечно же, кухня, которую на кораблях называют камбузом. Отсюда, из камбуза, выходит толстый повар – кок с костями для Чанги и крошками для Рыжика.

Воробей страстно хотел посмотреть, как делают кости, пробовал впорхнуть в открытую дверь камбуза, но всякий раз ужасный кок гонял воробьишку кухонным полотенцем.

– Кши отсюда, штрафная рота! – говорил он, нахмурив брови. – Ещё не капнул ты мне в борщ…

– Караул, убивают! – чирикал Рыжик, вспорхнув на мачту, но странное дело: ни Чанга, ни Серьга в таких случаях не бросались на защиту своего маленького пернатого друга.

– Похоже, они сами боятся кока. Вот кто главный человек на судне, догадывался Рыжик.

Однажды он влетел в открытую дверь ходовой рубки, увидел рулевого, который стоял за штурвалом, капитана, который задумчиво глядел вдаль, штурмана, который уткнулся в карты, и не нашёл здесь ничего интересного – ни крошек, ни зёрнышек.

– О чём зад – думались? – чирикнул Рыжик. – Раб-ботать надо, работать! – и вылетел обратно.

– Эт-то ещё что за явление? – воскликнул капитан. – Жив курилка?

– Жив – здоров! – улыбнулся рулевой. – В Находке пропал было, но перед самым отплытием вновь объявился.

– Удивительное дело! – покачал капитан головой. – Скажи кому, не поверят.

Но самое странное довелось увидеть Рыжику в глубине судна, в его машинном отделении. Виной всему была нахальная чайка – водорез, которая бросилась на воробышка в тот момент, когда на палубе не было ни Чанги, ни Серьги: все попрятались от обеденной жары в тень. Рыжик нырнул от обидчицы в открытый люк, пролетел ещё метров двадцать и сел, затаившись, на трапе.

Трап уходил далеко вниз, а воробышек по детскому опыту знал: чем глубже вниз, тем больше червяков. Так было за городом в сырых оврагах… Быть может, и здесь точно так же?

Поглядывая вверх, где синел прямоугольник неба, Рыжик одним глазом косил и вниз тоже. Там что-то гудело, ворчало, как большая незнакомая собака, которая приснилась ему в первую ночь на судне. Но за долгие дни плавания «собака» ни разу не вылезла наружу, и к её ворчанию воробьишка уже давно привык. Её не слышно было только на стоянках сухогруза, а во всё остальное время неведомая тварь рычала день и ночь – и ничего. Никого ещё не съела.

С замиранием сердца Рыжик спрыгнул на ступеньку ниже, затем ещё и ещё – и увидел огромное нутро теплохода, залитое бледным светом неоновых ламп. Похоже, собак было несколько. Каждая была заперта в огромную железную конуру и глухо рычала там внутри. Общее рычание было громким, но теперь уже совсем не страшным.

– Что, черти морские? Запрятали вас? – победно чирикнул Рыжик. – То-то же!

В это время он заметил моряка – моториста, который шёл по проходу, поглядывая то на одну «конуру», то на другую.

– Пол-лундра! – чирикнул воробьишка сам себе и заметался по машинному отделению. Как бы не скормили его этим страшилищам… Их же надо чем то кормить?

В зал вошёл главный механик судна и недовольно нахмурился.

– Кто пустил сюда этого чертёнка? Он себе все крылья здесь отшибет.

Мотористы на цыпочках вышли из главного зала, и Рыжик успокоился. Он сел на какую то трубу, она оказалась горячей, и бедный воробышек с громким чириканьем улетел прочь, наверх, на любимую палубу.

– Гор-рячо, гор-рячо! – чирикал несчастный, порхая над палубой и не решаясь сесть на обожжённые лапки. К счастью, в его миске ещё была вода, он опустился в неё и сидел до тех пор, пока не забыл про боль.

А сухогруз всё шёл и шёл по великому Тихому океану. В машинном отделении день и ночь работали мощные дизели, которые Рыжик принял за страшных рычащих собак, запертых каждая в свою конуру. Дизели вращали огромный вал, на конце которого насажен тяжёлый винт. Винт, вращаясь, толкал судно вперёд, и сухогруз спешит к далёким берегам, преодолевая встречные волны и подводные течения.

В гигантских трюмах сухогруза чего только нет! Из страны в страну, от континента к континенту везёт океанское судно станки и машины, зерно и бананы, кофе и каучук, сахар и чай… По всему земному шару, по морям и океанам плывут день и ночь такие же суда, а в это время в пароходствах разных стран раздаются звонки:

– Аллё, аллё! Мне бы перевезти триста тонн металла из Антверпена в Буэнос-Айрес.

– А мне, пожалуйста, прокатный стан – из Нью-Йорка в Калькутту.

– А мне во что бы то ни стало партию пробкового дерева из Бразилии в Испанию.

Хорошо, что появился Интернет. Умные компьютеры в считанные секунды определят, какое судно может перевести ваш груз быстрее всего, и сообщат его капитану:

– Сэр! Вы не против забрать по пути партию русского леса в тысячу кубов и доставить его в Мексику?

Капитан, конечно же, не против: кому охота плавать порожняком?

– Сделаем, сэр! – отвечает капитан. – Будем точно по графику.

И не очень-то важно, под каким флагом идёт судно. Для тех, кто отправляет груз, главное, чтобы он был доставлен вовремя, в целости и сохранности.

47. Коварная лужайка

В Сан-Франциско сухогруз пришёл ночью, но в порту было так много прожекторов, так громко шли всякие работы, что Рыжик проснулся раньше времени и спросонья испуганно зачирикал:

– Что такое? Что такое? Уже день? День?

– Раненько ты вскочил, дружок, – сказал Серьга, заслышав воробьиное чириканье над собою.

После случая в Находке Рыжик почти перестал бояться этого седенького моряка с серьгой в ухе и по возможности держался поближе к нему или к Чанге. Собака по-прежнему была лучшим другом воробья, а теперь, когда она осталась без щенков, а он – без своей Пинни, их дружба стала ещё крепче.

– Мы в порту? В порту? – возбуждённо спрашивал Рыжик.

Долгое морское путешествие ему изрядно надоело, воробьиная душа жаждала встречи с берегом. В отличие от палубы, он не качается под тобой, на нём растёт трава и ползают всякие вкусности: червяки, букашки, гусеницы… – Это город? Город? Мы пойдём на берег?

– Сан-Франциско, – пояснил Серьга. – Америка, брат.

Светало. Рыжик, вспорхнув над мачтами кораблей, увидел краешек солнца и огромный, утопающий в утренней дымке город.

– Земля, земля! – закричал он громко и радостно, как вперёдсмотрящий Колумба, увидевший Америку. (Правда, тот смотрящий увидел Америку с другой стороны, с Восточной, а этот – с Запада).

– Приплыли, приплыли, – по своему понял Серьга. – Как только покончим с разгрузкой, сойдём на берег.

В Сан-Франциско Рыжику не понравилось. Город был такой большой и шумный, так много бегало по голым серым дорогам круглолапых существ, которых люди называют машинами, что у воробьишки голова пошла кругом.

– Чех-харда! – чирикнул он. – Сухогруз лучше.

– Что? Шумно, брат? – догадался Серьга. – Сейчас будет потише, погоди маленько.

Вскоре они вышли на лужайку, со всех сторон окружённую аккуратно постриженными кустами и обсаженную красивыми редкими деревьями.

– Ну? Что скажете, черти? – спросил довольный Серьга.

– Чуд-десно! Чудесно! – чирикнул Рыжик и слетел на травку – искать букашек и гусениц.

Чанга от радости носилась кругами, а сам матрос снял с себя башмаки и улёгся на траву под дерево. Все трое были счастливы.

Однако, Рыжик недаром считался непоседой. Через некоторое время ему здесь надоело и, взлетев на дерево, он стал оглядывать окрестности. По соседству была ещё одна лужайка, больше нынешней, и воробьишка, никому ничего не сказав, улетел туда. Лужайка была почти что пуста, если не считать двух пожилых людей с клюшками в руках, которые стояли поодаль.

– Эй, старичьё! – чирикнул Рыжик. – Идите лежать на травке, как мой Серьга. А я пока попрыгаю на вашей луговине.

И он принялся скакать по траве – ровно постриженной, густой и сочной.

Тем временем один из старичков замахнулся и что есть сил ударил клюшкой по светлому мячику величиной с крупное куриное яйцо. Удар был пушечный. Мячик взлетел, как маленькое ядро, пролетел всю луговину и опустился на землю в сантиметре от Рыжика.

От испуга воробышек коротко чирикнул «караул!», взлетел ввысь и опустился на траву только возле ног верной Чанги.

– Что творится, что творится! – скороговоркой доложил он. – Мяч-чи! Мячи летают прямо с неба! У нас мальчишки стреляют из рогаток по воробьям, а здесь старики – мячиками.

Чанга слушала его, высунув свой великолепный язык.

– Что смотришь, чучело? – обиделся Рыжик.

– Меня чуть не прихлопнули, а тебе всё равно?.. Эх ты, подруга называется.

Собака улыбнулась воробью, слегка обнажив свои великолепные белые зубы, подняла голову и насторожилась. По лужайке, к ним навстречу, шли два старичка с клюшками на плечах.

– Вот они, вот они, те самые! – завопил Рыжик. – Куси их, Чанга! Куси!

Старики мирно беседовали между собой.

– Последний ваш удар был очень хорош, сэр.

– Самое смешное, что мяч едва не прихлопнул какого-то рыжего воробья.

А Рыжик весь дрожал от нетерпения:

– Ну что ты ждёшь? Что ждёшь? Хватай их, хватай!

Чанга замерла, стала принюхиваться… и вдруг завиляла хвостом. Вслед за стариками шёл большой лохматый ньюфаундленд – такой же чёрный, как Чанга, но с белой «салфеткой» на широкой груди.

Рыжик взлетел на дерево, под которым дремал Серьга, и быстро оценил ситуацию:

– Одни женихи на уме! Одни женихи! Нет, чтобы заступиться за бедного Рыжика…

В эту минуту и белогрудый пёс заметил Чангу. Издали ему показалось, что незнакомый чужак вторгся на его территорию – до того крупной была откормленная моряками Чанга. Зарычав, он бросился к сопернику, чтобы хорошенько проучить его. Но в метре от чужака белогрудый обнаружил, что это… самка!

– Пардон, – сказал он на своём собачьем языке, понятном другой собаке на любом континенте Земли. – Я ожидал встретить… джентльмена, а встретил даму.

– Не очень любезно встречают у вас путешественниц, – холодно ответила Чанга.

– О! Вы путешествуете, мадам? С кем, если позволите узнать?

– Мой хозяин отдыхает под деревом, – сказала Чанга, махнув головой в сторону Серьги.

– А мой – вот этот старичок с бородкой. Очень богат, между нами. Мне каждый день дают собачий паштет и всякие прочие деликатесы.

– Меня тоже балует наш повар – кок, – кокетливо улыбнулась Чанга.

– Это заметно, – оценивающе взглянул кавалер. – Таких упитанных самочек я никогда ещё не встречал.

Они давно уже бежали рядышком, не задумываясь, куда бегут и зачем.

– Стюарт! Стюарт! – кричал хозяин белогрудого пса, но тот его не слышал.

В это время проснулся и Серьга.

– Чанга, Чанга! – позвал он, но – с таким же результатом.

– Простите, сэр. Вы – хозяин той собаки? – спросил Серьгу второй старик.

– Я, – гордо ответил Серьга, вставая.

Он говорил на всех языках мира… понемногу.

– Просим простить за нашего пса, но вы видите: он увлёкся.

– Понимаю, – кивнул матрос. – Я и сам был молодым.

– О, йес, йес! – улыбнулся старик. – Надеемся, все прививки…

– Непременно! – сказал Серьга, открыто глядя в глаза незнакомцу.

– Породность?

– Высший класс! – приосанился моряк. – Золотая медаль австралийского клуба собаководов.

И он произнёс название клуба, отчего рот собеседника растянулся до ушей.

– О! О'кей! – воскликнул он и пошёл докладывать своему компаньону.

…Вечером команда сухогруза стала свидетелем незабываемого зрелища. В порт, прямо к трапу, подкатил дорогой открытый Кадиллак, откуда извлекли пьяненького Серьгу и с почестями сдали на руки морякам. Следом шла довольная Чанга, а на её спине восседал Рыжик.

– Чуд-десно! Чудесно! – чирикал он, поскольку до отвала наклевался вкуснейшего корма для канареек. – Хор-роший город, хороший!

48. Красотки из панамы

А потом сухогруз долго шёл на юг вдоль берегов Мексики, Гватемалы, Никарагуа, Сан-Хосе и, наконец, достиг Панамы.

– Вот где, братцы, середина Америки! – говорил Серьга, указывая на бухту, в которой скопилось множество кораблей под пёстрыми флагами всех стран мира. – Бог создал её единой, а люди прокопали канал и поделили на два материка.

– А что? Не надо было?

– Да нет, ребята, Панамский канал – дело хорошее. Этак мы 80 километров пройдём – и уже в Атлантике, в Карибском море. А ежели кругом идти – вдоль Колумбии, Перу, Чили до Огненной земли, а потом обратно вдоль Аргентины, Бразилии, Венесуэлы, то многие тысячи миль набегают.

– То-то же!

– А, с другой стороны, многого мы с вами не увидим, братцы, – вздохнул Серьга. – Бывал я в Бразилии. В устье Амазонки заходили, в Белен. Вот уж река так река! Пятьсот притоков и все судоходные!

– Да ладно…

– Я вам говорю. Ежели сложить вместе и Нил, и Миссисипи, и даже Тигр с Евфратом, то и тогда не получишь половины той Амазонки. Воистину, братцы, царь – река!

– Это в ней анаконды водятся?

– И анаконды, и пираньи, и миллион всякой прочей живности. И в воде всё кишит, и на суше. Леопарды, тапиры, муравьеды… А сами муравьи – вы не поверите, ребята: в палец величиной, – и Серьга показал свой мизинец.

– Термиты называются. Дома себе строят огромные, как печка деревенская.

Целые сутки простоял сухогруз, пропуская встречные суда, но и он, наконец, вошёл в знаменитый Панамский канал.

День был солнечный и яркий. Близость тропиков ощущалась каждым перышком. Рыжик сидел на верхушке мачты и различал вдали густые заросли южных деревьев, вдыхал аромат незнакомых цветов, слышал громкие крики обезьян и попугаев…

Канал был таким узким, что порой казалось, будто сухогруз плывёт сквозь чащу, очень похожую на джунгли Цейлона. Здесь было так же красиво, порхали тысячи ярких бабочек и парили сотни удивительных птиц самых разных размеров и расцветок.

– Нич-чего себе красотки! – чирикал Рыжик, провожая взглядом райских птиц.

Одна из них вдруг села на мачту рядом с Рыжиком и томно проворковала:

– Вы ма-ач-чо? Мач-чо?

– Пардон! – извинился Рыжик. – Что вы имеете в виду?

Птичка была перламутровой, как внутренность раковины – жемчужницы.

– Вы такой… прокалённый на солнце пират! – сказала незнакомка, оглядывая Рыжика с головы до ног. – Ах, как мы обожаем пиратов!

– Ну не то чтобы пират… – засмущался Рыжик. – А, впрочем, плавали, дрались… В джунглях бывали…

– Умоляю, спасите, спасите! – придвинулась птичка.

– От кого?

– От одиночества, противный! – и красавица коснулась его клюва кончиком крыла.

Крыло было длинным, изящным и переливалось на солнце всеми цветами радуги.

– Что нужно делать то? – спросил простодушный Рыжик.

– Лететь со мной под своды цветущих деревьев – туда, где на лианах любви ждёт нас счастье свиданий.

Завороженный Рыжик уже собрался лететь за прекрасной незнакомкой на лианы любви, когда с другой стороны раздался ещё более сладкий голос:

– Куда вы, куда, благородный идальго?

Рыжик обернулся и чуть не упал с мачты. Новая собеседница была лучше прежней, дивный хохолок на её крохотной головке казался короной сказочной принцессы.

– Если лететь, то со мной! – раздался ещё один нежный голосок.

Рыжик обомлел… Третья птичка была золотой, как капелька солнца, а роскошный хвост её украшали два дли-инных, дли-инных перышка с белыми пушинками на конце.

Бедный воробышек совсем потерял голову и решился лететь с красавицами куда глаза глядят, но в это время с палубы внизу раздался громкий лай рассерженной Чанги, птицы испуганно вспорхнули, и Рыжик вновь остался на мачте один.

– Иди ко мне, дружок, – звал его Серьга, показывая кормушку с воробьиными деликатесами.

Рыжик подумал, подумал – и слетел вниз.

– Вот и умница! – одобрил старший матрос. – Здешние красавицы с ума тебя сведут. Пропадёшь в чужих краях в одиночку.